Текст книги "Госпожа ворон (СИ)"

Автор книги: Анастасия Машевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 37 страниц)

Шиада между тем злорадно усмехнулась:

– Велика шутка Праматери, если Ее надежды связаны с женщиной вроде тебя. Ты, северная танша, сидишь в своих сугробах, не понимая, куда катится мир и насколько необходимо твое участие.

– Я… – Бансабире все меньше нравилось, как с ней разговаривают в собственном доме.

Шиада перебила, чарами усилив голос так, что его звук раскатился до потолка и стен, как гром, запертый в храме.

– У Праматери всегда две руки.

Дан, очарованный прежде, вдруг вздрогнул, как обиженный ребенок, которого неожиданно ни за что, ни про что наругали няньки.

– Одна из них – правая, яркая и сиятельная, как Сын-Солнце, которого Она родила. И сегодня это – Агравейн Железногривый, Молодой король и соправитель Архона. Он действительно рыцарь веры, герой. И как всякий герой он, потерпев неудачу, сломается. Вторая рука – левая, та, что всегда тянется из тени и бьет наверняка, и это ты. Агравейн – дитя Илланы, он сокрушителен во всех атаках, которые может предугадать. Но Агравейн, как дитя света, видит только днем. Ты – чаяние Шиады и Нанданы одновременно, глаза и руки Хозяйки Ночи, и твое царство длиннее.

– Иными словами, мне Праматерь уготовила участь прибирать всякий раз, как этот богатырь облажается? – уточнила Бану. – Когда я росла в Храме Даг, толков о Железной Гриве, который с тринадцати лет побеждал в битвах, было на всех углах. Но выходит он – блестящий рыцарь для отвода глаз, а мне делать всю работу? Неужели для выходцев из Храма Даг всегда так? – с философским скепсисом спросила танша.

– Да Всесильная и Благая, – неожиданно вскипела жрица и обернулась лицом к Дану Смелому. – Даже если ты скажешь, что я прекрасна, как богиня, имя которой ношу, я не лягу с тобой. Ни сегодня, ни завтра, ни когда еще, – рявкнула жрица и перевела глаза на таншу. – Он что, всегда только об этом и думает?

Серт, Раду и Ул расхохотались во все горло. Дан, как пристыженный нагадивший щенок, сначала прижух, а потом, будто решив, что открытые и честные намерения – это повод для гордости, распрямился, выкатил грудь и разулыбался во все ровные белые зубы. Гистасп, наблюдая, деликатно посмеивался. Бансабира, поглядывая на рассерженную жрицу, оказалась не в силах что-либо ответить, тоже содрогаясь от смеха. Ниим теперь толкнул локтем другого соседа – Шухрана, но тому и без напоминаний было весело. И даже молчун-Одхан, обычно серьезный и смурной, забавно похрюкивал в пышные усы.

Шиада поняла, что заливается краской. Праматерь, что за дикие люди.

– Ты не слышишь меня, – вздохнула жрица, стараясь совладать с ситуацией. Отсмеиваясь, Бансабира провела по лицу ладонью. – Три с половиной года Праматерь вела меня за женщиной, отмеченной дланью Матери Сумерек, которой подвластны волки и которую стережет Ледяной Змей. Нравится тебе или нет, ты отмечена Матерью Сумерек, – Шиада ощупала проницательным взглядом Бану с головы до ног, будто не обращая внимания на разделявший их стол. – Здесь, – Шиада уверенно ткнула себя в бедро точно в том месте, где у Бансабиры была белая отметина.

Бансабира повела головой и сделала жест, указывая на пустующее место за столом:

– С чем бы ты ни пришла, если собираешься долго болтать, сядь. У меня нет привычки смотреть на людей снизу-вверх: шея быстро устает. Лигдам, принеси еды гостье. А ты, Вторая среди жриц, садись и объясни обстоятельно, как, откуда и зачем тебя прислала Праматерь или дурная голова.

Шиада оскорбилась, но села. Что ж, возможно, стоит и правда немного переждать и попробовать снова.

* * *

– Таланара убил христианин, – обмолвилась Шиада, присаживаясь. Посох она поставил рядом, прислонив древком к столу.

Дан Смелый самолично принялся ухаживать за жрицей и смотрел настолько пристально, что безотчетно поставил перед ней четыре тарелки, две из которых попросту отнял у товарищей. Шиада поглядывала на суету мужчины с прежним интересом, но без комментариев.

– И его смерть оказалась всего лишь звеном длинной цепи. Тот мужчина, с которым когда-то встретила Таланара, убил сестру Агравейна и наследную принцессу Иландара, защищая интересы христиан…

Бану подавилась молоком:

– Гор? Защищая интересы христиан? – мысль казалась до того абсурдной, что, дабы убедить себя в реальности момента, Бану ущипнула себя за бедро. Гистасп покосился на этот жест с легким интересом.

– Да, – Шиада усмехнулась – Он был верен Праматери, но теперь служит христианскому царю и горло принцессы разрезал лично. В смерти обвинили нас, сторонников древней религии, и это породило гражданскую войну в Иландаре между христианами и староверами. Большинство друидов объявлено вне закона…

– И ты хочешь, чтобы тану вмешалась в войну, которая не имеет к ней никакого отношения? – слушать развернутые монологи Раду нисколько не увлекало, по крайней мере, пока это не несло существенных сведений.

– К сожалению, эта война имеет отношение ко всем староверам, – невозмутимо отозвалась Шиада. – Неразберихой в Иландаре мастерски воспользовались кочевые племена с севера и с юга, а архонцы мстят за убитую принцессу.

– И? – уточнил Ниим. Все эти разговоры, по его мнению, не вели никуда.

– Насколько я знаю, наследница вашей короны – дочь царя, которому служит этот Гор? – не отступала Шиада.

В качестве ответа Бансабира повела бровью.

– Несколько лет назад отец раманин Яса проиграл трех своих детей в войне с Адани. У меня было очень мало времени, чтобы поговорить с Гором, но я точно знаю, что он как-то связан с одним из них.

– И чем это грозит староверам? – вклинился Серт.

– Тем, что однажды Гор возьмется помогать нашей раманин, а поскольку та в душе до конца дней, видимо, будет верна распятому Богу, у всего Яса могут возникнуть трудности? – предположила Бансабира, не сводя глаз с Шиады. Хотя последней предложили пищу, она пока только пила.

– Верно. Мы можем вернуть в Иландар сердце Праматери, только если снова воссадим на престол человека нашей веры, а сейчас это абсолютно невозможно. Но если мы отдадим Иландар христианам, следующим падет Адани, а потом Архон задавят с севера и запада.

– И тогда Яс останется единственным оплотом древней веры? – подхватил Серт.

Шиада поглядела на мужчину молча, присматриваясь, потом перевела глаза на Бансабиру:

– Если проиграешь ты, проиграем мы все.

– Я все еще не понимаю, что, по твоему мнению, должна выиграть, – безмятежно выдохнула Бану.

– Время, – строго отозвалась Шиада, не моргая, так что всем присутствующим сделалось не по себе. – Ты должна выиграть время.

Бансабира деловито поджала губы, блеснув глазами:

– Наконец, что-то по делу, – шепнула она.

– Агравейн Железногривый рожден под звездой Удачи, и ему везло непозволительно часто. Легенды о том, что он побеждает в битвах с тринадцати лет, сводятся к тому, что он с десяток раз чудом избегал гибели или даже возвращался обратно от врат в Загробные Залы. Но если ничего не изменится, не пройдет года, как орсовский орел воссядет в Адани и следом развернет крылья в сторону Архона. И Гор – хотя, его же зовут Тиглат, верно? – неожиданно спросила жрица, и Бану неопределенно мотнула головой. – Гор убьет Агравейна.

Первым глаза выпучил Раду. Потом присоединился Дан:

– Чего?

– Я правильно понял, – непринужденно уточнил Гистасп, – что нас должна беспокоить судьба королевства, на которое нам… как бы поточнее выразиться… плевать?

– У Агравейна нет наследника, – не сдавалась жрица. – С его смертью Архон будет потерян, а вместе с ним и весь восточный континент.

– И христианские орды, рано или поздно перекинуться на те места, где… как это они говорят?.. Слово Божие? Короче, где слово их Бога еще не звучит, – закончила Бансабира.

– Именно, – с торжеством отозвалась жрица. Наконец, до этих варваров дошло, чего она от них хочет.

– Предположим, – обронила Бану, откидываясь на спинку кресла, – я соглашусь с необходимостью сдерживать натиск христиан. Хотя бы потому, что одного орсовского священника уже поймала близ берегов Северного моря. Но подобные захваты – все, что я могу гарантировать.

– Этого мало, – не колеблясь запротестовала Шиада. – Я ведь уже сказала, что у Праматери две руки, и, если мы хотим сохранить древние культы наших предков, прежде всего, необходимо удержать для староверов Архон.

Бансабира засмеялась:

– Ну нет, – подняла она перст в предостерегающем жесте. – Это ты, жрица с именем Матери Сумерек, хочешь сохранить древние культы предков.

Шиада переменилась в лице: как могла Праматерь избрать для своих целей человека, который не предан ей ни на грош? Бану, тем не менее, бесстрастно продолжала.

– Мне, в общем-то, все равно, во что верят люди, если это не препятствует мне делать то, что следует, чтобы моим подданным жилось проще. Я знаю, кому из Богов верна и почему, знаю, что могу и умею, и мне этого хватает.

Шиада отставила бокал разбавленного меда с глухим стуком.

– Но если не остановить этого Тиглата…

– Что ты мне предлагаешь? – с иронией спросила тану и по привычке пригубила молока. – Убить Гора? – усмехнулась она.

Шиада смотрела на таншу широко раскрытыми ониксовыми глазами, не моргая, поджав губы, со всей возможной строгостью, и Бану поняла, что жрица отнюдь не видит шутки в подобной затее.

– Пф, – хмыкнула Бансабира. – Ты в своем уме?

– Если мы не спасем Архон, ни ты, никто другой потом не отобьется от вездесущей христианской угрозы, – жрица поднялась из-за стола. – Гора надо отвлечь.

– Отлично, – оживилась Бану с видом, в котором опытное око видело хорошо скрытую насмешку. – Есть план? – деловито осведомилась танша.

Шиада растерялась. Так, что даже снова расположилась за столом.

– Надо… что-то придумать, как-то занять его, на другом фронте.

Бансабира расплылась в ухмылке, и подданные единодушно признали это выражение в лице: добра не жди.

– Это я уже слышала, – заявила танша. – Я спросила, есть ли у жрицы, которая хочет свалить на мою голову свои проблемы, идеи, как это сделать.

– Напасть на Аттар, столицу Орса, – со всей внушительностью объявила Шиада.

Бансабира даже отвечать не стала – просто расхохоталась до слез.

– Аттар надо атаковать.

– Нет, – отсекла, успокоившись.

– Спасение Агравейна – не моя прихоть, а непременное условие. Если Гор…

Танша хмыкнула, ощерившись.

– Ты не первая женщина, которая боится Гора, – мелодично пропела танша. – Но мне удивительно, что его боится та, которая представления не имеет, что он такое.

– Я знаю больше, чем ты можешь представить, – отозвалась жрица. – Ты даже не в силах понять, зачем нужна Прамат…

– Это не понимаешь, – неожиданно жестко оборвала танша. – Давай я объясню, – Бансабира немного подалась вперед. – Ты сказала, Гор как-то связан с одним из детей своего царя, который сейчас пленник в Адани, я верно услышала? – Шиада в подтверждение кивнула. – Не сомневаюсь. Гор не из тех, кто разрывает старые узы, если они по сей день не принесли выгоды. Ты сказала, что он лично убил сестру Железной Гривы. Если и правда так, и ты уверена, значит, и надоумил на убийство девчонки тоже он. Стального царя или кого еще – не имеет значения.

– С чего ты?..

– Больше того, – продолжала танша. – Наша раманин – исключительно его выбор и его решение. Он это затеял – и добился.

– С чего ты взяла?

Бансабира засмеялась в голос.

– Я, конечно, не жрица, но хорошо знаю ход его мыслей. Колоссальная сила Гора в том, – доверительно шепнула Бану, – что он с легкостью умеет внушать мысль, будто шаг, который ты делаешь, ты решил сделать сам, тогда как на деле ты всего лишь следуешь его воле. В свое время я покинула Храм Даг и вернулась в родной чертог, будучи искренне убежденной, что таков промысел Праматери и мой дочерний долг. Но чем больше проходит времени, тем очевидней: Гор решил, когда мне стало пора уйти, и не куда-нибудь, а домой. Если бы тогда он не сломал ногу Астароше, я осталась бы в Храме Даг с мужчиной, который, скорее всего, сделал бы меня несчастной. Видишь, что получается? – совсем тихонько спросила танша. – Два континента на карте Этана стравлены между собой по воле одного человека. И ты просишь меня его убить?

Шиаду, впрочем, тирада никак не впечатлила.

– Хотя бы задержать, – отозвалась жрица жестко.

Бансабира не выдержала. Она демонстративно откинулась на спинку кресла и приняла брезгливо-высокомерный вид.

– Скажи, ты ведь встречалась с Гором?

Шиада нахмурилась и кивнула: к чему вопрос?

– Тогда что тебе помешало убить его самой?

Шиада выкатила глаза:

– Я жрица культа, а не убийца.

– Но ведь это на благо культа, – запротестовала Бану, рассуждая. – А то, что ты носишь имя Матери Воздаяния, только доказывает, что тебе не чуждо ни укрощение хаоса, ни его воцарение.

Шиада не могла найтись с ответом, и Бану продолжала:

– Когда ты появилась, осознанно или нет – неважно, ты обездвижила всю мою охра…

– Как, кстати, ты поняла? – переспросила Шиада тут же. Бансабира демонстративно и самодовольно усмехнулась.

– За этим столом, – оскалилась танша, – нет никого, кто не оголил бы меч хотя бы на ладонь, когда ко мне приближается незнакомец, будь то мужчина или женщина. И то, что они не шевелились, означало чары. При встрече с Таланаром я видела действие некоторых и вполне могла предположить. Так вот, что мешало тебе обездвижить Гора и разрезать ему брюхо от паха до подбородка?

– Я уже сказала, я не убийца. Во всяком случае, не убийца староверов, – признала Шиада, закрыв глаза и с новой горячностью продолжила. – Но ты другое дело. Ты – Длань Матери Сумерек, а я – Ее Голос.

– Ты не в себе, – заключила Бансабира.

– Ты не можешь мне отказать, – жестко пригвоздила Вторая среди жриц. – Это вопрос веры и клятвы, которую ты, как дитя Матери Сумерек и Госпожи Войны, принесла дважды, родившись в семье танов и вступив в Багровый храм.

Что ж, доля истины есть, признала Бану. Но едва ли эта доля меняет что-то.

– Шиада, я не жрица, – спокойно констатировала Бансабира. – Я – тан, военачальник и управитель. И моя задача – защищать вверенных мне людей и стараться, как могу, делать лучше их жизнь. Если у тебя есть план, достойная цель и награда, за которую мои люди могут пойти на войну, мы можем поговорить. Но если ты предлагаешь мне бросить сорок тысяч солдат на корабли, поплыть на восток и затеять войну с Орсом, чтобы отвлечь на себя Гора и тем самым спасти легендарную Железную Гриву единственно из стремления защитить религию Ангората…

– Эта религия – начало начал всего Этана, – Шиада поднялась рывком, упираясь в столешницу. – Таково повеление Праматери, Бансабира Яввуз. И если для спасения нашей веры потребуется начать войну, пусть будет так, в конце концов, как еще мы можем принести великую жертву Кровавой Матери Сумерек?

– Кровавая Мать Сумерек, – размеренно проговорила Бану, тоже неспешно поднимаясь, – как и все другие лики Праматери, дает нам выбор. Но решение отнять или сохранить чью-то жизнь принимает человек. И если ты намерен перепачкаться в чужой крови, имей мужество не прятаться за именами Богов.

Гистасп, сглотнув, прикрыл глаза. А следом – непроизвольно и все остальные за столом.

Шиада подошла к Бансабире. Жесткие плотно сжатые губы вытянулись, как змея.

– Если когда-нибудь ты сможешь мне в чем-то помочь, я в ответ помогу тебе. Услуга за услугу. Может быть, мне даже удастся хоть как-то задержать Гора от убийства Агравейна по какой-нибудь счастливой случайности, а тебе, скажем, удастся сделать невидимыми, как ты делаешь себя, тысяч пять моих бойцов в самый необходимый момент… – порассуждала танша. – Но просто так переплыть половину Северного моря, выйти в пролив Великаний Рог и напасть на столицу Орса, – Бансабира покачала головой. – Так дела не ведут.

– У Праматери Богов и людей не бывает никаких дел с обычными смертными. Если бы ты видела хотя бы половину того, что в прошлом и будущем видела я, ты бы поняла, что этот отказ будет стоит жизни гораздо большему количеству людей.

Бансабира впервые с настоящим интересом поглядела жрице в глаза, а затем ощупала взглядом с головы до ног.

– Если бы ты хоть раз видела не одиночную смерть, а целое ратное поле, усеянное десятками тысяч трупов, которые нужно похоронить, обезоружив; если бы хоть раз сама отдала приказ убить тысячи невинных женщин и детей только для того, чтобы еды в твоем лагере хватило немного дольше; если бы хоть раз видела, как от голода, заморенные, словно последние крысы, умирают один за другим давние боевые товарищи, ты не просила бы жертвы из сорока тысяч жизней. Такое подношение мне никакой Бог не простит.

Шиада разочарованно посмотрела на таншу. Досаду во взгляде было не скрыть, даже если бы Шиада пыталась.

– К сожалению, Праматерь ничего не дает просто так. И, видимо, ты – очередное испытание в претворении Ее воли, – жрица с трудом проглотила неудачу.

Бансабира не нашла, как на это отозваться. Она просто пожала плечами с невозмутимым выражением на лице.

– Я не смыслю в Богах и мне неведома Воля Праматери. Ты, Шиада – жрица, ты читаешь в небесах Ее замыслы и вершишь предначертания. Я – тан, – повторила Бану, – и забочусь о своих людях.

– Жаль, – шепнула жрица, вернувшись за посохом. – Не провожай.

Она наскоро спустилась с помоста, на ходу накидывая капюшон и клацая об каменные плиты пола посохом через шаг. А потом, прямо посреди залы, вытянула руку и размашистым жестом, как занавеску на высоком окне, оттолкнула в сторону мягкий поток воздуха. Тот заискрился золотым светом, задрожал, и в следующий миг Шиада, деталь за деталью пропадая из поля зрения, скрылась в мерцающем свете.

– Не каждый день увидишь, – шепнул Гистасп.

– И ни каждый бы хотелось, – обронила в ответ Бану. – Вернемся к картам. Ул…

– Вы правда знали Верховного друида Таланара? – взревел Дан. Бансабира в ответ поглядела с сочувствием и даже как-то странно повела плечом:

– Да, – ответила она терпеливо. – Встретила однажды, когда мне было тринадцать. Так что о своей избранности Матерью Сумерек слышу не в первый раз. Но как бы я ни верила Госпоже Вселенной, Дан, я сказала правду: у нас полно своих забот. Что там с картами? Надо еще раз просмотреть маршруты через Сиреневый танаар – мало ли, вдруг деду опять придет в голову все на свете?

– Ну нет, – влез Серт, и Бану выкатила на тысячника глаза от изумления. – Так просто вы не отвертитесь.

– Что? – опешив, спросила танша.

– Что это сейчас такое было? Откуда она взялась?

– Куда делась? – подал голос Вал.

– Что за? – поддержал Шухран.

– Что за? – вторил тут же Дан Наглый.

– Действительно, – согласился обычно молчаливый Одхан.

Бансабира перевела глаза на Гистаспа: ну хоть ты осади их. Не время же.

Но Гистасп сидел, злорадно ухмыляясь и явно наслаждаясь ситуацией, в которой ей, танше дома Яввуз, приходилось уступать подчиненным, а не требовать обратного. Вот же, – в сердцах Бансабира скрипнула зубами и отодвинула пачку бумаг перед собой подальше. Откинулась в кресле, вздернула голову, всем видом заявляя: так и быть, в пекло дела, спрашивайте, что вам там надо.

Ниим изумленно переглянулся с Шухраном, потом с Сертом. Одхан довольно потер усы. А Гистасп даже не пытался прятаться: прикрыл лицо ладонью и хохотал.

* * *

Утром следующего дня делегация выехала в столицу. Двигались чертовски медленно, ведь, вслед за таншей с ее небольшим эскортом, по главному тракту тащился огромный обоз собранного со всего танаара налога. Четыре раза в год, хочет она или нет, ей приходится обдирать своих людей, чтобы содержать неуемную роскошь столицы.

* * *

Несмотря на то, что выехали Пурпурные с запасом времени, в Гавань Теней они прибыли последними – Бансабира едва успела привести себя в порядок с помощью опытного Лигдама (Вал, все-таки молодец, думала Бану, отыскал такого рукастого парня) и явиться к поздравлению. Ведь по дороге пришлось выполнить множество запланированных предприятий: дождаться и позднее на перекрестках расположить Бугута с отборной полусотней проходцев, как было оговорено, пока танша гостила у подданного. Ехать наобум по землям, где многие ее ненавидели, Бансабира опасалась, к тому же со столь небольшим количеством вооруженных людей за спиной. Да и ценность этих людей велика, рисковать ими нельзя. Так что на Бугута по обыкновению легло прокладывание безопасного пути. Дальше по замыслу, когда Бансабира вплотную подойдет к столице, часть помощников Бугута войдет в город с ней и раствориться в толпе, а часть разбредется сначала по югам и будет медленно-медленно возвращаться домой. Разведчики Юдейра – это хорошо, но лишь половина успеха. Проходцы Бугута способны к иному: Бансабире нужны подробнейшие карты из каждой местности, со всеми возможностями для засад и маневров, и со всеми опасностями – болотами и трясинами, обрывами, скалами…

* * *

Струны цитр дрожали, и звенящие высокие ноты, сливались в одновременно нежные и бодрящие напевы, от которых, казалось, пестрыми красками волшебства искрился воздух. Зовущие напевы зурн вплетались в темы цитр, как виноградные лозы, а чистый тембр поющих флейт освежал подобно утренней прохладе, с которой начался этот солнечный день. Красавицы играли на музыкальных инструментах, отчего хрустальное кружево бокалов с вином дрожало в унисон, заставляя пространство звенеть. Танцовщицы появлялись и уходили, сначала исполняя танец-поздравление в синих с желтым платьях, теперь лирический танец в костюмах цвета спелого персика, потом будет что-то еще…

Все двери тронной залы Яасдур были открыты настежь, открывая вид на зеленеющие лаврами сады, устланные шалфеем и тюльпанами, прибранные вдоль тропинок остриженными кустами роз – и света у празднующих было много. Вся зала наполнялась радужным мерцанием: вздымающиеся на фресковых стенах волны из герба династии сверкали сапфировой крошкой, примешанной к краске безымянным от времени мастером; короны морских владык и хвосты чудищ – осколками аметистов и топазов, а короны Светлейших рамана и раману, восседавших в окружении семьи на высоком помосте сияли изумрудами.

Гавань Теней торжествовала в самом сердце. Праздновали всюду – в огромной зале дворца, на огороженных полукруглых лоджиях и продольных балконах, пристроенные к которым боковые лестницы, изящные, с высокими перилами, вели в сады; под перекрытиями галерей и боковых выходов, под открытым небом. Официальная часть поздравления и вручения подарков состоялась ранним утром, так что теперь многочисленная правящая семья, приглашенные таны со свитами, лаваны и хаты столицы, родственники домов и приближенные к тронам развлекались в свое удовольствие. За исключением высокого помоста, где был установлен стол и высокие кресла для правящей семьи, все гости располагались на бесчисленных мягких подушках и низких скамьях, обтянутых дорогой парчой, украшенной разноцветным крашенным стеклом, золотистыми и серебристыми нитями, жемчужинами размером с горох и по углам – кистями с бусинами самоцветов. Большинство столов и подушек были разноцветными, яркими и светлыми одновременно. Но по всей зале можно было сосчитать двенадцать уголков, где все подушки были, например, зеленые или оранжевые. И глядя на это пестроцветие, любой признал бы, что за бойней наступило Буйство Двенадцати Красок.

Гарнизонные и их командиры тоже находились в приподнятом настроении, хоть и несли службу вместо того, чтобы предаваться праздничному разгулу. Даже раман Кхазар IV Яасдур, главный виновник случившихся растрат и разъездов, вопреки обыкновению имел не отсутствующий и безынтересный ко всему вид, а вполне веселился: подшучивал над водными женами, мило болтал о чем-то с законной дочерью и невесткой, потешался над сыновьями, отмахивался от командира дворцовой стражи, нарочито вздыхая – отнекивался от предложений Тахивран и, нет-нет, трепал по загривку одного из трех отборных породистых волкодавов, подаренных ему дочкой Сабира Свирепого. Надо же, в прошлый раз он не обратил должного внимания на девчонку. Кажется, север еще крепок? Кажется, жизнь в Ясе кипит все также, как и во времена, когда страна, вверенная великой династии, свалилась ему, чудовищно молодому, в неумелые руки?

Если бы не Тахивран, много ли он смог бы? Если подумать, власть никогда не влекла его. Вот Праматерь и послала ему супругу, способную уладить любую неприятность в стране. Он – любил семью, ему в свое время слишком остро не хватило ни матери, почившей на родильном ложе вместе с младшей сестрой, ни отца, погруженного в дела государства и обучавшего Тахивран, которой в двенадцать лет пришлось занять трон раману Яса. Если бы не они…

* * *

На званном обеде собрались представители уже всех домов, только Яввузы, как всегда выделялись: хотя сопровождение маленькой танши было здесь, самой Бану не было. Тахивран, скрипела зубами – любит, несносная, привлекать внимание. Раману быстро выцепила глазами Джайю: та стояла в нескольких шагах лицом к государям, беседуя с одной из дворцовых дам. Поймав взгляд невестки, Тахивран подозвала ее жестом. Дерганным жестом, оценила раманин.

– Ты послала за ней, как я сказала? – спросила Светлейшая гневным шепотом.

– Да, государыня, – Джайя опустила взгляд. Она округлилась в талии, руки и щеки тоже приобрели от беременности более округлые очертания, и строгая отцовская красота Далхоров, прежде выделявшая ее среди всех, отныне не так сильно прослеживалась в лице молодой женщины.

– Так пошли еще, – приказала Тахивран, чуть повысив голос. Кхазар обернулся к креслу супруги, не разобрав слов и лишь откликаясь:

– Да что же ты, милая, в такой день бранишь доченьку? Глянь, как притихла. Ну, раманин, ты же женщина нашей династии, подними свою прекрасную голову, – он улыбнулся старческими обвисшим лицом, и оно тоже засветилось.

Джайя коротко кивнула и поспешила убраться прочь. Дай Бог здоровья раману Кхазару, что отвел от нее безумный норов Светлейшей. И вообще дай ему Бог здоровья, подумала Джайя, направляясь в неопределенном направлении (лишь бы убраться с глаз нервной Тахивран подальше), ведь, когда его не станет, раманом станет ее муж, а значит, что в стране вообще не останется владык, кроме беснующейся от власти свекрови.

Кхассав в этот день активно увивался за водной женой Илией и другими женщинами, которые в любой степени казались ему интересны.

– Ты какая-то дерганная, Тахивран, – с мягким упреком заметил раман. – Что-то случилось?

У них тридцать лет что-то случается, только вот она, Тахивран, все делает, чтобы беречь покой этого никчемного идиота на троне.

– Не хотела огорчать тебя, повелитель: на Перламутровом острове снова бунт. Доверишь это мне?

– Ну конечно, – не размышляя, согласился раман и тут же потерял всякий интерес к разговору.

Как всегда, с привычной горечью в душе усмехнулась раману, ощутив на языке мерзкий вкус разочарования. Как все эти тридцать с лишним лет. Ладно, чего она ждала? Что в шестьдесят человек, не обремененный умом, вдруг возьмется за него? Так даже лучше, что все делает она одна. Деловито поджав губы, раману пальцем поманила из-за спины командира дворцовой стражи, попутно обводя глазами собравшихся.

– Светлейшая?

– Позови-ка ко мне Дайхатта, – подбородком указала на стоящего поодаль тана Черного дома.

– Слушаюсь, – воинским жестом кивнул он и скрылся из виду.

* * *

Дайхатт, чернявый и обаятельный, облаченный в удлиненную безрукавку цвета тьмы, с изображенным во всю грудь фамильным гербом из вдернутых остриями вверх клинков, вел непринужденную светскую беседу с молоденькой танин Наадал. Оголенные мускулистые руки со вздувшимися венами были украшены широкими агатовыми наплечьями.

Кажется, он понравился девчонке – с чего бы ей тогда тут отираться? А, может, ее дядя-тан в поисках крепкого союза после войны велел взяться за столь ценного южанина, как Аймар Дайхатт, со всем очарованием. В любом случае, все это мало интересовало мужчину – у него давно готов замысел по объединению с севером, и даже если что-то идет не так, результат будет такой, какой ему нужен. Сильные и целеустремленные люди не меняют планов из-за их сложности. Так что сейчас Аймар вежливо кивал и краем уха слушал диалог Каамала и Ниитаса, разговаривавших буквально в двух шагах.

– Дорога нынче такая неблизкая из наших сугробов, скажу я вам, – пожаловался Яфур по-свойски. – Очень непросто было добраться.

– Ох, да? Хм-хм-хм, да уж, пожалуй-пожалуй. Непросто было добраться, я думаю.

– Тогда, – вкрадчиво подвел Каамал, – может, вы могли бы помочь? Ваш запрет на пересечение границ Сиреневого надела любым таном, кроме Бану, без нарушения мирного положения невозможен, и если бы вы могли…

– Ах, если бы я мог, – вдруг театрально вскинулся Иден, закатив глаза к потолку.

Дайхатт, подслушивающий и краем глаза подглядывающий через голову юной и невысокой танин Синего дома, дрогнул плечами, с трудом подавив смешок. Увлеченно рассказывающая что-то девушка, напрягшись, притихла:

– Я сказала что-то не то? – спросила высоким голоском.

– Нет-нет, – принимая участливый вид, отозвался тан. Вот же дурень, этот Иден.

– Но вы, как раз и можете, – подсказал Каамал, потихоньку теряя терпение. – Не только мне, но и остальным танам очень трудно перемещаться по стране, огибая крюками ваш дом. Яс ведь не какой-нибудь маленький островок, который можно проехать вдоль и поперек за пару дней.

– О, это весьма досадно, – посочувствовал Иден всем сердцем. – Но, сами посудите, Яфур, Сиреневый танаар – мой дом, а не придорожная гостиница для остальных защитников. Согласны? Согласны ведь, да?

Каамал, блистающий дорогущими камнями и толстенными браслетами, как статуя Праматери на восточных воротах столицы, и пуговицами на камзоле, как опаловая статуя Акаба – на западных, надулся, выдыхая раздражение на это коротконогое несговорчивое демоново отродье.

– Но, может, вы могли бы открыть свои рубежи для прохода хотя бы некоторым? Мне и, скажем, тану Дайхатту, ведь, как ни крути, мы оба с вами родня тану Яввуз, а Аймар, как все знают, мой…

– Хи-хи-хи-ах-ха, – отозвался Ниитас. – Ох, и сочинитель вы, Яфур. Ой, выдумащик. Вы Бану такая же родня, как мне – лань, убитая на охоте прошлой весной.

Каамал едва не схватился за кинжал, заткнутый за широкий пояс камзола, но в последний момент сделал вид, что гладит объемистый живот. Пожалуй, к этому приезду, в центральном обхвате тан Каамал обогнал всю знать страны.

– А уж с каких пор черная сталь стала родней пурпурному волку я вовсе не вспомню. Хотя я давно живу, да? Давно ведь? – поинтересовался тан-коротышка.

Яфур искренне считал, что Иден живет чересчур давно и пора бы и честь знать.

А потом Иден и вовсе пожаловался.

– Знаете, Яфур, такая плохая память уже. Я ведь старик совсем. Но при этом отлично помню, что однажды отказался помогать собственному зятю, а вы хотите, чтобы я помог тому деду моего правнука, который – не мой сын. А заодно и еще какому-то мальчишке, которого я знать не знаю.