Текст книги "Стратегия обмана. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 48 страниц)

   Халид молча выслушал его речь и кивнул, но ничего в ответ не сказал. Заговорил Мигель:

   – Так что, ты считаешь, что мы тебя не выменяем?

   – Очевидно из вышесказанного, что нет.

   – И тебя это совсем не пугает?

   Сарваш лишь пожал плечами.

   – Слушай, а не дуришь ли ты нам голову? Так спокойно здесь рассуждаешь. Ты же понимаешь, что с тобой будет, если мы не договоримся с израильтянами?

   – Прекрасно понимаю.

   – Вот я и удивляюсь, откуда у какого-то финансового консультанта столько самообладания. Не поделишься секретом?

   Скажешь, что бессмертен, не поверят. Может только Нада поймет? Но нет, есть неписанное правило, не говорить со смертными об альваризме. На всякий случай, пока сами не догадаются.

   – Я фаталист и потому готов принять любую участь, – сказал Сарваш.

   Мигель разочарованно вздохнул:

   – Вот так и в войну нацисты вас по лагерям и пересажали, потому что безропотно шли на убой.

   – Но были и восстания в Варшавском гетто и восстание в Треблинке.

   – Ага, были. Два случая за все шесть лет войны.

   Сарваша снова отправили в темную комнату и заперли. Оно и к лучшему, холокост был последней темой, о которой ему хотелось бы спорить. Да, в Берген-Белзен он поехал безропотно, после того как не удалось подкупить посла Валленберга. Но и особых стимулов к сопротивлению у Сарваша тоже не было. Одежду разрешали носить свою, работать не заставляли, обещали в скором времени выслать за границу. Смертных кормили достаточно, а по сравнению с голландцами и больными так и просто по-королевски, эсэсманы по подлагерю особо не ходили, так как было хоть и жалкое, но самоуправление. К счастью, старосты их подлагеря не докатились до того, что устроила самоуправленческая администрация Терезиенштадта. Когда Сарваша перевели туда, выяснилось, что в гетто проживают сплошь одни религиозные иудеи и на светских венгерских евреев с иностранными паспортами они поглядывали косо. Их спрашивали, неужели в Терезиенштадте нет ни одного еврея-христианина. Оказалось, действительно нет – иудейская администрация дала добро отправить всех христиан в Освенцим. А топом эти добрые люди уехали в Палестину и создали государство Израиль, да ещё увлекли за собой растерянных и обездоленных, что вышли из освобожденных лагерей и не знали, куда теперь деваться. В лагерях они были рабами, трудились на погибающую от войны экономику Третьей Империи, а потом в кибуцах, точно так же в малоудобных для полноценной жизни условиях работали на экономику использовавшего их Израиля.

   Время тянулось бесконечно долго. Лежа на кровати и закрыв глаза, Сарваш считал дни только по приходам Нады и смене блюд, к которым не притрагивался.

   – Эй, – участливо прошептала она, тронув его за плечо, – ты там живой?

   В ответ он нежно коснулся её руки, но Нада, тут же одёрнула её.

   – Садись уже есть, хватит голодать.

   И всё равно, она красивая девушка с добрым сердцем, как бы она не хотела это скрыть, как бы ни хотела казаться мужественной и агрессивной. И что только привело её в ряды террористов? Кто знает, как сложилась её жизнь после войны. Но он обязательно спросит, когда наступит более удачное для этого время.

   Судя по смене блюд на столе и нарастающему недовольству Нады, обещанные три дня прошли:

   – Нет, я понять не могу, – громко возмущалась она перед Сарвашем, – я что, так плохо готовлю?

   Пришёл и Халид:

   – Что ты кричишь? – спросил он её, зайдя в комнату.

   – Он меня оскорбляет! – ответила она, указывая на Сарваша.

   – Что ты ей сказал? – обратился к нему Халид.

   – Он отказывается есть, – продолжала сетовать Нада. – Нет, все мою стряпню едят, а ему не нравится, – и она тут же переключила гнев на Халида. – Я что к тебе, кухаркой нанималась? Если баба, то должна у плиты целыми днями стоять?

   – Что ты несешь? – тихо вопросил он.

   – Я целыми днями стараюсь, разнообразный рацион, новые блюда каждый день. Вы втроем все сжираете, а этот, – она махнула рукой в сторону Сарваша, – вообще недоволен. Устроили тут кухонное рабство!

   – Женщина! – не выдержал и воскликнул Халид по-арабски, – да замолчи уже!

   – Сам молчи! – с каким-то невероятным акцентом выдала в ответ Нада, – здесь я солдат, а не женщина.

   – А я твой командир! Да уйди уже с глаз моих.

   И она ушла, бросив на Халида гневный взгляд. Некоторое время он стоял в дверях, словно колеблясь, но всё же он вошёл в комнату и, сев на стул заговорил с Сарвашем по-английски.

   – Не бери в голову. Её время от времени клинит. Контузия от израильской мины.

   – Правда? – удивился Сарваш, – а что она там делала?

   – В детстве жила неподалеку. Короче, лучше не нервируй её. Начинай есть.

   Сарваш обдумал его слова. Он не знал, может ли на альваре сказаться контузия, но точно понимал, что Нада рассказала Халиду может и правдивую историю, но явно не из времен своего детства. Кстати, мина бы объяснила её солидарность с палестинцами и нелюбовь к Израилю.

   – Я подумал и решил, – произнёс Сарваш, – я объявляю голодовку.

   – Зачем? – изумленно посмотрел на него Халид.

   – Ну, во-первых больше не будет повода нервировать Наду, я так понимаю, она не любит переводить продукты впустую. А во-вторых, я не верю, что вы договоритесь с Сохнут.

   – Мы уже почти договорились.

   – И что, они выпустили ваших товарищей?

   Халид смолчал.

   – Знаете, – продолжал Сарваш, – на вашем месте, я бы не надеялся на успех этой затеи.

   – Это и в твоих же интересах, чтобы всё получилось.

   – Но не получится. Вы похитили не того человека, чтобы давить на израильтян. Вы ошибись во мне. Поэтому я объявляю вам голодовку.

   С минуту Халид молчал, а после поднялся с места и направился к двери:

   – Поступай, как знаешь, – нехотя кинул он, – будем приносить воду, пока не передумаешь.

   Удивительно, что Халида расстроило объявление голодовки. Но для Сарваша это ровным счётом ничего не значило. Единственный человек, для кого он это сделал, была Нада. Может теперь она, наконец, задастся вопросом, почему пленник отказался от пищи, поймет кто он, раз не может узнать в лицо. Может это из-за былой контузии с ней случилась эта забывчивость? Вряд ли, ей просто нужно вспомнить.

   На следующий день Сарваша вывели в соседнюю светлую комнату для разговора.

   – Скажи, – спросил Халид, – твои родители живы?

   Неожиданный вопрос, но он сразу ответил:

   – Нет.

   – А другие родственники? Кто-то же у тебя должен быть.

   – Увы, никого.

   – Ну, а на работе наверняка в курсе, что ты пропал?

   – Недавно я сменил работодателя и нового пока не нашёл. Так что вряд ли меня кто-нибудь ждёт.

   Халид тяжело вздохнул.

   – Ну, не может же быть так, что ты никому не нужен.

   Вообще-то была Семпрония и ещё сотни вкладчиков, но вряд ли они чем-нибудь помогут, так как прекрасно знают, что Сарваш всегда сам вытаскивает себя из передряг, это лишь вопрос времени. Но если к его освобождению опять как в 1945 году не подключится Фортвудс, уповать придётся только на Наду. А её, почему-то сегодня здесь нет.

   – Я так понимаю, переговоры с Сохнутом провалились?

   Халид кивнул:

   – Срок вышел, а они ничего не сделали. Нельзя верить израильтянам на слово.

   – Рад, что вы, наконец, это поняли. А ведь я предупреждал.

   Халид недовольно посмотрел на Сарваша, но ничего не сказал.

   – Если это вопрос денег, – продолжил Сарваш, – я могу предложить выкуп за свою свободу. Сколько вы хотите?

   – Да не нужны нам деньги. Твоё похищение, это политическая акция. Если бы кто-нибудь из твоих близких пришёл к израильскому посольству и перед телекамерами заявил, как бесчеловечно сионистское государство, раз готово допустить убийство, лишь не выпускать из своих тюрем тринадцать палестинцев... да хотя бы одного. Если бы мир увидел, как жесток Израиль...

   – Я так понимаю, моё убийство будет для вас единственно возможным выходом из сложившейся ситуации, ведь так? Покажете Израилю серьёзность своих намерений, наглядно продемонстрируете спонсорам сионистских организаций, что будет с ними, если они продолжат делиться деньгами с Израилем?

   – Так это ты предлагаешь мне убить тебя? – поразился Халид.

   – Что поделать, – пожал плечами Сарваш, – я не боюсь смерти. Я слышал, как в позапрошлом году ваш фронт неудачно покусился в Лондоне на директора "Маркс и Спенсер". Вот он действительно сионист и спонсор всевозможных сионистских организаций. Но вы оставили его жить. А меня, кажется, такая удача не постигнет. Жаль, ведь я ни в чём перед вами не виноват.

   Видимо Халида задела за живое его речь и он воскликнул:

   – Ну, извини, раз всё не так! Кто же знал, что ты на нашей стороне?

   – Я ведь с самого начала говорил вам, вы ошиблись. Кто вам сказал, что я сионист?

   – Не твое дело.

   – Ладно, – согласился Сарваш. – кто бы вам это не сказал, он ввёл вас в заблуждение. Может в Европе живет другой Изаак Блайх, который действительно финансирует Сохнут. А может, его и нет. И меня скоро не будет.

   С этого дня в его комнатушке перестали выключать свет, разве что только на ночь. Сарваш ждал неминуемого финала, когда же его, наконец, пристрелят и вся эта дурацкая ситуация закончится. Тогда во всех газетам напишут, до чего же кровожаден Народный фронт освобождения Палестины, это прочтет Синдона и останется доволен. А сам Сарваш сможет начать новую жизнь, под новым именем и в новом месте. Осталось только придумать, как сделать так, чтобы не восстать из мертвых раньше времени на глазах у террористов. Нада, конечно поймёт, что к чему, но остальных пугать не стоит. Если бы только с ней поговорить, открыться и попросить помощи. Но она больше к нему не приходила, а воду приносил Халид. Редко он заговаривал с Сарвашем, чувствовалось, что ему теперь неловко за всю эту ситуацию. Трудно сказать, может ли вначале человек наставлять на тебя револьвер, а после пары бесед почувствовать родственную антисионистскую душу.

   Кажется, был седьмой день его заключения, как Сарваша снова вывели в соседнюю комнату на разговор со всей бандой.

   – Слушай, парень, – обратился к нему Мигель, не отрывая взгляда от газеты, которую читал, – ты бы заканчивал свою голодовку. Ничего хорошего от неё ведь не будет. Вот Хольгер Майнс тоже устроил голодовку в тюрьме ФРГ. Ты же знала его Нада, он был из ваших?

   – Ага, – апатично кивнула она.

   – Вот Майнс и голодал шестьдесят четыре дня, пока судья не запретил врачам госпитализировать его. Тогда-то он и умер. Так ведь всё было, Нада?

   – Фашистское государство, как было, так и осталось, – говорила она, хоть и без страсти революционерки, без искры сопереживания соратнику, но больше с чисто человеческим сочувствием. – Сейчас у власти поколение Освенцима, те же тюрьмы, те же методы.

   – Вот, – Мигель развернул газету и показал Сарвашу снимок мертвеца с изможденным заросшим бородой лицом и костями, обтянутыми кожей. – Вот что стало с Хольгером Майнсом.

   – Да, – согласился Сарваш, не сводя глаз с Нады, – очень похоже на то, что в своё время творилось в лагере Берген-Белзен.

   Она тут же глянула на него холодным непроницаемым взглядом. Сарваш ждал.

   – Мы хоть и не немецкие судьи, – продолжал рассуждать Мигель, – но врачей тебе тоже обещать не можем. Так что, лучше заканчивай свою голодовку.

   – Вот именно, – буркнула Нада. – Не надо тут из нас делать извергов. Мы что, на гестапо похожи?

   – Нет, Нада, вы похожи на красивую девушку с добрым сердцем.

   С минуту ни мускула не дрогнуло на её лице. Она, просто не отрываясь, смотрела на него, не в силах пошевелиться. Значит, вспомнила. Вспомнила его самого, вспомнила его последние слова, сказанные ей в лагере. А потом в её глазах появился страх, от чего даже Сарвашу стало не по себе. Будь она изнеженной барышней, то тут же упала бы в обморок. Но нет, своё нервное напряжение Нада старалась скрыть. За прикрытой ладонью ртом подрагивали желваки, пальцы едва заметно трепетали.

   – Мы позвали тебя сказать, – произнёс Халид, – что начали переговоры с МВД Израиля. Если через три дня они не пойдут нам на уступки, придется принимать меры. Ты понимаешь, что это значит?

   – Прекрасно понимаю. Только не понимаю, зачем ждать ещё три дня, если результат предсказуем?

   – А что ты предлагаешь?

   – Ну, хватит уже, – Нада вскочила с места и принялась расхаживать по комнате, – Уже неделю эти торги. Что ты перед ним распинаешься. Ты же видишь, ему всё равно, что с ним будет. Тогда о чем все время говорить?

   – А ты что хочешь, – вопросил Халид, – Расстрелять его здесь на месте?

   – Да хоть что-нибудь. Не сидеть же в этой лачуге месяц и ждать неизвестно чего. У меня уже все сроки вышли, мне домой надо.

   – Можно подумать, одной тебе, – буркнул Мигель, делая вид, что все ещё читает газету.

   – Так давайте отпустим его, пусть идет куда хочет. Народный фронт ведь всегда отпускал заложников.

   – Кроме израильтян, – напомнил обычно молчаливый Юсуф.

   – Но он же швейцарец, – она повернулась к Сарвашу. – У тебя же швейцарский паспорт?

   Сарваш невольно улыбнулся.

   – После знакомства с Лейлой Халед, главная вещь, которую я уяснил, это никогда не получать израильское гражданство.

   – Ну вот, – заключила Нада, глядя на подельников, – давайте просто признаем ошибку. Какая-то скотина сбросила Народному фронту дезу и пострадал невиновный. Так давайте покажем общественности, что Народный фронт Палестины не карает тех, кто против сионизма.

   – Слушай, Нада, – решил поддеть её Мигель. – С каких это пор немецкие анархисты стали такими миролюбивыми? Это после похищения христианского демократа Лоренца или убийства судьи фон Дренкманна?

   – А вы маоисты-ленинцы Испании отчего такие кровожадные, потому что Ленин призывал вешать капиталистов или потому, что Мао говорил, что враг сам по себе не исчезнет?

   – Что бы ты понимала? – возмутился он, – там вообще не об этом речь, не надо выдергивать из контекста.

   – Да конечно, пацифист ты наш. Может Ленин с Мао ещё и к миру с империалистами призывали?

   – Слушай, девушка с добрым сердцем, – огрызнулся Мигель, – это тебя так подхалимство проняло, или на том приёме искра влюбленности все же проскользнула?

   – Да пошел ты, – злобно кинула Нада и вышла вон.

   После краткого мига всеобщей тишины вновь зашуршала газета в руках Мигеля.

   – В общем, у тебя три дня, – напомнил Сарвашу Халид. – А дальше... посмотрим.

   На этом разговор был окончен и его снова отвели в камеру.

   Наконец-то дело сдвинулось с мёртвой точки, Нада, кем бы она ни была, узнала его и явно хочет помочь. Другое дело, что в банде она на самом последнем месте по значимости и слушать её не станут. Не в интересах террориста освобождать заложника после того как власти Израиля на него наплевали. Освободить, значит показать слабость, мягкотелость и сговорчивость, что абсолютно противоречит сути терроризма. Странно, что Нада этого не понимает, или делает вид, что забыла. Значит, всё же хочет исправить содеянное, хоть и не знает как. Зато Сарваш за долгие семь дней успел придумать.

   Ночью, когда лампу уже давно погасили, за дверью послышалось тихое пощелкивание, будто скребётся мышь. Сарваш встал с кровати и подошел ближе – звук раздавался из замка. Он отошел поодаль и стал ждать. Через минуту дверь осторожно открылась, и в проеме возник свет фонаря. Вошедшего не было видно, но догадаться было не сложно. Дверь закрылась, и световое пятно принялось метаться по комнате от пустой кровати к углам.

   – Где ты там? – тихо прошептала Нада по-немецки.

   – Здесь, – так же ответил ей Сарваш.

   Нада резко обернулась, и свет фонаря ослепил Сарваша.

   – Совсем обалдел? – тут же возмутилась она. – Зачем подкрадываешься?

   – А вы зачем нарушили мой покой в этой скромной обители? – насмешливо спросил он.

   На шутку она реагировать не стала, но неожиданно спросила.

   – Ты Сарваш? Так тебя зовут?

   – Да, Ицхак Сарваш. – ничего не понимая, подтвердил он. – Так вы знаете моё имя?

   – Конечно, знаю. За тебя я получила пулю в голову от этого красноглазового амбала.

   – Полковника Кристиана? – удивился Сарваш. – Но почему?

   – За то, что ночью курила возле барака, так он мне сказал. И не заговаривай мне зубы. Ты попал в такую паскудную ситуацию, что даже я не знаю что делать. И не вздумай здесь кого-нибудь загрызть, упырюка...

   – Я такого никогда не делаю.

   – Вот и не делай, – серьезно произнесла она, – потому что я не знаю, что с тобой делать. Халиду запретили тебя выпускать, а сколько будут ещё держать, я не знаю. Ты давно пил кровь? Когда тебе надо снова?

   – Я потерплю.

   – Чтобы потом кинуться на кого-нибудь? И не думай, я не позволю.

   – Какое-то у вас странное представление о кровопийстве, – только и сказал он. – Сколько вам лет?

   – А тебе не всё равно?

   – Нет, не всё равно. Ещё мне жутко интересно, как звучит ваше настоящее имя.

   – Ты что-то не о том думаешь, Сарваш, тебе не кажется?

   – Рядом с вами я думаю только о вас.

   На её лице отразилось смесь удивления и раздражения. Видимо не зная, что сказать в ответ, она опустилась на кровать и матрас жалобно скрипнул. Фонарь безвольно повис у неё в руках, освещая пол.

   – Вот, блин, – тихо ругнулась она. – Там в соседней комнате спит Юсуф, я не стала зажигать свет, потому что включатель очень звонко щелкает.

   Сарваш присел рядом, и Нада отстраняться не стала.

   – Даже не знаю, что делать, – шепотом сетовала она, – не знаю...

   – Я надеялся, что вы вспомните меня немного пораньше.

   Она озадаченно посмотрела на него:

   – Я тебя видела-то один раз в жизни, чёрт знает, когда и всего одну минуту.

   – А я видел вас каждый день.

   – С чего вдруг? – недоверчиво спросила она.

   – В лагере было не так много развлечений.

   – Так ты что, следил?

   – Наблюдал.

   – Зачем?

   – А зачем, по-вашему, – Сарваш коснулся её ладони, – мужчина может интересоваться симпатичной женщиной?

   Нада отдернула руку:

   – Мигель уже сказал тебе, не подлизываться ко мне. Вот и не подлизывайся, не поможет.

   – Он не прав.

   – В чём не прав?

   – Тридцать лет прошло, вы меня почти забыли, а вот я вас не смог.

   Плечи Нады задрожали от беззвучного смеха.

   – А когда неделю назад тебя тащила в койку щекастая и грудастая вертихвостка, ты что, тоже обо мне в этот момент думал? Слушай, со мной эти штучки не прокатят.

   – Должен сказать, – ответил Сарваш колкостью на колкость, – тогда вы были на грани провала

   – Да неужели?

   – Именно. Ещё бы немного холода во взгляде и напыщенности в манерах, я бы вас и до такси провожать не стал.

   – Во-первых, не меня, а ту расфуфыренную потаскуху, роль которой я исполняла. Да, это роль, как в театре. И во-вторых, что ж ты, кобель, пошел не пойми с кем и непонятно куда?

   – А может я почувствовал за гримом и актерством вас настоящую? Может подсознание подсказало, что это та самая, о ком я долго думал?

   – Тогда ты очень сильно лоханулся, друг мой. Делай выводы, что таскаться по бабам порой крайне опасно.

   – А похищать чернокровых собратьев крайне невыгодно.

   – А вот и не умничай. В этой ситуации хуже всех будет тебе, а не мне.

   – Тогда зачем вы обманули своих товарищей и пришли ко мне? Что-то подсказывает мне, что я вам вовсе не безразличен.

   Нада снова изобразила недовольство:

   – А вот и не угадал.

   – Разве?

   – Да.

   – А если подумать?

   – А не пошел бы ты со своими загадками?

   Сарваш невольно улыбнулся:

   – Ваша импульсивность не может не сводить с ума.

   – Вот сейчас я импульсивно уйду и запру тебя здесь. И делай что хочешь.

   – Нет, вы не уйдете.

   – Да что ты?

   Нада уже встала и мелкими аккуратными шажками направилась к двери. Сарваш не стал ждать, когда она уйдет, а быстрым рывком приблизился к ней и, обняв за талию, осторожно поцеловал в плечо:

   – Не уходите, пожалуйста, – шептал он ей на ухо, – тридцать лет я гадал, что могло случиться с той девушкой из кухни, пережила ли она войну, стоит ли её искать, или уже слишком поздно. Я очень много думал о вас и вспоминал те краткие мгновения, когда мы говорили, а вы стояли так близко, и я мог разглядеть ваше лицо. Оно осталось в моей памяти незамутнённым образом, образом девушки, которую я безвозвратно потерял. Ещё неделю назад я думал именно так. И судьба дала второй шанс. Это не могло случиться просто так, наша встреча, пусть и такая дикая, но она не причудливое совпадение. Не уходите, прошу вас, ведь третьего шанса может и не быть.

   Сарваш уткнулся небритым подбородком в её шею, и с минуту Нада стояла неподвижно, пока не сказала:

   – Ты сейчас на волоске от того, чтоб я свернула тебе шею. Отойди и даже не думай меня больше лапать.

   Сарваш безвольно повиновался, хоть ему и не хотелось выпускать её из своих объятий. Она сделала уверенный шаг к двери, но все же обернулась.

   – Черт возьми, ну хоть ты сам придумай, что нам делать. Я не знаю, я впервые в такой передряге, не понимаю, как быть.

   – Я знаю, я уже все обдумал, – тихо произнёс он.

   – Так что ж ты раньше молчал? – Она снова подошла к нему. – Только говори быстрее, не дай Бог, Юсуф проснется, будем сидеть здесь оба.

   – Я и не против, – улыбнулся он.

   – Ой, да хватит острить. Что делать-то?

   – У вас есть оружие?

   – Оно здесь есть у всех кроме тебя.

   – Прекрасно, тогда завтра убейте меня.

   Нада пораженно заморгала:

   – Ты чего, Сарваш, совсем озверел здесь в одиночестве? Ты что такое предлагаешь?

   – Я вам заплачу, – на всякий случай предупредил он.

   – За своё убийство?

   – Да. Во сколько вы оцените такую работу?

   Но Нада не ответила:

   – Ты точно двинулся умом, – заключила она. – Что это за план такой?

   – Очень хороший, опробованный на практике множество раз.

   – Кем опробован?

   – Мной. За 332 года ещё не было ни одной накладки.

   – Сколько? – удивилась она. – Тебе 332 года?

   – А вы находите это странным?

   – Вообще-то нахожу. Люди столько жить не должны.

   – Вы, наверное, ещё совсем дитя. Так сколько вам, наверное, не больше шестидесяти?

   – А тебе не все ли равно? Как я должна тебя убить, что ты городишь?

   – Послушайте, – и Сарваш мягко принялся уговаривать её, – мне не обойтись без вашей помощи. Чтобы все получилось, мне придется полностью довериться вам одной, понимаете? Только от вас зависит, буду ли я ходить по этой земле или уже нет.

   Видимо это признание подействовало на неё должным образом.

   – Хорошо, допустим, я выстрелю в тебя, но через несколько минут ты же придёшь в себя. Тут трое нормальных людей, зачем им устраивать ночь живых мертвецов?

   – А вы стреляйте так, чтобы я не очнулся.

   Нада с минуту помолчала и после кивнула:

   – Хорошо, допустим, у меня это получится. Дальше что?

   – А что у вас принято делать с трупами?

   – Лично я оставляю их там, где пристрелила. – Видимо удивление на лице Сарваша трудно было не заметить, и она добавила, – а ты что думал, я тут в революцию играю? Ничего подобного, я уже мечена кровью и не один раз.

   – Хорошо... – вынужден был согласиться Сарваш, – я вам верю. Но вы могли бы уговорить своих товарищей... Кстати, где мы находимся?

   Нада в нерешительности замялась.

   – Ну, я же живым от вас не сбегу.

   – Ладно, я поняла, – нехотя согласилась она. Удивительно, но, даже вступив в сговор с пленником, раскрывать детали похищения она все равно не спешила, – мы за городом, около Базеля.

   – Замечательно. Значит, вы можете уговорить своих товарищей, чтобы моё тело закопали в лесу.

   – Слушай, Сарваш, а ты точно хорошо себя чувствуешь? Этот бред, часом, не из-за нехватки крови?

   – Прошу вас, – снисходительно улыбнулся он, не зная, как ещё заставить её слушать себя, – просто закопайте моё тело. Потом ведь вы четверо разъедетесь по разным странам, Мигель с Испанию. Вы в Германию...

   – Я там не живу, – резко оборвала его Нада.

   – Хорошо. Просто сразу не уезжайте далеко. Вернитесь на то место и откопайте меня.

   – И это твой многократно обкатанный план?

   – Вообще-то, обычно меня убивали открыто и хоронили на кладбище, но рядом всегда был посвященный человек, знающий что делать.

   – А теперь я буду твоим могильщиком и осквернителем в одном лице. – Она резко кивнула. – Не скажу, что мне нравится твой план, но за неимением лучшего придется его проработать. – Она подсветила фонарем наручные часы. Было 4:15. – Я попробую утром же убедить Халида с тобой поговорить. Значит так, я тебя выведу, ты меня как бы толкнешь и побежишь. Беги прямо по коридору. Только, пожалуйста, не выбегай из дома и по нему тоже не шастай. Я догоню тебя и выстрелю. А дальше... ты, прав, все остальное только на моей совести.

   И она ушла. Долгие часы ожидания не давали покоя. Свет зажёгся, и открылась дверь, но это лишь Юсуф принес воду. Пришлось ждать дальше. Сарваш уже разуверился, что Наде удалось уговорить главаря выпустить его сегодня из камеры, но он ошибся. Дверь открылась вновь, и Мигель сказал:

   – Выходи, Халид хочет с тобой поговорить.

   Сарваш повиновался. Что-то пошло не так, ведь Нада обещала выпустить его сама. Она и стояла в соседней комнате, но рядом по-прежнему был Мигель. Пока он, отвернувшись закрывал дверь, Нада жестами и беззвучно шевеля губами подала знаки:

   – Я впереди... Ты за мной... Толкай... Беги вперед.

   – Ну что, – повернулся Мигель, – пошли.

   И Нада открыла дверь и вышла первой и, заведя руку за спину, махнула ладонью. Всё случилось слишком быстро. Не сумев себя заставить толкнуть её, он просто оттеснил Наду в сторону и бросился вперед. За спиной послышалась ругань и возня. Добежав до стены, он обернулся. Нада шла на него, выставив перед собой револьвер. Пару мгновений и она ткнула дулом ему под глотку. Щелчок и пустота.

   Трое мужчин суетились у осевшего по стене тела. Кровь тоненькой черной струйкой сбежала по шее и впиталась в посеревшую рубашку. Первым заговорил Халид:

   – Зачем? – в его голосе было столько трагизма, что Алекс невольно пожалела о своём поступке:

   – Попытка к бегству, – кратко объяснила она.

   Взяв с кухни полотенце, она вернулась в коридор и кинула его на лицо Сарваша, не потому, что смотреть на, пусть и кажущегося мертвеца, неприятно, просто не стоит посторонним лицезреть его черную кровь, которая очень отчетливо обозначилась на рубашке.

   – Да он же стоял как вкопанный у этой самой стены, – возразил Мигель.

   – Он толкнул меня, – холодно произнесла Алекс.

   – Да не сильно он тебя и толкнул. Ты что всех, кто тебя трогает, расстреливаешь? Это же ты вчера говорила, что его надо отпустить. Разве не было такого?

   – И что, кто-то растрогался и проникся? А может ты хотел, чтоб он выбежал из дома? Или чтобы стрелять пришлось на улице, так ведь лучше будет слышно.

   – Хватит пререкаться, – оборвал их траурным голосом Халид. – К этому всё и шло. Не стреляй Нада сейчас, пришлось бы сделать это мне, но через два дня. Он был прав во всем. Никто бы за него не заступился. Сионистам плевать на евреев.

   – Надо быстрее сворачиваться, – внёс предложение Юсуф. – Если выстрел слышали, могут прислать полицию.

   – Да, – согласился Халид, – собираем вещи и уезжаем.

   – А тело?

   – Оставим здесь, сообщим полиции, где искать.

   – Ну, уж нет, – возмутилась Алекс. – Это я в него пулю всадила, так не пойдет. В этом же доме столько наших следов.

   – Вот именно, – поддержал её Юсуф, – на тщательную уборку нет времени. Надо отвезти тело в другое место.

   – Какое?

   – Не важно. Положим его в багажник, а машину оставим на шоссе, патруль найдет его.

   – Мне это не нравится, – поспешила предупредить всех Алекс. – Не надо нам брать на себя ответственность за его смерть.

   – Это тебе не надо, – вставил Мигель.

   – Чего ты ко мне прикопался, а?

   – Да ничего. Не было бы этого твоего спонтанного поступка, сейчас бы лихорадочно не соображали, что делать. Мы бы подготовились заранее.

   – Ой, да ладно, чего бы вы там подготовили? Так же пристрелили бы и думали, что делать дальше.

   – Он ведь тебе вчера чуть ли не в любви объяснялся, – заметил Мигель – а ты его так просто... Страшные вы люди, феминистки.

   – Я не феминистка, я нормальная, – возмутилась Алекс.

   – Оно и видно, – кинул Мигель. – Давайте, правда, засунем его в машину и бросим на дороге, и уедем на машине Нады.

   – Не поедете вы со мной, – тут же встряла она – видела я, как к вам все пограничники липнут. Не надо мне этого. Поедете, как приехали, на своей.

   – Так куда же мы труп денем?

   – Отвезём в лес и закопаем. Пусть числится пропавшим без вести

   – Ну, ты точно двинутая на всю голову, – заключил Мигель и ушёл собирать вещи.

   – А ты, что думаешь, Халид, – обратилась к нему Алекс. – Ну, нельзя же списывать машину, только потому что надо оставить в ней тело. Неразумная растрата.

   – Но закапывать в лесу, это тоже не по-людски.

   – Ну, давай тогда над могилой плиту с семисвечником поставим, – всплеснула руками она, – хотя, он вроде говорил, что не иудей.

   – Надо решить, – заговорил Юсуф, – берем мы на себя ответственность за убийство или нет?

   – Я готова взять ответственность на себя лично, – объявила Алекс, – но не от имени Народного Фронта освобождения Палестины. Парни, поверьте, оно вам не надо. Репутации не прибавит, политического смысла не имеет.

   – И ты готова в случае чего ответить? – уточнил Халид.

   – Конечно. Я же его застрелила.

   – Ладно, – хоть и нехотя, но признал Халид, – заворачиваем его и увозим. Лопаты-то тут есть?

   – Парочка в сарае, – подтвердила Алекс.

   Неожиданно из комнаты вышел Мигель с фотоаппаратом:

   – Разойдитесь в стороны, – попросил он, а после стянул полотенце с лица Сарваша и пару раз щёлкнул объективом, запечатлев труп.

   – Ну и зачем это? – поинтересовался Юсуф

   – Чтоб улик было больше? – добавила Алекс.

   – Для коллекции, – кратко пояснил Мигель и вернулся в комнату.

   – И это он меня называет двинутой... – пробурчала Алекс.

   – Ладно, – произнёс Халид, – принимаемся за работу. Лопаты, машина, лес.

   На том и порешили. Всё вышло строго по плану Алекс, который ей предложил Сарваш. Его тело завернули в мешок и закопали в лесу неподалеку от шоссе. Настало время разъезжаться.

   – Спасибо за работу, – на прощание сказал Алекс Халид, отдав гонорар. – Свою часть ты выполнила достойно, хоть и не без огрехов. Но твоё хладнокровие очень ценное в нашем деле качество.

   – Ну, тогда звони, если что. Через кого меня искать ты знаешь.

   – Знаю, – кивнул он.

   – Ну, тогда до скорого.

   На этом автомобиль с тремя мужчинами направился к французской границе, а Алекс, дождавшись, когда они скроются из виду, повернула обратно. Нужное место она хорошо запомнила и даже приметила, куда потом выкинули ненужные лопаты.