Текст книги "Стратегия обмана. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 48 страниц)

   И в один из дней она не выдержала и через секретаря вызвала Изаака в свой кабинет:

   – Снова хотите спросить совета? – улыбчиво поинтересовался он.

   Карла не стала реагировать на подколку и сразу же начала с дела:

   – Нет. Хочу задать вам только один вопрос и получить на него прямой ответ.

   – Всего один? – с недоверием спросил он.

   – Один, – подтвердила Карла.

   – Хорошо, задавайте.

   – Чего вы от меня хотите?

   – А как вы думаете?

   Карла взбунтовалась.

   – Вы обещали ответить прямо.

   – В таком случае, я не понимаю сути вопроса, – едва не рассмеялся Изаак. – Будьте добры, перефразируйте его специально для меня.

   Карла нервно сглотнула, закрыла глаза и досчитала до десяти. Этот юнец явно намеревается вывести её из себя, но такого удовольствия она ему точно не доставит.

   – Почему вы постоянно смотрите на меня?

   – Вы очень красивая женщина.

   – А вы – лжец.

   – Докажите.

   – Что? – растерялась Карла, не зная, как и возразить.

   А Изаак всё продолжал смотреть на Карлу, явно наслаждаясь моментом, пока она смущена и не знает, что ему ответить. Он заговорил первым:

   – Просто у вас слишком много комплексов, чтобы просто поверить мне на слово.

   – У меня нет комплексов, – отрезала Карла.

   – Тогда вам придется согласиться со мной.

   – В чём?

   – Что вы красивы. Что вы эмоциональная, а значит страстная натура. Вы умеете приказывать, но совсем не умеете подчиняться. И вы очень соблазнительны, когда сердитесь.

   Карла слушала его очень внимательно:

   – Вы ещё забыли прибавить, что я умна, – съехидничала она.

   Изаак снисходительно улыбнулся.

   – Хорошо. Вы умны.

   – Только не надо делать мне одолжений.

   – И ещё вы всегда поддаетесь на мои провокации. И это обстоятельство обольщает меня больше всего.

   Карлу смутило такое признание:

   – Значит, любите манипулировать окружающими?

   – Совсем немного, и ровно настолько, насколько они мне это позволяют.

   Эти слова не на шутку заинтриговали Карлу.

   – Вам нравится играть со мной? – с интересом спросила она.

   И он ответил, понизив голос почти до шёпота, отчего по её коже побежали мурашки:

   – А вам не нравится эта игра?

   Карла хотела ответить, но не смогла, слова будто застряли в горле. Может и так, может эта игра и забавляет её, но лишь отчасти. А Изаак продолжал говорить подобно искусителю:

   – А может, вы ждёте других развлечений? Только одно ваше слово и...

   Разгорающийся пожар в её груди потушил телефонный звонок. Хозяин банка потерял своего любимого советника и звонит во все отделы подряд, лишь бы тот в сию же минуту появился в его кабинете.

   – Подумайте, Карла, – на прощание произнёс Изаак. – Я буду ждать вашего ответа, сколько понадобится. У меня слишком много времени.

   И он ушёл, оставив Карлу наедине с собой и своими мыслями. От волнения она вскочила с места и принялась расхаживать из стороны в сторону. Изаак Блайх только что пытался её соблазнить, но как опытный сердцеед, а не юноша. Его слова не на шутку взволновали Карлу, разбередили старые раны и спутали все мысли. Она принялась уговаривать себя успокоиться, в конце концов, она взрослая женщина и должна взять себя в руки. Никакому юнцу не под силу выбить её из наезженной долгими годами колеи – работа, работа и ничего кроме работы. Или всё-таки под силу? Это и пугало. Перемены в застоявшемся ритме жизни привлекали своей новизной и непредсказуемостью, но в то же время отпугивали всё по тем же причинам.

   С этого дня Карла решила больше узнать о Изааке, но никто в банке толком не мог ничего о нём сказать. Зато про его патрона Синдону Карла наслушалась всласть:

   – Он оказался на гребне волны ещё в сороковые, – в задумчивости вещал всё тот же глава отдела ценных бумаг, – по протекции Лаки Лучано. Да-да, того самого мафиози, которого в годы Второй мировой наши военные выпустили из тюрьмы, чтобы он помог им высадиться на Сицилии. Это Лаки Лучано назвал нашим военным имя Синдоны, и те не раз давали ему поручения. Синдона тогда был совсем молодым, всего двадцать пять лет. В то время им всерьёз увлеклась одна аристократка. Она доверила ему всё свое состояние, а он использовал его как свой первоначальный капитал. А потом он переехал в Милан, сделал себе недурную рекламу – регулярно публиковал в журналах биржевые прогнозы. Ну, ты понимаешь, что это такое – сегодня сбудется, а завтра нет – зато, чем необычнее изложить свою мысль, тем больше последователей с открытым ртом будет ждать откровения новоявленного биржевого гуру. А потом Синдона прикупил банк, начал играть на бирже, спекулировать обменными курсами, и всё всегда для него заканчивалось успехом. У Синдоны завелись лишние деньги, он купил ещё один банк в Италии, и ещё один уже в Швейцарии, и ещё один в Западной Германии. Потом он начал скупать самые разные фирмы без разбора их специализации. Теперь в его руках сотни корпораций.

   – Откуда столько денег? – только и спросила Карла, прекрасно понимая, что поднявшийся из низов юрист пусть даже с помощью любвеобильной аристократки и игры на бирже, таких капиталов своими силами нажить не мог.

   – На Сицилии есть только один щедрый кредитор, – пожал плечами собеседник. – Кстати, Синдона ведь финансировал съёмки того фильма, "Крестный отец", кажется. В общем, ты не глупая девочка, поняла меня.

   И Карла кратко кивнула. Сицилийская и американская мафия, что уж тут непонятного.

   – А он ведь не только графиню очаровал, – продолжал глава отдела ценных бумаг. – Был ещё и архиепископ Миланский. Синдона то ли провернул для него какую-то сделку с недвижимостью, то ли просто пожертвовал огромную сумму на строительство приюта, и архиепископ этого не забыл. Потом архиепископ стал папой и теперь Синдона его советник в Ватикане.

   – Понятно, – кивнула Карла. – А его консультант Изаак Блайх, кто он такой?

   – Да кто его знает? – пожал плечами глава отдела. – Появился из ниоткуда. Вроде бы швейцарец, хотя чисто внешне не тянет на такового. Вроде бы при Синдоне он уже четыре года. Парень слишком умён для своих лет. Я слышал, ты и сама обожглась на финансовом комитете...

   – Не будем об этом, – отрезала Карла.

   – Хорошо, не будем. А говорят, что купить наш банк Синдоне посоветовал именно Блайх. И почему они выбрали Франклинский национальный банк, не знаю, но Синдона просто пришёл к Лоуренсу Тишу, спросил, сколько стоят 20% его акций, тот сказал, что тридцать два миллиона, и Синдона выписал ему чек на сорок. Вот и вся история, простая и незатейливая. Теперь Синдона фактический владелец девятнадцатого банка США с 3700 служащими, 104 филиалами, четырьмя миллиардами вкладов и небоскребом в центре Манхеттена.

   – Превысить цену акций на четверть? – всё не шло у Карлы из головы. – Нет, так просто не бывает.

   – Сицилиец, что ты хочешь...

   Сицилиец и швейцарец. Карле оставалось только гадать, что между ними общего. Мотивы Синдоны ясны, но Изаака... Понять его Карле не удавалось ни в чём. И это привлекало и немного раздражало.

   И она решила: почему бы и нет? Он молод, а значит, она будет задавать правила игры и держать ситуацию под контролем. Контроль всегда хорошо, только он её и устраивает. Какую бы игру не предложил Изаак, Карла обязательно навяжет свою, иначе пусть он катится куда подальше.

   С такими мыслями и настроем в один из вечеров Карла пригласила Изаака в свой дом, вроде как по делам банка, вроде как попросила принести из офиса расчёты, чтобы доделать работу на дому. Играть, так играть. И Изаак принял правила, но тут же их изменил.

   – Учти, я не мальчик на одну ночь, – предупредил он. – Или ты будешь моей женщиной и только моей, или никак.

   Карла смотрела на него сквозь любовную лихорадку первого поцелуя и была согласна на всё, что он скажет, только бы поцеловал снова. Никто и никогда не говорил ей ничего подобного. Никто не обращался к ней со столь зрелыми и властными речами. И она ответила:

   – Да...

   Сорвавшись, забыв о принципах и напускном приличии, Карла отдалась ему без ненужных уговоров и условий, как женщина может подарить себя мужчине, просто доверившись ему. И это было великолепно, по-новому, как никогда ранее. Совсем другие ощущения, новые эмоции, не доступные прежде. И море нежности и блаженства, в котором хотелось плыть и плыть, лишь бы не выбираться на берег.

   Вместе они провели все выходные. Это время было похоже на сказку, где сбываются все сокровенные желания, о которых даже и не подозреваешь. Карла чувствовала себя совратительницей и позволяла себя совращать. В темноте зашторенной спальни, с криком впивалась пальцами в хрупкое юношеское тело, обвивая его тело руками и ногами, Карла кожей чувствовала, что рядом с ней совсем другой человек, не тот, которого она видит только глазами.

   – Ты такой искушенный, – едва дыша, говорила она. – Не могу понять тебя. Ты ведь молод...

   – Возможно, – улыбнулся Изаак, проводя пальцами по её шее.

   – Ты ведь годишься мне в сыновья, – с лёгким возмущением в голосе произнесла Карла и тут же осеклась. – Но мне часто кажется, что рядом с тобой это я маленькая глупая девчонка. Это странное чувство, – она в отчаянии мотнула головой, – не могу его понять.

   – Так и не надо, – поцеловав её в плечо, ответил Изаак. – Человеческие взаимоотношения не дебетно-кредитный баланс, не надо их просчитывать до мелочей.

   Карла задумалась над его словами. Обычно именно так она и поступала с остальными... да со всеми друзьями, коллегами, любовниками. Это ведь Нью-Йорк, по-другому здесь не выжить.

   Наступили трудовые будни, но протекали они совсем по-иному. С каждым днём Карла чувствовала, что становится только моложе. Жизнь заиграла новыми красками, ранее невиданными, будто и вовсе началась заново. Конечно, на людях она и Изаак не подавали вида, что между ними пылает огонь страсти. Но его молчаливое внимание, этот взгляд ясных и пронзительных, без всякой детской наивности глаз заставлял её чувствовать себя особенной.

   – Ты профессионал с мужской хваткой, – говорил Изаак Карле в краткие минуты, когда они могли остаться в офисе одни, – и слишком женскими эмоциями.

   – Ты считаешь, в этом мой недостаток? – серьёзно спросила она.

   Он рассмеялся:

   – Я просто рассказал о том, что вижу. С чего вдруг ты решила, что я тебя критикую?

   – А разве нет?

   В словах Карлы был вызов и Изаак это понял. Он взял её руку в свою и целовал кончики пальцев.

   – Только не вздумай приносить женственность на алтарь профессии. Эта жертва будет явно лишней.

   – Может, ещё скажешь поступить наоборот? Уйти из банка и лелеять свою женственность? – Карла начала накручивать себя. – Ну, уж нет, с такими взглядами на жизнь можешь катиться отсюда...

   Изаак с улыбкой умоляюще замахал руками:

   – Постой, ты приписываешь мне мысли какого-то патриархального деспота, которого я даже не знаю.

   – Да неужели?

   Он чуть подался вперёд и внимательно посмотрел Карле в глаза:

   – В чем ты меня подозреваешь?

   – Я? – наигранно вопросила она.

   – Да, ты. Не могу избавиться от ощущения, что ты ждешь от меня удара в спину. Карла, у меня нет обыкновения так поступать с любимой женщиной.

   – А нелюбимой?

   – Эта история не о тебе.

   Эта игра, кто первый не выдержит чужого взгляда, могла продолжаться долго. Но Карла отвернулась первой:

   – Сначала я думала, что ты хочешь подобраться к моим деньгам. Но ведь Синдона даст тебе куда больше. Потом я подумала, что тебе интересно моё положение в банке, но ты и так приближен к Синдоне, дальше уже стремиться некуда. Так в чём причина? Скажи мне.

   – Это ты мне скажи.

   – Что?

   – Почему всё время ищешь подвоха. Почему всё время меня подозреваешь. Разве я дал повод? Хоть раз? Скажи мне Карла, я обидел тебя?

   – Нет.

   – Может я обманул тебя?

   – Пока нет.

   Изаак положил руки ей на плечи и развернул к себе, заставив посмотреть ему в лицо:

   – Тогда и ты не обманывай и не обижай меня.

   Эта его фраза прозвучала необычайно сурово, никогда Изаак так на неё не смотрел. Почему-то до этого момента Карле и в голову не приходило, что она может задеть его чувства. Она была уверена, что их и вовсе не существует. А оказывается...

   – Хорошо, я постараюсь. Иди уже к своему дону Микеле, а то он опять начнёт искать тебя повсюду, ещё приревнует ко мне...

   Изаак рассмеялся:

   – Он уже давно думает, что профессионально я изменяю ему с департаментом экономического управления.

   – И что это значит? – удивилась Карла, вмиг позабыв о личном разговоре. – Он владелец банка и работа департамента осуществляется в его же интересах.

   – Ну, так считаешь ты, а он иного мнения.

   – Не понимаю, – призналась Карла.

   – Девочка моя, – улыбнулся он, – лучше не думай об этом. Понять образ мыслей дона Микеле не под силу никому.

   – Даже тебе? – повеселела она. Почему-то Карле нравилось, когда он называл её девочкой. В такие моменты она даже верила его словам.

   – Особенно мне.

   После долгого поцелуя они неохотно расстались. Карла осталась в своем кабинете, а Изаак неспешно направился в кабинет начальства.

   Синдона стоял у окна своего кабинета и разглядывал с высоты птичьего полета окрестности Манхеттена. Ицхак Сарваш вошел и покорно сел на свое привычное место около рабочего стола. На краю стояла пара бумажных журавликов из оригами, а значит, сегодня дон Микеле был в относительно хорошем настроении. Когда количество журавлей на столе вырастало в целую стаю, это значило только одно – хозяин банка на нервной почве пытается отвлечь себя от скорбных мыслей складыванием птиц из бумаги.

   – Ну, что скажешь? – обратился к консультанту Синдона, подходя к своему креслу, – дела идут как никогда лучше. "Таймс" пишет обо мне восторженные статьи. Общественность называет "Человеком года", а цены на миланской бирже взлетают вверх...

   – Да, и как всё хорошее, оно быстро заканчивается.

   Синдона только махнул рукой:

   – Всегда ты так, любишь омрачать часы триумфа.

   – Дон Микеле, – снисходительно произнёс Сарваш, – вы же опытный человек, значит должны понимать, что прибыль и успех – вещи приходящие и так же быстро уходящие.

   – Я и Роберто Кальви держим миланскую биржу на коротком поводке, – не без удовольствия произнёс Синдона, – всё под контролем и здесь и там.

   – Долго собираетесь раскачивать цены на акции вверх-вниз? – ненавязчиво поинтересовался Сарваш

   – Сколько потребуется. Сейчас за доллар дают 825 лир. И я говорю тебе, это не предел. Бономи предлагает мне продать ей Генеральное общество недвижимости.

   – Так продавайте.

   – Чёрта с два. Что я, зря покупал те акции у Ватикана? Нет, эта компания нужна мне самому больше, чем Бономи.

   Сарваш даже догадывался почему – через компанию очень удобно превращать деньги мафии в государственные облигации. Но вслух он только назидательно сказал:

   – У биржи есть неприятная особенность – цены на ней не могут бесконечно расти.

   – О, только не пугай меня. Я лучше тебя знаю о взлётах и обвалах.

   – И, наверное, можете их точно предсказывать, – с легкими нотками издёвки произнёс Сарваш.

   – Что-то ты сегодня слишком дерзкий.

   – Я всегда такой по вторникам.

   – Тогда скажи мне, – с лёгкостью в голосе предложил Синдона, – какие у нас перспективы на ближайшее будущее? Что, по-твоему, будет твориться на бирже? Выдай-ка мне прогноз, как ты можешь, быстро и метко. Давай.

   Сарваш внимательно посмотрел на "Акулу", на его светящееся от предвкушения прибыли лицо и не смог отказать себе в удовольствии сказать:

   – Я думаю, в ближайший месяц биржа принесет вам уйму сюрпризов. А меньше чем через год вы станете банкротом.

   – Да неужели? – сникнув, тут же произнёс Синдона.

   – Дон Микеле, взгляните правде в глаза, ни один ваш банк не выдержал бы и первой проверки самым бесталанным ревизором. Вы же не умеете прятать концы в воду, даже не стараетесь. Спекуляции на двадцать миллиардов долларов по всему миру не самое безопасное занятие.

   – Это не спекуляции, а новаторство, в котором ты ничего не понимаешь.

   Сарваш лишь ухмыльнулся:

   – Да, наверное, я многого в этой жизни не понимаю, потому что все ваши начинания должны лопнуть, ведь у вас никогда не было тех самых двадцати миллиардов.

   Синдона долго молчал, прежде чем каменным голосом произнести:

   – Пошёл вон.

   Сарваш с довольной улыбкой поднялся с места и направился к двери, когда услышал недовольное ворчание:

   – И за что я только держу тебя. Другого бы уволил за такое хамство не задумываясь. Ты слишком много времени ошиваешься в экономическом департаменте. Это оттуда у тебя такой пессимизм, от этой Боффи?

   – Хорошо, я учту критику, – пропустив последние слова мимо ушей, произнёс Сарваш. – Когда будет надвигаться новая Великая депрессия, я обязательно скажу вам, какие чудесные годы нас ожидают.

   – Вон!

   Сарваш не стал испытывать терпение начальства и удалился. Его не особенно волновал гнев Синдоны и возможное увольнение. Новую работу он всегда сумеет найти. Да, возможно из-за увольнения он не сможет завершить начатое, но теперь это не так уж и принципиально. Ведь роман с Карлой куда интереснее финансовой аналитики. Хотя бы потому, что она как-раз-таки считает иначе. Карла вообще всё предпочитает делать и говорить наперекор. Фантастическое упрямство. И в этом состоит её очарование. Слишком велик соблазн покорить упрямицу, сломить все барьеры, а после посмотреть, что из этого выйдет. Станет ли Карла послушной и робкой в его объятиях, или же природная дикость и непокорность в ней неистребимы?

   Да, такие планы бродили в голове Сарваша в отношении Карлы. В конце концов, он слишком стар для банальной романтики и любовной идиллии. То, что называют простыми человеческими отношениями для него осталось пройденным этапом ещё лет двести назад. А Карлу все ещё беспокоит его кажущаяся молодость...

   В одну из ночей, что Ицхак остался у неё, Карла сказала:

   – Скоро я тебе наскучу, и ты уйдешь к какой-нибудь молодой практикантке. И оставишь меня, наконец, в покое...

   – Раз ты заговорила об этом, значит тебе не всё равно, уйду я или нет, – заметил Сарваш и ехидно улыбнулся.

   Судя по тому, как нервно Карла сжала простынь в руках, она была готова запустить в него подушкой, но отчаянно это желание подавляла.

   – Что такое? – спросил он, – пять минут назад мы занимались любовью, а сейчас ты говоришь о расставании. Я тебя не понимаю.

   – Всё правильно. Я не понимаю тебя, ты не понимаешь меня. Ты не хочешь со мной ни завтракать, ни ужинать. Я не хочу бывать с тобой на людях. Наши отношения бесперспективны и были таковыми с самого начала. Зачем мы тогда их продолжаем?

   – Я – потому что люблю тебя.

   – Брось...

   – Не могу. Не в моих правилах расставаться с любимой и желанной женщиной, даже если она об этом просит.

   – А если я изменю тебе? – Карла испытующе посмотрела на него. – Найду кого-нибудь помоложе тебя, например, студента экономического факультета.

   – И что ты с ним будешь делать? – усмехнулся Ицхак. – Извини, но роль матери великовозрастного мальчика тебе не особо подходит.

   И всё же Карла запустила в него подушкой. Ицхак отбил атаку и пошел в наступление. И Карла была не прочь ему покориться, как и всегда.

   А на следующее утро случилось то, чего Сарваш так долго ждал – почти с первого дня, как поступил к Синдоне на службу – на миланской бирже произошёл обвал, акции резко подешевели, курс лиры упал.

   На рабочем столе дона Микеле не было видно ничего кроме заполонивших его белых бумажных журавлей.

   – Только что принесли распечатки с корсчета, – пробурчал Синдона, – У банка сорок миллионов убытка.

   – И почему я не удивлен? – без тени сожаления заметил Сарваш. – Ах да, наверное, потому, что месяц назад я вас предупреждал...

   – Хотя бы сейчас не надо давить на больное! – взбеленился Синдона и чуть не смял недоделанного журавлика, – я тебе плачу не за ёрничество, а за конкретные решения. Говори, что мне делать. Если так и дальше пойдет, в следующем месяце банк не сможет выплатить дивиденды акционерам. Нужно что-то экстренное и действенное.

   – Дон Микеле, я ведь вам не раз говорил, те приемы бизнеса, что хороши в Италии, в Соединенных Штатах могут караться тюремным сроком.

   – Вот только не надо меня сейчас пугать. Сколько лет я помогал семье Гамбино с легализацией их доходов, и ты прекрасно об этом знал. И никто другой мне и слова против не сказал, ни ФБР, ни прокурор Нью-Йорка. А теперь Гамбино отзывают свои капиталы из банка назад.

   – Вот и прекрасно.

   – Что прекрасного? Ты знаешь мою позицию. Я отношусь к мафии как к ещё одному экономическому предприятию. Мафия располагает немалыми деньгами, которые желает вкладывать в выгодный бизнес. Другой вопрос, как легализовать криминальный капитал. Этим занимаюсь я, и уже много лет. Мои доверители имеют право на охрану личных интересов и знают это. А если кто-то станет тянуть руки для проверки их счетов, то я объявлю это посягательством на свободу предпринимательства и ущемлением демократии.

   – Какой нетривиальный взгляд на демократию, – съехидничал Сарваш.

   – Да, – не понял его подколки Синдона, – потому что мафия это только малая часть того, что я могу...

   – Ну, малой я бы её называть не стал. Между прочим, на её долю приходится 4% ВВП Италии.

   – Пусть так, но есть силы куда могущественнее и важнее. – Тут Синдона стал как никогда серьёзен. – Я давно хотел поговорить с тобой об этом. Ты чертовски талантлив. Есть люди, которым ты сможешь быть полезным. А они всегда готовы ответить благодарностью за помощь.

   – Мне уже жутко, – рассмеялся Сарваш. – Дон Микеле, куда вы собираетесь меня втянуть?

   – Не втянуть, а предложить присоединиться к одному древнему и могущественному братству...

   Дальше Синдона заливался соловьем о вольных каменщиках, а Сарваш слушал его в пол-уха. В последний раз вступить в братство масонов ему предлагали лет двадцать пять назад. И на подобные предложения он всегда отвечал одинаково:

   – Боюсь, что вынужден отказаться.

   Синдона окинул его недоверчивым взглядом и произнёс:

   – Лучше подумай и хорошенько всё взвесь.

   – Будет вам, дон Микеле. Нам с вами сейчас сподручнее думать, как расхлебывать кашу, которую вы заварили...

   – Послушай меня, парень, – начиная злиться, произнёс Синдона, – такое предложение поступает только раз в жизни... – на этой фразе Сарваш ехидно улыбнулся, а Синдона, не замечая этого, продолжал – ... и только от твоего решения зависит, будет твоя жизнь и дальше успешной, или же нет. Ты не понимаешь, от чего отказываешься.

   – Возможно, – пожал плечами Сарваш. – Зато представляю, что будет, если соглашусь. – И он ненавязчивым жестом провел большим пальцем правой руки по горлу. – К тому же, я никогда не носил галстука, он, знаете ли, всегда норовит угрожающе сдавить дыхание.

   По глазам Синдоны было видно, что намёк Сарваша на масонский символ галстука-удавки он распознал и понял.

   – Может лучше поговорим о другом? – предложил Сарваш.

   Синдона с мрачным видом принялся вырезать из листа бумаги квадрат и тут же начал складывать его по диагонали:

   – Я уже сказал, Гамбино забирают свои деньги, а это гарантированный дефицит ликвидности.

   – Зато вы не будете виноваты в том, что деньги мафии сгорят в вашем же банке. И, как следствие, вы проживете ещё долгую жизнь.

   – Может, перестанешь умничать? Где мне взять деньги? Лучше об этом мне скажи, иначе проблемы начнутся уже в Италии.

   Сарваш не стал разуверять дона Микеле, что проблемы гарантированно будут, не зависимо от того найдёт он деньги или нет. Но зачем раньше времени расстраивать и без того мрачного "Акулу"?

   – Национальный банк Вестминстера, – был ему краткий ответ.

   – Лондонский банк? А что, можно попробовать. Клиринг?

   Сарваш кивнул.

   – Ладно. Хорошо. В общем, иди, это дело я улажу сам.

   Сарваш ничего не сказал, только повиновался. Когда он покинул кабинет, Синдона должен был обнаружить на своем столе фигурку оригами, но совсем не ту, что складывал сам – бумажная лиса навалилась на бумажного журавля, перекусывая ему горло.

   Сарваш понял, что Синдона клюнул на его уловку и попытается забрать деньги у Лондона. Но именно что попытается. Англичане не дадут ему это сделать, потому что вчера получили от одного доброжелателя важную информацию об истинном, а не прописанном в пресс-релизах положении Франклинского национального банка. Всё-таки хорошо, когда у тебя есть связи во многих европейских банках, и ты знаешь людей, с которыми можно поделиться удобной для тебя информацией.

   Звезда Синдоны неумолимо близилась к закату. Англичане "неожиданно" отказались выдать деньги по клирингу – как следствие, акционеры Франклинского национального банка не получили выплат по дивидендам. В Милане оба банка Синдоны еле держались на плаву. По совету Сарваша он произвёл их слияние. Теперь у него был один крупный банк с гигантским убытком в двести миллиардов лир.

   Пока дон Микеле отчаянно искал спасения в Италии и клянчил деньги у правительства, в Нью-Йорке Сарваш не забывал о своей второй профессии, ни одному из смертных не понятной. По сути, она совпадала с основной, правда, обслуживать Сарвашу приходилось интересы исключительно альваров.

   Вот и в один из августовских дней в офис Франклинского национального банка персонально к Ицхаку Сарвашу пожаловала Лили Метц – миниатюрная брюнетка с карими глазами и доброжелательной, но слегка грустной улыбкой.

   Сарваш знал о Лили не так уж и много. Юная альваресса, почти дитя по меркам его годов. Красива, обворожительна, мила. Кажется родом из Германии. Был у неё в тридцатые годы интересный брак, с тех пор замуж она выходит регулярно, и так же регулярно пополняет личный счёт очередным наследством от очередного почившего супруга. В том, что её мужчины умирали с завидной регулярностью, можно было заподозрить коварный план в духе Борджиа. Но Сарваш вглядывался в её милой личико с правильными чертами и не мог разглядеть в Лили Метц злодейку. Уж скорее она пьёт кровь своих мужей, это было бы куда реалистичнее. Не многие альвары практикуют и даже понимают такие смешанные на крови и сексе отношения. Сарваш, например, не понимал.

   – Я знаю, – опустив глаза, заговорила Лили, когда они остались наедине в переговорной комнате – вам, наверное, не совсем приятно моё присутствие здесь.

   – Отчего же? – поинтересовался Сарваш. – Вроде бы мы с вами не в ссоре.

   – Просто... Вы уже, наверное, слышали, кто был мои первым мужем.

   Сарваш пожал плечами.

   – Слышал, но без особых подробностей.

   – А я слышала, что случилось с вами в войну...

   – Ох, вы об этом... Лили, – Сарваш улыбнулся, чтобы ободрить совсем приунывшую женщину, – только не драматизируйте. В ту войну с половиной европейцев случались вещи похуже моих. Мне, правда, не на что жаловаться.

   – И всё же, как должно быть это горько... вспоминать об этом.

   – Но, я так понимаю, Лили, не ваш муж был комендантом Берген-Белзена.

   – Нет, он всю войну прослужил в Берлине, в Имперской Канцелярии.

   На последних словах она совсем сникла.

   – Лили, что бы там не сделал ваш муж, вряд ли лично вы смогли приложить к этому вашу изящную ручку.

   – И всё же... концлагерь... такое страшное место... Но ведь в Берлине никто об этом не слышал. – Она подняла на него ясные глаза, и с пылом произнесла. – Поверьте, я ничего не знала, никогда не слышала о концентрационных лагерях.

   – Признаюсь и я до переезда в Берген-Белзен тоже ничего о них не знал. Только, пожалуйста, не смотрите на меня с сочувствием. Пребывание там стало для меня чем-то вроде приключения. Но лишь потому, что я альвар. Мои друзья по лагерю вернулись на свободу живыми и здоровыми, а вот Анна Франк умерла в одном из соседних бараков. Поверьте, среди персонала лагеря были добрые и отзывчивые люди. А что сталось с ними после войны, не хочу и думать. Уж если на то пошло, я не виню в своей неволе никого из немецких граждан. Единственные люди, кто перешёл мне тогда дорогу, это правительство Салаши, которое покусилось на завод, которым я тогда владел, и посол Валленберг, что отказался брать взятку за моё освобождение.

   – Разве Валленберг не спасал евреев? – пораженно вопросила Лили.

   – Так ведь не бескорыстно. Красная Армия арестовала его с немалым количеством золота, которое он собирался вывезти из Венгрии. Помнится, порой люди отдавали ему последнее, лишь бы бежать за границу. Так что не верьте сказке о благородном дипломате, её сочинили его идеологические вдохновители. Меня же они не жаловали и назвали отсохшей ветвью. Собственно, поэтому я и поехал не в Штаты, а в Берген-Белзен... Но хватит об этом, все закончилось двадцать девять лет назад. Я об этом давно не вспоминаю, и вы постарайтесь не думать о былом.

   Кажется, женщина приняла его совет, и взгляд её заметно потеплел.

   – Лучше скажите, с чем вы пришли ко мне? Желаете открыть счёт или доверить мне управление вашими активами?

   – Я хочу то, что вы делаете всем.

   Сарваш согласно кивнул. Все альвары, что обращались к нему, просили одного – сделать так, чтобы их банковские счета не были привязаны к имени в их текущем паспорте. Ведь вечноживущие в силу неувядающей внешности имеют обыкновение менять имена и места жительство по пять-десять раз в столетие. Но банковская система простых смертных не настолько гибка, чтобы выдавать по первому запросы деньги их истинному владельцу, особенно если официально он мертв. В былые века Сарваш сам часто сталкивался с этой проблемой и профессиональные навыки подсказали выход – создать запутанную систему счетов, в которой не найти ни конца, ни начала, какую можно сплести только зная банковское дело изнутри. Со временем об этом его навыке узнало всё сообщество вечноживущих, и среди них нашлось немало людей, озабоченных сохранностью нажитого веками состояния. Так Ицхак Сарваш стал банкиром альваров.

   Система была отлажена. Стоило вкладчику только связаться с Сарвашем и сказать ему свое нынешнее официальное имя и место, где ему удобнее получить деньги, как на следующие сутки появлялся соответствующий счёт в соответствующем банке на новое имя владельца.

   Сарвашу давно советовали создать свой банк и не мучиться с постоянным открытием и закрытием счетов в многочисленных банках и их филиалах. Но он остерегался подобного новаторства. Лучше эксплуатировать существующую всеохватывающую систему, чем пытаться создать свою с нуля. Он ведь прекрасно знал, что не так уж много денег несут ему вечноживущие братья и сёстры. Да, кто-то как Лили коллекционирует наследство, кто-то складывает доходы от многочисленных успешных предприятий, а кто-то просит открыть счёт на ничтожно невеликую сумму, на всякий случай, на чёрный день.