Текст книги "Госпожа ворон (СИ)"

Автор книги: Анастасия Машевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц)

– Да благословит тебя Кровавая Мать Сумерек, Гор.

Мужчина вздрогнул и, вскинув голову, поймал запястье, простертое над своей головой. Вскочил.

– Ты знаешь о ней столько всего, но не знаешь, где искать?

– Я ведь не гончая. Я могла попросить призрак Виллины вести меня за тобой, потому что Виллина видела тебя, умирая, а ты на мое счастье знал, где эта женщина. Но я не могу идти по следу человека, которого никто из знакомых мне людей никогда не видел.

– Ее зовут Бансабира Яввуз. Она тану Пурпурного дома в великодержавном Ясе, – Гор смотрел прямо и уверенно. – И она делец. Бану едва ли сделает хоть что-то без умысла или выгоды, будь к этому готова.

Шиада, сузив глаза, поглядела на Гора несколько секунд, и спросила:

– Можешь отвести меня или дать карты?

– Увы.

– У нее есть хоть какое-то напоминание о тебе? – не сдавалась жрица.

– Должно быть, если она не выбросила.

– Дай мне свой кинжал, – попросила жрица.

– Зачем?

– Если не выбросила, найти дорогу будет проще по притяжению того, что принадлежит тебе.

Гор, колеблясь, вытащил из-за пояса кинжал и передал жрице.

– А действуешь совсем как гончая, – вручил он кинжал.

– Если мне удастся сохранить свет и тьму Праматери в Этане, я готова действовать даже как заразная холерой мышь. Светел твой день, – простилась жрица, последовав в сторону, где поодаль остановился Гленн.

Гор поймал Шиаду за руку.

– Подожди, – он заглянул в красивое и светлое, как мрамор, лицо. – Ответь на один вопрос.

Шиада встала в пол-оборота и чуть повела головой, давая согласие спрашивать.

– Я прожил среди христиан немало времени и, должен признать, в их учении есть своя притягательность. Я знаю немало достойных людей, проповедующих заповеди Христа. Так почему нельзя допустить, что христианство – лишь то, во что преобразуется вера в Праматерь?

Шиада впервые посмотрела на Гора с уважением.

– Как тебя зовут? – спросила жрица. Тиглат назвался.

– А почему, ты думаешь, христиане далеки от тех способностей, которые называют магией? Что есть магия и чародейство, присущее ангоратским жрецам? Ответь на эти вопросы, и ты ответишь на свой.

– Я не понимаю, – сказал Гор прямо. – Помоги мне, – настоял он.

Шиада вдумчиво кивнула и обвела глазами вид с утеса.

– Оглянись, Тиглат. Что ты видишь?

Гор обернулся, поглядел, перечислил: желтеющие осенние долы под холмом, небо, утес, деревеньки вдалеке. Шиада согласно кивнула.

– Да. А почему ты можешь их видеть? Почему все сейчас могут их видеть?

– Из-за солнца?

– Именно. Потому что день. Откуда ты знаешь, как выглядит день? Откуда ты знаешь, как сияет солнце?

Гор немного нахмурился, а потом, быстро сообразив, улыбнулся.

– Точно, – ответила Шиада в ответ на домыслы мужчины. – Потому что есть ночь. Мы различаем свет, потому что есть тьма. Мы радуемся равноденствию и летнему солнцестоянию, потому что, наконец-то, солнце и свет становятся также могущественны, как первозданная тьма. Мир был замешан из тьмы, и день – лишь краткий миг в бесконечной ночи того, что находится за Этаном. Христианский мир признает только солнце и свет. Если верить тому, что они говорят, ночь тоже создал Бог, но они отрицают всю силу ночи и сумерек и всю мудрость тьмы, в сравнении с которой свет дня – лишь осколок очевидного знания, который удалось выхватить без усилий.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, но все еще не слышу в этом ответа на мой вопрос, – сказал Гор на редкость учтиво. – Объясни еще.

Шиада улыбнулась:

– В памяти Таланара ты тоже его расспрашивал. Видишь, ты действительно хочешь познать природу вещей, в то время как большинство фанатичных христиан, хотят, чтобы к ним прислушивались, признавая их знающими. Претендовать на уважение, отпущенное мудрецу, и быть мудрецом – совсем не одно и то же.

Пожалуй, мысленно согласился Гор.

– Мир существует столько, что нельзя назвать наверняка, но для христиан история Этана началась с рождения пророка. Бог – это свет, каждый священник скажет. И разве это противоречит тому, что ты узнал, поклоняясь Праматери? Бог – это свет, Бог – это солнце, которое в Нэлейм из бездонности небытия рожает Праматерь. Когда крепнет Достославный Сын Той-что-Дает-Жизнь, мир воскресает после ледяной стужи Нанданы. Тогда Бог-Солнце возрождается в полной силе и, обогревая и освещая землю, помогает Иллане плодоносить. Но чем больше проходит времени, тем слабее становится его свет, голова Бога-Сына клонится вниз, и он погибает, чтобы в Нэлейм быть рожденным снова и снова набраться сил и возмужать весной. Он всходит и увядает, но Праматерь существует всегда. Она рождает его снова и снова, и принимает его назад, во тьму, снова и снова, год за годом, чтобы беречь созданных Ее детей. Оглянись, Тиглат, разве в жизни людей иначе? Разве мужчины не умирают раньше большинства женщин?

Тиглат слушал, как заколдованный, и действительно не знал, есть ли ему, что возразить.

– Ты взращен во тьме Храма Даг, единственного подлинного в своем роде Храма Матери Сумерек за пределами Этана. Я права?

Гор кивнул.

– Разве ты не обучился видеть во тьме?

Тиглат подтвердил, что действительно может видеть незримое для большинства людей.

– А разве тебе не было страшно жить в темноте три долгих года? – Шиада смотрела мужчине в глаза и, кажется, видела разом всю его жизнь от рождения до момента смерти, не ведая тайн.

Тиглат молча кивнул.

– Как было и мне, и всем жрецам, которые приносили обет молчания и теперь тоже могут видеть ночью. Ты преодолел страх, Тиглат. Ты преодолел себя, стал сильнее себя, чтобы научиться видеть обе стороны: тьму и свет. Ведь только когда ты знаешь, что одна и та же дверь ведет в обе стороны, ты понимаешь, что это – дверь. Обучаясь в Храме Шиады, ты обрел силу не страшиться сумерек и ночи – времени, когда все меняется и не то, чем кажется. Христиане боятся их, утверждая, что ночь полна демонов и греха. Но для нас ночь – это священное время, когда в недрах тьмы зачинается жизнь. Они говорят, что дети – от плоти и крови, но мы говорим, что ребенок – это душа, которая помнит и знает стократ больше, чем мы и, зачиная, вынашивая и рожая, мы позволяем душе из мира духов оказаться здесь.

– Потому что, когда душа не приходит, – домыслил Гор вслух, – дети рождаются мертвыми.

– Да, – усмехнулась Шиада. – Плоть, кровь, кости – и ничего больше. Наконец, – продолжила Шиада, – они безумно страшатся Матери Сумерек потому, что она велит рождаться в крови и умирать в крови. Им нравится говорить, что старая вера варварская, потому что велит убивать. Ты – дитя Храма Даг. Скажи мне главное правило Шиады.

– Что взял – отдай.

И хотя Гор запоздало подумал, что, в общем-то, назвал один из девизов Храма Даг, а не правило Матери Войны, в душе он понял, что не ошибся.

– Точно, – подтвердила жрица. – Если тебя оскорбили, ты имеешь право на месть, и Богам не осудить тебя. Выбор вершить воздаяние или простить остается за тобой. Но если ты причинил зло человеку – он тоже волен выбирать, воздать тебе по заслугам или нет, и, если он мстит, Богам тоже не взыскать с него. Разве не это во все времена люди мечтали называть справедливостью?

Тиглат сглотнул: никогда прежде он не смотрел на веру Матери Сумерек с подобного угла.

– Христиане, – продолжила Шиада, – ненавидят нас потому, что наши Боги, рожденные Праматерью, дают нам право выбора, Тиглат. И тот, кто распоряжается выбором мудро, чаще всего оказывается посвящен храму Нанданы. Ибо нет мудрости больше той, которой владеет тьма, всерождающая и всепожирающая, дарующая успокоение и отнимающая страсти, вершащая предопределение и ослабляющая предначертание. И если идти во Тьму все дальше, вглубь и вглубь, то на обратной ее стороне найдешь свет, которому настает время возродиться из ночи. Посмотри, – Шиада подбородком кивнула на валун, на котором прежде сидел Гор.

Мужчина послушно повернулся.

– Разве он не обтекаем?

– Что? – Тиглат с недоумением воззрился на жрицу.

– Он обтекаем, он, как и все в природе, имеет форму круга. Солнце, Луна, ствол дерева, голова человека, небо, каким бы оно ни было – мы видим его как круг в вышине. Все похоже на круг или несколько кругов, слепленных вместе, потому что круг лежит в основе Вселенной и в основе перерождения. И только христианский крест – лишь угловатый крест. В нем нет ничего от истинной природы вещей.

– Но у них есть рыба. Рыба… эмм… обтекаемая рыба, – с чувством прозрения воскликнул Гор.

– Именно. У них был символ, который имел смысл, но им не хватило терпения осознать его. А еще у них есть девственница, которая в Нэлейм рожает Бога, и мужчина к этому едва ли причастен, и змей, совративший женщину знанием. Змей, Тиглат, – жрица улыбнулась и тряхнула посохом. – Совсем как этот, правда?

Тиглат посмотрел на посох, ощущая, как в голове неполная картина, взращенная Храмом Даг, наконец, обретает все недостающие детали.

– Христиане имели все шансы быть мудрецами, но не дали себе труда распознать ни одного знака. А может, нарочно извратили знаки так, как оказалось проще управлять людьми. Они признают лишь одну сторону из двух, как если бы дом имел только половину стен или люди имели только половину тела. Они презирают нас за возможность выбирать и творить свою жизнь, чего Христос, страдая, их лишил, завещав и им страдать по его примеру. Нет, – Шиада качнула головой. – Если для того, чтобы сберечь знание Праматери нужно проливать кровь тех, кто хочет втоптать в грязь Ее имя, Шиада меня простит. И если я сама не научена убивать людей, я найду тех, кто может сделать это за меня.

– Не очень это добродетельно – убивать чужой рукой, – заметил Гор. Шиада не осталась в долгу.

– Не очень внушительно звучит подобное заявление из уст наемника, убившего безоружную женщину. К тому же, то, что я не держу в руках меч не делает меня, как бы сказали христианские священники, безгрешной.

Гор молча поджал губы. Едва ли он был сейчас способен что-то сказать.

– Надеюсь, я ответила на твой вопрос.

– Более чем, – шепнул Гор.

– Не теряй веры, Тиглат, – посоветовала жрица на прощание. – Отец Ахиль говорил правду, утверждая, что до тех пор, пока ты порядочен и честен, как и положено человеку, не так уж важно, которому из Богов ты предан. Но без веры в Богов ты едва ли вообще человек и не так уж сильно отличаешься от рыбы.

– Рыбы?

– Ну, собаки обычно верят в то, что хозяин будет рядом и защитит их. Коты – в собственное превосходство. Пчелы – в служение королеве. А в рыбах я мало понимаю, чтобы утверждать что-то подобное.

– Наверняка, больше чем я, – буркнул Гор.

– Светел твой день, Тиглат, – попрощалась Шиада, отворачиваясь.

– Я хотел еще…

– Нет, – оборвала жрица, не оборачиваясь. – меня ждет Гленн.

– Я просто хотел попросить тебя передать кое-что Бану… Бансабире, если найде…

Шиада все-таки замерла и, не отнимая руки от посоха, на который опиралась, глянула через плечо.

– Ты же понимаешь, что такие важные вещи надо говорить лично, Гор? – спросила женщина раздраженно и, совладав с собой, уже спокойнее обронила:

– И тебе в любом случае представился бы этот шанс, даже если бы ты ничего не сказал мне.

Гор открыл рот, но промолчал, не в силах сказать ничего, хотя и хотел сказать все сразу. Это что же выходит? Их встреча, очередная встреча, предрешена? Неужели опять, неужели снова ему, человеку, который по-своему служил Матери Сумерек, но никогда не верил ни в какие предначертания, необходимо поверить, что они возможны?

* * *

Шиада достигла Гленна только через десять минут.

– Ты как? – спросила жрица.

Друид стоял, запахнувшись в плащ, и смотрел вперед. Он обернулся, взглянул на Шиаду, и повел плечом.

– Пойдем? – спросил он разбито.

Шиада кивнула, наколдовала чары скрывающего плаща, так что кроме Гленна ее не видел никто, да и он видел скорее морок или силуэт, чем полноценного человека. Но все же так будет верно: Гленн пришел сюда, как странствующий монах-отшельник, и возвращаться по тропе через утес, от вершины в долы, должен так же.

Друид тоже наколдовал себе иной облик.

– Куда теперь? В Адани? В Архон? В Яс? – спросил он тихонько.

– Обратно, в Иландар.

– Что?

Гленн остановился и уставился на женщину.

– Что? – повторил он. – Та, кого ты ищешь, живет в Иландаре?

– В Ясе. Но сейчас мне нужно на Ангорат. В день сороковин по Таланару Сайдр взойдет как Охранитель Тайи, и мне следует приветствовать его. Нельзя пренебрегать.

Гленн поднял брови: чтобы добраться до Ангората отнюдь не нужно заходить по пути в Иландар. Можно пойти на юг напрямик. Сейчас так даже безопаснее.

– Верно, – согласилась вслух Шиада. – И ты не пойдешь на Ангорат.

– Мой долг следовать за Второй среди жриц.

Шиада глянула на брата. Пожалуй, в такой момент быть верным долгу для него особенно важно – хотя бы потому, что это позволяет отвлечься от невиданной печали. Разве сама она не поэтому столь увлеченно взялась искать Бансабиру Яввуз, что жить собственной жизнью казалось невыносимым?

И тем не менее, сейчас Гленн должен был вернуться в Иландар.

– Ты обязан следовать воле Второй среди жриц, – исправила Шиада. – И сейчас моя воля в том, чтобы ты вернулся в Кольдерт. Ты видел то же, что и я, – теперь остановилась Шиада, вынуждая друида сбавить шаг. – Нет никаких оснований думать, что Таланар упал сам. Как и оснований думать, что его убили.

– Но то, что это случилось в Кольдерте, спустя столь долгое время после начала переговоров говорит за себя, – еще мрачнее отозвался Гленн.

– Именно. Если это Гвен, то ее уверенности пора положить конец.

Шиада почуяла, как в этот момент безудержное, злорадное возбуждение захватило друида. Он не верил ни во грош, что отец навернулся с лестницы сам. И попросту жаждет отомстить.

Жрица спрятала улыбку трагического понимания, ощущая чувства друида как свои.

– А если нет? – спросил жрец вслух, и они пошли дальше.

– А если нет, Гленн, в Иландаре остался человек, которого следует привезти на Ангорат любой ценой. Если потребуется – силой, обманом, чем угодно.

Гленн заинтересовано повел головой.

– Мы увезем единственного человека, способного однажды стать королем.

Гленн цинично хмыкнул.

– Предлагаешь умыкнуть из-под носа Гвендиор малыша Норана? Да она наверняка приставила к нему кавалькаду охраны. А я, знаешь ли, не ты, чтобы исчезнуть полностью.

– Норана попытаются забрать Тандарионы, как и Инну. Если им не удастся, попробуй забрать и их тоже. Но Норан не станет королем Иландара, – шепнула Шиада.

Гленн скосил взгляд: она сама хоть понимает, как пугающе звучат ее внезапные прозрения даже для жрецов?

– Кто тогда? – уточнил друид.

Вместо ответа Шиада положила ладонь друиду на плечо. Гленн вздрогнул, сотрясенный нахлынувшим видением, и только успел поймать ртом воздух, прежде чем жрица отняла руку.

– Как это возможно?

– Пока – никак. Но он единственный может однажды объединить и христиан, и верных Праматери, если нам удастся сделать так, чтобы в ближайшей бойне первые не вырезали под корень вторых.

ГЛАВА 5

Нирох схватился за голову.

* * *

По его приказу граф Гай Гудан бросил все силы, какие имел, на выручку сюзерену Тарону Ладомару. При том, что официального объявления войны со стороны Архона все еще не последовало, ситуация на границе начинала казаться чудовищной. Нирох пытался убедить Удгара, который принял на себя переговоры, рискнув прибыть в самое сердце Кольдерта, отныне враждебного оплота, не рубить с плеча.

Тот был упрям. Удгар слышать ничего не хотел о воспитании его внуков в стране, где христиане попрали основы "истиной веры", тем более – среди убийц его матери. Нирох и целая орда дипломатов с трудом уговорили Удгара дождаться для переговоров Таланара Тайи, который мог бы выступить примиряющей стороной в конфликте двух стран. Но, хотя тот выехал из столицы в день сороковин Виллины и должен был быть не так уж и далеко, чтобы гонцы, посланные за ним, уже пять раз успели сопроводить друида обратно в Кольдерт, Таланар куда-то запропастился.

Когда, наконец, старый мудрец явился ко двору Нироха, спокойный и немного улыбающийся, как всегда, король перевел дыхание. Хвала Богам, всем, какие есть, теперь уж, при поддержке Ангората, убедить Удгара будет проще. Для Тандарионов мнение Сирин и Тайи во все времена значило столько же, сколько их собственное.

Друид сказался уставшим стариком, и с дороги предпочел отдохнуть. Нирох был для Таланара всего лишь братом храмовницы, но вот Удгар был давним другом, еще со времен давней молодости. И в ту ночь старики расселись в покое короля Удгара, потирая бороды, печалясь на двоих. На Ангорате в священных обрядах трудно было позволить себе быть просто людьми, но, когда выдавался шанс, Таланар всю жизнь заезжал в Аэлантис на пару-тройку дней.

Удгар долго расспрашивал жреца, известно ли тому хоть что-нибудь о смерти дочери. Но Таланар не знал ничего, и единственный ответ, который смог дать, поразил Удгара до глубины души:

– Вторая среди жриц пошла по его следу. Но едва ли человек, поднявший руку на Виллину, и есть убийца.

– Вторая среди жриц? Я наслышан о ней, и боюсь, намного больше, чем просто о следующей храмовнице из династии Сирин.

Таланар посмеялся:

– Шиада удивительный человек, Удгар. И если быть до конца честным, я всерьез сомневаюсь, что она человек.

Удгар, все еще привлекательный, хоть и пожилой, вскинул брови.

– Что это значит?

Таланар рассказал о прошлом воплощении, когда приходился сыном Шиаде и Агравейну. Удгар выглядел впечатленным, но все равно постарался скрыть удивление.

– Мало ли тех, кто раз за разом восставал, особенно в родах Сирин и Тайи, чтобы служить Праматери?

– Нет, не мало, – качнул головой Таланар. – Но сколько из них было названо именем Праматери? Мы все знаем, что Мирландрия, восставившая исполинов у прохода к Ангорату, была матерью священных родов Сирин и Тайи, и, возглавив храм Творящей-Жизнь, назвалась Илланой. Шиада, именем которой мы почитаем Мать Сумерек, была одной из первых жриц, кто возглавил контратаку против захватчиков из Этана и отбил ее в дни, когда исполинов вроде Мельхасара уже не было в живых. Что, если Шиада, которая сегодня Вторая среди жриц, и Шиада, возглавившая храм Матери Сумерек на заре времен – одно создание?

Удгар замер, вытаращив глаза. В его возрасте удивляться не принято, но, кажется, сейчас самое время.

– Жрицы, заложившие храмы для поклонения воплощениям Праматери, принадлежали к давно утерянной расе змеемудрых.

– И змеерожденных.

В пору было усомниться в здравом смысле друида, но синие глаза старца были теперь даже яснее и серьезнее, чем в дни его расцвета.

– И что? Вторая среди жриц, как Иллана из легенд? Со змеиным хвостом? – Удгар предпринял последнюю попытку поставить под сомнение домыслы друида.

Тот, впрочем, не стал спорить.

– Это вряд ли. Но ее рождение было особенным: никто из Сирин и Тайи не приходил так. И если будет шанс, не упусти его.

– Что ты хочешь сказать?

– Я? – переспросил Таланар. – Я – ничего. Я просто почувствовал, что было бы правильно сообщить тебе это.

– Таланар, не смей прикрываться именем Праматери.

– Ух, Удгар, ты так любишь причитать и бубнить, знаешь? – Таланар чуть приподнял косматые брови, длиннющие и белые, а потом взял и улыбнулся неполной, но удивительно обаятельной улыбкой, которая, казалось, сквозь бороду и усы осветила весь покой.

– Улыбающийся принц, – не удержавшись, шепнул Удгар, и Таланар завеселился пуще прежнего, как неопытный мальчишка, не ведавший ни печали, ни усталости.

– Да, было время, меня называли и так.

– Девицы падали перед тобой рядами, – Удгар пригладил пышную бороду. Она была не так длина и отнюдь не так уж бела, как борода друида, и много больше подходила Старому королю.

– Да-да, а ты в то время таскался по Ангорату сопливым мальчишкой, которого отец отослал обучиться главному, и страшно завидовал.

– Точно, – засмеялся Удгар, и медленно затих. – Страшная вещь – предначертание. Я никогда не спрашивал, но всегда хотел, Таланар: знаете ли вы, Сирин и Тайи и все другие жрецы и жрицы, час собственной смерти?

– Многие из нас могут это узнать. Для иных этот час предрешен, у других их несколько, и в твоей воле выбрать любой, редким не предписано никакого. Вот только почти никто, кто хоть раз бывал в Храме Нанданы, не стремится заглядывать в собственное будущее.

– Но ведь в чаще Богини Смерти бывают все.

– Точно, – улыбнулся Таланар.

– И что, никто и никогда?

– Как я могу сказать за всех, Удгар? – Таланар пожал плечами, ссохшимися от лет и постоянной привычки искать опору в посохе. – Но, если тебя это утешит, обычно даже старшие из жрецов бывают лишь в основной чаще. В святая святых Царицы Упокоения, где обитает глава храма, на моем веку едва ли бывало хотя бы человек десять.

– И им удалось узнать или выбрать свой последний час? – не сдавался Удгар.

– Думаю, они окончательно поняли, что он далеко не последний.

На другой день Таланар, приветливо встреченный Нирохом за столом переговоров, к вящему удивлению короля Иландара заявил, что либо в столице остаются дети Виллины и одна из жриц Ангората – вероятнее всего, дочь Хорнтелла, если тот согласиться – либо в Кольдерте остается новая христианская жена Тройда.

Нирох побледнел: если Нелла прислала Таланара, значит, он в праве был надеяться на поддержку Ангората и теперь не совсем понимает происходящее.

Переговоры предложили перенести на послеобеденный час, ибо они все равно ни к чему не вели. Но когда подошел срок собраться снова, Таланара нашли на полпути к тронной зале короля Нироха – у подножья лестницы со сломанной шеей.

Удгар затребовал немедленного возвращения вместе с телом Таланара в Архон.

Такой монетой Нирох разменяться не мог. В сложившейся ситуации, ему не осталось ничего, кроме как отдать приказ взять Удгара под стражу.

– Ты в своем уме, Нирох?

– Да, – отозвался король Иландара. – Если у меня будешь ты и твои внуки, твой полководец-сын не посмеет перейти рубежи и напасть.

Удгар помрачнел, как грозовая туча.

– То-то ты так долго оттягивал переговоры, а я еще шел навстречу. Идиот.

– Прости, Удгар, – отозвался Нирох. – Если Ангорат не готов мне помочь, у меня нет выбора.

Удгар, обезоруженный и захваченный с обеих сторон стражей, сплюнул под ноги.

* * *

Шиада и Гленн вздрогнули одновременно – за обедом в таверне.

Прокормиться было все труднее. Спасало то, что в одном из городов по пути Гленн сумел выгодно продать все украшения, какие у Шиады были при себе, кроме ритуального ожерелья Второй среди жриц. Тем не менее, на скромный ночлег и еду им хватало, а остальное едва ли чего-то стоило.

Они вздрогнули, переглянулись, и одномоментно услышали голос, на который Гленн был зол и который сотряс Шиаду до слез, ведь были времена, когда она разуверилась, что услышит еще.

"Светел ваш день"

Оба жрецы обернулись в одну сторону – морок храмовницы Ангората, Неллы Сирин, дрожал, как тень.

"Вы воспели Таланара, как велело сердце, а теперь нужно спасти Удгара, как велит долг"

Шиада приложила пальцы к губам – чтобы не закричать, не кинуться к призраку, пытаясь ухватить ее за прозрачную руку. Нелла ощупала облик Шиады мягким взором и вдруг шепнула:

"Я жду тебя, – бесплотная рука морока чуть вытянулась вперед, и, будь она осязаемой, Нелла коснулась бы щеки преемницы. – Если Гленн сможет справиться в одиночку…"

Шиада, прикрыв глаза, мотнула головой, перебивая:

"Мы справимся вместе, и я успею в срок".

"Так будет правильнее всего" – согласилась Нелла.

Шиада несколько раз мелко кивнула.

"Что с Удгаром?"

Храмовница перевела взгляд с Шиады на сына и обратно. Морок приоткрыл рот, собравшись с ответом… и вдруг схватился за грудь. Время – безошибочно определили жрецы. В ее возрасте чары даются с трудом.

– Пленник Нироха, – шепнула жрица и растаяла, как туман после дождя.

Шиада, недоумевая, посмотрела на кузена из-под насупленных бровей.

– Надо поторопиться, – решительно заявил Гленн. Шиада плотнее сжала челюсти.

* * *

Иттая пропустила очередной выпад, и Гистасп замер с деревянным мечом в вытянутой руке, задержав оружие у девичьего горла. Госпожа танской крови, отвернувшись, цокнула в недовольстве на себя.

– Соберитесь, танин. Давайте еще раз.

Иттая ничего не ответила и, отойдя от наставника на пару шагов, снова заняла оборонительную стойку. Гистасп мысленно вздохнул: даже позицию занимает не без огреха, пробить – на один удар. Мужчина нанес несколько ударов в полсилы, давая девушке шанс войти во вкус и все-таки втянуться в поединок. Но Иттая даже не думала перехватывать инициативу. В оконцовке она дважды подставилась совершенно глупым образом, Гистаспу всерьез надоело происходящее. Раздраженный, альбинос нырнул под скрещенные клинки, разворачиваясь и дезориентируя движением девчонку, толкнул локтем под дых, выбил меч и просто толкнул на землю.

Иттая не стала делать вид, что как-то торопится вернуться к сражению. Она попросту развалилась на земле, даже не собираясь подниматься.

– Где витаете, танин? – вздыхая, спросил мужчина. Смысла продолжать очевидно не было. Поэтому Гистасп сделал шаг к лежавшей девушке и протянул руку, помогая встать.

Иттая на мгновение отвела глаза, явно смущаясь, потом схватилась за запястье Гистаспа и оперлась.

– Простите, генерал, – встала, отряхнулась.

– Ничего, – мужчина жестом предложил дойти до стеллажей с оружием, коль уж тренировка не удалась. – Беспокоитесь о сестре?

– М-м, – непонятно протянула Иттая. – Месяц прошел, а от Ниильтах ни весточки.

– Не переживайте. С ней Одхан и три дюжины "меднотелых". Это серьезное подспорье.

– М-м, – снова неопределенно согласилась девушка.

– Что ж, с вашего позволения, танин, – убрав меч, Гистасп вежливо поклонился и сделал шаг к двери, ведущей с тренировочного поля к одному из боковых помещений чертога, как вдруг услышал женский голос:

– Меня беспокоит не Ниильтах.

Как интересно, цинично усмехнулся Гистасп в мыслях. В душевные друзья он явно негоден. С чего бы ей заявлять такое? Мужчина обернулся:

– Да? – не слишком заинтересованно поднял брови. Иттая вздрогнула от безразличия генерала, но не сдалась.

– Бансабира дала мне одно поручение, связанное с разведкой. Вскоре я буду вынуждена уехать, чтобы выполнить приказ. Можете дать совет?

Гистасп заинтересовался чуть больше и полностью обернулся к девчонке.

– Если дело касается разведки, то вам лучше обратиться к кузену. Ахтанат Махран, насколько я знаю, необычайно хорош в деле шпионажа.

Хотя, если сравнивать с известными малыми Юдейром и Рамиром, то в нем ничего особенного, прикинул Гистасп.

– Сестра отослала его еще вчера в Золотой танаар.

Разумеется, подумал Гистасп: он присутствовал, когда Махрану давали указание.

– В таком случае, поговорите с братьями или с самой госпожой.

Иттая замотала головой.

– Не могу. Вы же понимаете, генерал, что эти поручения кузина раздала нам сейчас неспроста. Та из нас, кто справится хуже, выйдет замуж первой. А я… – Иттая снова отвела взор: страшно неловко сознаваться в таком, – я совсем не хочу расставаться с домом.

Гистаспу не понравилось такое откровение.

– Ваша сестра, танин, вообще едва ли хоть раз делала то, что хотела. Именно поэтому ее сегодня уважает весь Яс.

– Ее боится весь Яс.

– Не без этого, – улыбнулся мужчина, потеплев взглядом. От Иттаи это не укрылось, и недоброе предчувствие, распаленное и прежними слухами на их счет, с новой силой закралось в душу. Тем не менее, девушка попыталась отбросить ненужные домыслы.

– Вот поэтому, прошу, посоветуйте мне, – горячо попросила танин.

Ох и сложность, прикинул Гистасп. Была же всего одна Яввуз, которая нет-нет, просила у него рекомендации. Откуда взялась вторая-то?

Пока Гистасп размышлял о возникновении неожиданности и о том, что с ней делать, Иттая принялась уточнять:

– Подскажите, что для Бану самое главное, сведения о каких моментах для нее принципиально важны и обязательны, в чем мои самые большие слабости…

В том, что ты болтаешь без умолку, мысленно нахамил Гистасп. Но вслух промолчал: не так уж это и похоже на Иттаю – словоохотливость. Видать, и впрямь изводится.

– Послушайте, танин, – мягко перебил Гистасп. – Я не могу рассказать вам, что нужно делать, хотя бы потому, что вы и сами в состоянии составить хороший план действий. Мое дело здесь невелико – объяснить, с какой стороны за меч браться. Так что лучше сами, а потом обсудите детали с тану. Уверен, даже если выходить вам уже со дня на день, успеете.

Мужчина снова поклонился и сделал шаг к двери в здание. Тогда Иттая набрала полную грудь воздуха:

– Гистасп, – и обеими руками вцепилась ему в запястье.

* * *

Тот замер.

Замер с таким видом, будто его с макушки до пят пронзила молния из чистого безоблачного неба. Что еще за… "Гистасп"?

Иттая и сама, краснея как маков цвет, сглотнула ком ужаса: вот так запросто назвать его по имени? Но отступать было некуда, и девушка попробовала позвать чуть более уверенно.

– Гистасп, – вышло, кажется неплохо, – пожалуйста, помогите мне.

Гистасп стоял огорошенный, и все, о чем мог думать, что со своим близнецом Талом Иттая, кажется, не очень-то и похожа.

– Вы же понимаете, я не могу подвести сестру. И даже не потому, что иначе не смогу оправдать своего имени, а потому, что из-за меня может пострадать весь танаар.

Иттая припомнила разговор с Бану, когда последняя дала поручение, и постаралась в точности воспроизвести все доводы, которые упоминала сестра. В конце концов, лучшая защита – нападение.

Со всем воодушевлением Иттая пересказала пламенную речь Бану о возможной катастрофе. Гистасп, слушая и наблюдая, даже немного отступил – насколько позволяла длина сцепленных рук. За последние годы из всех женщин ему чаще всего доводилось иметь дело с Матерью лагерей, а она всегда говорит скорее скользко, бесстрастно и высокомерно, чем как-то еще, поэтому все это обескураживало.

Наконец, Иттая стала говорить спокойнее, а Гистасп немного пришел в себя.

И похолодел от ужаса: тану на него иногда злится, это правда, но, в целом, держит накоротке – исключительно потому, что принципиального нарушения в поведении подчиненного он либо не позволяет себе вовсе, либо, в крайних случаях, не допускает при свидетелях. Развитое в сражениях периферийное зрение подметило, что у Гистаспа проблемы. Лопатки свело судорогой: плохо. Все это очень-очень плохо.

– Вы не можете не понимать важность этой… – не унималась девушка.

– Танин, – позвал Гистасп. – Разумеется, я все понимаю.

"Гораздо больше, чем тебе кажется. Ведь если ты попадешься, Юдейр или кто-нибудь еще, вызволит тебя и доделает остальное. Только законченный кретин поверит, что Бансабира Изящная постоянно рискует, полагаясь на удачу. Она сама лепит свое везение, просчитывая все до мелочей, и всегда действует наверняка. Даже сейчас: Одхан отправился с Ниильтах явно не для защиты. Всеединая. Права была молва: таншу в пору было назвать Хитрющей или Кошмарной. Впрочем, изящество тут тоже имеет место".