Текст книги "Стратегия обмана. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 48 страниц)

   – Это же не охотничьи угодья, господин Сарваш, – возразил Мурсиа – Что нам с вами делить на ста восьми акрах суверенного государства, если мы с вами даже не его подданные?

   Сарваша такое определение заметно развеселило:

   – Какая интересная формулировка, отец Матео. Однако вы католик, а я нет.

   – За последние три года представителей каких только конфессий в Ватикане не перебывало.

   – Правда?

   – Политика постсоборного экуменизма, – пояснил священник. – Всевозможные комиссии налаживают межконфессиональный диалог.

   – Интересно. Вот только я уже давно не иудей, а мусульманином никогда и не был. Я уж скорее атеист, или, если быть точнее – апатеист.

   – Уверяю вас, не все ватиканские иерархи верят в Бога.

   Сарваш тихо рассмеялся.

   – Однако вижу, работа здесь привносит в вашу жизнь немало разочарований.

   – Меня уже давно трудно разочаровать подобным, – мрачно заметил Мурсиа.

   – Если не секрет, что вы здесь делаете?

   – Работаю в статистическом бюро.

   – Есть и такое? Интересно. И чем вы там занимаетесь?

   – Слежу за изменениями данных для Понтификального ежегодника.

   – Как всё не просто, отец Матео, – многозначительно улыбнулся Сарваш, и Мурсиа понял, что финансист ему не поверил.

   – А что вас так заинтересовало в Ватикане? – в свою очередь поинтересовался священник.

   – На самом деле не меня, а моего клиента. Нынче я финансовый консультант Микеле Синдоны.

   – И кто он?

   – Ну что же вы, отец Матео, – улыбаясь, поддел его Сарваш, – составляете справки для Понтификального ежегодника и не знаете, кто есть кто в Ватикане.

   – Я, конечно, могу попытаться вспомнить, – недовольно произнёс Мурсиа. – Если вы подождете десять минут, то одно имя из трёх тысяч служащих курии я точно выужу из недр памяти.

   – Не утруждайте себя, вряд ли дон Микеле значится в вашем справочнике. Он финансовый советник папы, так сказать, внештатный сотрудник.

   От услышанного у Мурсиа закружилась голова.

   – Вы финансовый консультант финансового советника папы? – в полголоса спросил он.

   – Не надо так пугаться, отец Матео, – смеясь, заверил его Сарваш. – Это вовсе не значит, что фактическим советником папы являюсь я. Если честно, я позволил втянуть себя в эту авантюру исключительно из любопытства.

   – Вас забавляет близость к Ватикану?

   – Ватикан, конечно, место самобытное и уникальное. Но нет, мне интересен исключительно Институт Религиозных Дел.

   – Понимаю, – кивнул Мурсиа, – это ведь по сути дела банк, и вам как финансисту он не безразличен. Но в Италии полно католических банков. Почему именно ИРД?

   – Не скажите, отец Матео, ИРД это не просто католический банк. По сути дела, из-за него Ватикан стал райским местом для спекулянтов.

   Столь фривольное определение не могло не задеть Мурсиа:

   – Что вы имеете в виду? – требовательно вопросил он.

   – Самую малость, – ехидно улыбнулся Сарваш, – уход от уплаты налогов, полную свободу от надзора финансовой гвардии. На вульгарном языке финансистов, банки вроде ИРД называют оффшорами – налоговыми гаванями.

   – И что это значит?

   – Сущий пустяк. Через Ватикан можно легко "отмыть" криминальные капиталы.

   Мурсиа в бессилии закрыл глаза, едва подавив рвущийся наружу стон. Не самого лучшего мнения он был о Святом Престоле, особенно в последние десять лет. С преступными доктринальными нововведениями Второго Ватиканского Собора отец Матео уже успел свыкнуться, хоть и был уверен, что в ближайшем будущем именно они и вобьют немало гвоздей в гроб Церкви. Но финансовые спекуляции... Это было чересчур для его разума.

   – Не переживайте, так, отец Матео, – стал успокаивать его Ицхак Сарваш. – Это ведь не вчера началось.

   – А когда? – охрипшим голосом спросил тот.

   – Пожалуй, в 1929 году.

   – Это как то связано с Латеранским соглашением?

   – Разумеется, связано. Муссолини очень щедро одарил Ватикан: во-первых освободил от уплаты налогов, во-вторых безвозмездно выплатил свыше полутора миллиардов лир. Вот что бы вы делали, свались вам на голову такая сумма?

   – Не знаю, – буркнул Мурсиа.

   – Конечно, у вас нет для этого воображения, вы же давали обет нестяжательства. А вот Бернардино Ногара не давал, он был человеком светским. Папа Пий XI доверил ему распорядиться теми миллиардами от Муссолини с умом. И он распорядился – начал играть на бирже, скупать акции компаний, в том числе оружейных. Кажется, католическая церковь по сей день осуждает войны? А вот синьора Ногару это нисколько не трогало, видимо, и папа ни о чём подобном ему не напоминал. В общем, благодаря стараниям этого человека Ватикан не просто приумножил свой капитал – сейчас Ватикан контролирует немало компаний во многих странах мира. А контроль – это опять же прибыль. Двумя словами, не очень-то нынешний Ватикан походит на церковь бедных, как о том говорит нынешний папа.

   – Мне это известно, – отрезал Мурсиа, – весь прошлый год все итальянские газеты только и писали про все эти строительные, водопроводные, телефонные и газовые предприятия, что принадлежат Ватикану.

   – Да, писали, – согласился Сарваш. – Если бы ваши финансовые воротилы не ерепенились и, как говорится, воздали бы кесарю кесарево, никому бы и дела не было до активов Ватикана. Беда ваших казначеев в том, что они непомерно жадные. Но меня больше позабавило их обещание пять лет назад обвалить фондовую биржу Италии, если премьер-министр Моро и дальше будет требовать от них уплатить налог с дивидендов. Знаете, я довольно долгое время был гражданином США, так вот в Штатах уплата налогов есть священная обязанность каждого гражданина. Есть, конечно, умельцы скрывать доходы, но они не в чести. Зато один такой перебрался из Иллинойса прямо в Ватикан.

   – Вы о епископе Ортинском?

   – Да, о епископе Марцинкусе.

   Мурсиа попытался припомнить всё, что когда-либо слышал о нём. Священник из Чикаго, учился в Риме в Григорианском университете. Потом перебрался в Рим. Пять лет назад спас нынешнего папу от давки в толпе прихожан, после чего стал неофициальным советником папы по безопасности и его личным переводчиком. Не далее как несколько месяцев назад он получил епископскую хиротонию и пост секретаря ИРД. По сути, епископ Марцинкус и был реальным главой Банка Ватикана, потому как престарелый кардинал ди Жорио на этом посту оставался лишь из уважения к его прошлым заслугам.

   – Удивляюсь, как епископа Марцинкуса могли назначить на такой серьёзный пост в ИРД, – рассуждая, произнёс Сарваш, – Он сам говорит, что ничего не смыслит в банковском деле, но уже рвётся в бой, чтобы зарабатывать деньги ради ещё больших денег. Вульгарнейший делец.

   – Прошу прощения, господин Сарваш, но разве вы занимаетесь не тем же всю свою жизнь?

   – Я уже слишком стар для такой пошлости как коллекционирование денежных купюр и банковских счетов. Да, пожалуй, на заре своей молодости я страдал этим недугом, но быстро переболел после того как осознал, что всех денег в мире мне не заработать, а те, что есть, я утомлюсь тратить. Вот с тех пор я твердо решил – если зарабатывать большие деньги, то только в рамках закона и не супротив благополучию окружающих. А ваш епископ Марцинкус просто пошлый человек и проплаченный патриот.

   – Что вы имеете в виду?

   – Он всерьёз собрался продавать акции итальянских компаний и вкладывать деньги в акции американские. Согласитесь, он не дурно мыслит для человека ничего не понимающего в банковском деле.

   Отец Матео не смог не заметить:

   – А разве не вы финансовый консультант финансового советника папы, чтобы жаловаться на это?

   – Остыньте, отец Матео. – с умоляющей ухмылкой протянул Сарваш. – Сегодня я оказался здесь исключительно потому, что так захотел Микеле Синдона. Мне нет резона внушать ему что-либо, что послужит небывалому процветанию или полному разорению Ватикана. Поверьте, епископ Марцинкус и его кураторы в состоянии сделать это сами.

   – Кого вы имеете в виду? – забеспокоился Мурсиа.

   – Никого конкретно, – придав лицу невинный вид, произнёс Сарваш, – но я не удивлюсь, если лет через пятьдесят-семьдесят правительство США выудит из архива ЦРУ рассекреченные документы, а там будет имя их ватиканского агента по имени Пол Марцинкус.

   Вздохнув, Мурсиа провел ладонью по лбу.

   – А ваш Синдона, кто он?

   – Обычный спекулянт. Всю жизнь покупает и продает, продает и покупает. В военные годы он освоил чёрный рынок Сицилии, а теперь взялся за рынок финансовый – покупает и продает акции компаний и банков. Вместе с епископом Марцинкусом и его возможностями в Ватикане такая торговля начинает приобретать особый размах.

   – Если бы только папа знал... – бессильно пробормотал Мурсиа.

   – Уверен, он в курсе дел. Синдона ведь уже много лет работает в Милане, а папа, как вы и сами знаете, некогда был архиепископом этого города. Не просто так ведь миланцы теперь близки к папскому двору.

   Отец Матео окончательно сник. Даже самые мрачные его предположения о степени падения римской курии не шли ни в какое сравнение с оценкой, какую дал ей Ицхак Сарваш.

   – И зачем вы только мне это рассказали? – бессильно вопросил священник.

   – В качестве жеста доброй воли, – не без улыбки ответил Сарваш, – на случай если мой клиент ещё раз захочет привезти меня сюда.

   – Хотите сказать, что ватиканские финансы вас не интересуют, а всему виной лишь мимолетное любопытство?

   – Так и вы здесь не только из любви к статистике.

   Мурсиа хотел было ответить, но осекся. Сарваш никогда не был глупцом и прекрасно всё понял. Но даже его аналитического ума не должно хватить, чтоб разгадать загадку и получить ответ "агент Фортвудса".

   Отец Матео только произнёс:

   – А вы делаете вид, что являетесь лишь безропотным исполнителем, мелкой сошкой в игре серьёзных бизнесменов?

   Сарваш вовсе не оскорбился такой характеристике, а напротив, весело заметил:

   – Зато как приятно будет увидеть их лица, когда они поймут, что всё обстояло совсем наоборот.

   Именно за это Сарваша и побаивалась добрая половина альваров, что знали о его существовании. Он был склонен к злым шуткам над теми, кто не пришёлся ему по душе. Разорение и проблемы с налоговой инспекцией – это малое, что могли схлопотать недруги Сарваша. А епископ Ортинский ему явно не нравился.

   – Что вы задумали, господин Сарваш?

   – С чего вы решили, что я что-то задумал? – ровным голосом произнёс тот, а в глазах играл лукавый огонек. – Я просто не люблю спекулянтов. Эти люди напрочь лишены воображения. А ещё я противник разного рода мошенничеств, ибо фокусы с крупными суммами денег имеют неутешительную тенденцию заканчиваться очень плачевно. Причём не для мошенника, а для ничего не подозревающих вкладчиков его дутого предприятия.

   – Вам надо работать в финансовой гвардии, – хмуро заметил Мурсиа.

   – Увы, – улыбаясь, развёл руками Сарваш, – как я уже вам говорил, ИРД неподотчетна никому кроме папы, даже финансовой гвардии.

   На этом они расстались. По дороге в статистическое бюро отец Матео ещё долго приходил в себя от услышанного.

   А Ицхак Сарваш вышел за приделы Ватикана и, поймав такси, направился в гостиницу за вещами, чтобы после сразу же отбыть в аэропорт Фьюмичино. Здесь в толчее пассажиров он должен был встретить рейс из Цюриха, а именно пока неизвестного ему инкассатора, с которым ему предстоит лететь в Афины. Самолет опаздывал на полтора часа. Какого же было удивление Сарваша, когда в появившемся в зале ожидания инкассаторе с чемоданом он узнал своего давнего приятеля Дина Фишера. Проблема была только в том, что с момента их последней встречи прошло девять лет, Дину было уже тридцать пять лет, а сам Сарваш с момента их последней встречи ни на день не изменился.

   – Айзек? – словно не веря своим глазам, спросил Дин.

   Делать было нечего, и Сарваш приветливо улыбнулся.

   – Черт возьми, – обрадовался Дин Фишер, – столько лет прошло, а ты все такой же! Вот это встреча, старик. Правда, не ожидал.

   – Второй раз за день убеждаюсь, что мир тесен, – признался Сарваш.

   До посадки оставался ещё час. Дин говорил о себе, о жене, детях, карьере, о самом главном, что изменилось в его жизни за последние годы. А Сарваш слушал и подбрасывал всё новые вопросы, лишь бы не говорить о себе. И Дину не зачем было знать, что по официальным документам он давно перестал быть Айзеком.

   – Так почему ты ушел из Веллс Фарго? – всё же поинтересовался Дин. – Айзек, ты же был самым лучшим аналитиком отдела, и в этом банке всегда хорошо платили. Так с чего ты вдруг всё бросил, пропал? А теперь та, оказывается, в Европе, на посылках у Синдоны. Не могу понять почему?

   Конечно, не мог. Но Сарваш не собирался объяснять, что Веллс Фарго он покинул лишь физически, а в совете директоров по его поручению уже не первое десятилетие сидят свои люди и послушно контролируют ситуацию. Ибо давно нет в живых Веллса Фарго, а Ицхак Сарваш уже семьдесят шесть лет незримо держит банк в своих руках.

   – Зато, Дин, с доном Микеле не скучно. Да и ты, насколько я понимаю, – Сарваш кивнул краткий взгляд в сторону чемодана с кодовым замком, – тоже недалеко от меня ушёл.

   – Это всего лишь разовое поручение, – начал оправдываться тот. – К тому же я работаю не на Синдону, а на его партнеров в Штатах. Я даже не имею особого понятия, кто он такой.

   – Прояви фантазию, – ехидно улыбнулся Сарваш, – мой клиент родом с Сицилии, так что...

   Договаривать не было необходимости. "Мафия" – не самое удачное слово, чтобы произносить его вслух в итальянском аэропорту.

   – Боже, там же бумаг на пятьдесят... – Договаривать Дин не осмелился, только крепче прижал к себе чемодан и утёр со лба проступивший пот.

   – Чёрные полковники будут в восторге, – пошутил, а может быть и нет, Сарваш. Но Дину от этого веселее не стало, даже наоборот. – Чего ты волнуешься? Наш рейс Лос-Анджелес – Тель-Авив с посадками в Риме и Афинах. Нам как раз лететь между промежуточными пунктами. Первым классом. Сегодня же вечером на переговорах отдадим твой ценный груз и будем свободны.

   – Однако он поручен мне, а не тебе, – нервно передёрнув плечами, заметил Дин.

   – Моя часть работы состоит из устных инструкций, которые, хорошо бы не позабыть и доходчиво довести до получателя. А тебе уже поздно раскаиваться. Мог бы для начала поинтересоваться у американских партнеров, во что тебя втягивают.

   – Они официальные лица, к тому же предложили хорошие комиссионные.

   Ицхак рассмеялся:

   – Тогда чего ты жалуешься?

   Объявили посадку на рейс. Дин и Сарваш еле сориентировались в бестолковом расположении терминалов и едва не опоздали на регистрацию. Их места оказались во втором ряду неподалеку от кабины пилота. Дин сел в кресло у иллюминатора и тут же нервно опустил шторку.

   – Ты ещё и боишься летать? – не уставал удивляться Сарваш.

   Дин не ответил, а только глубоко вдохнул и забарабанил пальцами о чемодан, что положил на колени.

   – Сэр, – тут же обратилась к нему стюардесса, – пожалуйста, позвольте переложить ваш багаж наверх над вашим сидением.

   – Но там очень важные документы! – воскликнул Дин.

   – Конечно, – она одарила его профессиональной улыбкой, – не беспокойтесь, всё ваши вещи будут в полной сохранности, в конце полета вы получите багаж обратно.

   Но Дин не желал сдаваться и только сильнее уцепился в чемодан, что костяшки пальцев побелели.

   – Дин, – обратился к нему Сарваш, – это нужно исключительно для безопасности полета. Ты же не хочешь, чтобы во время турбулентности тебя стукнуло им по лбу?

   И тут Дин сдался. Стюардесса ещё раз улыбнулась и закрепила чемодан на полке. Дин лишь обреченно вздохнул, а Сарваш удовлетворённо откинулся на спинку кресла.

   Перед ними на первом ряд сидели двое молодых людей, мужчина и женщина. Опытный глаз бывалого путешественника по странам Ближнего Востока тут же опознал в них арабов, может из Иордании, а может из Ливана. Одеты они были по-светски. Сарваш для интереса стал гадать, куда они могут лететь. Скорее всего, тоже до Афин. Но если в Израиль, то это весьма интригующе.

   Самолёт взлетел и начал набирать высоту. На Дина было больно смотреть. Закрыв глаза, он всем телом вжался в кресло.

   – Слушай, – обратился к нему Сарваш, – а ты не пробовал лечить это алкоголем. Я слышал, помогает.

   – И в каком виде я должен предстать перед клиентами? – резонно вопросил тот.

   – Как же ты летел в Европу из Сан-Франциско? Это же не меньше девяти часов.

   Но ответить Дин не успел. Соседи с первого ряда поднялись с кресел и вышли в проём между рядами. У обоих в руках было по пистолету и гранате.

   – Самолет захвачен Народным Фронтом освобождения Палестины! – объявила пассажирам девушка, когда её спутник ворвался в кабину пилотов и заявил им то же самое. – Всем сдать паспорта! Израильтяне пусть идут в хвост!

   В салоне поднялся робкий гул. Не все успели осознать смысл происходящего. Террористка двинулась вдоль кресел, громко повторяя уже сказанное. На её плечах висело что-то смутно напоминающее взрывное устройство с часовым механизмом.

   По громкой связи раздался искаженный помехами голос капитана, но первые ряды могли слышать его и через открытую террористом дверь:

   – Дамы и господа, прошу всех соблюдать спокойствие, не вмешиваться в происходящие и выполнить требования наших гостей. Будьте осторожны, не делайте глупостей.

   Сарваш с невозмутимым видом достал из внутреннего кармана пиджака паспорт и ткнул локтем побелевшего Дина:

   – Давай свой.

   – Это конец, – прошептал тот.

   По его заторможенному тону Сарваш понял, что дела плохи и компаньона нужно во что бы то не стало привести в чувства:

   – Дин, – как можно более дружелюбным тоном обратился к нему Сарваш, – она сейчас вернется. Достань, пожалуйста, паспорт.

   – Мне конец... тебе конец... – продолжал тихо паниковать тот.

   – Дин, – Сарваш мягко коснулся его плеча и приятель вздрогнул.

   – Они заберут чемодан, – вперив в него полубезумный взгляд, внезапно затараторил Дин. – Они уведут тебя и убьют. Что мне делать? Что я буду делать?

   – Дин, успокойся, просто дай свой паспорт и все будет хорошо.

   – Они убьют тебя... и всех евреев на самолете...

   – Дин, послушай меня, никто никого без повода убивать не будет. И речь шла об израильтянах, а не евреях.

   – Какая разница?

   – Для тебя никакой, а для меня и палестинцев принципиальная. Потому что не всякий еврей израильтянин, а израильтянин больше не еврей. Так ты отдашь паспорт или нет?

   – Они точно заберут... Они знали про бумаги... Они не будут жалеть американцев... США ведь помогают Израилю...

   Дин не договорил и замер. В проходе стояла террористка с пистолетом в одной руке и полным бумажным пакетом в другой. Сарваш без лишних слов протянул ей паспорт.

   – Открой.

   Сарваш охотно повиновался. Дин ведь не знал, что с недавних пор паспорт у него швейцарский, самый что ни на есть нейтральный. Девушка кивнула и жестом указала положить документ в пакет. Очередь оставалась за Дином. И как назло он словно окаменел.

   – Паспорт, – потребовала террористка.

   – Дин, не глупи, – мягко шепнул ему Сарваш. – где твой паспорт?

   – Давай уже скорее, – по резкому взмаху пистолета было ясно, что нервы у девушки тоже на пределе.

   Сарваш прекрасно понимал, что ситуация вышла из-под контроля, как у исполнительного инкассатора Дина Фишера, так и у молодой террористки. Ещё пара секунд и закончиться это может очень плохо.

   – Простите, госпожа, – решил обратиться к ней по-арабски Сарваш, – мой друг очень напуган. Он и так боится летать, а ваше эффектное появление и вовсе выбило его из колеи, – и он принялся ощупывать пиджак Дина на предмет злосчастного паспорта, – простите его, сейчас он просто не в себе.

   Тут из кабины пилотов вышел второй террорист. Видя заминку, он поинтересовался:

   – Лейла, что тут происходит? В чём проблема?

   – Он не хочет отдавать паспорт, – и девушка махнула дулом в сторону Дина.

   Этот жест пронял его до глубины души. Резким движением Дин тут же вырвал паспорт из кармана брюк и едва не кинул его террористке, если бы Сарваш вовремя не перехватил его руку.

   – Вот, госпожа Лейла, возьмите, пожалуйста.

   Террорист с гранатой в руке удивленно вздернул бровью, услышав родную речь:

   – Странный у тебя говор, – заметил он, – Будто учил язык по учебникам столетней давности.

   И он почти угадал. В последний раз активная языковая практика в арабском была у Сарваша в далёком 1847 году. Видимо сейчас устаревшие речевые обороты резали слух носителям языка.

   На этом разговор закончился. Дин продолжал сидеть в прострации с закрытыми глазами и даже не шевелился. Молодой террорист направился в хвост самолёта, Лейла же осталась патрулировать салон бизнес-класса. Через несколько часов полета она вошла в кабину пилотов, и из открытой двери Сарваш услышал задорный голос девушки:

   – Полетим над Хайфой. Места нашего детства. Может больше никогда их и не увидим, кроме как с воздуха.

   Через пару минут она вернулась в салон, и Сарваш не удержался и обратился к террористке:

   – Я надеюсь, вы не собираетесь сажать самолет в Израиле, – с опаской поинтересовался он.

   – А что не так? – озорно спросила Лейла. – Разве вы не в Тель-Авив хотели лететь?

   – Вообще-то в Афины, но, как понимаю, сегодня мне Акрополь не увидеть. Просто, если мы сядем в Израиле, боюсь, что рискую не увидеть его больше никогда.

   – Боитесь израильтян?

   – Скорее опасаюсь. Последние двадцать лет показали, что они не самый миролюбивый народ. Если наш самолет сядет в израильском аэропорту, скорее всего израильские военные пойдут на штурм и наверняка переубивают с десяток пассажиров, пока будут целиться в вас и вашего коллегу.

   – Смотрю, вы не лучшего мнения об их профессионализме, – задорно рассмеялась Лейла

   – А ещё я опасаюсь, что пролетая над Хайфой, израильские ВВС просто-напросто собьют самолет.

   Лейла вмиг стала серьёзной:

   – Они этого не сделают. У нас в заложниках сто шестнадцать человек.

   – И сколько из них с израильскими паспортами?

   – Двое, – после краткого молчания произнесла она.

   Сарваш пожал плечами:

   – В сороковые сионисты не стали дорожить, как говорят, шестью миллионами соплеменников. А у вас их всего лишь двое.

   – Мы летим в Дамаск, – сурово произнесла девушка, видимо, не очень воодушевленная этим разговором. – И летим через мой родной город.

   – Простите, я не хотел вас обидеть, – мягко произнёс Сарваш. – Но вы же понимаете, тут в воздухе все мы не в лучшем положении, чем экипаж подводной лодки.

   Лейла ничего не ответила. Вскоре она вновь пошла к пилотам, и Сарваш смог услышать голоса из кабины.

   – На связи Тель-Авив, – произнёс командир, обращаясь к террористке. – Что нам ответить?

   – Давайте я сама, – и озорным голосом Лейла произнесла – Тель-Авив! Мы из Народного Фронта освобождения Палестины. Что вы думаете по этому поводу?

   Ответ Сарваш не услышал, видимо израильские диспетчеры пришли в замешательство и не знали, что на это сказать.

   Лейла вернулась на свое место и украдкой посматривала то в иллюминатор, то на салон. Когда её взгляд встретился с Сарвашем, он снова не удержался и спросил:

   – Вашу семью изгнали из Палестины в 1948 или 1967 году?

   – В 1948, – произнесла она. – Отца убили сионисты, нас с матерью и братьями выгнали из нашего дома и мы бежали в Ливан.

   Дитя войны. Отважная девушка, решившая бороться с несправедливостью, обрушившейся на её семью и весь её народ. Весьма экстравагантно угонять самолеты, чтобы мир обратил внимание на отчаяние палестинцев, изгнанных с родной земли. И всё же, и всё же...

   – Как вы поступите с двумя израильскими гражданами? – поинтересовался Сарваш и к собственному облегчению услышал:

   – Они оба солдаты. Обменяем на наших бойцов в израильских тюрьмах. Больше они нам ни для чего не нужны.

   Сарваш понимающе кивнул – на войне как на войне. Но всё же был в этом плане изъян:

   – Думаете, власти на это пойдут?

   – Уже шли и не раз.

   Сарваш удивленно покачал головой:

   – Знаете, Лейла, ни одно государство и ни одна власть не потерпит, чтобы двое простых людей, парень и девушка, диктовали им условия. Может, они и выполнят ваши требования сейчас, но вряд ли будут идти вам навстречу всегда.

   – Куда они денутся, если у нас сто шестнадцать заложников?

   – Беда в том, что и заложники тоже простые люди.

   Лейла ухмыльнулась и кивнула:

   – Должен был быть тут один небожитель. Ицхак... – протянула она, и Сарваш едва не вздрогнул, услышав свое имя, – Ицхак Рабин, посол. Но, видимо, сегодня ему повезло, раз он опоздал на рейс.

   – Или был предупреждён, – предположил Сарваш. – потому что, как вы сказали, он небожитель и одна его жизнь ценнее ста шестнадцати прочих. Да, захвати вы посла, это был бы шум. А так, вы просто задели гордость власть предержащих.

   – Это ничем не хуже.

   – Позвольте не согласиться. Они вам этого не простят, потому что свято верят, что в этой жизни всё решать дано исключительно им, а не простым людям. А сейчас вы это неприкосновенное право у них отобрали, да ещё требуете услышать себя и обменять пленных.

   – Это борьба, и я как марксистка не могу её оставить. Или вы имеете что-то против?

   Сарваш пожал плечами. Он никогда и ничего не имел против марксистов. Напротив, это они всегда имели что-то против него, буржуя и капиталиста.

   – Да, борьба это важно, – согласился он. – Вот только Эрнесто Че Гевару убили не далее как два года назад. Да, он стал легендой, символом и идеалом. Я уверен и вас, Лейла, будут превозносить ваши соотечественники-палестинцы. И власти вам этого не простят. Вы красивая молодая девушка, подумайте, может не стоит вам становиться героиней, а лучше остаться живой? Живой символ сопротивления тоже важен для боевого духа народа.

   Лейла ничего не ответила, только загадочно улыбнулась. Сарвашу хотелось верить, что она задумается над его словами, если не сейчас, то позже.

   Самолет пошел на посадку. По приземлении террористы долго тасовали пассажиров, прежде чем вывести всех из салона. Ступив на лётное поле дамасского аэродрома Сарваш ощутил, как с тёплым ветерком пахнул и дух свободы. Дин всё так же цеплялся за драгоценный чемодан, но выглядел куда лучше, чем в самолете.

   Только когда сирийцы проводили всех пассажиров в зал аэропорта, большинство из них вздохнуло с облегчением. Но тут же со стороны поля послышался грохот. Через высокие окна можно было увидеть злосчастный самолет, объятый огнём и клубами чёрного дыма. Значит, те взрывные устройства, что террористы носили при себе, не были муляжом. Однако, действительно бесстрашные люди.

   Долгими часами незадачливые пассажиры ходили по аэропорту в надежде, что для них организуют рейс в Тель-Авив, куда они и летели, но уже на целом самолете.

   Сарваш принялся выяснять, как добраться до Афин. Информация не была обнадеживающей.

   – Похоже, мы тут застряли, – поведал он Дину.

   Напарник продолжал молча обнимать чемодан обеими руками.

   – Она бы не стала стрелять, – попытался приободрить его Сарваш.

   – Откуда ты знаешь? – мрачно спросил Дин.

   – Это видно по глазам. Она не убийца.

   – Можно подумать, – едва ли не презрительно кинул он, – ты видел глаза человека, готового в тебя стрелять.

   Сарваш не стал возражать, что действительно видел свою смерть прямо в лицо и не один раз.

   – У меня в тот момент вся жизнь пронеслась перед глазами, – пространно заговорил Дин. – Я подумал о Карен, о детях, что они будут делать, когда меня убьют. А ещё я подумал, если террористы заберут чемодан, то кто убьёт меня первым – твой мафиозо, греки или свои же?

   – Всё позади, Дин, они ничего не знали о нас и чемодане. Просто роковое стечение обстоятельств, совпадение. Так бывает.

   – А ты как будто не удивился.

   – О чём ты?

   – Ты как будто знал, что всё так и будет, – обвинительным тоном начал отчитывать его Дин. – Спокойно так отдал свой паспорт, мило поболтал с этой ведьмой. А ты оказывается, ещё и знаешь арабский.

   – Да, я попытался войти к ней в доверие, как смог. Я бы не стал этого делать, если бы это не понадобилось для тебя.

   – Я тебя не просил.

   – Мне надо было дать ей тебя застрелить?

   – Да пошел ты!

   Дин демонстративно поднялся с места и пересел на три ряда подальше от Сарваша.

   Альвар всё понял. Тут не на что было обижаться. Нельзя укорять простого смертного за страх перед этой самой смертью, после которой, как говорят, наступает конец. Вначале Дином овладел страх, после освобождения, в полной безопасности, пришёл уже гнев. Террористов рядом не было, зато был Сарваш. И он не стал сердиться на Дина – слишком разные у них взгляды на жизнь и смерть, чтобы о чём-то спорить.

   Ицхак решил позвонить через телефон-автомат в Рим, обрадовать своего нанимателя Микеле Синдону, что в Афины они с Дином сегодня не попадут.

   – Где тебя носит? – после краткого приветствия чуть ли не прорычал в ответ Синдона.

   – Вы не поверите, но в Дамаске, – как и всегда жизнерадостно-насмешливым голосом ответил Сарваш.

   – И какого чёрта ты там делаешь?

   – Двое палестинцев очень просили пилотов подбросить их до Сирии.

   – Что за чушь ты мелешь? Ты что, решил меня надуть?

   – Дон Микеле, не надо нервничать, просто включите радио или телевизор и послушайте новости. Наш самолет угнали террористы.

   – Что с бумагами? – первым делом поинтересовался ловкий делец, которого за его хватку уже давно прозвали "Акулой".

   – Они у инкассатора. Инкассатор почти в норме.

   – Что значит почти? Вас там не подстрелили?

   – Как приятно, что вы всё-таки поинтересовались нашим здоровьем, – язвительно произнёс Сарваш. – Нет, с нами всё в порядке.

   А Синдоне, видимо, было не до смеха:

   – Не умничай, ладно? Немедленно покупайте билеты до Афин. Ты меня понял?

   – Да, но мое понимание ход событий не ускорит. Прямой рейс из Дамаска в Афины будет только послезавтра. Можно попробовать попасть через три часа на рейс до Каира, потом пересесть на самолет до Афин, но он отбывает только завтра. Есть вариант лететь в Палермо через пять часов, а там за два часа можно успеть пересесть на самолет до Афин – тогда мы будем на месте завтра утром. Как прикажете поступить?

   Видимо от услышанного в голове Синдоны осталась только мешанина из названий городов, потому как он гаркнул:

   – Не пудри мне мозги! Лети в Афины немедленно, хоть через Палермо, хоть через Карачи, но чтобы бумаги были у клиента завтра, если не хочешь угодить на допрос с пристрастием.

   – Так я и не марксист, чтобы меня пытать, – усмехнулся Сарваш.