Текст книги "Госпожа ворон (СИ)"
Автор книги: Анастасия Машевская
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц)
Зато теперь Сарват издевается над орсовцами вволю, – скрипнул Таммуз зубами, выбираясь из тайного прохода во дворце. Благо его собственная ненависть к аданийцам превосходила чувства Сарвата, да и орсовского царя, Алая Далхора, Таммуз теперь презирал не меньше. И огненный меч Владыки Неба поможет ему свершить месть.
Таммуз выбрался из прохода в небольшом гроте за Аллеей Тринадцати Цариц, огляделся и, удостоверившись, что никого нет, направился к самой аллее.
Этот проход пленные Далхоры обнаружили еще в первые месяцы пребывания. Лаз был давно заброшен и непроходимо зарос папоротником и хвощем. Тамина довольно быстро утратила интерес, а вот Танира поддержала энтузиазм брата: если удастся вычистить хотя бы уголок, будет местечко, куда можно будет сбегать от вечных соглядатаев царя. Пока Таммузу было запрещено носить оружие, Танира за твердым корсажем потихоньку перенесла два небольших ножа из кухни, а под юбкой привязала к ногам пару перчаток. То-то во дворце быстро заговорили об удивительной выправке молодой царевны.
Таммуз и Танира методично вырезали поросль. Ножи тупились и ломались, перчатки быстро изнашивались от постоянного выдирания толстых мясистых стеблей с глубокими корнями. Танира активно налегала днем на верховую езду, говоря, что быстро протирается ткань, а потом тайком приносила им с братом новые. На чьих бы ладонях из них двоих не нашли мозоли, вопросам не будет конца. А уж если их найдут на руке царевича, который может упражняться с мечом и луком только раз в неделю и только в присутствии охраны, вопросами Салины не ограничатся.
Когда Тидан, удовлетворенный покорностью пленных, позволил Таммузу упражняться с оружием вволю и носить его при себе, стало легче, и брат запретил Танире расчищать проход. Она всегда сопровождала его, но теперь только сидела в стороне, болтала, и помогала оттаскивать выкорчеванные стебли ближе к выходу. Вход в тайный лаз должен выглядеть столь же неприметно, каким они нашли его когда-то, говорила Танира, поэтому выкидывать или закапывать растения нельзя.
Лаз оказался намного длиннее, чем они думали, и в один день Далхоры услышали голоса. А чуть позже, продвинувшись еще дальше, смогли разобрать отчетливее.
Лаз вел в крохотную коморку, откуда было слышно все дела совета.
Тот, кто построил его, хорошо знал игру во дворце и умел хорошо прятаться. Обилие растений и длина хода не позволяли звуку распространяться дальше и привлекать внимание прохожих. Расположенность вблизи Аллеи Тринадцать Цариц давала хороший повод оправдаться при любом допросе.
Посовещавшись, брат и сестра решили, что оставшуюся часть зарослей Таммуз расчистит едва-едва, чтобы мог протиснуться только один, и изоляция звука не ослабла. Поскольку всегда был и риск, и, с другой стороны, шанс, наткнуться в Аллее на кого-то из обитателей дворца, имело смысл придумать убедительную враку.
Однажды столкнувшись здесь со старшей жрицей Сафирой, Таммуз наскоро выпалил, будто заинтересовался историей Адани и в особенности достославных цариц. Сафира вздернула бровь и высказала позднее опасения насчет Таммуза в зале совета. Чтобы уберечься, Таммуз поручил сестре Танире читать историю и рассказывать ему, пока он корчует проход. В конце концов, из-за дождей и теплого климата тот постоянно зарастал снова.
Танира помогла тогда, и теперь Таммуз действительно хорошо знал историю тринадцати прославленных владычиц. Танира помогла и теперь, когда Майе запретили видеться с Таммузом. Зерно симпатии и любопытства было брошено в плодоносную почву юношества. И Танира, пока вместе с мужем гостила в столице на проводах царицы Эйи, смогла устроить брату с Майей с десяток тайных встреч.
Майя оказалась столь глупа, как Таммуз и рассчитывал, и теперь шла к нему с готовностью увлеченного авантюрой человека, не способного разгадать за игрой никакой умысел.
А вот Танира оказалась столь умна, сколь и печальна, приметил Таммуз. И намного более верна, чем он смел надеяться. Месяц назад она оказалась в постели Салмана и теперь принимала отраву, чтобы не понести. Но терпеть это было невыносимо.
Прощаясь с сестрой, Таммуз снова пообещал ей отомстить – за них обоих. И Салинам, и всем Далхорам, которые бросили их здесь.
* * *
Таммуз заторопился во дворец. Но посреди Аллеи на него обратил внимание полоумный Тидан, заимевший привычку болтать со статуями и спрашивать, чем те лучше его жены. Теперь больной царь решил осведомиться о том же у него, Таммуза. Тот невежливо отнекался, сказав, что в жизни не встречал царицы достойнее, и уклонившись от объятия Тидана, который, припадая к чужому плечу, принимался рыдать, поспешил дальше.
Сегодня как никогда время играло против него.
* * *
Таммуз уже давно в деталях продумал план, который приведет его к заветной цели. Он был до безыскусности, до обидного прост. «Не стоит усложнять простые вещи» – нередко говорила его покойная мать царица Джайния, а вслед за ней и Стальной царь. И, в отличие от Алая, Джайния любила своих детей.
Таммуз поспешил к Майе. Поймал девицу в ее же комнате, где дожидался вместо того, чтобы пойти на обед. Майю почти всегда сопровождала стража, и это был единственный путь. Зато теперь, когда на обед не явился он, наверняка его ищут днем с огнем. Перво-наперво, зная Сарвата, Таммуз предположил, что искать кинутся в оружейных и на складах с доспехами. Потом нагрянут в голубятню, потом, скорее всего, начнут прочесывать торговые кварталы города и велят запереть ворота. Только потом Сарват отправит людей сюда, а уже после – к жрецам, на случай, если пленный царевич помер.
Майя едва вошла, как Таммуз поймал ее за плечо, закрыл рот другой рукой, развернул спиной к двери, и тут же, отпустив девушку, запер дверь на засов. Приложил палец к губам: наверняка за дверью охрана и главное сейчас – не шуметь. Осторожно они прошли вглубь покоя, на цыпочках, оказались в комнате для женского убранства, и заперли эту дверь тоже.
– Сафира уговорила Сарвата играть твою свадьбу с Данатом на следующей неделе.
Лицо девицы дрогнуло:
– Нет…
– Да, Майя. Да, – отчаянно шепнул молодой мужчина. Майя, блуждая глазами перед собой, закусила губу. Сомнение – это хорошо. Это просто отлично, одобрил в душе Таммуз.
– Ты же понимаешь, – с неизбывной печалью в голосе мужчина качнул головой, – Сарват не даст нам быть вместе.
С поникшим сердцем девица кивнула.
– Неужели он не понимает, что для меня лучше? – слезно проговорила девица. – Совсем недавно мы похоронили маму и сестренку, а теперь этот ужасный брак… У брата будто совсем не стало сердца. Может, если я поговорю с ним… объясню ему, – ранить брата подлостью Майе совсем не хотелось.
– Мы уже пробовали разговаривать, Майя, – взвелся Таммуз. – И где я оказался после тех разговоров?
Майя прикусила язык: правда, снова увидеть Таммуза в темнице перебитого плетьми ей тоже не хочется.
– Но… это очень сложно… Почему он такой упрямый? – в сердцах шепнула девушка. К ее удивлению, у Таммуза был на это ответ.
– Потому что Сарват стал царем. Номинально правит Тидан, но Сарват распоряжается сейчас всеми и вся.
– Но я его сестра.
Таммуз вымученно улыбнулся: Господи Всемогущий, какая же она дура.
– У царей нет сестер, Майя. У царей и детей нет. У царя есть царица, которая должна родить царевичей и царевен. И есть царевичи и царевны, которые должны сделать то, что им скажут.
"Джайе бы в жизни не пришлось этого объяснять" – внезапно сообразил орсовец. Напротив, сестра сама объясняла это остальным детям Алая. За день до отъезда пленников, когда он, Таммуз, сидел в позорных слезах, не желая расставаться с домом и сетуя на отца. Джайя, вернувшись с казни жениха, находила силы объяснять подбадривать брата. Он не верил сестре в тот вечер, но сегодня – верил больше, чем самому себе. Каким же он тогда был ребенком…
– Я… я не верю в это, Таммуз, – Майя зажато покачала головой. – Ты говоришь ужасные вещи.
– Я говорю то, что ты и сама знаешь в глубине души, – Таммуз не был уверен, что это так, но глубокие серые, что расплавленное серебро глаза и мягкий бархатный голос, действовали на девушку убедительнее слов.
Орсовец подошел к девушке близко-близко и положил ладонь на бледную щеку. Право слово, он был достоин женщины куда более красивой и более статной, чем эта замарашка.
– Майя, – царевич посмотрел так, что у девушки сбилось дыхание. – Ты любишь меня?
Девица всхлипнула. Трусиха.
– Я, – чтобы как-то поддержать ее и направить события в нужном ключе, Таммуз принял на себя первый удар, – тебя люблю. Всем сердцем, – он поймал девичью ладонь, положив себе на грудь. – И если ты только скажешь, что хочешь быть со мной, клянусь, я переверну весь Этан, – он приблизил лицо к женскому и облизнул манящие незнакомым мужским ароматом губы, – но добьюсь нашего брака, как я и обещал тебе совсем недавно. И добьюсь уже сегодня.
– Я хочу быть с тобой, – не выдержала Майя, приникнув к юноше всем телом. – Я люблю тебя, Таммуз. Но… мне так страшно.
– Не бойся, милая моя, – улыбнулся царевич. – Тидан, твой благородный отец, поможет нам. Он позволил брак наших брата и сестры, и позволит пожениться и нам.
– Отец… очень печален… – если Таммуз делает ставку на благоволение Тидана, ничего может не получиться.
Таммуз, напротив, считал, что действовать надо до тех пор, пока Сарват не поддался уговорам совета и не стал полноправным царем. В этом случае у него не будет и шанса на успех.
– Ты веришь мне, Майя? – он приподнял девичий подбородок, приблизив ее скомканное личико к своему. Майя затравленно, как мышь, кивнула. – Этого достаточно, чтобы мы победили.
Он потянулся свободной рукой девице за спину и открыл дверь туалетной.
– Что ты делаешь?
– Выполняю свои обещания.
Таммуз потащил девушку за собой, довел до кровати, развернулся и пылко поцеловал.
– Я… мне все равно страшно, Таммуз, – девица уперлась в мужскую грудь, опустив голову, когда он отстранился.
– Ваше высочество, – донесся голос из-за двери. – Все в порядке?
Он проглотил все оскорбления, которые едва хватало сил держать в себе, выпрямился и спросил:
– Я не буду тебя ни к чему принуждать, Майя.
– Царевна Майя, там есть кто-то еще? – обеспокоенно заголосил стражник.
– Но помни, что, если ты отступишь сейчас, – неотступно продолжал Таммуз, – всего через несколько дней в этой комнате тебя будет ждать старый Данат. Разве тогда тебе не будет страшнее?
Майя выпучила на Таммуза глаза. Ведь правда. Как она могла не подумать об этом? И если путь к любимому начинается здесь, в его объятиях, разве не правильно ступить на него?
Майе оказалось достаточно только посмотреть на него по-особенному, с любовью, которую Таммуз внушил ей.
Преодолевая девичью стыдливость, Таммуз не переставал улыбался. Майе казалось, что он радуется ей. Он радовался иначе, но взаправду: Далхоры всегда берут реванш.
* * *
Стражи не долго причитали по поводу того, что происходит в покое царевны. И совсем скоро Таммуз с удовлетворением услышал топот отряда солдат. Майя под его телом рванулась, но Таммуз осторожно удержал царевну на месте.
– Лежи, – приказал он, наваливаясь на нее с новой силой.
Почти в тот же момент в комнату ворвалась дворцовая стража, а с ними Сарват и Данат.
Руки Сарвата задрожали, он кинулся на Таммуза. Майя заверещала от ужаса, натягивая спешно скомканное перепачканное покрывало до подбородка, нервно переводя взгляд с брата на возлюбленного.
Разыгралась гроза, какой никто не видел в Адани из нынешнего поколения. Крики, брань, кулаки, оковы, грозные, ужасающие глаза брата, синяки на запястьях от его грубых рук…
И только командующий Данат не двинулся с места, даже не шелохнулся, глядя на Майю в упор. Потом скривил губы, твердый как утес, вышел из комнаты. Без слов. Ибо любое из них унизит его в собственных глазах. Глазу, поправился он вовремя. У него всего один глаз, уже очень, очень давно.
* * *
Данат не станет этого терпеть, рассчитывал Таммуз. Даже если не застигнет их с Майей лично, не сможет отмыться от грязных слухов. В любом случае, он попросит о разрыве помолвки, и его пожелание придется учесть. Данат старый и почитаемый командующий, который выиграл войну с Орсом. Его любят в народе и уважают в совете. Если царская семья откажет генералу выслушать его лично, Данат не постесняется высказать на собрании остальных советников. Так что придется дать, чего он просит.
А просил он расторжения помолвки. И дать такое разрешение мог только действующий царь, которым пока оставался Тидан.
* * *
Когда Таммуза кинули в ноги царю Тидану, он ответил прямо и честно:
– Я давно хочу жениться на вашей дочери, владыка. Но вы уже удостоили браком своих пленников, разве у меня была надежда на одобрение? Поэтому я опустился до столь гнусного поступка. И все же я прошу, поговорите с дочерью. Я не посмел бы причинить ей вреда. Она хочет нашей свадьбы не меньше, чем я. И, клянусь, эта свадьба, как и брак Салмана и Таниры, поможет нашим державам, наконец, примириться. Если потребуется, я приму веру в Праматерь, сделаю, что для этого нужно. Но умоляю, позвольте мне жениться на Майе, – горячо выпалил Таммуз и, будто в последнем решительном жесте, склонил голову, отдаваясь на волю владыки.
Тидан мягко улыбнулся, и по одной это улыбке Сарват понял, что дело дрянь.
– Не делай этого, отец, прошу, – он кинулся вперед, загораживая Таммуза от трона. – Мы можем, не спрашивая, выдать ее за любого приближенного. Какая разница, девственница она или нет, она дочь царя. Быть зятем Салинов – достойная плата за жалкие капли крови.
Но Тидан качал головой:
– Милый сынок, – рассеянными глазами старик прошелся по лицу сына, – в жизни и без того слишком мало радостей, чтобы выходить замуж по принуждению. Если Майя хочет этого, разве могу я лишить дочь такого подарка?
– Нет, отец, – от безысходности Сарват почти прослезился.
– Ну-ну, – улыбнулся Тидан опять и сделал жест рукой, отпуская подданных.
* * *
Свадьба Майи и Таммуза состоялась в Опаловой крепости Шамши-Аддада.
Когда Таммуз запечатлел на губах жены знак принадлежности друг другу, демон внутри ликовал: с позволения дряхлеющего и угасающего старика он стал зятем династии и теперь мог двигаться дальше. А раз так, для осуществления планов ему больше не нужен владыка Тидан.
* * *
– Мой король, – стражник постучал в кабинет короля. – К вам прибыл ангоратский жрец Гленн.
Гленн, узнав о смерти Виллины от рук христиан, справедливо предположил, что Линетта окажется на сороковинах и потому, поразмыслив, отправился в Кольдерт. К тому же, задумался жрец, Тандарионы не оставят выпад просто так: в лучшем случае совсем скоро нагрянут послы, а в худшем – стоит предупредить Нироха о подготовке архонской армии.
Впрочем, Гленн опоздал. Нирох, услышав доклад стражника, медленно поднял глаза от писем разведчиков: если Удгар, Старый король, прислал парламентеров, Молодой король Агравейн выставил на границе с Ладомарами внушительное воинство. И собирал еще.
– Гленн, – шепнул король, мрачнея больше. – Ну что ж, – стиснул зубы, – пусти.
– Ну, племянник, – процедил Нирох сквозь зубы, едва за жрецом закрылась дверь. – что ты скажешь мне?
Гленн усмехнулся: похоже, зря он торопился. Жреческое чутье безошибочно подсказало, что крепостные ворота отныне закрыты для него навсегда.
– Где Тирант?
– А где ты был?
– Там, где мне велел долг.
– Твой долг – вести переговоры и этим служить королю.
– Я не твой подданный, я жрец Праматери Богов и людей.
– Ты земляной червь, – выдавил Нирох, угрожающе поднимаясь из-за стола. – Я кормил тебя и поил, привечал за своим столом и под моим кровом, а ты, выродок, посмел покинуть столицу в час самой острой нужды.
– Я заключил для тебя немало союзов, предотвратил несколько засух и пожаров, добыл тайные вести, Нирох. Твой час острой нужды возник от того, что ты не смог обломать руки собственным священникам. Ты же понимаешь, дядя, что не будь у них поддержки твоей королевы, христиане бы в жизни не подняли руку на Вилл…
– ЕЕ, – заорал Нирох, – УБИЛИ СТАРОВЕРЫ.
Гленн засмеялся.
– Постой, ты именно это сказал послам Удгара? Они ведь уже здесь? Иначе бы ты был мне рад, а не сыпал обвинениями будто я пропустил самое важное.
– Ублюдок, – прошипел король. – Я казню тебя сегодня же, собственными руками.
– Ты думаешь мои мать и отец простят тебе это? Я Тайи и Сирин, я охранитель Второй среди жриц, Ангорат нуждается во мне куда больше.
Нирох хлопнул в ладоши, исказившись в лице.
– Я же говорил. Значит, ты и правда прохлаждался на Ангорате среди девок и песнопений.
Разговор очевидно ни к чему не вел.
– Где мой брат? – повторил друид вопрос.
– В темнице. За укрывательство одного друида.
– Я навещу его.
– Да, – оскалился король, усаживаясь обратно. – Тебя проводят. Стража.
Гленн не стал сопротивляться. Временами до надежного порта проще доплыть по течению.
* * *
– Брат, – громадина Тирант, обросший и запашистый, кинулся вперед и заключил Гленна в медвежьи объятия, едва тот оказался за решеткой.
– Тирант, – друид со всей теплотой ответил на объятие.
Блондин принялся ведать жрецу о всех тяготах, которые настигли его с момента их расставания. Гленн не мешал и делал вид, что слушает внимательно. Убивать стражников бессмысленно: они ведь не повинны в приказах короля. Потому договариваться с ними – тоже идиотский замысел.
Тирант болтал полдня: о гостивших лордах, о кузенах и кузинах, которые, судя по всему, были здесь, в замке, пока он торчал в темнице. Говорят, отец Гленна, старый Таланар, тоже приезжал на сороковины. Может, до сих пор здесь…
Когда Тирант затих, болтать начали стражники. Никто не воспринимал узилище племянников короля всерьез, просто держались приказа.
Но когда опустилась ночь – друиду не нужно было никакое освещение, чтобы чувствовать время суток и сезоны года – он растолкал посапывающего Тиранта и шепнул.
– Мы выберемся отсюда сейчас.
Тирант затею не одобрил. Он, конечно, дико зол на Нироха, но за дядей была известна склонность драматизировать и действовать скоро, не раздумывая, в пылу гнева. Сам Тирант вполне на него похож. Но Нирох-то король, а он, Тирант, всего лишь бастард Хорнтелла.
Все эти доводы блондин привел друиду.
– Нам не нужен иландарский король, Тирант.
– Говори за себя, брат, – не согласился рыцарь, – у тебя есть твой остров, ты можешь вернуться туда. А куда деваться мне? Я воин и телохранитель короля, черт подери, мое дело махать мечом в рядах противника. Без меча я ничего не могу и ни хрена не умею. И жить мне негде. Думаешь, если я предам короля, папаша Хорнтелл позволит мне жить бастардом в его замке?
– Что ты предлагаешь, Тирант? – вплотную подошел Гленн. – Остаться здесь и ждать, пока этот параноик соизволит отрубить мне голову за какое-то вымышленное предательство?
– Не знаю, Гленн, – отозвался Тирант. – Но впереди большая бойня, и, клянусь, я больше не могу воевать без тебя.
Гленн поднял брови: вот оно что. Пожалуй, было ожидаемо, что в причинах желания посидеть в темнице еще Тирант признаться тоже побоится.
– Не можешь воевать без меня, поехали со мной, – подначил Гленн. – Поедем на Ангорат, мать примет нас.
– И что я буду там делать? Я там бесполезен, Гленн. И я не верю ни в эту вашу мать, ни в их всеблагого отца. Вон мой отец, – мужчина указал пальцем на меч одного из стражей. – И еще Клион Хорнтелл.
– Тогда поможешь мне найти Линетту. Будем путешествовать.
– Еще я не ездил по всему свету за бабами, – ощерился блондин.
Гленн раздраженно усмехнулся.
– Как выходит? Ты не можешь бросить бойню, поэтому я должен остаться здесь и снова, как раньше, сражаться с тобой плечом к плечу. Но я не хочу, а ты не можешь ради меня оставить голод, холод, горы смердящих трупов и отрубленных конечностей, которые влечет за собой война, и вернуться в тепло и уют? Ты ведь не жрец, от тебя Ангорате никто ничего не потребует, кроме порядка.
Тирант надулся и молчал.
– Как знаешь, – просто проговорил жрец спустя несколько секунд.
– Гленн, нам нельзя расставаться. Ты же сам знаешь, – заговорил Тирант не своим тихим голосом. – Давай… давай ты все-таки останешься. Пожалуйста. Я попрошу дядю. Или поговорим с Шиадой. Сестрица здесь, ее слово имеет для короля значение.
Гленн вздрогнул: Шиада.
Имя сестры прозвучало, как грохот лавины. Как он мог забыть? Друид усмехнулся над собственным ничтожеством:
– Это я должен защищать Вторую среди жриц, а не она меня.
Замысел Праматери стал ясен ему теперь, одномоментно, целиком.
– Гле…
– Мы уже расставались, Тирант, – Гленн потерял терпение. – Ты смог прожить без меня почти полгода, проживешь еще. Рано или поздно война, с кем бы она теперь ни случилась, закончится, и мы сможем увидеться на нейтральной территории. Думаю, в каком-нибудь борделе столицы я непременно тебя отыщу.
Тиранта захватила волна злости:
– Да как ты так можешь, Гленн. Мы всю жизнь были вместе.
– Мы родились и умрем братьями, Тирант. Расстояние и время, что разводит нас, на самом деле не то, чтобы существуют взаправду, – отозвался Гленн и поднялся с пола камеры. Вскинул руки и попытался настроиться на нужный лад. Делать это вне Летнего моря ему еще никогда не приходилось.
– Так и будь мне братом, – Тирант окончательно сорвался. – Линетта, Вторая из жриц… Как ты можешь из-за какой-то девки отворачиваться от меня?
– Я никогда не отвернусь от тебя, Тирант, и не променяю ни на кого, – к Гленну вернулась, наконец, его привычная манера говорить тихо и вкрадчиво, как трава шелестит перед зарей. – Слишком плохо ты меня знаешь, если думаешь, что я отворачиваюсь сейчас.
– Да, конечно, я ни черта о тебе не знаю, Гленн. Я здоровая тупая скотина, это ты у нас вечно умный.
Гленн глубоко вздохнул и развел руки, как делал всегда, проплывая в ладье мимо Часовых Летнего моря. Завеса между мирами забрезжила, как там, засеребрилась звездным светом в ночной темноте камеры и, наконец, надломилась, приоткрывая краешком тропу в междумирье. Рискованно: сколько жрецов пробовали воспользоваться этими тропами и затерялись среди них навсегда? Но выбора нет: сидеть в темнице, ожидая казни только оттого, что вдруг стал козлом отпущения для короля, друид не собирался.
Стоило Гленну попытаться шагнуть внутрь открывшегосяпрохода, как завеса, заскрежетав, закрылась. Друид вздохнул. Похоже, по-тихому не уйти. Глупо было надеется, если честно, что вот так, бе должного настроя, получится сделать в темнице то, что прежде до конца не выходило даже на Ангорате.
– Что ты делаешь? – шикнул Тирант. Он жутко не любил, когда брат начинал "куролесить".
– Ничего, – отозвался Гленн, сосредоточенный на одном из стражников. Спустя несколько минут тот без причины проснулся среди ночи и открыл дверь темницы.
– Ты идешь? – Гленн уже вышел и, обернувшись, понял, что брат не сдвинул с места.
Тирант демнстративно сложил руки на груди:
– Они все равно поймают, и тогда от короля перепадет точно.
– Тирант, от него перепадет и так. Мы не нужны ему больше.
– Ты не нужен. Потому что выпендриваешься. А я ничего не нарушал и не горю стать предателем. В отличие от некоторых.
Гленн сжал зубы: уговаривать Тиранта он не собирался. Ему и в одиночку будет сложно сделать то, что собрался. Иметь недовольного брата под боком – боком и грозило. Гленн вышел, одурманенный стражник закрыл дверь, расплываясь в бессмысленной счастливой улыбке.
– Я помолюсь за тебя Праматери, брат. – Гленн обернулся. – И передам твое почтение храмовнице, если увижу е…
– Да пошел ты, – проорал ему вслед Тирант, вцепившись в прутья решетки.
* * *
Гленн краем уха слышал, как стражники днем говорили об ожидании всемудрого старца. Видимо, Нирох попросил поддержки Ангората в переговорах, и вскоре Верховный друид Таланар прибудет в Кольдерт.
Он очень давно не видел отца, и соблазн дождаться был велик.
Но задерживаться в столице, особенно после побега из заточения, было совершенной глупостью. Что ж, поговорить с отцом, едва Гленн отыщет пристанище, можно будет и иным способом. Использовав все знания, какими владел, Гленн стащил немного золота у какого-то важного рыцаря в харчевне, взял незаметно немного еды на кухне, коня в стойле, и выдвинулся к крепостным воротам города.
* * *
Бану бледнела с каждым днем. Она терзалась угрызениями совести, ее снедали опасения, изводили домыслы и неизвестность. Танша получила немало хороших уроков, а женщина – хороших советов, но, чтобы прислушаться к доводам рассудка и к голосу сердца, нужны тишина и время.
Их не было нигде.
Слишком многое оказалось запущено с ее руки: обработка новых полей и пашен, обучение "меднотелых" с их безукоризненной верностью Яввузам, подготовка женских подразделений, усиленная разработка шахт и рудников, добыча железа, самоцветов, камня, соли и серебра, умноженное кораблестроение и работы на верфях, производство оружия, повальное разведение лошадей и псов, проведение судебных разбирательств, выслушивание жалоб, контроль городских построек и налогообложения, возведение укреплений и фортов, ремонт дорог, налаживание переправ меж берегами рек – не упомнить и половины дел, которые Бану приходилось делать снова и снова. Абсолютно все сферы жизни после войны должны были быть приведены в порядок, и когда твои земли обширны, твои обязанности действительно велики.
Бойня Двенадцати Красок закончилась больше полугода назад, позади остались и угар похорон, и торжество воссождения в танское кресло, а Бансабира, как и прежде в военном шатре, вставала первая с рассветом, и ложилась последней – за полночь. Люди должны ей верить, должны на нее полагаться. Только так, когда раману Тахивран сделает следующий шаг, Пурпурный танаар поднимется на защиту Бану и всего многочисленного клана Яввуз.
Ради этого Бансабира была готова бодрствовать сверх меры возможного. Воистину: тот, кто выбрал служение людям, не живет для себя и не знает покоя.
* * *
Необходимость тренироваться, желание следовать разумному совету Нома и больше проводить времени с семьей, а также неисчислимая груда дел неуклонно привели к тому, что усталость Бансабиры затмила остальные чувства. Развеялось уныние, притупилась тревога. Разногласия с домашними и подчиненными, казалось, сходили на нет, и даже Адар, угрюмый, неразговорчивый ребенок, стал мало-помалу оттаивать к незнакомой сестре-госпоже.
Поскольку Бансабира отличалась особой детальностью натуры, под ее началом Пурпурный танаар просыпался после невзгод войны и "обжорства" наживой очень быстро, и вскоре стал напоминать водяную мельницу: для того, чтобы вращать огромное колесо из тяжелого дуба и молоть зерно в пыль, достаточно чуть подтолкнуть ступицу и обеспечить подачу тонкой струйки воды, совсем незначительной и безмятежной в неторопливом бесконечном движении.
Этой струйкой была Бану Яввуз. И иногда казалось, что мельница огромного надела вращалась по одной ее воле.
Правда, в колесе торчала назойливая спица, которая не сходила на нет ни под какой усталостью: то ли кому-то оказалось очень нужно добраться до Гистаспа, то ли через Гистаспа – до нее, Бану, то ли сам Гистасп темнит.
Зацепок не было, но теперь Бансабира не переживала по этому поводу. Если тебе нужно открыть ворота, но нет ключа, можно довериться времени – оно источит засов. Если нужно взять город, но стены слишком высоки, можно довериться времени – оно развеет камни как вершину бархана или сморит людей голодом. Если нужно построить будущее, но нет сил забыть прошлое, можно довериться времени – оно разотрет воспоминания в труху. Время обладает удивительной настойчивостью, терпением и памятью, и, если вдруг тебе не хватает этих достоинств, имея немного знаний, ты понимаешь, где их можно взять.
* * *
Почти невидимое облачко пыли взметнулось над захлопнутой книгой. Солнце в окне почти закатилось за холм вдалеке. Темнело рано и холодало неумолимо.
Лигдам в другом углу кабинета вздрогнул, проснувшись. Привычка (или необходимость) танши жить совершенно нерегламентированной жизнью, с неконтролируемыми подъемами, ночными тренировками и прочими внережимными выходками, привела к тому, что оруженосец, вынужденный зачастую быть на подхвате, стал впадать в легкую дремоту в каждую свободную минуту, как только оказывался в сидячем положении.
– Т… тану? – Лигдам быстро проморгался, сбрасывая оковы сна. – Что делать?
Бансабира в душе улыбнулась. По первости Лигдам казался замкнутым и осуждающим каждое ее действие парнем. Лишь со временем для Бансабиры открылась присущая ему собранность, запасливость, терпеливость, некая даже дотошность. Все это делало Лигдама одним из самых надежных людей, а уж всклокоченная сейчас светлая коротенькая косичка и серьга сверху ушной раковины с начищенным сияющим рубином придавали молодому мужчине вовсе умилительный домашний вид. Думать, что он мог замышлять против нее, было за гранью танского понимания.
– Похоже, тебе пора как следует выспаться.
– Что вы, тану, – перебивая, тут же подскочил Лигдам, подбираясь и все же немного пошатываясь спросонья. – Я готов немедля…
Бану качнула головой.
– Распорядись мне насчет ужина на три человека, позови моих сестер и иди спать.
Мужчина поглядел в лицо госпожи, наспех что-то прикинул в уме и спорить не стал.
* * *
Сколько вечеров они уже провели вот так, за спокойными разговорами? Конечно, сестры по-прежнему тушуются, особенно младшая Ниильтах, и у Бану всякий раз уходит добрая четверть часа, чтобы немного разрядить атмосферу. Ниильтах трудно приспосабливается ко всему: к новой танше, тяжелым тренировкам с Гистаспом, переменам в собственном теле. Она не любит суетливость и совсем не понимает, зачем кузина-госпожа столько всего делает. Да и сколько делает, если даже на сына времени не хватает? Некоторые вещи ей вовсе не обязательно делать самой, в чем-то вовсе нет необходимости, и на взгляд Ниильтах усилия Бансабиры – пустая трата времени и сил.
В этот вечер девушка настолько осмелела, что где-то в середине беседы высказалась по этому поводу:
– Тебе просто надо выйти замуж, госпожа. Сейчас, когда война закончилась, ты можешь выбрать мужа из числа преданных тебе людей. Он никогда не будет полноценным таном, но народ будет почитать его как стоящего полководца, героя Бойни, супруга тану Яввуз. И он будет помощником во многих делах, особенно тех, которые, честно сказать, не очень для женщин.
Бансабира мягко улыбнулась, чуть наклонив голову. Спорить с Ниильтах смысла не было. Бану взяла в руку меч в шесть лет, потому что была с первых дней объявлена наследницей отца и не имела другого выбора, кроме как быть таншей Пурпурного дома. Ниильтах, как Бану узнала от Тахбира, начала учиться фехтованию всего три года назад, потому что всем носителям танской крови велено уметь держать клинок. Когда матери Бану прострелили горло, а брата едва не растерзали на части, когда девочкой Мать лагерей скиталась по Ясу, она хорошо поняла, для чего отец ее учил. А потом и Гор заявил прямым текстом: нет никакой разницы, мужчины мы или женщины. Каждый борется с судьбой и людьми так, как умеет. Так что лучше уметь получше.