Текст книги "Подари мне себя до боли (СИ)"
Автор книги: Аля Пачиновна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 34 страниц)
Глава 7
Kill me
Lie to me
Curse me
Do it one more again
Drink me
Freak me
Hate me
As you never before
Love me
Pray me
Break me
Makin’ it for yourself
Wash me
Hold me
Fuck me
«Drink me»
– Уволил, прикинь! Всех до единого, кто работал в тот вечер у-во-лил. – Девушка-бармен пыталась разговаривать с одной из посетительниц бара клуба «Стекло», перекрикивая грохочущую музыку.
– Охренееееть! – протянула ее знакомая, выпучив глаза.
– Самодур! – резюмировала девушка, смешивая для Сони два безалкогольных мохито. – Правда с хорошим выходным пособием уволил и рекомендациями. Ваш мохито! – толкнула она Соне высокие бокалы с мятной жидкостью и дольками лайма.
Софи забрала бокалы и пошла искать Нельку.
С великим трудом и потратив пару миллионов нервных клеток, Соня все же позволила подруге вытащить себя из дома в эту субботу. Да ни куда-нибудь, а в «Стекло». Правда, она заставила Нельку поклясться самым дорогим, что у нее есть – ее первыми и пока единственными туфлями от Маноло Бланик, что Моронский точно никогда не появляется в этом клубе.
– Я тебе клянусь, – горячо заверяла подруга, шлепая себя ладошкой в грудь, – делать ему там нечего среди плебеев, вроде нас. И потом, как он узнает, что именно сегодня ты там появишься? Ну, не следит же он за тобой?!
Ладно, не пропадать же халявным пригласительным, которые каким-то чудом свалились на Корнееву.
Сама-то Соня, конечно, предпочла бы до конца жизни схорониться под одеялом у себя дома. И никогда в жизни не встречать ни нахала Моронского, ни Лёву, решившего назначить Соню виновницей ситуации в ресторане, и вообще, не встречать больше ни одного мужика на свете! Игнорировать, как вид!
Клуб «Стекло» считался одним из самых пафосных и дорогих в городе. И интерьер полностью оправдывал его название. Стекло, хрусталь, зеркала, хром, серебро и чёрный глянцевый в белых прожилках мрамор. Все искрило, переливалось, блестело, отражалось, преломлялось и искажалось. У посетителей создавалось ощущение, что они все оказались внутри стеклянного фрактала. Кто это придумал, обладает хорошим вкусом и фантазией. Он ещё отделил лаунж-зоны прозрачными, приглушающими музыку беседками в виде восьмигранников, чтобы гости, находясь внутри этих «кристаллов», могли общаться, без риска надорвать голосовые связки.
Девчонкам повезло и они успели взять последнюю «стекляшку». Устроились. Пригубили коктейль и съели по роллу. Соня немного расслабилась и отметила про себя, что обычно чрезвычайно болтливая Неля уже минут пятнадцать молчит.
– Чего задумалась? – спросила Соня ее.
– Тебе честно или соврать? – Неля отхлебнула ещё из бокала.
– Ну, если ты мне подруга, то, наверное, честно давай! – пожала плечами Соня.
– Не могу определиться, завидую я тебе или сочувствую…
– Приехали! – Соня даже опешила слегка. Хорошо, что прожевать успела. – Теперь я не знаю как реагировать. Сочувствия я не хочу, а завидовать нечему. Я и врагу такого не пожелала бы.
– Так-то да… – ответила Неля, разворачиваясь всем корпусом к подруге, и быстро затараторила: – просто я тут подумала, что вот так проживёшь всю жизнь с каким-нибудь Левушкой, а на старости лет и вспомнить будет нечего. Пережить короткий яркий роман с таким горячим мужиком, как Моронский, это как увидеть Париж и умереть.
При упоминании о типе, который превратил всю последнюю неделю в ад, Соню как кипятком обдало. Да и за Льва обидно стало. В очередной раз.
– Ну, допустим, умирать я не хочу, да и Париж сейчас, говорят, этого не стоит. А Лёву ты просто плохо знаешь. Он просто очень мягкий, совершенно неконфликтный человек. – От лучшей подруги особенно было неприятно слышать критику в адрес парня, с которым Соня встречалась больше двух лет.
– Ой, ладно! – раздраженно махнула рукой Нелька. – «Он просто очень мягкий и неконфликтный человек» – пискляво передразнила ее Корнеева. – Тебя грязно облапали на глазах у этого мягкого, неконфликтного человечка и он же ещё неделю дуется пузырем, как будто это ты виновата и повод дала. «Ах, Соня, мне нужно побыть одному, подумать!». А ты сама неделю пластом валялась, вон какие круги под глазами залегли. Ты б хоть консилером подмазала что ли…
Соня достала из сумочки зеркальце и критически посмотрела на себя.
– Никто никуда не залег! – насупилась Соня. – Просто работы много, допоздна сидела над проектами и не выспалась. – попробовала оправдаться она.
– Ага! Называй это как хочешь, а Моронский показал тебе «ху» есть «ху» и отрицать ты это не можешь. Ну? Не можешь?
Соня молчала.
– Мужик, – продолжила Нелька назидательно, – должен уметь постоять за свою женщину, не боясь получить в торец и испортить прическу и маникюр.
– А что он должен был сделать? – вспыхнула Соня. – На дуэль его вызвать? С ним постоянно двое из ларца, одинаковых с лица. И не ты ли меня пугала страшными историями про потерявших рассудок поклонниц этого ММА? А теперь что, на тёмную сторону перешла? – упрекнула она подругу.
– А я от своих слов и не отказываюсь и ещё сто раз повторю – будь осторожна. Только постоянно бегая от него, ты скоро выдохнешься, дорогая.
– И что ты предлагаешь? – Соня не могла поверить, что слышит это от Нельки.
Но та тяжело вздохнула и покачала головой.
– Ой не знааааю. Боюсь, я плохой эксперт, у самой в личной жизни полный бардак. Но думаю сейчас ещё не поздно тебе поставить точку в отношениях с твоим Левой. Ты ж понимаешь, что это вообще не твой человек?
– Я вообще-то спрашивала про Моронского. – Тихо буркнула Соня и откинулась на диване, скрестив руки на груди.
– То есть, с Голубковым ты ничего решать не собираешься, так?
– С Голубкиным… – поправила Соня.
– Господи, Орлова, да какая разница! Как ты его не назови, а до твоего уровня твой Левушка никогда не поднимется! Это птица не твоего полёта!
– В смысле?
– Мыши сгрызли! Орлова, вот скажи, ты реально слепая или тупая? Ты на себя в зеркало смотрела? Ты пыталась со стороны посмотреть, как вы с Левушкой выглядите вместе? Ты знаешь, как вас в институте называли?
– Нет. И знать не хочу!
– Красавица и жап – это паж наоборот! – Нелька, будто не слышала Соню, если завелась – не остановишь. – И поверь мне, это ещё самое комплиментарное прозвище в отношении Лёвы! У нас на курсе вообще все недоумевали, что ты в нем нашла! Я всегда подозревала, а теперь уверена: Орлова, ты просто недолюбленная отцом девочка, которой мама внушила, что все мужики – козлы. Все козлы, а один Лёвушка – хороший мальчик.
– Ну, конечно, – фыркнула Соня и выпятила губу, не найдя аргументов в защиту ни себе, ни Лёве. Ни маме.
– И не возражай, раз уж я начала, то договорю! Он же первый, кто открыто начал оказывать тебе знаки внимания и заискивать перед тобой. А сколько пацанов хороших просто стеснялись подойти, боясь быть отвергнутыми тобой! Просто Лёве твоему мама всю жизнь в попу дула, какой он самый умный, самый красивый, самый-самый, и девочка у него должна быть самой-самой! Вот! – Нелька задрала маленький носик и тряхнула подстриженными под каре русыми волосами.
Помолчав полминуты, она придвинулась поближе к Соне, поскребла ногтем голую коленку подруги и притворно смущаясь спросила:
– Вот, прости за столь интимный вопрос, а как у вас с этим делом?
– Нормально у нас с ЭТИМ делом!
– Нормально, говоришь? А куни он тебе хоть раз делал?
– Корнеева!
– Что? Не знаешь что это такое? Кунилингус… Это когда…
– Корнеева! – перебила ее Соня и нервно поднялась с дивана. – Я знаю, что это такое, на выставке твоей просветилась.
– Вот, – подняла Нелли указательный палец вверх, – поэтому я и не знаю, что сказать тебе насчёт Моронского… С одной стороны хоть потрахаешься нормально, а с другой… есть риск втюриться и тогда все, считай – конец. До конца жизни осколков не соберёшь.
– Слушай, иди ты со своим Моронским! – Соня решительно шагнула к выходу из стекляшки.
– Ага, я б пошла, наверное, только больно нужна я ему со своими метр пятьюдесятью и минуспервым размером сисек.
– Ну, Нееель. – Соня снова присела рядом с подругой и обняла ее за плечи. – У тебя нормальный рост и размер вовсе не минуспервый. Пошли лучше танцевать, музыка здесь круть, конечно!
– Ладно, зато я могу есть все, что хочу и не толстеть, это моя суперспособность. – Нелька сунула в рот ролл и прожужжала: Иди одна, я догоню. Я с тобой рядом идти стесняюсь.
– Это ещё почему?
Соня встала и уже выходя из стекляшки услышала:
– Знаешь, как нас с тобой называли в институте?
Она покачала головой.
– Штепсель и Тарапунька!
***
В кабинете офиса Макса на рабочем столе лежала тонкая чёрная папка. Досье на овечку. Лежало досье уже неделю и было пролистано Моронским раз двадцать. Звали овечку Орловой Софьей Павловной – 24 года, не замужем, детей нет. Восемь лет студии современного танца – а это уже интересно! Закончила архитектурный. В данный момент фрилансит, занимаясь разработкой проектов дизайна интерьеров. Живет с мамой. Проблем с законом и здоровьем не имела. Медкарта, как у космонавта. В порочащих связях замечена не была. Ну, не считая отношений с Львом Арнольдовичем Голубкиным.
«Он ещё и Арнольдович, сука!»
– Да, девочка, что ж ты так поторопилась…
Моронский не связывался с девственницами принципиально. Предпочитал готовых на эксперименты, опытных женщин. Некоторым из них даже удавалось удивлять искушённого Макса элементами техники и изобретательностью в постеле.
Но странное дело! Думая об этой Софье Орловой, как о новой своей игрушке, Макс жалел, что первым уже не будет. И это было новое для Моронского чувство. Нет. В том, что он возьмет ее и довольно скоро, сомнений не было. Но, сама мысль, что кто-то трогал его девочку неприятно скребла по самолюбию, как пенопластом по стеклу.
Однако, вспыхивала, дрожала, трепетала она перед ним, как самая настоящая целка. Как будто не горела она никогда раньше от желания. Как будто только Макс будил в ней женщину. И весьма страстную.
Моронскому, нравилось наблюдать, как она теряется в его присутствии. Ещё там, в галерее, он, признаться, не ожидал такой бурной реакции, а потом его самого как разрядом прошило.
А ведь ставил сначала на то, что слово за слово и прямо из галереи они поедут к нему в клуб или в отель, сделают, как на той картинке. Но она неожиданно зарделась, испугалась, вырвалась и убежала. Приятный сюрприз получился. Потому что Макс, откровенно говоря, не любил лёгких добыч. Его только один момент разозлил: приватными визитками его раньше никто не разбрасывался.
В общем, девочка зажгла. Скромная овечка. Нет, ему и раньше попадались ломаки. Но все они строили из себя этаких недотрог с одной целью – набить себе цену. Он и про Софью так же подумал. Смутило только, что она не выглядела, как обычная охотница, прикинувшаяся добычей. Обычно у них наживки на виду: поддутые губы, скулы, грудь от лучших хирургов… Ну, ладно, допустим, ей и не надо, ей природа щедро отсыпала. Но он был уверен, что и в Сонином случае это кокетливая тактика такая – фыркать, нос задирать, убегать. Попробуй, догони.
Пока в ресторане не увидел ее полные слез глаза. Она плакала из-за своего Арнольдыча. Не потому, что он, Моронский, по отношению к самой Соне вёл себя, как скотина, а потому что жалела своего хлюпика. Ей за него было обидно, а не за себя! А когда за нетронутый ужин расплачивалась, на Моронского взглянула с такой искренней ненавистью, что сомнений не осталось – она другая. Редкая птица. И поэтому она обязана быть ЕГО! На ночь. На день. На неделю. Ну, может, на две.
Но сейчас она ненавидела Моронского, а ее ярый отпор только раззадорил. Так раззадорил, что пришлось установить наружку за Орловой. Только она толком ничего не дала. Девчонка из дома почти не выходила.
В офисе поздним субботним вечером, кроме Макса, находилась охрана, водители и сотрудник службы безопасности Моронского, который только что вошёл в кабинет.
– Максим Андреевич, – начал Николай, невзрачный, невысокий, но крепкий мужчина, – по объекту доклад разрешите?
– Разрешаю, Николай, и давай без этих ваших номенклатурностей.
Николай откашлялся.
– В общем, сработали билетики. Объект полчаса назад в «Стекло» прибыл.
«Объект. Прибыл». Как бы по-дурацки это не звучало, а суть одна – девочка попалась.
Автомобиль притормозил у служебного входа в клуб. За стенами здания глухо бумкала музыка. Моронский подошёл к массивной двери, воспользовался картой. Зашёл внутрь. Музыка стала значительно громче.
Макс поднялся несколько пролетов по металлической лестнице. Затем попетлял бесконечными узкими коридорами, вдоль технических и подсобных помещений, распугивая темноту здания датчиками движения. Наконец, снова пикнув картой, толкнул ещё одну тяжёлую дверь и оказался прямиком на втором этаже клуба «Стекло». Он бывал здесь редко, предпочитая «Порок». Но сегодня у него здесь было рандеву…
С балкончиков вип-лож хорошо просматривался весь первый этаж заведения. Там внизу, под невообразимую, завораживающую музыку, в свете прожекторов, колыхалось поле человеческого ковыля.
Найти в толпе Соню было нереально. И все-таки он ее нашёл. Смотрел на неё. Как она танцует. Пожирал глазами каждое ее движение и ненавидел эту музыку, за то, что сейчас девушка полностью отдавалась ей, а не ему.
***
Я здесь, что бы плавить стекла
Я здесь – сушите волокна
Я подвисаю, будто меч домоклов
Я здесь, что бы ты мокла
Я здесь, что бы дымок был
Я не даю тебе гореть, а мог бы
Твои фиолетовые лямки под футболкой давили недолго
О Боже мой, как нескромно
Ведь мы с тобою даже незнакомы
А я дарю тебе золототонны…
Я дарю тебе золототонны…
Среди домов бетонных
Среди корридоров и комнат
Я дарю тебе золототонны…
Я дарю тебе, дарю тебе, золототонны…
Я здесь… Я здесь, что бы ты мокла…
Я здесь… Я здесь – сушите волокна…
ZOLOTO «Золотонны»
Соня вышла из кабинки нетипично пустого для ночного клуба туалета, подошла к раковине, открыла кран и стала мыть руки. Услышала, как слева от неё скрипнула входная дверь. Кто-то вошёл, плотно закрыл за собой дверь и щёлкнул замком дверной ручки уборной.
– Я тут вспомнил, что не представился до сих пор! А это невежливо после всего, что между нами было! – Знакомый голос отразился от холодных мраморных стен и сердце Сони подскочило к горлу. – Меня Максимом зовут. Ты можешь называть Максом.
– Это женский туалет! – проигнорировала Соня последние фразы.
– Это мой клуб! – он медленно, даже как-то развязано двинулся к ней. Походкой хищника, загнавшего добычу в угол. На губах усмешка, а глаза жесткие.
– А, да. Это меняет дело… – начала отступать назад Соня. Пульс отбивал чечетку, руки похолодели, тело бросило в жар.
Зачем? Какой черт дёрнул ее послушать Нельку и дать притащить себя в западню!?
Отступать стало некуда. Спиной она ощутила холод мрамора. Сердце пошло уже галопом. Соня ещё сильнее вжалась в стену, когда он приблизился вплотную и упёр ладони в стену по сторонам от неё. Захотелось сжаться до атома.
«Мама дорогая!» – Соня зажмурилась прежде, чем сообразила, что выглядит это, мягко говоря, глупо.
– И как же тебя твой зверюга прямо ко мне в логово отпустил? – хрипло проговорил Моронский, чуть наклонив голову набок. – Или он не в курсе?
– У нас доверительные отношения. – пискнула Соня, сама не поняла что.
– При чем здесь отношения? – он наклонил голову на другую сторону, не разрывая зрительного контакта с Соней. – После того, как при нем его девушку чуть не трахнул какой-то хер, он глаз с тебя спускать не имел право! Или он куколд у тебя?
– Кто? – вопрос не вышел. В прямом смысле – голос сел.
– А ты не знаешь? Ну да… это такой мужик, которому по кайфу, когда его женщину на его глазах имеет кто-то… другой. – последнее слово он горячо выдохнул рядом с Сониным ухом, от которого стройным табуном до самых колен проскакали мурашки. Она даже непроизвольно дёрнула плечами, как бывает, когда вздрагиваешь от мороза. Но Соне было жарко. Даже смысл фразы дошёл не сразу. А когда дошёл, Соня задохнулась от возмущения и рука сама собой взметнулась к наглой физиономии Моронского.
– Ещё раз попробуешь так сделать… – он даже глазом не моргнул, а Сонину руку обожгло. Сильно. Моронский мгновенно перехватил и крепко сжал ее запястье.
– Что?! Что будет? Убьешь меня? Пусти, мне больно! – она попыталась вырвать руку из лапы Моронского.
– У меня на тебя другие планы, девочка, – он ослабил захват, но кисть не отпустил, – и это должен был сделать твой ЛеФ неделю назад, а не ты.
Макс поднёс Сонину руку к губам и поцеловал ее ладонь. Очень нежно. Так нежно, что Соню чуть не накрыло с головой. Она опять шумно сглотнула, ругая собственный организм за позорные, предательские импульсы. Он же все считывает. Все замечает. Ничего не скроешь. Она сколько угодно может храбриться и строить из себя мимозу, но тело-то! Тело-то выдаёт с головой ее агонию!
– Хорошо, наверное, быть смелым, когда с тобой везде ходят два Амбала? – Соня попыталась съязвить, но для шпилек голос был слишком слаб и вибрировал.
– Ты про охрану? – губы его дрогнули в усмешке. – Так они его б и пальцем не тронули. Особенно если бы он попробовал вступиться за тебя. Даже если бы по морде мне врезал, я бы отвечать не стал. Я маленьких не бью. И они тоже. А я ждал, что он хотя бы попробует женщину свою из лап мудака вырвать!
Опять стало горько за парня, с которым Соню, между прочим, связывали два года отношений.
– Что тебе нужно от меня? – процедила Соня сквозь зубы. – Чего ты хочешь? В стране что, закончились доступные женщины не отягощённые социальной ответственностью?
Пусть он уйдёт! Пусть оставит ее в покое! Пусть все будет, как раньше, когда она не знала его. Потому что было невыносимо признаться себе в том, что она чувствовала ужасно неправильное, запретное… влажное нечто.
– Чего хочу? По-моему, это более чем очевидно! – он плотнее вжался своим твёрдым дулом в Сонин живот и выдохнул ей в рот: – Тебя!
Поцелуй был совершенно не мокрый, каким ее целовал Лев. Он был горячий! То рваный, то плавный, то грубый, то нежный. Его губы то терзали до боли, то замедлялись, мягко лаская, по капле вытягивали способность к сопротивлению, заставляя подчиняться и отвечать. Ноги стали ватные. Руки перестали отталкивать его. Никто никогда не целовал Соню ТАК. И электричество пробегало в местах довольно плотного их соприкосновения, вынуждая ослабшее Сонино тело подрагивать. Неужели посмеет? Прямо здесь? В туалете? Против ее воли?
Но кого она обманывала? Соня должна была признаться себе честно: ее влекло к нему ещё тогда, в галерее. Только она не знала, что так бывает. Не знала, что внизу живота может так пылать и скручивать. Не знала, что между ног может быть так горячо, скользко и до боли невыносимо пусто… Ей никто никогда не рассказывал, что все эти сильнейшие переживания можно испытывать по отношению к совершенно незнакомому мужчине, бесцеремонно нарушившему ее личное пространство. Да, к тому же ещё и к редкостному хаму и беспринципному ублюдку! И так было всегда, когда он приближался. Да что там! Каждый раз, когда в ее мыслях возникал его образ.
– А что потом? – задыхаясь, почти беззвучно спросила Соня едва он оторвался от ее губ.
– Потом? – он чуть увеличил расстояние, чтобы заглянуть в ей в глаза и большим пальцем слегка провёл по нижней губе девушки. – Ну, не знаю, хочешь, пиццу закажем?
– А если я не хочу?
– Ну, не хочешь пиццу, закажем что-нибудь другое!
«Нет это не выносимо!» – Соня громко простонала в отчаянии, не зная, что дальше делать. Он подавлял ее. Парализовал волю, туманил рассудок. Нормальная девушка уже бы вопила во всё горло, царапалась, работала кулаками, каблуками топала, целясь в носки его ботинок. А Соня где потерялась? Решала какой из инстинктов является приоритетным в данной ситуации: инстинкт самосохранения или размножения? Что нужно делать: бежать или отдаться? Она призывала разум выдать правильный алгоритм, но процессор издал писк и издох…
– Что если Я тебя не хочу? – наконец, спросила она.
– Да, как же не хочешь? – хохотнуло чудовище, обнажив ряд ровных белых зубов и Соня машинально отметила, что они у Моронского свои, не виниры. – Жаль ты не видишь себя со стороны, мне же даже под юбку тебе лезть не нужно, чтобы знать, что ты там вся… мокрая!
– Это тело. Голова не хочет! – Соня покачала головой и отвернулась.
– Ну нет, без головы никак, я тебя целиком хочу, Софья Орлова! – прошептал он ей в висок.
Затем, вдруг, резко отпрянул от обессиленной, размазанной по стене Сони. Повернулся к зеркалу, двумя руками провёл пару раз по волосам, одернул рукава сорочки, и, снова повернувшись к ней, сказал:
– Поэтому, подожду ещё немного, я терпеливый!
На ходу прикуривая сигарету, он направился к выходу из уборной, оставляя совершенно растерянную и заведённую до предела Соню одну.
– Проходите, проходите – Моронский картинно поклонился девушкам, собравшимся перед закрытым туалетом в очередь. – Извините, что заставили вас ждать. Мы тут немного пошалили.
Он недвусмысленно поправил ширинку, подмигнул Соне и исчез за дверью.
Засранец!
Соня обессилено опёрлась ладонями на кусок цельного мрамора, служившим в туалете раковинами и в отражении увидела, как из пяти вошедших девушек две прыснули, сдерживая смех, три – оглядели Соню так, будто застали ее шарящейся в их сумках.
Она поправила волосы, одернула юбку, ворот рубашки и, держа спину как можно прямее, двинулась к выходу, провожаемая любопытными взглядами.
На танцполе зажигала Нелька.
– Ну, ты где опять пропадаешь? – перекрикивая басы, спросила у Сони подруга.
– В туалете очередь была! – соврала Софи и присоединилась к Неле.
***
Вот уже минут пятнадцать Макс наблюдал за танцующей Соней, сидя за барной стойкой, цедя Джек Дениэлс. И если б мог сожрать ее глазами, уже б сожрал. Как же она двигалась! Как отдавалась музыке! Макс тут же представил, как она так же будет крутить бёдрами, сидя на нем сверху голая… Будет. И очень скоро!
Зря он себе это представил. Под ремнём тут же обозначился бугор. Черт!
На Соне была узкая юбка до середины бёдер, из какой-то чешуйчатой ткани (как там это у них называется? в пайетках что ли?), переливающейся от ярко изумрудного до чёрного. Сверху на ней была простая белая, свободная рубашка. На ногах босоножки на невысоких каблуках, обхватывающие Сонину аккуратную, узкую стопу двумя тонкими ремешками. Вот вроде и одета скромнее всех танцующих девушек, а смотреть хотелось только на неё.
Рядом с ним за баром сидел большой, как медведь, мужик в рубашке в крупную клетку. Он так же, как и Моронский, смотрел на танцпол. Все внимание, на которое был способен клетчатый, было сконцентрировано на одной конкретной фигуре. На Сониной.
И Максу это не понравилось.
– Зачетная телка, бро! – сказал Макс, обращаясь к дебелому хипстеру с рыжей бородой-лопатой, который, казалось, уже пускал обильную слюну в свою растительность, глядя на танцующую девушку.
– Ага, – икнул рыжий, соглашаясь.
– Мне кажется, ты ей тоже понравишься! – Моронский ободряюще хлопнул мужика по плечу и чокнулся своим Джеком с его стаканом.
– А почему бы, собсна и да? – пьяно промычал тот.
– Удачи, бро! – салютовал Макс рыжему стаканом и отхлебнул маленький глоток.
Макс с интересом наблюдал, как пьяная свинья сползает с барного стула, делает последний крупный глоток и нетвёрдой походкой водолаза, умудряясь пританцовывать, двигается в сторону танцпола.
Недвусмысленно вращая бёдрами, и, как будто, разгребая перед собой руками пространство, рыжий подбирался к Соне. Она даже не сразу его заметила, потому что танцевала с закрытыми глазами. Пьяная скотина не удержала равновесие и на очередном танцевальном «па» чуть не завалилась на Соню всей тушей.
Девушка испугалась и отпрянула назад, задев нечаянно кого-то. Клетчатый не сдавался. Выбросил свои поросшие рыжей шерстью щупальца вперёд, чтобы, видимо, сграбастать Соню в объятия страстного танго и даже успел скользнуть одной из них по ее руке.
Все, пора! Моронский встал из-за барной, крутанул шеей, хрустнув позвонками, размял кисти и дернул плечами. В два огромный шага пересёк расстояние до Сони, схватил рыжего за шкирку и с силой развернул к себе мордой.
– Ты, чего бро… – только успел булькнуть рыжий, как Макс одним резким и сильным ударом в челюсть свалил тушу на пол.
Кто-то взвизгнул. Толпа мигом рассосалась в стороны.
Рыжий непонимающе хлопал глазами, зажимая окровавленный нос. Неуклюже валандаясь по полу на спине, словно огромный жук, безуспешно пытался встать на ноги, перебирая в воздухе конечностями.
Моронский встряхнул кистью, несколько раз сжал и разжал кулак, заметил ссадину на костяшках. «Сука, на зуб напоролся, что ли?» Потом сделал в темноту зала знак, чтобы прибрали барахло и пошёл прочь с танцпола. На Соню даже не взглянул.
Охрана быстро подняла на ноги приставалу и вывела из зала.
***
Соня стояла посреди танцпола, комкая в кулаке ворот рубашки, словно хотела поймать им рвавшееся из груди сердце, как сачком. Объяснить, почему у неё при этом тряслись руки она не могла.
Ну, врезал один самец другому по морде. Что с того? Они ей никто. Оба. Инцидент не стоил потраченного на его анализ времени. И все же…
Несмотря на то, что Моронский выглядел спортивнее приставалы они явно были в разных весовых категориях. Чего? Или, вернее За кого она испугалась? Не за потного рыжего бородача же… тем более, что шансов у него и так не было.
– Я сейчас, – сказала Соня, взглянув в беспокойные Нелькины глаза.
В уборной Соня умылась холодной водой. Промокнула лицо. Посмотрела в зеркало минуту. Достала из сумочки блеск и нанесла на губы.
Почему-то прямо сейчас захотелось ещё раз его увидеть. Просто заглянуть в глаза. Проверить, есть ли там хоть что-то человеческое, земное, помимо желания подчинять, подавлять, доминировать.
Зачем? Интересный вопрос. Затем, что она уже позволила ему себя поцеловать… То есть, как позволила – сильно не возражала. А это было одно и то же по сути.
Она взяла салфетку и стёрла блеск с губ.
Это так по-женски, осознавать, что делаешь глупость несусветную, но все равно – делать.
Музыка* действовала, как сильнейший афродизиак, отзывалась ритмом где-то в висках, груди и внизу живота.
Соня двигалась в такт, пробираясь сквозь снующих официантов и танцующих в проходах между вип-ложами девушек в откровенных нарядах. Народная масса уже не совсем вменяемых людей дышала, вздымалась, сверкала, таяла в сизом дыму и выплывала прямо на Соню снова. А она шла вперёд, вопреки доводам разума. Вроде трезвая. Но совершенно пьяная.
Макс был в последнем привате. Она разглядела его за «шторкой» из кристаллов, нанизанных на тонкие цепочки.
Моронский странно полулежал-полусидел на невысоком кожаном диванчике. Правая его кисть была обёрнута салфеткой. Голова запрокинута на спинку дивана.
Соня уже сделала шаг к ложе, как вдруг заметила какое-то шевеление и застыла. И даже поморгала несколько раз. Перед развалившимся на диване Максом ползала на коленях девушка в платье, едва прикрывающим ягодицы. Ее голова, словно футбольный мяч, подпрыгивала над пахом мужчины.
«Нормально дядя отдыхает!» – опешил Сонин внутренний голос.
«Беги, дура!» – кричал другой.
Но Соня, как прибитая, стояла на месте не в силах оторвать взгляд от происходящего.
Затылок Моронского был откинут назад, глаза закрыты, челюсть сжата, верхняя губа вздёрнута. Похотливо покручивая бёдрами, девушка буквально навинчивалась ртом на его член. А он ещё и управлял ее головой, держал за волосы и насаживал на себя, задавая темп и амплитуду.
Соня, наконец, отвлеклась от разглядывания девушки и перевела взгляд на Макса:
Мамочка…
Он смотрел на неё! Смотрел на Соню и улыбался. Абсолютно непристойно. Пошло. Порочно.
Она растерялась, заметалась, резко развернулась и почти побежала обратно против течения, барахтаясь и застревая в людском потоке. Кому-то наступила на ногу и чуть не подвернула щиколотку, когда пропустила ступеньку.
«Идиотка, о чем думала? Что хотела увидеть? Увидела? Бежать! Бежать отсюда, из этого места, подальше от него, чтобы никогда не видеть. Никогда в жизни не вспоминать. Прочь из этого клуба. А может, даже из города? Из страны. С планеты! Господи, как стыдно!»
– Я хочу домой! – сказала она Нельке, найдя ту у бара.
* музыка в клубе «Existe» Apollo 440
