Текст книги "Госпожа ворон (СИ)"

Автор книги: Анастасия Машевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)

– Вообще, это удивительно, – внезапно ответил Фарнэ, – вы ведь отличаетесь от рабов только тем, что носите эту метку, – взглядом указал на черную саблю Бану. Не считая первого дня, когда ее одежда находилась в стирке у рабынь, Бансабира одевалась привычным военным образом, только тунику сменила на безрукавку с вырезом в форме глиняного кувшина.

– Так и есть, – невозмутимо согласилась Бану. – Мы входим в Храм Даг рабами. И чтобы перестать ими быть, нам приходиться оттачивать свое мастерство, убивая других рабов, таких же как мы, теряя их в заданиях, вытравливая или клинком. Потому что мест под солнцем куда меньше, чем под луной, – улыбнулась хитро и безжалостно одновременно.

Фарнэ кивнул и удовлетворил просьбу Черной госпожи.

Это были самые обычные казармы с той только разницей, подумала Бану, оглядываясь, что содержали в них не просто солдат, а рабов. Главные светила арены, вечные победители, жили в дальнем крыле с более человеческими условиями. Новобранцы, не выходившие на арену еще ни разу, напоминали забитый скот, отличаясь от него только тем, что им позволяли брать в руки оружие, еду бросали, скорее, как собакам, и давали мыться раз в неделю – чтобы не померли от заразы и не заразили других.

Бану гуляла по баракам, оглядываясь. Большинство рабов, чуя силу, отползали с ее дороги. Но были и те, кто таращился во все глаза: неужто хозяева шлюха решила поразвлечься с кем еще?

Бану игнорировала любой шепот и вела себя заносчиво как никогда: у одного выпнула из рук обеденную плошку, другого толкнула сапогом, чтобы поторопился убраться с дороги по примеру остальных. А рядом с Дайхаттом едва не оступилась сама, выставив все так, будто споткнулась о его ногу. Тогда наклонилась, твердой рукой взялась за мужское горло и зашипела:

– Слушайте меня.

– Тану, пообещайте им золото, умоляю, я все верну, – захрипел пережатым горлом Аймар в ответ, выпучивая глаза.

Бану надавила на горло чуточку сильней, встряхнув:

– Не нужны мне твои извинения, – громко крикнула она, опускаясь ниже, чтобы проклясть жалкого раба в самое ухо.

– Хотите выжить, забудьте о наших титулах, молчите, и не вздумайте мне мешать. И еще – выиграйте на арене всего один раз. Не больше. Ты меня понял? – громче добавила женщина, сдавливая горло Аймара еще крепче. Тот, уже сине-багровый, кивнул.

– Тц, – цокнула Бану, отшвырнув мужчину.

– А ты все та же неуправляемая девчонка, – с неким злобным восхищением протянул Фарнэ. Бану зыркнула на него двусмысленно:

– Разумеется. Меня воспитал Тиглат Тяжелый Меч. Так что и меня следовало назвать Бану Смертоносный Нож, а не этим нелепым прозвищем – Изящная.

Она пожаловалась совсем невнушительно, но Фарнэ почему-то не стал спорить. В их с Тиглатом последний визит эту ее вертлявую штуку с ножом у горла, приставленному из-за спины сбоку, он видел трижды.

* * *

В тот же день Бансабира повела с Фарнэ разговор о двух вещах: во-первых, объяснила ситуацию с Юдейром. Фарнэ посмеялся – найти раба в Ласбарне. Затея, достойная хорошей трактирной байки. А потом пообещал сделать, что возможно, и даже перебрать новичков в собственных борделях.

Во-вторых, Бану заинтересовалась кузней. Ей давно приходила в голову мысль сделать что-то с ножами. Тягать шесть ножей не столько трудно, сколько попросту проблемно – их сложно прятать, они постоянно мешают, сковывая движения, несмотря на то, что, кажется, Бансабира давно срослась с этими лезвиями. Она не планировала отказываться от столь надежных "товарищей", но больше не нуждалась в таком количестве. Да и облик их пришло время сменить.

Ласбарн идеально подошел для цели: пусть новые клинки станут для тех, кто постоянно имеет дело с Бану, серьезной новостью. Спрятать их будет легче, а, значит, и без привычной формы Храма Даг она сможет чувствовать себя защищенной.

Фарнэ не протестовал – какое ему дело? Если б Бану замышляла что-то против него, давно бы уже сделала – шансов был миллион. Да и к чему оно ей? Он, Фарнэ, ей нужен, чтобы найти какого-то пропавшего белобрысого засранца со смазливой физиономией.

* * *

Дайхатта впервые выпустили на арену за неделю до начала апрельской ярмарки в Зоборе. Аймар победил. О том, что он себе надумал, как себя вел, чем жил то время, пока Бансабира его не видела, она не могла знать. Все ее дела в Зоборе закончились, Шант раздобрел, горбы его окрепли. Деньги Бану таяли, и все, что еще удерживало ее здесь – судьба Дайхатта. Нельзя упускать такого союзника. Праматерь дала ей шанс заграбастать его без брака. Так что имеет смысл хотя бы попытаться.

* * *

– Слушай, – позвала Бану как-то за завтраком Фарнэ. – Вчерашний победитель, это же тот гавнюк, который мне под ноги тогда вылез?

– Хм, – хмыкнул работорговец, – запоминаешь лица рабов?

Бансабира постаралась зардеться:

– Он ничего так.

– Э-э? – тупо промычал Фарнэ с лицом, будто ребенок, нашедший тысячу разных приключений на все части тела. А ведь ему за сорок, с усмешкой подумала Бану.

– Можешь отдать его мне?

– О-о? – лицо Фарнэ озарилось вовсе неудержимым интересом. – С чего это?

Бансабира отвела глаза.

– Вот оно что, – посмеялся князь. – И тебя не смутит, что он раб?

– А почему это должно меня смущать, если учесть, что обязанность раба – заботиться об удовольствие хозяина? – невозмутимо спросила Бану. – Он чем-то напоминает мне Гора, то есть Тиглата. Когда тот таскается по Этану, выискивая приключений на задницу, должна же я с кем-то спать. Этого отмой, и вполне ничего. А надоест – в храме найдется полно работы для него.

– Ну, сегодня он победил, – уклончиво ответил Фарнэ. – Если окажется хорошим бойцом – прости, я буду зарабатывать на нем, пока не сдохнет.

– А если нет? – с надеждой спросила Бану.

Фарнэ махнул рукой:

– Забирай тогда. За четвертную стоимость, разумеется, – тут же добавил торгаш, – если он тебе приглянулся.

– Ну уж, – повеселела Бану. – С тебя и полутора хватит. Я тебе и так плачу за жилье.

– Эта услуга не входит в выкуп мальца. Слушай, может, я лучше тебя в публичный дом отправлю? В самый лучший, и даже бесплатно, – поманил Фарнэ. – Мальчики для важных дам у нас тоже есть.

– Не уходи от темы, – с азартом настояла Бансабира, явно увлекаясь торгами. – Полторы цены.

– Четыре, – почему бы и не поддержать, решил Фарнэ.

– Не больше двух.

– Две, и ты хоть раз обыграешь меня в нарды, – Фарнэ был сговорчив. Ну, что, у него рабов что ли мало? Хотя, конечно, чемпионы арены – дело другое. На них съезжается смотреть весь Ласбарн, а это невиданные деньжища.

– Две и я позволю тебе один раз обыграть меня в шахматы.

– Так не интересно, – отнекался Фарнэ. – Давай три цены за мальца, если он продует два боя из первых трех. А играть с тобой мы и дальше будем по-честному, из принципа.

– По рукам, – согласилась Бану.

Фарнэ не выдержал и захохотал:

– Тьфу, Бану, как девчонка сопливая. Очевидно же, что он хорош.

– Пусти меня к нему сегодня, и увидишь – он продует следующий бой. Только если ему будет грозить смерть, ты все же останови поединок, ладно? А то… Словом, Гор давно уже таскается, где ни поподя. Месяца четыре.

Фарнэ заржал еще громче, уже смахивая слезы:

– Что, молодая кровь в голову лупит? Ты, пока следующего боя ждешь, все же сходи в бордель, развлекись. Или приходи ко мне, я не откажусь помочь женщине вроде тебя, – улыбнулся Фарнэ. – Ну или Мехи – тоже крепкий, коренастый…

– Да на быка похож твой Мехи.

– Неуправляемая, – все еще весело заявил Фарнэ. – Разумеется, тебя туда никто не пустит, и этот новичок выиграет, вот увидишь.

Бансабира только по-детски надулась и, отвернувшись в сторону, пригубила верблюжьего молока.

* * *

Следующие бои Дайхатт проиграл.

* * *

Поверил, значит? – прищурившись, подумала Бану, наблюдая за исходом поединка. Победитель ждал позволения нанести решающий смертельный удар.

Бансабира едва успела напомнить Фарнэ, чтобы тот приостановил зрелище, и тот отказал в убийстве.

* * *

– Ты с ним еще тогда, что ли договорилась? Когда казармы осматривала? – недоверчиво спросил Фарнэ, пересчитывая выплаченные деньги.

– Да ну тебя, Фарнэ. Тогда я думала, что заплачу тому, кто первым убьет этого идиота на арене. О чем ему и сказала. Знаешь, когда сам был рабом, либо начинаешь сочувствовать этим ребятам, либо ненавидишь всем сердцем. Я, видимо, из вторых. Просто он… он такой, каких я люблю, – с жадностью Бансабира оскалилась, сморщив носик. – А большего от него и не требуется.

– Женщины, – вздохнул работорговец. – А еще говорят, у мужиков голова между ног.

– Конечно, – вдруг деловито согласилась Бану. – Между женских.

Фарнэ на секунду замер, потом заржал от души. В этот момент Мехи приволок Дайхатта. Избитого на арене, измусоленного и помятого. Бансабира оглядела его и внезапно добавила:

– Продашь еще парочку. Обычных, из слуг.

– Что, с ними ты тоже собралась изменять Гору? – шутя спросил Фарнэ с таким лицом, что Бансабира понимала: за шуткой ребром стоит серьезный вопрос. На что ей еще двое слуг?

– Ой, брось, Гор сам спит направо и налево, с кем вздумается. Я ему как собственность и только. Этот тип скверно выглядит, – кивнула она в сторону Аймара. – Если он загнется по дороге от ран и жары, мне что ж его, на себе тащить? Сам раб, пусть рабы и тащат. А мне как-то несподручно тягать громил больше себя.

– Ты уж определись, громила он или ничего так, – недовольно буркнул Фарнэ. Но довод показался ему убедительным, и работорговец уступил. В конце концов, со своей несносной ученицей и любовницей Тяжелый Меч пусть сам разбирается.

* * *

Бану купила у Фарнэ Дайхатта, одного дополнительного верблюда, и еще двух слуг, которых выбрала по описаниям Аймара. Он клятвенно молил спасти всех его сподвижников, но Бансабира отказала бескомпромиссно: если она заклянчит второго ясовца из вновь прибывших бойцов, ее вздернут. Фарнэ и так чует ложь. Поймает на вранье – пиши пропало, будет официальный повод загнать саму Бану на арены или бросить на растерзание охране. Он и без этого наверняка послал в Храм выяснять, насколько правдивы ее слова. Оставалось надеяться, что Храм прикроет спину своего Клинка, как это было во все времена, фразой о том, что происходящее в стенах Храма Даг не может быть вынесено за его пределы ни под каким предлогом.

Так что спасать оставалось только тех, кто был в прислуге. Правда, и там их было трое, а танша выкупила только двоих. Дайхатт умолял: не дай Праматерь собственным соратникам остаться здесь. Но Бансабира осталась непреклонна: если потратить хоть на полмонеты больше, чем она может себе позволить сейчас – они вообще не выберутся из Ласбарна.

Дайхатту пришлось смириться, а Бану – выбрать. Не глядя.

* * *

Для виду, что все идет своим чередом, Бансабира погостила у Фарнэ еще четыре дня, а потом заявила, что у того уже вот-вот начнется ярмарка и надо готовиться всерьез. Больше обременять его своим присутствием смысла нет. Бану рассыпалась в благодарностях, обещалась еще не раз выпить с Мехи и его ребятами, сетовала, что так и не переспала с Фарнэ, но только шутила.

– Флирт тебе идет, – бросил напоследок Фарнэ. Они обнялись, как в начале, и Бансабира поднялась в седло. Второго верблюда подвязала удилами к первому, а рабов, всех трех, связкой Мехи привязал к седлу второго верблюда. Ну право, не усаживать же раба вровень себе, заявила Бансабира и, простившись напоследок, легонько тронула Шанта в бока.

Он зашагал мерно, пересыпая неугасающую тревогу в сердце Бану – что ее вранье раскроют, что за ними будет погоня, что их перебьют и отправят к другим рабам – горами древности, истертыми сегодня в песок, обволакивающий толстые, в полторы ладони шириной щиколотки Шанта.

* * *

Только отъехав на две фарсанги, Бансабира остановилась, спешилась, отвязала ясовцев и передала поводья Аймару.

– Ничего не говорите. Взбирайтесь на верблюда. Это не конь, вдвоем просто так не усядешься, нужно двухместно седло, так что пока будем ехать по очереди.

Дайхатт прикусил язык – действительно, все вопросы потом. А потом подошел к вверенному верблюду – и до него дошло.

– Куда, говорите, взбираться? – Дайхатт, наконец, оклемался и вздрогнул. Тут, оглядевшись, замерла и Бану.

– Вы не ездили на верблюде? – без вопросительной интонации осознала танша.

– Ты сообразительнее, чем выглядишь, – позволил себе один из сопровождающих Дайхатта, но тот тут же одернул:

– Перед тобой Мать лагерей, дурень. Вежливей.

Тот поспешно вжал голову в плечи и принялся извиняться. Бансабира поглядела на преклонение его головы лишь долю секунды, после чего снова уставилась на Дайхатта:

– Выяснять отношения будем потом. Сейчас вам главное залезть на это животное и двинуться вперед. Надо отойти от Зобора как можно дальше и убираться из Ласбарна. Вероятнее всего, ночью тоже будем идти, будьте готовы.

Бансабира спустилась с Шанта, помогла Дайхатту впервые в жизни залезть на двугорбого нара. Когда она передавала поводья в руку Аймара, тот удержал ее ладонь и замер, не зная, что сказать. В его глазах отражалось куда больше, чем приходило на ум.

– Потом, – помогла Бану, отстраняясь, и снова расположилась в седле. – Упирайтесь в луку, – посоветовала она и чуть потянула поводья. Шант разогнул задние ноги, затем и передние.

– А лошадей у них не было? – недовольно пробурчал сподвижник Дайхатта Атти, вместе с компаньоном идя около сюзерена.

– Лошади у Фарнэ есть, – размеренно ответила Бансабира. – Он иногда устраивает неплохие забеги, в том числе лошадиные. Однако в пустыне конь не товарищ. Он хорош на коротком яростном броске, но перейти красные пески верхом на лошади можно только при великой удаче.

– А вы в свою не верите? – спросил Дайхатт чуть бодрее.

Бансабира покосилась на Аймара. Совсем не тот, каким был в Гавани Теней. Но все еще со стержнем внутри.

– Я на нее не полагаюсь. Стала бы я Матерью лагерей, если бы не могла сотворить чудо собственными руками?

Она отвернулась от Дайхатта, вперив взгляд в беспредельное желтое марево впереди, и вздернула голову. Воистину: какие бы глупости ни делала Бансабира Яввуз и какой бы потешной ни казалась, она всегда осознает свою неумолимую силу. И ее осознают другие.

– Главное – верблюда не раздражать. Действовать рядом с ними ритмично, но не суетливо, чтобы вы ни делали, – танша начала давать советы. – Если мешкать, они плюются, и довольно гадко. То, что они выплевывают далеко не слюна, советую поверить на слово. И ни в коем случае не становитесь у верблюда со стороны хвоста.

– Можно как от коня схватить копытом?

– Боюсь, хуже, – усмехнулась Бану. – На привале продолжим.

На привале и впрямь Бансабира дала еще несколько рекомендаций. Потом помогла Дайхатту растереть его раны бальзамом, который замешала в гостях у Фарнэ. Несмотря на всеобщее обезвоживание, пить больше рассчитанного Бансабира запрещала даже Дайхатту, над которым, если подумать, власти не имела. И уже перед тем, как снова забираться в седло, вложила каждому из мужчин в ладошку по маленькому камушку.

– В рот, – подав пример, танша кинула гальку за щеку. – Жажду терпеть проще.

Верблюды были повязаны, так что держались рядом весь путь. Следующий привал, а вместе с ним и ночлег случился уже перед рассветом следующего дня. Бансабира осталась на страже и подняла мужчин через три часа.

Дайхатт улучил минутку, пока остальные справляли нужду поодаль, и упал в песок рядом с сидевшей Бансабирой:

– Признаться, я утратил всякую надежду, когда вы сказали, что не знаете меня. Но когда в казармах вы сказали выиграть и проиграть, я подумал: Мать лагерей ничего не делает просто так. Я делился между страхом, что вы оставите меня гнить в тех ямах, в конце концов, вы просто дали совет, как прожить подольше; и надеждой, что ваши слова все-таки значили что-то большее. Как ни посмотри, оставить меня там было бы выгоднее, если вы не собирались отвечать на мое предложение.

Ох, гнусный тип, – в сердцах подумала Бану. Едва рабский балахон снял, а уже торгуется.

– И раз уж вы спасли меня, я… – Аймар опустил глаза. – смею надеяться… Поверьте, я не разочарую вас, – с горячностью заверил тан.

– Тан, – перебила Бану, – хотите поблагодарить, скажите просто "спасибо".

Дайхатт подавился воздухом – это не совсем то, к чему он думал свести разговор.

– Спасибо, – скомкано сказал он, сбитый с размашистого настроя.

– Надо ехать, – бессмысленно заметила Бану, желая пресечь разговор, от которого чувствовала бы себя неловко. Сейчас явно не до этого.

Дайхатт встрепенулся:

– Как вы вообще оказались в оазисе этого Фарнэ?

Бану, поднявшись, оглядела Дайхатта не без интереса. Что за каша у него в голове?

– Ну сначала на корабле, потом на верблюде, – бесцветно ответила она, устраиваясь в своем седле.

Большего ждать бессмысленно, понял Дайхатт и вдруг с ужасом осознал, что танша совсем не отдыхала.

– Тану, вы же…

– Оставьте, тан. У вас на лице все написано. Едем.

Она железная что ли?

* * *

Знакомство ясовцев с верблюдом оказалось весьма необычным. Животное и впрямь плевалось зверски много и густо (перепало всем). Шерсть путалась, торчала клочками во все стороны, выпадала, раздуваемая ветром. У одного из сподвижников Дайхатта обнаружилась к этому делу аллергия, и он непрестанно чихал, вздыхал, краснел, жаловался. Вокруг двугорбых без конца кружили жуки и оводы; верблюд проваливался в песок, не имея такого твердого основания, как подкова или хотя бы копыто. Обильно испражнялся, беспрестанно вонял и истошно вопил – время от времени.

– Не животное, а сюрприз, – без конца бурчал Аймар, поджимаясь и вздрагивая всякий раз, как верблюд под ним чуть оступался или проседал в каком-нибудь колене.

Ясовцы забеспокоились в первый раз, когда услышали треск змеиной трещотки и поняли, что Шант едва не наступил на гюрзу. Когда вдалеке всплыл мираж, затревожились сильнее. Но когда от долгого перехода (путь к следующему оазису занял больше десяти дней), у верблюдов стали дряблеть и обвисать горбы, Дайхатт запаниковал всерьез.

Однако – молчал.

Мужчина не жаловался ни на страшный холод ночами, ни на жажду. Сказывался боевой опыт.

Только вечером следующего дня Бансабира подняла руку, останавливая остальных. Измочалены были все, а сама танша, не знавшая отдыха слишком долго, просто зашаталась в седле.

– Зачем так загонять себя? – подсаживаясь к танше на биваке, спросил Аймар.

– Несколько причин, – отозвалась Бану, принимая из его рук мех с водой. Двое других принялись доставать из запасов вяленое птичье мясо. – Во-первых, уезжая из Зобора я взяла еды чуть больше, чем только на себя. Иначе стало бы очевидно, что я планирую обходиться с вами лучше, чем с рабами. А это – слежка, погоня и рабство. Видите ли, тан, Фарнэ был прав, сказав как-то, что мы, Клинки Богини, не так уж отличаемся от рабов. Действительно, наше отличие в том, что мы выгрызли свою свободу у всех, кто надеялся нас ее лишить. Но, в некотором смысле, нам не привыкать биться на аренах, а все выходцы Храма Даг с номером выше двадцатого, делают это неплохо. Так что заработать на нас можно очень хорошо.

Дайхатт деловито кивнул и тоже приложился к питью.

– А во-вторых? – спросил после.

Бансабира уставилась на мужчину проницательным взглядом:

– С вашего верблюда тоже ведь шерсть лезет клочьями?

Дайхатт нахмурился – и как это связано? – и изрек:

– Ну да.

– Через пару-тройку недель, и у этих молодцов начнется срок размножаться. Поверьте, безумного нара по весне не остановит и бравая сотня, не то, что один человек.

– Тогда почему вы не купили верблюдиц?

Бану поглядела с озорством в глазах:

– То есть самок, которые регулярно приумножают стада и ежедневно приносят бидоны свежего молока? В Ласбарне верблюжье молоко на вес золота. Так что шансов купить верблюдицу не представлялось ни у Фарнэ, ни там, где я купила Шанта. Да и к тому же: будь тут самка, Шант бы уже одурел. Словом, надо поскорее достичь той полосы, где можно будет снова обменять двугорбых на лошадей. Рассиживаться нет времени.

Будто давая понять, что разговор окончен, Бансабира наскоро перехватила пару кусков мяса, влезла на Шанта и, прежде чем пустить его вперед, обвязала голову черным платком, скрыв все, кроме глаз.

– Ветер усиливается, – обронила она, оставляя решение следовать примеру остальным. – Но до наступления темноты надо пройти еще хотя бы фарсангу.

Аймар не стал уточнять, что за фарсанга такая и просто влез в седло.

* * *

Той ночью сторожевое охранение взяли на себя мужчины. Бансабира проспала девять часов.

* * *

Путешествие было молчаливым.

Да и о чем говорить, думал Дайхатт, глядя, как Бану, ловко орудуя обычным боевым ножом потрошит одну из змей, убитую этим утром. Ей казалось, она и не вспомнит, что делать с гадюками, но пальцы будто все делали сами, по старой памяти.

У них нет ничего общего, продолжал размышлять Аймар, никаких дел, связей. Расспрашивать ее о чем-то бессмысленно, а, может, даже рискованно. С ним, таном Дайхаттом, она всегда отстраненно-вежлива, бесстрастна, безынтересна. Даже, когда он настиг ее после смерти Сабира, Бансабира выглядела более собранной и более дружелюбной.

Но дыма без огня не бывает, и народ нарек Бану и Хитрющей, и Злосчастной, и Кошмарной, и Матерью лагерей не просто так. Аймар видел и чувствовал это на себе – синяки от ее хватки на горле сходили дней десять. Хуже всего, что теперь он, Аймар, ей обязан. Да и прежние планы со свадьбой никто не отменял. Прежде он мог полагаться только на слухи и донесения разведки, теперь – сам начал догадываться, насколько твердая у Бану Изящной и рука, и воля. Это ценный союзник, и такими не размениваются ни по каким причинам.

Стало быть, решил, наконец, мужчина, надо наводить мосты.

Он поднялся с земли, а Бансабира как раз распрямилась над разделанными четырьмя змеями.

– Надо немного пересыпать их солью, в вашей сумке еще осталась, – сказала соратникам Дайхатта. – Полежат пару дней, и можно будет есть.

– Прямо так? – ужаснулся один из подданных Аймара.

– Я думала, после чечевицы Фарнэ вам все уже ни по чем, – спокойно заметила танша и принялась вытирать с перчаток голубую кровь.

* * *

Мужчины регулярно менялись в седле второго верблюда, справедливо рассудив, что Шанта Бансабира уступать не должна никому. Впрочем, на третий день Бану повелела идти всем четверым, чтобы «дать кораблям отдохнуть».

Отдохнули не только "корабли" – мужчинам тоже требовался перерыв. Сидеть между горбов было не удобно, и как бы гордо ни рассекал пустыню верблюд могучей махнатой грудью, от его раскачивающегося шага плохо сработанное седло подбивало зад. Кроме того, пустынный проходец оказался гораздо крупнее и шире лошади, и чтобы все время обхватывать его ногами требовалась хорошая растяжка, некоторая привычка и серьезная сноровка.

А когда скачешь – еще и виртуозная ловкость, понял один из сподвижников Аймара, Лув, когда, оглядываясь по сторонам, вдруг всполошился: стена песка, точно вздыбленная стотысячной кавалерией, стремительно надвигалась с востока. Не отдавая себе отчета, мужчина коротко взвизгнул, заорал: "Тану" и помчался вперед. Шант, связанный со вторым верблюдом, вынужденно помчался следом, сбиваясь с ног, с гнусавым ревом. Неготовая к подобному Бансабира едва не свалилась, как и перепуганный путник.

– Пр-пра-а-а-матерь, – заикаясь от толчков под ягодицы от верблюжьей рыси и хватаясь за поводья, завопил мужчина еще более истошно, чем сам верблюд.

Дайхатт и Атти со всех ног попытались угнаться за скакунами, с трудом переставляя ноги, увязали и задыхались. Бансабира, вернув равновесие, не знала, приглядывать ей за паникером впереди, или смотреть, чтобы не потерялись отставшие сзади.

Глянув через плечо, Бану смекнула, в чем дело, и прокричала останавливаться. Удержать взбесившегося ясовца оказалось нелегко, тем более поймать поводья верблюда. Бану сказала спешиваться. Ее перебивали, галдели, суетились. Песчаную бурю не обогнать в их положении, ответила танша. Только прятаться.

Верблюдов стреножили, заставили лечь, сели вплотную и как смогли укрылись пледами. Теперь главное переждать, и чтобы за стеной пыли не обнаружились какие-нибудь головорезы.

* * *

К верблюдам ясовцы привыкли вскоре. Воистину, корабли песков, согласился в мыслях Дайхатт. Но вот к пустыне привыкнуть оказалось нелегко.

Ей не было ни края, ни конца. В ней невозможно было ориентироваться, ибо, куда ни глянь – все кругом выглядело одинаково. Полагаться на солнце и звезды – все, что оставалось путникам, из которых одна Бану могла знать наверняка, куда идти.

Атти укусила песчаная эфа, и, следуя указанием Бану, Аймар с трудом успел высосать из взрезанной раны яд. Второй верблюд надолго стал "носилками" для пострадавшего; с кое-как прилаженных на дряблые горбы опор, чтобы бессильный Атти не вывалился, все время норовил сползти крепеж. Приходилось задерживаться. Шанта Бансабира тоже большую часть времени вела под уздцы, поскольку к его седлу приторочили большую часть разделенной прежде поклажи.

Питаться ящерками или, когда везло, змеиным мясом, просоленным, а после слегка обжаренным на раскаленных солнечным теплом лезвиях ножей становилось все труднее. Энергии не хватало, светило пекло, ночи пробирали до костей, и Бансабира понимала, что в ближайшем оазисе надо хоть как-то раздобыть дерева для костров. Воды оставались считанные глотки, несмотря на то, что никто не пил больше положенного. Последние капли влаги берегли для Атти, чтобы, когда мужчина метался в бреду от обезвоживания, было, чем смазать ему губы. Из-за условий, перепада температур и сухости, организм никак не желал восстанавливаться, и Атти слабел с каждым днем.

Дайхатт чувствовал, что надо попросить у Бану оружие и убить товарища, чтобы они могли продолжить путь дальше. Ведь если не поторопиться, от отсутствия влаги умрут они все. Аймар неоднократно на биваках поднимал голову, набрав полную грудь воздуха и храбрости, ловил взгляд Бану, открывал рот, чтобы сказать… и снова сжимал губы. Атти его друг с детства. Если помирать, так с ним вместе. Даже если Атти не имеет такой ответственности перед танааром, даже если Бансабира Яввуз не должна ничего никому из них, убить Атти было нельзя.

Несмотря на то, что путники по примеру Бану, обматывали головы и лица платками и даже спали в них, чтобы в ухо не заполз какой-нибудь жук, у ясовцев начала облазить кожа. Галька во рту больше не приносила пользы: ни капли слюны не выделяли сухие рты с потрескавшимися губами. Пить кровь верблюдов Бансабира запрещала зверски, и стала спать вплотную к Шанту, чтобы, если вдруг что, отогнать измученных жаждой ясовцев. Однажды Дайхатт взялся спорить с Бану о направлении движения, криком вбивая ей в голову, что север, а значит, порт, в другой стороне, и они делают лишний крюк на запад. Бансабира соглашалась, устало подняв глаза. Да, порты там, и крюк лишний. Вот только идти надо туда, куда сейчас ведут верблюды. Надо дожить до ближайшего оазиса, а корабли пустыни в пустыне всегда отыщут воду с большим успехом, чем чужаки.

Дайхатт, когда мог соображать, ловил себя на мысли, насколько глупым было пытаться заговорить с Бану в странствии: в песках даже дышать не хочется, а уж говорить… Правда, один вопрос вертелся на языке: куда и какими тропами ведет их Мать Лагерей? Ведь путь к Фарнэ казался намного проще.

Однажды Бану назвала причины: они двигались совсем иным маршрутом, более длинным и сложным из-за редких оазисов и скудности запасов влаги и провианта. Останавливаться в ближайших поселениях – и Фарнэ наверняка узнает, что Бану ему соврала. Как пить дать, Фарнэ донесут, он же пол-Ласбарна знает. Да и местные заинтересуются, что это за ситуация такая.

Жирное, калено-белое или сочно-желтое солнце перекатывалось по небу, падая за горизонт раз за разом. Позади оставались руины крепостных стен из глубокой древности и шепчущиеся барханы невиданных величин. Впереди вырастали до небес дрожащие в мареве раскаленного воздуха несуществующие дворцы почивших владык некогда великой империи Этана, к которым, ведомый воображением, Дайхатт неоднократно тянул трясущиеся пальцы.

И пустыне не было конца.