Текст книги "Подари мне себя до боли (СИ)"
Автор книги: Аля Пачиновна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)
Глава 20
Я допиваю последний глоток
И отправляю дымок в потолок
Вдыхай моя подруга
Весь свет, весь сок
С винилового круга
Я не звоню в звонок, детка
Я вхожу всегда без стука
Твои плечи так хотят искупаться
В теплоте моих пальцев
Ты не упустишь ни единого шанса
Чтобы остаться
Я не смогу удержаться
Нам придется, одеться пространством
Растворяйся в хулиганстве
Этих бешеных танцев
ZOLOTO «Танцы»
Виталик уехал на Урусе Моронского катать свежесделанные сиськи. А сам Моронский всегда думал, что в его доме супер-сверхскоростной лифт. Сейчас же ему казалось, что эту металлическую будку вручную тянут лебёдкой пара безруких калек. Макс проклинал верхний пентхаус. Соню крупно колотило и она уже не пыталась это сдерживать. Он даже начал опасаться, что девчонку замкнёт, она вся заискрится и потухнет. И во всем доме выбьет пробки. А они застрянут в этой коробке.
Макс по-прежнему крепко держал Соню, зажав ее между зеркальной стеной лифта и собой, хотя смысла особого в этом не было. Никуда уже не сбежит. Попалась, птичка. Даже не подозревает ещё, насколько серьезно. Попалась.
Помады на ее губах уже не осталось. Она вся, видимо, была на бороде Моронского. Но до чего же вкусные губы! Он не мог остановится, терзал их снова и снова. Такие мягкие, послушные…
И не мог вспомнить, испытывал ли когда-либо такой сексуальный голод.
Наконец, гребаные двери разъехались и они оба ввалились в холл пентхауса. Уже изрядно помятые и растрёпанные.
Светильники медленно зажглись, рассеивая мягкий тёплый свет.
– Извини, детка, экскурсии не будет.
Он легко подхватил Соню на руки и понёс вглубь квартиры, по пути соображая: гостиная или спальня. Гостиная ближе, спальня удобнее. Все-таки спальня, решил Моронский и понёс Соню по лестнице на второй этаж.
Свет не нужен был. Панорамные окна переливались огнями ночного города и этого было, более чем, достаточно! Это потом он обязательно трахнет её солнечным днём, чтобы накормить досыта глаза, а сейчас хорошо и так. Потом он обязательно сделает с ней все, что нафантазировал. И как бы не хотелось ему оторваться по полной, сегодня он сдержится, чтобы не спугнуть девчонку. Он только слегка познакомит ее с собой поближе. Совсем немного помучает. Чуть-чуть накажет. За то, что заставила так долго ждать.
Пока нес беззащитную добычу наверх, она потеряла туфли и успела расстегнуть несколько пуговиц на его рубашке.
Моронский поставил девушку в изножье кровати и стянул с неё жакет. Отступил в темноту.
Стоит в лихорадке. Волосы рассыпались по плечам. В глазах пламя. Даже в мерцающем свете мегаполиса видно, как ее трясёт. Щеки залиты румянцем. Рот приоткрыт. Губы опухли и жадно хватают воздух. Грудь поднимается от тяжёлого дыхания. И бешено трепещет на шее артерия.
– Закрой глаза, – глухо приказал Макс.
Он сорвал с себя рубашку, отбросил ее куда-то на пол. Подошёл к Соне со спины. Собрал ее волосы, перекинул через левое плечо. Прильнул губами к шее с правой стороны. Кожа ее тут же покрылась мелкими бусинками мурашек. Макс нащупал сзади ее топа собачку замка. Расстегнул. Стянул бретельки с плеч, топ сгинул на полу. Не отрывая губ от Сониной шеи, покусывая и втягивая кожу, Макс накрыл ладонями ее отяжелевшие от возбуждения груди, слегка сжал, наслаждаясь идеальным объёмом, формой, упругостью. Горошинки сосков упирались ему в кожу ладоней. Он взял каждый и зажал между большим и указательным пальцами. Сначала слегка, потом сильнее. Оттянул вперёд и резко отпустил. Соня всхлипнула и откинула голову назад, на грудь Максу, слабея.
– Идеальная, Соня, – прошептал он, – созданная для меня.
Нашарил молнию на её брюках, расстегнул, подцепил пальцами за пояс и стянул вниз. Новая волна крупной дрожи окатила ее стройное тело.
– Вот, так… а ты упиралась, дурочка, – языком скользнул в маленькое ушко, – ещё не начали, а ты уже готова…
С трудом оторвавшись, Макс обошёл ее, встал спереди. Свет городских огней мягко подсвечивал Сонин силуэт золотом. Идеальная. Охуительная. Грудь, талия, бёдра, ноги… всё, как лично для Макса кем-то вылеплено. Такая – одна на миллион и она сейчас будет вся его. У Моронского вдоль позвоночника, будто, молнией рассекло. Член просто негодовал от нетерпения, рвался из брюк, агрессивно оттягивая ширинку.
Но Макс не торопился. Много чего хотел сделать, но спешить сегодня не собирался. Хотел растянуть удовольствие. Довести ее почти до точки, но не до конца. И подержать там какое-то время.
Он сделал шаг к Соне, вынуждая ее отступить к краю кровати и слегка подтолкнул. Девочка охнула и упала на спину. А Моронский ухватил края ее трусов и быстро стянул их с длинных ног. Отправил кружевной лоскуток к остальной одежде. Очертил взглядом покорную, отдающую себя, голую Соню…
Макс все пытался понять, почему она так на него действовала. Что в ней превращало его в какое-то тупоголовое одноклеточное, у которого только три примитивные эмоции: «Ууу», «Ыыы» и «Аааа», которые, впрочем, мало чем отличались друг от друга.
А сейчас понял – она просто о-ху-и-тель-на-я. Одно это неприличное слово объединило в себе все цензурные эпитеты, которые вышибло из памяти начисто, едва ноздри уловили ее тонкий, сладкий аромат.
Моронский развёл в стороны Сонины ноги, сам встал на колени между ними. Она в смущении подняла ладони к лицу и закрылась. Спряталась.
– Убери руки, – хрипло сказал Макс, – я сейчас хочу, чтобы ты видела, что я делаю.
Он коснулся большим пальцем клитора, чуть нажал, скользнул вниз, погрузился в неё. Такая горячая. Мокрая. Узкая! Соня дёрнулась и застонала.
– У тебя самая красивая киска, ты знаешь? Она, как маленькая роза, нераскрытая, свежая.
Соня снова застонала.
– Пожалуйста… не говори мне этого… – попросила она шёпотом.
– Буду говорить, Соня. А ты будешь слушать и отвечать, когда я велю! Поняла? – он снова осторожно, нежно обвёл ее клитор пальцем.
Соня выгнула поясницу, попыталась свести ноги, а губы открылись в беззвучном «Да».
– Руки над головой подними.
Послушная девочка. Лихорадит ее жестко. Вот это подарок ему негаданный… даже не мечтал…
Когда погаснет последний фонарь
Я разгоню твое сердце
До безумного стука
Тишина способна плавить сталь
И значит, молчать, ни звука!
Когда с пластинки захрипит саксофон
И ты стон свой повысишь на тон
А потом, а потом уже не будет грустно
Если уметь, гореть
И отличать аппетита чувство
Если уметь, гореть
ZOLOTO «Танцы»
Он в одно движение вытянул из брюк ремень. Наклонился над Соней и перевил им её запястья. Не туго, но руки развести не сможет. Ему нужно было, чтобы она даже не пыталась управлять им. Пусть привыкает подчиняться.
А она в темноте глазами хлопает, не понимает ещё ничего. Смешная…
Присосался к губам. Нашёл её язык. Оторвался. Впился в шею. Укусил. Ещё укусил. Лизнул. Спустился ниже, провёл щетиной по ложбинке между сиськами. Потом щекой. Нашёл ртом сосок. Втянул, оторвался. Ещё втянул. Смял в ладонях грудь.
Сожрал бы!
Быстрыми шумными поцелуями, вперемежку с укусами, спустился на нижний этаж.
Он грубо развёл Сонины бёдра. Приподнял резко. Сначала втянул в рот бугорок, затем влажные нежные складки, прошёлся языком снизу вверх, приник губами, всасывая ее сок. Когда Соня сама начала двигать бёдрами, понял, что вот-вот кончит.
Нет, дорогая. Рано.
Макс поднялся. Расстегнул брюки. Стянул быстро и вместе с трусами. Болт просто разрывало от возбуждения!
– Посмотри, Соня, на меня! – он наклонился над ней. – Я буду трахать тебя, а ты будешь смотреть. Мне нужно видеть твои глаза, когда я войду.
Кровь кипятком бурлила в его венах. Макса необъяснимо сильно затрясло перед раскинутыми Сониными ногами. И он, вдруг, четко осознал, что если сейчас не врежется в ее мягкую, нежную плоть, то взорвется. Его впервые так пёрло от предвкушения близости. И Макс оттягивал момент сближения, наслаждался этими мучительными, почти болезненными ощущениями, наблюдая, как девчонка горит и плавится под ним.
– Чуть не забыл, – он тыкнулся головкой в ее промежность, ловя ртом ее жалобные всхлипы, – у меня две новости… одна – плохая, другая – хорошая. С какой начать? – выхрипел он на грани, еле сдерживаясь.
Глаза выпучила девочка, затрепетала, порывисто подала бедра вперёд, навстречу Максу.
– П… плохой… – прошевелила она сухими, измученными губами.
– Плохой? Я не умею быть нежным, Соня! И не хочу! Это понятно?
Ответом ему был глубокий, полный принятия неизбежного стон девушки.
– И тебе это понравится – это новость хорошая.
Он вошёл легко и быстро – уж очень она мокрая. Обхватила туго и горячо. «О, сука, как хорошо-то!». Даже лучше, чем он мог ожидать! Член в ней, как там и был. Как будто, ее эксклюзивно под Моронского вытачивали. Только она немного заблудилась по дороге к нему – в чужие руки попала.
Мысль про чужие руки, почему-то, разозлила и подстегнула.
Засадил до упора, как давно хотел. Глазищи вытаращила. Приняла, растянулась.
– Расслабься! – рыкнул Макс. – Не напрягайся. А то больно будет.
Послушалась. Но веки сильно сжала, задохнулась, потерялась.
– Глаза! На меня смотреть!
Распахнула.
Медленно вышел. Снова вошёл до упора. Резче. Глаза ещё шире. Медленно назад. Резко вперёд. Пауза.
– Хорошо тебе, Соня? – ресницами хлопает, молчит.
Медленно назад, резко до упора вперёд. Грубо. Почти жестоко.
– Не слышу?
– Да! – выкрикнула коротко и замотала головой. Температура подскочила и у неё и у Макса. Они горели. В прямом смысле. Физически. Плавились в химической реакции от соединения их тел.
Медленно назад, резко вперёд.
«Уф, а как ему-то хорошо!»
Медленно назад, резко вперёд. Ещё вперёд, до конца. Снова назад и резко вперёд. «Как же там туго и жарко!».
Назад, с оттяжкой и быстро вперёд. Полностью заполнил её!
Одной рукой он освободил Сонины запястья. Она тут же опустила руки ему на плечи и рефлекторно потянула его на себя.
– Нет, Соня. Я знаю, как лучше!
Медленно назад, резко до упора вперёд.
– Не закрывай глаза, смотри на меня!
Медленно, очень медленно назад. Резко вперёд и пауза. Сжал соски. Прикусил плоть над ключицей. Втянул в рот кожу нежной шеи.
Соня задергалась под ним. Но Макс опять медленно двинулся назад. Уже чуть не плакала, зайка. Вошёл до упора и застыл. Притянул ее к себе, прижал, припечатал, вплёл пальцы в её волосы.
– Что, невмоготу уже, да? Кончить хочешь?
Соня всхлипнула, промычала что-то нечленораздельное.
– Скажи мне, хочешь? – Макс уже сам закипал. – Попроси: Макс, я хочу кончить!
– Ма…акс… – у неё сел голос, – я хочу кончить…
«Да, теперь ты знаешь, как это – не получать того, что хочешь!»
Макс чуть отстранился. Взял Соню обеими руками за бёдра. Приподнял. Посмотрел на неё сверху вниз. Сначала вошёл медленно. До конца, чуть назад и снова вперёд. Сильно. Мощно. Ещё вперёд. Сильнее. Начал вколачиваться в неё членом уже не контролируя себя. Без тормозов. На всей скорости. Соня выгнулась дугой. Тело, как будто, скрутило сильнейшей судорогой. Она закричала что-то, туго сжала его киской, забилась и Моронский взорвался сам! Разлетелся на триллион мелких осколков. В Соню.
«Блять, наконец-то! Сука, наконец-то. Как же сладко она там дергается внутри и сжимает его. Как же хорошо, мать твою!».
Так хорошо, что Моронский нарушил сразу два своих строгих принципа: никогда не жарить никого без резинки и никогда ни в кого не кончать.
Он приподнялся на руках над Соней. Коснулся тыльной стороной ладони ее щеки, убрал с лица налипшие влажные волосы. Красивая какая. Охуительная. Оттраханная.
– Открой рот! – приказал.
Макс собрал возле нижней губы слюну и, повинуясь какому-то первобытному, необъяснимому инстинкту, идущему откуда-то из позвоночника, а может из ДНК, медленно спустил ее Соне в рот. Никогда раньше он этого не делал. И обьяснить себе, почему сделал в этот раз, не мог. Просто он решил, что так он метит свою территорию. Со всех сторон. Почти со всех.
– Тебе надо в душ, по-моему, – проговорил Макс чертя круги у неё на груди. – Я там накончал по самые гланды.
– Я предохраняюсь! – еле слышно пробормотала Соня.
Макс хмыкнул и поцеловал ее в губы.
Все-таки, есть какой-то плюс в том, что она досталась ему не девочкой…
– Всё, пусти, – она нахмурилась и завихлялась под ним. Макс почувствовал, как стояк, который был все ещё в Соне, опять крепнет.
Что ж она делает такое с ним?
Помешкав немного, Макс решил, что продолжить можно чуть позже. Потом утром, и завтра весь день. Отпустил Соню. Она быстро прошмыгнула в ванную, закрылась там. Смешная.
Моронский, как огромный, сытый кот, довольно потянулся и зевнул. Посмотрел на часы, которые не успел снять. Время-то всего первый час. Надо же. Он думал намного больше уже. Ещё раз зевнул и прикрыл глаза. На минуточку.
***
When the rain comes falling down
Когда начнётся дождь
You’ll be sleeping, in my arms
Ты будешь спать, в моих руках
Like a precious child
Как драгоценное дитя
When the rain comes falling down
Когда начнётся дождь
I’ll be singing the sweetest lullaby
Я буду петь самую сладкую колыбельную
That you’ve ever heard
Которую ты могла слышать
When the rain comes falling down…
Когда начнётся дождь…
Triangle sun “When the rain comes falling down”
Когда Соня вышла из душа, Макс лежал на кровати, скрестив руки на груди. И спал.
Божество.
Или нет, скорее он из другой лиги.
Соня тихонько выскользнула из полотенца и забралась на кровать под бок Моронскому. Сейчас она немного полежит с ним, надышится им, насладится глубокой, почти болезненной истомой, и подумает, как быть дальше.
Она проснулась от каких-то звуков. Доносившихся откуда-то снизу. Музыка? Кто-то поёт?
Макса рядом не было. Телефон показывал 2:46. Соня стянула с постели шелковую простыню и завернувшись в неё, бесшумно выскользнула из постели, на цыпочках подобралась к лестнице, ведущей вниз. Спустилась на несколько ступенек. Звуки усилились.
Нет, господи! Пожалуйста пусть это будет не его голос. Пусть это не он поёт. Пожалуйста! Потому что после всего, что было этой ночью, от чего сладко ныло и саднило между ног – это, как контрольный в голову!
Этот голос… ну конечно, другого у Моронского и быть не могло. Глубокий, чувственный, с хрипотцой. Крис Исаак курит в сторонке…
Макс сидел на высоком барном стуле. Голый. Соня видела мощную спину, крепкие ягодицы, мускулистые ноги. В руках гитара. Он наклонился над ней, перебирая струны.
Он пел “Wicked game”.
«What a wicked thing to do to make me dream of you
No I don't wanna fall in love
No I don't wanna fall in love
With you
With you
No I…
Nobody loves no one…»
Соня сидела на ступеньке и слушала. Он не мог ее видеть, но когда она поняла, что Макс последний раз провёл по струнам, подскочила и кинулась обратно в спальню. Бросилась на кровать, уговаривая бешеное сердце не биться в груди так громко. Глупое сердце.
Он зашёл через пару минут. Тихонько нырнул в постель. Соня лежала с закрытыми глазами, делая вид, что давно и глубоко спит. Старалась не дышать, вслушиваясь в дыхание позади себя. Макс подкатился к ней сзади вплотную, сграбастал руками под грудью и подтянул к своему горячему животу так, что последний воздух покинул легкие. Уткнулся ей в затылок носом и прошептал: «охуительная тёлка».
Ну, и как теперь сделать то, что она собралась сделать?
Глава 21
Subconsciously, she wonders
Подсознательно она гадает,
How it feels to give herself up
Что значит сдаться,
She died to be the one he needs
Она готова умереть, чтобы быть той, кто ему нужен,
But his dependence is overdone
Но его зависимость слишком преувеличена.
In another lifetime, she'll lose control
В другой жизни она даст себе волю
And she'll give it all and leave room to grow
И посвятит себя непрерывному развитию.
In another lifetime, she'll be more at ease
В другой жизни она будет чувствовать себя спокойнее,
And then, finally, admit I am she
И тогда, наконец, признает, что я – это она.
She'll love when she's ready
Она полюбит, когда будет готова,
Black coffee «SBCNCSLY»
Ей не хватало воздуха. Ей было душно. Его запах обволакивал. Его жар опалял все тело, пробираясь под кожу, соединительные ткани, проникал в сосуды и заставлял сердце больно колотиться в груди.
Последние рваные куски сна сгорели в обжигающем дыхании спящего зверя…
О том, чтобы хладнокровно оценить обстановку и принять правильное, взвешенное решение, мечтать не приходилось. Соня впервые в своей жизни проснулась без сознания! Чувство… новое, необъяснимое, щемящее, сносило ей крышу, разрывало и без того хлипкие логические цепочки. Разбивало вдребезги все принципы и обещания данные Соней самой себе.
Грёбаный сладкий ублюдок. Он все опять сделал по-своему!
Мало того! Так он ещё и храпел ей в ухо!
Соня абсолютно бесцеремонно была заключена в неразъёмные тиски его рук. Спиной прижата к его груди, задницей к паху. Моронский даже умудрился перекинуть свою правую ногу через ее левое бедро.
«Опутал! Реально, как паук» – ворчала про себя она.
«И как выпутываться из всего этого? В смысле, и из Моронского и из всей ситуации!?»
Вот проснётся он. Дальше что? Что они скажут друг другу? Как, вообще, в глаза ему смотреть после всего, что тут было? После того, как она вела себя так… так нетипично для себя.
Соня зажмурилась. Блаженная память глумливо подбросила некоторые детали ночи. Нет! Не вспоминать! Пока она не выбралась. Есть риск остаться. Нельзя допустить, чтобы это утро они встретили вместе.
О том, что после ночи с Моронским обязательно придёт утро, ее вчера никто не предупредил!
Что он скажет ей? Даст денег на такси и проводит до двери: давай, детка, я позвоню?! Так ведь поступают все сладкие ублюдки, грязно пристающие к незнакомкам на выставках?
Господи! Орлова, где вчера были твои прокуренные мозги!
Понятно, где… в Караганде.
Нет! Лучший способ сохранить остатки достоинства – уйти до того, как тебя выставят вон. Не дожидаясь, когда тебе скажут: «Спасибо, в целом все было чудесно, мы с вами обязательно свяжемся», уйти по-англиЦки!
А как уйти-то? Если он навалился всей тушей и дрыхнет.
Мама дорогая, это пиздец!
Соня снова отругала себя, ведь маме она даже написать не потрудилась вчера… бестолковая!
Она попробовала пошевелить ногой и тихонько поерзать бёдрами. Храп захлебнулся и затих. Моронский замычал и, о, чудо! убрал с Сони волосатую ножищу, перевернулся частично на спину.
Соня осторожно приподняла тяжеленную лапу, выползла из-под него и скатилась с края кровати.
Уже светало. Однако ж освещения явно не хватало, чтобы идентифицировать в разбросанных вещах свои. Трусы, естественно, найти не удалось. Это уже третьи трусы, пострадавшие при непосредственном участии Моронского. Минус одна серёжка. Искалось хорошо то, что покрупнее: нашлись брюки и жакет.
Минус топик.
Сумочку, слава богу, нашла, а это, можно сказать, самое главное. И туфлю. Сначала одну, потом другую – обе валялись под лестницей.
Пришлось запахнуть потуже жакет и затянуть его ремнём. Тем самым, Моронского. Он же не будет возражать, если в счёт сгинувшим трусами она возьмёт его ремень?
Аккуратненько, на цыпочках, с сумкой в зубах и с туфлями в руках Соня двинулась ощупью к выходу. Какая-то удача вывела ее в холл почти сразу. Из стеклянной берлоги наружу вели двери лифта. Всего две кнопки: вверх и вниз. Чё, так просто? Никаких тебе паролей, ловушек, летающих ножей и лазерной сетки? Соня с подозрением посмотрела на панель с множеством кнопок поверх кнопок вызова лифта, тыкнула пальцем в стрелку вниз. Тишина.
У Сони тряслись коленки. Вот будет неприятно, если ей придётся возвращаться в квартиру. Нелепая ситуация: оделась, ушла, но вернулась. Воображение тут же подкинуло ехидную физиономию Моронского и какую-нибудь фразочку в его духе, что-то типа: «Что, решила отсосать мне на дорожку?». Это будет такое унижение! С которым, кстати, никакое жизненное дерьмо не сравнится.
Но вдруг лифт дзынькнул и двери его неслышно разъехались. Не веря счастью, она заскочила внутрь и шумно выдохнула. Нажала кнопку «L». Для верности несколько раз нажала, чтобы уж наверняка. Обулась. И решила вызвать такси.
ТЕЛЕФОН!!!
А нет… вот он, в сумке! Душа передумала падать в пятки, а Соня удержалась на ногах и не сползла вниз по стене лифта. Вместо этого она уставилась в отражение его зеркальной стены. Оно показывало Соне какую-то всклокоченную женщину с безумным взглядом. Одета вроде прилично, но выглядит так, будто под забором на газетке ночевала. После того, как ее несколько раз переехал самосвал.
Лобби с диванчиками и столиками в лаунж-зоне, камином и фонтаном удалось миновать не привлекая особого внимания консьержа и охраны. Они, наверное, и не к такому привыкли. Вот если б она голая шла и слона за верёвочку вела, тогда б они ее заметили. И то, главным образом из-за слона.
Пробегая мимо кофеавтомата, даже подумала, а не взять ли в дорогу стаканчик эспрессо. Остановилась. Огляделась. Но нет. Домой!
4:56 на часах. Выбежав на улицу Соня даже задохнулась от хлынувшего в лёгкие воздуха! Как будто, только что заметила, что не дышала все это время.
Уже сидя в такси, она смогла немного перевести дух. Сказала адрес какими-то чужими губами и шумно выдохнула в трясущиеся ладони.
«Шумел камыыыыыш, деревья гнулись, а ночка тёмная была»: затянули оба ее внутренних голоса, и Соня тихо застонала.
«Корнеева, я тебя убью»!
***
Моронский открыл глаза. Нет, не показалось. Это реально пискнул лифт.
Вот же, болван! Как не додумался вчера запаролить выход? Вообще, блять, не удивительно ни разу! Этого и надо было ожидать. Опять сбежала, дурочка. Только куда? Реально думает, что ли, что есть место, где он её не найдёт? Или думает, что искать не станет?
А он станет?
Вот, спросили бы его дней пять назад, ответил бы, что да – однозначно. А теперь – нет.
Пусть бежит.
Он сладко потянулся. Член встал, привет.
Да, пусть побегает.
Моронский опустил ладонь на ствол, провёл по нему вверх-вниз, шумно втянул воздух сквозь сжатые зубы.
Скоро сама прибежит. Он даже знает куда, когда и в котором часу конкретно до минуты!
Сучка! Такой кайф обломала! Макс хотел насладиться ее эмоциями, напомнить ей о том, что было ночью, наблюдая, как она краснеет и прячет глаза под ресницами. А потом целовать и душить одновременно. Чтобы билась в агонии. Чтобы пощады просила и умоляла продолжать.
Зря он ночью был таким деликатным. Надо было… ввести её сразу в курс дела, чтобы утром с постели встать не смогла!
Не стоило играть в джентельмена с женщиной которую надо брать без предупреждения. Раз она подпустила ближе, действовать необходимо решительно, дерзко, честно, чтобы не осталось иллюзий по поводу нового её положения. Показать ей её место. Дать понять, что из-под Макса, так просто, без его разрешения никто никогда не уходит!
Но Моронский впервые был обезоружен девчонкой. Ее флюидами. Своим, почти неуправляемым желанием обладать её телом. И удивительным открытием, что это не первый пункт в списке вожделенных трофеев… Он хотел её душу, её сердце, её мысли, всю её без остатка.
А она взяла и удрала, лишив разом всего.
Опять дала попробовать и свалила.
А он, Моронский, значит, теперь должен побегать, про-версию повыпрашивать? Ну, нет, дорогая. Хватит.
Теперь все по-взрослому будет!
Он решал: поспать ещё или попробовать пройти квест «найди сигареты».
Солнце вставало! Первые золотые лучи поднимались из-за пиков стеклянных небоскребов, походивших на глыбы грязного льда. Как будто огонь, оно медленно подступало к стеклянным исполинам, опаляя их грани. Мощь! Скорее всего, в воскресенье в 5 утра только Моронский видел этот рассвет. Владел им безраздельно. Это для него представление. Персонально. Жаль, Соня свинтила. Он бы с ней поделился…
Нет, подъем, иначе день потерян!
Соня… пусть отдохнёт, наберется сил. Глупенькая. Скоро она узнает, кто тут босс.
Моронский нащупал все-таки пачку в кармане брюк. На пол что-то тихо звякнуло. Сережка. Повертел в руке. Мило, стильно, но дешевка! В ее уши Буччеллати или Картье надо. Ну, или Булгари.
Так торопилась, что слиняла без лифчика своего. Макс повертел в руках чёрную ткань и сунул в выдвижной ящик-невидимку, один из встроенных в стену за кроватью.
Он закурил и прошлёпал вниз по лестнице на кухню. Включил кофемашину, достал чашку.
Сегодня он всех распустит. Да, сейчас сначала всем позвонит и раздаст ценные указания. А потом распустит на выходной.
И сам поедет за город. К Санычу. И Виталика возьмёт за компанию.
– Моронский, – в динамике пробулькал голос друга, – ты часы смотрел, чё показывают или, неужели, Швейцария подвела? Воскресенье, пять утра… – последняя фраза тирады утонула в мучительном зевке.
– Не бухти, у меня не деловое предложение!
– Если в твоём предложении есть слово сиськи, я – пас.
– Что, накатался? Или профдеформация?
– Накатался, не то слово. Твой урус, конечно, творит чудеса с дамами, но главным образом мое обаяние сыграло! Поэтому, я так накатался, что в последний заезд на полуспущенных к финишу доковылял.
Моронский даже почувствовал что-то вроде зависти. Маленький такой укольчик.
– Сейчас сверюсь с планером. Нет, из слов на букву «с» только сауна, Саныч, солодовый и сигара. Сиськи в списке не значатся.
– Солодовый-то поди бочковый?
– Шотландия, двадцатипятилетний!
– Вот чертяка! Замётано. Во сколько?
– К трём подваливай на своей. Урус оставь у себя, потом ребята заберут.
– Понял. Давай. Тут у меня, кажется, шевелится кто-то…
– Виталик. – Моронский потушил сигарету. – А от тебя телка после секса ни разу не убегала?
– Такого вроде не припомню! – друг снова протяжно зевнул. – Было дело, я как-то убежал, но то было не после, а до… – Виталик заржал как конь. – А чё ты интересуешься? Моронский? От тебя, что ли, кто дёру дал? Эта? С которой ты обжимался вчера?
– Виталик… я хотел бы отнестись к этому с той же долей юмора! – Макс пожалел, что не прикусил вовремя язык. Кенту только повод дай, он год будет подкалывать.
– Ну, неужели ёбнула карма? Рикошетом в героя-любовника! Да ты не раскисай, бро. Одно из двух: ей либо очень понравилось, либо очень НЕ понравилось. В обоих случаях она просто не нашла в себе смелости сказать тебе правду в глаза. Молодец, чё, тактичная. Или очень скромная. В наше время это большая редкость.
Виталик снова загоготал.
– Ага… скромная… – задумчиво пробубнил Моронский, глядя как в чашку тонкой струйкой бежит эспрессо. – Короче, к трём жду, не опаздывай.
***
На немой вопрос Веры Александровны Соня только рукой махнула.
– Знаю, мама, все знаю, но давай мы потом поговорим? – Соня разулась и пошла в свою комнату.
– Соня, – мама не отставала. – Ты, конечно, уже взрослая девочка. В праве сама решать, где тебе проводить ночи, но давай ты хотя бы предупреждать будешь, чтобы я не волновалась.
Она ещё не видела, что Соня пришла домой без топа и трусов!
– Это больше не повторится…
Что конкретно не повторится – было вполне понятно. Ночь с Моронским и, как источник проблем – Сонино легкомысленное поведение. Больше она себе разбазаривать трусы не позволит.
Но вот, что интересно. Чем выше всходило июньское солнце, тем тише становился голос совести. И если поначалу Соня пыталась корить себя, где-то даже ругать, то сейчас было… не то, чтобы все равно, но, скажем так, не смертельно. По сути, ведь ничего такого ужасного не произошло. Ну переспала она с ним. Подумаешь. Случайные связи на то и случайные, что никого ни к чему не обязывают. И не каждый хороший секс должен стать началом отношений. А уж с Моронским об отношениях и вовсе не могло быть речи. Какие отношения? Это смешно! «Ха-ха» три раза.
Соню удивляла даже не столько постановка вопроса, а то, что он в принципе возник. Отношения с Моронским – это как пытаться поймать юбкой ветер. Он эту юбку… сорвёт и полетит дальше, задирая другие подолы, запутывая волосы и мысли. И это только тот Моронский, с которым Соня переспала. Макс – ветер, хаос. А есть ещё Моронский – хозяин «Порока», темный, властный, тяжелый. А ещё есть загадочный «Мор», которого знают и явно уважают представители криминального мира. И сколько ещё всяких разных «моронских» заключено в мужчине, который заставлял Сонино влажное ТАМ трепетать, дрожать, скручиваться, сжиматься и пылать?
И на отношения со всеми этими «моронскими» ни у одного человека не хватит никаких физических, моральных и вообще жизненных сил.
Стоп! Их вообще, никто и не предлагает!
Вот даже интересно, что у него за родители, что это за семья? Почему он такой? Вроде, вырос в полноценной, благополучной семье. Почему он тот, кто он есть? Как им стал?
Очень много вопросов. И все без ответа. Пока размышляла, Соня успела принять душ, произвести обычные свои уходовые манипуляции, обнаружить на шее и груди характерные синяки, не оставляющие сомнений в их происхождении.
Лечь и уснуть.
Проснулась она от дзынька телефона. Нелька сыпала вопросами:
«Как дела?»
«Как все прошло?»
«Стесняюсь спросить, ты куда пропала?»
«Орлова, ты что, Вадику на свидании мозг выклевала?»
«Что нужно было сделать на первом свидании, чтобы он заблокировал меня?»
«Ну, то есть, тебя…»
Бооожеее! Корнеева – это наказание какое-то. А вот не будет Соня ей отвечать, пусть помучается. Такой прекрасный день она не будет тратить на инициатора в Сониной жизни полного пиздецА!
Лучше она сейчас включит классную музыку в наушниках. Пойдёт, танцуя, на кухню, сварит кофе. И даже шоколадку съест.
Даже, несмотря на то, что уже первый час дня и к этому времени уже раз десять можно было обнаружить пропажу! И позвонить, или написать. Хотя бы.
Но телефон раздражал своим молчанием. И это только доказывало, что Соня все сделала правильно. Молодец. Хорошо, что не осталась. Так, вроде получается, что это она не слабость проявила, а снизошла. Позволила. А потом, нет, не сбежала позорно, а, как у гордой, свободной кошки, у неё просто появилась срочные дела… в пять утра. Да, она убежала без трусов и топа. Ну, так дела-то – срочные!
Вот и всё. Соня, конечно, никогда не забудет эту ночь. В ближайшие дней семь – точно! Пока синяки на шее не пройдут!
Но как бы не храбрилась она, не пыталась убедить себя, что провела игру безупречно: ушла без трусов, но с гордо поднятой головой! Даже маленькие девочки знают, что игрушка не может играть хозяином.
И в этом была вся прелесть этой ночи и вся её грусть! Она отдалась ему, полностью доверилась. Растворилась. Расплавилась. Отбросила все сомнения, уверенная, что он всё сделает так, как надо. Как правильно. Как может только он…
Вот так и гибнут наивные мотыльки, бессознательно летящие к открытому огню.
Потому что теперь, все последующие ночи она будет сравнивать с этой.
