Текст книги "Госпожа ворон (СИ)"

Автор книги: Анастасия Машевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 37 страниц)

Бансабира Изящная усмехнулась самым хитрющим образом:

– А разве я сказала, что это будет Видарна?

* * *

Иттая померкла, как осенних красок шаль под октябрьскими дождями. Итами частенько звала дочь подышать свежим ледяным воздухом и поболтать о предстоящей свадьбе. Могла ли она, дочь обычного рыболова, в свое время хотя бы представить, что ее собственное дитя однажды станет тану Серебряного дома? Итами была на седьмом небе и щебетала без умолку, давая Иттае советы по всем поводам и без. Девушка молча кивала, сбивчиво с чем-то соглашалась, и чувствовала, как от подобных разговоров слабеют ноги.

Ниильтах холодными ночами пробиралась в кровать старшей сестры, как в детстве, пошептаться о ерунде – что сегодня услышала на кухнях, куда задевался какой-то щенок, какое пошила платье дочка смотрителя псарен, как сын скорняка Мукс ждет лета и ярмарки в чертоге… Иттая слушала, ощущая, как вся прежняя любовь к сестре перебивается неуместным раздражением, граничащим с истерикой. "Убирайся" – хотелось ей закричать. Пошла прочь. Но Иттая знала, что Ниильтах ни в чем не повинна и, как могла, сдерживалась. Не она причина бед.

Бансабира, как и раньше, звала на обеды и ужины, приглашала на совещания клана и генералов. Тахбир, нет-нет, звал дочь прокатиться. Ничего как будто не изменилось и шло, как всегда. Но Иттая померкла.

Находится рядом с Гистаспом стало совершенно невыносимо. Иттая задыхалась от одного его присутствия, и вместе с тем сходила с ума вдалеке от генерала. Предчувствуя скорую разлуку, девушка пыталась запомнить все: поймать каждый выдох и каждое слово командующего, отдающего приказы; уловить каждую интонацию голоса, рассуждающего по разным вопросам на собраниях окружения танши; запечатлеть каждый оклик и, порой, даже случайный удар, чтобы сберечь в сердце если уж не тепло объятий, так хотя бы силу руки.

Скоро все это закончится, понимала девушка, ощущая, как сердце замирает от ужаса и отвращения предстоящего замужества. Она прекрасно помнила Этера. В другой ситуации, он мог бы даже сделать ее довольной. Но он не был Гистаспом, и это определяло все. Иттая таяла, мрачнела и умолкала с каждым днем. И даже Тал, лучший друг и самый родной человек, единственный, с кем Иттая могла позволить себе быть искренней, покинул чертог по приказу Бану почти три недели назад.

Бану.

Меньше всего Иттая ожидала, что ее так ранит кровная сестра. Сейчас, наблюдая, как танша раздавала указания командованию и родственникам на время своего отсутствия, девушка думала, как скрыть обиду. Конечно, какое дело Бансабире до ее, Иттаи, обид? Весь ее надменный вид будто говорил: "Поглядите, мне плевать на свои чувства. Естественно, плевать и на ваши". Возможно, тан и должен так рассуждать, ведь, если подумать, будь на ее месте Сабир Свирепый, он поступал бы также. Но в конце концов. Бансабира еще и женщина, и ее кузина. Могла бы понять. Или хотя бы спросить.

Иттая обвела стеклянными глазами собравшихся: Гистасп, Дан, Серт, Русса и Раду, отец и мать, Махран и еще одна тетка, головорезы из охраны Бану – все они внимают ей с тошнотворной серьезностью в глазах. Праматерь Небес и Земли, почему Бансабира такая жадная. Ее и так окружает орда мужиков, каждый из которых раболепно выполнит любой приказ. Ей и так предлагает руку и сердце каждый второй тан или ахтанат страны. Да на что ей еще и Гистасп?

– И напоследок. Ты отправил письмо, которое я отдала тебе утром? – поинтересовалась Бану, обращаясь к Тахбиру.

– Отослал с самым надежным гонцом, велев передать прямо в руки Яфуру Каамалу. Думаю, – Тахбир перевел короткий косой взгляд на дочь с двусмысленным намеком, – он будет рад получить наши вести.

– Отлично. В таком случае, на время нашей поездки в Гавань Теней, Тахбир остается за главного. В конце концов, тебе, дядя, поддерживать порядок в чертоге уже многие годы удается отлично.

Тахбир хохотнул, но было видно, что он польщен.

– Ладно тебе, Бану.

– Гистасп, ребята, – обратилась танша к охране и извечным попутчикам-командирам, – думаю, вам есть, о чем переговорить в подготовке к странствию. Можете задержаться здесь. Остальные свободны.

Подавая пример, танша поднялась и простилась: к портнихам по поводу формы и одежды для путешествия лучше заглянуть самой. К зиме Бансабира немножко поправилась, так что кое-что из одежды оказалось необходимым подогнать заново. К тому же, портнихам было велено проверить и при необходимости починить дорожные плащи для команды. Выезжать со дня на день, так что стоит поторопить мастериц.

* * *

Закончив с обсуждением подготовки – а о чем говорить? Сколько уж они промотались по свету за своей таншей, – мужчины принялись расходиться. Гистасп, будучи лицом доверенным, покинул Малую залу последним, сдержанно кивнул стражникам у двери и отправился искать Лигдама: перво-наперво, распоряжения стоит узнать ему.

Однако за ближайшим поворотом Гистасп остановился:

– Я же вам уже говорил, госпожа: вы заметны в этой нише.

– Ответьте, Гистасп, – сдавленно позвала Иттая.

– И я говорил, что вам не следует звать меня по имени, – альбинос обернулся к выходящей из алькова девушке.

– Почему вы идете за ней? Все вы?

– Хороший вопрос, – Гистасп пожал плечами. – Думаю, потому что ей удалось купить наше доверие.

– Купить? – миловидные черты хорошенького личика исказились. – Что это значит? Моего отца нельзя купить, разве то, что он ведет казну Бансабиры это не доказывает?

Гистасп улыбнулся и благосклонно кивнул: доказывает, конечно.

– Генерал Гобрий в вопросах золота принципиальнее любого казначея.

Гистасп кивнул снова: ох уж этот старина Гобрий. Как он там?

– Я всю жизнь знаю Руссу. Он тоже не падок до богатств. Да и есть у него все. Этому чернявому кобелю Дану нужны только женщины, плевал он на деньги. Раду лишь бы напиться, а Бану терпеть не может, когда много пьют. Так что не надо говорить, что она смогла купить доверие.

Гистасп снова улыбнулся – добродушно и примирительно, как умел только он.

– Я и не говорил про золото или выпивку, – напомнил он.

– Но вы сказали, что она купила доверие, – упрямо настояла Иттая.

– Танин, – в лице Гистаспа отразилось вселенское терпение человека, объясняющегося с ребенком, больным от природы. Впрочем, против него Иттая и впрямь дитя. – Чем честнее и сложнее устроен человек, тем легче он продается за убеждения.

Иттая отшатнулась, как от удара.

– И вы тоже?

– Как видите, – ощерился мужчина.

Иттая закусила губу. Что, что Бану могла пообещать ему такого, чего не может Иттая? Если уж на то пошло, если ей все равно выходить замуж за отвратительного Этера, то неужели хотя бы с юностью она не может проститься в объятиях дорогого человека? Да как заставить его взглянуть на нее как на женщину хоть раз?

– И… И чем она купила вас? – спросила Иттая в лоб.

Гистасп хмыкнул:

– Я солдат, госпожа. А на войне для всех бойцов только одно убеждение звучит громче остальных: надежность командира.

– Что? – она ослышалась, что ли? О чем он тут толкует?

– Надежность и умение ставить интересы солдат впереди собственных, – Гистасп счел необходимым пояснить.

– Да с чего вы взяли, что она была искренна? Что доказывает вам, что Бану – надежный командир?

Гистасп прикинул в уме несколько вариантов ответа, но в итоге резюмировал их все:

– Время.

– А что делать, если у меня нет этого времени? – Иттая, нервно кусая губы, приблизилась к мужчине почти вплотную. – Как быть, если я не могу этим путем убедить тебя в своей надежности?

Гистасп оторопел. Он облизнулся, подбирая слова. На ум не шла ни одна шутка и ни одна колкость. Поэтому мужчина облизнулся снова и просто шепнул:

– Надежные соратницы не предлагают свое девичество первому встречному лишь для того, чтобы досадить сюзерену.

Вопреки ожиданиям, Иттая вздрогнула, но не отступила:

– А если я…

– Не нужно, – одернул Гистасп, отстраняясь. – Не говорите того, о чем будете корить себя потом. Лучше пойдите к себе, выспитесь, и приходите завтра на тренировку, как всегда. Вам не следует забивать голову лишними переживаниями, госпожа.

Не дожидаясь ответа, Гистасп поклонился и направился дальше по коридору, к боковой лестнице. Иттая хотела еще что-то сказать, потянулась за мужчиной рукой, но поймала только воздух, глядя в удаляющуюся спину. Зажав рот рукой и ссутулив плечи, девушка зажмурилась, скрывая слезы.

– Он что, тебе нравится, Иттая? – зашипела Бану из-за спины, и девица содрогнулась всем телом.

Великая Мать Богов и людей, только не это.

Паника сковала все тело, передавила горло, вытрясла душу. Ее не удивило то, откуда Бану здесь взялась, и не заинтересовало то, как много она видела или слышала и знал ли о присутствии танши Гистасп.

– Н… не… – Иттая, сжимаясь всем туловищем, попыталась помотать головой, не оборачиваясь и лихорадочно стирая слезы. – Не т-то, чтобы о… оч…

Проклятье. И так же все ясно. Бану нагрянула вихрем, схватила сестру за руку и жестко поволокла за собой.

– Пошли, – стальным голосом приказала Мать лагерей. Через несколько секунд Бансабира бесцветно бросила стражникам у двери Малой залы:

– Можете идти, – и, едва они скрылись, почти швырнула кузину в кабинет. Иттая похолодела от ужаса. Конец.

* * *

Бансабира прошла к высокому креслу во главе стола, оставив Иттаю посреди залы – вздрагивать от предвестия беды. Танша ощупала кузину взглядом с головы до ног – стоит, трясется, не то от безысходности, не то из страха – и боится поднять глаза. Переспрашивать было бессмысленно.

– И давно? – прикрикнула Бану, с трудом сдерживаясь.

Иттая не находила слов, чтобы оправдаться.

– Бану, я…

– Я спросила, давно ли?

От властного голоса и тона, каким возвещают о скорой расправе, Иттая зарыдала. Рухнула на колени – под давлением ситуации и тяжестью собственных чувств.

– Я н… не знаю, – всхлипывая и запинаясь, пробормотала девушка. – Я поняла это, только когда вы уехали.

Она, наконец, решилась поднять на Бансабиру глаза. Та выглядела по-настоящему взбешенной.

– Я не хотела, честно, я…

– ТЫ МОГЛА МНЕ СКАЗАТЬ, – заорала Бансабира, заставляя сестру на полу сжиматься еще сильнее. – ПРАМАТЕРЬ, ИТТАЯ. У ТЕБЯ БЫЛО ДЕСЯТЬ МЕСЯЦЕВ, ЧТОБЫ СКАЗАТЬ ЭТО МНЕ. ДА ХОТЯ БЫ ТЕ ПОЛГОДА, КАК МЫ ВЕРНУЛИСЬ. ИТТАЯ, – Бансабира громыхнула кулаками по столу, не зная, что делать.

– Прости, я, – затараторила Иттая, утирая лицо рукавами и все еще всхлипывая, – я боялась. Я же знала, что мне уготован политический брак, как я могла?

– А подставить меня, значит, у тебя вышло?

– Но я же ничего… Я ничего не сделала. Ничего такого, – взметнувшись лицом, повысила она голос в ответ.

– Ты промолчала, Иттая, – Бану кулаками оперлась на стол и вскочила. – Только этим утром твой отец отослал гонца к Каамалам. Неужели так трудно было набраться смелости за полгода? – вздохнула танша и повалилась обратно в кресло. – Иттая, – протянула она. – Как ты могла? – Бансабира прикрыла глаза ладонью.

– Бану…

– Мы провели вместе столько вечеров. Мне показалось, мы поладили, а ты так и не смогла сказать мне нечто столь важное?

– Прости, Бану, – на измученную терзаниями девушку накатилась волна усталости. Сколько можно, и впрямь? А вслед за утомлением настигла и безысходность. – Прости. Я знаю, что нельзя подводить ни тебя, ни отца. Я сделаю, как велено, но…

Она поднялась, подошла к танше, опустилась на пол у нее ног и, моляще взирая снизу-вверх, произнесла:

– Но прошу, пожалуйста, позволь мне и дальше учиться у Гистаспа до самого отъезда.

– Это мазохизм, – со знанием дела отозвалась Бансабира.

– И прошу, – не унималась Иттая, – позволь перед замужеством побыть хотя бы одну неделю с Талом.

Бансабира покачала головой.

– Нет.

– Бану, умоляю, – взвыла Иттая, но танша даже не глядела на сестру. – Прошу, пожа…

– До нашего возвращения, – не своим голосом заявила Бансабира, рассеянно скользя взглядом по противоположной стене комнаты.

– Что? – всхлипнула Иттая, не уловив, что сестра имела в виду.

– Если до нашего возвращения из Гавани Теней, Иттая, твои чувства не утихнут, – собравшись со способностью ясно выражаться, Бансабира, наконец, перевела глаза на ищущее лицо кузины, – я поговорю с Тахбиром.

– Что? – еще тише и недоуменнее выдохнула Иттая.

Бансабира раздраженно рыкнула.

– С ними обоими – и Тахбиром, и Гистаспом.

На этот раз Иттая выдохнула совершенно беззвучно. Она уцепилась за бедро Бану, с жадностью вглядываясь в лицо госпожи.

– Ты… хочешь сказать, что…

Бансабира положила сестре на щеку ладонь – чуть прохладную и мозолистую.

– Ты – моя сестра, Иттая, и на тебя, как на всех Яввузов распространяются законы клана. Будь ты сестрой человека попроще или хотя бы будь Гистасп человеком меньших способностей, чем он есть, все это было бы легче. И, тем не менее, если твои чувства и впрямь серьезны, если они переживут еще одну разлуку, я поддержу ваш брак. Но ты должна дать мне слово.

– Что угодно, – не думая, пообещала Иттая.

– Я не стану давить на Гистаспа в таком вопросе. Поэтому тебе придется самой как-то расположить его, не допустив при этом ни-од-ной ошибки, Иттая, – подчеркнула Бану. – Ты не можешь сокращать дистанцию больше допустимого, иначе разговор с твоим отцом впоследствии закончится семейным скандалом.

– Я поняла, – с готовностью кивнула Иттая. – Я буду осторожна. Я не допущу ни сплетен, ничего… близкого.

Бансабира молча кивнула – едва уловимо. В глазах танши залегла серьезная озадаченность.

– Спасибо, – горячо поблагодарила девушка. – Спасибо огромное, Бану.

– Пожалуйста, – отозвалась Бансабира слабым голосом, переложив руку сестре на плечо, будто напутствуя идти.

– А… можно, можно я еще так побуду? – внезапно попросила Иттая, взглядом указывая на колени Бану. Танша молча улыбнулась одними губами и приподняла руку над ногой так, чтобы между ладонью и ногой примостилась голова сестры.

* * *

– А как быть с Каамалами? – спросила девушка госпожу, уходя спустя почти час времени.

Бансабира, приходя в себя, улыбнулась без тени улыбки в глазах:

– Это не твои заботы, Иттая. Иди.

И когда дверь за кузиной затворилась, танша рухнула за стол, уронив голову на руки. А как быть с Каамалами?

* * *

Полагаться на Юдейра Бансабира не столько не могла, сколько теперь побаивалась. В свое время она сделала из него то, что сделала, потому как обстоятельства давили все сильнее и требовали решить острую сиюминутную проблему – найти замену начальнику тайной разведки. Но теперь, после того, что случилось в их встречу, оказалось, что принятое прежде решение привело к новой проблеме. И на этот раз не сиюминутной, а чудовищной.

Бансабира обошлась с Юдейром именно чудовищно, жестоко до страшного, но иначе было нельзя. Таков был единственный путь сделать из него того, кем он стал – многоопытным бойцом, разведчиком, убийцей, способным затеряться в толпе, залезть в любую постель и притвориться носителем знания из храма Праматери, изъясняющимся на ласбарнском и совсем чуточку даже на ангоратском. Надо признать, Юдейр оказался много талантливее ее самой, с тоской улыбнулась Бансабира – так быстро обучиться всему. Так быстро выбрать сторону. Так быстро постичь свое равенство… Сколько времени пройдет, прежде чем Юдейр осознает и свое над ней превосходство? И что она, Бансабира, сможет сделать тогда?

Женщина закрыла глаза, прижала руку к груди, и тихонько расхохоталась – почти до слез.

Гор.

Гор был прав во всем.

Вот что он чувствовал, глядя, кем становится Бану. Вот, почему он вынужден был ее бросить, когда понял, что удерживать под контролем, не убив, больше не удастся. А убить… Как поднять руку на то, что сам создал? На то, что так дорого и напоминает о временах, с которыми связано слишком много? На то, что и по сей день не только дорого, но и необходимо, как та самая, собственная карающая из темноты рука?

* * *

Гистасп по-прежнему всячески скрывал от тану Яввуз, что житья в чертоге ему отчаянно кто-то не дает. Так что, когда генерал обнаружил в пенале для письменных принадлежностей нож, он по-прежнему ничего не сказал танше. Только попросил стражника у двери принести ему со двора какой-нибудь камень величиной с кулак. Получив, положил на стол вместе с ножом и вышел из комнаты, предпочтя провести ночь где-нибудь в городе.

Вал и Шухран к делу относились серьезно, поэтому Бансабира была в курсе и этого инцидента, и предыдущих. Всерьез задумавшись, не в силах самой себе объяснить причины, танша отстранила Гистаспа от тренировки кузин, назначив на его место Шухрана. А заодно, велев начать тренировать и двенадцатилетнюю дочку покойного Ванбира. Нечего сидеть, пора бы браться за сталь.

Однако, в остальном в ситуации Гистаспа Бансабира бездействовала, оставляя раскрытие тайны на усмотрение самого альбиноса. В конце концов, как тану она обязана обеспечить защиту жизни своего подданного, но заставлять его демонстрировать то, что генерал старается скрыть, не могла. Раз так решил – пусть так будет, это его дело и его честь. Ей не следует вмешиваться.

Правда, когда Вал сообщил, что под подушку генералу кто-то подкинул ворох дохлых крыс, Бану шепотом выругалась. А потом велела наскоро выдраить комнату альбиноса и "не валять дурака, а дознаться уже".

Посему выходило, Вал и Шухран на время поездки в Гавань Теней оставались в чертоге. Возможно, в отсутствие самого Гистаспа им удастся выведать что-то большее. А дабы отстранение от участия в кампании двух опорных бойцов охраны не выглядело подозрительным, Бансабира отрядила еще половину охраны, оставив им из начальной дюжины в качестве старших товарищей Маджруха и Ри. Кто-то должен находиться рядом с женщинами клана Яввуз. Им нужна защита. Как и казне.

Так Бану объявила.

ГЛАВА 8

«Эй, – подумала Шиада, – куда вы?»

Жрица смотрела перед собой и по сторонам, и понимала, что огромная стая волков, которая вела ее несколько часов, начала таять прямо в воздухе. Самка за самкой, самец за самцом, они исчезали, превращаясь в дымку: кто в белесую, как зимний туман на Ангорате, другие в черную, как плащ Нанданы в крыльях кондоров. Совсем скоро рядом со жрицей остались только тройка особей с альфа-самцом во главе.

Проведя жрицу еще немного вперед, он вдруг замер, оскалился, зарычав на все вокруг. Шерсть на загривке вздыбилась, глаза от желтого покраснели до неистового багрянца. Утробно зарычав, самец кинулся куда-то вперед, вцепившись могучими челюстями в невидимого врага. А, растерзав, вскинул голову, гортанно взвыл и преобразился. Он стал тоже исчезать, как многие до него, но в последний миг Шиада различила силуэт человека, высокого и статного мужчины с длинными белыми волосами. Он обернулся в полный рост, взглянул на жрицу. На лице, высеченным лучшим из скульпторов Праматери, с идеально правильными чертами, женщина заметила необычный знак – синюю поперечную черту от скулы до скулы, через переносицу.

А в следующий миг растаял и он.

Шиада заозиралась, больше никого из стаи не осталось. Только бескрайние заснеженные долы, вздернутые местами хвойными чащами. Зато там, где исчез мужчина, теперь, колеблясь, дрожала какая-то неясная тень. Дрожала оттуда, из Этана, и не напоминала ничего. Шиада сердцем шепнула "спасибо" и, протянув руку, сдвинула завесу.

* * *

В продолговатой зале, напоминавшей тронную, за столом на помосте для танской семьи, за ужином расположилась танша высокого дома Яввуз, Гистасп, отборная дюжина телохранителей, Ул, Дан и Серт. Несмотря на то, что недостатки некоторых порой ввергали Бану в пучину неуемного раздражения, она привыкла полагаться на них и, что скрывать, любила смотреть за милыми перепалками. А еще, признаваясь в душе, понимала, что была бы непрочь видеть за столом и парочку других генералов – Гобрия и Бугута. Впрочем, за последним был загодя отправлен гонец, и сейчас от выхода в столицу таншу задерживало именно отсутствие последнего командира в этой кампании. Его отборные офицеры, следопыты и проходцы должны были составить особенную часть надвигающегося мероприятия.

Последние указания казначею, управляющему и старшим над всеми хозяйственными, вспомогательными и торговыми помещениями и заведениями, были отданы заранее. Теперь оставалось напоследок проверить, все ли хорошо представляют, что от кого требуется в путешествии и в охране крепости в дни отсутствия танши. Готовы ли картографы и кони, собран ли провиант и отборное оружие. Отличный способ все обсудить за сытным домашним ужином.

– Кто назначен твоим заместителем, Серт? – осведомилась танша, сделав жест стоявшему у стола Лигдаму подлить молока. Вопрос командования в тысяче, где содержался отстраненный от внушительного командования Отан всерьез беспокоил тану.

Серт ответил, что сотник Гаил наверняка отлично справится с задачей, и отрекомендовал означенного сотника как образец воинской исполнительности и преданности.

Вскоре, разобравшись с перестановками в составе на время отсутствия верховного командования, принялись еще раз разбираться с маршрутом, сверяя намеченные ранее планы с последними данными незнающих отдыха шпионов Ула. Зная замысел госпожи, Ул на противоположном конце стола выдвигал некоторые предложения по маршруту. Дослушав краткие замечания тысячника, Бану потянулась вперед, через стол, чтобы принять переданные карты и чертежи, как внезапно замерла на полпути, сбившись в дыхании.

– Тану? – обеспокоенно Раду и Лигдам первыми подались к госпоже.

Бансабира положила ладонь на грудь, будто пытаясь снова нащупать собственное сердцебиение. Придя в себя от случившейся неожиданности, женщина постепенно выправила ритм дыхания, привыкая к новым, совершенно необычным ощущениям внутри – уникальным, до того непохожим ни на что, что забыть их было бы невозможно и на смертном костре.

– Что с вами? – глядя в растерянное лицо танши, спросил Гистасп, вместо Бану принимая переданные бумаги и подкладывая их на стол перед госпожой.

Вместо ответа Бансабира вскинула голову. Никого не было, но она усиленно искала глазами перед собой.

– Покажись.

Ничего не происходило.

– Я знаю, как ты прячешься.

– В самом деле? – под изумленные взгляды собравшихся прямо из воздуха посреди залы деталями возникло черное одеяние, как если бы владелец снимал с мантии еще какой-то невидимый плащ. Несколько уверенных движений, и перед северянами в полный рост показалась пришелица. Лигдам приметил, как Бансабира сложила на столе перед собой руки – кисть к кисти, сделав при этом едва уловимое движение, которым обычно подталкивает зарукавные ножи, чтобы в нужный момент ловко вытянуть их из ножен.

* * *

Женщина, опираясь одной рукой на темный посох с навершием в форме головы дракона, не скромничая осматривалась, водя головой влево-вправо. Скудный свет кадил от свеч и жаровень по периметру залы. За столом, установленном на помосте, сидели несколько мужчин, а с места во главе стола, облаченная в тяжелый меховой плащ, на пришелицу взирала блондинка с пронзительными глазами цвета спелых халцедонов.

Остановив взгляд на хозяйке замка, Шиада скинула капюшон – под всеобщий выдох восхищенных мужчин.

– Ну еще бы, – с легким цинизмом выдохнула Бану, наблюдая за вытянувшимися физиономиями подчиненных.

Тану встала. Окинув ее взглядом, Шиада начала понимать, почему искала именно эту женщину. На Бану по воинской привычке были плотные штаны из черной шерсти, рубашка на запах до бедер, широкий кожаный пояс и портупея. Шиада принялась дотошно всматриваться в каждую деталь в облике Бансабиры, и последнюю это изрядно задело.

– Чем могу помочь? – спросила танша сухо. Шиада, будто опомнившись, вздернула голову и увидела, как на стене за спиной танши, высоко над самым танским креслом, горя кровавыми глазами с белого полотнища, пурпурный волк обнажал грозный, снежный оскал.

Шиада облизнулась – и вдруг расхохоталась во все горло. Праматерь Всеблагая. Она больше трех лет видела днем и ночью образ этой светловолосой воительницы. И… ох. Шиада задохнулась от чувства признательности: это ведь Нелла. Нелла Сирин позволила ей узнать Дороги Нанданы, изучить их, чтобы Шиада могла найти то, к чему призывала ее Праматерь денно и нощно. Нелла назначила провожатого, который, когда Шиада освоила перемещение по Тропам Духов и смогла добывать себе пропитание, почти три месяца просидел с ней в пещере храма Нанданы, объясняя, рассказывая, показывая, обучая. Да благословит Праматерь и его, Артмаэля, за терпение, которым он поделился и мудрость, двери которой помог приоткрыть. Который провожал, встречал, сопровождал, прятал и раз за разом подсказывал, как и куда идти на Дорогах. Ведь сколько раз пришлось ей, Шиаде, начинать путешествие с волками заново, чтобы, наконец, добраться до этого чертога. Ох, Великая…

– Вот почему меня вели волки.

Бансабира удивленно вскинула брови, но пока предпочла не отвечать.

– Это герб твоего дома, да? – Шиада подбородком указала в сторону гобелена с изображением головы с оголенными клыками. – Какой необычный цвет. Разве волки бывают пурпурные?

"Хозяева и стражи лиловых вершин – вот, что значит герб", – подумала танша, и ответ жрицы не заставил ждать:

– Воистину. Я все гадала, что означают лиловые змеи у тебя на руках, но мне и в голову не могло прийти… – растерянно шепнула жрица. – Снежный Змей Астахира, о котором остались воспоминания только в самых древних ангоратских песнях, он ведь принадлежит тебе?

Бансабире все это нравилось мало: при том, что перед ней совершенно точно была жрица древней веры, к приверженцам которой танша причисляла и себя, начало к диалогу не располагало.

– О, не переживай, я не причиню никому вреда, – тут же подхватила жрица. Бансабира поджала губы.

– Лезть в чужие головы – не лучшая идея расположить к себе незнакомцев, – порекомендовала танша. – Ты стоишь в моем замке, и я до сих пор не знаю, кто ты.

– О, прости, – живо откликнулась жрица. От восторга, что, наконец, после скитаний с Гленном по Этану и с Артмаэлем между мирами она нашла северную таншу, Шиада едва помнила собственное имя. – Прости, мне следо…

Однако Бансабира восторга гостьи не разделяла. Танша жестко перебила:

– Твое решение удерживать от действий моих людей тоже вряд ли говорит о благочестивых намерениях.

Шиада опомнилась снова:

– Я прошу прощения, – она чуть повела рукой, и Раду, рассвирепевший так, что, казалось, каштановые волосы вздыбились на затылке, перемахнул через стол и рванулся вперед с мечом наголо, слетая с лестницы, как неудержимый обвал в горах. Не успев понять, что делать, Шиада, испуганно глядя на бугая, отступила на несколько шагов.

– Раду, – тихо скомандовала танша, когда телохранитель уже навис над пришелицей. Тот застыл. Шиада тоже замерла, перевела взгляд с мужчины на таншу, поняв, что телохранитель не стремится нападать и лишь занял боевую позицию.

– Итак? – предложила Бансабира гостье.

Шиада немного пришла в чувство и вскинула подбородок:

– Я Шиада Сирин, Вторая среди жриц и следующая храмовница Этана.

Бансабира изумленно замерла: едва ли был в Этане человек, не знавший имени священной династии Ангората, в которой воплощалась Великая Воля древней веры.

– Я приветствую тебя, – не зная, что еще сказать, безразлично отозвалась танша. – Полагаю, кто я, ты и так знаешь, раз пришла.

Шиада осторожно пошла вперед, поднимаясь к помосту и не сводя глаз с женщины в мехах.

– Да, знаю, – с устрашающей убежденностью в глазах подтвердила жрица. – Ты – Длань Той-что-Дает-Жизнь.

* * *

Бансабира прыснула: чего?

– Это я-то? – хохотала танша. – Мне казалось, Голос и Длань Той-что-Дает-Жизнь это что-то сродни титулу храмовницы, и значит, твой будущий титул, нет?

Шиада, огорошенная подобным пренебрежением к собственным словам, собралась с духом. Не для того, она проделала такой путь, чтобы отступить сейчас.

– Да, это титул храмовницы, – она, отмерев, подошла еще ближе, встав вплотную к столу, за которым сидела танша. Раду с мечом наготове неотступно следовал за непрошенной гостьей. Остальные мужчины за столом тоже держались напряженно. – Титул, смысл которого в его святости для всех приверженцев старых культов. Но сейчас все по-другому. Я действительно Голос Праматери, я вижу Ее волю, я предвещаю Ее начертания, я пою Ее причет по судьбам Этана. Но ты – Ее рука.

Бансабира выглядела теперь даже более обескураженной, чем прежде:

– Ну, в некотором смысле да. В Храме Даг все бойцы с рангом от третьего и выше называются Рукой Праматери, но…

Шиада, усмехнувшись, качнула головой:

– Я говорю не о Храме Даг, – Шиада чуть наклонилась к Бану. – Каждой вере нужен рыцарь с мечом, который встанет на ее сторону и будет защищать ее сторонников.

– Я не рыцарь, – повела головой Бану, давая понять, что разговор бессмысленный и никуда не ведет. – В Ясе вообще такого нет. А все танские дома, включая мой, являются стражами Праматери и Акаба, которых воплощают государь и государыня. Так что, – Бансабира вздернула бровь и, утыкаясь снова в карты, сделала жест Лигдаму проводить гостью. – Я не могу отказать от приюта будущей храмовнице. К тому же, если ты – Вторая среди жриц, значит, знаешь Верховного друида. Он в свое время дал мне надежду, и было бы гнусно не помочь той, кто тесно с ним связан. Но – это все, что я могу предложить. Лигдам проводит тебя и назначит охрану. Ты можешь располагать моим гостеприимством, сколько нужно, а сейчас извини. У меня впереди дальняя дорога, нам надо готовиться.

Что значит, готовиться? Она что ли для того три месяца скиталась по Тропам Духов, чтобы сейчас быть гостьей в каком-то северном захолустье?

– Не надо так угрожающе смотреть, – вдруг посоветовал Гистасп, в отличие от других не сводивший глаз с незнакомки. Бансабира тут же откликнулась: коротко глянула на альбиноса, перевела глаза на жрицу.

– Верховный друид, если ты имеешь в виду Таланара, – жестко заговорила жрица, уперев ладони в столешницу перед Бану, – мертв. Он убит приверженцами новой веры, и чтобы сохранить древний культ Праматери и рожденных Ею Богов, Ангорату нужна твоя помощь, – отколотила Шиада каждое слово. В своем грозном богоборческом гневе она была невиданно хороша, по мнению Дана, который с придурковатой физиономией таращился на Шиаду. Сидевший по левую руку Ниим поглядывал на товарища с опасением.

Бансабира долго перебирала в голове давние воспоминания из обучения в Храме Даг и, наконец, удалось.

– Мне казалось, оплотом древней веры в Этане является Архон. И его герой-наследник Агравейн Железногривый. Кажется, я ничего не напутала?

Ниим, сегодня более бледный, чем обычно, ткнул Дана локтем в ребра. Хвати уже. Дан шикнул и, подняв взгляд на остальных, вдруг заметил, как посмеиваются глаза ребят. Даже Лигдам, дыхание Праматери, дергался в плечах, явно сдерживаясь. Много они понимают.