Текст книги "Подари мне себя до боли (СИ)"

Автор книги: Аля Пачиновна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц)

Глава 10

Едва стих рокот мотора, игнорируя все риски свернуть или сломать себе что-нибудь, Соня соскочила с мотоцикла. Зацепилась ботинком за какую-то железяку, все-таки, но, слава Богу, устояла. Передоз адреналином не способствовал ровному течению мыслей, а злость доминировала над всеми остальными эмоциями. И скрывать она это не собиралась.

– Ненавижу тебя, Моронский! Слышишь? – Соня резко стянула с себя шлем и сдула с лица выбившиеся пряди.

– Ш-ш-ш, тихо, тихо, – Макс тоже снял шлем и поднял руки щитом. – Я бы на твоём месте не разбрасывался признаниями. Ты в курсе, что Фенилэтиламин – вещество, вызывающее чувство влюбленности, входит в химическое соединение, которое мы привыкли называть ненавистью?

Он сделал пару шагов вперёд, расстёгивая куртку.

– Не подходи ко мне! – предупредила Соня. – Куда ты вообще меня привёз?

– На речку, не видишь? Красиво. Природа. Ты и природу не любишь так же сильно, как и меня?

– Не произноси этого слова, Моронский, – прошипела девушка. – Что ты можешь знать о любви, у тебя один секс на уме!

Макс взъерошил примятые шлемом волосы.

– Не знаю, – пожал он плечами. – Я люблю рибай, но у меня никогда не возникало желания его трахнуть.

О, это невыносимо! Просто невозможно! Соня закатила глаза и подняла голову к небу. Как с ним разговаривать? Как ему обьяснить? Что нужно сделать, чтобы он прислушался? Стать такой же циничной тварью, как он?

– Ты, вообще, любил когда-нибудь? – без особой надежды на вразумительный ответ, наконец, спросила она.

– Ну, в третьем классе мне очень нравилась одна девочка. Я ей признался в чувствах, а она подняла меня перед всем классом на смех. – Макс снял куртку и Соня невольно засмотрелась, как перекатываются под смуглой кожей твёрдые мышцы, увитые стеблями вен.

– И ты теперь отыгрываешься на всех женщинах? – она прищурилась, принудив себя отвести взгляд от его мощной груди.

– Пфф, зачем? – фыркнул Моронский, усаживаясь на брошенную на траву куртку и закуривая. – Я трахнул ее у себя в клубе, когда ее старый толстый муж сидел в соседнем зале, попивал мой коньяк и курил сигару, которой я его угостил. Гештальт давно закрыт, – глухо проговорил он, выдыхая сигаретный дым.

Соня шумно втянула воздух и покачала головой.

– Тебе когда нибудь говорили, что ты самый циничный тип на свете?

– Постоянно слышу! – совершенно невозмутимо ответил Моронский, – А я просто умею ждать.

Соня отвернулась от него, опустила голову и стала изучать шнурки на казенных ботинках.

Невыносимо было смотреть на него и слушать. Больно. И она не совсем понимала, почему именно больно. Почему эти его бестактные, порой даже хамские фразы так ранят ее? Он ей никто. Она его не звала в свою тихую размеренную жизнь. Соня вообще не должна была испытывать абсолютно никаких эмоций, кроме неприязни.

Но чувствовала. К сожалению.

Было в нем что-то такое, что притягивало. Этого Соня никак не могла отрицать. Его внешность (а сейчас Соня, наконец, набралась смелости признать себе, что Моронский чрезвычайно красив), внутренняя сила, мощь, власть, ум – редкое сочетание качеств, от которого легко можно потерять голову. И сама Соня чувствовала, что силы на исходе. Поддаться искушению, отдаться в его власть – так сладко, запретно. И она знала, что ощущения будут ни с чем не сравнимые, яркие, незабываемые. Чувствовала. И боялась. Знала, что перешагнув черту, пропадёт целиком, без остатка. А как жить после? Когда его игра закончится и он насытится? Что делать? В монастырь уходить?

– Ты сама-то знаешь, что такое любовь? – вопрос прозвучал неожиданно.

Соня, повернула голову в его сторону. С этого относительно безопасного расстояния она позволила себе тихонько разглядывать Макса. Он полулежал на траве, опираясь на локти и смотрел на спокойное течение реки. Да, он красив, как дьявол-искуситель. Длинные ноги, мускулистые крепкие бёдра обтягивала ткань чёрных джинсов. Широченные плечи, крепкий рельефный торс угадывался под чёрной простой футболкой. Разрозненные вкрапления рисунков на рельефных руках не портили его, а усиливали эффект дьявольского обаяния. Крупная цепь на мощной шее, часы на запястье – наверняка дорогие, – просто кричали о его финансовом состоянии. Соня никогда раньше не видела и не встречала таких мужчин. И как с такими себя вести – не знала. Его красота пугала и завораживала. Бешеный магнетизм. Опасный. Неудивительно, что он не привык к отказам.

– Любовь… – начала Соня, тоже присаживаясь на траву, – это доверие, взаимопонимание. Это когда знаешь, что человек не предаст ни при каких обстоятельствах и знаешь, что и ты не предашь любимого человека.

– Скучно… Соня. – он оторвал травинку и закусил ее стебель зубами. – Ты перечислила вещи, которые абсолютно нормальны в любых отношениях. В дружеских, например, в партнёрских.

– А что тогда по-твоему «любовь»? – Соня подняла взгляд, чтобы посмотреть на его лицо.

Он как-то странно впился в неё цепким взглядом, будто размышляя, стоит ли развивать эту тему. Стоит ли Соня того…

– Не люблю разговоров о любви. Это напрасное сотрясение воздуха, бесполезная трата времени, – произнёс Макс, наконец. – Нет любви. Есть служение. Служение другому, которого ты считаешь достойным этого. Служение – это забота. Желание сделать жизнь этого человека ярче, вкуснее… желание, Соня. То, от чего никуда не денешься, не убежишь. Однажды пазл складывается и все. Намертво! Но это редкость, как паргелий или как двойная радуга.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ У Сони почему-то защипало глаза.

– Но женщине необходима любовь… слова, нежность…

– Женщине необходима крепкая рука, которая сможет ее поддержать и направить, согреть или остудить. Мужчина, который может взять на себя ответственность за нее. Женщине необходимо знать, что ради нее кто-то будет действовать, а не болтать языком.

– И ты знаешь примеры? – спросила она, сглатывая вставший в горле комок.

– Конечно, – уверенно ответил он, – мои предки. Служение, Соня. Все остальное – это прилагающиеся эмоции. Найти человека, разделяющего эти понятия – один шанс на миллион.

– Значит ты не нашёл и сублимируешь в секс? Правильно?

Моронский усмехнулся и отбросил травинку. Перевёл взгляд темных глаз на Соню и сказал:

– Нет, Соня, неправильно. Я ничего не ищу. Меня все устраивает, я просто беру от жизни то, что хочу.

Снова у неё возникло какое-то горькое чувство разочарования. В который раз уже… Только у неё забрезжит надежда, что он способен быть нормальным, как Моронский произносит очередную свою циничную гадость и наступает тяжёлое похмелье. С ним нельзя терять бдительность, нельзя расслабляться. Нельзя очаровываться!

– Кстати, где твой любимый Арнольдыч со своей заботой и преданностью? – он повернулся к ней и глаза его зло вспыхнули. – Почему он не ищет тебя с собаками, вертолетами и Интерполом? Какой-то хер похитил его женщину, а он сидит – лапки склеил?

Соня не нашла, что ответить. Отвернулась и сникла.

– Только не говори, что сама не задаёшь себе этот вопрос! – услышала она после некоторой паузы. – Если бы ты была моей женщиной, ни один яйценосец не приблизился бы к тебе ближе ста метров.

– Это не забота! – резко выпалила она.

– Да? А что?

– Не знаю! – Она дёрнула плечом. – Собственничество. Желание показать, кто сильнее. У кого член больше!

– Тогда зачем тебе мужик с таким крохотным членом? – хохотнул Моронский. – Все ж было понятно, когда он дёру дал из ресторана.

– Я не хочу, чтобы ты говорил о Нем в таком тоне! – зло отрезала Соня.

– Да я вообще не хочу говорить, если честно. – Он медленно поднялся, сунув руки в карманы джинсов и подошёл к Соне. Навис над ней чёрной скалой. – Я бы сейчас с бОльшим удовольствием стянул бы с тебя штаны, нагнул над байком и вытрахал бы из тебя даже малейшее воспоминание об этом ванильном мальчике с хроническим гайморитом.

Соня бы залепила ему пощечину, да физиономия Моронского была высоко, а соревноваться в острословии уже не осталось сил, к тому же она была голодна. Все на что хватило энергии – смерить нахала уничтожающим, полным презрения взглядом.

– Однако, здесь комары вечером зверски жрут, – он звонко хлопнул себя по шее, будто вовсе не заметив этого взгляда, – а мне бы совсем не хотелось делить твою голую задницу даже с этими кровососами.

Он протянул ей руку, чтобы помочь встать. Но она проигнорировала жест, поднялась сама и отряхнула треники.

– Не ври хотя бы себе, Соня – услышала она уже совсем рядом, – ты хочешь меня не меньше, чем я тебя. И мы бы уже давно наслаждались друг другом, если бы не твоя порядочность по отношению к недостойному тебя человеку и обязательства, которые ты сама себе выдумала.

– Я так не умею, Моронский! – гордо вскинула Соня подбородок. – Человеческие отношения – это не игра. Не переустановишь. Память не сотрёшь.

С минуту он смотрел на девушку не моргая, играя желваками.

– Я есть хочу, – заявила Соня, не дожидаясь очередной его колкости, – ты мне мясо обещал.

***

Обратная дорога уже не вызвала такого леденящего душу ужаса, как в самый первый заезд. Терять уже было нечего. Поэтому держалась Соня за Моронского так крепко, как только могла, изо всех сил прижимаясь к стальному торсу. Удивительно, как он ещё при этом мог дышать. На виражах Соня старательно сжимала челюсти, чтобы не доставлять чудовищу ожидаемого наслаждения своими воплями. Обойдётся!

Но когда, наконец, она обрела под ногами ровную твёрдую поверхность, колени невольно подогнулись и она бы, наверное упала, если бы Макс не поддержал ее вовремя за талию.

– Сногсшибательные ощущения, правда? – шепнул он ей на ухо. – Почти, как оргазм.

– Моронский, – выдохнула Соня, – я очень устала и голодная. Поэтому информацию про твои оргазмы просто не воспринимаю. Нормальные ловеласы девушку сначала кормят, а потом соблазняют. – Соня мягко убрала его руку со своей талии и, неуклюже шагая в больших неудобных ботинках, двинулась в сторону гаража.

Макс не отставал. Неожиданно для Сони легко подхватил ее на руки и быстро понёс к дому. Она задохнулась от запаха, ударившего в ноздри. Головокружительного, мужского запаха, который проникал в тело, как дурман. Соня перестала дышать, чтобы не впускать его в себя, чтобы ненароком не угореть в кумаре.

Всё это плохо. Неправильно. У неё есть парень. А она…

Внутри гаража Макс поставил ее на ноги, взялся за собачку молнии куртки и медленно потянул вниз, глядя при этом Соне в глаза. Так, будто она под ней была совсем голая. Развёл полы куртки и стянул ее с Сониных плеч. Затем так же медленно начал опускаться вниз, проводя ладонями вдоль ее тела. Большие пальцы чуть слегка коснулись выпуклости груди под объёмной толстовкой и чуть задержались. Потом двинулись дальше к талии, затем к бёдрам. У Сони было чувство, что за руками Моронского тянется огненный след. Сердце бешено неслось. Мышцы внизу живота снова сильно скрутило. Дыхание перехватило, когда он чуть сдавил руками ее бедра. Но в слух она сказала:

– Не старайся. Не действует.

– Я уже понял, что врать ты не умеешь – он ловко расшнуровал ботинки и подал ей ее обувь. – Пошли, Саныч делает лучший в мире шашлык. Готов поспорить, ты такого в жизни не ела!

Задний фасад здания плавно перетекал в террасу, отделанную палубной доской дорогой породы дерева, с большим прямоугольником бирюзового бассейна в центре и патио с мебелью из тика. На низком круглом столике в центре патио уже стояли блюда с нарезанными овощами, зеленью, сырами и фруктами. Над каменной беседкой, расположенной на зелёной поляне, поднимался дымок от барбекю. Запах кружил голову и Соня почувствовала, как от голода сводит живот. Подцепив с блюда кусок сыра, она положила его в рот и чуть не заурчала от удовольствия. Оторвала виноградину от грозди и закинула следом.

– Ты стоя есть будешь, или все-таки сядешь? – услышала она голос подошедшего Моронского. Он уже успел облачиться в длинный толстый махровый халат с вензелем «М» на груди. Подошёл к столу и тоже взял виноградину. – Присаживайся! – указал на кресло рядом с Соней, а сам упал напротив, закинув одну ногу на другую, сверкнул из-под халата смуглой кожей.

Специально ведь рисуется…

Она плюхнулась на подушки. Молча сидели минуты три и смотрели друг на друга. Соне стоило неимоверных усилий выдерживать на себе тяжёлый испытующий взгляд мужчины. Поэтому, она сдалась первая. Оглядела стол, нашла бутылку с водой и жадно приложилась к ней губами, подсматривая из-под ресниц. Она заметила, как подпрыгнул кадык на шее Моронского – сигнал, от которого, почему-то, бросило в жар…

– Посторонись! – Со стороны беседки с подносом, полным шампуров с мясом бежал Саныч. Проворно подхватил один шампур, стянул с него кусочки мяса на тарелку и подал ее Соне. – Угощайся, барышня. Мясо сегодня – смак! Как и обещал.

– Спасибо, – поблагодарила Соня и вцепилась зубами в мягкий, сочный кусочек. От удовольствия даже прикрыла глаза. – Очень вкусно, правда! – сказала она, перекатывая горячее мясо во рту и едва успев проглотить, откусила следующий, давясь слюной.

– Многообещающий аппетит! – прокомментировал Моронский, глядя, как ест Соня, но сам до сих пор к мясу не прикоснулся.

– А сам почему не ешь? – пробубнила Соня с полным ртом.

– Потом. – он небрежно махнул кистью в перстнях. – До бани не ем. Попарится не желаешь? – Макс подмигнул.

– Н-нет, Спасибо… – кусок застрял в горле.

– Ну, как хочешь.

Он наклонился к столу, поднял с неё бутылку темного стекла, плеснул в бокал бордовую жидкость и протянул его Соне.

– Это «Ле Фор де Латур» урожая двенадцатого. Неплохое вино. Попробуй, тебе должно понравиться.

Соня пригубила напиток и пожала плечами.

– Вино, как вино, – сказала она, сделав ещё глоток. – Но вкусное.

Моронский усмехнулся одним уголком рта.

– Саныч! – крикнул он через плечо. – Что там с парной? Готово?

– Готово, Максим Андреевич. Иду!

Моронский не спеша, одно за другим стал снимать кольца с пальцев, отбрасывая их на столик, затем снял часы и цепь с шеи. Поднялся с кресла. Пристально глядя на жующую Соню, медленно начал развязывать пояс халата. Наконец, разведя его полы, отбросил на кресло позади себя, представ перед Соней в чем мать родила. Во всей своей первозданной красе, так сказать.

Все, что должно было попасть в Сонин пищевод, внезапно пошло другим путем. Она старалась не смотреть, отвернулась в строну, одновременно пытаясь унять приступ кашля и сделать спасительный вдох.

– Так я ещё никого не впечатлял! – самодовольно сказал Моронский, хлопая Соню по спине. Дождавшись, пока она прокашляется, протянул ей бутылку с водой, которую Соня схватила не глядя. Даже ладонью висок сбоку прикрыла, чтобы не смотреть на Моронского.

– Спасибо, – кое-как пролепетала она осипшим от кашля голосом. – Честно говоря, судя по размеру букета, думала у тебя комплексы.

Макс снова усмехнулся, ничего не ответил и проследовал к концу террасы, где по-видимому, находился вход в парную.

Оставшись одна, Соня перевела дух. Ещё раз прокашлялась как следует, выпила воды. Пришлось даже помахать на себя руками, чтобы унять жар.

И к чему этот перформанс со стриптизом? Впечатление произвести? Так ему это удалось ещё в первую их встречу. В очередной раз в краску вогнать? Так это перманентное ее состояние, когда он рядом, не важно – одетый или нет. Продемонстрировал Соне корень своей самоуверенности? Ожидаемо! Какая самоуверенность – такой и корень!

Где-то за спиной у Сони, скорее всего, из парной, доносились ритмичные шлепки, сопровождающиеся мужскими вскриками и охами, громкое фырканье и рычание, прерываемые всплесками воды и шипением.

Как долго это продолжалось, Соня точно сказать не могла, только вокруг уже значительно потемнело. Патио освещалось подсветкой в бассейне, гирляндами ламп под потолком и парой напольных светильников в лаунж-зоне террасы.

Наконец, дверь позади Сони с шумом распахнулась. Громко отфыркиваясь, Моронский с разбегу плюхнулся в бассейн бомбочкой, подняв небольшой фонтан воды, и довольно надолго пропал в его глубине. Соня даже вытянула шею, чтобы посмотреть, все ли там с ним в порядке, как вдруг Макс резко вынырнул на поверхность, и тряхнув головой, подплыл к бортику.

– Кайф! – прорычал он. – Саныч – лучший банщик. После его веников, как заново родился.

С этими словами «новорожденный» подтянулся, поднялся руками над бортиком и ловко перекинув длинные сильные ноги, вылез из бассейна.

Кожа его раскраснелась, блестела от влаги, вода струйками стекала по чёрным волоскам. Над телом поднимался едва различимый пар. Ну, чисто дьявол из преисподней! Соня снова опустила взгляд в пол, но краем глаза видела, как Моронский взял с соседнего кресла полотенце и начал вытираться, ничуть не смущаясь наготы. Он даже, как будто, бравировал этим. Хвастался?

О том, чтобы положить в рот ещё хоть один кусочек не было и речи. Горло снова сдавило невидимым тугим обручем. Она старалась не смотреть на него, но все равно видела, что Моронский стоит голый напротив Сони и глядит в упор. Не зная, куда деть глаза и чем занять трясущиеся руки, она уставилась в пол и принялась нервно теребить пальцами ткань своих треников.

Он сделал шаг к ее креслу. Затем ещё один. И ещё. Соня чувствовала, как горячая волна откуда-то из глубины ее тела быстро поднимается к горлу и заливает краской ее щеки.

«Пожалуйста, нет! – мысленно взмолилась она. – Пусть он хотя бы прикроется полотенцем!»

Он остановился прямо перед ней, навис сверху. Горячий. Влажный. Огромный. От него волнами исходило что-то звериное. И опять этот запах, который не выбили даже веники. Мужской, терпкий, животный запах, от которого перехватывало дыхание. Соня непроизвольно сильно, почти до судорог сжала колени и зажмурилась. Ну, не умела она смотреть страху в глаза! Трусила. Хотя, казалось бы… что, она мужика голого никогда не видела?

Такого – нет. Не видела.

Моронский протянул руку к Сониному подбородку, мягко обхватил пальцами и поднял ее голову на себя.

– Посмотри! – хрипло приказал он. – Открой глаза.

Пересилив себя, Соня подняла веки, и, стараясь не смотреть на то, что устрашающе покачивалось у неё перед носом, вцепилась взглядом Моронскому в переносицу. Она где-то читала, что это хороший способ избежать прямого зрительного контакта с неприятным человеком. Однако, не получалось. Он, как будто, ловил ее взгляд, притягивал ее глаза к своим, гипнотизировал.

Предательский комок снова встал в горле. Соня шумно сглотнула и залилась новой волной.

– У тебя такое лицо сейчас, как будто он уже у тебя во рту! – прохрипел мужчина, переводя взгляд на свой торчащий половой орган. – Расслабься.

Расслабься? Хорошенькое дело! Вот бы его на Сонино место, да чужой член к носу! Посмотрела бы она, как он запел.

Соня не могла понять, где он настоящий? Местами он бывал похож на человека. Придурка, но все же человека. Но вдруг, совершено внезапно оборачивался зверем. Глаза вспыхивали огнём, ноздри раздувались, рот оскаливался, мощная грудь вспучивалась – того и гляди, рубашка лопнет. Или вот, как сейчас, когда он стоял над ней с готовым к продолжению рода достоинством у ее лица, и отпускал грязные шуточки. И в такие моменты Соня чувствовала себя кроликом, с которым решил поиграть тигр, прежде чем слопать.

Моронский согнул правую ногу, чуть наклонился вперёд и упёрся своим коленом в Сонины, надавил, заставляя развести их. Протолкнул его между ее ног, прижав почти вплотную к ее промежности и не убирая пальцев с подбородка, откинул Сонину голову назад, затылком в спинку кресла. Приблизил лицо. Ещё раз взглянул в ее глаза и накрыл ртом ее губы. Больно. Страстно. Прикусывая и оттягивая нижнюю губу, затем верхнюю. Наконец, с глухим стоном, сунул в рот свой горячий язык и нашёл им Сонин. Играл с ним в прятки, хватал, всасывал в свой рот, снова и снова возвращаясь к губам.

Пульс бил в ушах набатом, отдаваясь эхом между ног. Она едва не совершила то, за что потом сгорела бы от стыда. Вовремя поймала себя на диком, неподвластном контролю желании потереться лобком о его колено.

Боже… пожалуйста!

А что «пожалуйста»?

Продолжай? Остановись?

Что?

Сколько длилась эта мука Соня не сказала бы даже под дулом пистолета. Она перестала ясно соображать, где находится и что делает, как вдруг он оторвался от неё, тяжело дыша.

Сам!

И Соня даже ощутила что-то вроде благодарности. Поскольку, не до конца была уверена, что смогла бы остановиться первой.

– Зачем все это? – спросила она, когда снова обрела способность говорить.

– Я хочу!

– Я не понимаю… Столько… усилий ради банального… секса! – она с трудом произносила слова из-за сбившегося дыхания и опухших губ.

– Банального??? – он, наконец, отошёл на шаг, обернул бёдра полотенцем, которое, к слову, его возбуждения совсем не скрыло. Но Соня выдохнула и отцепила, наконец, от подлокотников кресла задеревеневшие пальцы. – Девочка, ты б не торопилась с выводами, пока не попробуешь – сказал он, усаживаясь на своё кресло.

– Какой же ты невыносимый! – буркнула она.

– Ничего, ты справишься! Ещё просить будешь. – Моронский налил ещё вина Соне, плеснул в бокал себе, поболтал его, понюхал, отпил немного, и принялся за мясо и зелень.

– Ты же можешь этот свой секс по щелчку получать, – глядя, как он ест, сказала Соня. – Зачем тебе я?

Он закинул в рот ещё кусок. Прожевал, взял следующий. Соня, как заворожённая наблюдала за тем, как зверь утоляет физический голод.

– Ты любишь селёдку с клубничным вареньем? – прожевав, вдруг спросил он.

– Не пробовала, но думаю мне не понравится!

– Вот и я не всеядный! – ответил он, промокнув губы салфеткой и затягиваясь сигаретой.

– Сложная аллегория…

Соня минуту помолчала, задумавшись. Побарабанила ногтями по подлокотнику кресла. Протянула руку к бокалу с вином. Убедилась, что руки больше не дрожат, сделала маленький глоток, подержала его секунду на языке, впитывая вкус.

– Мне кажется, у тебя завышенные ожидания на мой счёт. – Произнесла она. – Ну, трахнешь ты меня, чтобы в очередной раз потешить своё самолюбие и утвердить или повысить свои позиции в вашем самцовом Форбсе! Потом поймёшь, что у каждой новой добычи все то же самое, что и у предыдущей. И так бесконечно… – она вернула бокал на место. – А я? Как мне дальше быть? – спросила она, глядя на курящего Моронского. – Я не хочу падать с такой высоты… это больно. Если не смертельно.

Он серьезно посмотрел на Соню. Оглядел как-то странно с головы до ног. Перевёл взгляд на свою татуированную кисть с дымящейся сигаретой, сделал затяжку. Снова поднял взгляд на Соню.

– Я могу предложить только жить здесь и сейчас, наслаждаясь моментом! – Моронский потыкал недокуренной сигаретой в пепельнице. – Какая разница, что будет потом. Здесь и сейчас! Соня.

Соня опять задумалась, вслушиваясь в звуки ночного бора. Где-то в лесной чаще засвистела сплюшка. В траве монотонно затрещали сверчки. Майская ночь была непривычно тёплой и можно было бы даже сказать – приятной, если бы не человек напротив, один вид которого заставлял ее нервничать.

Что если Соне частично принять правила его игры? Если, конечно, у этой игры есть хоть какие-то правила…

Пообещать с три короба. Выиграть время. Усыпить. А там… может, ему самому все надоест и он отвалит в закат?

– То есть, ты тоже готов ждать и наслаждаться моментом здесь и сейчас до тех пор, пока я сама… не отдамся? – спросила она.

– Да, но оставляю за собой право действовать в процессе по своему усмотрению, – сказал Макс, откидываясь на спинку кресла.

– И сколько ты готов ждать?

Моронский долго и тяжело смотрел на Соню, как будто просчитывая что-то. Потом провёл рукой по поросшему густой щетиной подбородку и ответил:

– Месяц. С сегодняшнего дня.

– И что будет по истечении этого месяца, если я не отдамся?

Макс закусил нижнюю губу, взял со столика снятое кольцо, покрутил, надел на палец. Снова снял.

– Признаю поражение и отпущу. – Твёрдо сказал он после паузы.

– Слово даёшь? – прищурилась Соня.

– Даю. – Кивнул. – Но я никогда не проигрываю, учти, – он дернул вверх бровями, – это ты сегодня продула мне пари!

Соня вспыхнула и насупилась.

– Хорошо, – наконец, согласилась она. – Месяц потерпеть твои выходки типа этих, – Соня метнула взгляд в пах Моронскому, прикрытому полотенцем, – я согласна. Ради того, чтобы потом никогда в жизни больше тебя не видеть!

– Даже не представляешь, на что ты подписалась! – со странной усмешкой произнёс Моронский и встал с кресла, протягивая ей руку. – Пошли спать!

***

I can't fall asleep so we lie here

With these thoughts inside our heads

They can't control

We say that this was meant to happen

But soon this will be all we've ever known

So Below “Sleep “

Вот уже минут сорок Соня находилась в ванной, соединённой со спальней Моронского. Прежде чем закрыться за замок, она проверила его исправность, хоть и понимала, что это сущая глупость – если он захочет, он откроет эту дверь.

Сначала она долго чистила зубы выделенной Моронским новой щёткой. Затем долго стояла под горячими струями воды и никак не могла согреться. Ее знобило и колотило. Потом, выйдя из душа, она долго соображала, что делать с трусами, которые, честно сказать, потеряли первоначальную свежесть, не выдержав натиска Моронского на ее непоКобелимость.

Все-таки, постирав их под краном, Соня повесила эту часть своего туалета на полотенцесушитель, прикрыв, собственно, самим полотенцем. Надела выданную ей футболку и махровый халат. Радовало, что он был пушистый, большой и длинный. Она завернулась в него, как в кокон, потуже затянув пояс и завязав его узлом. Встала перед дверью, не решаясь выйти.

Наконец, набрав побольше воздуха в лёгкие, открыла и толкнула дверь. В спальне слабо горела только одна прикроватная лампа с той стороны, где лежал Моронский с книгой в руках. Слава богу, в трусах! И в очках… Это было настолько неожиданно, что Соня застыла на месте.

– Что? – Макс вдруг заметил, что она пялится на него и уставился в ответ поверх очков. – Тебя очки смущают или трусы? Могу снять.

– Сделай одолжение, хотя бы ничего не меняй, – фыркнула Соня, присаживаясь на край кровати и не зная, что делать дальше. Немного подумав, легла, вытянувшись в струну, как Ленин в мавзолее.

Моронский отложил книгу, снял очки. Перекатился на бок, приблизил своё лицо к Сониному. Наклонился к шее и шумно втянул ноздрями ее запах. «Как животное!» – подумала Соня.

– Я сейчас, – сообщил он, перевалился через неё и скрылся в ванной.

Через пять минут он появился в спальне и снова лёг рядом. Сильно рядом.

– Насыщенный день был, да? Столько новых впечатлений! – проговорил он похабным каким-то тоном рядом с Сониным ухом.

Соня скосила в его сторону глаза но ничего не сказала.

– Только, боюсь, уснуть будет сложно. – продолжил он.

– Почему?

– Потому что ты лежишь здесь, в моей постели, без трусов, никаких месячных у тебя нет, а у меня на тебя хронический стояк. – Макс поднялся на локте и подпер ладонью подбородок, рассматривая профиль Сони. Он улыбался. Совершенно пошло.

Соня закусила губу и вздохнула. Опять сжались мышцы там внизу. Почти до боли.

– Я могу уйти спать в другую комнату, – ответила она, сгорая от стыда за собственную реакцию.

– Ну нееет, – протянул Моронский. – Уговор – есть уговор.

Соня вдруг повернулась к нему лицом.

– Хочешь, помогу уснуть? – спросила она.

– Э, – он удивлённо поднял широкие чёрные брови, – а в чем подвох?

– Никакого подвоха, просто способ один знаю. Папа в детстве научил, ещё когда с нами жил.

– А, папа, – разочарованно произнёс Макс.

– Да нет, послушай, способ правда рабочий. Это игра такая. «Гляделки» называется. – Она повернулась всем корпусом к нему. – Надо лечь друг напротив друга лицом. Ложись – Соня показала как. – Вот, теперь нужно смотреть в глаза друг другу. Моргать можно. Отводить в сторону взгляд – нельзя. Кто первый уснёт, или отведёт взгляд, тот и проиграл. Поехали?

– Ну, поехали… – с некоторым сомнением сказал Моронский.

Сначала было сложно выдерживать его взгляд. Соня моргала чаще, чем нужно. А его, казалось, все это забавляет. Он смотрел, почти не моргая. Пристально. И в темных радужках его плясали демоны. Соня не хотела проигрывать в очередной раз, поэтому старалась не закрывать глаза надолго.

Сколько они так смотрели и моргали, непонятно. Когда она снова открыла глаза, он уже не смотрел на неё. Соня заставила себя не смыкать веки подольше, терпела и ждала, когда он в очередной раз откроет свои.

Проиграл. Он спал. Спокойно так. Брови его были немного нахмурены, но лицо совершенно утратило своего надменного выражения.

К подушке прижимался щекой не хозяин порока, а взрослый мальчик с бородой, которому снился какой-то сон.

С этой мыслью Соня провалилась в забытьё.