Текст книги "Подари мне себя до боли (СИ)"
Автор книги: Аля Пачиновна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)
– Ну, что? Отпускаем чаек и садимся, разговариваем, как воспитанные люди с общими интересами? – он обвёл жестким взглядом всех присутствующих мужчин.
– Пусть идут. Все равно аппетит пропал… – сказал Джамаль.
Макс убрал пистолет.
– Возражений у дам, я надеюсь, нет? – Моронский смерил колючим взглядом Соню и снова презрительно скривил рот.
«Да. Это конец!»
Грудь изнутри обожгло очередной волной обиды, а слёзы с новой силой хлынули из глаз, застилая тусклый свет, в котором размытая Нелька, неуклюже ползла по дивану.
– Дальше сам, – сказал Макс охране и убрал пистолет за пояс, глядя на помятого ботинком лысого. – Эта грязь больше не булькнет.
Моронский кивнул своему человеку. Их с Нелькой подхватили под локти и вытолкали из комнаты, как двух нашкодивших кошек.
***
– Хороший клуб отгрохали, – проговорил Моронский, когда за воронами закрылась дверь. – И район хороший. Что характерно – мой! Я смотрю, дела у вас неплохо идут? – Макс сделал паузу, оглядел всех по очереди и добавил с досадой: – А денег все нет. Где мои бабки, Джама?
– Мы же перетёрли с тобой… – вспыхнул тот.
– Да ладно, – перебил брата Каха, – Мор, заканчивай цирк. У нас джентельменский договор был. Конкретные сроки зафиксировали. Всё на мази было…
Макс обернулся. Он знал, что раз в дело вступил старший Ознаур, нужно всегда держать пару козырей в резерве. Их у Макса для Кахи как раз два и было. Но выбрасывать их сейчас, означало – спалить всю обойму в воздух.
Рано.
– Когда сроки обсуждали, вы мне про клуб ничего не сказали. И было очень неприятно узнать это от моих ребят. Сразу, как-то, градус доверия к моим восточным друзьям упал.
Макс обвёл всех троих взглядом: Джамаль раздраженно крутил перстень на мизинце; лысый тёр на шее протекторный след от башмака Моронского; Каха вертел и мял в пальцах сигарету.
– Так что, – снова заговорил Макс, обращаясь к последнему, – моя доля – ровно половина, до конца месяца должна быть у меня. Не будет бабок – заберу эту чайхану себе. По поводу остальной суммы уже с пацанами договариваться придётся. А они, повторюсь, ждать не любят.
Макс щёлкнул зажигалкой перед носом у Кахи и держал открытое пламя до тех пор, пока тот, все-таки, не прикурил. Резко, захлопнул крышку так, что Каха вздрогнул и моргнул.
– Зря ты… Мор, – услышал он уже на пути к выходу, – не стоит ОНА того, чтобы портить со мной отношения.
Макса покоробила эта фраза, но вида он не подал. Каха блефует! Моронский ничем себя не выдал, чтобы принимать угрозы уязвлённого противника всерьёз.
– Миша, алаверды! – сказал Моронский входящему в комнату невысокому, поджарому мужику в костюме, и сам шагнул за порог.
Дальше ребята без него разберутся.
Эти марамойки не сидели в машине, наглухо запертые, как он велел сделать охране, а находились возле нее. Полуголая шмакодявка сидела на кортах, низко опустив голову. А эта… в розовом гандоне, стояла рядом, протягивая ей бутылку воды и что-то тихо втирала ей.
– Не захотели садиться в машину, – пояснил Славик, когда Макс подошёл ближе, – сначала блевали в кустах, теперь вот, воздухом дышат.
– Перед смертью все равно не надышатся! Полей! – он подставил руки и Слава полил ему в ладони из бутылки. Макс плеснул пару пригоршней себе в лицо и растёр.
– Что пили? – рявкнул он, вытирая лицо краем футболки.
– Ш… Шампанское, – тихо ответила Соня, не поднимая на него глаз. – В нем что-то было. Мы его вырвали.
– Ели?
– Виноград только немного, – проблеяла девчонка.
– Нельзя было. Если дурь попала а желудок – есть нельзя.
Он снял с себя куртку.
– Прикройся! – процедил Макс, надевая ее на Соню.
Она продела руки в рукава и обхватила себя, низко опустила голову и шмыгнула носом.
И Моронского вдруг переклинило! Захотелось убить эту дуру и одновременно сжать в объятьях, прижать к себе сучку, пожалеть, успокоить. Стоит – трясётся вся, шатается на коблах своих…
– Ну чё, Орлова?! – Макс тряхнул Соню за шкирку, – Давно не косячила? Кто тебя надоумил на это мероприятие?
Он бегло смерил взглядом Корнееву, сидящую возле колеса Мерина и тыкнул в неё пальцем:
– Твоя идея была? Это ты ее притащила сюда?
Девчонка бессильно склонила голову, каясь.
Макс шумно втянул воздух. Похлопал себя по карманам брюк, понял, что забыл сигареты дома.
– Эту я забираю, – сказал он охране и ещё раз тряхнул Соню. – Эту – он кивнул на шатающуюся, словно китайский болванчик, подружку, – можете вывезти в лес и выебать с двух сторон, а то у неё сорвалось сегодня! Потом скажете, что так и было, все равно на утро ни черта не вспомнит! – Славик с Игорем синхронно уронили квадратные челюсти на асфальт и переглянулись с дебильными ухмылками.
Пигалица хоть и была бухая в муку, а смысл слов до неё дошёл. Хрюкнула и выдула пузырь ноздрей.
– М… Ма-к-аксим Андреич… – икнула и замолчала, хлопнув вразнобой ресницами, с которых тушь давно ссыпалась в подглазья.
Срамота. Панда, блять.
– Какой я тебе Максим Андреич, дебилка?! Вы с Орловой до сих пор не вкурили, что большие бородатые дяди вам не феи-крёстные?
– П-прос-ти… ти-те нас, п-жал-ста, мы больше так не… не будем. Я не знала…
– Конечно, блять, не будете! Одна под домашний арест со всеми вытекающими. Ты – в деревню к бабушке, в Калачи. На неделю. Чтобы духу твоего в городе не было! Поняла?
– П-поняла.
Он открыл заднюю дверь автомобиля и впихнул Соню в салон. И прежде чем залезть следом, обернулся к охране и сказал:
– Про выебать в лесу – шутка, если что! Домой ее отвезите. Завтра я решу, что с ней делать. Толя, домой, – велел он водителю и захлопнул дверь.
***
Соню била крупная дрожь.
– Ну, спасибо, за незабываемый вечер, Орлова! – сказал Макс, упав рядом на сидение. Он пару раз прошёлся пятерней по волосам и уставился на Соню, выжигая взглядом в ее виске дырку.
Она не решалась поднять на него глаза. Не могла заставить даже голову повернуть.
– Давно так чудесно время не проводил…
– Прости… – едва слышно, почти одними губами прошептала Соня.
Моронский молчал. Потом опять посмотрел на неё.
– Тряпка чья? – спросил он, поддев одним пальцем подол розового «чулка».
– Нелли дала… попросила надеть вместо джинсов…
– То есть, ты «нет» только мне говоришь? Остальным все позволяешь?
Соня не выдержала и подняла на него голову. Ее обидно задела эта фраза. Сначала она хотела, было, возразить что-нибудь, дернуть плечами. Оскорбиться, в конце концов. А потом Соня вспомнила в каком месте, в каком виде, в какой сцене он ее застал и все слова растаяли на языке.
Нет. Оправдываться она не будет. Все бессмысленно. Если он сложил о ней определённое мнение, ничто уже его не изменит. Будь, что будет. Уже то, что он не оставил ее там, на улице возле этого шалмана – неплохо.
Соню снова замутило. То ли действие наркотика ещё давало о себе знать. То ли это от самой себя воротило. Она тяжело сглотнула и слёзы опять сами собой покатились по лицу.
Моронский вдруг с силой потянул ее за плечи на себя и прижал ее голову к своей груди. Сильно. Соня уткнулась в неё носом, вдохнула его запах, показавшийся таким родным и желанным, и зарыдала в голос, сотрясаясь и всхлипывая.
А потом она отключилась…
Глава 28
In the colorless light
В бесцветном свете
And the cold of an empty bottle
И холоде пустой бутылки.
Drunk on a song
Пьяна песней
Of a lie gone wrong
Неудавшейся лжи,
You only find when you hit the bottom
Которую обнаруживаешь, только когда достигаешь дна.
O, gonna bury me
О, о погрузи меня…
A woman can't run
Женщина не может убежать
From the things she's done
От тех вещей, что она сделала,
When the weight's got her on her knees
Когда под их грузом она опускается на колени.
Time don't know
Время не знает,
where the river flows
Куда течет река,
But I pray it's out to sea
Но я молюсь, чтобы она впадала в море.
O, gonna bury me
О, о погрузи меня
Unions “Bury”
Доминировать, подчиняя – единственная, доставляющая наслаждение форма близости, которую Макс допускал в отношениях с женщинами. Сопротивление он встречал редко. А без сопротивления какое подчинение? Жажду покорять, совращать, снимая слой за слоем броню из гордости, комплексов, предрассудков, навязанных обществом социальных ролей и норм, не могли удовлетворить девки без этих самых комплексов и социальных норм. Наготу не разденешь. Нельзя подчинить ту, которая на колени падает по привычке или за деньги. Нет, можно, конечно. Но какой в этом резон?
Подчинение начинается с головы. Только убежденная в своей независимости умная, скромная цыпочка отдаётся с особенной страстной покорностью. Обуреваемая внутренними противоречиями, разрываясь между правильным и запретным. Раз за разом. Не раздевая, доведи до оргазма ее мозг и увидишь, как девочка-отличница постепенно расстаётся со своими принципами, амбициями, заносчивостью, самоуверенностью, злостью и застенчивостью. Как мамина девочка становится оторвой. Как течёт гордячка от одной только мысли, что у неё теперь есть хозяин!
Лучшая прелюдия – это власть.
Власть над ее мыслями, чувствами, эмоциями. Тело ему уже принадлежит… лежит в его кровати.
Дело за малым – войти в него глубоко, вопреки всем законам анатомии, достать до души…
Солнечный свет бил в стеклянную стену спальни. Очерчивал жаром чёрный силуэт Макса, сидящего в низком дизайнерском кресле. Моронский пил виски и пускал сапфировым циферблатом наручных часов солнечных зайчиков.
Спящей Соне в лицо.
Он изучал её, словно маньяк, рисовал её линии на стене памяти, чтобы сохранить на случай, если она снова вырвется, чтобы суметь пережить жажду, пока он снова будет искать…
Сонная – совсем, как малолетка. Волосы сбились на лицо. Щёки гладкие, как шёлк, розовые, губы алые. Жмурится.
Сучка! Раздразнила, наобещала, сделала вид, что готова сдаться, и даже дала в это поверить. А потом отказалась от всех обещаний, забила или забыла, на что подписалась – не важно! Взяла и дерзко ушла в самоволку!
И теперь он очень зол на неё. Очень.
Макс сделал глоток спиртного. Льдинки тихо звякнули в бокале. Посмотрел на часы – начало первого. Соня спала уже больше 10 часов.
Засоня.
Макс нажал на пульте от стереосистемы пару кнопок, комната наполнилась прекрасным кавером песни Unchained melody в исполнении красивого дуэта Crywolf и Roniit.
Чистые голоса, лёгкий медленный перебор акустической электрогитары и баса. И мелодия… вечная… бессмертная. В самый раз для того, чтобы начать.
– Я что, умерла и попала в рай? – пробубнила Соня припухшими губами, не открывая глаз.
О, нет, детка. Ты на минус-адском этаже!
Оторвала голову от подушки, заглянула за край простыни, которой была прикрыта. И снова уронила голову.
«Да, дорогуша, я даже не стал раздевать тебя. Просто сгрузил на кровать, как мешок алкашни!»
Была бы это какая другая баба, он бы вообще возиться не стал. Но эта… держала его за хуй, как за поводок! И надо было срочно с этим что-то делать. Хотя. Торопиться теперь некуда, времени – вагон. Для воспитательных мероприятий.
Соня зашевелилась, потянулась, выгнулась, как кошка. Воспитатель в паху тут же выразил готовность приступить к активным действиям.
Села, подтянув к себе колени. Залилась краской. Стыдно? Правильно. Клин клином вышибают. Вот она – твоя индульгенция, девочка, у него в штанах.
Макса подмывало встать, подойти, припечатать ее собой к постели, вжать, утопить. Впиться в губы. Стянуть с неё эту розовую дрянь. Или сорвать. Покусать всю до синяков. Войти без предисловий. Резко. Так, чтобы в глазах потемнело. Натянуть на себя. И оттрахать жестко, чтобы дым из ушей, чтобы брызги во все стороны…
Но Моронский не спешил. Этого будет мало, чтобы она, наконец, поняла, к кому попала, кто ОН и кто теперь ОНА… до неё как-то туго доходит.
– Не молчи, пожалуйста… – пробормотала Соня себе в колени. – Когда ты молчишь и так смотришь, мне страшно.
Макс опрокинул остатки виски вместе со льдом себе в рот. Проглотил. Лёд подержал во рту, пока он не растаял. Встал. Подошел к тумбочке, взял с неё высокий стакан с прозрачной жидкостью, протянул Соне, которая спряталась за рассыпавшимися по плечам волосам, как за ширмой.
– Пей, – коротко приказал Макс. – Страшно – это хорошо.
Она подняла голову, выглянула из укрытия и спросила с сомнением:
– Ч-что это?
– Лекарство! Пей. Предпочитаю иметь дело с живыми организмами.
Голова-то, наверное, бо-бо?
Соня взяла стакан трясущейся рукой и поднесла к губам. Начала пить мелкими глотками. Потом, не глядя на Макса, вернула пустой стакан ему.
Он проигнорировал.
– Раздевайся. Иди в душ. – Твёрдо, без тени эмоций проговорил Моронский, снимая с запястья часы.
– М-м-акс… давай поговорим. Пожалуйста…
– Ты слышала, что я сказал? – отрезал он, принимаясь за рубашку.
Засопела. Шмыгнула носом. Медленно спустила ноги с кровати. Сползла с неё, одернула вниз подол розовой чуши. Поставила пустой стакан обратно на тумбу. Пошлепала нетвёрдой походкой.
– Куда пошла?
– В душ… – остановилась, глазами хлопает.
– Здесь раздавайся!
Рот открыла. Пухлые губки дрожат. Потянула верхний край… шлюшьей униформы вниз. Обнажила сначала сиськи, потом стянула его вместе с трусами на пол.
Макс сделал рваный вдох ноздрями, сжал до боли челюсти.
Соня подняла руки к шее, намереваясь расстегнуть кожаные ремешки, перехватывающие горло.
– Это оставь, – сказал он.
Ошейник будет весьма кстати. Атрибутика – признак дилетанта. Но в данном случае пусть будет.
Соня опустила руки вдоль тела, не нашла куда их деть, скрестила на груди, обхватив себя за локти. Стоит, подглядывает из-под опущенных ресниц. Губу нижнюю кусает. Пылает.
Макс несколько раз облапал ее взглядом сверху вниз и обратно. Засандалил бы прямо сейчас. Но нет.
– Мне по десять раз все повторять?
Встрепенулась. Развернулась. Повиляла булками в ванную.
Макс выдохнул, когда за ней закрылась дверь. Это будет тяжело – сделать все, что он запланировал, и не сорваться. Слишком велик соблазн пойти следом и отыметь прямо там. Горячую, мягкую, напуганную до дрожи в кончиках пальцев.
В ванной зашумела вода.
Макс вернулся в кресло. Чтобы отвлечь мозги от генерации образа мыльной розовой задницы Орловой, он открыл книгу. Даже прочитал полстраницы. Но ни хрена не понял. Отложил. Взял телефон, пробежался по фьючерсам, опционам и свопам. Шум воды в душе стих. Макс заерзал и отложил телефон.
Через минуту Соня беззвучно вышла из ванной и замерла. В двух полотенцах. Одно на башке, другим обернулась сама. Кожа ещё влажная, блестит.
Стоит – мнётся.
Макс выдержал мхатовскую паузу. Молча, почти не переставая пристально рассматривать Соню, поднял с пола пачку сигарет и вытащил одну. Покрутил в руках, все так же шаря глазами по Сониной фигуре. Наконец, щёлкнул зажигалкой и затянувшись сказал:
– Теперь танцуй!
– Что?
Глухая, что ли?
– Соня, я как-то непонятно выражаюсь? Я говорю, танцуй. Ты ж вчера собиралась танцевать перед этими мужиками… чем я хуже?
– Я не собиралась… – буркнула и губы надула.
– Да, просто не успела. – Макс выдохнул дым ноздрями. – Орлова, долго ждать?
– Мне музыка нужна… – опять себя руками обняла, стоит вся такая – невинная овечка.
Макс потыкал в пульт стереосистемы. Зазвучал какой-то трек, вполне подходящий к ситуации. Но нет. Стоит – мнётся.
– Мне определенная песня нужна…
«О, да тут целый номер будет?!»
– Подцепись по блютус с телефона. – Моронский терял терпение, но кивнул головой в строну тумбы с Сониным телефоном на ней.
Подошла. Взяла телефон. Ковыряется. Макс опустил ладонь на бугор под ширинкой и провёл по нему пару раз.
Наконец динамики ожили. Музыка, как музыка*. Довольно ритмичная, рокэнрольная даже. Ничем не лучше той, которую включил Макс. Но, видимо, это черта всех упрямых баб – пытаться хоть в мелочах, но сделать по-своему. Ок. Ладно.
Несмело повела плечами, качнула бёдрами. Подняла руки к верхнему краю полотенца. Да, давай, скидывай его скорее. Но нет. Развернулась, задвигалась смелее. Сделала восьмерку бёдрами. Крутанула головой, сбрасывая с неё полотенце. Влажные волосы рассыпались по спине и плечам. Ей идёт быть мокрой!
Повела бёдрами. Глянула через плечо на Макса своим янтарём. Потом через другое. Выгнулась, прогнулась. Задвигалась быстрее в такт музыке. Расцепила спереди края полотенца. Да, детка, брось его!
Приподняла полотенце, сверкнув на мгновение голым задом. Затем спустила сильно вниз, демонстрируя голую изящную спину и упругие ягодицы сердечком. Снова запахнула полотенце на груди и повернулась на него.
Ой, чё началось! Девочка вошла в раж! И Макс вовремя поймал себя на желании отбивать ногой ритм.
Придерживая полотенце у груди одной рукой, другой заскользила по ноге вверх, приподнимая его верхний край. Перекинула волосы с одного плеча на другое. Рот открыла.
Соблазняет!
Максу стало трудно управлять мышцами лица. Лыба норовила растянуться от уха до уха. Но он сильнее сжал челюсти и надёжнее зафиксировал брови на переносице.
Она уже двигалась без смущения, играла с ним, то распахивала края полотенца, мельком показывая соблазнительные свои прелести, то запахивала. Виляла бёдрами, красиво перебирала длинными сильными ногами. Наклонялась, выгибалась, ласкала себя. Садилась, широко раздвинув ноги, но ничего не показывала, оставляя Максу простор для фантазии. Дразнила взглядами, манила его гибким телом.
Не переставая двигаться, сделала несколько шагов к креслу, в котором он сидел. Сохранять внешнюю невозмутимость становилось все сложнее – внутри него бушевал подросток, которому впервые выпало счастье смотреть, как танцует охуительная голая телка! Для него танцует! Подросток свистел, кричал «yes, baby!», «покажи сиськи!», «снимай все!», «иди ко мне!», «fuck me». Взрослый Моронский играл желваками, смотрел жестко, не замечая, как грызёт нижнюю губу. И думал – что быстрее лопнет: терпение или член?
Пальцы больно обожгло. Оказалось, что сигарета давно истлела до фильтра. Черт. Пепел упал на пол. Он даже не сделал ни одной затяжки.
Музыка тоже закончилась. В комнате повисла тишина. Соня, тяжело дыша, стояла перед ним в двух шагах. Растерянная и возбужденная.
Моронский затушил окурок в пепельнице. Резко подался вперёд и схватил за края полотенца. Распахнул. Выдернул из рук, отбросил в строну.
Взял Соню за запястья. Впитывая шквал эмоций, от которых бежал бы, будь он менее сильным и безумным.
Девочка – ядовитая пряность.
Моронский потянул ее за руки вниз, вынуждая опуститься перед ним на колени.
– Теперь мою музыку послушаем. – сказал он, поднимаясь с кресла.
Макс выбрал в плейлисте Kingdom come «Twilight cruiser». Зациклил композицию. Отлично. Если вздумает шуметь, крики идеально впишутся в гитарные соло.
Встал перед Соней во весь рост. Слегка надавил ей на плечи. Перекинул ее волосы на одну сторону. Поддел пальцем украшение-ошейник.
– Встань на четвереньки.
Ее крупно затрясло, но Соня послушалась.
Макс обошёл ее сзади. Ох, ну и вид! Стоит раком, вся раскрытая. Попку задрала похотливо, поясницу прогнула призывно. Трясётся. Но тело выдаёт сущность – ей нравится ее положение! И чем отчаяннее она пытается это скрыть, тем это очевиднее.
Он опустил ладонь Соне на ягодицы, погладил, наслаждаясь гладкостью раскалённой плоти, скользнул между булок.
Черт. Мокрая, пиздец. Киска блестит вся в смазке. По ляжкам сок течёт. У Макса глаза заволокло пеленой.
Он плавно вытянул ремень из брюк и сказал:
– Соня, то, что я сейчас сделаю, бывает весьма приятно. Но не сегодня. Не в этот раз… – он сложил ремень пополам. – Я хочу, чтобы ты усвоила урок. Я органически не переношу враньё. Сокрытие правды приравнивается ко лжи. Обопрись на локти. Шире бёдра разведи.
Он ещё раз коснулся ладонью ее промежности, слегка подразнил, нырнул пальцем в неё, вынырнул, ещё раз скользнул вдоль складок, покружил, поласкал, усыпляя, успокаивая. Услышал рваный вздох.
И резко, неожиданно хлестнул ремнём по попе.
Он умел пользоваться этой частью своего гардероба. Мягкая кожа одним сухим щелчком обожгла гладкие ягодицы. Ужалила, как змея.
Соня дернулась и всхлипнула. Но осталась на месте покорно подставляя зад. Умница.
Макс погладил место удара ладонью.
– Это за ложь! – пояснил он.
Следующий щелчок. Снова всхлип. Погладил рукой порозовевшее место, подразнил клитор.
– Это за то, что позволила втянуть себя в неприятности.
Размахнулся сильнее. Следующий удар опалил ягодицы.
– Это за беспечность!
Ещё один.
– Это, чтобы ты понимала, что все серьезно! Я не шучу!
Ещё удар! Сильнее всех предыдущих.
Охуеть. Кожа розовая, смазка по ногам течёт. Макс чувствовал, что сам вот-вот взорвется. Или сорвётся. Тут ведь главное не переусердствовать.
– Это за то, что бегала от меня…
Макс стегнул ремнём последний раз и тут же отшвырнул в сторону, будто раскалённый до бела, обжигающий до нервов. Ещё секунда – и он бы рассыпался в руках пеплом.
Упал на колени. Приник губами к покрасневшей медовой коже. Покрыл поцелуями каждый сантиметр сладкой розовой плоти. Прихватил зубами. Языком провёл по влажным складкам. Зарылся носом. Проник языком.
Дрянная девчонка не сдержала стона.
Да, детка, сейчас, подожди!
Он стянул с бёдер брюки до колен и резко вошёл в Соню. Правой рукой потянул ее за волосы к себе. Левой накрыл её киску спереди. Резко, сильно толкнулся бёдрами, вгоняя член до упора. До самого конца. Отстранился. Снова вогнал, сильнее потянув за волосы. Пальцами левой руки нащупал бугорок в нежных складках. Подразнил. Снова толкнулся членом в неё. Отпустил волосы, надавил на поясницу, заставляя сильнее прогнуться, опуститься грудью в пол. Не переставая ласкать ее спереди между складками, начал сильно и быстро трахать, так, что яйца бились о промежность. Ещё и ещё. Сильнее и быстрее. Не жалея. Не деликатничая. Он трахал ее так, как давно хотел. Не сдерживаясь. Крышу снесло напрочь. Волнами накатывало удовольствие. Поднималось из паха вверх к макушке и возвращалось обратно в пах. Кожа на спине шла рыбью от кайфа. Перед глазами пелена. Он утонул в ней узкой, горячей, влажной. Растворился.
Не переставая вколачиваться в неё, Макс опустил голову, собрал во рту слюну и плюнул ей на задницу, растер влагу по входу и скользнул большим пальцем в узкую попку. Соня рефлекторно обхватила его киской сильнее.
Да. Сука. Как хорошо!
Соня задёргалась в судорогах. Закричала. Выгнулась назад. Макс подхватил ее под горло спереди, стиснул в ладони нежную тонкую шею, придушил слегка, и прижал затылком к своей груди. Впился зубами в мочку уха. Зарычал, как никогда не рычал. Как зверь, которого морили голодом, а потом дали, наконец, пожрать. Замер. Ещё раз с силой толкнулся в неё до упора и рванул сам. Разлетелся на молекулы, сотрясаясь, заполняя ее до краев жидкой сталью.
Они упали на пол, задыхаясь, без сил. Потные, горячие. Соня под ним, он сверху. На ней. Все ещё в ней. Макс сильнее подмял ее под себя, зарылся в волосы на затылке, втягивая их аромат, заполняя им легкие. Он хотел напитаться ее запахом и пропитать ее своим. Чтобы чужаки за версту обходили. Чтобы… чтобы… только его… только с ним так. Больше ни с кем и никогда…
Последняя судорога прокатилась по хребту от затылка до самого рудимента. Макс отвалился в сторону, только чтобы дать Соне вздохнуть. Легко пробежался пальцами по спине вдоль позвоночника, опустил руку вниз, на покрасневшие ягодицы. Горячая.
– Ты как? – тихо спросил он, поглаживая румяные булки.
– Подай телефон, пожалуйста, – Соня повернула к нему влажное лицо, облепленное волосами.
– Зачем? – напрягся Макс.
– Песню шазамну.
Моронский не смог сдержать улыбки. У него отлегло. Он боялся, что все испортил. Что опять напугал. Что она подорвётся сейчас, вырвется, опять убежит, а он не сможет удержать. Но она лежала рядом и, судя по всему, никуда не собиралась.
– Ты кайфанула что ли? – спросил Макс удивленно, убирая с ее лица налипшие волосы.
Она ничего не ответила. Только глаза прикрыла.
– Кайфанула… – довольно проговорил Макс и сладко потянулся.
Моронский перекатился на спину. Поднял бедра, стянул с ног брюки. Потом перевернул Соню на спину, подхватил ее под поясницу и колени, поднял и понёс в ванную.
Поставил на ноги в душевой. Открыл воду.
Девчонка подняла голову, подставляя лицо под потоки воды. Макс наклонился к ней, осторожно, почти нежно накрыл ее губы своими. Пил ее, как дорогое вино. Ел ее, как самый изысканный десерт. И она пьянея, отвечала ему. Язычком своим горячим ныряла ему в рот. Обняла его, опустила ладошки ему на задницу, несмело сжала и притянула к себе.
– Не хватило, киска? Ещё хочешь? – спросил Макс, чувствуя как член снова поднимается.
– Хочу… – еле слышно сказала Соня и сильнее потянула его на себя.
Вот тебе и скромница. Ну держись, сама попросила.
Он подхватил Соню под ягодицы, поднял и одним движением насадил её на себя, прижал спиной к стене. Кайф! Какой же дикий кайф! Макс замер, смакуя ощущения.
– Ух, Соня. Какая ты там вся узкая, тугая и жаркая! Так дрожишь, так сжимаешь меня. Дай мне свои губы.
Соня запустила пальцы в его мокрые волосы и поцеловала, скользнув языком по губам, а затем проникла в рот.
Макс застонал и начал медленно двигаться. Не разрывая поцелуя, входил в неё до конца, чуть отстранялся и снова входил. Соня крепче обхватила его бедра ногами и Макс ускорил темп. Нет, не получалось с ней ванили. Не мог он сдерживать своего внутреннего неандертальца. Хотелось натягивать ее на себя до одури. Вдалбливать член по самые яйца. Вытрахать сознание напрочь. Чтобы забыла, как ее зовут.
Макс двигал бёдрами все быстрее, приподнимая Соню и опуская навстречу члену. Ловил ртом ее соски, втягивал, прикусывал, отпускал и возвращался к ее губам. А она уже скулила ему в рот, стонала, всхлипывала, царапала спину ногтями. Кошка. Дикая.
– Хорошо? – прохрипел Моронский.
– Да… – выкрикнула.
– Кричи! Я хочу слышать. Громко.
– Даааа…. – Соня ерзала по стене спиной, мотая головой, хватая воздух ртом.
Макс оттянул ее назад почти до конца, затем резко насадил до предела.
– Скажи… что ты моя!
– Твоя… – запрокинула голову, цепляясь за его шею.
Оттянул и резко насадил.
– Как меня зовут? Скажи мое имя!
– М-а-а-а-к-с! – крикнула, откинулась назад, забилась, крупно, будто током ее тряхнуло.
– Соня… – Макс выстрелил следом, дёрнулся, уронил голову ей на грудь, зарывшись лицом в ложбинке между сисек.
Ааа, бля, невозможно. Невозможно круто с этой девочкой. Кайфово. Волшебно.
Ноги задеревенели. Мышцы рук онемели.
Он медленно, аккуратно опустил Соню на пол душевой. Обхватил ладонями ее лицо. Заглянул в глаза. Поцеловал. Грубо. Потом нежно. Чуть отстранился. Выдавил на ладони гель для душа, намылил сначала ее плечи, спину, грудь. Живот. Спустился ниже. Скользнул между ног. Прошёлся там ласково пальцами. У Сони подогнулись колени.
– Тихо, тихо, – прошептал он, – не падай.
– Можно я тоже? – вспыхнула, глазами показывая на флакон.
– Что? Помоешь меня?
Она кивнула.
– Ну, валяй – он протянул ей бутылку с гелем, выдавил ей на ладони.
Соня коснулась плеч, прошлась ладошками по его груди, скользнула за спину, к пояснице. Спустилась ниже, обвела руками его ягодицы, одну руку оставила там, другой несмело ухватилась за член. Макс перехватил ее ладонь, накрыл своей. Пару раз провёл по стволу, направляя своей рукой Сонину.
– Мы отсюда не выйдем так… – сказал он, чувствуя как член тяжелеет в ее ладони.
Соня хихикнула и убрала руку.
Он подтолкнул ее под струи воды, хаотично блуждая по гибкому стройному телу руками. Впечатал в себя. Выключил воду. Долго глядел Соне в глаза, слушая, как падают сверху крупные капли воды и разбиваются о каменный пол.
Выйдя из душевой, наскоро вытерся, завернул Соню в полотенце, снова подхватил на руки и вынес из ванной. В спальне опустил ее на кровать.
– Лежи, не двигайся.
Вернулся в ванную. Открыл шкаф со всякой косметической байдой. Стал перебирать флаконы и тюбики. В руки попал крем после бритья. «Успокаивает, снимает раздражение, покраснение». То, что надо!
Вернулся в спальню.
Соня спала. Провалилась в сон.
Засоня!
Макс аккуратно перевернул ее на живот, вытащил из-под неё полотенце. Выдавил немного крема на ладонь и нежно втер в отлупленные Сонины ягодицы. Накрыл простыней. Вытянулся рядом.
Возникла мысль покурить. Однако, было лень даже руку поднять, не говоря уже о том, чтобы отправиться на поиски сигарет. Где он их вообще бросил? Да, и какая разница…
Макс зевнул.
Размотало чё-то… сил нет. Давно так не трахался. С такой-то отдачей! Сейчас покемарит полчасика, потом, может, ещё… она-то теперь никуда не денется.
С подводной лодки…
*музыка, под которую Соня танцевала: «Little bird» Annie Lennox
