Текст книги "Подари мне себя до боли (СИ)"
Автор книги: Аля Пачиновна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)
Глава 33 (часть 1)
(Саундтрек к главе)
I want you to hold me
Come and lay with me
Set aside your problems with me, baby
Save your conversation for the basement (Yeah)
I want you speaking in tongues
You know what they say about thoseВы
They come together, look we’re together
You turn my sixes to nines
Big wild «6's to 9»
Двери лифта разъехались с тихим дзыньком. Макс стоял в холле босой, взъерошенный, в светло-голубых джинсовых шортах, чудом державшихся на бёдрах. Чудо это угадывалось под дорожкой коротких волос, убегающей за расстёгнутые верхние пуговицы шортов. Трусы Моронский сегодня проигнорировал. Больше ничего, кроме шарфа от Луи Витон на шее, да двух золотых колечек в ушах на нем не было. Ноги у Сони стали привычно жидкими.
– А где костюм медсестры? – изрёк Макс вместо приветствия.
– А где пижама, больной? – Соня метнула взгляд в едва прикрытый пах.
– Я простыл, а не умираю.
Они стояли в шаге друг от друга и, как будто не знали, что делать дальше. Что обычно должна делать девушка в гостях у парня Соня знала. Но, проблема-то в том, что она ему не девушка. А он ей – не парень. Они просто трахаются. Ну, то есть, «встречаются».
– Извини, сжать в приветственных объятиях не могу, руки в краске. Если только сама обнимешь? – и застыл, кривя рот в ухмылке.
К горлу подкатила волна и с мучительным спазмом откатила назад. Как же тяжело было скрывать огромное, почти болезненное желание обнять его, прижаться. Если бы не казачье упрямство…
– Вот… – она огородилась свёртком с картиной, как щитом, сделав вид, что просто не услышала последней фразы, – это у тебя будет смотреться гораздо органичнее, чем в моей хрущевке.
Ей показалось, что Макс рвано вздохнул и что-то буркнул под нос.
– Проходи, раз решила стать мне сегодня родной матерью! – он развернулся и пошёл вглубь квартиры в сторону гостиной.
Соня поставила прямоугольник у диванчика, поплелась следом, глядя в широкую рельефную спину с двумя выбитыми на ней скрещёнными мечами. Она что-то хотела как раз спросить про эту картинку, но застыла. Оказывается, она прервала творческий процесс.
В гостиной, на низком столике в дичайшем беспорядке валялись тюбики с краской, испачканные тряпки, кисти, шпатели, палитры. Недогрызанное яблоко, бутылка виски и почти полная пепельница окурков являлись центральными объектами натюрморта. Соня покачала головой, но промолчала.
На подставке вроде мольберта сохла… хм, картина. Вернее, портрет. Если можно так выразиться. По обнаженной груди в портрете угадывалась женщина, которой художник вместо головы пририсовал помятое серое ведро с глазами и оскаленным ртом. Собственную голову женщина, видимо, потеряла где-то.
– Нравится? – спросил творец шедевра.
– Обещай мне, что никогда не будешь писать мой портрет!
Макс причмокнул уголком рта.
– Портрет ещё заслужить надо!
– Вот сразу мне и скажи, как избежать столь высокой чести?
Соня повернулась к подошедшему сзади Максу и не думала, что он будет так близко. Очень близко. Они буквально столкнулись носами.
– Э… а у тебя есть лекарства какие-то? – быстро проговорила Соня, чтобы заполнить искрившую между ними паузу.
– Какие лекарства, малыш, ты же все привезла с собой, – хрипло прошептал Моронский и, обхватив ее голову вымазанными в краске пальцами, вцепился ртом в губы.
Соня начала отвечать, чувствуя, как пол поплыл под ногами. Руки Моронского загуляли по телу. Языком он во всю орудовал у неё во рту, пыхтел в неё, будто хотел накурить ее собой. Сама она не смогла остановить ладони, пустив их за край его шортов и слегка сжала крепкие горячие мужские ягодицы.
Стоп! Соня распахнула глаза. Она зачем приехала? У него ж, наверное, температура?
– П… подожди, п… постой! – промямлила, отстраняясь, пока они совсем берега не потеряли. – Давай сначала температуру тебе измерим?!
– Чё ее измерять, – выдохнул Макс ей в шею, задирая край Сониной футболки, – я и так знаю, что семьдесят два и три.
– Это по Фаренгейту? – пискуна Соня, когда он рванул пуговицу ее джинсов на себя.
– Соня, по Фаренгейту такая температура у трупов. А я, смотри, какой живой! – он вжал ее бедра в свой каменный пах и повлёк, подминая под себя, куда-то назад.
– Макс, – попробовала возразить Соня, а получился стон, – подожди…
Для больного он слишком стремителен. Да и Соню уже повело. Между ног закипело. Руки потянулись к упругим половинкам груди Макса с темными бусинками сосков. Захотелось втянуть их в рот, облизать, прикусить.
– Да ладно, бейба, ты ж для этого и приехала! Изголодалась, кошка моя похотливая, – джинсы слетели вниз, а сама она упала лопатками на диван, мгновенно придавленная сверху "больным", но чрезвычайно прытким Максом.
Соня забрыкалась под ним. Надо же, какое самомнение у самца? Изголодалась она, значит, как кошка?
– Прежде чем лапать кошку, руки помой! – Она попыталась выползти из-под него, но пациент навалился сверху, вдавливая в диван сильнее, обездвиживая.
– Я не смогу, малыш, у меня стояк напором прорвёт сейчас. Я не буду руками трогать. Обещаю!
Он дождался, пока Соня утихомириться под ним. Поднялся над ней на коленях, руки поднял вверх, будто сдаваясь.
– Давай сама!
Чего? Сама? Ой, мама!
– Лизни их! Я же вижу, как ты на них смотришь!
Это он о сосках что ли?
Моронский расслаблено развалился на диване, руки вытянул по сторонам, ноги широко раскинул.
Какой же он… Соня попыталась найти гендерный эквивалент слову, выражающему восхищение в крайней степени возбуждения, но на ум пришло совсем уж непристойное, созвучное со словом «звездатый»!
Соня, борясь со смущением, села Максу на бёдра. Развязала шарф. Он смотрел из-под подрагивающих ресниц и в потемневших глазах его хороводили демоны. Приподнял подбородок, подставляя ей губы. Соня скользнула по ним языком и толкнула его глубже. Макс сдавленно простонал, проник в Сонин рот своим. Руки подорвались со спинки дивана, но он опомнился и вернул их на место.
Прихватив его нижнюю пухлую губу зубами, оттянула слегка и отпустила. Приложилась ртом к шее, там, где металась сонная артерия. Провела языком до самого уха и втянула в рот его мочку с колечком серьги. Макс заерзал под ней, откинул затылок назад и закатил глаза.
Соню выкручивало от возбуждения. Она видела, как выкручивает и его и это заводило ещё больше. Какое-то новое чувство добавляло огня. Власть! Он не мог трогать ее руками, позволив ей вести, и ей нравилась эта новая игра. Зверь спрятал когти, укрощался, таял, млел.
Соня сползла ниже, наклонилась к груди, нежно обхватила губами твёрдую тёмную бусинку, покружила вокруг языком. Переместилась к другому, втянула в рот и чуть прикусила.
Макса затрясло мелко, кожа покрылась мурашками. Он горел и Соня очень надеялась, что от возбуждения, а не от температуры.
– Сними с себя все! – клыки с когтями спрятал, а сущность за пояс не заткнешь!.
Она села прямо, выгнулась, подхватила края футболки и стянула через голову.
Кокетливо спустила бретельки лифа с плеч, обвела сквозь ткань кружева грудь, сжала пальцами заострившиеся соски. Облизала пересохшие губы.
Макс снова рефлекторно поднял руки, но она перехвалила его запястья и вернула их на место, припечатала к спинке дивана.
Стоять!
Не убирая рук, приблизилась грудью к его лицу так, что нос его уткнулся в ложбинку. Макс глухо заурчал и вцепился зубами в кружево.
– Порррву щас… – рыкнул он не разжимая зубов.
Отпустила его предплечья, расстегнула застежку, выскользнула из бретелек. Макс отбросил лифчик зубами в сторону.
– Все снимай, – кивнул он на трусики, и добавил: – С меня тоже.
Соня поднялась с дивана. Вытянулась в рост перед распластанным зверем. Замерла. Откинула назад рассыпавшиеся по плечам волосы. Покачала бёдрами. Почувствовала, какими мокрыми стали трусики. Подцепила их по бокам пальцами и медленно, очень медленно потянула вниз вдоль бёдер.
Ноздри Макса затрепетали, он шумно втянул воздух, сжал челюсти и издал какой-то странный звук: то ли простонал, то ли проскулил.
– Ffuck, ты просто бомба! Иди ко мне!
«Терпи, Моронский». Соня на носочках переступила через лоскуток кружев и опустилась между ног Макса на колени. Ширинка шортов устрашающе трещала, член рвался на свободу. Она аккуратно расстегнула ее и потащила шорты на себя, выпуская "узника".
«Ну, какой же идеальный орган!» – подумала Соня, глядя на упругий, крупный в венах ствол с влажной аккуратной головкой. Она обхватила ладошкой основание, непроизвольно облизала губы. Хотелось уже скорее ощутить его в себе. Но сначала во рту.
– Ну, чего смотришь? Давай, хряпай! – пытался управлять ситуацией Моронский, но Соня уже кое-что поняла: рычаг-то управления вот он, у неё в руках.
– Оближи его. – Макс закусил губу, властно глядя из-под опущенных ресниц. – Пососи!
Она обхватила горячую головку губами, почувствовала солоноватый вкус капельки. Кайф! Она вдруг осознала, как тащится от всего этого! Ей захотелось, чтобы это никогда не заканчивалось между ними. Вот эта крышесносная пошлось, порочная страсть, похоть, сумасшедшее влечение. Чтобы вот так и никак иначе! Без этого она зачахнет… засохнет…
Она с наслаждением вбирала в рот его член, посасывала и причмокивала; томно поглядывала на Макса, постанывая.
«Ну, и рожа у тебя, Моронский!». Рот открыт, глаза закатил, верхняя губа вздёрнута, оголяя оскал, а в уголке рта в бороде блестит тоненькая дорожка слюны. Соня готова была спорить на что угодно, что ни с кем, никогда он не испытывал такого кайфа. Никто не видел его лицо ТАКИМ!
– Мля, какая ты… я ща взорвусь! – он оторвал руки от спинки дивана, но вцепился пальцами себе в волосы. Соню не тронул.
Она собрала во рту слюну и, открыв рот, дала ей стечь на головку. Рукой растерла влагу по стволу и обхватила гладкую глянцевую плоть губами. Ниже. Глубже. Потом всосала и с громким чмоком выпустила член изо рта. Снова скользнула губами по головке, облизала языком вокруг, как чупа-чупс и снова заглотила. Да, она взяла пару уроков у порнозвезд!
– Это что за… – она не дала договорить ему, снова глубоко взяла в рот, подержала и шумно резко выпустила. Посмотрела на Макса хитро и улыбнулась.
Макс задохнулся, открыл рот, запрокинул голову и выгнулся и, пока его било холостым разрядом, Соня быстро оседлала член, едва не кончив от блаженства. Замерла и зажмурилась, пульсируя там внизу. В этом положении он всегда казался ей очень большим и она никак не могла решиться начать двигаться на нем.
Макс нетерпеливо заерзал под ней.
Что, Моронский, невмоготу?
Сейчас, она привыкнет немного… Если вообще, к этому можно привыкнуть.
– Соня… – простонал он, – не тормози, зелёный! Поехали! – порывисто приподнял зад под ней, подрагивая всем телом. Сжал челюсти и зашипел, как утюг, выдыхая воздух сквозь сжатые зубы.
Ну, нет, подожди!
Соня не двигалась, наклонилась к нему, повела отяжелевшей грудью с острыми сосками перед его подбородком.
– Хочешь меня, Моронский? – сипло спросила Соня, глядя на него сверху вниз. Их взгляды схлестнулись и низ живота затопила сладкая истома.
– Очень… ска… хочу… – выдохнул он отрывисто и обжег ударом ладони ее ягодицу.
Не выдержал. Да и ладно…
Запустив пальцы ему в шевелюру, Соня начала двигаться.
Грудь Макса высоко вздымалась, глаза лихорадочно горели. Такой красивый. Порочный. И сейчас он под ней. Делай, Соня, что хочешь.
Она слегка приподнялась и снова вжалась бёдрами в его пах, поездила попой туда-сюда. Поднялась на коленях и резко опустилась. Потом ещё и ещё. Поймала его ладони, накрыла ими свои груди и протяжно застонала. Макс выгнулся в ответ, снова оскалился. Она чуть отклонилась назад, подняла бедра, согнула ноги в коленях и развела их широко, так чтобы Максу хорошо было видно точку их соединения. Посмотрела своему зверю в затуманенные желанием глаза, поерзала, откинулась, подставляя грудь его ласкам.
– Оооо, блть, что ты творишь, Орлова… – прорычал Моронский.
Соня улыбнулась и слегка покачала головой, снова медленно покрутила бёдрами на нем.
– Видел бы ты себя, мистер Порок, – томно прошелестела она и перекинула волосы с одного плеча на другое, – весь такой герой-любовник, охотник, а лежишь подо мной, робеешь, как будто двойку получил… по рисованию.
Соня и пикнуть не успела, как оказалась под ним вжатая спиной в кожу дивана.
– Это ты зря сказала! – он навис грозно сверху и Соне стало тяжело дышать от его взгляда, сразу как-то расхотелось улыбаться.
– Сожми меня сильно! Да! – Макс закатил глаза. – Какой кайф! – он глубоко толкнулся в неё. Так глубоко, что она почувствовала его почти в животе. Сладкая истома волнами разошлась от центра по всему телу и она сама нетерпеливо подала бедра вверх.
– Чувствуй меня. Чувствуй. – бормотал он возле ее уха, посасывая и прикусывая мочку, – Расслабься, не торопись. Сейчас все будет… – Макс слегка двинулся бёдрами назад и снова сильно толкнулся в неё. Замер. Ягодицы его под Сониными ладошками стали каменные. – Нам некуда спешить, девочка. Моя…
Большое, бронзовое изваяние заходило волной над ней, бедра мощно, яростно вжимались в ее распахнутую промежность, выбивая из Сони короткие очереди стонов. Ещё немного и он расколет ее пополам! Но как же невыносимо хорошо… погибать под ним снова и снова!
«Ты тоже только мой, Макс. Пусть только сегодня. Сейчас. Но только мой!» – хотела сказать Соня. А потом увидела его взгляд, каким он смотрел на неё сверху и поняла, что слова лишние. Он и так весь её. Только ЕЁ. Сегодня. Сейчас.
– Да… пожалуйста… – выкрикнула Соня и начала жадно двигаться навстречу, растворяясь в ощущениях. Она чувствовала его каждой клеткой своего тела, каждым атомом. И он уже нёсся по ее венам и сосудам вместо крови, щедро заполняя собой до самых пределов сознания.
Макс воткнулся несколько раз в ее пульсирующее тело, сильно выгнулся назад и замер в агонии. Соня услышала откуда-то издалека нечеловеческий рык, сжалась вся и вспыхнула, всеми своими фибрами прочувствовав, как взорвался Везувий внутри неё. Наслаждение опалило ее и горячими волнами разошлось от живота по всему телу, до самый кончиков пальцев, оглушило до звона в ушах.
Сколько они лежали и дышали, будто выброшенные на берег потерпевшие кораблекрушение? Пять, десять минут? Или целую вечность? Времени не стало. Какая разница. Вот этот момент один из тех, ради которых стоит жить. Что будет в следующее мгновение – не важно. Не было больше ни страха, ни боли, ни сомнений. Все правильно. Все так и должно быть! Сегодня. Сейчас.
– У тебя есть коньяк? – спросила Соня, когда снова была способна на внятную речь.
– Обычно после коитуса спрашивают про салфетки…
– Макс, – буркнула Соня ему в шею, – ты все ещё во мне и я только прямые, односложные ответы понимаю…
Макс хрюкнул Соне в ухо.
– Глупый вопрос, детка, – это тот, на который заранее знаешь ответ. Ну, конечно, у меня есть коньяк. Тебе какой?
– Мне – никакой. Это тебе. Лекарство тебе буду делать.
Он отстранился, чтобы посмотреть на Соню. Лицо у Макса было такое, будто она банк ограбить собиралась и идея его заинтересовала.
– Такие лекарства мне нравятся! – хмыкнул Моронский и поднявшись, потянул Соню за собой. – Пошли в душ и продолжим лечение!
Глава 33 (часть 2)
Ах, Соня! В этих сладких разговорах патефона.
Ах, Соня! Я любил тебя, как море – даже больше.
Соня! Ну, что не так? Вовсе, я не маньяк.
Только быстрей и быстрей Сонин шаг.
Ах, Соня! Это о тебе всем пишут почтальоны.
Ах, Соня! Сигаретный дым на спальные районы.
Соня, подай мне знак, вовсе я не маньяк.
Но все быстрей и быстрей Сонин шаг;
Но все быстрей и быстрей Сонин шаг.
«Соня» Моя Мишель.
Соня ещё в прошлый раз заметила на баре черно-белое фото в рамочке, но рассмотреть как следует не довелось.
На снимке улыбались двое: седовласые мужчина и женщина, стройные, подтянутые, моложавые, похожие на моделей 50+. Головы их соприкасались. Они не смотрели на того, кто делал фото. Женщина держала в руках айфон, и они оба смотрели в его экран – делали селфи. Живая фотка! Глаза мужчины скрыты за темными очками. Ветер застыл в волнах его седых волос. Борода точно такая же, как у Макса, только гуще и седая. У женщины приятная открытая улыбка, глаза лучатся. В молодости она, очевидно, была настоящей красавицей. Сколько им? Лет по шестьдесят должно быть? Но выглядят гораздо моложе, несмотря на то, что совершенно не пытаются молодиться специально.
– Это твои родители? – спросила Соня, заранее зная ответ. Да, тут и спрашивать не надо и так понятно. Он похож на обоих.
Макс кивнул.
– Это в Риме два года назад, – пояснил Моронский, плюхнулся на барный стул и тот жалобно скрипнул под ним.
– У тебя ее улыбка.
Интересно, а характер чей?
– Тридцать семь и два, – огласил Макс результаты замеров температуры.
– Предсмертное для мужчины состояние! Держи, – Соня протянула Максу кружку с горячим напитком.
– Чё это? – он с сомнением заглянул в чашку, от которой поднимался пар и понюхал. – Это сюда я дал плеснуть своего любимого Луи тринадцатого?
– Пей и не возникай!
Макс зажмурил один глаз и хлебнул.
– Ммм, – промычала он, – Орлова! Это пиздец! Если б ты сразу сказала, что набузишь туда варенья, я б дал тебе какой-нибудь банальный Хеннесси Иксо. А французский Реми Мартин выпил бы вприкуску с кубинской сигарой и швейцарским шоколадом. Пользы было бы больше, мне кажется.
– Не ворчи, а пей! – фыркнула Соня. – Ты должен ещё всю гущу съесть и сразу лечь в постель. У тебя есть какая-нибудь одежда вообще, или ты всегда дома голый ходишь.
– Я в шарфе, видишь? – он поправил на шее кашемировый хомут и отхлебнул из чашки. – Откуда народная медицина? Кто автор?
– Это наше с мамой секретное оружие против всякой заразы.
– А понял. Опьянить и в сахарную кому. Теперь верю, что поможет, – он ещё раз шумно отхлебнул. – На меня ж подействовало.
Соня уставилась на Макса, прокручивая в голове его последние фразы и пыталась понять, что он имел в виду. Но, видимо, разжиженные в экстазе мозги ещё не приняли первоначальной своей консистенции.
– Я допил, – сообщил больной, отодвигая от себя посуду, – теперь что делать, доктор?
Он поднялся со стула, обошёл ее сзади, сжал в лапах плечи и наклонился к основанию шеи.
Присосался, как клещ.
– Ложиться в постель, желательно в трусах, и засыпать, – вся ее левая сторона тела покрылась пупырышками, глаза закатились сами собой. И, прежде чем подумать, Соня пообещала: – ты пропотеешь, а утром встанешь огурцом.
Макс заржал:
– Я и так каждое утро с таким огурцом… – он согнул руку в локте, поднял вверх сжатый кулак. – Завтра покажу!
Макс чуть отошёл, потом вдруг резко размахнулся и и со всей силы шлёпнул Соню по правой ягодице, так, что казалось, стёкла в окнах трещинами пошли.
– Ай! Моронский, – Соня схватилась за пылающую выпуклость, потирая, – за что?
– Не «за что?», а «для чего?», – он ласково погладил место шлепка ладонью.
– И для чего? – Соня насупилась, обиженно подглядывая на Моронского уголками глаз.
– Чтобы ещё попросила! – выдохнул Макс ей в ухо, поднимая новую волну мурашек.
– Не дождёшься! – буркнула она и не успела айкнуть, как получила ещё один сильный шлепок по другой ягодице.
– Ай!
Макс погладил шлёпнутое место. Потом кивнул на черно-белый снимок в рамке.
– Помню, мы с отцом сидели за столом, ужинали, – заговорил он обнимая сзади и продолжая проглаживать Сонин зад, – а мама мыла посуду, стояла к нам спиной у мойки. Оба были в приподнятом настроении, потому что помирились после дикой ссоры. И отец в шутку, с долей пошлости, отвешивал комплименты маминой заднице. Мне было около двенадцати лет. – Макс перестал гладить ягодицу и сильно сжал ее ладонью, впиваясь пальцами в мякоть. – Вот такая у женщины должна быть задница, говорил он, упругая, сочная! Чтобы со всей дури рукой шлепать, так чтобы она глаза закатывала и хохотала, как ненормальная. Потом встал из-за стола, подошёл к маме и каааак зарядил ей по булке! Там звук стоял – у меня в ушах зазвенело, а она ржёт и глаза закатывает. В общем, когда лет в тринадцать-четырнадцать я начал потихоньку рукоблудить, эта сцена стала первой моей фантазией.
Он развернул Соню к себе лицом, опустил обе руки ей за спину и продолжил мять попу, зашептал горячо в ухо:
– Потом они давали мне поиграть в приставку. А сами закрывались в комнате и трахались так, что стены в доме ходуном ходили. Ночью сидели на террасе перед камином. Слушали музыку. Папа курил сигару. Мама просто молчала.
– Все ясно, Моронский. Это мне, значит, папе твоему нужно благодарность выразить?
– Хочешь позвонить?
– Н… нет, пожалуй. Передай ему привет просто от меня.
В спальне Соня заставила Макса поменять набедренное полотенце на боксеры и, ощущая на себе странный тяжелый взгляд, надела ему на ноги носки. Самые толстые, какие нашла.
– Раздеться не забудь! – опять господина включил.
Соня послушно выскользнула из нижнего белья и юркнула к нему под одеяло. Она мешкала, застыв в двух сантиметрах от горячего тела, не решаясь положить ему на грудь голову. А так хотелось!
– А ты на кого больше похожа? – спросил он, вдруг, и сам притянул ее, укладывая к себе на грудь. – На маму или на отца?
Соня пожала плечами, вслушиваясь в стук его сердца.
– Видимо, на маму больше. Была б похожа на отца, он бы от нас не ушёл…
– Да, – сказал Макс после некоторой паузы, – мужская рука в твоём воспитании явно не участвовала! Но ничего. Все поправимо.
– Хватит быть таким, Моронский! – Соня не выдержала и больно ущипнула его за поджарый бок.
Макс отрывисто втянул воздух сквозь зубы.
– Я только начал!
Он, вдруг, ухватил Соню за плечи и приподнял, подползая под неё. Уложил себе на грудь спиной, оттянул вниз резинку своих трусов, выпуская своё ненасытное животное на волю.
Опять?
– И хочу продолжить… – руки его забродили по Соне, ноги Макс согнул в коленях, разводя ими ее бедра шире.
Левой рукой смял грудь и подразнил соски. Правой скользнул вниз, к раскрытой промежности, погладил губы, покружился пальцем возле влажного входа.
– Течёшь, как шлюшка, – обжег он висок.
Соне бы возмутиться такому эпитету в свой адрес. Но она текла. Что тут возразишь?
– Моя персональная блядь…
Тут Соня вообще задохнулась, но между ног сразу стало горячо, сладко, плотно и туго. И все слова растаяли…
Макс медленно задвигался под ней, пальцами лаская набухший Сонин бугорок и нежные складки вокруг него. Ощущения в этом новом для Сони положении были непривычно яркими и она кончила почти сразу, сильно выгнулась и закричала. В то же мгновение оказалась на животе под Максом. Он поднял ее попу на себя и начал таранить сзади, вгоняя член на всю длину, выбивая из Сони стоны.
– Давай… ещё раз для меня, – услышала она за собой, принимая его жесткие толчки и протяжно заскулила в подушки, сминая в кулаках простыни.
Софья вся сжалась, сократилась до точки, почти исчезнув, и вспыхнула внутри себя ярким, слепящим светом. Следом услышала знакомое рычание и ощутила горячую волну глубоко между ног.
Да что ж это такое…
– Я не умею быть нежным Соня, – Макс жарко пробубнил ей в ухо, придавив собой к постели, – это просто я не в форме сегодня немного. А так, скулить бы тебе подо мной до утра.
– Какой ты невыносимый, Моронский! – фыркнула.
Соня выползла из под него и откинулась на подушки, убирая с влажного красного лица волосы.
– Да… и что ты во мне нашла? – усмехнулся Макс, укладываясь рядом. Сграбастал в объятия и притянул к себе на потную грудь. – Пришла вон, варенье малиновое притаранила. Я тебе не безразличен, получается?
Соня пожала плечами. Положила ладошку на мускулистую квадратную половинку, запустила пальцы в волоски.
– Ну, у тебя красивая, стильная фамилия. Я б поносила ее для разнообразия.
Макс оторвал голову от подушки. Застыл, как будто, в шоке. Соня рассмеялась и посмотрела на Макса.
– Видел бы ты своё лицо! – она потянулась губами к самому его уху, – оно у тебя такое, как будто ты уже в загсе! – Выдохнула страстно, горячо, как когда-то он про свой член у неё во рту. – Расслабься, будь ты единственным мужиком на земле, даже тогда я б за тебя не пошла.
– Будь я единственным мужиком на земле, ты досталась бы мне девочкой!
Рано утром, Соня почувствовала, как что-то мягко коснулось ее губ и разлепила один глаз.
– Мне надо отлучиться часов на пять-шесть, – услышала она шёпот и у неё защекотало в ухе. – Ты спи. Дождись меня.
Он чмокнул ещё раз, но уже в висок.
– Спасибо за лекарства. Я встал с огурцом!
И исчез.
***
Макс поднимался в лифте, подпрыгивая в нетерпении. У него дома такая телка, а приходится проводить какие-то скучные совещания, вместо того, чтобы надеть ее на себя и не снимать.
Весь процесс рабочий запорола, сучка маленькая. Ни на одном вопросе сосредоточиться не смог, как следует. Все время башку к окну отворачивал, пока начальники отделов распинались по очереди. Ни хрена не запомнил, чего они там лопотали. А на подходе, между прочим, партия дорогого алкоголя. Чёрная и белая. По чёрной вообще вопросов острых, как у прокурора. С ней ещё и товар чужой прицепом идёт. Проблем до хуя, а он слюни распустил прямо на летучке, размечтался, как приедет домой и напялит Соньку по самые бубенцы.
Уже в холле он повёл носом и в желудке заурчало от запаха чего-то съедобно-домашнего. Мысли о сексе отступили на второй план. Он даже разуваться не стал и шаг укорил.
И сразу замер, как истукан, будто в него холодной водой плеснули из-за угла. На кухне вместо тонкой, гибкой Сони возилась крупная Фрекен Бок – Римма. Увидев его, домомучительница всплеснула руками и воскликнула:
– Я, значит, труп твой закапывать приехала. А ты уже живой?
– А где? – Моронский огляделся вокруг Траволтой.
– Соня? А, она ушла. Меня, наверное, застеснялась. Скромная такая. Это ее трусы ты хранишь под подушкой?
Макс скрипнул зубами.
– Тебе надо было родиться в теле чернокожей бабы, тебе б пошло!
Он подошёл к плите, сунул нос под крышку кастрюли и понюхал.
– Ммм, красная густая жижа? Сто лет не ел! Спасибо!
– Мне-то за что? Это вон Соне своей скажи. Это она варила.
Макс так и застыл с крышкой в руках.
Вот чертовка! Теперь ещё и в желудок ему нацелилась! Высоко метит.
Ладно. Попробуем. Чё она тут наварила…
