Текст книги "Госпожа ворон (СИ)"

Автор книги: Анастасия Машевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 37 страниц)

Ниильтах этого не объяснили – ни жизнь, ни наставники.

Несмотря на одинаковое воспитание, Иттая отличалась от полнокровной сестры разительно. То ли дело было в том, что она родилась старшей, то ли в том, что она в сознательном возрасте узнала о начале войны и принялась тренироваться отчаянно, как никогда прежде, то ли в том, что Иттая изначально пришла в этот мир с другим опытом – Бансабиру это занимало. Сейчас важно понять, как их надежнее разлучить: сестринские узы между ними крепки, но может ли каждая хоть что-нибудь в одиночку?

– Возможно, ты права, – уклончиво согласилась Бансабира с младшей кузиной. – Но траур по отцу истечет не скоро, а до тех пор мне тоже надо как-то справляться. Поэтому сейчас я хочу попросить о помощи вас двоих. Женщины нашего рода не отсиживаются без дела. Насколько я знаю, та же наша бабушка Бануни в свое время, чтобы облегчить участь деда, принимала на себя командование восточной крепостью на границе с Раггарами, когда разгорались приграничные конфликты.

– Ты хочешь доверить нам командование крепостями? – Иттая вытянулась в лице, при этом так вздрогнув, что ее распущенные каштановые волосы заманчиво колыхнулись.

– Да нет, – Бану сделала жест, непринужденно отмахиваясь. – Все проще. К одной из вас у меня поручение, а от другой хочу получить совет.

Сестры переглянулись.

– Вчера прислали донесение из храма на северо-западе танаара. Старший покровитель храма Праматери и Акаба пишет, что в окрестностях появился какой-то иноземный жрец, который проповедовал что-то совсем отличное от заветов Праматери Богов и людей. Его удалось поймать местному гарнизону, но поскольку он служитель культа, судьбу доверили жрицам и жрецам храма. Те, в свою очередь, спрашивают как быть. Я не слишком сильна в вере в Акаба и не очень хорошо понимаю его культ. К тому же, у меня и тут дел по горло. Так что, думаю, с этим лучше справишься ты, Ниильтах. Поезжай, выясни, что за иноземный жрец, и прими решение о казни или помиловании. Только, пожалуйста, не забывай, что нет ничего хуже, чем разноверие в сердцах людей. В Орсе я это отчетливо поняла.

Ниильтах молчала, растерянно глядя на тану и временами скашивая взгляд на старшую Иттаю.

– Если это действительно жрец иных богов, и он прибыл, чтобы проповедовать нам чужие культы, придется казнить его, Ниильтах, или хотя бы выслать. И за тем, и за другим, следить будешь лично. Если он извращает то, что близко нам, оставишь его среди жрецов – пусть переучивают. Однако если он вовсе не жрец, перво-наперво разузнай, не является ли он выходцем с Бледных островов. В свое время, Ююлы в качестве поддержки в войне заключили сделку с островитянами. Войну те продули, а пограбить не отказались. Помниться, сначала трепали нервы Шаутам, но, если сейчас добрались до нас, стоит выжигать заразу на корню. В этом случае, отдай его начальнику местного гарнизона с четким распоряжением. Дальше он сориентируется.

Ниильтах пришлось сглотнуть, чтобы прочистить горло:

– Хорошо, сестра, я поняла. А… можно взять с собой…

Бансабира перебила легко:

– Конечно, я отправлю с тобой хороший отряд охраны.

– Иттая не может со мной поехать?

Ну еще бы, усмехнулась Бану. К тмоу разговор и шел.

– Нет. У нее будет другое задание.

– Какое? – оживилась шатенка. Перспектива расставания с Ниильтах не радовала, но и не удручала так сильно, как младшую.

– Разведка. Мне нужны сведения о настроениях в Алом танааре. Максимально подробные и полные. Послать кого-то из доверенных лиц я не могу: все они были со мной, когда мы разбивали Шаутов, в первых рядах. Кто-нибудь, оказавшийся за пределами Алого чертога, может их узнать и донести тану. А кампанию стоит держать в секрете.

– Я все поняла, но отчего ты не поручишь это кузену Махрану? Он один из лучших разведчиков танаара.

– Безусловно, – Бансабира не стала спорить. – Он поможет тебе подготовиться к поездке, но сам отправиться не сможет. Его ждет другое дело.

– То есть, – уточнила Иттая, – я отправлюсь не сразу?

– Именно, – снисходительно кивнула Бану. – Ни в коем случае ты не можешь проколоться и угодить в лапы алых. Ни в коем случае, – повторила танша, выделяя каждое слово. – Иначе это разрушит все. Над тобой от души поиздеваются, прежде чем выменять на кого-то из своих, а то и на всех, кого мне удалось распихать по нашим темницам. Ни при каком раскладе в случае твоего пленения я не смогу посмотреть в глаза твоему отцу и матери. А в оконцовке мы лишимся такого надежного гаранта ненападения, как пленники танского дома, и тогда пострадает союз с Маатхасом, и чтобы хоть как-то удержаться от тяжб и распрей опять длинною в десять лет, мне придется уступить натиску Каамала и отдать за его сына Этера одну из вас, а к тому времени годна будет лишь Ниильтах, и только Праматерь ведает, чем все это вообще закончится. Поэтому все ближайшее время ты посвятишь подготовке, Иттая.

Шатенка судорожно сжалась, а Бану внутренне улыбнулась: нагнала страха достаточно. Впрочем, в ее словах нет ни тени лжи. Все будет именно так. Иттая растерла собственные предплечья, чтобы как-то вернуть себе ощущение реальности и только кивнула, соглашаясь – голос не подчинялся ни в какую.

– Тогда… – Ниильтах едва подала голос.

– А тебе придется выехать уже завтра, Ниильтах. Речь идет о местности у подножия Астахирского хребта. Лучше успеть до зимы, иначе пребывание там станет для тебя очень непростым. Тахбир говорил, вы не расставались прежде, поэтому попрощайтесь сегодня как следует. Можете побыть здесь, я приказала страже никого не впускать. К утру я вернусь с Одханом, это один из первых мечей моей личной охраны, так что под его опекой ты будешь в полной безопасности, Ниильтах. И обязательно зайди к матери с отцом.

– Да, сестра, конечно, – Ниильтах посмотрела на Бансабиру затравленно и даже немного обреченно. Было бы из-за чего так убиваться, подумала Бану.

Она встала, взяла загодя приготовленный теплый плащ и направилась к выходу, спокойная тем, что все ящики стола с важными бумагами заперты на замки, а мелкие ключики – на поясе ее платья. Кузины поднялись, склонившись в провожающем поклоне, потом снова переглянулись и уселись рядышком, близко-близко. Ниильтах забормотала что-то, потом всхлипнула, потом вздрогнула и заплакала, уткнувшись лицом сестре в колени. Иттая гладила светлую голову девушки. Она любила Ниильтах всем сердцем, но сейчас была, пожалуй, рада такому повороту событий. Их совместные тренировки под руководством Гистаспа стали совершенно другими в сравнении с началом. Перво-наперво потому, что иной стала сама Иттая. Долгое отсутствие генерала-альбиноса в чертоге помогло шатенке осознать многое. Теперь во время упражнений ее не веселило общество сестры и не подбадривало: ее раздражало, что Гистасп тратит свое внимание на кого-то другого. И сегодня, когда Ниильтах советовала Бансабире поскорее определиться с мужем, явно намекая и на Гистаспа тоже, Иттая могла только прятать уколы ревности в сердце, сглатывать возмущение и всеми силами игнорировать отчаяние.

Не бывать этому никогда.

* * *

Оказавшись за дверью и отдав приказ Нииму и его товарищу-новобранцу в охране, Бансабира направилась к боковым лестницам. Накинула бордовый шерстяной плащ, подбитый соболем. Неподалеку от выхода на внутренний двор тану встретился Русса. Расцвели оба.

– Куда это ты на ночь глядя? – брат широко раскинул могучие руки, приглашая любимую сестренку в объятия защиты.

– Хочу пройтись, – она вошла и тут же почувствовала сомкнувшееся кольцо вокруг талии и плеч. – Прогуляешься со мной? – Бансабира отстранилась совсем чуточку, чтобы иметь возможность глядеть брюнету в глаза.

– Как и все, что ты попросишь, – Русса коротко чмокнул тану в лоб, расцепил руки, поймал сестринскую ладонь и повел на улицу.

Морозный воздух пахнул в грудь, выдувая из легких спертый воздух замкнутого пространства. Они добрались до одной из смотровых площадок в правом крыле и замерли, задрав головы к небу. Обычно бастард являл собой пример человека, который надеется через сколько угодно сбивчивую речь донести до собеседника все чувства, клятвы, заверения. Но сегодня он молчал, твердо и безболезненно сжимая широкую ладошку сестры.

И этого было достаточно. Бансабира ему верила.

* * *

Наблюдая за отъезжающей сестрой, Бансабира ловила себя на мысли, что хотя бы со сроками Ниильтах затягивать не стала. Люди должны уметь действовать вовремя, когда им велено, а иначе на них нельзя полагаться. Впрочем, тут, скорее всего, подтолкнул Тахбир. Он уже уяснил эту черту танши, которую та явно унаследовала от Сабира Свирепого. И тем не менее, о надежности кузины говорить рано. Вчера Бану дала ей вполне развернутые распоряжения, но на деле приказ был всего один, и он прост. Если Ниильтах не справится с собой сама, ей помогут. Неспроста Бансабира отрядила кузине охрану под началом Одхана: рука у него знает только один жест, а сердце – только одного владыку. Даже если Ниильтах будет сопротивляться, манкируя положением, Одхан исполнит волю госпожи, не колеблясь.

Что-то в душе Бансабиры отозвалось хрустальным звоном от этого осознания. Если в твоем окружении нет ни одного человека, готового за тебя и умереть, и убить – ты ничего не добился в жизни.

* * *

Гленн старался останавливаться в самых неприметных местах и по самой острой необходимости. Держаться бездорожья и лишь к вечеру выходить на дорогу, чтобы добраться до какого-нибудь ночлега.

Его путь лежал на юг, к Ангорату или хотя бы, для начала, к Архону. И однажды, спустя неделю пути или около того, Гленн спешился у очередного кабака, где планировал провести ночлег. Но едва спешился и, взяв поводья, повел коня к привязи, на плечо легла рука.

И до того, как зазвучал голос, Гленн уже знал, кого встретил. Их родство не похоже на обычные семейные узы, и то, что их объединяло, было предопределением любых Богов, какие есть независимо от человеческой веры.

– Нирох назначил награду за твою голову, брат. В этой таверне сегодня остановился Тарон Ладомар, и он наверняка помнит твое лицо.

Жрец обернулся и, не думая, не вглядываясь, сомкнул крепкие объятия. Уже отвечая на такое теплое приветствие, из воздуха соткалась фигура в черном.

– Ал твой закат, Гленн из рода Тайи.

– Праматерь в каждом из нас, Вторая среди жриц.

Они разомкнули объятия, и только теперь Гленн заметил оброненный от его хватки посох у своих ног.

– Прости, – он подал орудие женщине. – Должен признать, непривычно видеть тебя с чем-то подобным, – улыбнулся жрец.

– Как и тебя непривычно видеть изгоем. Надо наколдовать чары, чтобы все видели не нас.

– Пожалуй, а то ты слишком приметна. Молодая красотка в черном с клюкой. Больше всего напоминает беглую монашку из гуданского монастыря, которую туда упек отец из-за слишком хорошенькой мордашки, чтобы она не заделала ему прорву незаконных внуков. А девица молоденькая, так что кровь берет свое, – посмеялся жрец.

– А учитывая, что я в компании мужчины, едва ли кто поверит, что ты мой брат. Ладно, – отсмеявшись, продолжила жрица. – Я обычно делаю так, – женщина сделала глубокий вдох, проведя рукой перед лицом слева направо.

Гленн поджал губы:

– Тебе не идет быть старухой. Знавал я одну, старуху Сик, до сих пор коробит от этой мерзкой бабки.

Шиада улыбнулась и указала подбородком на друида. Тот кивнул и повторил ритуальный жест – такой простой сейчас и почти невозможный в пору обучения.

– Скажем, – низким скрипучим голосом объявила Шиада, – что ты мой непутевый сын. И чтобы ты знал, терпеть не могу мужиков с белыми волосами.

– Да-да, и ворчишь прямо как старуха Сик.

Шиада улыбнулась, и Гленн, разглядев сквозь чары настоящее лицо кузины, вознес хвалу Праматери. Первое уютное, как дом, воспоминание за последние несколько лет. Только по тому, как жадно душа встрепенулась от теплоты этой встречи, Гленн понял, как в самом деле изголодался по родным людям.

* * *

Они рассказали друг другу о переменах, пока ели густую горячую похлебку с хлебом с семенами и тертыми желудями.

О расставании с Тирантом и королевской опале, о поисках Линетты и ее смерти, о расставании с Берадом и прощании с дочерью.

Узнав о смерти жрицы, за которой гонялся по всей стране, от руки жрицы, которую клялся охранять, Гленн повел себя достойно. Он долго время молчал, потом кивнул и сказал:

– Замыслы Праматери и рожденных Ею неясны порой, но неизбежны. Я приму это.

– Мне жаль, – отозвалась Шиада, но Гленн, словно прерывая, мотнул головой: "Я приму это сам".

– Раз уж об этом заговорили, – добавил друид вслух, – вспоминая нашу встречу в замке Гудана, думаю, будет правильным сказать, что Агравейн овдовел.

Шиада-старуха улыбнулась полубеззубым ртом.

– Спасибо. Я уже знаю от твоего отца. Моя опала закончилась, – она кивком на опертую на стул клюку, которая на деле была подаренным посохом со змеем-драконом. – Твоя мать дала добро вернуться, так что теперь я могу исполнять, что действительно должна.

– Удивительно, правда? – отрешенно спросил друид, оглядывая женщину перед собой. – Я гонялся за мороком, убежденный, что так велит моя жреческая сущность, а сейчас ты говоришь мне, что Линетта мертва, и, хотя мне горестно, я понимаю, что путь только начался. И оказался совсем другим. Ты, – Гленн помедлил с продолжением, облизнул губы, готовясь к тому, что скажет, – похоронила дочь, которую, как тебе казалось, воспроизвела для посвящения Праматери, поступившись желаниями и согласившись на близость с человеком, что никогда и ничего не имел с тобой общего.

– И только теперь начался мой путь, – с горечью закончила жрица мысль брата. – Да. Начертанное можно отсрочить, но нельзя изменить.

– И что начертано для тебя? – спросил Гленн. Шиада рассмеялась – низко и даже пугающе, как не каждая бабка смогла бы.

"Если бы я умела читать среди звезд, Гленн, оказалась бы я герцогиней Бирюзового озера?".

"Пожалуй, нет".

– А что будешь делать ты?

– То, что ты скажешь мне делать, – Гленн отправил в рот последний кусок хлеба.

– Что? – Шиада вытаращилась на друида.

– Я перестал искать Линетту не сейчас, когда ты сказала мне, что она мертва, а когда поговорил с Тирантом, и вдруг вспомнил – уж прости – что я охранитель Второй среди жриц. Ты – Вторая среди жриц, и чтобы ты ни делала, мой долг следовать за тобой и защищать тебя. Разве не для этого у девочек из семьи Сирин рождаются братья?

Шиада удивленно улыбнулась.

– Гленн, это… – Шиада выглядела растерянной и растроганной. Правда ведь, он назначен ее охранителем со смерти полнокровной сестры Ринны. Она и сама забыла об этом.

– Тебе вовсе не нужно, – начала жрица, а потом вдруг осеклась: Гленн посмотрел так открыто, что любые возражения стали очевидно нелепыми. – Впрочем, ты прав. Не мне лишать тебя возможности быть верным.

Гленн прищурился.

– Так, куда мы идем?

– Куда нас ведут, – улыбнулась жрица.

ГЛАВА 4

Королева Гвендиор проснулась в холодном поту, поднялась в кровати и протерла глаза. Но сколь бы она ни всматривалась в темноту комнаты, видение не исчезало. Среднего роста женская фигура в голубоватом одеянии стояла перед ней, и след свежей крови перечеркивал ее от горла до бедер. Бесцветные, казалось, глаза смотрели на Гвен с осуждением и обидой.

– Сгинь, – сдавленно приказала королева мороку Виллины. – Сгинь.

Гвендиор перекрестилась. Не помогло. Ну же, думала она. Господь Всемогущий. Пусть призрак исчезнет, пусть исчезнет. В конце концов, во имя Господа Гвен решилась на этот отчаянный шаг.

Шаг, который перевернул с ног на голову всю страну.

Гвен горячо замолилась – как могла неистово и неустанно, читая раз за разом "Отче", "Святый" и "Благословен будь". Во имя Всеблагое, во имя Его Всесвятое, ради искоренения этой языческой скверны…

Образ покойной невестки, наконец, отступил.

Не в силах больше заснуть, королева нервно откинула одеяло, встала, запахнулась в халат и подошла к окну, отворив ставни. Пусть холодный свежий воздух изгонит всякую нечисть из комнат. Господи, чем больше проходит времени, тем труднее избавляться от навязчивого образа Виллины, который стал преследовать Гвен в день сорокоднева. В первый раз ей хватило тройного крестного знаменья, чтобы прогнать видение, теперь требовалась почти четверть часа. Будь она проклята, думала женщина, даже после смерти не дает праведным жить спокойно.

Но сколь бы королева ни поносила покойную невестку и ни посылала ей проклятий, одного было не изменить – Виллина стала ее ночным кошмаром.

* * *

Агравейн Тандарион, Железная Грива Этана, выжидал на границе с Иландаром. Военачальники и советники, разведчики и капитаны армий сообщали о готовности тех или иных подразделений, о совершенных переходах и степени вооружения солдат.

И еще о том, как шли переговоры в Кольдерте.

После смерти жены Агравейн изменился до неузнаваемости. Нет, внешне он остался тем же богатырем, к ногам которого падали девицы со всех окрестных селений, и который едва ли их замечал. Возглавив армию, пусть хотя бы на выжидающих позициях, Агравейн будто вернулся в то время, когда совсем еще не знал ни Ришильды, ни Шиады. Будто снова стал тем, о ком на всех углах королевства слагали песни, восхваляя его избранность матерью Войны и Сумерек, раз уж благоволит ему с тринадцати лет.

Бравым неутомимым Богом кровавых расправ, Агравейн метался по лагерю, поспевая всюду: в обучении, в проверке снабжения, в многочисленных поступающих и отправляемых депешах. И страшно было произнести это вслух, но даже король Удгар, не говоря об остальных, в душе признавал, что смерть королевы Ришильды придала Агравейну сил и решительности. У хорошей жены и гнилой муж человеком становится, говорили в народе. А эта маленькая девочка из такого богатыря сделала неудачника. Но вот теперь он освободился. Это промысел Богов, не иначе. Той самой Праматери, что спасла его при осаде Аттара. Того самого Бога, что вновь вложил в его руку вечно острый клинок Воздаяния.

За ним они, архонцы, шли вот уже пятнадцать лет. За его спиной врывались в гущу врагов в войнах с Ургатскими племенами. Под его началом выигрывали бои и добились мирного соглашения с давешними врагами.

В невоенное время Железная Грива "лезет" – чахнет, становится неуклюж, хандрит. Но здесь, в предвкушении ратного подвига, он источал невероятную уверенность в победе, и боевой дух солдат укреплялся день ото дня. Кто, глядя, как буграми надуваются огромные мышцы под золотыми обручами, как длинные мускулистые ноги сминают бока самого непокорного коня, подчиняя его своей воле, усомниться в успехе их дела?

Сам Агравейн действительно исполнился решимости: он всегда был прав. Всегда был прав. Праматерь Богов и людей начертала ему особенное, одно-единственное счастье, и он выдернет его из любых рук, даже если для этого придется поднять всю архонскую армию. Мертвых вернуть нельзя – это он знает точно, чтобы кто ни пел о том, будто он, Агравейн, вернулся из Залов Нанданы обратно в Этан. Но вот живых, если по ошибке отдал, вернуть можно всегда.

* * *

Ахиль стояла у двери, ведущей из оружейной к тренировочным площадкам дворцовой армии Далхоров. Перед ней тренировался Змей, и царевна невольно любовалась. Интересно, сколько ему лет? Он все еще по-своему привлекателен. И даже этот двойной рубец через все лицо не убавлял шарма.

Единственный мужчина, проявивший хоть какое-то участие к ее судьбе.

Он правильно сказал: чтобы избавиться от посягательств Халия, ей нужен сын. Но как сознаться Алаю, что после развлечений царевича она равно что бесплодна?

Ах, если бы только Халий упал с лошади и сломал шею. Или кто-нибудь из жрецов наслал на него мужскую немощь. Жаль, что здесь нет никого, вроде ее родной сестры Айхас, посвященной ангоратской жрицы. Она бы могла удавить этого Халия, не пошевелив пальцем. Хотя… лишить его мужской силы – и царевич кинется обвинять во всем жену. А одними обвинениями Халий никогда не ограничивался.

С Айхас даже связаться нет ни единого шанса. Особенно из этой твердыни женоненавистников. А вот Змей мог бы помочь. Кое-что она успела узнать о Храме Даг. Если хотя бы половина того, что говорят – правда, Змей должен неплохо разбираться в ядах и снадобьях.

Вскоре на арену вышла девочка. Милый ребенок, бастард Змея. Кажется, они могли бы быть сестрами, судя по возрасту Намарны. Девочка, как могла судить Ахиль, делала успехи в обращении с копьем. По крайней мере, и Змей, и Намарна всегда выглядели очень довольными после тренировок.

Когда упражнения подошли к концу, Змей еще раз перечислил все замечания и выепроводил девчонку вон. Приблизился к зрительнице. Ахиль приветствовала мужчину улыбкой:

– Помнится, у вас была другая ученица, Змей. Трудно поверить после того, что я слышала о пребывании здесь госпожи Бансабиры, что она тоже когда-то была такой, как сейчас Намарна, и тоже допускала промахи и ошибки. Но, я уверена, что Намарна вырастет удивительной воительницей.

Гор глубоко вздохнул и улыбнулся: все это, честно сказать, нимало ее не касается.

– Вы что-то хотели, ваше высочество?

– Да, Змей, – затушевалась Ахиль, – у меня… мы можем поговорить где-нибудь, где нас никто не услышит? – Ахиль вдруг переменилась в лице, зашептав и невольно оглядываясь.

Не к добру, подумал Змей, прежде чем ответить:

– Идите в пятую оружейную. Там в конце помещения есть коморка со старыми доспехами. Обычно туда никто не заглядывает.

Ахиль пошла вперед, а Змей сделал вид, будто еще осматривает пространство для тренировок – не обронил ли чего, а потом отправился следом.

В указанной комнатке царил полумрак – под самым потолком было всего два крохотных оконца, и света проникало мало. Пахло старой поношенной кожей, железом и застоявшимся запахом пота.

– Я слушаю вас, госпожа.

– Моя просьба крайне… деликатна, Змей. Ты говорил как-то, что смыслишь кое-то в снадобьях. Это и впрямь так?

Змей недоумевал:

– Конечно. Что именно вам нужно?

Ахиль набралась храбрости – Змей увидел, как пятнадцатилетняя женщина сжала кулачки.

– Скажи, есть средство, способное вызвать мужское бессилие?

Змей не выказал ни капли удивления.

– Есть.

– Ты можешь приготовить его для меня?

– То есть для царевича?

Ахиль молчала.

– Госпожа…

– Змей, это не детская прихоть, – Ахиль кинулась вперед не в силах слушать, как он возьмется отказывать ей, – пожалуйста, помоги мне.

– Едва ли я могу вмешиваться в ваш брак, – уклончиво отозвался Гор. Конечно, было вполне ожидаемо, что к этому все придет, но участвовать в разборках за спиной Алая не очень-то и хотелось.

– Брак? – гневно перебила Ахиль. – Что это за брак, если Халий обращается со мной по-скотски? Чем я заслужила в мужья человека, который единственно, чем может доказывать свое превосходство – втаптывать меня в грязь кулаками? И не надо твердить мне, как ваш местный архиепископ: "Христос страдал, дитя, – злобно зацитировала женщина, – и нам должно страдать". Чушь это все.

Змей пытался подобрать слова, пораженный происходящим. Однако царевна не дала ему опомниться, дернув завязки на корсаже.

– Миледи, не стоит, – назидательным тоном Змей постарался остановить неизбежное. Отчаяние царевны брало свое. Управившись с застежками, Ахиль скинула платье и потянула вслед за ним сорочку. Мужчина отвернулся.

– Посмотри на меня, – приказала женщина.

– Оденьтесь, – Змей не поворачивался.

– Посмотри на меня. Я приказываю, посмотри.

Змей, устало вздохнув, посмотрел. Это ему – за что вот это все? Делать что ли нечего, кроме как копошиться в чужой постели? Гор оглядел молодое тело, то и дело черневшее синяками и багровевшее рубцами от ножей. Увиденным Гора не удивить – на той же Бану в свое время он оставлял и страшнее. Но одно дело, когда человек ходит в побоях, потому что учится наносить их сам, а другое – когда получает в условиях, которые должны дарить радость.

Молчание мужчины только нагнетало нервное состояние Ахиль.

– Почему молчишь? – спросила, сдерживая слезы.

Змей собрался сказать, что поступки Халия чудовищны, но голос царевича внезапно настиг их из-за двери.

– Здесь кто-то есть?

Ахиль задрожала всем телом, зажав рот рукой. Не дай Бог, не дай Бог Халий войдет сюда. Ее синяки покажутся раем. Да он… да он же убьет ее. Четвертует, кожу сдерет заживо… или сожжет… он может… Халий на все способен.

– Эй, я спросил, кто здесь? – жестче гаркнул Халий.

Увидев неподдельный ужас в лице царевны, Гор приложил палец к губам и вышел в оружейное хранилище.

– А, Змей, это ты, – не выказал удивления Халий. – Какого черта здесь забыл?

– Искал среди старья что-нибудь, подходящее для Намарны. Тренироваться в рубашках небезопасно, особенно со мной, – приветливо улыбнулся Змей. – А новые доспехи еще заслужить надо.

Халий усмехнулся: вполне в духе Змея.

– А что за голос в каморке?

– Намарна, – солгал Гор. – Не могу же я вытащить доспех наугад, а в размерах для маленьких девочек, сказать честно, я мало смыслю.

– Хотя и вырастил парочку, да? – посмеялся Халий. Гор посмеялся тоже:

– Вообще-то только одну.

Халий, улыбаясь, поджал губы и вздернул брови, а потом вкрадчиво заметил:

– Я только что видел твоего бастарда, Змей.

– Да? – как ни в чем ни бывало, Гор поднял брови и оскалился. – Ладно, поймали, ваше высочество.

Ахиль за дверью на этих словах почти лишилась чувств и, с трудом нащупав где-то рядом стену, сползла на пол. Гор меж тем, положил ладонь на ремень в недвусмысленном жесте:

– Присоединитесь? – заманчиво оскалился он.

Халий самодовольно усмехнулся, в глазах зажегся блеск. А потом вздохнул:

– Я б с радостью. Но отцу наверняка донесут, чем я был тут занят и снова слушать его нудные проповеди. Он считает, что я должен подавать пример, и все свои желания непременно исполнять по ночам или хотя бы там, где нет шансов быть замеченным. А это, – Халий обвел глазами помещение, – оружейная, сюда всегда могут войти. Когда Ахиль, наконец, родит мальчишку, я буду свободнее.

– Тоже верно. Да и, думаю, девица, перепугается, едва увидит царевича. А знаете же, когда они перепуганы и скованны, никакого удовольствия.

– Кому как, – не согласился Халий. Змей не стал спорить и напомнил, что девчонка за дверью ждет его. Царевич пожелал удачи и, взяв пару клинков, пошел размяться.

* * *

Гор перевел дух и быстро вернулся в коморку.

По лицу царевны текли слезы, но она едва ли замечала. Мужчина схватил с полок какой-то старый потертый плащ и осторожно, чтобы ненароком не вызвать новую бурю эмоций, укутал женщину со спины. Гор чувствовал, как Ахиль дрожала, спазматично всхлипывая и медленно успокаиваясь.

– Держитесь, ваше высочество.

– Я не могу, Змей, – прошептала она сдавленно. Всякое достоинство осталось позади, когда Гор увидел то, что Ахиль прятала ото всех: синяки и слезы. – Вы поможете мне? – женщина повернулась, подняв на Змея синие, влажные и беспокойные, как морская пучина глаза.

Змей облизал губу, оттягивая момент ответа.

– Обещайте меня слушаться.

Ахиль, перепуганная, кивнула, не отводя взгляд с лица Гора.

* * *

Джайя отослала отцу письмо – без единого лишнего слова – о беременности. И совсем скоро получила ответ. Как только у нее будет сын, Яасдуры должны выполнить свою часть сделки и начинать вторжение в Ласбарн. Алай пришлет в Гавань Теней послов сразу после рождения внука, чтобы атака на пустынных табунщиков была максимально спланированной, точной и молниеносной. А пока – да позаботится Мария Благодатная о его дочери в родах.

Джайя с тоской поглядела на ровный отцовский почерк. Надо же, удостоил вниманием, написал сам. Раманин аккуратно сложила лист и убрала в шкатулку с драгоценностями. Если Господь пошлет ей сына, она покажет это письмо своей злонравной свекрови.

* * *

Бансабира обсуждала с Даном и Сертом важный вопрос: гарнизонные укрепления вдоль границы с Каамалами явно стоило не только проверить, но и подлатать. Пожалуй, имело смысл направить туда немного больше людей. Разговор уже вышел на финальную стадию: перебирали кандидатуры тех, кого можно отправить с помощью и инспекцией по приграничным крепостям.

Стражник за дверью доложил о гонце с посланием. Бану качнула головой, давая знак Лигдаму взять письмо, не впуская в кабинет посторонних. Оруженосец отдал бумагу госпоже, и стоило взглянуть на печать, женщина вздрогнула. Провокация что ли?

Оттиск на светлом желтоватом сургуче ясно изображал солнце, лучи которого венчали наконечники копий. "Жар ярости" – гласил фамильный девиз Золотого дома Раггар, и кажется теперь Бансабира понимала, почему. Глаза заволокло ненавистью так, что даже сидя Бансабира ухитрилась утратить чувство равновесия. Она откинулась на спинку стула, прикрыв глаза. Выдохнула так, будто судорогами сковало тело.

– Праматерь, – шепнул Серт, – что с вами, госпожа?

Даже читать письмо не нужно: весь Яс сейчас пишет ей только с одной целью. И все-таки, стоит глянуть хоть одним глазом и удостовериться, чтобы не поднимать переполох на пустом месте. Дрожащей от ярости рукой тану взломала сургуч. Все так.

– Я готова снова начать войну, только и всего, – прошипела женщина, сузив глаза. Быстро оглядела тысячников:

– Сами решите насчет подходящих людей и отчитаетесь, когда все будет готово. Сейчас идите Малую приемную и ждите там. Лигдам, – обратилась до того, как растерянные офицеры сделали хоть шаг. Да и как не растеряешься тут. Это же Бану Яввуз – девчонка, которая даже в глухом окружении Ниитасов ухитрялась сдерживать чувства, оставался бесстрастной в любых переговорах и любых опасностях. Либо все дело в отсутствии необходимости спать с открытыми глазами, либо новости и впрямь за гранью разумного.

– Госпожа? – отозвался оруженосец.

– Немедленно собери всех членов моей семьи старше двадцати лет в Малой приемной, Гистаспа и старших телохранителей. Живо.

И, хотя подгонять Лигдама надобности не было, Бану не сдержалась. Едва вышел подчиненный, глухо зарычала. Воистину, человеческая душонка нередка совсем ничтожна, а вот наглости в ней – больше, чем весь Этан.

* * *

Когда Бансабира ворвалась в приемную залу, двери распахнулись с таким грохотом, будто не женщина явилась, а лавина сошла. Размашисто она прошла к месту во главе стола – все присутствующие подскочили – и швырнула перед собой пачку писем. Рухнула вниз, обвела взглядом собравшихся. Поджали головы, хотя Итами, жена Тахбира, кажется скорее растерянной, чем напуганной. Сам Тахбир вид имеет недоуменно-виноватый, а Отан – слишком важный и горделивый. Впрочем, что он вообще тут забыл?

– Отан, выйди.

– Тану? – мужчина недовольно подобрался и поджал губы. Выходить он явно не торопился.

– Собрание для моих родственников и приближенных офицеров.

– И я – ваш родственник, – напомнил Отан.

– Ты – дядя моего брата, верно. Но для меня ты, как, впрочем, и он, и все здесь присутствующие в первую очередь – подчиненные и подданные. Тебе велено выйти.