Текст книги "Подари мне себя до боли (СИ)"
Автор книги: Аля Пачиновна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)
Макс, внезапно, ухватил ее за запястья и потянул на себя. Она послушно упала ему на грудь, отрывисто дыша и вздрагивая. Почувствовала его ладонь у себя на затылке. Пальцы Макса зарылись в Сонины волосы, начали перебирать, массировать кожу головы.
Постепенно дыхание выровнялось, Соня расслабилась, тело отяжелело. Глаза сомкнулись сами собой, она даже не заметила, как и когда, мягко, словно перышко, опустилась в глубокий сон.
***
Макс уже в брюках сидел на кровати рядом со спящей Соней, едва прикрытой легкой простыней. Протянул руку, убрал прядь волос с ее лица. Она открыла глаза и часто поморгала. Потом резко подняла голову.
– Сколько времени? – встрепенулась птичка.
– Тихо, тихо, Соня-теребоня. Можешь ещё поспать. Это мне пора через полчаса ехать. Ты просто дверь захлопни.
Соня села, подтянув к груди простыню.
– Нет, – замотала головой, – я тоже поеду, я быстро соберусь.
Она засуетилась, выползая из постели, простыня застряла, не хотела покидать кровать, Соня сдалась и голая пошлепала к двери, ведущей в ванную.
– Соня, – позвал он, глядя ей вслед.
– Что… – обернулась, вильнув гладкими бёдрами. Волосы шоколадным шелком рассыпались по спине и упругой высокой груди. Моронский оглядел ее голодным взглядом с головы до ног. В мозгах пронеслось что-то примитивное, маргинальное «Охуенная, блять, охуенная». И заныли яйца.
– Ничего, – Макс покачал головой.
Она смущённо отвернулась и скрылась за дверью.
Моронский выдохнул. Взъерошил волосы на голове. Взгляд упал на Сонин телефон.
– Как же я забыл, болван!?
Он взял его в руки. Покрутил, потыкал. Экран запаролен, конечно же. Снял дурацкий розовый чехол. Открыл на своём телефоне список контактов, вызвал Сонин.
Ее телефон ожил, а на его экране высветилась его – Моронского, фотка. Та самая что ли?
Макс усмехнулся. И быстро пошёл в ванную с телефоном.
– Тут тебе звонит кто-то. – Соня, уже в своём белье, вздрогнула, стоя перед зеркалом с щеткой в зубах.
Прополоскала рот и протянула руку, чтобы взять мобильник. Но Макс не дал. Выдернул в самый последний момент. Поднял высоко на головой.
– Ну, что за детский сад, Макс? Дай сюда.
Макс разжал пальцы. Телефон с треском шмякнулся о мрамор ванной комнаты. И затих.
– Моронский! – прошипела Соня и побледнела. – Ты чё наделал?
– Упс. Прости.
Она присела подняла телефон, по экрану которого расползлась паутина трещин.
– Да ты не расстраивайся, – Макс из-за спины протянул ей коробку с новым айфоном. – У меня тут совершенно случайно оказался запасной.
– Ты ненормальный! Там же все мои контакты! – бледными губами проговорила Соня. Видно было, что девчонка негодовала, но Максу нравилось, что она не закатывает истерику. Держится. Пышет тихой яростью, сопит маленькими ноздрями, кулачки сжала и губу нижнюю кусает. Хороший знак.
– Какие там у тебя контакты, я тебя умоляю, Орлова!
– Деловые, Моронский. Деловые!
Огрызается!
– Здесь, – он ткнул пальцем в коробку с айфоном, – один контакт самый главный – мой. Остальные на десятом месте. Макс сделал шаг к Соне, притянул ее к себе и поцеловал. Стремительно. Властно. Рвано. Глубоко. Пусть знает своё место.
– Какой я у тебя контакт, Соня? – выдохнул он ей в губы.
Она часто заморгала, облизала губы и сказала:
– Половой, Моронский. Половой!
***
– Я конфискую твою Бриони, Моронский! – на ходу подворачивая манжеты и дохлебывая из чашки свежесваренный кофемашиной дабл-эспрессо, сообщила Соня.
– Это почему? – поинтересовался он, затягиваясь сигаретой.
– Потому что, по твоей вине на моей уже нет пуговиц. Одни убытки с тобой!
– Сколько? – выдохнул Макс дым в потолок.
– Да почти все! Одна или две на ниточке!
– Я спрашиваю, сколько стоят пуговицы?
Соня уставилась на него, как на умственно отсталого.
– Тебе по себестоимости посчитать или с накруткой? Блузка стоила тысячи три. Я могу только предполагать, сколько из этой суммы ушло на пуговицы.
Моронский, зажав во рту сигарету, протянул руку к пиджаку, достал из внутреннего кармана бумажник. Открыл его, отсчитал несколько банкнот и положил перед Соней на постели.
– Четыре куска. Купи себе новую.
Соня застыла, глядя на восемь купюр по полтысячи евро.
– Что-то мои акции на шкурном рынке резко упали? – ехидно заметила Соня. – За прошлый минет я Кайен получила. А в этот раз всего четыре тысячи?
– Так остальное я кунилингусом отдал. Плюс айфон. Минус штраф за побег и моё терпение.
Соню в очередной раз захлестнуло волной возмущения. Захотелось запустить чем-то тяжелым в его нахальную физиономию. Она посмотрела на пустую чашку из-под кофе. Нет. Бросаться фарфором в лица красивым ловеласам заманчиво, но бесперспективно. Вместо этого, она вздохнула и сказала:
– Моронский ты помешанный извращенец. Ты просто больной на всю голову. Как меня угораздило связаться с тобой!?
– Ты слишком разговорчивая для шкуры! – Он затушил сигарету в пепельнице. – Тащи свою задницу сюда, я её помну немного. У нас ещё пять минут есть.
– Я подойду только, если ты уберёшь эти бумажки подальше от меня.
Макс хмыкнул, но евро убрал, не спуская с Сони взгляда прищуренных глаз.
***
Они вышли из квартиры тихо. Она в его рубашке, заправленной в юбку. Он – в двубортном пиджаке на голое тело. Пижон. Жиголо.
Господи, за что?!
Подошли к лифту, как будто смущаясь друг друга немного. Ну, во всяком случае Соня точно смущалась. Пока ждали лифт, молча фехтовали взглядами. Он смотрел на неё. Она смотрела на него. Так же молча вышли из подъезда. Не проронив ни звука, дошли до Сониной (Сониной!) машины. Остановились.
Вот! Вот оно! Взгляд его опять потемнел и заострился. Он чуть наклонил подбородок и посмотрел исподлобья. Соня, как обычно в таких ситуациях, отступила назад и вжалась в дверь с водительской стороны. Моронский упёр руки в Порш по сторонам от Сониного лица.
Вот всего каких-то полчаса назад он почти был похож на нормального. Придурка, но нормального. Ладно, ненормального придурка. Но земного. А сейчас опять стояло перед ней исчадие ада. И опаляло ее щеку своим огненным дыханием.
– Сколько мне ждать, Соня? – спросил он так, что у неё снова ноги стали желейными.
– Дня четыре, – пискнула девушка.
Макс сжал челюсти, раздул ноздри.
– В субботу стрелка, значит. Имей в виду, из-под земли достану!
Соня затрясла головой, невольно запутавшись взглядом в волосках на голой груди между лацканами его пиджака.
– На глаза мне эти дни лучше не попадайся. Ясно? – рявкнул Макс.
Она опять закивала.
Моронский взял ее за локоть, чуть отстранил, открыл дверь автомобиля и усадил Соню на сидение. Молча захлопнул дверь.
Соня завела машину и тронулась с места парковки. В зеркало заднего вида она следила за темным силуэтом мужчины, который сводил ее с ума. Пока не повернула и он не скрылся из вида…
I've been alone, for too long,
To be burned by this now.
If i can keep, you here with me,
I will live somehow.
I'll (tell) you, when you run away,
I'll save you.
I'll break you, when you fall away,
I'll kill you.
Terry Grand “I'll Kill You (Softly)”
Глава 25
I know we could live tomorrow
Я знаю, мы могли бы жить завтра
But I know I live today!
Но я знаю, я живу сегодня
I know we could live tomorrow
Я знаю, мы могли бы жить завтра
But I don’t think we should wait!
Но я не думаю, что мы должны ждать, нет…
La-la-la, love
Ла-ла-ла, любовь
Laleh “Live tomorrow “
Вторник.
Соня всю жизнь, сколько себя помнила, танцевала. Как только научилась ходить, тут же стала крутить попой под любую музыку, даже, наверное, под папин храп могла бы, будь он более мелодичен. Родные умилялись и прочили ей будущее великой балерины. Но в балерины Соню не взяли за слишком женственный скелет.
Да. Так маме и сказали: у вашей дочери очень женственный скелет. Лет в пятнадцать она оформится в девушку с ярко выраженной фигурой «песочные часы». Нам в балете таких даром не надо. Вера Александровна сочла объяснение дурацким, но даже обрадовалась. Все-таки, классический балет – это очень серьёзное решение, которое может повлиять на всю жизнь. Да и профессиональный путь балерин извилист, стремителен и не всегда успешен. Там, как в джунглях – выживает тот, у кого зубы больше.
Зубы у Сони выросли ровные, красивые. Но скромная, тихая девочка кусаться ими совершенно не умела, а танцевать по-прежнему хотела. Поэтому, её отдали в студию современного танца. О чем ни мама, ни сама Соня ни разу не пожалели. Занятия в студии совершенно ни к чему не обязывали. Но благодаря 8 годам, отданным танцам, Соня приобрела силу, выносливость, гибкость, научилась владеть своим телом (ну, относительно движений). И потрясающую фигуру: стройную, с сильными, будто выточенными ногами, упругими ягодицами, крепким прессом, изящными руками, гибкой спиной.
После того, как студию она закончила, поступив в институт, чисто для поддержания себя в тонусе, пару-тройку раз в неделю Соня ходила на занятия по стрип-пластике.
Ей нравилось. И нагрузка, и танцы, и коллектив классный, девчонки веселые. Но на последнем курсе стало не до танцев. А потом и Лев недвусмысленно намекнул, что это хобби – неприличное.
Это было 14 февраля. Они с девчонками в студии поставили номер по мотивам танца Деми Мур из фильма «Стриптиз», тот, что она в полотенце танцует. И Соня решила «подарить» его Льву на День влюблённых, отодвинув на второй план собственные именины. Этот поступок она потом долго считала самым нелепым в своей жизни!
Лев не оценил. Сказал, что его девушка должна вести себя скромнее и вообще, он рассчитывал на айподсы. Ну, Окей. Так в танцзале она стала бывать все реже.
И вот сегодня Соня твёрдо решила возобновить занятия. Как минимум, три раза в неделю будет ходить!
Она отыскала свою форму, кроссовки и сунула в рюкзак. Отправилась в зал.
И отлично там отзанималась. Размялась, растянулась, надвигалась. Мышцы налились. Тело быстро вспомнило все, чему училось восемь лет. Соня даже о Моронском не думала. Почти целых полминуты.
Пришла домой, приняла душ. Надела его рубашку. Так и ходила, периодически нюхала ее ворот, подолгу зависала, глядя в одну точку, не замечая вздохов и косых маминых взглядов.
Держаться на плаву, не захлёбываясь ежеминутно воспоминаниями и его ароматом чуть-чуть помогала работа.
Соня сдавала проект. Просидела над завершающим этапом часа три. Ещё раз все проверив в оформлении и вложениях, отправила заказчику утверждённый чистовой вариант. Все, теперь можно было отдохнуть. Но это означало опять начать перебирать в памяти детали, образы, ощущения, слова и взгляды. Моронский вытеснил из ее жизни все, что не было связано с ним. Любые запахи, любые звуки, особенно музыка, имели свой эквивалент в Сониных воспоминаниях о проведённых с Максом часах. А что не имело его, то автоматически теряло значимость. Становилось неинтересным. Пресным. Пустым.
И это изводило. Выжигало. Соня даже с трудом могла заставить себя проглотить что-то, кроме йогуртов и кофе – мешал хронический спазм в горле. Мама кружила вокруг неё мрачной тучей, вздыхала, но ничего не говорила, не задавала никаких вопросов, просто буравила ее взглядом, полным тревоги.
Соне за день удалось восстановить все важные контакты и даже последние переписки с заказчиками.
Только главный контакт молчал. Софи вздрагивала от каждого производимого телефоном звука, бросалась к каждому звонку и дзыньку. И сама себя ругала потом за это!
То ли в отместку, то ли из вредности и хулиганства, Соня лишила Моронского фамилии – переименовала его у себя в телефоне в «Половой контакт». Слишком много чести!
Среда
Вечером они с мамой сидели перед телеком на диване и смотрели какое-то очередное горластое, остро-социальное шоу. Ну, как смотрели? Мама читала книгу под аккомпанемент запиканных матов, а Соня рассеяно залипала в телефоне, не особо понимая, что, собственно происходит на экране. И в её жизни.
Вздохнула. Отложила телефон и пошла на кухню налить себе чаю.
– Тебе тут сообщение от полового контакта пришло, – с мрачной ухмылкой проговорила мама, когда Соня вернулась в гостиную.
Софи поставила чашку на столик и трясущейся рукой взяла телефон из маминых рук.
«Чувствую, как с каждым днём девственность все ближе. Скоро появятся прыщи. Дрочить уже начал», – прочитала она и улыбнулась.
И уже начала думать, как бы так остроумно, да поизящнее ответить, как телефон завибрировал снова.
«Если не хочешь отсосать мне у себя в подъезде – не отвечай!»
Не начинай того, что не сможешь продолжить! Эту его фразу она теперь точно никогда не забудет.
Вспомнив, к чему однажды привела неосторожно начатая переписка с Моронским, Соня отправила смеющийся смайлик. Это же нельзя считать полноценным ответом? Это – эмоция.
«Смейся, смейся…» – пришло следом. И через секунду: персик, баклажан и брызги.
Соня прыснула в экран. Детский сад. Подняла голову и встретилась с внимательным, даже проницательным взглядом Веры Александровны. Мама покачала головой, вздохнула и спряталась от Сониного позора за книгой.
– Прости пожалуйста, Соня, – проговорила она, – у тебя сейчас лицо, как у дурочки-пиздурочки.
Соня замерла с открытым ртом.
Но услышала, как снова звякнул телефон, кинулась к экрану, ловя на себе очередную мамину «оплеуху». Ещё сообщение.
На этот раз оно было не от Моронского, а от банка. Банк сообщал, что на Сонину карту упало ровно четыре тысячи евро. Те самые, восемь по пятьсот. То есть, по сути, сообщение все-таки было от Моронского.
Соня шлепнула себя ладошкой по лбу.
Она хотела тут же написать что-нибудь язвительное, уже открыла переписку. Ещё раз пробежалась глазами. Нет. Отсос Моронскому в собственном подъезде – совсем не то, что должно быть темой завтрашнего «Прямого эфира».
– Соня, эту рубашку уже надо постирать, – услышала она снова мамин голос. – И вернуть хозяину.
Четверг
У Сони зародилось новое чувство. Неприятное. Ужасное. Даже отвратительное.
Оно холодной скользкой сколопендрой пробралось за пазуху. Сколопендра сочла место за Сониной грудной клеткой весьма благоприятной средой обитания, начала прогрызать в душе тоннели и откладывать в них свои токсичные продукты жизнедеятельности.
А самое неприятное во всем этом было то, что это паразитирующее чувство называлось просто – ревностью. И никогда не возникало само по себе. Только вместе с влюбленностью, которой и питалось. Вот это и было, по-настоящему, ужасно.
Соня поняла, что окончательно пропала, когда, только представив Макса в привате «Порока», почувствовала, как чья-то железная, раскалённая до бела лапа, сжимает горло.
А то, что он там бывает, и возможно находится прямо сейчас, да не один – сомневаться, почему-то, не получалось.
Ну просто с трудом верилось Соне, что чувственный гурман, сексоголик и психопат, у которого пять из семи смертных грехов – это образ жизни, будет сидеть у окошечка и ждать, когда она почтит его своим вниманием. Ну бред же!
И её сжигало изнутри. Разъедало кислотой. Душило. И потом что осталось, замораживало.
С этим не помогали справиться ни работа, ни книги, ни даже танцы.
Хотелось знать, где он, что делает. И одновременно, НЕ хотелось знать где он, что делает и главное – с кем…
Изводила сама мысль, что он, возможно, прямо сейчас, шепчет какой-нибудь красотке, богине глянца и гламура, какая она “охуительная”. В то время как Соню пожирает изнутри сколопендра-ревность.
Железный обруч, сдавливающий горло, не ослаб даже после того, как от «полового контакта» пришло очередное сообщение.
«В 7 в субботу заеду»
«Я очень голодный, Соня»
Означало ли это, что Соня понапрасну отравляла себя, позволяя своему бурному воображению играть с уязвлённой ревностью самооценкой?
Ничего это не означало. Но одно было абсолютно точно: хорошая девочка Соня влюбилась, втрескалась, втюрилась в плохого мальчика Макса Моронского. Классика жанра.
Пятница
Соня обожала свою профессию. Она давала ей возможность заниматься любимым делом и ни от кого не зависеть. Быть хозяйкой своему времени. Свободно распоряжаться им. Никому не подчиняясь. Посидела до двух ночи за компом, потом до полудня закрыла все дедлайны и свободна! Любой день можно было назначить выходным.
Правда, чем ближе была календарная суббота, тем ощутимее Соню потряхивало и бросало из одной крайности в другую. Главным образом в решении что надеть. Ей по-женски хотелось быть неотразимой, но гордость, упрямство – качества, доставшиеся ей от эмансипированной родительницы, не одобрили ни одного выбранного Соней наряда. То было слишком открыто, то претенциозно, то вообще пошло, а в этом он ее уже видел! В итоге Соня решила, – чем проще, тем лучше. Выбрала узкие джинсы цвета мокрого асфальта, классно обтягивающие зад, белую майку-безрукавку с широкими проймами, в которые будет видна главная изюминка образа – красивое, ажурное белье цвета графита. И много цепей из белого металла тонких и толстых на шею и запястья. На ноги босоножки на высоких каблуках с ремешками с металлическими клепками, перехватывающими тонкие щиколотки.
Подумав немного, Соня убрала цепи и достала другое «украшение» – чокер-ошейник из двух тонких кожаных ремешков с маленьким металлическим колечком и бусинками металлических клёпок.
Всё, да, в этом и пойдёт. Рокстар!
Около часа дня Соня натянула чёрное боди с открытой спиной, свободные мягкие, вытертые до дыр, джинсы. Отгородилась от всех очками на пол лица, надвинула бейсболку до бровей. Влезла в кроссовки и отправилась на тотальную эпиляцию, маникюр, педикюр и стрелку с Корнеевой.
Подруга уже сидела за столиком в углу тихой, неприметной, но уютной кофейни – их любимой. Соня подошла, чмокнула Нельку в щеку.
– Вау, Орлова, – чмокнула Корнеева Соню в ответ, обдавая духами, и чуть отстранилась, чтобы рассмотреть подругу получше. – Ты… прям секси.
– Да? Правда? – смутилась Соня и попыталась оглядеть саму себя, уставилась на кроссовки.
– Это на тебя так расставание с Лёвушкой повлияло или… – она хитро улыбнулась и, дёрнув бровкой, почти шёпотом добавила: – сам мистер Порок?
– Корнеева… – вздохнула Соня, падая на диванчик рядом с Нелькой.
– А чё я такого спросила? – пожала плечами та. – Ты раньше без лифчика даже дома не ходила. Соня-тихоня. Природу не задушишь! – Нелли посмотрела на ногти подруги с нежным глянцевым нюдом. – Маникюрчик свежий, готовишься?
Соня опустила глаза в меню.
– Не замолчишь – за счёт будешь платить ты!
– Да и с удовольствием. Угощаю!
Соня выгнула бровь.
– Что это ты расщедрилась?
Нелли загадочно улыбнулась и кокетливо опустила взгляд в чашку с капучино. Пока Соня делала заказ, Корнеева задумчиво швыркала пенку с края чашки.
– Я с таааким мужиком познакомилась… – наконец, произнесла она и на щеках ее появился лёгкий румянец. – А что, только тебе можно? – Надула губы и повела плечами. – Я тоже ого-го штучка, может быть?! Я когда в школе карандаш слюнявила – мальчики сознание теряли.
– Даже не сомневаюсь. – Улыбнулась Соня. – Что за мужик?
– Блииин, классный такой, брутальный. Джамаль. – Странно скосив глаза в сторону, Корнеева снова шумно отхлебнула.
– Как? – Соня даже подалась вперёд. – Джамаль? Он кто вообще?
– Турок вроде, но давно здесь живет. Обрусел. Ты же знаешь, восточные мужчины – моя слабость.
– И где ты познакомилась с восточной слаБостью? В тиндере, что ли, твоём опять?
– Орлова, – Нелька закатила глаза, – ты можешь представить себе Моронского, знакомящегося в онлайн-приложении?
– Нет… – у Сони в груди шевельнулась сколопендра. И чтобы заткнуть готовый прокомментировать это внутренний голос, она тоже хлебнула кофе и пожевала салатный лист.
– В галерее познакомились, – Нелли зло насадила на вилку помидорку-чери и помотала ею в воздухе, – знала б ты, где у меня эта выставка уже… сколько озабоченных мудаков она выбросила на берег. А этот вроде ничего. Вежливый, воспитанный, обходительный, без задней мысли. Ну и огонь – мужик. Сама увидишь. – Она потупила взгляд и снова шумно хлебнула.
– Ты меня с ним познакомить собираешься? – Соня даже жевать перестала. Проглотила так и застыла.
– Тут такое дело… – неуверенно начала подруга.
– Корнеева! – Соня ее перебила. – Все мои проблемы в последнее время начинаются с этой твоей фразы. «Соня, тут такое дело, нужна твоя помощь в организации выставки»; «Соня, тут такое дело, сходи на свидание с Вадимом»… Теперь вот очередное «такое дело», от которого у меня уже мороз по коже, учитывая что первые два привели меня в лапы Моронского.
– Ну, ты не плохо так преобразилась в этих лапах, я считаю! – съехидничала Корнеева. – Кайен, новый айфон последней модели.
Соня кусала губу, глядя на подругу и злилась. То ли на неё, то ли на себя… А что толку? Что тут возразишь? Со стороны все так и выглядело – будто, она, вдруг, обзавелась питательным папиком…
– Не напомнишь, за что твоя знакомая в дурку загремела? – грустно ухмыльнулась Соня.
– Вены резала…
– Вот именно.
– Ну да… но ты ж не станешь глупости делать? Ты-то, вон какая сильная. Почти месяц Моронского во френдзоне продержала, – хихикнула Нелька.
Соня опять тяжело вздохнула.
Принесли десерт. Но его уже расхотелось есть.
– Моронский, – тихо проговорила Соня, ковыряя ложкой любимый тирамису, – это темная комната, в которой ни зги не видно. Ты заходишь в неё и думаешь, что вот сейчас еще немного, глаза привыкнут к темноте и ты начнёшь ориентироваться в пространстве. А она только сгущается. И из разных углов комнаты начинают выползать разные существа. Ни окон, ни дверей. Только вход, он же выход. Проблема в том, что в этой темноте ты уже не можешь его найти.
– Ну, знаешь, – Нелька вздернула носик, – тебя, в конце концов, силком никто в эту комнату не тащил! Сама выбор сделала.
Что правда, то правда. У Сони окончательно пропал аппетит, тирамису показался безвкусным картоном.
– Доешь, а? – Соня подвинула тарелку с пирожным к подруге.
– Ну ладно, чё ты поникла?
– Давай закроем тему Моронского? Говори, что у тебя за дело?
Нелька полезла в сумку и извлекла из неё какую-то цветную глянцевую бумажку.
– Что это? – спросила Соня.
Развернув буклет, прочитала вслух:
– «Шафран» – отдых с восточным колоритом? И что это значит?
– Пошли, а? – с придыханием сказала Нелли.
– Куда? – опешила Соня.
– В «Шафран»! Это клуб, недавно открылся. Говорят – улёт. Как будто, Дубайский. Меня Джамаль пригласил. Как порядочный, говорит, с подругой приходи. Пошли, а? Сегодня.
– Нет, Корнеева, я – пасс, ты же знаешь, я не могу. У меня завтра судный день.
– Судный день… – передразнила Соню подруга, хохотнув, – я тебя умоляю, у нас полгорода баб в очереди стоит за одним таким судным часом.
– Нет-нет, – отрезала Соня, – это исключено! Я больше не вписываюсь ни в какие твои авантюры. Отдыхай со своим восточным колоритом сама. А я неприятностей не хочу. Если Моронский узнаёт, он меня… – Соня сглотнула вставший в горле комок. – Нет, Корнеева, исключено!
– Блин, Орлова! – простонала Нелька, – он тебе кто? Муж? Он даже не официальный парень твой. С каких пор два отсоса и один трах являются помолвкой? Если бы каждый минет приравнивался к штампу в паспорте, у меня бы уже в нем места свободного не было! Макаронскому твоему совсем не обязательно знать про «Шафран».
Соня вздохнула. Умела подруга давить на больное.
– Ох, Корнеева, я жопой чувствую, это все добром не кончится.
Так-то Нелька права. Кто он ей? Чтобы решать куда, когда и с кем ей ходить? Он – половой контакт. А это, ровным счетом, ни к чему не обязывает!
– Пожалуйста, пожалуйста, ну пожалуйста! – Затрещала Корнеева, видимо, почувствовав брешь в Сониной обороне. – Ты-то вон какого мужика себе отхватила, а у меня там наклёвывается! Ну чего тебе стоит? Просто сходим, повеселимся.
Шафран – отдых с восточным колоритом. Соня ещё раз покрутила в руках буклет.
– Ладно, Корнеева, последний раз! – Нелька взвизгнула, не дав договорить Соне и заключила ее в объятья, подпрыгивая на месте!
– Спасибо, спасибо! Я тебя люблю! – отпустила Соню и, скрестив указательные и средние пальцы на обеих руках, заерзала на диванчике.
– Сумасшедшая… – буркнула Соня и добавила: – Я пойду, но не надолго. Сама понимаешь…
В девять тридцать Соня вышла из лифта и вдавила кнопку дверного звонка Нелькиной квартиры. Она не стала переодеваться. Поменяла только кроссовки на туфли, которые приготовила на вечер субботы и надела на шею тот самый чокер.
– Ты дома, что ли, не была? – брякнула Нелли, распахнув дверь.
– Была, – Соня шагнула за порог и застыла, глядя на подругу. Та уставилась в свою очередь на Орлову. Обе стояли и смотрели друг на друга в лёгком недоумении.
– Это ты так собираешься идти… – хором заговорили девушки.
На Корнеевой было… ничего. Не считая двух тряпочек. Одной сверху, другой снизу: топика, который представлял из себя мини-шторку цвета металлик спереди, крепившуюся на спине переплетением тонких шнурков и ультра-короткой юбки из того же материала.
– Ты решила сразу, прямо там свою восточную сладость попробовать? – съязвила Соня.
– Слушай! Это же клуб все-таки! Почти, как дубайский! А ты, как днём бегала, так и туда пойдёшь?
– А что не так? – пожала плечами Соня. – Я переобулась.
– Пойдём! – Нелька схватила Соню за руку и потянула ее вглубь квартиры в свою спальню. – У меня кое-что есть.
Она порылась в шкафу и достала что-то розовое.
– Вот! Надевай! Заказала по интернету себе на Фарфетче, а оно мне велико оказалось. Тебе в самый раз будет!
– Что это? – спросила Соня, с подозрением рассматривая розовый чулок.
– Платье. От Кавалли, между прочим.
– Эти Кавалли кожу с розового питона сняли, что ли?
– Блин, Орлова! Это супер-фэшн! Надевай!
– Корнеева, ты должна привести мне хоть один веский аргумент в защиту этого розового безобразия? – сказала Соня, натянув платье на себя. – Почему я должна в очередной раз идти у тебя на поводу?
– Оно тебе идёт! – горячо заверила подруга. – Сидит просто зашибись!
– Цвет не мой абсолютно!
– Господи, Софья Пална, оно так подчеркивает ваши формы. Что на цвет никто не обратит внимание! Клянусь!
– Слушай, Корнеева! Ты где такой восток видела? – проговорила Соня, рассматривая себя и Нелли в зеркало. – Тебе не кажется, что мы на проституток похожи?
– Ой, опять ханжу включила! – проворчала девушка. – Сама носишься по улицам среди бела дня в боди на голые сиськи и ничего. Пошли, опаздываем! – и снова потащила Соню за руку уже к выходу, не давая той опомниться.
«Эх, Соня, Соня…» – протянули в унисон оба её внутренних голоса.
