Текст книги "Подари мне себя до боли (СИ)"

Автор книги: Аля Пачиновна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 34 страниц)

Эпилог

Люблю каждой взорванной ночью,

Каждой недописанной песней.

Я тебя люблю беспредельно и прочно,

а иначе мне не интересно.

И на меньшее я не согласна.

И самыми сильными ливнями

я тебя люблю,

и пусть это опасно,

только никогда не останови меня.

Я тебя люблю.

Люблю.

Мария Чайковская «Люблю»

Интернет её предупреждал, что в августе на юге Флориды невыносимо жарко, но Соня не готова была, не предполагала, что настолько! Солнце пекло нещадно при почти стопроцентной влажности, и крем от загара оказался единственным востребованным средством Сониной косметички. Более того, ежедневно, как по расписанию, в четыре после полудня лил дождь. Вот, только что на небе не было ни облачка, как, вдруг, налетевший ветер притаскивал огромную тяжёлую тучу, которая обрушивалась на зелёный цветущий рай сплошной водной стеной. Минут двадцать и дождя как не бывало. Передохнувшее за облаками солнце, с новой силой принималось плавить все вокруг. Одежда моментально пропитывалась влагой, волосы прилипали ко лбу и шее. Соня с удивлением узнала, что кудри у неё могут виться и без специальных приспособлений. Единственное место, где можно было существовать в такие часы – бассейн с прохладной водой. Или дом. Огромный. Неприлично огромный дом Анны и Андрея Моронских. Собственная гавань на берегу живописного канала, соединяющего ее с Мексиканским заливом Атлантического океана. В котором каждый вечер, истратив заряд радиации, топилось измотанное солнце, окрашивая все вокруг золотым, розовым и коралловым. И каждый новый закат не был похож на предыдущий.

Боже, живут же люди!

А люди эти жили в двухэтажном ультрасовременном особняке из стекла и камня. И, похоже, сами не знали сколько в нем комнат. Ну, или Соня просто никогда раньше не видела домов больше пятисот квадратных метров и не представляла, как можно жить в таком вдвоём и не теряться в нем без навигатора. Но, пойди, пойми этих американских пенсионеров! Зачем им двоим громадный домина с гаражом на четыре автомобиля? С бассейном, в котором можно было бы проводить олимпийские соревнования по водным видам спорта. С пальмовой аллеей. Собственной сосновой рощей. Лужайкой для гольфа. И однопалубной, похожей на космическую капсулу, яхтой в доке.

Соня в первый же вечер аккуратно поинтересовалась у Макса, чем занимается Моронский-старший. Но, могла бы и не спрашивать. И без его скупых пояснений не сложно было догадаться – аренда автомобилей, рестораны и недвижимость. Три кита потребительского общества. Людям всегда нужно что-то есть, где-то жить и на чём-то передвигаться.

Соня смотрела на две фигуры в светлом на фоне сочной зелени идеальной лужайки. Андрей и Макс Моронские спорили о высоте взмаха клюшкой и его целесообразности перед ударом. Да, эти люди слишком долго провели в эмиграции, чтобы считаться своими среди бывших соотечественников. Жизнь в Америке отразилась на внешности и образе жизни этих и без того странных русских. И только русская речь, сдобренная крепкими идиоматическими выражениями, доказывала тщетность западного влияния на загадочную русскую душу.

Макс здесь был немного другой. Словно, не было в его жизни последних десяти с лишним лет, проведённых на родине. Он выглядел спокойнее, расслабленнее, что ли. Как в отпуске.

Теперь, когда отец и сын стояли рядом, Соня поражалась их сходству! Оба высокие, статные, крепкие, белозубые, выхолощенные какие-то. Только один совсем серебряный, а у другого едва наметились первые сединки.

– Ты окончательно решил? – донеслось с поляны голосом старшего.

– Я бы не стал говорить тебе, если бы не был уверен, что готов продолжить! – ответил младший.

Отец хлопнул сына по плечу. Взялся обеими руками за клюшку и ударил по мячу.

Соня наткнулась на жгучий взгляд Макса. Он смотрел на неё поверх очков и ей стало почему-то неловко. Возникло ощущение, что она услышала обрывок разговора, не предназначенного для ее ушей. О ней, что ли? «Да, ну, это параноидальный эгоцентризм! Они не виделись два года, им есть о чем поговорить. Причём тут она, вообще?»

Но, вдруг, он улыбнулся. В последнее время он, прямо-таки баловал ее этой эмоцией. За последние три недели он одарил Соню улыбкой целых три раза. А нет, четыре! На прошлой неделе в самолёте, когда Соня полчаса не могла закрыть рот, разглядывая салон первого класса. А здесь, за пять проведённых в родительском доме дней это была вторая его улыбка.

Моронский делал успехи. Но мама его все равно была вне конкуренции! Такого улыбчивого человека Соня ещё никогда не встречала. В лучах улыбки Анны Моронской становилось спокойно. Да, именно спокойно. Удивительная женщина! Она всегда разная. Будто в ней несколько женщин и каждая притягательна по-своему. Она могла быть чуткой и внимательной к собеседнику, но грустной или задумчивой наедине с собой. Иногда она бросала на своих мужчин многозначительные взгляды, которыми можно было укрощать диких зверей или останавливать военные действия, но уже через пару минут могла заливаться смехом в ответ на шутки мужа. Даже, когда Эндрю Моронски не очень смешно шутил, она все равно хохотала до упаду. И Соня начинала смеяться уже глядя только на неё. У Энн Моронски был нереально заразительный смех. Соня, вдруг, представила себе, как старший Моронский шлепает по попе эту женщину и как она вот так хохочет до искр из глаз.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍К щекам прихлынула кровь. Взгляд почему-то упёрся Моронскому-младшему в зад, обтянутый светлыми льняными шортами. Самые красивые в мире мужские булки перекатывались под тканью. Длинные, мускулистые и загорелые ноги красиво рельефились при каждом его шаге, широченная спина бугрилась под поло, мощные, разрисованные руки, перевитые венами, сжимали клюшку. Боже, что за мужик! Ещё немного и в нижней части купальника станет значительно мокрее, чем в верхней.

– Анекдот вспомнила, – хихикнула Анна, которая уже минуты две молча наблюдала за Соней со своего шезлонга. – Три чопорные старые католички беседуют в кафе за чашечкой кофе. Первая хвастается: "Мой сын – уже пастор, все говорят ему "Святой отец"". Вторая – "А мой – кардинал. К нему все обращаются «Его Высокопреосвященство!». Третья хмыкнула и пожала плечами: "А мой сын – двухметровый, идеальный красавец. Все, кто его встречает, говорят "О Боже!!!

Анна рассмеялась, демонстрируя идеальные зубы. А Соня смутилась. Феноменальная женщина будто мысли ее прочитала. Хотя, у Сони они и так, вероятно, по лбу бегущей строкой бежали. Однако, вспыхнула она не поэтому. А в очередной раз поразившись образу мыслей Анны и то, с какой лёгкостью и непринуждённостью она произносила то, о чем другие бы промолчали. В самолёте Макс рассказал Соне один случай из детства: как-то, примерно в одиннадцать лет на заправке мама дала ему два бакса, чтобы Макс купил себе что-нибудь. Он купил пачку чипсов за доллар пятьдесят, а сдачи ему дали как с двадцатки. Показал маме, хотел пойти вернуть кассиру, а она ему сказала тогда и Макс запомнил ее слова на всю жизнь: «никогда не отказывайся от того, что само идёт тебе в руки». «Это не грабеж?» – спросил ее Макс. Нет, убедила она. «Это их косяк. А это – теперь твои деньги» – сказала она сыну. Именно так и сказала. И теперь Соня ни капли не сомневалась, что именно эта женщина собственноручно и воспитала хозяина «Порока».

– Я никогда не была ему настоящей матерью… – перестав смеряться, мягко проговорила Анна и посмотрела на сына сквозь темные стёкла очков. – Я была ему старший сестрой, скорее. Причём, безалаберной. И Андрей, каждый раз приезжая домой из рабочей поездки, хватался за голову – настолько несерьёзным Макс рос рядом со мной. Но он попал в спорт. Его заметили. И там ему мозги хорошенько вправили.

– По-моему даже чересчур, – тихо буркнула Соня под нос. Но Анна услышала и опять засмеялась.

– Дорогая, ты мне нравишься! – Анна протянула Соне бокал с освежающим коктейлем и задела его край своим.

– А как его в искусство занесло? – спросила Соня.

– На сто восемьдесят, да! – восхитилась миссис Моронски, поправляя широкие полы шикарной чёрной шляпы на седовласой голове. – Натура такая! Весь в меня! – И опять засмеялась. – Сказал, что не видит себя в профессиональном спорте. На самом деле, – она наклонилась к Соне поближе и снизила голос, – он просто осознал свою привлекательность и начал ею пользоваться. Я сначала переживала, что его может затянуть в какой-нибудь эскорт для старых американских кошёлок, но он вовремя вырулил.

Она подмигнула Соне и тонкими пальцами унизанными дорогими кольцами сняла солнечные очки, откинулась на спинку и замолчала.

Соне стало интересно, это врожденные качества или приобретенные и можно ли этому научиться?

– А сколько вы женаты с папой Макса? – несмело проговорила она, и добавила: – И как вам удалось сохранить не просто отношения, но и чувства?

В том, что на седьмом десятке жизни и после стольких лет брака эти двое умудрились сохранить огонь любви не приходилось сомневаться, это было видно…

Анна усмехнулась.

– Тридцать пять лет вместе. Я бы могла книгу написать про успешный брак, но она бы состояла всего из одной фразы: «я не знаю»! Люди вокруг нас, Соня, менялись. Приходили, уходили, исчезали. Многие даже не запомнились. И только мы, по какой-то необъяснимой причине, вопреки закону природы остаемся вместе. Хотя, бывало, что балансировали на грани. А чувства… Вот тут скрыта логическая ошибка всех, кто считает, что чувства могут умереть. В живом организме химические реакции происходят непрерывно. Любовь – это та же химическая реакция. Если изначально для химии есть подходящие элементы и среда – будет и реакция. Отношения же – это серьёзная работа. И на девяносто девять процентов она женская! А когда твой «шеф» – Моронский, готовься гореть на ней круглосуточно.

Вот это последнее замечание было в точку. И она не могла не спросить:

– Вы счастливы?

– Я? Каждый день! – без тени сомнения ответила Моронская.

– Ну… – Соня смутилась, соображая, не будет ли слишком самонадеянно и глупо звучать просьба? Хотя, чего уж теряться… – Может, тогда дадите совет новобранцам? – ей, вдруг захотелось окунуться с головой в прохладную гладь бассейна.

– Совет… – Анна сделалась серьезной. – Я не уверена, что имею право давать советы. Это как раз тот случай когда жизнь с таким мужчиной, как Моронский одновременно и привлекательна и, что называется «не позавидуешь». Но, поскольку деваться тебе все равно некуда… Как жена Моронского, я бы пожелала тебе терпения. Как мать Моронского – смирения. Будь послушной, девочка, не спорь, он счастлив только, когда обладает. Но, как женщина я бы сказала: никогда не отдавай себя полностью, не растворяйся. Пусть у него всегда будет ощущение, что ты можешь упорхнуть в любой момент. Всегда рядом, но чуть в стороне. Покорность, приправленная легкой недоступностью – десерт для его демона. Усыпляй его бдительность сладким каждый день. Но смотри, не переборщи, а то врата ада слипнутся!

И Анна снова звонко засмеялась, отчего оба Моронских отвлеклись от игры в гольф и повернули в их сторону головы.

– Танкер терпения, немного любви и травки… – задумчиво проговорила мама Макса и помахала ручкой своим мужчинам, потом повернулась к Соне: – Предложение же не делал? – почти шёпотом спросила она, но так, будто знала ответ и просто хотела лишний раз убедиться в своей проницательности.

– Нет..

– И не сделает! – весело отмахнулась идеальным маникюром Анна и снова откинулась в шезлонге.

Соня потупилась и ощутила неприятный укол в груди. Ну, спасибо! Всегда мечтала услышать это от мамы своего парня! Прям в десяточку. Помнится, Клара Абрамовна тоже на что-то подобное намекала в первый же день их знакомства…

Анна заметила похмурневшее лицо Сони и затараторила:

– О, дорогая! Ты не так меня поняла. Ему нет необходимости делать тебе предложение, поскольку ему не нужно твоё согласие. Он уже все решил…

Анна поднялась с шезлонга. Повернулась всем корпусом к млеющей в тени зонтика Соне и, поправляя на бёдрах парео, задала неожиданный вопрос:

– Твой паспорт у него?

– Д… да, – запнулась Соня и вспомнила, что за неделю до отъезда он забрал все ее документы, якобы, чтобы решить вопросы с визой. И больше она их не видела. А дальше – зефир в голове. Все так стремительно развивалось. Самолёт. Первый класс. Шампанское на борту. Ее рука в его ладони, его пальцы в волосах. Жар его тела рядом, запах табака и мяты. И то, как в последние две недели странные, задумчивые взгляды сменялись пылким желанием в его глазах… И сама Соня чувствовала себя странно. Непривычно. Больше не нужно было никуда бежать, боязнь быть использованной и выброшенной больше не трепала душу. Какой паспорт? Она забыла, как ее зовут!

– Попроси у него при случае свой паспорт, – она подмигнула, подхватила со столика пустые бокалы из-под коктейлей и танцующей походкой направилась к дому. – Ну и жара…

Никакого особого плана в голове не было. Но розовый зефир, поразивший некоторые участки серого вещества, начал подтаивать. Она плохо представляла себе, что собирается делать, но фраза Анны про паспорт засела в мозгу занозой. Соня попыталась вспомнить, когда в последний раз Макс называл ее по фамилии. И не смогла. Уже не смутные, а вполне конкретные подозрения во всю хозяйничали в трезвеющем сознании. Да нет, не может быть этого! Просто не может быть! Он, конечно, тот ещё тип, но не настолько же!

Моронские оставили гольф в покое и переключились на содержимое гаража. Соня попробовала понизить градус кипения окунувшись в прохладную воду. Не помогло. Поэтому, пока старший показывал младшему за какой такой майбах он переплатил пятьдесят кусков сверху, Соня подхватила с лежака полотенце, наскоро завернувшись в него, понеслась наверх, в их комнату.

Дорожная сумка, в которую, как ей казалось, Макс убирал документы, лежала на полу в гардеробной. Соня, как была в мокром полотенце, упала перед ней на колени и, ломая ногти на трясущихся пальцах, принялась воевать с молниями карманов и отделений. Пусто! Заглянула внутрь. Пошарила руками по дну. Пошла по второму кругу… Вспомнила, что на Максе ещё была небольшая сумочка LV. Нашла ее на полке. Подумала ещё полсекунды, не слишком ли много на себя берет, запуская бесстыжие пальцы в кармашки… но было уже поздно. Она кое-что нащупала. Не то, что искала. А гораздо хуже…

– Я надеюсь, ты там совесть свою ищешь? – раздался сверху голос.

От неожиданности она вздрогнула всем телом. С трудом подавляя рвущийся наружу вопль, Соня отдернула руки от сумки, как от капкана, чуть не схватилась за сердце, которое ухнуло вниз. Делать вид, что она шла-шла и упала, случайно оказавшись в сумке по локоть, Соня сочла лишним. Медленно подняла взгляд на Макса. Он стоял, подперев плечом косяк двери гардеробной и играл желваками. Вытащил руки из карманов шорт, поднял ее за плечи и, не говоря ни слова, отстранил в строну. Сам сел на корточки перед сейфом. Набрал код на замке, открыл дверцу и достал… паспорт.

– Это искала?

Соня сделала рваный вдох и поджала губы.

– Ну, чего застыла? – он протянул ей книжечку. – Бери!

Момент истины. Сейчас Соня либо убедится в своей неадекватности, либо лишний раз в том, что связалась с абсолютно ненормальным типом! Она несмело протянула руку, стараясь не выдать волнения. Уже взялась за уголок, но Макс не выпустил документ. Притянул ее за полотенце к себе.

– Отцу в свое время пришлось доставать дефицитные шведские стенки для работниц загса и паспортного стола. – Проговорил он, выжигая взглядом на ее коже узоры. – Мне это обошлось чуть дороже.

Соня не знала, с чем бы сейчас охотнее смирилась: с тяжёлой степенью параноидальной шизофрении или с тем, что теперь является женой абсолютно ненормального типа.

Моронская. Софья. Павловна.

Горло, точно тисками сдавил болезненный спазм, предвещая возможное начало истерики.

– Самое интересное во всем этом… – невозмутимо заговорил Макс, убирая паспорт обратно в сейф, совершенно игнорируя бледность опешившей Сони, – что я уже две недели пялю свою жену в тайне от тебя. Прикольное чувство, надо сказать.

Он поднялся. Секунды быстротечно сменяли одна другую, пульс учащался под его взглядом. А Соня не могла придумать ни одной колкой фразы в ответ, как ни старалась.

– Да ладно, расслабься. Ты же не собираешься устраивать истерику из-за фамилии какого-то чувака, который бросил тебя в пять лет?

Логично. Но расслабиться? Просто, взять и расслабиться, когда волны злости, смешиваясь с возбуждением, бушуют внутри неуправляемым ураганом? Соня не знала что сказать. Да, даже если бы и знала, все равно не смогла бы. Сначала шок не давал правильно оформить в цензурные слова бурлящие внутри неё чувства. Потом руки Моронского не дали. Толпа мурашек пронеслась вдоль позвоночника, когда он притянул ее к себе за задницу и впечатал в свой недвусмысленно намекающий пах.

– Бессовестная, – прошипел он самозабвенно ей в шею. – Чем ты пользуешься? Духами, что ли, какими? Почему меня от тебя так штырит? Постоянно!

Она замерла, настырно усмиряя рвущееся из груди сердце, гордо, все ещё по-орловски выпячивая подбородок.

Жена? Какая жена? Она же даже к статусу его девушки ещё не привыкла. Девушка Моронского? Это же как… чёрный снег, как горький сахар! А «жена Моронского», «Софья Моронская» – это же такой же оксюморон… как свобода слова и честные выборы! Два слова с противоположным смыслом пытаются образовать невозможный в природе союз! Нет, это невозможно! И как он посмел даже не спросить ее?! А зачем, собственно? Она, что, отказалась бы? Даже если бы и отказалась… можно подумать, это что-то бы изменило. Но это все неправильно! Так не должно быть!

Макс протянул одну руку к сумке, второй продолжая крепко прижимать Соню к себе. Извлёк то самое обнаруженное ею. Соня зажмурилась, чтобы не смотреть, что он делает. Отвернулась, как от жуткой сцены в кровавом ужастике, пока Макс воевал с ее безымянным пальцем. Потом осторожно приоткрыла один глаз, будто боясь ослепнуть и подсмотрела в маленькую щёлочку век.

Да. Там было от чего ослепнуть.

– Моронский, вот скажи, – Соня приложила максимальные усилия, дабы сделать голос похожим на голос, а не на змеиное шипение, – почему нельзя было по-человечески?

– По-человечески? – он скользнул губами по ключице и вверх к мочке. – Это как? – выдохнул в ухо, – типа, встать на колени, делать предложение? Я разве не предупреждал, что ничего не предлагаю? Я просто забираю своё! Или тебе платье нужно, лимузин с пупсом? Ну, ок! Через два дня мы летим в Вегас, устрою тебе там свадьбу века! Хочешь, церемонию будет вести Мадонна?

– Макс! Прекрати паясничать! Я серьезно!

– Я тоже! – отрезал он, продолжая наступать спереди, – У меня рядом с тобой ощущение, что я владею всем миром! Понимаешь?! Что я, сука, бессмертный, что я все могу! Меня сейчас разорвёт изнутри! Соня. Ты – как воздух, которым я не могу надышаться.

Она перестала брыкаться и решительно перехватила дрожащими ладошками бородатую физиономию мужа… Мужа? В голове не укладывалось!

– Я не могу встать на колени, Моронская… – жарко прошептал он ей в губы, подталкивая ее назад, – они у меня отбиты, забыла? Если только на мягкое…

Соня охнула, когда оказалась опрокинутой на постель спиной, а Макс, действительно, подполз к ней на коленях, устраиваясь между разведённых ног.

– Так будет всем лучше, просто поверь, доверься… – громкий хриплый стон сорвался с его губ, когда он вдавил свой пах в ее изнывающую промежность, впиваясь пальцами в плоть бёдер.

И что, все вот так сойдёт ему с рук? И Соня даже ответочки никакой не предъявит?

– Прекрати меня лапать, Моронский. Я в бешенстве! – попытка не удалась.

– Да? А по-моему, ты меня хочешь!

– Неподходящий момент!

– Очень даже подходящий! – Толкнувшийся в ее мокрый купальник твёрдый орган служил своеобразным тому подтверждением. – Предки свалили в ресторан, можем позаниматься… физикой! Громко.

Ну, и кто там говорил, что в браке умирает Страсть? Вот тебе и химия и физика. Сила взаимного притяжения между их телами не нуждалась в доказательствах. Макс жадным взглядом прошёлся по всем ее изгибам, рвано, двумя движениями освобождая ее от лоскутков купальника. И запыхтел, подобно гигантскому паровозу, нетерпеливо стягивая с себя шорты и поло. Закончив с разоблачением, он вытянулся над ней распростертой и изнывающей от желания. Такой большой, огромный, он дышал как зверь, заторможенно таращился на Соню сверху масляным взглядом. Голодным. Ревностным.

Весь мир на паузу. Время замедлилось. Будто никогда они прежде не были так близки. Словно сейчас все случится в первый раз.

О Боже!

Повинуясь какому-то импульсу, Соня отпрянула, начала отползать вверх к подушкам у изголовья кровати.

– Еще чего?! – Рявкнул Макс, пробуждая дрожь во всем ее теле и дёрнул ее за щиколотки обратно под себя. – Я не отпускал!

Соню как кипятком ошпарило! Первобытная Страсть. Похоть. Одна на двоих. Все вокруг перестало существовать от одного единственного прикосновения его губ. Властного. Жадного. Порабощающего.

Так какая разница, какая у неё фамилия? Если даже ее имя сейчас не имело никакого значения! Ничего не было важнее желания. Его рук. Жара тяжёлого, мощного тела, нависшего над ней. Запаха, исходившего от него. Звериного.

И она сдалась. Расслабилась.

– Умница моя, – поощрил ее за покорность невесомым поцелуем в уголок рта, – так гораздо лучше.

А потом Макс запустил руки в ее волосы, сильно сжав, набросился на ее губы. Терзал с упоением, мял, кусал. Делал вдох, давал глотнуть воздуха ей и снова накрывал ее рот своим. Соня протяжно застонала. Нет! Завыла. Там, между ног сводило болью от пустоты. И она, повинуясь инстинкту, двинула бёдрами, обвила руками мощную шею МУЖА, призывно выгнулась, подставляя под его ласки затвердевшие соски. В ушах громыхало. Хотелось кричать… Да! Кричать!

– Пожалуйста… – она не узнала свой голос.

Макс отстранился на мгновение, силясь сосредоточить свой поплывший от возбуждения взгляд на Сонином лице. Что-то, как будто, хотел сказать, но упал, уткнувшись в шею, прикусил зубами нежную кожу и издав низкий, сиплый рык, в одно касание ворвался в неё… И замер, будто смакуя ощущения. Оторвался от ее шеи.

– Я дурею от тебя! Слышишь? Дурею. Не могу… – бубнил он, толкаясь вперёд.

«Ещё, ещё, пожалуйста!» она судорожно потянула его за плечи, оставляя на голой коже борозды, но Макс не чувствовал, он не спешил. Войдя до упора с упоением начал мучать ее ноющие соски. То сжимал, заставляя стонать, то нежно едва касался губами и языком, то снова прикусывал до сладкой боли.

Он, вдруг, оторвался от ее груди, заставляя скулить и извиваться в нетерпении. Уставился на неё. Неутомимое желание плескалось на темном дне его шоколадной радужки.

– И мне просто крышу срывает, потому что я знаю… это взаимно!

Яростно дёрнул Соню за бедра. Будто мало ему было того, что он и так занял все пространство ее жизни. Он хотел заполнить ее изнутри. Полностью. Забрать себе. Присвоить. Заменить собой воздух.

– О Боже! – Соня не просто стонала. Она вопила. Во всю силу своего голоса. До срыва. До хрипоты. Захлёбываясь от остервенелых толчков в нежные глубины ее тела.

– Да… кричи… хочу… слышать… тебя! Громко! – рычал Макс ей в плечо, неистово тараня собой.

Мир раскололся прямо под ними. И она полетела. Сначала вниз, сгорая дотла. Потом вверх, возрождаясь из пепла. Как феникс.

– Да! Моронская! Вот так! Сожми… ааа, сука! – с диким ревом он излился в неё мощно и горячо, вздрагивая в конвульсиях, опаляя дыханием истерзанную зубами кожу плеча.

– Как тебе первый брачный секс? По-моему, охуительный! – бормотал он хрипло, едва отдышавшись. – Поплыла, моя девочка! Ты так кричала…

– Не обольщайся! Это стремительное повышение с «любимой шлюхи» до жены… слишком головокружительный карьерный взлёт для меня. Не смогла сдержать эмоций! – истратив последний запас кислорода, проговорила Соня.

– Ссучка… – Макс цапнул ее за ухо. Больно. Но ощущение сладким спазмом отозвалось между ног, там, где они по-прежнему соединялись телами.

– Согласен… иногда я бываю придурком! – он по поднялся на руках над Соней, чтобы снова заглянуть в глаза. – Но ты ведь любишь меня именно таким!

– Иногда? – она сделала спасительный вдох. – Не скромничай! Ты сделал меня своей… женой, даже не спросив меня! Ты, вообще, когда собирался мне об этом сказать? Ты вообще – собирался?

– В Вегасе! Хотел развести тебя на брак, представить это, как шутку. – Он хохотнул, обнажая ровные белые зубы. – Да Маман влезла. Ты, кстати, понравилась ей! А иначе хрен бы она тебе про паспорт ляпнула!

Нееет, Моронский, тот которого она знала, никуда не делся. Вот он – быдловатое красивое чудовище возвышается над ней.

Соня вдруг захихикала. Макс уставился на неё вопросительно осоловевшими глазами.

– Не могу поздравить с тем же! Ты нажил себе заклятого врага в лице моей мамы. Она никогда тебе этого не простит. Она и так тебя не любила. А теперь и вовсе… не повезло тебе с тещей, короче!

– С тещей я разберусь! Я знаю подход к женщинам после сорока – похабно прошептал он рядом с Сониным ухом.

– Ты невыносимый, Моронский! – задохнулась она. – Выйди из меня сейчас же! – она попыталась выбраться из-под него, забрыкалась, отталкивая руками. Да, где там! Он просто вдавил ее сверху собой в постель, поймал руки за запястья и задрал над головой…

– Никуда не денешься, Моронская. – Макс пошевелил бёдрами, толкнулся глубже и Соня почувствовала, как он снова наливается внутри неё. Как ее тело в ответ разгорается и становится гибким, как горячий воск, тягучим, как мёд. Податливым. Покорным.

Безумие. Безумие! В голове не укладывается! Каждый раз, как первый…

– Терпи! – Макс снова медленно задвигался в ней. – Смирись. Расслабься. Кайфуй… не пожалеешь! Я ещё никогда не был так уверен в том, что делаю… любимая…

Конец