Текст книги "Госпожа ворон (СИ)"

Автор книги: Анастасия Машевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 37 страниц)

Шиада только молча выдохнула.

Когда они закончили, Артмаэль отправил ее снова изучать Тропы Нанданы самостоятельно. Конечная цель Шиады хорошо известна друиду – место обитания неведомой северной танши из Яса по имени Бансабира. Насколько могла, нахрабрившись, Шиада протянула руку ладонью вперед. Чувство, будто ладонь насквозь пронзали тысячи невидимых молний до самых кончиков пальцев, потрясало Шиаду до глубины сердца. Она задержалась так, а когда отняла руку, по силуэту ладони вверх и вниз расползлась мерцающая Завеса.

Что ж, усмехнулась над собой жрица, по крайней мере, этому она и впрямь научилась быстро.

* * *

– У меня никогда не выйдет пройти туда, – закричала жрица в ярости. Который уж день ее обучения угасал закатом.

Свирепая, как никогда прежде, Шиада отошла от Артмаэля который в очередной раз выдернул ее из глубин ужаса перед смертью в десятке волчьих пастей.

– Никогда, Артмаэль. Никогда, – жрица обхватила свои запястья в каком-то непонятном желании не то выкрутить, не то сломать.

– Всеблагая.

– Шиада, успокойся, – Артмаэль протянул руки в стремлении обнять женщину. Шиада отмахнулась, и Артмаэлю пришлось быть настойчивей. Он поймал женщину и сжал крепко. – Послушай, тебе надо поспа…

– Я не могу спать. Я не смогу пройти этих волков. С какой бы стороны я не зашла, все всегда одинаково. Они приходят из ниоткуда, и их всегда десятки. И эти сугробы, и…

Шиада не нашла слов.

– Завтра ты попробуешь еще.

– Чем больше я пробую, тем страшнее мне становится, а чем страшнее мне становится, тем больше волков приходит. Я же никогда не боялась волков, Артмаэль, никогда даже не думала, что буду их бояться.

Артмаэль сжал женщину еще крепче и попытался медленно и осторожно подвести к оленьим шкурам, на которых они если, спали, разговаривали.

– Я не буду сейчас спать, – снова выкрикнула Шиада, сама не своя. – Я просто не смогу сей…

Артмаэль чуть передвинул одну из обнимавших рук и повернул голову женщины в сторону, чтобы поймать ее губы было возможно.

Шиада осеклась посреди слова, потрясенная и обескураженная. Артмаэль замер тоже. Он не шевелился, не углублял поцелуй и даже немного ослабил объятие. И только когда почувствовал, что Шиада, кажется, немного остыла, отступил.

Жрица отступила, прошла вперед, застыла, обернулась. Происходящее никак не укладывалось в голове. Артмаэль был само терпение: он тоже когда-то постигал таинство Троп Духов и ему было, пожалуй, не менее страшно и непонятно все вокруг.

– Почему ты остановился тогда и сейчас? – спросила женщина, наконец.

Артмаэль присел.

– Что ты хочешь услышать?

– Ответ.

Не правду, а ответ, подумал друид, зная, что соврать в этом месте все равно невозможно.

– Сядь рядом, Вторая из жриц, я покажу тебе ответ.

Шиада с опаской покосилась на мужчину, неуверенно приблизилась и села. Артмаэль тут же схватил ее ладонь. Жрица хорошо знала этот способ передать видение, но здесь, в святая святых Царицы Погребений, видение непременно восставало вокруг. К этому она тоже уже привыкла.

Однако сейчас пещера почему-то почти не изменилась. Вот только огней стало намного больше, Нилиана как будто исчезла, а издалека донеслась ритуальная дробь котлобарабанов. С болота сильнее запахло белоснежными цветками подбела, и стало ясно, что происходящее скорее случалось насыщенным средним летом.

Перед ними на расстеленных оленьих шкурах в любовном объятии сплелись двое, в которых Шиада, разинув рот признавала себя и Артмаэля.

Наблюдать за самой собой в такой момент, видеть в удовольствии лица – и свое, и мужчины, которого держала за руку, ощущать ее блаженство, как собственное – это все оказалось чересчур. А то, что и Артмаэль видел происходящее, окончательно вгоняло в краску.

– Что это? – она обернулась к друиду, попытавшись вырвать ладонь. Артмаэль не пустил и безотрывно смотрел на соитие.

– Прошлое, которое так и не случилось. Все варианты событий, которые произошли, произойдут или могли бы случиться, но не случились, можно найти на тропах.

– Прекрати это, – Шиада, стирая пространство, махнула рукой, но видение отказывалось исчезать.

– Ты еще не способна развеять чары, который наложил я. Во всяком случае здесь, Шиада, – спокойно возразил друид. – Я хочу, чтобы ты досмотрела, к чему это приведет.

Шиада сделала еще один отчаянный жест, разгоняя магию друида, но ничего не вышло. Смирившись, жрица снова уставилась на пару, к происходящему меж которой чувствовала себя причастной. Артмаэль усмехнулся:

– Жизнь с христианином не пошла тебе на пользу, если ты краснеешь от того, что составляет силу человеческого рода.

Шиада ничего не ответила, чувствуя, как огонь, наполняющий женщину в видении, тугим узлом затягивает в ее собственной утробе. И, когда, наконец, блаженство достигло предела, Шиада испытала облегчение – хвала Всеблагой, эта пытка закончилась. Она оглянулась на друида, но тот продолжал сосредоточено смотреть на пару. Шиада перевела взгляд на влюбленных, картина начала стремительно меняться. В кружащихся вокруг красках до нее донесся голос Артмаэля.

– Для верных Праматери священные свадьбы Нэлейма – это жреческий долг. Иногда приятный, иногда не очень. Когда я получал благословение храмовницы, я знал, что меньше всего хочу быть для тебя долгом. От долга ты бы не уклонилась: Вторая среди жриц знает, куда ее ведут, и следует. Но я желал быть для тебя не жрецом, который воплотит Бога, а мужчиной, который преобразит твой мир.

– Этого не могло быть, – не слишком уверенно отозвалась жрица.

– Ты знаешь историю Илланы и Мельхасара, ты помнишь свою прошлую связь с Агравейном…

– Откуда ты…

Друид не стал отвечать.

– И ты только что видела себя. Не сказать, что ты вела себя как женщина, которой движет долг. К тому же…

Цветной вихрь вокруг, наконец, остановился, и в открывшейся картине Шиада снова признала себя: лежащую навзничь, с раздвинутыми ногами и нестерпимой болью во всем теле. Вокруг собрались старшие жрицы, Нелла и Таланар молились. А девочку, появившуюся на свет, держал за крохотную ручку беспримерно высокий призрак в темном одеянии.

Восемь других фантомов ростом выше всякого из людей, кто в светлом, кто в темном, стояли в комнате, встречая дитя.

– Ты помнишь их, Шиада, – настоял друид.

Жрица мотнула головой, хотя уже доподлинно знала, что жрец прав.

– Ты помнишь их, – требовал Артмаэль. – Ну же, вспомни. Вспомни, откуда ты их знаешь.

И, все пронзительнее, насквозь вглядываясь в незнакомые и незримые другим фигуры, Шиада чувствовала, как преобразуется картина вокруг, и девочкой, которую встречали духи, теперь была она сама.

– Ну же, Шиада, – раздался шепот Артмаэля так близко, что ухо опалило дыханием и царапнуло недельной щетиной.

Будто не по своей воле и не своим голосом, слыша себя издалека, Шиада заговорила:

– Страж плодородия, Страж исцеления, Страж силы, Страж милосердия, Страж убеждения, Страж всеведения, Страж мудрости, Страж баланса и Страж перемен.

Последний названный подавал руку родившейся девочке и, услышав свое имя, обернулся к зовущим. В его глазах, обсидианово-черных, плескалась безмятежность и странная, необъяснимая любовь.

– Нелла любила Таланара, а Иллана Мельхасара, – голос Артмаэля, казалось, раздался в самом центре женского сердца. – Да, мы жрецы, друиды и жрицы, и несем культ Праматери. Мы живем в мире пограничном между мирами живых и мертвых, знающих и неведающих. Мы вершим недоступное простому человеку, но мы все-таки люди, нам не чуждо ничего из человеческой природы.

Шиада положила ладонь на грудь.

– Что вообще может дать вера, в которой нет места любви? – спросил друид.

Жрица обернулась. Лицо мужчины было слишком близко, и травяного цвета глаза горели колдовским пламенем. У Шиады не было ответа.

– Этот ребенок, наша дочь, – с трудом выговорила жрица, и друид подхватил:

– Была благословлена теми же Небесными Стражами, что и ты. Но если ты рождена под луной Ангела Мудрости, то она была бы рождена под луной Ангела Совести, разгоняющего мрак. Того, кого христиане назвали Архангелом Михаилом.

– Если бы я попала сюда раньше, – Шиада облизала губы в непостижимом отчаянии. Скольких ошибок можно было избежать… – она закусила губу. Положив руку на женское плечо, друид ободряюще шепнул:

– Мы служим Праматери и можем многое: знать, уметь, создавать. Но мы все-таки люди, и ошибаться мы можем тоже.

Артмаэль в очередной раз стер видение, замешав краски незримого, и Шиада содрогнулась всем телом.

– Включая, – еще тише шепнул Артмаэль, – самые роковые ошибки.

Еще до того, как вокруг воцарилась картина очередного воспоминания, Шиада уже поняла, куда повел ее друид.

– Нет, – закричала жрица, пытаясь вырваться. – Я не хочу, – однако мужская рука лежала на плече неумолимо твердо и не давала дернуться. – Пусти меня, Артма…

В глазах друида высветилось темное торжество, когда Шиаду скрутило неуправляемой судорогой агонии. Женский вопль настиг жрицу до того, как она признала в очередной роженице себя, а в девочке, которая появлялась – Тайрис.

– Прекрати, – заплакала Шиада. Видеть дочь, измученную, изувеченную скорой хворью, сожженную собственной рукой, было невыносимо. Но Артмаэль даже не думал отпускать. Напротив, он крепче обхватил Шиаду обеими руками, требуя, чтобы она видела последствия собственного выбора.

Шиада вырывалась, но Артмаэль двумя руками скручивал сильнее, чем целое гнездовье огромных удушающих змей. И выбора не оставалось. Шиада смотрела, корчась в родовых муках, как ее прошлое сейчас, и терзаясь безудержной болью матери.

Наконец, девочка оказалась на руках у повитух. Малышку не встречал никто.

Шиада задрожала: нет, невозможно. Таланар рассказывал ей когда-то, что всех храмовниц Сирин, приводят Небесные Стражи. Если Тайрис осталась одна, значит, она не была нужна Праматери, так выходит?

– Тайрис могла жить дольше и стать образцовой христианской женой какого-нибудь иландарского лорда, если бы судьба этой страны была иной, чем она есть, – отозвался Артмаэль. – Но Ангорат не принял бы ее никогда. Сила династии Сирин в том, что жрицы и друиды, рожденные в ней, всегда зачинаются меж теми, кому покровительствуют Небесные Стражи. Даже обычный старовер не годится для продолжения династии. Разве твой брат Тирант, рожденный от старовера Клиона Хорнтелла, не был тебе примером?

Шиада едва слышала друида: в обновившемся видении она видела себя с фатальным факелом в руке у погребального костра девочки.

– Благословение Древних Духов, – продолжал Артмаэль, – обязательная плата за ваше могущество. Человек – то, во что он верит, Шиада.

Шиада замотала головой, наблюдая, как пламя прошлого охватывает тело горячо любимой и безвременно ушедшей дочери.

– Замолчи, Артмаэль, – Шиада рыдала навзрыд.

– Поэтому, – размеренно продолжал друид, сдерживая метущуюся женщины, – нарушить чистоту единственной в своем роде династии верховных жриц примесью любой другой религии – проступок, заслуживающий наказания.

– Замолчи, я прошу, – в конец разрыдалась жрица, пав на колени. Артмаэль, не выпуская женщину из рук, осел с ней вместе и, теперь сочувственно наблюдая за Шиадой, ослабил хватку.

Видение вокруг рассеялось, но Шиада, раскачиваясь, стенала, разрываемая надвое болью, которой не нашлось выхода в Этане.

Артмаэль больше ничего не говорил и не просил успокоиться, как бывало обычно. Но Шиада сама завалилась к нему на грудь, содрогаясь всем телом от утраты.

– Зачем? – рыдала женщина. – Зачем ты потащил меня туда? Зачем вытащил это? Зачем? – она с силой ударила в грудь мужчины обоими кулаками, потом еще и еще, пока Артмаэль не поймал ее, сжав до полной неподвижности.

"Затем, чтобы ты поняла, что волки – не страшные".

Друид не извинялся и молчал, не обращая внимания на затекшие ноги, он дождался, пока жрица хоть немного успокоится, а потом положил ладонь на затылок и шепнул какое-то слово.

Проснулась жрица только утром.

* * *

Когда она открыла глаза, вокруг не было никого, а от выхода из пещеры тянуло теплым бризом. Шиада поняла, что находится у того выхода из пещеры, который вел к теплому водоему. Шиада подобралась на ложе, провела по волосам – сегодня их пора была вымыть. Поднялась и вышла к берегу. Дул ветер.

– Зачем ты перенес меня сюда?

Артмаэль оглянулся: она осунулась и похудела за минувшие дни. Она больше не сияла, как драгоценный камень под солнцем, а тускло поблескивала, как дымчатый кварц, тронутый лунным светом. И, пожалуй, именно сейчас, черное смотрелось на ней, как положено ведуньям.

– Нилиана была недовольна шумом, – ответил друид, оборачиваясь назад к морю.

Шиада, ничего не сказав, подошла к береговой линии, встав поодаль от мужчины. И хотя она ни о чем не спрашивала, Артмаэль снова начал говорить. Ей казалось, ее вывернет от одного голоса друида, который издевался над ней. Но отчего-то, услышав голос жреца, Шиада испытала облегчение, как если бы после серьезной ссоры ей было сказано, что все позади и все хорошо.

– Одна из опасностей Троп Нанданы в том, – проговорил Артмаэль, – что, проходя по ним раз за разом, я имею в виду, по самым драгоценным воспоминаниям, ты забываешь дорогу назад, – друид говорил так, будто делился чем-то сокровенным и даже постыдным, и Шиада безошибочно поняла, что тот говорит о себе. – Ты теряешься на этих тропах, и исчезаешь навсегда. Ты хватаешься за воздух, надеясь разверсть Завесу, но ничего не происходит, – будто в доказательство слов Артмаэль повел в воздухе рукой, как всегда – левой, и лишь рассек пустоту.

Он замолчал, опустив руку, и не сводя глаз с моря.

– Это был твой страх? – Шиада осторожно подошла к друиду.

"Да".

– Когда Митаба вела меня по Тропам, я все время не мог вернуться. На меня нападали стаи кондоров, и я не мог отбиться. Мне выклевывали печень, глаза, сердце, и я не знал, как выбраться назад. А иногда на меня никто не нападал, иногда я вообще никого и ничего не видел, и только шел к выходу, которого, как мне казалось, не было. И чем больше я боялся, что мне не открыть Завесу, тем сложнее было открыть ее на самом деле. На десятый день я застрял окончательно, и Митаба сказала, что больше не станет вытаскивать меня. Было решено, что я неспособен к управлению Завесой и зря полез.

– Как ты справился? – спросила Шиада.

– Я подумал, что самое страшное уже случилось: я застрял на Тропе Нанданы и не могу выбраться. Больше боятся нечего.

– И вышел?

– Совершенно случайно. Просто подумав, что было бы здорово поболтать с Митабой. Она очень любит насмешничать, знаешь?

– То есть, ты подумал и оказался там, где надо?

Артмаэль улыбнулся.

– Вроде того. Потом я пристрастился путешествовать здесь. Когда ты уехала в Этан во второй раз, я пришел сюда и несколько недель раз за разом погружался в будущее, которое так и не наступило, наблюдая наше с тобой воссоединение. И вскоре я снова начал утрачивать чувство реальности и чувство Завесы. Тогда мне помогли в последний раз. Нилиана выдернула меня сучковатой рукой, сказала, что я дурень, а через пару дней умерла.

Шиада не знала, что сказать на это.

– Я… я думала, Нилиана умерла раньше.

Хоть Нилиана и приходилось Шиаде бабкой, родственной связи меж ними жрица не могла чувствовать. Она ведь не видела ее никогда, думала молодая женщина.

– Но всегда знала, – добавил Артмаэль. – Шиада, то, где мы находимся – это Тропы Нанданы, Дороги Умерших, Дороги Духов. Об этом следует помнить всегда. И то, чего мы боимся здесь больше всего, это смерть. Там, в Этане, страх смерти отринуть легко. Но здесь ты можешь увидеть мир, который найдешь после смерти, и пугает именно он. Мир, которым не знаешь и не можешь управлять. Единственный способ, который я нашел, чтобы преодолеть этот страх – уступить ему.

– Я не понимаю, – шепнула женщина.

– Застрять на Дорогах Старицы – значит умереть для всех остальных. Быть съеденной волками на Дорогах Старицы – значит умереть для остальных. Чтобы ходить Тропами Духов надо испытать то, что испытывает всякий человек перед тем, как становится духом, и в конце концов, научиться быть им, – Артмаэль, наконец, обернулся к жрице и взял за руку.

– Все здесь, все, Шиада, до последней песчинки и капли, принадлежит Нандане. И то, что мы находим на Тропах, может и должно вести нас к ней, к Хозяйке Ночи и Царице Мудрости. Запомни это.

– Так мне надо позволить им сожрать меня? – запаниковала Шиада, видя, как Артмаэль снова приоткрывает Завесу между мирами.

– Тебе надо найти путь к танше Пурпурного дома, Вторая среди жриц, – он чуточку подтолкнул Шиаду вперед, в мерцающее зеркало между небом и землей, и отпустил. Жрица вздрогнула, обернулась, надеясь успеть сказать, что не справится одна, но светящаяся, как звездная пыль, Завеса уже заклубилась золотистым дымком, скрывая друида.

Впереди раскинулся бескрайний север, хотя все, чего хотела Шиада – найти Бансабиру Яввуз. Она не могла знать, что Пурпурный дом – один из северных домов Яса, но, если Тропы Нанданы всегда приводили ее в снег, значит, так должно было быть.

Слова друида стояли в ушах всю дорогу, и Шиада твердила их про себя раз за разом. Все здесь, в междумирье принадлежит Нандане. Владения Нанданы беспредельны и велики, и чтобы управлять ими Всеблагая Старица возлагает обязанность на тех, кто верен только ей. Совы и филины приносят ей вести о том, что творится в беспросветный час ночи, и это Глаза, или Мудрость Нанданы, – вспоминала жрица уроки из времен, когда была еще ребенком. Этими глазами Она находит тех, чей час настал. Кони – это сила и неодолимая волна, приносящая во все уголки мира волю Старицы, согласно которой приходит час сменить жизнь смертью, и это – Крылья, или Вестники Нанданы. Чтобы никто из тех, чей срок совершился, не сбился с пути, угодив в лапы демонам, чью добычу Нандана и Шиада определяют вместе, умерших, остерегая от бед, ведут волки, указывая дорогу далеко на север, сквозь ветра, холод и сумрак, туда, где, восстав по обе стороны, два Великих Волка с красными глазами стерегут врата Загробных Залов. И это – Проводники, или Стражи Нанданы.

Шиада огляделась: все, как всегда. Волчица уже зашла ей за спину, оскалив голодную пасть. Что ж, сегодня Артмаэль тоже не будет ее вытаскивать, он дал понять. А самое страшное случилось еще раньше, поняла жрица. Когда в воздух, влекомый ветром, взвился пепел ее дочери. Протянув в мольбе руку, она шагнула вперед, к десятку оскаленных морд, голодных и жадных до еще одной души. В конце концов, если это Стражи Нанданы, они все делают верно: стерегут царство мертвых от посягательства живых, к которым жрица принадлежала по сей день.

* * *

Оценив серьезность поручения, Гистасп пришел к мысли, что тренировки Иттаи с этого дня должны приобрести особо зверский характер. Хотя, судя по тому, что он мог видеть в Орсе между Змеем и таншей, до подлинного зверства ему далеко. Поэтому на следующий день после возвращения Иттаи в чертог принялся за дело.

– Пожалуйста, танин, – взывал альбинос, нанося удары, – соберитесь.

Иттая старалась, как могла. Но в мыслях настойчиво бились ненужные мысли:

"Он… так внимательно смотрит".

"Он слишком близко".

"Праматерь, отчего так стыдно".

"Сосредоточься же ты, дура".

Но сосредоточиться как раз не удавалось. Пропустив очередной удар, Иттая свалилась на землю, и Гистасп не выдержал.

– Это невозможно, танин, – бросил он, швырнув на землю деревянный меч. – Ладно, перед отъездом вы оправдывали собственную неуклюжесть тревогой за предстоящую кампанию, но теперь-то что?

Иттая сконфуженно отвела глаза, принимая сидячее положение.

– Переживаете, что не справились? – продолжал злиться Гистасп.

Не зная, как оправдаться, Иттая все еще прятала глаза и молчала. И ее молчание раздражало генерала все сильнее.

– Тану довольна вами, она же сказала. Возьмите себя в руки уже.

Да с какой стати она вообще оправдывается? Она – госпожа танской крови, и вообще.

Иттая поднялась:

– Гист… Генерал, – как бы она ни надеялась перехватить в споре инициативу, смелости произнести его имя не нашлось. – Вы не можете повышать на меня голос, – прикрикнула девушка. – Не забывайте разницу между нами.

Гистасп не смутился ни капли:

– Знаете, может, я и перейду допустимые границы, но я обещал госпоже, что смогу научить вас защищать себя. Так что, если придется пару раз наорать на вас, я рискну, – мужчина уставился на девушку, глядя прямо, сверху вниз.

Вспоминая тренировки Бансабиры и Змея, Гистасп справедливо полагал, что, даже если до тану дойдет, что он позволил себе некоторые словесные вольности в обращении с Иттаей, госпожа не придаст значения. Сила не рождается из обходительности.

– Обещал госпоже? – тупо переспросила Иттая, ощущая, как глаза заволакивает от ревности. – Неужели весь мир для тебя сходится на моей сестре?

Гистасп скрипнул зубами.

– Думайте, что говорите, госпожа, – он нервно улыбнулся, стараясь смягчить назидательный тон.

– Смеешь мне указывать?

– Ну, видите ли…

Ох уж этот острый угол. Как бы обойти?

– Мать лагерей не терпит сплетен на свой счет, особенно среди близ…

Иттая взбесилась окончательно, встав вплотную и вскинув голову:

– Чем я хуже? – она внезапно толкнула генерала в грудь.

Гистасп открыл, было, рот, чтобы ответить, но тут внимание его привлек кто-то за плечом девушки. Альбинос прикусил язык, сдержанно поклонился и, подобрав меч, отправил в ножны и пошел в сторону оружейной. Иттая сжалась, всеми силами стараясь казаться меньше, чем она есть.

– Посмотри на меня, – раздался суровый голос. Девушка только сильнее зажмурилась и поджала плечи. Тогда за одно из них схватилась твердая мужская рука.

– Ты что творишь? – Тал, брат-близнец, развернул сестру к себе, возвышаясь на полголовы.

Иттая вскинула голову, надеясь, что в ее лице брат прочтет все ответы. Но наткнулась на такой уж упрямый, как собственный, взгляд и высокомерно отвернулась.

– Не твое дело.

Тал встряхнул девушку:

– Не мое дело? Ты из ума выжила, Иттая. Если Бану узнает?

– Ты ведь не скажешь ей, – вскинулась сестра, зашипев и прижавшись к шатену вплотную. – Пожалуйста, брат, – смотрела во все свои карие глаза.

– Да ей и не надо говорить, – вздыхая протянул Тал, прижав Иттаю за затылок одной рукой. – Она глазастая. И каждый стражник может оказаться ее осведомителем, о котором никто не подозревает.

– С Сабиром было спокойнее, правда? – с пониманием сестра подняла глаза на Тала.

– Пожалуй, – улыбнулся Тал. И тут же взял серьезный тон. – Но и он не одобрил бы твоих выходок.

– Тал, я… – Иттая попыталась объясниться.

– Влюбилась? – в лоб спросил мужчина. Сестра снова закусила губу и уставилась брату в ноги.

– Я не хотела, – невнятно пробормотала девушка, понимая, как глупо звучит подобное заявление.

– Влюбляются всегда нехотя, – тоном эксперта заключил Тал. Потом глянул на сестру – Иттая, нервно кусая дрожащие губы, напряженно сдерживала слезы, оглушенная собственными чувствами и тем, что их, наконец, кто-то назвал своим именем. Крепко обняв, мужчина поцеловал сестру в макушку. – Яды Шиады, Иттая, – негромко протянул Тал. – Как же так?

Девушка улыбнулась – скомкано и печально:

– Думаешь, он совсем никчемный?

Тал качнул головой:

– Неважно, каков Гистасп. Важно, что твое будущее не связано с ним.

Иттая улыбнулась снова – до того горько, – и смежила веки. Крупные набухшие капли стекли по щекам, не удержавшись в уголках глаз. Всхлипнув, девушка снова подняла лицо.

– И кто это?

Тал с любовью поглядел на близняшку. Утер большими пальцами слезы. Кажется, он единственный мужчина, который не заставит ее плакать.

* * *

– Значит, Каамал? – глухо переспросила Иттая. Слегка краснеющие веки выдавали недавнюю печаль, но Тахбир и Бану, не сговариваясь, нарочно не акцентировали на этом внимания. Не стоит принижать достоинство девчонки.

Не дождавшись словесного ответа, Иттая растерянно кивнула.

– Как скажете.

Стоявший в кабинете Бану за спиной сестры Тал положил девушке руку на плечо.

– Прогуляйтесь немного, – попросил Тахбир. – Нам нужно кое-что обсудить, и потом мы поговорим с тобой, Иттая. Я зайду.

Та отозвалась все также растерянно:

– Хорошо, отец.

Тахбир перевел глаза на Тала. Сын кивнул и, ласково приобняв Иттаю, пошел вместе с ней. Лучше бы снова оказаться на воздухе. Но так чтобы не видел никто.

– Стало быть, – с грустью протянул Тахбир, когда они с Бану остались наедине, – к весне придется прощаться с дочерью.

– Да, – по-деловому бесцветно отозвалась Бансабира. – Ты поговорил с Итами?

Тахбир кивнул: все хорошо, Итами подобная судьба для старшей радует.

– Таким образом, хотя бы одну проблемы мы решили, – с облегчением вздохнула Бансабира. – Должна признать, дядя, сама Мать Сумерек надоумила отца позволить тебе жениться на Итами и узаконить ваших детей. Иначе сейчас у меня были бы просто связаны руки.

Тахбир улыбнулся – с глубоким пониманием всей ситуации:

– Значит ли это, что для остальных моих детей ты тоже уже уготовила участь союзнического брака? – и, не дожидаясь ответа, Тахбир тут же предположил. – Полагаю, следом надо прощаться с Ниильтах, а потом и с сыновьями?

– Сначала с сыновьями, – с чувством предвкушения чего-то увлекательного и невиданного возвестила Бану с непререкаемой интонацией. – Точнее, с одним.

Судя по выражению лица ахтаната, Бансабире удалось удивить его.

– Что ж, – Тахбир прочистил горло, – думаю, я здесь именно за этим сегодня?

Женщина кивнула, оскалившись, и поднялась:

– Я позвала тебя обсудить будущее наших земель, – Бансабира обошла стул, на котором сидела, и положила ладони поверх высокой спинки, глядя в упор на Тахбира. Лицо того выдавало напряженную сосредоточенность в намерении слушать внимательно.

– Я долго думала над твоим советом поставить во главе десяти тысяч Бугута.

Тахбир покачал головой, медленно и вдумчиво, хоть уже и понимал, что последует за этой репликой. Кажется, ему все же не отвертеться от ненужного поста.

– Он и впрямь опытный командир, знаком солдатам, командовал "меднотелыми", а теперь защищает одну из крепостей среди утесов Снежного Змея. Он предан, а возможность полагаться кажется мне наиболее важной чертой любого подданного.

– Но? – подсказал Тахбир, когда Бану на секунду умолкла.

– Но он не годится для этой роли. Бугут – выдающийся проходец. Он может собрать множество сведений о местности, спеться с любым проводником, подготовить отличную засаду или распознать таковую. Но дай ему десять тысяч вооруженных до зубов солдат и пусти в бой – и он потеряет всех. А потом, снедаемый совестью, еще и себе воткнет нож в сердце.

– Звучит так, будто ты жалеешь, что отстранила Отана.

Бансабира махнула рукой и, слегка оттолкнувшись, оставила в покое стул и подошла к окну.

– Жалеть о принятых решениях мне не по карману.

"Я заметил", – подумал мужчина, но вслух предпочел промолчать.

– Нет, Отан там, где ему следует быть. Но в моем клане и моем окружении есть люди, способные возглавить две десятитысячных армии.

– Две? – переспросил Тахбир, глядя племяннице в спину.

– Две, – обернулась Бансабира, скалясь.

– Я чего-то не знаю о численности наших войск?

Бансабира качнула головой:

– Их по-прежнему едва-едва наскребается сорок тысяч.

– Значит, ты решила поделить части на меньшее количество солдат в каждой?

– В них также, как и прежде будет по десять тысяч, без учета "меднотелых" и женского состава.

– Тогда…

– Один из генералов, – перебила Бансабира, – должен возглавить пехоту вместо Отана, – она пронзительно уставилась на растерявшегося Тахбира, и тот сглотнул.

– Да понял я, что мне не отверте…

– Это будет Бирхан.

Что? Тахбир подавился.

– Бирхан? – бессмысленно повторил он.

– Именно, – Бансабира вернулась за стол, потирая ладони. – Я перебрала всех, кого могла, и лучшего на эту роль не вижу.

– Бирхан, конечно, хорошо обучен, но он – военный наставник, а не полководец.

Бану кивнула снова:

– Поэтому его правой рукой станет Серт.

Тахбиру идея явно не нравилась:

– Серт слишком уж простоват для такой роли.

– В этом его достоинство, – поведала танша.

– Бану, лучше подумай насчет Руссы. Он бы больше подошел.

– Русса – командир "меднотелых", и будет им пока я живу, дядя. Никому другому я не доверю такую орду убийц.

– Раду…

– …будет возглавлять мою личную охрану. Им нельзя разбрасываться: как бы в мирное время он ни был никчемен, на поле боя он незаменим. Один, сам по себе, не как командир, а как боец. Но чтобы Раду ударил пальцем о палец, ему позарез нужно особое положение. И оно у него есть. Если на то пошло, можешь считать, должность старшего телохранителя я завела специально для него.

Тахбир вздохнул. С ней трудно.

– Я гляжу, ты все решила, – в голосе ахтаната слышалось неприкрытое недовольство. – Если так, зачем я здесь? Распоряжайся и я пойду.

– Второй, – Бансабира полностью проигнорировала тон родича. Перебесится и успокоится, – должен быть адмиралом. Поэтому этот пост займет Ном-Корабел.

Недовольство Тахбира и впрямь вышибло – крайним изумлением:

– Корабел? Бану, ему под семьдесят.

– Верно, и у него богатый опыт.

– Ты не понимаешь…

– Дядя, – резко осадила Бансабира. – В ближайшие десять лет Ном вряд ли потребуется нам на передовой. А, может, и умрет. За это время Тал обязан обучиться всем тонкостям кораблестроения и управления матросами. Он станет морским волком Яввузов, а до тех пор Ном придержит для него место.

Тахбир потерял дар речи.

– Правда, с назначением придется подождать, – видя замешательство дяди, Бансабира вела мысль дальше. – В скором времени мне опять придется покинуть чертог и отправиться в Гавань Теней, но когда вернусь, расстановка сил в танааре существенно изменится. Тал, тем не менее, должен отправиться на верфи к Ному уже на этой неделе. Тот сейчас занят весьма важным делом, лучшей возможности постичь науку морского управления изнутри не придумаешь. Заодно Тал разберется, чего я жду от своего адмирала. Поговори с сыном.

Тахбир ошеломленно кивнул, с трудом осмысляя услышанное.

– Но для начала, – оценив бессмысленный взгляд дяди, направленный куда-то сквозь нее, танша подумала, что, может, стоило быть тактичнее, – поговори с Итами. Тал ваш старший сын, не думаю, что она готова расстаться с ним так внезапно.

– Точно, – глухо отозвался Тахбир, поднимаясь из-за стола.

Бансабира, наблюдая, улыбнулась в душе: лучший способ отвлечь человека от горестных чувств – огорошить делами.

– Я тогда пойду, – хмурясь, кивнул Тахбир и, выслушав прощание племянницы, направился к двери. Взявшись за ручку, он вдруг замер и оглянулся на Бансабиру.

Танша не провожала глазами дядю. Она снова переменилась в лице, став непринужденно-надменной и безучастной к происходящему.

– Так ты и не сказала, – заговорил мужчина. Бансабира подняла голову от каких-то бумаг, безмолвно спрашивая, что он хотел, – под каким предлогом сместишь Видарну, чтобы освободить генеральское место.