Текст книги "Подари мне себя до боли (СИ)"
Автор книги: Аля Пачиновна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 34 страниц)
Глава 29 (часть 1)
You make my body feel like heroin
Until you wake asleep
You’ve gone too far
Gone too far
Oh, my God
You move too fast
Move too fast
Oh, my God
You’ve gone too far
Gone too far
Oh, my God
MXMS «OMG»
Вот так живет себе одна маленькая девочка и горя не знает. До поры до времени. А потом «бац!» и в ее жизни начинаются какие-то «пятьдесят оттенков».
Да какие там пятьдесят! Шестьсот шестьдесят… шесть! И не серого! А темно-красного. Все, какие есть – от цвета корриды до чёрной крови на песке…
И ладно бы, она была в восторге от… жанра! Но фильм, на который они таскались с Нелькой ещё студентками совершенно не впечатлил. Всеобщего экстаза, возглавляемого королевой факультета – Самойловой Настей, Соня не разделяла. Та ходила на каждую часть по три раза, зачитала до дыр книги и поставила себе цель – обзавестись личным Греем, о чем даже несколько раз громко заявляла вслух. Соня тактично опускала ресницы и вздыхала. Благодаря очередному голливудскому выкидышу, благородный, романтичный капитан Грей из девичьих грёз об Алых парусах, превратился в обожаемого всеми слащавого, перверта с кучей комплексов и расстройств личности, который, к тому же, ещё и дерётся. Самойлова, да и сама Нелька, как бы она не скрывала этого от подруги, видели на экране отредактированную временем нравами сказку про Золушку. Соня помалкивала. А все потому, что в детстве мама читала ей правдивую нетленку про «Синюю Бороду», в плену которого пропадали наивные женщины, а не сказочку про замарашку, которой сладкий принц примерял хрусталь на ножку.
– Никогда не пойму вас, девчонки, – как-то неосторожно брякнула Соня. – Это больные отношения. Как можно всерьёз мечтать о таком извращенце, как этот ваш Грей?
«Никогда»! Это слово нужно было вычеркнуть из вокабуляра ещё в детстве, высечь вместе с его производными, наложить вето, секвестр, санкции и не произносить его вслух, словно страшное проклятие! Но слово – не воробей, а судьба знает способы пошутить над излишне эмансипированными и самоуверенными барышнями. Взяла и материализовала озвученную Самойловой мысль в Сониной жизни. Бабах! Нате – жрите, не подавитесь.
Она с трудом открыла глаза и не сразу сообразила, какое время суток за окнами.
Солнце больше не било в стёкла бетонной лофт-пещеры Моронского. Оно было ещё высоко, но чувствовалось, что светило несколько устало и скоро начнет клониться ко сну…
Стоило только вспомнить, где она очнулась и рядом с кем, как сознание всполошилось, наполнилось вспышками образов, картин, слов и эмоций.
Соня зажмурилась до рези под веками и рвано втянула воздух, задохнулась в растерянности, не зная, куда себя деть.
Стыдно было, горячо, запретно. Запредельно!
Такого просто не может быть! Такого просто не бывает! Это было не с ней! С кем угодно, но не с ней…
Она даже предположить не могла, что все это пошлое, дикое, что показывают во взрослых фильмах и что она видела на тех картинках у Нелли в галереи, может быть на самом деле. С ней! Это не плод извращённого воображения. Не чья-то фантазия. Не продукт порно-индустрии. Это все было по-настоящему! И самое главное: она позволила с собой всё ЭТО сделать! Безропотно. С покорной смиренностью. Приняла наказание.
И сгорела в ощущениях. Получила удовольствие от того, что должно было вызвать, как минимум, возмущение. Смесь боли, стыда, возбуждения и кайфа сложились в комбинацию химических элементов, подчиняющую разум, выкручивающую все чувства на полную катушку. Если бы можно было синтезировать эту комбинацию в порошок, таблетку, жидкость, все забыли бы про кокаин, героин и другие психотропные вещества. Один минус: привыкание стопроцентное с первой же дозы. Зависимость – неизлечима.
Какой там блёклый мистер Грей с его выстиранными оттенками? По сравнению с Моронским киношный садист – просто задохлик с наклонностями. Не более. Много шума из ничего.
Позади сопел настоящий доминант. Животное. Она терпела тяжеленную ножищу Моронского у себя на левом бедре, ощущала его жар всем телом, закипала в напалмах его храпа. «Интересно, а когда он один спит, он куда ногу закидывает?» Почему-то мысль, что он может спать не один и не с Соней вызвала спазм в солнечном сплетении. Сердце зашлось. Соня сделала пару глубоких медленных вдохов и выдохов.
Мамочка! Куда она летит со всей дури?
Мамочка!!!
Соня в ужасе вытаращила глаза. Она же ей так и не позвонила! То есть, мама уже сутки не знает, где ее дочь и все ли с ней хорошо? Она же там с ума сходит!!!
Софи аккуратно поерзала, расшевелила придавивший ее шлагбаум и начала медленно выползать из-под Моронского, миллиметр за миллиметром двигаясь к краю кровати.
– Куууда?! – вдруг сонно рыкнул зверь и сжал в лапе Сонины волосы, когда финишная линия была уже совсем близко.
Она вынуждена была упасть на лопатки. Над ее лицом тут же возникла бородатая физиономия с глазами-углями.
– Куда это ты собралась? – прохрипел Моронский.
– Мне… я… телефон…
– Зачем тебе телефон?
– Мне маме надо позвонить. Она меня потеряла со вчерашнего вечера.
– А… – он ослабил натяжение Сониных прядей и резко перекинул ее на себя, усаживая сверху, – не кипишуй, она знает где ты.
Соня часто заморгала и замерла, забыв про смущение в надежде, что ослышалась.
– Это шутка такая, Моронский?
– Да, какие уж тут шутки, Орлова?
– Но… з-зачем? К-как?
«Ну, кто тебя просил, а?!» Соня ведь приготовилась прикрыться Корнеевой, соврав, что ночевала у подруги. Теперь мама перестанет доверять ей, и, что ещё хуже, начнёт презирать её за слабость, как… как Анну Каренину.
– Затем, что она звонила несколько раз. Я ответил, – он пальцами слегка провёл вверх-вниз по ее соскам, закусив губу. Соня сейчас только обратила внимание, что его верхние резцы едва заметно длиннее остальных зубов и это придавало его редкой улыбке какую-то легкую детскость. – Сказал, чтобы не теряла, – медленно выговорил Макс, играя с Сониной грудью, – у тебя все просто замечательно, несмотря на то, что ты в сексуальном рабстве.
Моронский погладил ее плечи, вернулся к груди. Сжал пальцами соски.
– Чего? – Соня пыталась игнорировать поднимающееся волной возбуждение. Не до него сейчас. – Ты серьезно?
– Абсолютно! – руки Макса замерли на талии у Сони. Он смотрел на них, будто изучал контраст текстур и оттенков. На фоне нежного медового атласа ее кожи его смуглые татуированные кисти смотрелись двумя дубами, молодыми, но сильными, с бороздами жизненного опыта, отметинами бурной юности, чередой любовных побед, разорванного в клочья белья… Руки Макса говорили о нем громче слов. Именно его руки – первое, что увидела Соня тогда в галереи. Именно они тогда и пленили. Сразу. Ещё до того, как она осознала опасность, исходившую от этого мужчины.
Глаза Макса сузились, заполнились до краев темнотой. Цепким взглядом факира он гипнотизировал ее, словно кобру и Соне, вдруг, отчаянно захотелось посмотреть на себя в зеркало. Она, как-то, не привыкла к таким пристальным взглядам спросонья.
Она опустила глаза, отвела смущённо взгляд в сторону и впилась зубами в губу. Привычный алгоритм капитуляции. Усиленно подавляя стыдливость, Соня снова заглянула в тёмную гладь омутов. Ни одно зеркало не было бы и на сотую долю так правдиво, как его глаза. Сама она обязательно бы нашла к чему придраться. Но он смотрел на неё так… будто, на данный момент она была самой… «охуительной телкой» в его вселенной.
– Макс, пожалуйста… скажи честно, что ты ей сказал?
Моронский переместил ладони с талии на Сонины ягодицы и сжал, впиваясь сильными пальцами. Совсем не нежно. Хотя кожа там ещё саднила. Отвлеченная движениями его рук, она не успела ничего осознать и отреагировать. Макс приподнял ее над собой и быстро надел сверху на своё, готовое к бою орудие.
– Ох… – Соня задохнулась. Горячая волна сильного возбуждения окатила ее снизу вверх. Подкатила к горлу, придушила, отпустила. Внизу распирало сладкой болью. Ощущение почти разрывающей заполненности затопило каждую клеточку ее организма.
Чувства на грани. Соня замерла, боясь пошевелиться. А вдруг она не выдержит и треснет пополам?
– На, сама позвони и спроси, – он нашарил под подушкой свой телефон и протянул ей. – Давай. Вот так, не меняя положения. Звони. А я послушаю.
Он пошевелил бёдрами, сильнее прижимая Соню к себе, входя глубже. Хотя, куда уж глубже? По спине прокатилась блаженная рябь.
Господи. Что он делает?!
Соня взывала к той части мозга, что не успела ещё стать киселём, пытаясь вспомнить номер мобильного мамы. Путаясь в цифрах, стала набирать. Вроде все правильно. Тыкнула вызов.
– На громкую! – выпалил Моронский.
Соня помотала головой.
– Я сказал, на громкую! – отрезал он и резко подал бёдрами вверх, толкаясь ещё глубже в Соню. Внизу все сжалось в спазме и новая волна возбуждения прокатилась до горла, обдала щеки кипятком. Влага хлынула из неё водопадом.
Она включила динамики.
– Алло? – раздалось из телефона.
– Мам…
Моронский ещё раз толкнулся в неё, но уже не резко, а мягче, скользя в обильной смазке.
– Да. Соня?
– Мам, ты как? Мне… у меня все… хорошо… – ещё толчок. Соня непроизвольно зажмурилась и закусила губу. Задержала дыхание.
– Я слышу, Соня…
Макс криво усмехнулся и активнее начал вращать бёдрами под Соней.
Вот ведь беспринципный тип! Ничего святого!
– Ну, мааам… – не получилось у Сони протянуть это жалостливо, как в детстве, когда мама обижалась на дочь за не съеденный суп. Получилось простонать. Очень красноречиво.
– Наслаждайся моментом, девочка моя. Судя по всему, от тебя там ничего не зависит, – сказала мама и отключилась.
– Пока… – шепнула Соня в погасший экран.
– Молодец у тебя мама! Умная. Не то, что ты…
Моронский выдернул у неё из рук телефон, откинул. Взял Сонины руки в свои, переплел свои пальцы с ее. Сделал ещё пару сильных движений вверх.
– Теперь подвигайся сама. Ты же в первый раз на мне сверху? Нравится?
Соня чуть поднялась на коленях над Моронским, и аккуратно опустилась до конца, вжимаясь задницей в его бедра. Снова поднялась и опустилась уже смелее. Поерзала вперёд и назад.
– Нравится… – довольно протянул Макс, не дожидаясь ответа.
Он закатил глаза. За руки потянул ее к себе на грудь, подхватил Соню под ягодицы и, как поршень, начал вбиваться в неё снизу вверх, двигая ее за бедра к себе навстречу.
– Ох, хорошо! Охуенно! – пророкотал Макс, не останавливаясь.
Он резко, со шлепком, опустил бедра Сони вниз на себя и с силой прижал.
Это было настолько глубоко, что было бы больно, если бы не было так хорошо! Соне не хватило. Ей нужно было ещё таких движений.
– Ещё… – тихо, несмело попросила она, когда он перестал вжимать ее в себя так сильно.
– Что? – Макс даже голову поднял над подушкой.
– Ещё так сделай, – сказала Соня и покраснела.
Макс криво усмехнулся.
– А волшебное слово?
– Пожалуйста, – сгорая от нетерпения выстонала она.
– Пожалуйста что?
Он издевается?
– Пожалуйста. Сделай. Так. Ещё.
– Сделать как?
– Трахни меня, Моронский, я больше не могу… – не выдержала Соня.
– С-с-сссскка! – выдавил сквозь зубы Макс и поднял Сонин зад над собой. Резко опустил и придавил. Поднял опять и снова с силой насадил на себя и прижал. И когда она начала сжиматься вокруг него, ускорил темп. Соня вскрикнула. Макс, не сбавляя скорости, не останавливаясь ни на секунду, обхватил правой рукой Сонино горло и чуть отстранил от себя, чтобы они могли видеть друг друга. Она уже сама двигалась на нем, крутила бёдрами в агонии, повинуясь древним, глубинным инстинктам самки.
Грудь Макса тяжело вздымалась. Челюсть сжалась, на лбу проступили капли пота. Губы приоткрыты. Брови домиком.
Вдруг он замер. Запрокинул голову. Вены на шее вздулись. Макс выгнулся, притянул Соню за горло к себе ближе и она увидела, как лицо его за мгновение меняется. Вот, только что ему, как будто, было плохо, а сейчас уже нереально, крышесносно ХОРОШО!
Соня рухнула ему на грудь, уткнулась носом в шею, вдыхая его запах и подрагивая.
– Отличное начало дня! – сказал Моронский, отдышавшись, и пустил руки бродить по Сониной спине.
– Моронский, какое начало? Солнце садится, – пробубнила она ему в шею.
– У меня, когда я встал, тогда и начало.
Когда Соня вышла из ванной, завернутая в полотенце, Макс сидел на краю кровати, напротив стеклянной стены. Мощная спина его чернела на фоне вползающих в комнату сиреневых сумерек.
– Макс, – тихо позвала Соня.
Он обернулся.
– Ты не хочешь поговорить о том, что вчера было?
– Это о чем? Что было вчера?
– В шафране…
– А это… – отмахнулся он, – нет, не хочу. Я уже все обсудил с твоей задницей. Надеюсь… – он сощурил глаза, – Очень надеюсь, что она меня поняла.
Соня поджала губы. Оправдаться не получится. Да и это было бы глупо.
Макс поднялся с постели, медленно, походкой тигра двинулся к Соне. Подошёл вплотную. Стянул полотенце. Взял за плечи, развернул к себе спиной и толкнул на кровать.
– Мааакс… – попробовала возразить она, сомневаясь, что выдержит ещё одну атаку.
– Ш-ш-ш, – прошелестел он ей в ухо, – не трону, расслабься. Лежи смирно.
Он куда-то отошёл, но быстро вернулся. Что-то щёлкнуло. И через секунду Соня почувствовала на своих ягодицах что-то влажное и прохладное, а затем и ладони, осторожно размазывающие это что-то по ее попе. Запахло чём-то косметическим, весьма брутальным.
– Что это?
– Крем после битья.
Он аккуратно, очень нежно гладил Сонины ягодицы, не упуская возможности скользнуть пальцами между ними. И ей казалось, что это длится уже целую вечность. Терпеть это было невыносимо. Ощущения обостряла ставшая очень чувствительной после порки кожа. Соня даже незаметно закусила указательный палец, пытаясь сдержать стон.
Да что с ней такое? Как такое возможно? Почему она постоянно его хочет?!
В холле что-то звякнуло.
Макс чертыхнулся.
– Это Игорь. Пиццу притаранил. Ща похаваем!
И соскочив с постели, на ходу натягивая боксеры, вышел из спальни.
Соня тоже поднялась. Нашла своё полотенце и обмоталась. Прикоснулась к пылающим щекам. Подула себе на лоб. Что он делает с ней? Что она сама делает?
– Соня! – раздалось снизу. – Пошли пожрем, пока она горячая!
Моронский шмякнул на тарелки по огромному треугольнику пиццы.
– Давай! – жевнул он.
Соня и правда была голодная. Она потуже затянула полотенце над грудью, присела на краешек высокого барного индастриал-стула. Взяла двумя руками кусок пиццы и осторожно укусила за краешек.
Моронский активно жевал, жадно заглядывая за махровый узел над Сониной грудью. Проглотил, не отрывая от неё взгляда, откашлялся и сказал:
– Хотел тебя, – он глотнул минералки из пузатого фужера, – покатать на байке по ночному городу. Но одежда у тебя, – он кивнул на полотенце, – вообще не одежда. А ту розовую хуйню я велел сжечь.
У Сони пицца встала поперёк горла. Она тоже схватила фужер с водой. Хлебнула. Проглотила.
– Оно, вообще-то, от Кавалли! – она дёрнула плечиком и закусила губу.
– От Кавалли, блять?! – рявкнул он. – Вот в нем тебя бы и отковалли все трое! Один там, правда, больше по мальчикам. Но для разнообразия и твоя жопа бы сгодилась.
– Макс…
– Да. Закрыли тему! – отрезал Моронский.
Он прожевал ещё кусок, запивая водой из бокала.
– Завтра поедем, купим нормальных шмоток тебе, – сказал он обыденно, закуривая чёрную сигарету.
Она хотела возразить, но не успела, Макс не дал.
– А пока вот, – он с сигаретой во рту нырнул куда-то за подушки дивана и извлёк несколько брендовых пакетов. – Времени особо не было. В первом попавшемся магазине здесь внизу купил. Если что-то не подойдёт, можно завтра поменять. Главное, не в полотенце туда прийти.
Соня смотрела на пакеты и не знала, что делать. Как реагировать? Как это выглядит? Как расценивать? Он изъявил желание ее приодеть? Она, типа, замухрышка, которую надо теперь довести до кондиции, подтянуть до уровня хозяина? Чтобы не позорила венценосного? И что ей на это сказать?
«Тоже мне, принц с хрустальным башмаком!»
– Соня! У меня сейчас сигарета усы спалит! Может, возьмёшь пакеты?
И она взяла. А куда деваться? Не ходить же, в самом деле, в полотенце.
Первый попавшийся магазин – Шанель. Он все купил в одном месте. Вплоть до нижнего белья. Сам? Простые, светло-голубые джинсы-скинни, простая белая футболка, толстовка нежно-голубого цвета, белая бейсболка. Зачем? И белье, нежно-голубое. В коробке белые с чёрным кроссовки, носки.
– Ты сам это купил?
– Ну нет, Игоря послал, – съязвил Моронский. – Он же у нас икона стиля!
– Я к тому, что это не ты выбирал.
– Почему это?
– Ну, ты б все чёрное купил. По крайней мере, белье точно.
– Дедукция – не твой конёк! – с наигранной важностью проговорил Моронский, выдыхая дым. – Я вообще ничего не выбирал, просто попросил что-нибудь не розовое. А белье… это просто по акции продавалось. Со скидкой.
Ну, и как к нему относиться? Вот, что он за человек? Как он так умеет? Задевает людей по касательной. Показывая им их место. Тонко уел!
– А это на сдачу дали, – он шлёпнул на стол коробочку с тем же логотипом бренда на крышке.
– Что это?
– Понятия не имею, – пожал он плечами. – Говорю ж, на сдачу. Как спички.
Соня открыла. На подушке поблескивали золотые серьги– гвоздики в виде знаменитого шанелевского клевера с чёрным камушком в его середине. И цепочка с подвеской тем же клевером с камнем.
– Ну, допустим, одежда ладно, она нужна. Но вот спички, – она одним пальцем подвинула Максу коробку, – верни, пожалуйста, в магазин.
– Сама возвращай! – Макс даже не взглянул на коробку. – Хрен только они у тебя их возьмут без чека.
– Зачем ты это делаешь, Макс? – спросила серьезно Соня.
Макс опустил глаза, посмотрел на ее голые ступни. Склонил голову набок, покрутился на стуле. Потом поднял взгляд на Соню и сказал коротко:
– Я хочу!
И поднимаясь со стула, тоном, не терпящим возражений, добавил:
– Одевайся и поехали!
– Куда? – похолодела Соня. Она думала, про байк он пошутил.
– Я же сказал, кататься по городу.
Соня в панике подскочила, и не зная, за что хвататься: за полотенце, чтобы не потерять его, или за пакеты, посеменила за Максом по лестнице, чудом удерживая и то и другое.
– Я не могу! – лепетала она. – У меня… у меня попа болит!
– Не ври, Орлова! – бросил он из-за плеча, – Было бы это так, ты бы не скакала на мне, как бешеная, два часа назад.
Глава 29 (часть 2)
My heart beats in patters to the broken sound
You’re the only one that can calm me down
My head spins in circles so I’m dizzy now
All of this time I should’ve figured it out
I’m a free animal, free animal
Free animal, free animal
My heart beats in patters to the broken sound
Free animal, free animal
You’re the only one that can calm me down
You get what you came for, what you stayed for
I only know how to satisfy your craving
This is what you crave
Know what you’re made of, what you’re made of
Flesh and bones won’t lie
They won’t lie
Free animal, free animal
Foreign Air «Free Animal»
В экстремальныех видах досуга, как в способе пощекотать смерти пятки ради очередной дозы вкуса жизни, Соня Орлова не нуждалась. Она и без того ощущала себя достаточно живой и менять ничего не собиралась. Ей хватало тихих вечеров с книгой и танцев, чтобы хотелось встречать новый день.
Но Макс… он, будто, спешил жить, охапками хватал все, что предлагала ему Вселенная, вдыхал полной грудью и не только привычный всем O2… Она смотрела на него и… восхищение душило её, подступая соленым морем к глазам. Такие люди, как он, на самом краю жизни говорят: «Спасибо, это было круто! Я не прочь повторить!»
Верхом на загривке чёрного зверя, игнорируя дрожь в коленях, она искала в этом мероприятии хоть один плюс. И нашла.
Определённо.
Она стеснялась проявлять инициативу в ласках. Даже не стеснялась – боялась. Боялась показаться нелепой и смешной со своими нежностями. Хотелось, но не хватало храбрости просто прикоснуться к нему, обнять или поцеловать. Казалось, что этого всего ему не нужно. Казалось… нет, она была уверена, что всё выходящее за рамки коитуса и прелюдии к нему, Макса не интересовало.
Да, по правде говоря, она и сама не хотела признаваться ему в этом желании.
Когда ему нужно – он сам прекрасно берет, особо не спрашивая. Зачем навязываться?
Поэтому, только сидя на байке за Максом, можно было без стеснения, отринув дурацкие условности и гордость, обнимать его крепко, льнуть к нему, забираться ладонями под футболку, щупая горячий, твёрдый торс, кончиками пальцев перебирать короткие жесткие волоски на груди. Оправдывая себя тахофобией.
И вдыхать его запах.
Уникальный.
Если бы у Моронского был собственный парфюм, он бы звучал, как его куртка: кожей, бензином, табаком, марихуаной и тестостероном. Как пахнет, и пахнет ли вообще тестостерон, Соня, конечно же, не знала. Но те звериные, первобытнее, самцовые волны, исходившие от Макса, вполне подходили под это определение.
В общем… она так увлеклась смакованием плюса, что совершенно забыла про минусы: страх, скорость, ветер. Пока ехали по улицам города, Соня даже начала испытывать что-то вроде удовольствия. Крутила головой, рассматривая витрины магазинов, подсвеченные здания, людей, не желающих тратить эту ночь на сон, так же, как они.
Пока Макс не выехал на магистраль и душу снова не сдуло в пятки. Соня сильнее вжалась в него, спрятала голову за его широкой спиной, зажмурилась и молилась о том, чтобы они поскорее уже приехали куда-нибудь.
«Куда-нибудь» оказалось старой, заброшенной телевышкой, построенной на высоком холме, окружённом хвойным леском. Соня и не подозревала, что с него может открываться такой потрясающий вид на город!
– Как красиво! – сказала Соня, снимая шлем.
– Нравится? – Макс снял свой.
– Очень! Это потрясающе! – Соня смотрела, как под чёрным куполом неба пылает огнями и поёт сиренами мегаполис.
– Дарю!
– Спасибо, – машинально ответила Соня.
– Только с одним условием…
– Каким? – она обернулась.
– Это секретное место, никто не должен о нем знать. Только я. И теперь ещё ты знаешь.
Он подошёл ближе, встал сзади. Губы его почти касались Сониного затылка. Когда он снова заговорил, его горячее дыхание обожгло кожу головы.
– Подарки не передаривают, Соня. Если ты понимаешь, о чем я…
Да, да конечно. Интересно, какая по счету Соня дурочка, из тех, кому он втирал эти сказки?
Скольких сюда привозил? Скольким это «подарил»? Секретный секрет, никому и никогда, ты первая, теперь это наше место… Ну, ладно, про «наше место» это Соня загнула. Такого он не говорил. Но, всё-таки, неужели она и правда выглядит такой наивной дурой, на уши которой можно бессовестно вешать эту лапшу?
Что-то она разошлась…
Когда-нибудь, когда Соня перестанет трепетать перед ним, теряя дар речи, станет смелее, она скажет ему что-нибудь типа… вроде…
Ничего умного в голову не шло. Кроме…
– Подарки можно и вернуть…
Макс сделал шаг, обходя Соню сбоку. Смерил ее одним из своих странных, тяжёлых взглядов, явно хотел что-то ответить, но его сбил телефонный звонок из внутреннего кармана куртки.
Он выругался, взглянув на экран.
– Дрын, если хуйня-вопрос ты завтра вернёшься в банк кофе разносить, – сказал Моронский и надолго замолчал.
– В общем, меня детали мало интересуют, – снова заговорил он, – Мне нужно, чтобы вы решили вопрос с ментами сами. Не разрулите, завтра – весь персонал пойдёт на улицу раздавать рекламки возле Макдака.
Он нажал отбой. Ещё раз витиевато выругался.
– Ну ни хрена не могут! Стоило оставить их на сутки…
Соня хотела спросить, что случилась, уже рот открыла, но Макс поднял ладонь, жестом останавливая ее. Слова зависли на языке. Он снова поднёс телефон к уху.
– Приветствую, Сергей Семенович. Извиняюсь за поздний звонок, – Макс глянул на циферблат часов, – да, дела неплохо в целом – продолжил он после паузы, – как раз по этому поводу звоню. У меня в Ришелье ваши гвардейцы решили в мушкетеров поиграть. Выпили, закусили. Отказались платить. Устроили пальбу. Все в духе Дюма…. Да. Полчаса назад. Там у меня наряд уже работает. Собственно, это и есть главная проблема.
Он опять замолчал. Отошёл на пару шагов. Соня любовалась им украдкой. Высокий, статный. В чёрной коже. Каждое его движение, каждое слово выдавали в нем человека сильного, властного, умного, мгновенно принимающего решения.
Он слушал что-то в телефоне и тоже разглядывал Соню. Медленно поднимал взгляд снизу вверх, скользил по ногам, будто просвечивал насквозь одежду, ощупывал силуэт девушки. Когда он поднял взгляд выше, задержался на ее лице, Соня опустила голову и уставилась на кроссовки. Невозможно было выдерживать его пристальный взгляд дольше нескольких секунд.
– Да, спасибо, – услышала она голос Моронского снова, – я знал, что мы поймём друг друга. Единственная просьба… мне не нужна огласка. Можно сделать это так, чтобы ни мое имя ни мой ресторан не фигурировали? Даже не упоминались!
Он опять замолчал. Походил. Сунул руку в задний карман. Достал чёрную плоскую коробочку, зубами вытянул из неё сигарету.
– Спасибо, не сомневаюсь. Доброй ночи.
Он облокотился на байк, подкурил, глубоко затянулся сразу шумно выдохнул.
– Проблемы? – тихо пискнула Соня.
Он коротко мотнул головой, сжал челюсть.
– Не важно. Иди сюда, – твёрдо, властно сказал Макс.
Соня поежилась. Но подошла. А был выбор?
Зажав сигарету в зубах, Моронский поднырнул руками ей под край футболки и по-хозяйски начал там шарить. Скользнул за спину, ловко расстегнул лифчик, грубо смял грудь ладонями. Одну руку вытащил, чтобы перехватить пальцами сигарету. Другой продолжил рыскать за пазухой у Сони. Грубо, дерзко, как у продажной девки.
И Соне бы задуматься, почему ей это нравится, но…
– Почему «Ришелье»? – спросила она, чувствуя, как сознание ускользает. Может, если говорить о чём-то интеллектуальном, оно как-то замедлит своё бегство?
– В детстве запоем читал. – Макс бросил сигарету и затоптал. Юркнул пальцами за пояс ее джинсов, провёл вдоль, забираясь глубже. – Уже тогда он казался мне самым адекватным из всех персонажей. Государственник, которому всю жизнь мотали нервы четыре алкоголика, дегенерат в короне и три проститутки, – все это он сказал, расстёгивая на Соне штаны и стягивая их с бёдер. Вместе с трусами.
– Он всю жизнь безответно любил Анну! – выдохнула Соня, когда Моронский резко развернул ее и нагнул над корпусом байка.
– Единственный его минус! – он покрыл поцелуями ее ягодицы.
А потом Соня услышала, как вжикнула молния на брюках Макса. Тяжёлая лапа Моронского опустилась Соне на поясницу и придавила к холодной коже сидения. Лапа скомкала край толстовки и футболки и одним движением задрала их до лопаток. Пятерня медленно поползла вниз вдоль голой Сониной спины туда, где она расходилась. Джинсы съехали до колен.
Она обязательно бы спросила себя, почему ведёт себя так, почему позволяет ему вести себя так с собой. Если бы не большой палец Моронского, проникший между ее складками, размазывающий обильно проступившую влагу.
– Люто мокрая Соня, – шепнул он, наклонившись к Сониному уху, – очень хорошо тебя понимаю. – Он прикусил мочку ее уха. – Тоже хочу тебя люто!
Она почувствовала у самого входа горячую, гладкую головку. Макс медленно водил ею вверх-вниз по губам, скользя от клитора до попки и обратно, с каждым движением усиливая нажим. Соня заерзала в нетерпении. Макс несколько раз пошлепал ее по попе членом, снова скользнул к входу.
– Ну, ты бомбовая! – хрипло отвесил комплимент и вошёл, заполнив ее полностью.
Соня сжалась там. Выгнулась, подставляясь задом, как кошка. И заскулила, когда Моронский начал двигаться. Медленно и глубоко, задерживаясь внутри.
Левой рукой Макс схватился за ее грудь. Теребил поочерёдно соски. Правую спереди опустил ей на лобок, пальцами нащупал розовую горошинку клитора и начал ласкать, кружить кончиками пальцев, толкаясь в Соню сзади. То грубо и резко, то нежно и медленно.
Соня готова была раствориться в ощущениях, улететь, разлететься, но он удерживал ее на грани, не давал соскользнуть. Мучил. Изводил. Он будто предвидел тот момент и всякий раз останавливался у входа, продолжая ласкать рукой киску.
– Нам хорошо, потому что мы очень плохо себя ведём… Соня.
Джинсы, спущенные до колен мешали развести шире ноги. А ей хотелось их развести, чтобы лучше чувствовать, глубже впускать в себя его. Ей не хватало. Хотелось, чтобы он сильнее, глубже врезался в неё.
Поэтому, Соня начала нетерпеливо двигаться назад, навстречу бёдрам Моронского, потеряв всякий стыд. Ничто больше не было так важно, как то, что она ощущала между ног. Первобытное. Животное. Инстинктивное желание покориться сильному властному самцу. Принадлежать. Сдаться. Поддаться. Прогнуться.
Отдаться…
– Я знаю, что ты кайфуешь! Тебе нравится, когда я беру тебя так. Не спросив, – рычал сзади Макс. – Я же говорил. Зачем ты бегала от меня так долго? Соня…
Он шумно выдохнул ее имя туда, где прорезались крылья, обхватил руками ее голые бёдра и сам стал натягивать ее на себя. Сонины ягодицы со шлепком бились о его мощные бедра. И ей хотелось кричать, вопить, но она боялась – вдруг кто услышит.
– Дай мне руки! – приказал Моронский.
Макс сцепил ее запястья своими ладонями в замок над ее поясницей, как наручниками, и ускорился еще. Ее болтало и бросало над сидением байка вперёд и назад. Грудью и животом по кожаной обивке. Грязно. Запретно. Горячо.
– Бомбита моя! – сквозь сжатые челюсти выдавил Макс. – Видела бы нас сейчас твоя мама! Видела бы она тебя… – он продолжал неистово вдалбливаться в нее.
Макс отпустил ее руки, прильнул к ее спине, накрыл ладонями ее грудь, сжал. Соня почувствовала укус сзади на шее. Больно. Но внутри острой стрелой прошило от низа живота до того места, где смыкались на коже зубы зверя.
– Ты не киса совсем, Соня. Ты тигрица дикая. Только маленькая ещё. Я тебя выращу. Воспитаю правильно… – бормотал он ей в затылок между укусами и толчками. – Давай! Кончай! Отпусти себя!
Он сильно двинулся в неё. Замер. Отстранился мучительно медленно. Снова резко толкнулся вперёд до конца, растягивая ее в длину до самой души. И Соня вспыхнула внутри. Светом тысячи солнц. Сжалась, распрямилась, выгнулась. Закричала, не узнав себя. Разлетелась эхом над миром.
– Тихо, тихо, не шуми, маму разбудишь – прошептал Макс и быстро вышел, не дав Соне докайфовать, не дождавшись, когда закончатся все ее спазмы. – Мы же не хотим испачкать новые трусики?
Он быстро поднял ее и развернул к себе.
– Давай ротиком, – неожиданно ласково произнёс зверь, – я быстро.
Горячий, влажный, очень твёрдый он вошёл в ее рот, направляя ладонью ее голову на себя. Всего два глубоких толчка в горло и он выстрелил, притянул и сильно прижал ее к бёдрам за волосы.
Отпустил ровно за секунду до потери сознания. Быстро и легко подхватил ее за талию, опустил на сидение, прижав ее голову к своей груди. А Соня хватала ртом воздух с запахом их безумия, ощущая во рту терпкий вкус… той самой жизни.
