Текст книги "Стратегия обмана. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 48 страниц)

   – Слушай, – попытался успокоить её Родерик, – ты же умная девочка. Да Баадера, Энслил и Распе убили, но ты же должна понимать почему. Накануне палестинцы угнали самолет и в обмен на девяносто одного заложника потребовали освободить четырех красноармейцев. Заложников в Могадишо освободили, а красноармейцев убили, чтоб никому больше в голову не приходило угонять самолеты из-за уголовников.

   Алекс не верила своим ушам:

   – А я ведь, такой же уголовник, как и они, – сообщила она Родерику, – только с другой политической программой.

   – Да брось обижаться. Я ведь сказал, как видят ситуацию власти ФРГ. А для них красноармейцы опасные уголовники, которые если выйдут на свободу, то начнут опять жечь супермаркеты и базы НАТО. Кому это надо? Правильно, никому.

   – И поэтому власти решили не вести переговоров с угонщиками самолета?

   – Тактика – развёл он руками.

   – А если бы угонщики убили всех до одного, почти девяносто человек? А они ведь готовы были это сделать и убили-таки одного, когда поняли, что власти заговаривают им зубы и не собираются выполнять требований. А угонщики, между прочим, были куда гибче, потому что переносили срок ультиматума просто до не приличия много раз. На этом они и проиграли, раз дали понять, что не хотят убивать заложников и умирать сами. И нам говорят, что террористам плевать на жизни людей? А, по-моему, властям на них плевать не меньше, если не больше. Они ведь не ведут переговоров с террористами, они ведь не собираются терять лицо даже ценою почти сотни жизней. Рори, я видела тот репортаж по телевизору, когда капитан Махмуд вывел стюардессу к выходу, и она зачитала письмо канцлеру. Знаешь, что она написала? А я хорошо помню. "Мы знаем, что нам придется умереть. Но, может быть, лучше умереть, чем жить в мире, где важнее оставить в тюрьме девять человек, чем спасти девяносто одну жизнь. Я не думала, что существуют такие люди, как члены немецкого правительства, которые несут частичную ответственность за нашу смерть". Рори, и после этого ты предлагаешь мне ехать жить в эту фашистскую страну? Да там хуже, чем при Гитлере, потому что всё лицемерно донельзя. При нацистах хотя бы честно заявляли, что немецкая нация важнее отдельного человека.

   – Ты не драматизируй так, все же пассажиры с того рейса остались живы, спасибо спецназу.

   – Не все, а девяносто из девяносто одного. А могли бы полечь все, если бы угонщики успели взорвать бомбу. Это, по-твоему, оправданный риск?

   – Считай, что властям не особо интересна судьба простых людей. Их много, обо всех не позаботишься, так, наверное, они считают.

   – Думаешь, я об этом не знаю? Рори, а я очень часто видела такое же в Ольстере. Англичанам плевать, скольких протестантов и католиков мы убьём взрывом. Видимо власти считают, чем больше, тем лучше, и поэтому по любому нашему звонку никогда никого не спешили эвакуировать. Но в ФРГ властям плевать и на высокопоставленных особ вроде того промышленника Шляйера, которого похитили всё те же Фракции Красной Армии. Они требовали от властей обменять его на десятерых красноармейцев. Это ведь было чуть раньше угона того самолета. И что? Сын Шляйера даже собрал денежный выкуп, а правительство начало оттягивать решение об освобождении красноармейцев. Сын ведь на них был готов подать в суд – похитители же ясно выразились – если не будет обмена, то Шляйера казнят. Так и получилось. Власти тянули с решением сорок три дня и красноармейцы ждали. Ты можешь представить себе такое терпение?

   – Ну, прямо-таки, ангельское, – усмехнулся Родерик.

   – Да они за неделю бы могли расправиться с тем промышленником. Но красноармейцы ждали, они-то думали, что Шляйер нужный для правительства человек, и, видимо, ошиблись. Помнишь, когда мои как бы соратники из Движения 2 июня похитили кандидата в мэры? Так террористов не то, что из тюрьмы освободили, так ещё дали самолет и отправили их в Йемен. Кандидат в мэры стало быть нужен системе, а промышленник Шляйер – нет. Потому и сорок три дня. Потому и убийство трёх красноармейцев в тюрьме. А что оставалось похитителям, если первый шаг сделали власти? – Алекс пожала плечами – Пришлось убить Шляйера.

   – Что-то ты сегодня слишком сентиментальна, – заметил Родерик. – А помнишь, как сама рвалась убивать нефтяных министров?

   – И сейчас несказанно рада, что этого не сделала.

   – Правда?

   – Правда. Потому что, во-первых, ты бы меня сжил со свету, потому что у вас в высоких кабинетах, видите ли, планы меняются каждый час. А во-вторых, чёрт его знает, выпустили бы нас после этого алжирцы живыми из самолета или нет? Это я сейчас понимаю, оно того точно не стоило. На тех министров мне плевать, я знать их не знала, они мне ничего плохого не сделали. А вот что плохого сделал девяносто один человек с того рейса правительству ФРГ, я ума не приложу.

   – Я понимаю, что тебя возмущает, – произнёс Родерик. – Ты ведь примериваешь эту ситуацию на себя, но представляешь себя не пассажиром того рейса. Ты примериваешь на себя роль, то ли повешенной в тюрьме Энслин, то ли заколотой там же Мёллер.

   – Лучше бы их судили, – качала головой Алекс. – Нормально судили, там было, за что предъявить обвинение. А судьи устроили расправу, пользуясь своей властью над беззащитными и запертыми в тюрьме. Как после этого ФРГ можно считать правовым демократическим государством? Я прекрасно понимаю людей, что теперь во Франции жгут автосалоны "Мерседес" после той расправы в тюрьме. Я бы тоже сожгла посольство ФРГ, например, что уж там размениваться на мелочи? Но ты же мне не разрешишь.

   – Да, не разрешу растрачивать талант впустую.

   – Подхалим, – только и сказала она и продолжила. – Если красноармейцы своей борьбой хотели доказать, что власти ФРГ глубоко пронацистские, то своим заключением и смертью они доказали это сполна.

   – Я понимаю твоё возмущение и страх, и поверь. – И он пристально посмотрел ей в глаза. – Пока ты со мной, никто тебя никуда не посадит. Даже если схватят, то отпустят и извинятся. Потому что ты работаешь на меня и моё начальство. Своих людей мы не сдаем.

   – Хотелось бы верить, – мрачно заключила Алекс.

   После этого разговора она всё равно вернулась в Швейцарию, а через неделю с удивлением прочла в местной прессе, что около франко-швейцарской границы схвачена террористка по кличке Нада из Движения 2 июня. При задержании она успела ранить двух таможенников, потому что они хотели досмотреть багажник её машины, где лежало оружие, поддельные паспорта, двадцать тысяч долларов и план израильского посольства. Сообщалось, что настоящее имя Нады Габриель Крёхер-Тидеманн и два года назад она и ещё пятеро осужденных и посаженных в западногерманские тюрьмы, были выменяны на похищенного Движением 2 июня кандидата в мэры Западного Берлина. После освобождения Габи Крёхер, как её называют друзья, видимо успела поучаствовать в нападении на штаб-квартиру ОПЕК в составе группы Карлоса Шакала и в похищении австрийского промышленника Палмера.

   Когда через четыре дня к Алекс "на Рождественские каникулы" пожаловал Родерик, она ткнула ему под нос эту статью и спросила.

   – Не стыдно было подставлять девчонку?

   – Эту? – Он ткнул пальцем в фотографию брюнетки под статьей. – Да брось ты, не бери в голову.

   – Хорошо тебе говорить. А я-то всё думала, почему ты выбрал мне нелепую кличку "Нада", почему сказал представляться активисткой Движения 2 июня, зачем заставил волосы перекрашивать. Я, между прочим, на неё совсем не похожа.

   – Да кому, какая разница?

   – Ну, например, тринадцати нефтяным министрам стран-членов ОПЕК. Если эту Габи Кёхер предъявят им на опознание в суде, то твой хитрый план рухнет. Они её просто не узнают, потому что видели меня, а не Габи Крёхер. Ты в курсе, что Энджи, этот малодушный сучёнок, недавно послал в редакцию "Зеркала" свой револьвер и покаянное письмо с отказом от террористической деятельности? Ничего, что он скоро начнет сотрудничать с властями и заговорит?

   – Не заговорит, – уверенно возразил Родерик, – Он просто ушёл из Революционных ячеек и теперь скрывается не только от властей, но и от бывших товарищей.

   – Конечно, скрывается, на их месте я бы искала его и день и ночь, чтоб пристрелить за предательство. Он ведь выдал властям всю информацию по двум планирующимся акции. Ну и кто он после этого?

   – Человек, внезапно осознавший, что терроризм это негуманное и жестокое занятие, – сказал Родерик и рассмеялся. – Не бойся, ничего никому этот Энджи не скажет, его курируют умелые люди, им тоже не с руки, если он начнёт болтать.

   Настала очередь Алекс удивляться.

   – Интересный расклад, – заключила она, – Меня курируешь ты, Карлоса точно кто-то курировал, пока он нежился в роскошных апартаментах "Хилтона", Энджи тоже на поруках. Вот интересно, а кто тогда курирует Халида, Юсуфа и Джозефа.

   – Вади Хаддад. Слушай, не задавай глупых вопросов, не тяни с меня жилы. У меня, между прочим, работа как у театрального агента. Это я кручусь и деру глотку, чтобы выбить для тебя хорошую роль и устроить феерические гастроли. Так и с Карлосом. Без таких как я, вы все лишь сборище головорезов, а с должной организацией – высококлассные профессионалы. Так что, если Энджи вышел из дела, значит, наверху решили, что так нужно.

   – Так ты знаешь, кто его курирует?

   – Знаю, но не скажу, а то ты опять начнёшь беситься. Ты, кажется, хотела знать, что будет, если тринадцати нефтяным министрам и Энджи предъявят для опознания Габи Крёхер? Да ничего не будет, её просто не признают Надой из группы Карлоса и всё, она вне подозрения. И про тебя тоже никто ничего не знает – была, и нет. Так что не надо критиковать прикрытие, которое я тебе придумал. Оно было неплохим и два с лишним года тебе неплохо прослужило – никто твоего имени не знает и уже вряд ли узнает, даже если кому-то взбредёт в голову всерьёз раскрывать дело о захвате ОПЕК.

   – То есть, – с удивлением усмехнулась Алекс, – расследовать преступление никому не надо?

   – А что тут расследовать? Весь мир знает, что в нападении участвовало пять мужчин и одна женщина по кличке Нада, которую зовут Габриель Крёхер-Тидеманн. Так что теперь можно с чистой совестью придумать тебе новое прикрытие.

   – Ещё раз дашь мне имя реального человека, чтоб потом спихнуть на неё наши общие злодеяния? – ехидно поинтересовалась Алекс.

   Родерик изобразил непонимание:

   – В Англии за твои художества осуждено больше десятка невинных ирландцев, которые и бомбу-то в жизни не видели, не то чтобы собирали её своими руками. Что, их не так жалко?

   – Жалко, но это судебный произвол англичан. А то, что сделал ты, это самая натуральная подстава. Я от имени Габи Крёхер убила двух человек.

   – Так и она не бескрылым ангелом села в ту тюрьму, из которой её обменяли на кандидата в мэры.

   – Да? И что же она такого сделала?

   – Стреляла в полицейского. У неё к ним какая-то болезненная неприязнь.

   И тут до Алекс дошло.

   – Так ты приказал мне убить полицейского на конференции только для того, чтобы это соответствовало психологическому портрету Габи Крёхер?

   – Не совсем так, но смысл верный.

   – Ну и сволочь же ты, – мрачно заключила Алекс.

   – А что такого? – не понял Родерик. – Чем ты опять недовольна?

   – Тем, что тому полицейскому было лет шестьдесят, он ничем не мешал исполнению акции. Вот тот, который попытался мне руки выкрутить после него, тот да, мог меня ткнуть физиономией в пол, и на этом для меня бы венские каникулы закончились тюрьмой. А тот старик не мешал ни мне, ни Энджи, ни Карлосу, вообще никому. Достаточно было заставить его сесть в лифт, что я и сделала и, держа на мушке, отправить вниз. Рори, тебе кошмары по ночам не снятся?

   – Какие ещё кошмары? – не понял он.

   – Кровавые, с мертвыми младенцами и стариками с простреленными головами? Это ведь ты его убил, не я.

   – Ой, да ладно морализировать, – только и отмахнулся он, но Алекс не отставала.

   – Нет, Рори. Не будь твоего приказа, он бы остался жив. Всё решило одно твоё слово. Я привела в исполнение смертный приговор, но вынес-то его ты.

   Родерик недовольно молчал, даже не стараясь оправдываться и ехидничать, только мрачно взирал в пустоту.

   А Алекс не на шутку задумалась. Что же произошло в её жизни за последние два года, когда ВИРА заключила перемирие с властями и из-за излишка свободного времени Алекс, оторванная от республиканской борьбы за свободу Ольстера от королевской тирании, по велению Родерика стала заниматься совсем не тем, что одобряла её совесть и принципы? Ладно, альвар Сарваш, по счастью живой, хоть для всех и мертвый – будь на его месте смертный и такой же безвинный антисионист, его бы смерть была целиком на её совести.

   Зачем она участвовала в захвате конференции ОПЕК? Если бы не Родерик, ей бы дела не было до любого из тех министров и всех их вместе взятых. Её не интересует рост цен на нефть, её жизненных интересов это никак не задевает. Но всё случилось лишь потому, что так захотел госсекретарь Киссинджер – вот и все причины.

   Она исполнитель грязной работы, выгоду от которой получают совсем другие люди, а ей только кидают денежную подачку, будто оружие в руки она брала исключительно из-за денег. От одного лишь осознания этого факта было и противно и тошно, а главное, не понятно, как отделаться от подобных манипуляций впредь. Уж если и не исправить содеянного, то как снова не стать марионеткой с пистолетом в руках?

   Алекс не знала, так и не смогла придумать.

   А в начале февраля Родерик вызвал её в Париж в языковую школу "Гиперион", чтобы познакомить с одним, как было сказано, "полезным человеком". Им оказался сорокалетний седеющий брюнет с армейской стрижкой и армейской же выправкой.

   – Зовите меня Дэвид, – представился он и пожал Алекс руку. – Вы, как мне сказали, уже десять лет на действительной службе в РУМО.

   – Может и десять, может и в РУМО, – пожала плечами Алекс, глянув на притихшего рядом Родерика. – Но что-то подсказывает мне, что в списках кадровых сотрудников моё имя не значится.

   – Его и не должно там быть. "Кастор-573" – более чем достаточно.

   – А Поллукс в вашей картотеке тоже имеется? – усмехнулась она.

   – Что вы имеете в виду? – напрягся Дэвид.

   – Ничего, проехали, – отмахнулась Алекс, поняв, что в греческой мифологии собеседник не силен. – Что опять хотите сделать моими руками? Взорвать, убить, угнать? Что?

   – Мне нравится ваша не женская прямота, – только и хмыкнул Дэвид. – Не буду ходить вокруг да около, скажу прямо, ваши взрывотехнические навыки пока не понадобятся.

   – Тогда что?

   – У вас есть очень удачный опыт похищения высокопоставленных лиц.

   – Опять? – только и выдохнула Алекс.

   – Не опять, а снова, – вступил Родерик. – Ты же всё это уже проходила, второй раз будет ещё проще.

   – Я ещё такой раз не выдержу, – честно призналась она. – Четыре дня в самолете, это же свихнуться можно, пока гадаешь, убьёт тебя там спецназ или нет.

   – На это раз, – вступил Дэвид, – управление оказывает вам полное доверие. Давайте вместе спланируем операцию. Вы, я, и ещё несколько специалистов.

   – Ух ты. – Алекс откинулась на спинку стула и закурила. – А меня, никак, повысили? С чего бы это?

   Ответил Родерик:

   – С того что ты параноик, и никому не доверяешь. Опять начнешь истерить – почему всё пошло не по плану, почему план сменился, а тебя не предупредили. Вот теперь сама попробуй спланировать акцию, а потом её выполнить. Наверное, тогда-то ты и перестанешь задавать глупые вопросы.

   – Я бы не стал так категорично формулировать суть, – помялся Дэвид, – просто управление хочет испытать, на что ещё вы способны, кроме оперативной работы.

   – Тогда никаких недомолвок, – серьёзно заявила Алекс. – Никаких двойных смыслов. Или назовёте мне истинные цели акции, или катитесь. Дуру из меня делать больше не надо.

   Дэвид на минуту задумался и заключил:

   – Хорошо, но тогда учтите, что обратного пути у вас больше не будет.

   – Как будто раньше он у меня был, – усмехнулась она.

   – Значит, мы друг друга поняли. Как и то, что всё услышанное останется исключительно между нами.

   – А как же.

   – Прекрасно. Операция должна пройти в Италии. Как у вас с языком?

   – Никак, – честно призналась она.

   – Но вы же живете в Швейцарии.

   – В германоязычной её части. Если вам это не подходит, так и скажите, я пойду.

   – Нет, – был ей твёрдый и спешный ответ. – Незнание языка для нас не препятствие, просто вы не будете лезть в гущу событий.

   – Я, и не буду? – наигранно удивилась Алекс. – Ну, вы меня просто оскорбили.

   – Ладно, мы подумаем о вашей роли в операции по мере планирования.

   – В акции.

   – Пусть так. В каком состоянии ваши связи с прошлым работодателем?

   – В хорошем. Иногда делаю заказы, когда есть повод.

   – Вот и прекрасно, повод будет. Местом назначения заказа будет Рим.

   Алекс на миг задумалась:

   – Ну, сам-то Рим, вряд ли. Скорее всего, груз доставят морем в соседний город, а оттуда на автомобиле отвезут в Рим. Так что вы задумали? Кого похищать?

   – Председателя национального совета христианско-демократического союза.

   – Господи, – проворчала Алекс себе под нос, – всего лишь партийного лидера?

   – Это человек именно что лидер, и не только для партии.

   – И чем он не угодил управлению? Наверное, не лижет задницы вашингтонским мудрецам?

   – Он проводит очень опасную политику в своей стране.

   – И какую же?

   – Он хочет передать власть в Италии коммунистам.

   – Какой кошмар, – Алекс картинно приложила ладони к щекам и через миг вернула лицу серьезность. – По-моему, я ещё десять лет назад дала ясно понять, что так называемая коммунистическая угроза ни в коей мере меня за душу не берёт. Это генерал из Лэнгли может запугивать журналистов, что численность Красной Армии растет, и скоро русские захватят Западную Европу. Со мной эти байки не прокатят. Мотивируйте чем-нибудь другим.

   Дэвид недовольно скривился и спросил:

   – Разве вы не понимаете, что будет, если коммунисты пройдут в парламент страны-члена НАТО?

   – Начнётся ядерная война? – издевательски спросила Алекс.

   – Может даже и так.

   Алекс только заливисто рассмеялась:

   – Вы это серьезно? Мы же взрослые люди, Дэвид, давайте признаемся друг другу честно, что Штаты считают Западную Европу своим ранчо, где все должны пастись в загоне и не мычать без разрешения. У Советов есть свое ранчо в Восточной Европе. Вот такое равновесие сил, вот такой паритет по Ялтинскому договору, кажется. И ваш итальянский председатель его нарушает и тащит в свое стадо чужой скот, за что и пойдёт на убой как Лумумба и Альенде, так?

   – Ну, про убой это вы слишком жёстко. Вообще-то мы надеемся образумить его в плену.

   – Да ну? – засомневалась она.

   – План такой, Алекс – уверенно произнёс он.

   – А без похищения ваши гениальные вашингтонские умы не могут с ним просто поговорить?

   – Могут, но он не понимает, всё время пытается убедить их, что без коммунистов в Италии начнется гражданская война. Очевидный бред, – фыркнул он, – когда власть будет у коммунистов, вот тогда точно люди возьмутся за оружие. Этого в перспективе мы и хотим избежать.

   Так и началось планирование похищения в Риме председателя ХДС. Первым вопросом было, какими силами будет осуществляться захват. Дэвид выдвинул кандидатуру ультралевых Красных Бригад.

   – И кто это? – тут же поинтересовалась Алекс.

   – Террористическая группировка наподобие западногерманских Фракций Красной Армии.

   Алекс восприняла эту новость без восторга:

   – А кого получше найти нельзя?

   – А что не так? – удивился Дэвид, – это опытные люди, с восьмилетним стажем активной деятельности.

   – Сначала дайте мне материалы на них, а потом я скажу, что не так.

   Её желание было выполнено тут же. Дэвид просто отвел Алекс в соседнюю комнату, в которую раньше Родерик её даже не приглашал. Там было нечто вроде архива. Пока Дэвид выискивал файлы в картотеке, Алекс осмотрела комнату:

   – А там что? – указала она на следующую дверь напротив.

   – Фотолаборатория, – вскользь ответил Дэвид и подал ей папку. – Вот. Говорят у тебя уникальная память, так что прочти, скажешь, что думаешь.

   В этом досье было многое, в том числе и список совершенных Красными Бригадами терактов. То, что это не ИРА и с такими людьми ей не по пути, Алекс поняла сразу:

   – Начинали с хулиганств на заводах – вслух перечисляла она, – потом продолжили убийствами прокуроров и судей. И для чего? "Повстанческие действия должны множиться, ведя дело к разрушению государства"? – процитировала она. – Ты что, действительно хочешь работать с этими фанатиками? Похищение политика, это очень серьёзное мероприятие, они не справятся. В Италии же есть неофашисты, делла Кьяйе и прочие, я же знаю их, мы обучались в одном лагере в Португалии, пока его не прикрыли четыре года назад. У тех парней подготовка не хуже моей. Уж до чего я не люблю слушать их бредни, но если идти на дело, то лучше с ними, чем Красными Бригадами.

   – Нет, – отрезал Дэвид, – похитителями должны быть прокоммунистические силы.

   – Кто? Это Красные Бригады прокоммунистические? Дэвид, проснись, в их резолюции чёрным по белому написано, что их противники все на свете, и левые партии вроде коммунистической тоже. Они же прямо заявляют, что против СССР, как оппортунистов и предателей революции.

   – Это не важно. Главное, чтобы общественность знала, что похитители – левые террористы.

   – Да вы, мсьё, провокатор, – заметила она. – Откуда такая уверенность, что Красные Бригады пойдут с вами на сотрудничество?

   – У нас там есть свой человек.

   – Кто бы сомневался. Но это лишь один человек. Что он может решить, на скольких повлиять?

   – Не надо недооценивать его. Он новый руководитель группы.

   – А что со старым?

   – Один в тюрьме, другие на том свете, – безразлично произнёс Дэвид.

   Алекс не знала, восхищаться или ужасаться, и потому только сказала:

   – А вы молодцы...

   Через неделю он познакомил её с тем самым главарем Красных Бригад. Его звали Марио, на вид ему было около тридцати – тридцати пяти лет. На встречу в "Гиперион" он пришел в лучших традициях шпионского романа – Алекс сразу распознала на его лице пластический грим.

   – Даже я так не шифруюсь, – заметила она, и спросила. – В розыске во Франции?

   – Пока только в Италии, – с явным акцентом ответил он. – Осторожность и здесь не повредит.

   Дэвид начал излагать план предварительных действий. Их пока придумали немного.

   – В первую очередь нужно установить слежку за объектом. Только после этого мы сможем решить, где будет произведён захват, и какими силами мы обойдёмся. А пока тебе, Марио, надо позаботиться о квартирах. Подготовка к операции должна проходить на одной, а держать объект после похищения нужно на другой. Это запутает полицию. Если они выйдут на одну квартиру, а о другой не будут даже и подозревать, план не раскроется.

   Марио согласно кивнул:

   – Тогда для пущей уверенности продублируем каждую. Две квартиры для склада оружия и подготовки, две для тюрьмы.

   – Это лишнее, – отмахнулся Дэвид.

   – Ничего не лишнее, – возразила Алекс. – Если накроют один склад с оружием, должен быть запасной. И не мешало бы в каждой квартире иметь радиооборудование для перехвата полицейских частот. Если полиция будет обыскивать район поблизости, у нас будет шанс узнать об этом заранее из эфира и скрыться. То же с квартирой для похищенного. Если полиция выйдет на неё, и мы это вовремя засечём, у нас будет фора, чтобы перевезти объект на запасную квартиру до начала облавы.

   – Облавы не будет, – уверенно произнёс Дэвид.

   – Ну конечно, в Риме похищают лидера парламентской партии, так чего его искать? Не смеши, если мы планируем операцию всерьёз, значит, и конспиративные квартиры обустраиваем тоже всерьёз.

   – Ладно, – нехотя согласился Дэвид, – поступайте, как хотите, но я предупреждал, это лишнее.

   – А ты не упрощай. Между прочим, сколько объекту лет?

   – Шестьдесят один, – ответил Марио.

   – Ему понадобится медицинская помощь, – заметила Алекс. – Похищение станет для него стрессом. Если вы собираетесь оставить его живым, подумайте о лекарствах и враче заранее, потому что в шестьдесят один год на нервной почве может случиться что угодно – станет плохо с сердцем, подскочит давление, откроется язва. Врач широкого профиля и медикаменты нужны обязательно.

   Дэвид нашёл это замечание разумным и потому пообещал найти необходимое.

   Настало время ехать на место предстоящих событий. Дэвид впервые отвел Алекс в фотолабораторию, что располагалась за дверью после архива. Комната была небольшой, но плотно уставленной различным оборудованием. Дэвид указал Алекс на коробку с париками около зеркала:

   – Выбери себе пару и забирай с собой.

   – С чего такая щедрость? – поинтересовалась Алекс, роясь в коробке.

   – Родерик помешан на твоей безопасности, не хочет, чтобы тебя опознали после международных операций. Он и предложил сделать тебе два паспорта для въезда и выезда.

   – Умно, – согласилась Алекс, уже выбрав рыжий и темно-русый парики. Это будет куда лучше, чем наспех красить волосы, которые не красятся.

   Поочередно она одела каждый, и Дэвид сфотографировал её. К русому парику он выдал ей очки в толстой оправе для окончательного формирования фиктивного образа. Через пару дней он выдал ей оба паспорта – западногерманский и австрийский.

   – А что уж сразу не гэдээровский? – решила пошутить она, – провокация так провокация.

   – Тогда за тобой бы сразу установили слежку, – абсолютно серьезно ответил Дэвид. – Поедешь в Италию с паспортом ФРГ, улетишь оттуда с австрийским.

   Так она и сделала. В Риме её тут же встретил Родерик.

   – Быть рыженькой тебе очень даже идёт, – заискивающе начал он. – Походи так неделю, ладно?

   Алекс только поморщилась. Парик она находила крайне неудобным, и радовало её только то, что сейчас мягкая средиземноморская зима, а не знойное лето.

   – Устраивайся пока в гостинице, – добавил Родерик, – а рано утром начнём.

   К 8:00 он действительно подъехал к гостинице на автомобиле.

   – Из проката, – пояснил он, – покатаемся на этом, пока не найдём вариант получше.

   – И каким образом найдём? – не поняла Алекс.

   – Ну что ты как маленькая? Товарищи сами и экспроприируют. Только сначала нам надо сказать им, сколько брать.

   Пока они ехали, Родерик дал прочесть Алекс свернутую газету:

   – Вот, на третьей странице фото нашего объекта.

   Алекс развернула – действительно фотография седовласого мужчины с тёмными и довольно добрыми глазами. Всем своим видом на мировое зло он никак не тянул. Под фотографией была подпись из десятка незнакомых итальянских слов. С заглавных букв начиналось только два, видимо, имя:

   – Альдо Моро? – переспросила она, прочитав.

   – Ага. Слышала о нём?

   – Откуда?

   – Ну не знаю, из международных новостей, например. Ты же интересуешься политикой и экономикой, как мне помнится.

   – Но не настолько, чтобы знать имена председателей всех европейских партий.

   – Он был премьер-министром, – заметил Родерик, но Алекс и это не впечатлило.

   – В Италии премьер-министры меняются каждые полгода. Мне за этим следить неинтересно.

   – Жаль, а я думал у тебя действительно уникальная память на всякие мелочи.

   На память Алекс не жаловалась, просто никогда о Моро не слышала и не читала, в этом она была абсолютно уверена. Может он и влиятельный политик в Италии, но за её пределами он, скорее всего, мало интересен прессе и телевидению.

   Наконец Родерик припарковался на обочине и заглушил мотор:

   – Вот его дом, – произнёс он и посмотрел в противоположную сторону от дороги.

   Дом был не из бедных, чего и следовало ожидать. Через десять минут к нему подъехали два автомобиля. Из темно-синего Фиата вышел рослый мужчина лет сорока и направился к двери дома, водитель остался за рулём. Во втором автомобиле кремового цвета сидело трое – двое на передних сиденьях, один на заднем – все довольно молодые люди двадцати пяти – тридцати пяти лет. Наконец дверь дома открылась, и на улицу вышел седовласый сутулый старик с портфелем в руке. Рослый усадил его на заднее сидение Фиата, затем сел в машину сам и оба автомобиля друг за другом двинулись с места.

   Алекс посмотрела на часы – 8:52 утра.

   – Поехали, – сказала она.

   О том, что за рулем был Родерик, ей пришлось пожалеть после третьего поворота, когда они чуть не налетели на кремовую Альфетту телохранителей на пешеходном переходе.

   – Ты бы ещё больше поддал газу, – начала ругаться Алекс, взмахивая руками.

   – Это случайно вышло, – горячо оправдывался Родерик, – здесь же не светофор, откуда мне было знать, что они затормозят?

   – Надо было учиться аккуратно водить, а не хлопать ушами. Чтоб я ещё раз с тобой поехала...

   Автомобиль охраны двинулся вперед.

   – Ну, слава Богу, – перевела дух Алекс и спокойно добавила, – давай за ними.

   Родерик медленно двинулся с места. Обеспокоено косясь на неё, он спросил:

   – А что это сейчас было?

   – Что?

   – Я про резкую смену настроения. Может тебе пора с кем-нибудь поговорить об этом, а то, знаешь, дальше ведь всё будет складываться ещё нервознее.

   – Включай голову, Рори, – усмехнулась Алекс. – Если охрана Моро заметила, как ты резко затормозил, то всё что они увидели, это не наши хмурые напряженные физиономии, а то, как жена ругает мужа за то, что он криворукий водила. Второй вариант, как понимаешь, выглядит по-житейски и не достоин внимания телохранителей. А по первому, они могли б выйти из машины и пойти к нам, спросить, что случилось. Ты бы сказал, что ничего страшного, я бы сказала то же самое, они бы зафиксировали в памяти наши лица и сколько бы машин в прокате ты не менял, во второй раз нас бы заметили в два счёта.

   – Ух ты – только и выдавил Родерик. – Правильно Дэвид считает, что ты слишком любишь перестраховываться.

   – Раз мне доверили планировать акцию, я хочу, чтобы всё прошло приближенным к идеалу.

   Пока Родерик управлял автомобилем, Алекс продолжала следить за дорогой, то и дело сверяясь с картой, что для человека в первый раз оказавшегося в Риме, ей удавалось неплохо. Следующим местом остановки двух машин стала церковь Санта Чиара, как гласила карта. Десять минут понадобилось объекту, чтобы зайти туда и выйти обратно. Кортеж двинулся дальше и остановился уже в правительственном квартале.

   – Думаю, – заключила Алекс, – ждать его обратно весь день нет смысла. Сегодня он освободился раньше, завтра позже. Это не дело. Если брать его, то только утром.