Текст книги "Подари мне себя до боли (СИ)"
Автор книги: Аля Пачиновна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)
Ночь, когда она стала сексуальной, желанной, красивой… она запомнит на всю жизнь, обведёт дату в кружочек и будет праздновать в одиночестве, каждый год заводя по коту по кличке Макс.
Ладно, шутка. Никаких котов. Он дал ей – поверженной, подавленной, покорённой парадоксальное чувство превосходства, собственной уникальности. Как он её назвал? «Охуительная тёлка»? Умереть – не встать!
Тогда она сейчас допьёт кофе, приведёт себя в порядок, наденет новое своё летнее платье и босоножки и поедет… да, поедет! на своём новом Порше по магазинам покупать себе новое красивое белье!
***
– Там конкурент поработал. Я хотел оценить качество и пытался определить, кто именно. Грудь – это лицо женщины. А для меня ещё и профессиональный интерес.
– Виталик, скажи честно, тебе в детстве мамка сиську не давала? – Моронский расслаблено сидел в пассажирском сидении Лэнд Ровера Виталика и крутил в руках чёрную Трежер. Хозяин авто не разрешал курить в салоне. Пожалуй, это было единственным обстоятельством в жизни Моронского, которому он подчинялся.
– Чё-то я не припомню, когда это я в психоаналитики нанимал бро, от которого тёлки, как тараканы разбегаются?
Они переглянулись и заржали хором.
– Скажи лучше, Виталик, как неординарно потратить на девушку лавэ? Но чтоб с пользой?
– Ты, Моронский – просто ода практицизму! Женщина – это такой бизнес-проект, в который ты вкладываешь, вкладываешь, вкладываешь и только потоооом, может быть, получаешь прибыль. Или хотя бы выходишь в ноль.
– Когда ты лыс и толстоват – да!
Виталик метнул в друга колючим взглядом.
– А я не про денежные вложения! Но, так и быть, дам тебе адресок. Мы там на новые буфера чехлы подбираем.
– Чего?
– Бутик элитного, эксклюзивного белья, – пояснил Виталик. – Приводишь, туда девушку, на которую готов потратить до хера бабла. Садишься. Закуриваешь. Напитки пьёшь за счёт заведения. А они, тем временем, даму сердца упаковывают в такие комплекты, ты даже в пубертате такого себе не представлял! Целое шоу.
– И?
– Что «и»? Расплачиваешься. Забираешь девушку, едешь с ней домой, в отель, куда хочешь. Всё. Беспроигрышный вариант. А главное – всем, на что потратился, сможешь пользоваться. Гарантировано. Ты глянь, какая тёлка!
Моронский машинально повернул голову в ту сторону, куда показывал Виталик. К зебре подходила высокая девушка. Брюнетка. Моронский даже очки темные снял, чтобы получше рассмотреть.
Надо же! Куда это мы так вырядились? Макса как кипятком обдало.
Соня, в красном легком, коротком платье в белый мелкий цветочек, в белых туфлях на каблуках, не глядя под ноги, спустилась с бордюра на переход. Волосы собраны в небрежный пучок из которого ветер выбил пряди. В ушах наушники. В руках телефон. Она что-то с интересом разглядывала на его экране и жевала жвачку. Поравнявшись с капотом машины Виталика, девушка, на мгновение притормозила, все так же, внимательно глядя в экран, и надула из жвачки пузырь. У Моронского мгновенно потяжелело в штанах. Ещё немного и Макс завоет, как тот волк из старого американского мультфильма.
– Охуительная телка! – пробормотал Виталик, подбирая слюну.
Макс пошевелил челюстью. Стиснул зубы. Первым желанием было выйти из машины, схватить, перекинуть ее через плечо и сгрузить на заднее сидение. Но нет. Он уже всё просчитал и спланировал. Да, и не ко времени сейчас это. Пусть погуляет. Для кого только нарядилась так?! Туфли эти, а из них ноги длиннющие. Платьице это… а из него ноги. Бежит так легко, перед собой не смотрит и вокруг не смотрит. Прикольно, наверное, в чёрном Кайене смотрится! Едет в очёчках, губами своими пузыри надувает – сплошной секс. Сука, как бы засандалил сейчас…
– Интересно, сиськи свои? – не унимался Виталик, провожая Соню взглядом. – Так-то я пациентов в одежде не распознаю.
– Виталик, на дорогу смотри, зелёный! – процедил Моронский и снова скрипнул зубами.
Глава 22
In the car only you, in the car only me.
All I see it just true, babe using a dream.
When you give me the sun,
Show me what you feel,
I’ve drinking like a wine.
Babe, using a dream.
When I see you tomorrow,
Show me what you feel in me.
I will drink you like a wine,
Babe, isn’t your dream.
Kirma “See you tomorrow” (слушать обязательно!!!)
Соня стояла перед раскрытым шкафом и решала извечную женскую дилемму: что надеть, когда от вещей ломятся полки. Руки машинально потянулись к отделению с джинсами.
Нет, однозначно! Отныне, на деловые встречи только строгая офисная одежда, никаких маек, толстовок и джинсов с кроссовками. Она должна выглядеть, как профессионал, как специалист. Ее должны начать воспринимать всерьёз и доверять действительно серьёзные проекты. Хватит уже рисовать кухни и санузлы в хрущевках. Встречают, все-таки, по одёжке.
А если честно… Соне казалось, что ОН наблюдает за ней. Везде. А если совсем честно – ей хотелось, чтобы так было. Это для него она старалась, ворошила гардероб, тщательно продумывая образ… Но даже от самой себя держала это в секрете. Признать, что каждой клеточкой своего организма она думает о нём – значит, расписаться в полной капитуляции. А она ещё пока сопротивлялась.
Дней пять назад позвонила женщина-риэлтор и приятным голосом сообщила, что ее клиенты оплатили Сонину консультацию на объекте. Район очень престижный. Квартир там меньше двухсот квадратных метров просто нет. Вот её шанс произвести впечатление профессионала и получить хороший, денежный заказ.
Живот только некстати ноет.
Соня выбрала комплект белого кружевного белья из вчерашних приобретений. Вроде ничего особенного, а сидит на Соне великолепно. Лифчик без поролона. Только тонкое ажурное кружево. Трусики – стринги.
Достала из шкафа ультра-модную белую хлопковую сорочку с объемными рукавами. За счёт того, что она свободна, белье не просвечивает. Натянула чёрную зауженную к коленям юбку. На ноги чёрные простые минималистичные босоножки.
Ещё подумала: собрать волосы в гульку на затылке? Или распустить? Если собрать – училка. А если распустить – училка из порно. Покрутилась перед зеркалом, так-сяк. Распустила.
– Сонь, телефон! – позвала мама из коридора.
– Сейчас.
На ходу расстёгивая ремешки туфель, Соня попрыгала к телефону.
– Да.
– Привет.
– Привет.
– Не клади трубку, пожалуйста. Мне нужно кое-что сказать тебе.
– Лёва, может не надо? – Соня понуро вздохнула. Этого ещё не хватало, да перед ответственной встречей.
– Надо. Мне надо.
Соня ещё раз вздохнула:
– Хорошо, Лёва, у тебя пять минут, – холодно разрешила она и сама удивилась, поскольку, раньше никогда не позволяла себе разговаривать с ним таким тоном!
– Я хотел извиниться за то, что сказал. Я совсем так не думаю. Я просто хотел сделать больно в ответ. – Парень сглотнул и замолчал.
– Лев, тебе не нужно извиняться. Сделать мне больно у тебя не получилось. Ты был абсолютно прав!
– В смысле?
– В прямом. – Она села на трюмо, прикрыла трубку ладошкой и шумно выдохнула: – Я сделала минет одному парню за новый Порш!
С той стороны что-то крякнуло и затихло.
– Так что, все нормально, – Соня стянула туфлю с ноги, – как корабль назовёшь, так он и поплывёт!
– Соня, я не…
– Ты не виноват ни в чём, – перебила она. – Извини, я спешу.
Да. Вот так. Жестко, даже жестоко, но это правда. Это жизнь. Когда-то же это должно было закончиться? Лев звонил каждый день всю последнюю неделю. Соня не отвечала на мобильный. Пусть лучше он ее ненавидит, пусть разозлится, наконец, выбросит ее из головы, чем продолжает унижаться. Пусть, наконец, поймёт, что она живая! Живая! Не фарфоровая кукла, которой место в серванте Клары Абрамовны, а живая, молодая, красивая, сексуальная женщина! Которая хочет жить, любить, совершать ошибки, страдать, радоваться и наслаждаться! Раньше, в доморонские времена, та, другая Соня, принялась бы утешать Лёву. В результате, к концу разговора именно Соня горячо извинялась бы, принимая очередной груз вины на свои плечи. Он бы, конечно же, так и быть, её простил и уже вечером они с Левой пошли бы в кино или театр. Там бы он два часа жамкал ее руку, заглядывая в глаза, бесконечно спрашивая, все ли у Сони хорошо… Замкнутый круг тяготивших ее отношений, который та – старая Соня, не смогла бы разорвать, если бы не новая!
Снова скрутило живот.
Чёрт. Как она забыла?! Месячные. Ну конечно!
Взяв из коробочки тампон, Соня ещё подумала секунду, нагребла горсть их и ссыпала в сумочку. На всякий случай.
Она вышла из ванной, ещё раз проверила, ничего ли не забыла. Слегка коснулась губ кисточкой блеска. Обулась. Поправила волосы. Взяла с трюмо ключи от Порша и папку с портфолио. Ну, с богом.
– Ма, я ушла!
Ехать до места без пробок сорок минут. Она добралась за тридцать пять. У неё ещё минут двадцать, чтобы найти нужное строение, свободное место на стоянке и припарковаться. И ещё останется время спокойно посидеть, настроиться на деловой лад.
Нужный дом она нашла сразу. Это четырёхэтажное здание, последний этаж которого мансардный, скорее всего двухуровневый с окнами от пола до потолка и французскими балкончиками. Квартира, которую Соня должна была посмотреть находилась как раз на четвёртом этаже. Она остановилась перед дверью, последний раз прочесала пятерней волосы, откинула их назад, пожалев, что не собрала, все-таки, в пучок. И нажала кнопку. Замок мгновенно ожил, щёлкнул несколько раз. И прежде чем Соня успела открыть рот, чтобы представиться, кто-то схватил ее за руку и втянул внутрь квартиры.
Она почти не удивилась и не испугалась. Даже не забрезжила мысль, что это может быть какой-нибудь маньяк. Потому что беспечная, с отключённым инстинктом самосохранения, она чего-то такого и ожидала. Ладно, точнее сказать – надеялась. Ну, потому что не верила в тишину последних двух дней. Нет, она, конечно, себя настраивала именно на такой финал истории, но глупое сердце ждало… Соня не выпускала телефон из рук и подолгу задумчиво залипала на его темный экран и вздыхала.
Моронский закрыл дверь на ключ, спрятал его в карман брюк и повернулся к ней. Облокотился спиной на входную дверь.
Взгляд тяжелый. Или грустный? Не разобрать из-за бликующий стёкол очков, тех самых, в которых он читал тогда.
Сегодня Макс был в белой приталенной сорочке. Ворот как всегда расстегнут до груди, за ним поблескивала золотая цепочка. Широкие манжеты под запонки, но запонок нет.
Соня смотрела на него и сердце бедной птицей билось за ключицами. Что говорить? И он молчит. Смотрит.
Первым ожил Моронский. Медленно вытащил руки из карманов, снял очки, аккуратно положил их на низкий столик в прихожей.
– Соня, – начал он и от голоса его по телу пробежала предательская дрожь, – я, кажется, тогда, ещё в машине давал тебе последний шанс остановить меня. Так?
Она нервно кивнула и выронила папку с портфолио из рук.
– Предупреждал, кажется, что если не остановишь там, то не остановишь уже никогда?
Соня снова мелко затрясла головой, а нога в каблуке непроизвольно подвернулась.
– Так какого хрена? – так же спокойно, но тоном, от которого инеем стянуло позвоночник, поинтересовался Макс.
Он, не спеша, положил руки на ремень. Медленно стал вытягивать его свободный край из петлиц, не спуская глаз с Сони. Расстегнул. Достал из брюк.
«Бить, что ли, будет?» – промелькнуло в голове. Хотелось бы тогда знать, за что. Неужели только потому, что она ушла… не попрощавшись? Соня оглянулась. Отступать было некуда – позади помещение, в котором она, мягко говоря, ориентировалась плохо. Впереди – Моронский, который, однако ж, ремень отбросил в сторону и шагнул на Соню.
«Бить отменяется?»
Она сделала шаг назад.
– Я, конечно, бумажник не проверял, банкноты не пересчитывал… – Он сделал ещё шаг и начал расстёгивать рубашку. – Но мне казалось, ты на дешевую путану, бабочку-капустницу не похожа.
Сорочка полетела на пол вслед за ремнём. Соня невольно прикрыла глаза, отрубая себе доступ к изображению, да только все зря. Хватило мимолетного взгляда, чтобы воображение дорисовало голый торс мужчины, пышущий жаром, мощную грудь в чёрных волосках, живую змейку золотой цепочки на ней, и вены, набухшие на больших, сильных руках.
«О, всё, завиляла хвостиком», – презрительно проворчал Сонин внутренний голос.
Был бы хвостик – завиляла.
Соне казалось, что у неё у самой лифчик сейчас лопнет из-за гипервентиляции легких… Она заставила себя часто поморгать, чтобы сбросить наваждение и уставилась в пол, потому что выдержать этот его взгляд не представлялось возможным. Он её пугал. Так сильно, что она уже кляла себя за тайную надежду встретиться с ним вновь. Не так она себе это представляла, глупая!
«А ты думала, он с цветами и конфетами в гости придёт?» – съехидничал другой внутренний голос.
– Не понравилось, что ли? – Макс подошёл уже почти вплотную. – Так ты в антракте сбежала! Там ещё два акта должно было быть. Как минимум.
Ноги у Сони подогнулись, будто вареные, вся кровь, какая в ней была, ринулась к лицу, пульс барабанил в уши, оглушая до звона.
«Господи, Моронский, какой же ты тупой! Как, впрочем, наверное, все мужчины!»
– Я сейчас всё исправлю! – прозвучало, как угроза.
Она опять позорно подвернула щиколотку.
– Чё, ноги не держат?
– М… Макс… – пролепетала Соня.
Расстояние между ними сократилось в ноль. Она уже слышала, как он пыхтит и клацает зубами возле ее уха. Чисто зверюга, обнюхивающий добычу. Того и гляди, слюна капнет ей на воротник… Горячая лапа опустилась Соне на ягодицу и сильно, агрессивно сжала. Цепкие пальцы впились в ткань юбки. Грубо. Больно, но не там. А в том самом месте, которому Соня больше не была хозяйкой.
– Ты разувайся, проходи, – выдохнул он ей в ухо, жаром опаляя тело до сосков и оттесняя назад, вглубь квартиры. – Мы тут надолго.
– Мм…Мааакс, – Соня сделала ещё попытку сказать кое-что очень важное, но он не дал – впился алчным ртом в ее губы.
Ничего не получалось. Протестующее Сонино мычание Моронский понимал так, как ему позволял его затуманенный похотью мозг. То есть, как стон готовой к спариванию самки, ни больше ни меньше.
Блузка теряла пуговицы пропорционально тому, как Соня прощалась с силами.
Лапа с ягодицы метнулась вверх, к затылку, привычным жестом вцепилась в волосы, а вторая и нырнула в разодранную на груди блузку. Забралась под лифчик. Грубо стиснула плоть, подобралась пальцами к соску, ущипнула, снова накрыла и сжала.
Господи! Да, даже если бы вокруг все полыхало синим пламенем, она бы ничего сказать не смогла. Макс напал на ее губы, властно мял их своими, прикусывая зубами и языком мучил изнутри. Проникал своим дурманом, разбегался по венам и сосудам, унося сознание в «глубокие дали Сальвадора ДалИ».
А у неё каблуки вязли и путались в высоком ворсе ковров.
Надо было срочно что-то сказать.
Соня втянула носом побольше воздуха. И промычала:
– Н-н-н-нет.
– Да! – возразил твёрдо Макс.
– У-у, – протестующе замотала Соня головой, – Н-нет!
– Да!
На Соне опять что-то треснуло.
– Макс, нет! – удалось ей почти членораздельно.
– Да! – рыкнул Моронский сквозь зубы и его передернуло.
Когда Сонин каблук намертво увяз в ковре, ее сумка свалилась с плеча, упав на пол, раскрылась и исторгла из себя россыпь тампонов.
Макс увидел это и замер.
«Ну, наконец-то…»
– Нет… – тихо произнёс Моронский.
– Да! – Бодро закивала головой Соня.
– Нет. Скажи. Что это не то. О чем я думаю.
– Моронский, я не знаю, о чем ты там думаешь, кроме утоления своих примитивных инстинктов! Но это, однозначно, не патроны и это не курят! – выпалила Соня.
Макс чуть отпрянул. Уставился на неё, будто дополнительные дырки в ней просверлить хотел. Вытащил из-под Сониной рубашки лапу и запустил ее в свою шевелюру.
– Ты меня ими убила… Ты меня сейчас раскалённого ледяной водой окатила!
– Ну, ты ж любишь баню!
– Орлова, скажи, что это такой грамотный развод на бабки! Если так, то скажи, сколько ты хочешь? Любую, сука, цену назови! Завтра же, нет, сейчас же переведу. Я никогда! Никогда раньше, до встречи с тобой, не вёл себя, как полный кретин. Почему с тобой все через жопу? – Макс рухнул в стоящее в углу кресло. Посидел секунд пять, пока до него доходила мысль: – Кстати!
Моронский поднял взгляд и с хитрым ленинским прищуром общупал им всклокоченную Соню.
Она пыталась заправить распахнутую блузку обратно в юбку и хоть как-то пригладить дыбом вставшие волосы, балансируя на одном каблуке, потому что второй пал героем в неравной схватке с ковром.
– Ты номером ошибся, – дунула Соня себе на лоб, поправляя на бёдрах юбку. – Я – дизайнер, а не девочка по вызову!
– И это самый большой проёб в твоей жизни! Ты бы преуспела! Из Дубая бы не выезжала. Или из Монако.
Соня захлебнулась накрывшей её волной возмущения. Стояла и хватала ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.
Макс потёр лицо и устало опустил ладонь на расстегнутую ширинку брюк.
– Спасибо за бизнес-идею. Всегда хотела побывать в Монако, – процедила Соня.
Ни один мускул не дрогнул на его лице. Моронский смерил Соню своим мрачным взглядом с головы до ног, задержал его на ее губах и вернул к босой ступне. Наконец, зашевелился и медленно поднялся с кресла, придерживая брюки. Сунул руку в карман, достал ключ и шмякнул его на комод.
– Устал я что-то… – тон чуть смягчился, но Макс по-прежнему выглядел угрюмым. Он повернулся к Соне и посмотрел ей прямо в глаза, – Ключ! – он двинул его по столешнице комода к Соне. – Я не держу.
– Ты либо уходишь, либо остаёшься, – продолжил Моронский. – Но тогда всё, Соня. Всё. Просто предупреждаю, чтобы потом не было претензий… Любое твоё решение приму. Нет – так нет. Оставлю в покое. Да? Тогда ты – моя. Вся без остатка. Полностью. В моём распоряжении. Безусловно.
– Но… я…
– И без «но»! – перебил Моронский. – Просто «да» или «нет»!
Он подошёл к Соне, пальцами правой руки взял за подбородок, слегка надавив на щеки, повернул ее лицо к своему и настойчиво поцеловал в губы. Не грубо, но властно. Как будто, всё уже решил за неё. Потом отстранился, быстро, одним движением стянул с себя брюки вместе с трусами.
– Я в душ, – и на пути к двери, ведущей, вероятно, в ванную, бросил, не оборачиваясь, – я буду ждать там, Соня.
Она осталась в комнате одна. Ключ от свободы – вот он, лежал перед ней на комоде. Бери, иди. Никто не держит. И больше никаких моронских. Свобода. Разве не этого она хотела?
Соня протянула руку, дотронулась пальцами до холодного кусочка металла, все ещё ощущая на губах горячее дыхание Макса. Уйти? Остаться?
Уйти, значит сохранить своё достоинство, личность. Остаться – значит, раствориться в нём полностью, потерять себя в нём. Уйти – значит поступить правильно, как разумная девочка, потом всю жизнь гордиться этим. Может, даже внучкам рассказывать, какая бабушка молодец была, устояла. Остаться – значит в омут с головой сигануть. Остаться – значит пропасть в этом омуте навсегда. Сколько он будет играть с ней – не важно. Неделю? Месяц? Два? Для неё дороги назад, к прежней жизни, к прежней Соне уже не будет. Он наиграется и забудет. А она будет помнить его всю жизнь… каждый день, каждый час, каждое мгновение.
«Что будем делать, Соня? Уйти нельзя остаться. Где будем ставить запятую?»
Она вздохнула. Ещё раз взглянула на ключ. Услышала, как за дверью зашумела вода.
Наклонилась к сумке, собрала с пола тампоны и сложила их в неё. Достала телефон. Подержала в руках. Убрала обратно.
«Почему все так сложно?»
Чего она сама хочет больше?
Ответить на этот вопрос оказалось проще, чем расстегнуть ремешок босоножки – руки дрожали, пальцы не слушались. Сняв, наконец, босоножку, Соня ещё раз достала телефон из сумки и набрала короткое сообщение:
«Ма, сегодня не приду».
В омуте уже заждались…
Глава 23
I’m tired of waiting patiently for disaster
I’m tired of being the one that’s chasing after
No Im not gonna fall for you
No Im not gonna fall for you
Lucy Daydream “You”
Говорят, что это излюбленный приём всех искусителей: давать ложное ощущение права выбора. Это когда формально он, вроде бы, есть, но фактически – его нет.
Если Еве достался такой же демон-манипулятор, то ее давно уже надо реабилитировать в глазах всей человеческой цивилизации. Запретным плодом было не яблоко, а сам Змей. И если он был хоть на десятую долю такой же обаятельный, как Моронский, у бедной женщины просто не было шанса. Ни единого.
Соня нервно усмехнулась.
Первый в человеческой истории курортный роман женщины и скользкого мудака закончился так же банально, как все последующие. Догрызла Ева яблоко соблазна и поползла понуро к своему скучному Адаму.
Но ей-то простительно. Глупой прародительнице никто не объяснил, что связываться со змеями – это билет в один конец кубарем на грешную, выжженную землю. А в Сонином распоряжении триллионы подобных поучительных историй, прошедших сквозь века, описанных в литературе на всех языках мира!
Что ещё надо знать, чтобы взять ноги в руки и бежать без оглядки, спасая свою душу от вечного адского плена?
Но Соня стянула вниз юбку и переступила через неё. Расстегнула уцелевшие пуговицы на блузке. Обе. Осталась в белье.
Сколько там курортные романы длятся? Недели две?
– Боже, сумасшествие какое-то! – пробормотала она и поёжилась. – Так нельзя. Это неправильно всё!
В этом всё и дело! Когда нельзя, больше всего хочется! Не могла она уйти! Её, как магнитом тянуло к нему. К темному, горячему, властному. Красивому. Хотелось просто упасть в его огромные сильные руки, положить голову на горячую грудь и растечься, раствориться в его запахе. Забыться. Потеряться. Просто лежать с ним рядом и дышать одним с ним воздухом. Пусть всего несколько дней или даже часов… А кто бы устоял?
Соню зазнобило. Она сделала большой вдох, задержала дыхание и открыла дверь ванной.
За запотевшим стеклом огромной, выложенной камнем, душевой, в клубах пара, угадывался силуэт демона. Соня остановилась, как вкопанная, не в силах сделать больше ни шага.
«Что я творю!?»
– Ты заставила меня понервничать, – услышала она сквозь шум воды гулкий голос. – Забирайся скорее, тёпленькая пошла!
Вот ведь, тип! Он, как будто, даже не удивился. Словно знал, что она останется. Дьявол.
Чуть помешкав, она, все таки, расстегнула бюстгальтер, сняла его и стянула трусики вниз. Обхватив себя за плечи, Соня шагнула за стекло.
– Ну, привет… – взгляд карих глаз из-под мокрых ресниц потемнел. Соня же старалась не смотреть ниже его подбородка. – Иди ко мне. Я соскучился.
Макс мягко расцепил ее скрещённые на груди руки, притянул к себе – голому, мокрому и горячему и подтолкнул под струи воды.
– Всего пару дней назад ты цеплялась за меня, как кошка, прижимала к себе, чуть рёбра мне не сломала. Чего сейчас-то такая несмелая?
Соня не смогла ничего ответить. У неё перехватывало дыхание и твердели соски от его тона. Он мог управлять ею без рук, одним только голосом. И не важно, что он при этом говорил. Из его уст даже скучные экономические сводки «Комсомольской правды» за 1975 год звучали бы, как грязные эротические фантазии.
Она чуть сильнее сжала его плечи, но Моронский только ухмыльнулся. Ну, конечно, смешно ему. Да просто Сонины руки обычно были задраны вверх, стиснуты или… связаны ремнём. А теперь, когда Макс их не держал у неё над головой, она не знала, куда их деть.
Он обхватил ладонями Сонину голову, приблизил лицо и накрыл ее губы своими. Мгновенно проник языком в рот. Начал хозяйничать там, вышибая мраморный пол из-под её ног. Вода, льющаяся ливнем из потолочной лейки попадала в глаза, в нос, в рот, смешиваясь с поцелуем и Сониными мокрыми волосами, облепившими лицо. Несколько раз его заносило на поворотах и их зубы звонко бились друг об друга. Он крутил ее губы своими, проводил по ним языком, прикусывал и втягивал в себя. Пил её и поил собой.
Нет, это он её не целовал, это он её… употреблял. Вот самое подходящее слово для этой физической атаки!
Оторвавшись от её губ, он переместился на шею. Кусал зубами кожу и тут же зализывал, отфыркиваясь от проникающей в ноздри воды. Спустился к ключицам, от них двинулся вниз. Обхватил ее груди ладонями, слегка сжал, сблизил их и уткнулся носом в ложбинку, перебивая рычанием шум разбивающиеся о пол воды. Затем напал на изнывающие в мучительном томлении соски, втянул поочерёдно в рот, слегка прикусывая.
Соню била крупная дрожь. Она выгнулась, ощутив его горячие губы внизу живота. А потом и вовсе задохнулась и уронила голову назад, когда Макс встал перед ней на колени.
Моронский. Встал. На колени.
Насладиться этой мыслью, посмаковать её он не дал – прихватил зубами гладковыбритый лобок. Соня всхлипнула и дёрнулась, прогнув спину дугой. Хриплый стон слетел с её губ, а глаза заволокло пеленой разъедающей похоти. И совсем потерялась в безумстве, когда он проник пальцами правой руки между ног. Макс не дал отстраниться – крепко ухватил за бедро и задрал ее ногу на своё плечо, нащупал и слегка потянул за ниточку тампона.
«Боже, что он творит?!»
Но в следующее мгновение его горячий скользкий язык нырнул между жаждущих разрядки влажных складок. Вода хлестала с потолка Максу на голову и плечи, разбиваясь и взлетая вверх мелкими брызгами. И Соня, слепо повинуясь первобытным инстинктам, запустила пальцы в его мокрые волосы, стала елозить своими бедрами навстречу движениям его языка.
– Да, девочка…Покажи, как сильно ты этого хочешь… Хочешь, чтобы я оказался глубоко?! Чертовски глубоко, как в ту ночь?
– Мааакс… – замотала Соня затылком по каменной стене душевой. – Нельзя…
– Нет такого слова, Соня. Для меня нет. Всегда есть варианты!
Проговорив это, он снова впился ртом в ее пульсирующий, чувствительный до боли бугорок, выводя пальцами круги в промежности. Соня уже ничего не соображала. Поэтому и не сразу оценила масштаб надвигающейся катастрофы! А она надвигалась в виде пальца Моронского, ощупывающего тугое девственное отверстие сзади! Ей бы запротестовать вовремя, но она замерла, и, сама не зная, почему, начала прислушиваться к ощущениям. Медленные поглаживания в сочетании с движениями языка приносили небывалое наслаждение. А потом, вдруг, палец остановился, неожиданно резко проник внутрь и замер.
– Нет… Макс… Что ты творишь? Не надо! Ты… сумасшедший, – Соню разрывало от неправильных, запретных, стыдных чувств. Она попыталась отстраниться, но это только усилило странные, непривычные ощущения. Она решила, что лучше вообще не предпринимать никаких решительных действий. Неизвестно, как далеко собрался зайти Моронский. Который, невозмутимо закусил зубами влажную пульсирующую плоть, продолжая исследовать Сонино запретное место изнутри.
Она громко застонала, хватая ртом воздух, когда Макс медленно начал скользить пальцем в её заднем проходе, лаская тугое колечко, заставляя сходить с ума от гремучей смеси стыда и желания…
– Да, девочка, я же говорил, что нам есть, чем заняться, – он всосал её клитор, и стал быстро трахать его своим языком.
Соня выгибала спину, впиваясь ногтями в кожу на затылке Макса. Палец продолжал растягивать попку изнутри, в то время, как язык с наслаждением порхал по набухшим складкам.
Небывалый по силе оргазм обрушился на неё, как лавина. Она закричала и забилась в истерике, а из глаз брызнули слёзы. Хорошо, что вода сразу смыла их. Соня не хотела, чтобы Макс видел, что он с ней сделал. Это слишком личное. Слишком!
– Супер, детка! – Макс пронзил взглядом карих глаз, медленно вынул палец из Сони и… облизал его.
«Боже, он сумасшедший! Больной, помешанный придурок!»
Он резко поднялся и вернулся к ее губам, но уже нежнее, одновременно сильнее прижимая Соню к стене. Убрал с ее лица налипшие волосы и легко надавил Соне на… макушку.
– На колени, Соня. Я хочу, чтобы ты взяла в рот.
Вот это да! Но до чего же этот его приказ завёл ее снова! Невероятно! Накатившей волной желания, у Сони даже воздух вышибло из легких. Колени сами собой согнулись и член Моронского оказался перед ее лицом.
«Идеальный! Красивый! Твёрдый! Ровный!» Соня аккуратно обхватила ладошкой его основание. «Горячий!»
– Смелее, ты уже все умеешь, золотце. Я даже помогать не стану. – Он убрал руки с Сониной головы и упёрся ладонями в каменную стену позади неё. Расставил шире ноги и подал бёдра вперёд.
Соня как можно глубже взяла член в рот. Сильно сомкнула губы и оттянула назад, скользя ртом к головке. Пососала ее с искренним наслаждением, обвела языком, оттянула по стволу ладонь к основанию члена. Снова глубоко вобрала его в рот. Моронский перехватил ствол своей ладонью и не дал Соне вытащить его полностью. Чуть протолкнул глубже.
Соню придушило. Но она вовремя втянула воздуха носом, почувствовала, как краснеет.
– Умница, детка! – Подбодрил он.
Моронский погладил Соню по щеке. Переместил руку на ее затылок и сделал твёрдый толчок бёдрами вперёд. Чуть отстранился и снова толкнулся вперёд. Отстранился.
Убрал руку с Сониного затылка, снова провел пальцами по щеке.
Она тяжело дышала, смотрела на склонившегося над ней Моронского.
– Открой сильнее – скомандовал он.
Соня вдохнула побольше воздуха, задержала дыхание и послушно широко открыла рот, высунув язык.
– Охуительно выглядишь, Орлова! – прохрипел он. – Так и стой!
Макс направил член ей в рот. Аккуратно ввёл. Почти до упора. Медленно вытащил. Снова ввёл уже резче и быстрее, придерживая голову Сони за затылок. Ещё и ещё. Он толкался бёдрами ей в рот, проникая глубоко в горло, вколачивался ей в голову. А ее разрядом било при каждом толчке от смеси удовольствия, боли и стыда.
Макс ещё раз вошёл, дёрнулся, резко вышел. Обхватил член рукой и несколько раз передернул ладонью вперёд назад над Сониным лицом. Сначала ей в рот и нос ударила одна горячая тугая струя, затем следом ещё одна и ещё.
– У-у-у-уф, кайф! – прорычал Моронский, закусив губу, выжимая последние капли ей в рот. – Оближи! – кивнул он, глядя на ее губы.
Даже не удивляясь уже самой себе, Соня покорно высунула язык и облизала губы, затем взяла ими головку и обсосала, прикрыв глаза.
Вода, льющаяся сверху, стекала по его мокрым волосам Соне на лицо. Она глотала эту воду, смешанную с его спермой, с его запахом и… ей это нравилось.
Моронский мягко обхватил пальцами Сонин подбородок и приподнял, заставил посмотреть на себя.
– Ты моя, Соня. Вся! Все твои дырки. Поэтому я больше не должен слышать от тебя слова «нет», «нельзя» и «не хочу»!
Новая волна желания скрутила все внутренности. Она не в силах была что-то сказать, только рот открыла и глазами моргала.
Дьявол. Вот как он это делает? Ещё заходя в ванную Соня твёрдо была настроена показать, какая она гордая птица, недаром же – Орлова! Даже несмотря на то, что осталась. А сейчас вся гордость куда-то испарилась. Мокрая птица Соня стояла на коленях у ног самого охренительного мужика и, кажется, не испытывала никаких противоречий по этому поводу. Будто для того и была рождена…
