Текст книги "Судьбоносная сталь (СИ)"

Автор книги: Антон Кильдяшев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

Фон Гюгеру удалось добиться отступления штурмующих замок отрядов, после чего отступил на холм поблизости, где он занял выжидающую позицию. Он потерял где-то две сотни человек против сотни у них, но это не очень важно: они не нападут, пока есть возможность атаки с тыла, по крайней мере, не оставив один отряд оборонять спину другому отряду.

Из замка к нему вышел Инголь и Смирит с белым флагом, чтобы их ненароком не подстрелили ни свои, ни чужие. Оба поклонились вышедшему к ним закованному в броню барону.

– Барон, вы как никогда вовремя. Они нас почти достали – мы только что отбили орду орков примерно такого же размера, как и мы, пришлось разменять половину армии на них, а тут ещё и пришли они и бросились штурмовать. – Инголь улыбнулся. – Мы держали их страхом перед пушками – поставили пушки прямо за дверями так, что выпущенное из пушки ядро бы переломало все кости первому вышедшему из-за косяка.

– Вы разменяли ПОЛОВИНУ? – Барон был взбешён. Он рассчитывал, что Инголь сможет потерять лишь треть, убив всех орков. – Как вы потеряли половину, Инголь? У меня люди не на деревьях растут.

– Тысяча извинений, барон. – Инголь вновь поклонился. – Я не рассчитал и уничтожил башню, как вы видите. – Он указал, выпрямившись, пальцем на замок. – Когда я понял свою ошибку, башни уже не было. Слишком широкая брешь в обороне.

Барон обдумал всё и решил, что может простить незначительную ошибку. Но он не забудет её Инголю, если она повторится – регулярные войска сложно пополнять во время войны.

Он оставил Инголя у себя, чтобы ближе к вечеру выйти с белым флагом и переговорить с командиром врага. Барон решил отговорить орден нападать, пока что, на него, так как барону нужно было собрать силы в кулак, для начала, сейчас же они были разбросаны по обоим баронствам в нескольких городках и в двух замках – фон Гюгера и Мюнича.

Смирит замахала длинным шестом с закреплённой на ней белой материей примерно ровно между трёх армий, близко к замку, призывая послать парламентёров, желательно самого командира врага. Тот вышел вместе со своим учеником.

Они медленно, с достоинством, подошли в сопровождении двух гвардейцев ордена – солдат Серебряного Кольца, закованных в покрашенных в синий и красный латах. Ученик стоял по правую руку от магистра, командующего отрядом, держа в руках несколько свитков. Одеты они были в кирасы поверх голубых роб, со специальным наплечником на правом плече, в обитых железом перчатках и сапогах. Голени также были защищены, как и локти – специальными щитками с гербом баронства, в которых их рекрутировали.

– Барон фон Гюгер, я полагаю. – Магистр неглубоко поклонился. – Это честь мне видеть вас, моего противника, вживую, не как голову на копье или повешенного.

– Я бы не считал это честью, ведь скоро, после переговоров, если вы не примете мои условия, вы окажетесь там, где вы сказали. – Барон поклонился в ответ, сказав с желчью в голосе.

– Понятно. – Магистр подошёл на несколько шагов и протянул руку Инголю. – Я польщён вашей тактикой и любовью к солдатам.

– Не стоит, не стоит, это мой долг. – Инголь улыбнулся и пожал руку магистру. Барон знал, что ошибка Инголя стоила тому множества солдат и надеялся, что славу Инголя он сможет затмить своими управленческими навыками, а также Даром, который может принести его стране баснословное процветание. – Лучше скажите, почему вы сами не возглавили атаку на занятый мной замок?

– Моё имя Оман, а ваше?

– Разенет. Разенет Инголь. – Он сделал улыбку ещё шире. Это имя известно почти всем государям Паризии как предатель, но барон нанял его, не веря в предрассудки. – Очень приятно познакомиться, Оман.

– Барон. – Оман отошёл от Инголя на несколько шагов назад и посмотрел на фон Гюгера. – Мой ученик подготовил договор, который оговаривает пределы вашей агрессии и территории. – Он вытянул руку, видимо, ожидая что ученик положит в неё свиток. Не дождавшись, он приказал ему дать свиток. -Нибелаг, давай договор.

– Д-да, магистр.

– Подпишите здесь, здесь и здесь, и наша договорённость выступит у нас на ладонях. – Оман улыбнулся.

– А теперь мои условия договора: вы уходите и позволяете мне вмешиваться в дела всех баронств Восточного Рубежа и примыкающих к ним баронств восточной Паризии.

– Такой договор не будет подписан ни одним здравомыслящим политиком.

– Вы объявляете войну мне, беспричинно напав на меня? – Барон ухмыльнулся, хлопнув в ладоши. – Вы понимаете, что этим настроите против себя всех соседей?

– Соседи одобряют нашу политику. – Неуверенно проговорил магистр Оман. Его ученик, Нибелаг рассматривал лица фон Гюгера, Инголя и госпожи Смирит.

– Как бы не так. – Барон качнул головой. – Ваши соседи боятся вас, но никак не уважают. Это всем известно. Кроме вас, очевидно.

– Я не уполномочен вести разговоры о политике, фон Гюгер. – Оман занервничал; видимо, ему было приказано заставить барона подписать договор на их условиях. – У вас есть два выхода – либо вы подписываете документ, либо встречаете последствия своего решения. Третьего не дано.

– Второе, но я сомневаюсь, что вы что-то сможете сделать. – Улыбнулся барон, сложив руки на груди.

–Ч то ж, в таком случае разрешите откланяться. – Оман поклонился барону. – Инголь. – Поклонился Инголю.

– Магистр. – Все трое поклонились в ответ.

Следующий день был весь как на иголках: три армии стояли и бездействовали друг друга на глазах. Хоть у Братьев Стали и было большее и лучше вооружённое войско, магистр не недооценивал тактику, как термы или орки. Он не хотел подставлять спину под удар. Барон и Инголь же не могли пройти друг до друга, так как проходу помешала бы армия ордена, которая стала стрелять даже в людей с белым флагом, шныряющих между двумя армиями.

В такой патовой ситуации они простояли ещё пару дней, пока на помощь к барону не пришли два отряда по тысяче человек, образуя в общей сложности с защитниками замка более пяти тысяч человек. Инголь как раз закончил постройку новых баррикад, а значит, что всё было готово к атаке.

У барона было секретное оружие, которое солдаты по частям перенесли в мешках, собрав их перед боем за несколько часов. Големы. Сорок штук. Механизмы, самоуправляемые мозгами из тысяч шестерёнок в три метра ростом, способные нанести достаточные повреждения любому противнику. Они могли использовать любое оружие, но предпочитали двуручные или сделанные под них мечи-ятаганы и большой башенный щит.

Барон поставил всех големов в два ряда перед войсками с большей дистанцией между ними, чем между обычными солдатами – големы были больше людей в полтора раза и броня у них была крепче человеческой в три раза, если не больше. Каждый голем делался из специального металла, смеси золота, серебра и меди, в правильных пропорциях смешанные и зачарованные. Такой металл назывался алхимической батареей, на которых через специальные механизмы приводились в движение столь распространённые обозы и дилижансы с каретами. Големы же полностью делались из этого сплава, иногда покрываемые сверху тяжёлыми доспехами из стали или мифрила.

Барон протрубил в рог и вся масса его солдат двинулась в атаку. С другой стороны поля послышался крик "В атаку!" и отряды врага также бросились в бой. Големы приняли на себя основной удар храмовников, затем перевёрнутых пробежавшими между големами пехотинцами. Не сговариваясь с бароном, Инголь напал сзади на армию врага, когда тот, уверовав в победу, прошёл слишком далеко за специально отступающим противником. Поражение храмовников, окружённых и давимых с обоих сторон, было неминуемо.

***

–Барон и Инголь неплохо ладят, да? – Сказала Первая Каблиму, смотрящему сверху вниз с причала у высушенного моря в массивное, три на три метра, окно в полу, через которое видно битву между фон Гюгером и Разенетом с одной стороны и магистром Оманом с другой с разных ракурсов как будто окно летало над полем боя. – Каблим, ну же.

Каблим периодически закрывал один глаз и смотрел на битву по-другому, но не замечал чего-то странного или неестественного – хоть магистр и кидал шары огня, они не были чем-то значительно сильным, что бы повернуло исход битвы в его пользу.

–Первая, где твои сёстры? – Хирург посмотрел Первой в глаза. – Я уже устал здесь находиться, когда я уже попаду на ваш суд? Меня внизу дела ждут. – Он осмотрел комнату, просторный, как будто вырезанный в скале, причал, закрытый со всех сторон неровными стенами из камня, испускающим синевато-зелёную дымку, в поисках других окон, которых не было нигде, кроме как под "причалом".

– Тебе здесь не нравится? – Первая хихикнула, прикрыв рот рукой.

– Почему вы все три безумные?

– А почему ты хотел убить генерала Пентарийского? Тогда, в ящике. Тебя спасла только его смерть к тому времени, нет?

– Я поторопился. – Каблим отвернулся от неё и снова стал смотреть битву.

– Я тоже.

Каблим удивлённо посмотрел на Первую.

– Странник поторопилась продать душу? – Удивлённо выпалил он. – Ты жалеешь о своём выборе?

– Каждую секунду. Рыцарь – это Вторая и Третья. Я, Первая, потерялась в них, хоть и должна была стать главной. – Первая грустно повозила ручкой в поручне, у которого стояла в начале причала.

– Вот оно как. – Каблим вернулся к окну.

– Да. Забавно, что значит "продать душу" – это вечная служба, без отдыха и передышки, купивший душу может делать с тобой всё, что захочет, даже пытать вечность. – Первая подошла к Хирургу и встала рядом, тоже заглянув в окно на дне комнаты, заволоченным дымкой. – Я хочу закончить свою службу, а для этого нужна твоя помощь.

– Но как я могу помочь?

– Скажи на суде правду. – Первая выдержала паузу. – Она обещала меня отпустить, одну, если я заставлю тебя сказать правду о Двойнике, его побеге из темницы. Это правда слишком большая удача, чтобы быть просто удачей. – Первая улыбнулась в глаза Хирургу. И поцеловала его в губы.

***

Битва была закончена. Оставшиеся големы в количестве пяти штук стояли в ряд, выключенные, измазанные в крови с ног до шлема, через который выходил густой дым из перегретого "сердца" – механизма, дарующего движение голему. Големы отвлекли основной удар на себя, открыв пространство для манёвра барону, не имевшему инициативы – даже удар Инголя с другой стороны был просчитан и магистр Оман поставил сзади несколько тяжёлых храмовников Серебряного Кольца, выполнявших роль големов, но которых сумели разбить, выстрелив из тяжёлых арбалетов сержанта Абрахема и его специальных десяти арбалетчиков бронебойными болтами, скосившими два ряда храмовников навылет.

Барон пригласил в замок Евная нескольких священников, щедро заплатив им золотом и серебром, созданными из меди его способностями. Фон Гюгер собирался короноваться как король трона трёх замков Восточного Рубежа, объединившихся перед агрессией ордена Братьев Стали. Столицей станет Брил, торговый городок, переживающий не лучшие времена сейчас, когда через центральные земли Паризии нельзя было пройти, закрытые Братьями Стали на что они назвали карантином. Инголь и большая часть его отряда присутствовали на церемонии коронации и принесли присягу, повторяющую контракт с бароном, титулом, которым больше не владел новоиспечённый король, поэтому и бывший необходим – они раньше служили барону, а не фон Гюгеру.

–Именем Матери, создавшей мир вокруг нас, мы, адепты Синей Церкви, спрашиваем тебя, о коронуемый на трон именем Матери, будешь ли ты защищать тех, кто бросился к тебе ради защиты, будешь ли ты защищать их и дорожить ими превыше всего, как сама Мать дорожила бы ими? – Монотонно проговорил первый из священников.

–Клянусь. – Ответил барон.

–Согласен ли ты отринуть титул барона перед лицом Матери и стать Королём трёх замков, ставших прибежищем многим людям в Восточном Рубеже, будешь ли ты защищать эти замки и города и деревни, обратившиеся к тебе за покровительством, будешь ли защищать ты достаток и достоинства людей этих?

–Да, клянусь.

Между тем, слава Инголя, не только предателя среди имперцев, а теперь ещё и героя среди крестьян, убившего целую орду орков дважды, возрастала, и присяга королю, пускай присяга и наёмника, только увеличивала его славу, так как фон Гюгер позиционировал себя как защитник крестьян от поборов ордена и баронов Паризии – ведь он сам ковал свои деньги, почти не используя денег крестьян. Инголь, хоть и убив половину их собственными руками, стал героем и в глазах солдат под своим началом и среди подоспевших на помощь сил бывшего барона.

Король завидовал славе Инголя, но убирать его было ещё рано, но он не сомневался, что такой день настанет. Следующим ходом нового короля стало нападение на пару северных баронств, которые обычно сдерживают орды орков от нападения на Паризию, останавливая их засечными полосами в Восточном Рубеже – замок Евная был исключением, а не правилом – в этом году не успели собрать урожай и войска были отозваны на помощь крестьянам. С обоими баронствами всё прошло гладко – никаких войск ордена не было поблизости. Король знал, что орден готовит новую провокацию, чтобы дискредитировать его в глазах людей, поэтому принял решение использовать Инголя – народный герой всегда прав, оправдывая свои нападения тем, что Инголю не нравится этот барон за какой-то пустяк, в глазах людей выглядящий огромным недостатком так как это сказал герой.

Ещё один шаг – первый лоскут земли ордена, раскиданного по всей Паризии. Крепость этого места была значительной – отсюда орден посылал войска на помощь баронам, сдерживающим атаки орков. Чтобы получить контроль над двумя последними, южным и западным баронствами, эта крепость должна быть взята – через неё можно попасть в последние баронства Восточного Рубежа.

Инголь выступил с новым пятитысячным войском, набранным из крестьян недавно захваченных земель, на запад, к крепости Миндт, осенью, рассчитывая взять её к зиме, когда судоходство по рекам впадает в ступор, вмёрзнув кораблями в лёд, закрывая путь для войск из центральных земель Братьев Стали, отрывая их на осаду взятой Инголем крепости.

Король планировал взять крепость за три месяца, Инголь – за два.

***

Сон его потревожило странное существо, похожее на сколопендру, множеством ножек и гибким телом обвившуюся вокруг Разенета. Он попытался закричать, но воздуха не было ни в лёгких, ни в окружающем пространстве. Слышалось тиканье механизмов и лязг сцепляющихся шестерней, скрип и стук, бульканье охлаждающей жидкости, циркулирующей по трубам механизма Стали. Всмотревшись в существо, обвившее его, он понял, что это – деталь машины, высасывающая его из реальности мира Енадаара на встречу в реальности синего ада с тем богом, что выбрал его чемпионом ещё при рождении.

У Разенета к нему было много вопросов. И он не хотел смотреть богу в глаза, но ему придётся. Он – его чемпион, и они связаны узами союза смертного и бессмертного. Бог должен заботиться о смертном, избегая его смерти, а чемпион – пытаться выжить, чтобы бог победил.

Ишума появился неожиданно, хоть Разенет и ожидал его не менее часа, как показалось Разенету. На деле же могло пройти не более минуты. Просторная комната, ограниченная колоннами из белой кости, за которыми было видно синеватые кирпичи стены, правильная восьмиугольная, метров в десять от стены до стены. Низкий потолок нависал над комнатой, в котором виднелись сквозь голубоватое стекло перевёрнутые свечи, прилипшие к чему-то чёрному над ними. Огонь горел вниз, выбрасывая сквозь стекло сине-зелёные языки, отражающиеся от стекла пола, под которым росла лиловая и пурпурная трава, кое-где из которой росли белые цветы похожие на розы, раскрытые своими пустыми цветами навстречу огню свечей.

Сквозь стены и колонны прошёл он, будто они были отражением, достал из пространства кресло, поставил его и сел на него, перекинув пустую ногу на не менее пустую другую. Из шлема повалил беловатый туман. Шрамы искривились в улыбке.

– Здравствуй, Разенет. – Пророкотал доспех. – Я ждал больше года, чтобы поговорить с тобой. Мой первый ход был бесполезным для нас обоих.

– Что он вообще значил?

–Я сообщил тебе, что вывожу тебя, короля, на доску. – Доспех сказал это тише, чем первые слова приветствия.

– Почему ты убил Ойрану? За что? – Разенет разговаривал всё громче и громче, заглушая свои чувства внутри, толкавшие растерзать доспех, разбить, расплавить его.

– Так было нужно. Мы играем в Игру, и чувства недопустимы для чемпионов.

– Вы чудовища! – Разенет сорвался на крик. – Люди для вас ничего не значат! Вы играете в Игру!

– Заканчивай кричать. – Доспех подлетел к Разенету и вдарил ему пощёчину, что тот полетел в стену, отскочил от неё и упал на пол. Цветок в тени Разенета тут же увял, превратившись в чёрный сморщенный плод. – Я здесь не для того, чтобы ты на меня кричал.

– Что... ты... хочешь?

– Победить. А для победы нужно, чтобы ты остался последним выжившим. – Доспех прошёлся назад к креслу и уселся в него, слегка опустив спинку. Из шлема всё ещё ниспадал мягкий туман.

– И кого ты хочешь, чтобы я убил?

– Я – бог вероятностей, и я укажу тебе того, кто по воле судьбы стал чемпионом. Ты поймёшь знак, поскольку попавшийся в поставленную мной ловушку появится прямо перед тобой. Я не могу прямо найти его или передвинуть его к тебе, так как это повлечёт мои дисквалификацию и смерть тебя, моего чемпиона. – Доспех сложил руки домиком у себя между колен, облокотившись на них локтями. – Поэтому будь внимательным. Ты поймёшь принцип действия моей ловушки и поймёшь, кто перед тобой. И ты убьёшь его тут же. Понял?

– Можно попросить тебя об одном?

– Да?

– Покажи мне Ойрану, в последний раз. – Разенет ударил кулаком по полу, затрещавшего от удара.

– Я не могу. – Бог развёл руками.

– Но ты же бог! – Последовал новый удар.

– Души идут к Матери, хоть и через Богов Смерти и нас, но мы не умеем их держать.

Разенет поморщился – что-то не давало ему покоя в этом, но что – он не понимал. Что-то до боли знакомое, как будто он держит это в руке.

– Я могу воспользоваться Сталью для твоего блага, но и она имеет свой предел изменения реальности в твою пользу, и она, к тому же, забирает мои силы. Я могу перетянуть с помощью неё вероятность в твою сторону, точнее, в мою. Если ты победишь – я сделаю для тебя всё, что смогу сделать. – Он прислонил руку ладонью к правому плечу, скрытому наплечником, и послышалось жжение. Когда он убрал руку от плеча, то на нём уже красовалась печать клятвы. – Даю своё слово, что так и будет.

– Раз уж поставил печать, то я поверю тебе. И выживу, обязательно выживу, что бы ты исполнил одно моё желание, очень мною желаемое. – Разенет улыбнулся, встав на колени, поднявшись с рук. Цветок снизу вновь распустился, но остался чёрным и морщинистым.

– Я рад, что дал тебе такой настрой. А теперь – иди. Я буду наблюдать за тобой и запущу Сталь, если тебе что-то будет грозить смертью.

Бог растаял дымкой, как и комната, заменившись привычным зелёным полем с голубым небом, но на этот раз трава была пурпурной с белыми пятнами, вдали становившихся зелёными. Начался привычный сон Разенета, на котором он оттачивает своё мастерство.

***

Оман прибыл обратно в монастырь Иглаф, где размещался Совет Братьев Стали. Магистр потерял ученика, армию и честь капитана, погибающего вместе с отрядом. Оман был жестоко наказан – подвергнут тридцати ударам кнута на площади города под монастырём, расположенным на горе и к которому идёт одна извивающаяся змеёй дорожка.

– Дурак! Как ты мог так провалиться? – Он говорил себе это каждый день после той битвы. – Почему ты не сделал другой порядок, почему не встал свиньёй?

Магистр получил нового ученика, но Оман не обращал на него никакого внимания. Если Нибелаг умер по его вине, то он – Оман – больше не имеет права иметь ученика. Пусть делает что хочет, а потом найдёт нового учителя, это будет правильно.

Наконец, его позвал Совет. Комната Совета выглядела непривычно – вместо синих, любимого цвета Братьев Стали, ковров везде висели эльфийские фонари, обнажив белые стены. Пол стал голым, а над столом Совета висел канделябр кверх тормашками, горящий пламенем вниз – Оман не понял, что это за колдовство, но не удивился. Удивился он транспарентной фигуре, зависшей перед Советом и говорящей с ним.

– Магистр Оман, вы уже здесь, слава богам! – Сказал Старик, радуясь. – Эта прелестная леди-призрак даёт тебе второй шанс.

– Магистр, вы снова получите армию, и на этот раз вы не можете допустить поражение. – Клерик выждал момент, когда призрак закончит шептать что-то ему на ухо, и сказал. – Ваша цель – убить Разенета Инголя, генерала короля Астарта фон Гюгера.

– Повинуюсь, господин.

– Подожди, Оман. – Джинн остановил Омана, встал со своего места и вручил магистру какой-то амулет. – Это – твоя удача, она покажет тебе Инголя где бы он ни был на Енадааре.

Амулет показал стрелкой куда-то вперёд, перед ним. Он провёл взглядом по стрелке вверх и увидел там её, призрака.

– Он показывает то, что хочешь увидеть, но только то, что владеет Даром. – Она улыбнулась.

– Кто вы? – Только и спросил магистр.

– Я – Вторая из троицы. Я пришла, чтобы направить вас по указу богини... Матери.

– Но разве она не может сама достать любого в своих мирах?

– Это... свобода выбора, что она вам даровала.

Оман вышел из дверей монастыря в смятении. Хоть амулет и перестал показывать на призрака, он стал показывать куда-то в далёкие горы, выглядящие тремя большими зубцами с горы, на которой стоит монастырь. Зачем Матери посылать какого-то духа, если бы она могла просто убить столь неугодного ей Разенета Инголя? Он настолько могущественен, что даже Мать его боится? Нужно было больше узнать о нём.

Солдаты Серебряного Кольца сомкнули алебарды у него за спиной, отрезая его прежнего, проигравшего битву, от его будущего, выигравшего её. Или же он вновь проиграет? Этот вопрос будет терзать его, пока он не решится дать бой – и в нём он найдёт решение.

Глава XXII

Аганна любила читать толстые книги. Не фантастику или историю, не про людей или философию, животных или астральные путешествия, интересными ей казались только толстые книги. Трактаты ли древнего учёного, учебник арифметики или геометрии, двухтомник нового писателя – всё одно, лишь бы книга была длинной, не всегда хорошей с точки зрения другого человека, но обязательно толстой. Даже шрифт имел значение – она с большей радостью прочитала бы несколько страниц огромной детской энциклопедии для детей с жирным шрифтом, чем тоненькую книжицу стихов заслуженного мастера – Гаврина. Она садилась утром за книгу и к вечеру прочитывала её, запоминая каждое движение главного героя, пересказывая их своим друзьям: маленькому Лилу и Каэде, которую прозвали Вампиром из-за двух выпирающих клыков.

Она не пила кровь, но умела нечто другое. Котёнок, которого она укусила, попал под телегу. Блохастая старая псина, лежащая во дворе, умерла в течение часа после укуса. Наконец, соседский парень, к которому она залезла на руки ещё ребёнком и укусила в шею, на следующий день пошёл в армию и его больше никто и никогда не видел, будто он провалился сквозь землю – даже гадалки и прорицатели, пользовавшиеся доброй славой, не смогли ничего сказать о нём. Только то, что сама судьба решила избавиться от него. Каэде тогда здорово перепугалась и заперлась в своей комнате на втором этаже маленького дома, в котором жила с родителями. Тогда Аганна убедила её, плачущую, что это не её вина, точнее, не столько её, сколько того, что она не знала о себе. О её Даре. Тогда получилось связать смерть случайного человека и её Дар, в следующий же раз пришлось бы придумать что-то другое.

У неё был Дар, как и у Вампира – после укуса Вампира, Ищейка видела, будто между Каэде и жертвой есть связь, нерушимая, словно камень, которая неминуемо приводила к гибели жертвы. Аганна видела, как каждый рукописный листок её дедушки, пишущего книги и продающего различные товары в своей передвижной лавке странностей был связан тонкой нитью, натянутой до предела, но никогда не порвущейся – она знала это.

Известие о смерти пришло внезапно. Она отлично запомнила тот день, но все остальные прошли в тумане, будто их и не было. Каждый из них перемешался, став сплошной тянучей массой, словно карамель, только вкус у неё был отнюдь не сладким.

День сразу не заладился. С утра лил проливной дождь с градом, несмотря на тёплую по-летнему погоду вчера, да и всю предыдущую неделю, последний дождь был не менее трёх недель назад. Он громко стучал по крыше, будто требуя впустить его в дом, внутрь, стуча по всем окнам и стенам, крыше, даже в печь залетело несколько градин, выбив из неё тлеющий уголёк на каменный пол близ печи. Град был редкостью в Айдаре – Вино на имперском, старом городишке близ Блиста, намного старше его. Но облака не рассеялись, лишь поредели, но небо было всё равно чёрным от туч, огромных и тяжёлых, будто предрекая то чувство, что она почувствовала немного позже, когда в дверь постучали.

Она с радостью побежала к двери, ожидая возвращения матери, ушедшей год назад на рыночную площадь, но почему-то не вернувшуюся. Дедушка говорил, что мама вернётся, нужно только подождать. И она ждала, каждый день с нетерпением ожидая возвращения матери, с радостью ребёнка выбегая в прихожую и снимая засов с двери. Дедушка пытался отучить её от этой привычке, но не мог совладать с девочкой – та была слишком быстра для старика.

На этот раз стучал какой-то другой человек, как и всегда. Его лицо было невыразительным, и в то же время грустным. Он был одет в чёрный плащ с ободранными полами – видно, отрывал куски плаща на перевязку ран или что-то подобное – именно так изображались все Боги Смерти, Шинигами – рваное тряпьё было их одеждой, скрывающим фантомные тела Ангелов. Он вытер ноги о коврик перед дверью и, поклонившись маленькой Аганне, он вошёл в дом.

– Ты, должно быть, Аги? – Человек улыбнулся. – Позови дедушку. Он ведь дома, да?

– Сейчас. – Аганна улыбнулась в ответ автоматически – его улыбка была забавной, доброй и какой-то робкой, будто он не осмеливался улыбнуться ребёнку – сейчас бы Аганна допросила его, но тогда ей показалось всё естественным. – Он наверху. Я его позову.

Она поднялась вверх по лестнице и свернула направо – к двери в кабинет старика, как его звали друзья – Жимбо. Она могла лишь догадываться об истории стой необычной клички – дедушка был когда-то наёмником, сражавшимся против орков, но затем он вновь пересёк границу Империи и остепенился, купив дело одного мелкого торговца. В нём оказалась предпринимательская жилка и дела пошли в гору. Затем он нашёл себе жену – ныне покойную – и зачал дочь Мэрили – мать Аганны.

Он сидел за своим столом и что-то сосредоточенно писал – очередные ценные бумажки, как говорил Жимбо.

– Там тебя зовут. – Аганна показала пальцем назад, на лестницу. – Спустись, деда.

– Кто?

– Мужчина. Не знаю его.

– Ох-хох. – Он поднялся со стула с очевидным усилием и направился вниз.

Старик спустился медленно, с неохотой, после обильного обеда – он трапезничал в кабинете, позволяя внучке есть рядом с собой, заставляя старую горничную подниматься наверх с подносами, на что та тайно жаловалась Аганне. Жимбо мог позволить своей семье покупать лучшее мясо и фрукты, но не мог ничего с собой поделать – он любил есть скорее много, чем лучшее – с таким отношением было удивительно, что он ещё ни разу не отравился – не иначе как обрёл иммунитет.

– Здравсвуйте. Проходите.

Но человек в чёрном плаще отказался.

– Мне... надо кое-что сказать вам. – Он покосился на Аганну. – Только вам. Без девочки.

Старик пшикнул на девочку и та повиновалась: пошла наверх в свою комнату. Как только она скрылась за лестницей, незнакомец начал свою речь.

– Видите ли... я жил рядом... можно даже сказать, что жил очень близко с Мэрили. Она, как бы это сказать... – Заметив, что Жимбо напрягся, незнакомец сразу сменил направление разговора. – Хочу сказать, что она очень вас уважала как отца и не посмела бы торговать собой... Я не хочу вас обидеть. Я, можно сказать, её муж.

– И что вы хотите? Жениться на ней?

– Я бы хотел, я предлагал ей, но...

– Что но? – Жимбо упёр руки в распёртые бока. – Хотите моего золота на приданое?

– Нет, что вы! Она бы не посмела. Я же говорю, она очень вас уважала... – Незнакомец помялся и вошёл в дом, протянув руку Жимбо, но тот отклонил её брезгливым взглядом. – Она сказала мне навестить вас... вас и её дочь, Аганну. Она много о ней рассказывала, но не могла наведаться. Она очень скучала, заверяю вас.

– И чем же она была так занята, что не могла повидаться с единственной дочерью.

– Вообще-то, не единственной. Но это не то. Она прислала меня к вам, затем, чтобы я...

– Что с ней случилось, что вы пришли ко мне в дом вместо неё? – Рявкнул Жимбо.

– Она... она умерла.

Незнакомец повесил голову, и воцарилась робкая тишина. Старик напрягся, ошарашенно смотря в лицо незнакомцу. Аганну выдал скрип – она сидела на лестнице и подслушивала.

Жимбо обернулся и увидел её. Он изменился в лице.

– Быстро, в свою комнату!

Но она и так уже стремглав неслась туда – обдумать всё, что она услышала. Она долго сидела в углу своей комнаты, обхватив колени. Она не знала, сколько времени провела в комнате, кажется, приходили Вампир и Лилу и пытались её утешить, но, похоже, на неё это не подействовало. Дедушка много раз заходил в комнату и вздыхал, но ничего не мог поделать с внучкой, тихо держащейся за голову или колени в своей комнате.

***

Когда пелена снов, безумных, как ей казалось, спала, была уже осень. Старик Жимбо, решив растормошить внучку, взял её с собой в путешествие в Паризию, в Брил, где он собирался торговать редкими изделиями из кости, которые он коллекционировал со времён бытия наёмником, так как его дело медленно накрывалось медным тазом, из-под которого он рассчитывал выскочить благодаря новым средствам.

Два дня караван шёл благополучно на юг, к границе с Конфедерацией, откуда нужно было идти на восток – прямо в Брил идти мешал густой и старый лес, населённый тварями, которых боятся даже эльфы что Железного Клана, что хищные Императора. Караван шёл быстро – новые обозы, не скрипели и почти не тряслись. Остановки делали только в трактирах на обочинах прямой дороги – караванщики могли бы ехать хоть всю неделю, но уставали от ленного движения на фургонах, подпитанных от алхимических батарей. Охранники следовали пешком, озираясь по сторонам, всегда наготове встретиться с врагом, каким бы ужасным он ни был – наёмники за золото сразятся даже с драконом или гефастом, что ещё страшнее.

Миновав последний трактир, через пару часов неторопливой поездки, караван внезапно остановился. Предпоследний фургон, в котором ехала Аганна со стариком Жимбо и его утварью, почти врезался в впереди едущий, но Жимбо вовремя проснулся – он удобно разлёгся на кресле водителя и дремал с полузакрытыми глазами, благо дорога была ровная ещё пару километров, и он зажал рычаги.