Текст книги "Стратегия обмана. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 48 страниц)

   – Солдаты расстреливали тех, кто шёл на помощь. – Наконец Алистрина смогла вставить и свое замечание. – Это такая армейская тактика, подстрелить вражеского солдата на открытой местности и ждать, когда на его крики придут сослуживцы, чтобы перестрелять и их. Это военная тактика, когда бои идут между двумя армиями. Двумя, а не военными и гражданскими.

   Этот день стал вторым Кровавым Воскресеньем в её жизни. Первое состоялось в январе 1905 года в Петербурге. Ей было всего пять лет, когда она впервые увидела, как солдаты стреляют в людей, идущих с иконами, а молодчики забивают полицейских. Стало быть, картины насилия преследуют её с самого детства, насилие живёт с ней и в ней почти всю жизнь.

   – Что задумалась? – окликнул её командир, – как планируешь делать дальше? Что будешь делать?

   Алистрина медленно повернула ноющую шею, чтоб посмотреть командиру в глаза.

   – Я долго держалась, почти два с половиной года, когда ввели войска. Больше терпеть не могу. Никто больше не посмеет целиться мне в спину. Скажи где и когда, я приду и убью столько британских солдат, сколько ты мне скажешь.

   По виду командира было заметно, что это холодное заявление напугало его:

   – Сначала в себя приди, – мрачно заключил он. – Мы с тобой потом поговорим.

   На третий день в Дерри прошли похороны. А в Дублине все рабочие города не вышли на работу в знак траура. Сто тысяч человек вышли скорбеть на улицы. Они принесли к британскому посольству тринадцать гробов, обёрнутых чёрными флагами, а после напалмовыми бомбами сожгли посольство дотла.

   Целый месяц, что Шеймас провёл в госпитале, от его постели не отходила мать, что приехала из Кулмора. Алистрину в палате она встречала сдержанно – слишком часто потенциальная, по её мнению, невестка отлучалась из города, слишком мало времени проводила рядом с её мальчиком. Как-то случайно Алистрина подслушала их разговор, стоя у дверей палаты:

   – Мам, не говори глупостей, Алистрина остановила мне кровь, я помню, что она заслонила меня собой, когда стреляли. Как ты можешь её попрекать?

   – Если она такая распрекрасная, то почему неделю здесь не появляется?

   – У неё дела в Белфасте, – неохотно отвечал Шеймас. – Я говорил тебе, она волонтёр двух комитетов и нашей ассоциации.

   – Какие могут быть дела в Белфасте, пока ты здесь? Послушай меня, сын, материнское сердце меня не обманывает. Она ведь тебя не любит.

   Шеймас ничего не ответил. Он ведь и сам прекрасно знал, что не любит, Алистрина никогда этого от него не скрывала. Зато она всегда нуждается в нём, это он прекрасно понимал.

   В тот день Алистрина так и не решилась зайти в палату. Она лишь тихонько проникла в сестринскую комнату, пока там никого не было, и без всяких угрызений совести стащила бутыль со свежеперелитой от донора кровью.

   Когда Шеймаса, наконец, выписали, Алистрина уличила момент, пока его мать ходила по магазинам и пришла в его квартиру:

   – Пожалуйста, – она вложила в его ладонь конверт, что когда-то получила от Родерика, – уезжай в Ирландию.

   Шеймас сделал вид, что не понял её и пошутил:

   – Но мы и так на острове Ирландия.

   – Ты понял, о чём я. Забирай мать, и переезжайте вдвоём в Дублин. Здесь у тебя будущего нет.

   Шеймас немного помолчал, прежде ем сказать:

   – Мне кажется, ты слишком драматизируешь. Я выздоровел, сейчас со мной всё в порядке.

   – Тебя почти убили, – резко выпалили Алистрина, не в силах слушать его оптимистическую чушь. – Подумай о матери, она ведь так тебя любит. Это неправильно, когда родителям приходится хоронить своих детей.

   – Я и не собираюсь умирать в ближайшие сорок лет.

   – Значит, ты прекращаешь активистскую деятельность?

   – Нет, это моя борьба за родную землю, я не в праве её оставить только потому, что словил пулю и испугался. Мой долг продолжать говорить и кричать, пока нас не услышат.

   – Не услышат, – горько констатировала Алистрина. – Шеймас, если это единственное, что тебя держит здесь, то не волнуйся и уезжай. Я продолжу нашу борьбу за двоих.

   Он долго смотрел ей в глаза, видимо, пытался понять, насколько серьёзны её слова.

   – Я знаю, что у тебя на уме, – наконец, произнёс он. – Это неправильно, так нельзя.

   Алистрина лишь отрицательно мотнула головой:

   – Я знаю, что ты не посмеешь никому сделать больно. Такой ты человек, Шеймас, добрый и отзывчивый. А я не такая, назло я отвечу злом, потому что по-другому больше не могу. Четыре года я терпела, а больше не стану.

   – Почему четыре? – не понял он.

   Алистрина осеклась. Вербовка и приезд в Ольстер сильно изменил её взгляды на жизнь и саму себя, но Шеймасу знать об этом не нужно и даже нельзя.

   – Четыре года назад мы познакомились, на демонстрации, помнишь?

   Улыбка осветила его лицо, значит, тот день был дорог его сердцу. Но тут вернулась мать и разговор Шеймаса и Алистрины сошел на нет.

   – Почему ты вчера не ходила в церковь? – Тут же женщина решила попрекнуть Алистрину.

   Это было трудно объяснить. Александра Гольдхаген могла вводить в заблуждение окружающих и называть себя Алистриной Конолл, урожденной ирландкой-католичкой из Кастлдерга, раз того требовала легенда. Но церковь не то место, где уместна ложь – Бога обмануть не получится. А она другой веры и при крещении нарекли её другим именем, молиться и принимать таинства научили иначе. Но даже этого Александра не делала уже много лет.

   – Давно ты была на исповеди?

   – Давно, – честно и пристыженно призналась она.

   – Очень плохо, – насупилась мать Шеймаса – А ещё крест носишь, неправильный какой-то... – и, больше ничего не сказав, удалилась на кухню.

   Алистрина вновь сунула Шеймасу конверт. На сей раз он открыл его и удивлённо спросил:

   – Откуда у тебя эти деньги?

   – Аванс.

   – За что?

   – За будущую покорность.

   Шеймас протянул конверт обратно, но Алистрина его не приняла.

   – Откажись, – умоляюще произнёс он. – Верни их обратно.

   Алистрина отвела его руку с деньгами от себя и с нажимом сказал:

   – Уезжайте вдвоем в Дублин.

   – Тогда поедем все вместе, втроём.

   Она покачала головой.

   – Но ты ведь приедешь потом? – сдавшись, спросил Шеймас.

   – Конечно, – тут же кивнула Алистрина, прекрасно понимая, что вряд ли так и сделает.

   – Когда?

   – Скоро. Разберусь со своими делами и приеду.

   – Тогда я подыщу нам квартиру, присмотрю и тебе работу. А потом проедем вдвоем по всему острову, посмотрим все курганы и круглые башни.

   – Сдались тебе эти башни.

   – Это ж наша история. В них есть загадка.

   Алистрина только кратко кивнула. Кажется, и Шеймас прекрасно понял, что ничего из этого у них не случится.

   Через три дня Алистрина проводила Шеймаса с матерью к автобусному вокзалу. Вечером она уже была в штабе, где командир сказал ей:

   – Ты говорила, что терпение твоё иссякло. Говорила, что ждёшь приказа. Так вот, слушай мой приказ... – он вложил в её руку револьвер, но не успел закончить речь, как Алистрина тут же спросила:

   – Скольких?

   Командир помрачнел, увидев такое рвение:

   – Хотя бы одного. И вернись живой – это мой приказ.

   В ту ночь Алистрина, не таясь, зашла в протестантскую часть города. Недолго ей пришлось ошиваться около паба – подвыпившие и просто пьяные солдаты покидали помещение по одному и целыми компаниями чуть ли не каждые три минуты. Она выбрала одного, вернее тот солдат думал, что это он сам подцепил девицу. Его приятель хотел идти за ними следом, говоря, что даже в увольнении нельзя ходить по городу одному, но тот ответил, что он с дамой и третий им не нужен. Алистрина не возражала, она вообще старалась не говорить, дабы не выдать ирландский акцент, единственный, каким она владела после обучения в лагере на острове Джерси.

   Она повела солдата в парк на окраине города, а он был достаточно пьян, чтобы всерьёз выбирать между кроватью в квартире и скамейкой около деревьев. Когда он в нетерпении начал хватать Алистрину за бедра и ягодицы, ей тут же вспомнился другой английский солдат, которого она встретила в далеком 1945 году, когда бежала прочь из Берген-Белзена от красноглазого двухметрового чудища в человеческом обличии, что вонзило ей нож в сердце, и его подельника, что всадил ей пулю в голову. Тот английский солдат тоже тянул свои руки, куда не следовало, а ещё бил и сдирал с неё одежду. Этот пока только пристаёт, а может вот-вот рухнет на землю и забудется пьяным сном. Тому, из 1945 года, она выкусила глотку, спасая женскую честь. А этот уже начал лезть одной курой под блузку, другой – под юбку.

   – Не понял, – еле ворочая языком, пролепетал он, нащупав около женских трусиков, совсем не то, что ожидал.

   – Да-да, красавчик, – произнесла Алистрина, отпихнув его руку, и доставая из-под резинки чулок револьвер, – Именем Временной Ирландской республиканской армии ты приговорен к смерти.

   Первым выстрелом она ранила его в пах и с минуту равнодушно смотрела, как он корчится на земле, не в силах даже позвать на помощь. Вторая пуля угодила ему в голову и солдат тут же затих. Вот и всё, сделано. Второй человек, которого она убила за семьдесят три года своей жизни, и тоже британский солдат. Алистрина спрятала револьвер обратно и наклонилась к телу, чтобы оторвать от формы убитого нашивку парашютного полка, того самого, что расстрелял марш в день Кровавого Воскресенья.

   В ту же ночь она принесла трофей командиру. Он ничего не сказал, только с опаской посмотрел в её бесстрастное лицо. Через неделю он объявил, что Алистрину вызывают в Белфаст:

   – Надолго, – пояснил он. – Так что прихвати свои вещи, желательно все.

   Алистрина только усмехнулась и посмотрела на командира в упор:

   – Что, страшно стало? Или того парашютиста пожалел?

   – А ты сама-то себя не боишься?

   – С чего вдруг?

   – Да так... – недовольно произнёс он и постарался отойти от Алистрины подальше.

   – А чего ты ждал? – с вызовом вопросила она. – Ты сказал мне убить военного, и я выполнила приказ. Или ты думал, что я приду к тебе в слезах и соплях от нервного потрясения? Так ведь кончились у меня слезы.

   – Оно и видно.

   – Правда?

   Командир только окинул её недоверчивым взглядом и заключил:

   – В Белфасте считают, ты им нужнее. А я считаю, что в Дерри тебя ничего больше не держит. Шеймас ведь тебя бросил?

   От неожиданности такого заявления Алистрина рассмеялась ему в лицо:

   – Ты думаешь, только брошенная женщина может пристрелить другого мужчину в отместку?

   – Я следил за новостями, знаю, как ты его убила и куда стреляла.

   Алистрина только покачала головой.

   – Ну, ты и дурак, командир. Да, лучше поеду в Белфаст, мы бы с тобой и вправду не сработались.

   На следующий день, когда Алистрина, взяв свои пожитки, приехала в Белфаст, город бурлил от возмущения, страха и непонимания. В одном из ресторанов в центре города взорвалась бомба – два человека были убиты и сто ранены. Говорили о залитой крови улице, оторванных руках и ногах, ослепших с окровавленными лицами людях, что выползали из дымящегося здания.

   В штабе белфастской бригады разговоры были другие.

   – Полиция обвиняет в этом нас, – ходя из стороны в сторону, грозно говорил командир Туми.

   – Что за бред? – возмущались бойцы. – С чего нам убивать мирных католиков? В том ресторане ведь были только наши люди.

   – Я вам говорю, – настаивал один осведомленный паренёк, – во всем виноваты лоялисты. И всё это из-за чёртового гимна чёртового объединенного королевства. Я знаю, в том ресторане хозяин просто отказался его играть. Лоялисты своё недовольство ему высказали. Потом угрожали. А сегодня угрозу выполнили.

   – Трусливые псы, даже не взяли на себя ответственность. Кто проводит теракты и не заявляет о своей причастности? Зачем их тогда вообще проводить?

   – Такая тактика называется провокацией, – подала голос Алистрина. Бойцы тут же обратили на новенькую внимания. Беззаботно покуривая сигарету, она изложила своё видение ситуации. – Исполнитель не взял на себя ответственность только потому, чтобы сейчас в теракте можно было обвинить нас. Вот увидите, газеты всю неделю будут писать, что ВИРА убивает католиков. Они настраивают наших же людей против нас. Они добиваются того, чтобы католики забыли битву за Шорт-Стренд, оборону Свободного Дерри, когда всем миром стояли за общее дело. Англичане хотят, чтобы сейчас люди отказались нас поддерживать. Это провокация лоялистов и властей против ВИРА.

   – Дело говорит, – произнёс один здоровяк, мотнув головой в сторону Алистрины, и обратился к командиру. – Что делать будем? Как отвечать?

   Командир Туми в ответ метнул взгляд на Алистрину:

   – Вот наш специалист, она и будет думать, как и какими средствами нам нанести адекватный ответ.

   – Ну, – протянула Алистрина, – командир здесь вы и ответственность за все действия батальона исключительно на вас...

   – А вы полагаете, мисс, я об этом не знаю? – с твердостью в голосе произнёс он, – Знаю, и прекрасно. С ответными мерами у нас в последнее время много проблем и неудач.

   – Знаю. Будем решать.

   Алистрину поселили на квартиру одной из девушек-добровольцев, сказав, что отныне они будут работать в паре. Дарси оказалась бывшей студенткой миниатюрного телосложения, с тёмными волосами по плечи и вечно растрёпанной челкой. Перспектива жизни в одной квартире с соседкой Алистрину не особо обрадовала, но с другой стороны, как ей подумалось, это могло решить проблему поиска дарителя крови.

   Дарси с интересом встретила новую соседку, о которой была уже немало наслышана. А когда девушка узнала, что им двоим поручено задание от самого командующего бригады, она и вовсе не могла сдержать восторга:

   – Так что мы будем делать? – суетливо вопрошала вчерашняя студентка.

   – Будем варить гремучий студень, – заключила Алистрина.

   – Какой ещё студень? – удивилась она.

   – Из нитроглицерина и опилок, Дарси, какой же ещё? Я тебе не повар, а взрывотехник.

   – Ясно. А почему его?

   – Потому что в последнее время слишком много наших бойцов подорвались на своих же бомбах во время транспортировки. Хватит уже экспериментировать со старым вспотевшим динамитом. Будем варить свой гелигнит.

   Раньше, до знакомства с Джейсоном и учебы в лагерях, Алистрина считала нитроглицерин исключительно компонентом лекарства для сердечных больных. Теперь же нитроглицерин стал для неё взрывчатым веществом и маслянистым ядом.

   Когда на квартиру привезли нужные компоненты, Алистрина со знанием дела приступила к изготовлению взрывчатки. Дарси с интересом любознательного ребенка следила за каждым её действием. Алистрина не стала говорить ей, что впервые (а тренировочные занятия в лагере не в счёт) взялась за изготовление почти пятидесяти килограмм опасной смеси. Таким количеством можно было бы снести скалу по камешкам, ведь гелигнит в основном использовали для горных работ. Но командование настаивало именно на таком убойном количестве взрывчатки, и не фунтом меньше. И Алистрина её делала, попутно предаваясь воспоминаниям о месяцах учебы в лагере, где ей рассказали, что именно снарядом с гелигнитом, "гремучим студнем", народовольцы убили русского императора Александра II. А ещё она вспомнила, как отец уже в Мюнхене рассказал ей, что в петербургской квартире, где они жили раньше, некогда была динамитная мастерская, и именно там народовольцы смастерили бомбу, что убила царя.

   И вот теперь здесь, в Белфасте, спустя шестьдесят четыре года после жизни в бывшей конспиративной квартире террористов, Алистрина пошла по их же стопам. Какой же всё-таки парадоксальной может быть долгая жизнь.

   – А так и должно пахнуть? – поморщилась Дарси.

   – Как? – не поняла её Алистрина, ибо запахов, после того как переболела "испанкой" лет пятьдесят назад, не чувствовала.

   – Как будто ампулу с аммиаком разбили.

   В миг Алистрина поняла что случилось.

   – Твою мать!.. – она резко схватила тару с взрывоопасной смесью и кинула её в таз с водой и кубиками льда.

   Наблюдая, как темно-жёлтое желе плавает в воде, Алистрина, наконец, сказала:

   – Ты чудо, Дарси. А я идиотка.

   – А что случилось-то? – удивлённо захлопав глазами, спросила она.

   – А то, что я чуть не разнесла по кусочкам твою квартиру и нас вместе с нею. И соседей.

   Пять минут прошли в полной тишине. Алистрина нервно закурила, и, вспомнив о своей же выходке в Монако, поспешила затушить сигарету и произнести:

   – Хватит на сегодня. Закончим завтра.

   – Меня не забудешь позвать? – опасливо поинтересовалась Дарси, видимо решив, что к такому опасному занятию её больше не подпустят.

   – Без тебя я теперь вообще ничего не буду делать.

   Для девушки это прозвучало как комплимент.

   – Теперь будешь моим носом, – заявила ей Алистрина.

   – Куда ж я денусь, – рассмеялась Дарси.

   – Ну да, – согласилась она, – а то точно останешься без квартиры.

   Бомбу закончили делать в срок, а в белфастском штабе всё продолжались дискуссии, куда и как её подложить. Транспортировать решили автомобилем, в нём же её и договорились оставить. А с местом парковки долго не могли определиться.

   – А кто там особо усердно писал, что ВИРА взорвал мирных католиков в ресторане? – вопросила Алистрина.

   – Да кто только не писал.

   – Все лоялистские журналюги.

   – И некоторые из писак, что на подкорме у Официальной ИРА.

   – Но особенно протестантские газеты.

   – "Известия".

   – Точно.

   – Вот к их редакции автомобиль и подгоним.

   – Транспортировку беру на себя, – поспешила объявить Алистрина, ведь случись что, виновата будет она одна, и даже если она пострадает, то не страшно. – А что дальше делать будем?

   – Позвоним в газету, скажем, что у них заложена бомба. Пусть уводят людей, нам их смерти без надобности.

   – Именно. Пусть под снос пойдёт здание их лживой редакции, в следующий раз пусть подумают, что и как писать.

   – Да, а предупредим о бомбе за полчаса. Хватит же времени?

   – Конечно, хватит, там ведь домик небольшой. Понаедет полиция, всё оцепит, всех из редакции выгонит.

   – А если полиция найдёт бомбу и сразу успеет её разминировать?

   – Вот пусть и возится с ней. Не важно, будет взрыв или не будет. Наша главная цель, посеять страх, дать лоялистам понять, что в Ольстере они нигде не будут защищены, пока смеют поносить нас. И пусть сочувствующие им сделают похожие выводы.

   В намеченный день Алистрина попрощалась с Дарси, когда двое добровольцев забрали из дома их совместное детище и погрузили его в машину. От провожающих Алистрина твёрдо отказалась. Случись что, мальчишек будет жалко, себя же – нет.

   Неспешно она подъехала к зданию редакции и припарковалась. Таймер был выставлен на 12:00 и в запасе было ещё полтора часа. Подойдя к телефону-автомату неподалеку и дождавшись своей очереди, Алистрина позвонила одному из добровольцев, чей номер ей дал командир, и голосом мечтательной дурочки сказала:

   – Тедди, ну я вернула Нелли конспекты по социологии. Да, только что. Можешь сказать Джерри, пусть идет к ней и забирает, раз ему так срочно надо. Ладно? Ну, пока.

   Алистрина положила трубку и беззаботно спешащей походкой побрела по улице, прочь от приговоренной редакции. Её телефонное сообщение не значило ничего, кроме того, что бомба на месте и сообщник может звонить в 11:30 в редакцию и сообщить им "радостное" известие.

   Алистрина ещё долго гуляла по центру Белфаста в ожидании часа Х. К 11:40 она не вытерпела и завернула на улицу, где располагалась редакция. Всё было спокойно и тихо. И это её не на шутку напугало. В голове вспыхивали вопросы: где полиция, почему не началась эвакуация? Через пять минут она услышала за спиной сирены, но блюстители правопорядка и военные проехали мимо редакции и остановились на другом конце улицы. Ещё через пять минут толпа людей, подгоняемая полисменами, спешно бежала по дороге. Алистрина глазам своим не поверила и поперхнулась сигаретным дымом, когда увидела, что людей заводят в здание редакции. Не помня себя, она кинулась прочь, подальше от посторонних глаз, к ближайшей свободной телефонной будке. Она набрала номер главного редактора "Известий" и охрипшим запыхавшимся голосом произнесла:

   – В вашем здании заложена бомба. У вас осталось мало времени. Эвакуируйте людей, иначе будет много крови.

   Она положила трубку. Сердце бешено колотилось. Алистрина заставила себя успокоиться и уйти прочь. Но тревога не проходила.

   Ударная волна едва не повалила её с ног. Дело сделано. Ничего теперь не исправить. Она шла прочь, боясь обернуться, боясь узнать, успели ли вывести из здания стольких людей или было слишком поздно.

   В новостях сообщили о шести погибших и 149 раненых, среди которых были и дети. Тела двух полицейских, что осматривали автомобиль, разнесло на куски. Погибли три уборщика мусора. Возмездие по заслугам добралось только до одного единственного боевика лоялистов, что оказался на месте взрыва. По телевизору показали и панораму места происшествия: первый этаж редакции разрушен подчистую, на улице повалены деревья, в домах поблизости выбиты все стекла.

   В штабе бригады общее настроение варьировалось от озлобленного к истеричному. Особо громко негодовала Алистрина, когда обращалась к командиру Туми:

   – Я что, по-твоему, приехала сюда специально детей убивать?! Нет, командир, уговор был такой: я немного соображаю, как сделать взрывчатку и собрать бомбу, ты знаешь, как употребить её на благо Ольстера. Так вот я тебя спрашиваю, так ты себе представляешь успешную акцию устрашения?! Да, все очуметь как испугались! Чёрт с ними, с полисменами, но трёх уборщиков разорвало на куски, полторы сотни истекли кровью. Да, мы переплюнули тех безымянных ублюдков, что взорвали ресторан. Вот только я не подписывалась на кровавый беспредел! Был уговор, а ты его не выполнил, и всё полетело к чертям собачим! Нет уж, кровью себя вымазывать я не позволю!

   Казалось ещё чуть-чуть и из глаз Алистрины посыпались бы искры. Командир Туми был подчеркнуто молчалив и стоически выслушивал критику, что было для него крайне необычным состоянием. Как правило, он и сам был не прочь постучать кулаком по столу. Но, видимо, децибелы и ярость в глазах Алистрины морально подавили даже его.

   Другие добровольцы молча слушали её и не спешили вступаться за командира. Даже суетливая и бойкая Дарси притихла в сторонке.

   – Вот скажи мне, командир, – продолжала Алистрина, – кто тот парень, которому ты поручил сообщить о заложенной бомбе? Нет, спрошу по-другому, ты уверен, что он сообщил именно то, что ты ему поручил, что бомба заложена в редакции "Известия", что взорвется она в 12:00? Это он должен был сказать?

   – Ты и сама прекрасно знаешь, что текст был именно таким, – холодно произнёс Туми, – Ты сама должна была сообщить ему по телефону, что всё готово.

   – А я и сообщила. За час с лишним сообщила! Что в моих словах для него осталось непонятным? И, между прочим, почему здесь присутствуют все кроме него? Мне бы очень хотелось услышать объяснения и понять, кто в нашей бригаде оказался слабым звеном и завалил операцию к чёртовой матери!

   – Да, командир, – присоединился к ней здоровяк Джо, – нам бы тоже хотелось знать, кто тот парнишка. Потому что я сегодня весь день сидел около радио и слушал новости. Там сказали, что какой-то паренек в 11:45 позвонил в редакцию "Ирландских новостей" и сказал, что у них заложена бомба. А эти "Ирландские новости" расквартированы на соседней улице.

   – Вот что я видела! – подхватила Алистрина, – полиция вела толпу с Чёрч-стрит прямо к редакции "Известий". – И она тут же обратилась к командиру. – Твой подонок, что, перепутал названия газет? И номера телефонов тоже перепутал?! А ещё у него часы опаздывали на пятнадцать минут и он позвонил позже!? Так, что ли было?

   – Алистрина, – мягко, почти по-отечески осадил её Джо, – Ты успокойся, наверное. Сейчас поговорим и во всём разберемся. Только скажи, когда в "Известия" позвонила ты?

   – У меня не было времени смотреть на часы, знаешь ли, искала свободный автомат. – Она раздраженно тряхнула головой и кудри разметались по плечам. – От моего звонка до взрыва прошло что-то около семи-десяти минут.

   – Вот, – с пониманием заключил Джо, – а в эти семь-десять минут людей как эвакуировали с Черч-стрит в редакцию, так и продолжили эвакуировать.

   – И что это значит? – недовольно вопросил кто-то из добровольцев.

   – Подставили нас, – ответили сзади.

   – Наверняка власти, – продолжил свою мысль Джо. – А ещё кто-то из наших. Вот мне ситуация видится так: собрались мы нашей милой компанией две недели назад, обдумали план, как разбомбить вражескую газету, а кто-то взял и сдал наш план полиции. Полиция или кто там будет поважнее её, подумали и решили, что мешать нам не надо.

   – То есть?

   – Как есть. А сегодня та же полиция взяла и привела сотню людей к месту взрыва, вместо того, чтоб эвакуировать из редакции тех, кто там был. И теперь по всем новостям будут говорить, что кровожадная ВИРА не только взрывает католические рестораны, но и газеты, где толпятся сотни людей. А ещё был у меня сегодня неприятный разговор с одним добровольцем из ОфИРА, моим соседом. Так вот сказал мне сосед, уж простите, дамы, – кивнул он в сторону Алистрины и Дарси, – что поимела нас контрразведка, сделала нас своими марионетками через засланного провокатора и теперь собственными руками ВИРА дискредитирует борьбу католиков за право быть свободными.

   – По-моему, Джо ты слишком сильно загнул.

   – Может и загнул, – спокойно согласился он. – А может надо поговорить с тем парнишкой, что должен был предупредить редакцию по телефону.

   – Да, – с азартом подхватила Алистрина. – Лично я очень хочу с ним поговорить, просто жажду общения...

   – Погоди, – осадил её командир Туми. – Хочу сказать вам всем, что в плане проделанной работы не имею ни к кому из вас никаких претензий. Особенно к тебе Алистрина. Ты сделала именно то, что я приказал, даже больше. Поэтому, как командир бригады ответственность за всё произошедшее я беру исключительно на себя.

   – Контрмеры! – не выдержала Алистрина. – Какие примешь контрмеры? Если и дальше здесь будет твориться такой бардак, то я возвращаюсь в Дерри.

   С минуту командир обдумывал её слова и, наконец, произнёс:

   – Тогда поедешь со мной, – обратился он к всё ещё пылающей гневом женщине, – и ты, Джо тоже. Остальные свободны, расходитесь по домам.

   Тем поздним вечером трое из белфастской бригады постучали в дверь квартиры, где жил двадцатилетний юноша по имени Эрни. При виде командира Туми парень заметно напрягся, но при виде мило улыбающейся ему блондинки тут же расслабился и переключил всё внимание на неё.

   – Эрни? – певучим голосом спросила она.

   Стоило ему улыбнуться в ответ и кивнуть, как Алистрина вцепилась рукой ему в горло и затащила в комнату. Командир прошёл следом, а Джо запер дверь.

   Пока Эрни, задыхаясь, не рухнул на стул, Алистрина не разжала хватку. Джо ненавязчиво принялся осматривать полки шкафов. Командир Туми же твёрдым, еле сдерживающим гнев, голосом спросил:

   – Эрни, скажи нам такую вещь, звонила ли тебе сегодня утром эта мисс?

   Юноша в испуге завертел головой то в сторону командира, то Алистрины

   – Я... мне... – начал заикаться он, – не знаю.

   – Конспекты по социологии! – рявкнула она, наклонившись к нему и вцепившись в плечо, – чтобы Джерри забрал их у Нелли!

   – Алистрина, – недовольно произнёс командир и дал ей знак отойти от парня прочь. – Так был этот звонок?

   – Да-да, был, – закивал Эрни.

   – Когда?

   – Не помню, наверное, в одиннадцать утра, а может... – осёкся он, в напряжении следя, как здоровяк Джо лазает в его вещах. – Не помню.

   – Как это ты не помнишь?

   – В 11:15 – тут же сказал Эрни более уверенно.

   – Что за чушь? – возмутилась Алистрина. – в 10:35, дубина, я позвонила тебе...

   И снова жестом командир заставил её остановиться.

   – Что ты делал потом?

   – Ждал.

   – Сколько ждал?

   – Минут пятнадцать.

   – А потом?

   – Потом позвонил.

   – Куда?

   – В редакцию.

   – Какую?

   – Газетную.

   – Детский сад, мать твою, – ругнулась с кухни Алистрина, попутно звякая столовыми приборами.

   – А-а... – заёрзал на стуле Эрни, пытаясь обернуться себе за спину, – что она там делает?

   – Ножи перебирает, – пробасил Джо, посмотрев в сторону Алистрины.

   – Ты не отвлекайся, Эрни, – вновь обратил его внимание на себя командир Туми. – так в какую газету ты позвонил?

   – "Известия".

   – А ты уверен, что именно туда? А может в "Ирландские новости"?

   – Нет, в "Известия".

   – А почему тогда твой звонок туда не поступил?

   – А я не знаю... А почему? – завертелся он. – А может, на станции неправильно соединили?

   – А может ты просто ошибся номером телефона? – подсказал командир.

   – Да, – поспешил согласиться Эрни, – Точно, наверное, ошибся.

   – Тогда откуда у тебя номер реакции "Ирландских новостей"? Ведь я его тебе не давал.

   – Так ведь ошибся...

   – Нет, Эрни, номера совсем не похожи, разве что первой цифрой.

   Тут из кухни вернулась Алистрина:

   – Что-то не клеится у вас разговор. Может подсобить подручными средствами? – спросила она у парня, вертя в руках тесак. – Эрни, тебе какой палец меньше всего нравится, указательный или мизинец?

   Юноша хотел было вскочить с места, но ему не дал Джо, внезапно встав за стулом и прижав Эрни тяжелой рукой к месту. Другой рукой он протянул командиру Туми сверток с белым порошком.

   – Значит, наркотики, Эрни? – разочарованно заключил командир.

   Алистрина тут же оживилась:

   – Ну, за это и руку не грех отрезать.

   Тут нервы окончательно сдали и, возопив, Эрни во всём признался. Месяц назад полиция Ольстера ворвалась в его дом и устроила обыск в обыкновенно хаотичной для них манере. Полисмены сами удивились, когда нашли то, за что парня реально можно было бы отправить в тюрьму. Но в управлении посчитали иначе, и в обмен за отзыв обвинения в хранении наркотиков Эрни любезно попросили стучать на своих "республиканских друзей". И Эрни усердно стучал – так ему, любителю расширения сознания, не хотелось в тюрьму, где дурь на ужин не дают. Поэтому Эрни и предал командира Туми – получив поручение позвонить в условный день и час в редакцию "Известий" и сообщить о заложенной бомбе, Эрни тут же побежал в полицию, раскрывать коварные замыслы кровавой ВИРА. К удивлению парня, в управлении его не только не стали отговаривать от участия в злодействе, но и любезно попросили исполнить наказ командира и передать сообщение, только позвонить на другой номер и попозже и вообще сказать, что бомба заложена в другой редакции.