Текст книги "Сказание второе: Плач Волка (СИ)"

Автор книги: Алина Белова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 39 страниц)

Он громко расхохотался, а Селека только и могла, что смотреть на него широко распахнутыми глазами.

– Я убью его, – пискнула Гвайр и схватилась за молот. В груди девушки вспыхнула ярость – этот рыжеволосый мальчишка обманывал её с самого начала! Он игрался с ней! Да каким безумцем надо быть, чтобы так рисковать собой ради развлечения? Селека могла сломать Рекхару руку, убить его в пути! А волколака это словно совершенно не волновало.

Увидев гнев на лице воительницы, он лишь рухнул спиной на снег и громко расхохотался. Селека испуганно отступила назад. Аррага тоже не сдерживала улыбки – может, волчья ведьма и повелась на хитрость своего брата, но раскусила его куда раньше.

– Я ненавижу тебя, Рекхар! – крикнула Селека, топнув ногой о промёрзлую землю. Рыжеволосый юноша лишь сильнее расхохотался. Вытерев выступившие на глазах слёзы, он пробормотал:

– Нет, ты действительно самый наивный и чистый человек из всех, кого я когда-либо встречал.

Рекхар усмехнулся и поднялся с земли. Ловким движением он вывернул свои руки из пут и швырнул верёвку к ногам Селеки.

– Идём. Тебе же так не терпелось найти эти пещеры! К тому же, этот ваш Кайлас может угодить там в беду. Солнце и Луна не столь милосердные боги, как вы можете там думать у себя в Сангенуме. Света не может быть без тьмы, как и добра без зла.

Он приглушённо хмыкнул и пошёл по занесённой свежим снегом земле вперёд. Селека лишь бросила на Аррагу вопросительный взгляд. Волчья ведьма пожала плечами, словно извиняясь.

– Я тебе говорила – вежливых и воспитанных волколаков не существует. И честных тоже, – она оскалилась в улыбке и потянула княжну за собой. Селеке оставалось только пойти следом за волколаками. О боги, почему из всех дурных компаний она угодила именно в эту?

***

Алак натянул поводья Победоносного и пустил его лёгкой рысью вдоль стройного ряда воинов. Над их головами развевались пёстрые знамёна западных домов, включая самое большое и величественное – огромного ворона, раскинувшего свои крылья. Но Таодан даже не взглянул на него. Юноша столько раз видел герб своего рода, что уже привык не обращать на него внимания. Ворон преследовал его везде, где бы он ни находился. В бою или на пиру, на переговорах или в полном одиночестве. Огромный синий стяг с золотым вороном был неотъемлемой частью его жизни. Но сейчас для Алака был важен лишь один герб, реявший на горизонте. Небесно-голубой стяг с коронованной скачущей лисичкой белоснежного цвета невозможно было спутать ни с каким другим знаменем Сангенума.

– Корсаки наступают! – прокричал глашатай, проносясь мимо на своём лёгком жеребце. – Корсаки наступают!

Алак сжал в руках поводья. Он хотел бы сейчас оказаться в седле на спине Грозохвоста, но в этом бою вран должен был остаться в лагере. Для нынешнего сражения была выбрана небольшая роща, где огромная птица едва ли смогла распахнуть свои могучие крылья. Таодан чувствовал себя неуверенно, когда его друга не было рядом. Но всё это делалось ради безопасности Грозохвоста. Молодой император не выдержал бы смерти своего единственного врана. К тому же, он был символом его власти. Не будет Грозохвоста – и Алака моментально попытаются свергнуть несмотря на все его родственные связи с Аэгоном Вороном.

С правого фланга донёсся кривой вой боевого горна. Шиттарии сегодня были предоставлены самим себе. В окружении верных янгулов Алак чувствовал себя спокойно, но в этом сражении он был необходим здесь, рядом со своими воинами. Юноша ощущал на себе пристальные взгляды солдат. Многие из них были новобранцами и вполне возможно видели императора столь близко впервые. Алак старался не обращать на них внимания. Сейчас важно было не терять бдительности. Противник был силён и опасен, а также крайне хитёр.

Позади послышался топот лошадиных копыт, и Алак обернулся. К нему подъехали несколько всадников, в том числе и один из командиров, Валитрис Отвергнутый, уездный князь Львов. Молодой император узнал его по лысине и половине уха – его мужчине отрезали ещё в детстве. Эта история поросла множеством слухов, и кто-то утверждал, что это было наказанием за воровство, другие говорили, что таким образом родители Валитриса принесли кровавый дар Чёрному Леопарду, чтобы сын их вырос великим воином. И лишь немногие, в том числе Алак, знали, что ухо на самом деле было отгрызено дворовой собакой.

– Мой господин, нам следовало бы дать сражение на открытой местности, – произнёс Валитрис хриплым басом, остановив гнедого жеребца рядом с Победоносным.

– Поясните.

– Корсаки вынуждают нас сражаться среди деревьев, – заметил Валитрис. – Если будем играть с Псами на их правилах, это не доведёт до добра.

"И, тем не менее, мы только этим в последнее время и занимаемся", – подумал Алак, вспоминая, что предыдущие сражения так же проходили на территории, которую навязывали им Корсаки. Сначала они выступили на открытой местности, чтобы иметь возможность использовать катапульты, потом у небольшой речушки, чтобы заставить фабарцев переходить брод, забросанный острыми камнями и обломками железа. Но каждое сражение заканчивалось поражением Псов. Почему сейчас что-то должно было пойти не так?

– Вы так уверены, что мы проиграем? – хмыкнул Алак. – Вокруг деревья. Корсаки не смогут использовать катапульты.

– Но они спустят собак. К тому же, среди деревьев шиттарии не столь манёвренны, как на открытой местности. От них будет мало толку.

Таодан напряжённо посмотрел на маячившие впереди знамёна Корсаков. Среди густой еловой зелени рассмотреть их было трудно. Но Алаку удалось заметить гербы Виверров. К тому же, лай их бешеных мастиффов был слышен издалека. Валитрис был прав: сражаться против собак среди деревьев было тяжело. Но за шиттариев молодой император не волновался – это были прекрасные воины, обученные сражаться где угодно и как угодно. Им было всё равно, была ли под ногами земля, снег или раскалённый песок. Они почти не чувствовали усталости, благодаря чему могли провести в седле несколько суток без остановок. Эти воины были непобедимы, если действовали заодно. Но им нужен был лидер, иначе янгулы начинали спорить между собой и выяснять отношения прямо посреди боя. Алак надеялся, что хотя бы в этот раз обойдётся без происшествий.

"Ведут себя, как маленькие дети".

Отступать было уже поздно. Войска Псов стремительно приближались, и фабарцам не оставалось ничего другого, кроме как принять игру на их правилах. Если придётся сражаться среди деревьев, они это сделают. И одержат победу. Алак никогда не сомневался в своей армии. Быть может, именно поэтому он побеждал снова и снова, в то время как другие командиры возвращались к нему с поражениями и огромными потерями?

– Прошу вас, мой господин, одумайтесь! – взмолился Валитрис. – Если мы атакуем сейчас, то окажемся в невыгодном положении! Мы потеряем много людей!

Послышался лязг оружия, доставаемого из ножен. Алак не успел заметить, как Юген, всё это время находившийся рядом с ним, вытащил свой меч и направил его на командира. Валитрис невозмутимо смотрел на кончик лезвия, замерший у его горла.

– Как смеешь ты сомневаться в силе и мудрости своего господина?! – прошипел Юген, но Алак положил руку ему на плечо и покачал головой. Роялд недовольно забормотал, но оружие опустил.

– Князь Валитрис, возвращайтесь к своим воинам, – приказал Алак. – Мы выступаем

– Как пожелает господин.

Мужчина остался недоволен тем, что Таодан его не послушал, но возражать не стал. В конце концов, один из них был императором, а другой – простым командиром.

– Тебе следовало бы убить его за столь дерзкие слова! – воскликнул Юген. Алак перевёл на него леденящий душу взгляд и процедил сквозь стиснутые зубы:

– Тебе следовало бы перестать говорить мне, что делать.

Юген замолчал. Когда Валитрис скрылся за стройными рядами воинов, Алак вытащил из ножен меч. Солдаты, особенно новобранцы, тут же устремили на него свои взгляды, ожидая громкой вдохновляющей речи. Когда война с Латаэном только начиналась, Ворон не знал, что ему говорить. Из его уст вырывались несвязные предложения, над которыми впору было только смеяться. Теперь воодушевлять воинов ему казалось гораздо проще.

– Это уже четвёртое сражение в этом месяце! – крикнул Алак, объезжая свои войска на Победоносном. Жеребец изящно гарцевал перед воинами, словно стараясь всем доказать, что он достоин возить на себе императора. – За нами уже три победы. Мы снова и снова принимали вызовы Псов, снова и снова побеждали их. Сегодня ничего не изменится. Четверо хранят нас и то, за что мы сражаемся. Это наша земля, и мы не позволим лошадям Псов топтать её своими копытами! Выбросим этих шавок за Чёрную грань, чтобы они никогда больше не возвращались!

В ответ ему донёсся одобрительный крик. Сначала один, за ним ещё и ещё, и вот уже всё войско выкрикивало лишь одно слово – "Ворон". Алак усмехнулся и сжал в руках свой меч. Сердце в груди трепетало в предвкушении очередного сражения во славу Фабара. Таодан не боялся. Он перестал испытывать страх перед чужой смертью, когда его меч первый раз обагрился кровью врага во время сражения на передовой в Вастеле. Тогда юноша понял, что если не убьёшь ты, убьют тебя. Алак отчётливо помнил, как воины Псов стащили с лошади Стефари Бетраяла и жестоко расправились с ним. Красный шарф – вот всё, что осталось от того самоуверенного главнокомандующего. Да и тот пропал вместе с Эйдом. Вспомнив о друге, Таодан невольно вздрогнул. Он не знал, был ли его друг ещё жив, или давно погиб среди бескрайних снегов северных земель. Последняя птица от Кота прилетала из Прилесья больше полугода назад. С тех пор никаких вестей не было.

Алак отогнал из головы эти мысли. Сейчас для него существовало только одно: сражение. Сражение и враг, стремительно приближавшийся к ним.

– В атаку! – закричал юноша, и войско бросилось следом за ним.

Словно две чудовищные волны, сметающие всё на своём пути, заклятые враги схлестнулись в ожесточённой схватке, и на мгновение Алак затерялся среди них. Когда первые ряды воинов скрестили мечи, Таодан почувствовал, как сердце вырывается из его груди. Мысли спутались, и юноша испытал странное чувство эйфории. Он не боялся сверкавшей вокруг стали, лошадиных копыт или стрел, свистевших прямо над головой. Восторг захлестнул его, и молодому императору показалось, что он только сейчас начал жить по-настоящему. Невольно Алак вспомнил слова Га'кеона, когда они сражались на тренировочном плацу – "Ты сражаешься с юношеским пылом и уверенностью многое повидавшего бойца". Теперь Ворон понимал, о чём говорил янгул.

С первых минут сражения что-то пошло не так. На открытой местности с собаками драться было достаточно легко, а вот среди деревьев дела обстояли иначе. Воины не замечали мастиффов среди кустов и низких еловых ветвей. Псы выскакивали перед лошадьми и пугали их, и несколько всадников прямо на глазах Алака вывалились из седла. Они оказались втоптаны в землю собственными товарищами, и когда отряд пронёсся дальше, Ворон с горечью посмотрел на искорёженные доспехи, тела в которых были обезображены настолько, что едва ли уже напоминали нечто человеческое.

– Держать строй! Правый фланг в атаку! – закричал Алак. Шиттарийские лошади не боялись собак, они должны были справиться с мастиффами и псарями. По крайней мере, Таодан на это рассчитывал. Сейчас чувство эйфории, захлестнувшее его в самом начале, начинало постепенно исчезать, и на смену ему приходило раздражение. Ворон не мог понять, почему перевес сил был на стороне Корсаков. Быть может, ему всё же следовало прислушаться к словам Валитриса?

Мимо пронеслись отряды, возглавляемые Га'кеоном и Га'шином. Алак с надеждой проводил их взглядом. Элита его шиттарийского войска – эти люди не боялись ничего. Они готовы были бросаться в самое пекло и рубить всех, кто попадался у них на пути. Если уж эти янгулы не справятся со своей задачей, то придётся трубить отступление.

– Клут! – крикнул Алак, подзывая своего оруженосца. Мальчишка, верхом на своей лёгкой серой кобылке, появился практически моментально. Он выглядел испуганным и вжимал голову в плечи каждый раз, когда отряды сталкивались в ожесточённой схватке, и слышался скрежет мечей.

– Да, мой господин?

– Найди мне Ло'ке, живо! – Алак понимал, что даже элита шиттарийского войска не справится в одиночку. У Корсаков была сильная поддержка в виде лучников. Чтож, у Таодана тоже было что им противопоставить. Стрелы шиттариев летели быстрее и дальше, издавая при этом чудовищный свист, распугивавший неприученных вражеских лошадей.

– Прикрой Гао и Га'шина, – приказал Ворон, когда рыжеволосый янгул подъехал к нему на своём мощном жеребце. Ло'ке не стал ничего говорить. Шиттарии вообще старались не разговаривать во время сражений. Пришпорив коня, он затрубил в боевой рог, и его люди помчались следом. Алак заметил, как замелькали в воздухе сотни и тысячи стрел с ярко-красным оперением. Над полем боя пронёсся резкий отвратительный свист, от которого закладывало уши. Фабарские лошади испуганно бросились врассыпную, но всадники быстро заставили их успокоиться. Корсакам не повезло так сильно. Их кони, не приученные к звуку шиттарийских стрел, в панике обратились в бегство, сбивая на своём пути и врагов, и союзников. Алак старался не смотреть, как доблестные воины, закованные в доспехи, падали на землю и погибали под тяжёлыми лошадиными копытами.

Вступление в сражение шиттариев помогло уравновесить силы обоих войск. При виде могучих кочевников, бесстрашно бросающихся на врагов, фабарцы заметно осмелели. Снова послышались чьи-то радостные крики "Ворон! Ворон!". Алак не обращал на это внимания. Развернув Победоносного, юноша помчался к левому флангу. Здесь он уже сделал всё, что только мог. Оставалось лишь надеяться на храбрость и решительность фабарских войск.

– Слава хранителю врана!

– Да здравствует Ворон! – слышалось со всех сторон, когда Таодан проносился мимо воинов. Дела у левого фланга действительно обстояли хуже. На них обрушилась вся мощь восточной армии – элитные псари и всадники, сопровождавшие их на быстрых лёгких лошадях. Они маневрировали среди деревьев с такой скоростью, что лучники просто не успевали за ними уследить.

– Докладывайте! – крикнул Алак, добравшись до командного пункта левого фланга. Юноша был совсем не удивлён, увидев рядом с собой Валитриса Отвергнутого – в конце концов, он сам назначил его командующим этой частью западного войска.

Валитрис был мрачен как никогда. Таодан прекрасно понимал, о чём сейчас думал командир.

"Я знаю, я не послушал тебя, Валитрис. Теперь я расплачиваюсь за свои ошибки".

Мужчина ничего не стал ему говорить о псарях и всадниках вражеского войска. Он лишь вытянулся в струнку и отчеканил:

– Сражение идёт полным ходом, мой господин. Мы терпим большие потери, нам необходима поддержка сзади. Мои воины устали сражаться с собаками.

– Они продержатся ещё немного? – Алак бросил мимолётный взгляд в сторону шиттариев. Отряд Га'джина ещё оставался не задействован в сражении. Быть может, если Таодан отправит его сюда...

– Они обеспокоены тем, что сражаются посреди леса. Стрелять здесь трудно, собаки выскакивают из-за деревьев. Мои воины испуганы.

Алак понимающе кивнул. Чтож, у него не оставалось выбора. Юноша выхватил из-за пояса боевой рожок и протрубил в него. Отряд Га'джина тут же сорвался с места и бросился к левому флангу. Самого янгула с ними не было – он уже давно не участвовал в сражении. Но у него были превосходные талавары. Эти капитаны действовали как единое целое. За это Алак их и ценил.

– Джи'ил, Ба'кхе, Ку'мичи, избавьтесь от этих собак и помогите командиру Валитрису, – приказал Ворон, когда шиттарии приблизились к нему. – Полагаюсь на вас.

– Ашхе'зоат, шаттар! – талавары ударили себя в грудь и, пришпорив лошадей, отправились каждый к своей группе воинов. Валитрис был несколько недоволен тем, что ему придётся работать бок о бок с кочевниками, но сейчас это был единственный выход из сложившейся ситуации. Благодарно кивнув молодому императору, он тоже поспешил вернуться к своим людям и продолжить сражение.

Алак вновь отправился к самому сердцу битвы. Центральная часть фабарского войска вышла немного вперёд, потому Таодан сейчас был один среди густых деревьев. Под ногами Победоносного хрустели искорёженные доспехи и брошенные мечи, кости людей и животных. Алак старался не смотреть на результат кровопролитной битвы, закончившейся здесь несколько минут назад. Благодаря этой короткой схватке фабарским войскам удалось оттеснить Корсаков к границам лесного массива, но какой ценой? Таодан даже не пытался сосчитать, сколько воинов в доспехах с гравировкой ворона лежало на земле вокруг него. Сердце в груди сжималось от боли. Молодой император понимал, сколь сильно ошибся, отдав приказ к наступлению. Ему следовало бы послушать Валитриса и отвести войска назад, на открытую местность, а не идти на поводу у Корсаков. Таодан подумал, что сможет победить врага столь же просто, как и в прошлые разы, когда удача улыбалась ему. Но везение не бывает вечным. Настал тот момент, когда исход битвы зависел от полководческих навыков, а не воли случая.

Сзади послышался хруст, и Алак резко обернулся. Рука его интуитивно бросилась к рукояти меча, но юноша увидел перед собой Югена и успокоился. Мужчина был ранен в бою – по его правому плечу расползалось пятно крови, и он старательно зажимал его другой рукой. Лошадь его тоже едва стояла на ногах, из её плеча торчала стрела. При виде Таодана Роялд изменился в лице, стал каким-то хмурым и обеспокоенным.

– О боги, Юген, ты ранен! – воскликнул Алак, дёргая за поводья и поворачивая Победоносного, чтобы подъехать ближе к мужчине.

– О, не стоит беспокоиться. Рана пустяковая, мой господин, – он махнул рукой. По ладони сбежала струйка крови. – А вот вам не следует оставаться в одиночестве. Кто-нибудь может на вас напасть.

Алак осматривался в поисках лекарей. Услышав слова Роялда, он только приглушённо усмехнулся. Юген порой был слишком недоверчив и осторожен, словно дикий зверь, каждую секунду ожидающий удара камнем или палкой.

– О Четверо, Юген, ну кто может здесь на меня напасть? – усмехнулся Алак и обернулся к товарищу. Он едва заметил, как промелькнул ярко-красный камзол Роялда, но ничего не успел сделать. Промчавшись мимо Таодана на лошади, Юген неожиданно схватил его за шиворот и швырнул юношу на землю. Ворон ударился спиной о камни, и яркие пятна на мгновение заслонили весь его взор. Захрипев, Алак попытался перевернуться на живот. Он не мог понять, что только что произошло. Нет, нет, этого не могло быть на самом деле. Юген напал на него? Это было безумие!

– Юген! – хрипло крикнул Таодан. Мужчина соскочил на землю и медленно подошёл к юноше. Алак видел кровь, стекавшую с его правой руки. Роялд обезумел от раны? Нет, это всё равно было невозможно. Это был не Юген. Это был кто-то другой, притворившийся им. Роялд был другом Таоданов многие годы, он помог Алаку взойти на трон и свергнуть Ловарсов. Этот человек не мог напасть на него сейчас.

Юген неожиданно ударил юношу мыском ботинка под рёбра, и Ворон едва не лишился чувств. Отчаянно хватаясь за сознание, он стиснул зубы и поднял на мужчину испепеляющий взгляд.

– А теперь поговорим, Алак, – Юген присел на корточки напротив него. – Прости. Иначе ты не стал бы меня слушать.

– Я придушу тебя собственными руками, Юген! – прошипел Алак, пытаясь подняться хотя бы на колени. Но едва он опёрся о землю локтями, Роялд вновь ударил его, заставив растянуться на холодной земле, запорошённой свежим снегом.

– Как я и думал, – вздохнул он. – Все эти люди плохо на тебя влияют, Алак. Но только поздно уже что-либо менять. Прости, но империи Ворона не суждено возродиться.

Таодан почувствовал, как сердце замерло в его груди. Юген говорил отвратительные вещи, и юноша не мог поверить собственным ушам. О боги, пусть будет проклят тот день, когда Ворон впервые доверился этому человеку. Аньюн тысячу раз говорила ему, что дружба с предателем до добра не доведёт. Но Алак не слушал свою молодую жену. Он не задумывался о том, что человек, с такой лёгкостью предавший одного повелителя, без капли сомнения предаст и другого.

– За что, чёрт возьми? – прохрипел Ворон, поднимая на Югена взгляд, полный ненависти и злости. – Я же доверял тебе! Я верил тебе!

– И зря, – Роялд приглушённо хмыкнул. – В этом мире вообще никому не стоит верить, мой господин. Вчерашний друг сегодня может оказаться вашим врагом. Ваш отец должен был говорить вам это. Он никому никогда не доверял, потому и дожил до столь внушительного возраста.

– За что?! – закричал Алак, пытаясь рывком подняться на ноги, но Юген вновь швырнул его на землю. Острое лезвие кинжала вонзилось юноше в ладонь, и он взвыл от боли, прокатившейся по всей руке. Роялд отступил на шаг, словно любуясь результатом своих действий.

– За всё, мой милый друг, – усмехнулся мужчина. – Ты меня разочаровал. Я сделал тебя императором. Я подарил тебе верность западных князей. Я сделал из тебя героя, которому поклоняются люди. Но что я получаю взамен? Ты не доверяешь мне. Ты кричишь на меня. Ты предпочитаешь прислушиваться к этим безумцам и глупцам, нежели ко мне. Ты должен быть жестоким, суровым, хладнокровным правителем, но вместо этого ты строишь из себя невинного мальчишку, любящего всех и всё вокруг. Сколько месяцев мы пытаемся перейти через Чёрную грань? Сколько? А мы до сих пор остаёмся в Елесе, и всё так же не можем захватить это чёртово княжество!

– Ты думаешь это так просто?! – закричал Алак. Он дёрнулся, и рука его вновь вспыхнула от боли. Стиснув зубы, юноша попытался двинуть кистью, чтобы вытащить кинжал из земли, но лезвие вошло слишком глубоко. – Ты думаешь, я могу вот так вот взять и послать своих людей на верную гибель?! Я и так совершил сегодня чудовищную ошибку! Я должен был послушать Валитриса и отступить обратно к полю!

Ботинок Югена ударил его в челюсть, и Алак почувствовал, как рот его начал наполняться кровью. Сплюнув, юноша поднял испепеляющий взгляд на Роялда. Лицо мужчины перекосило от гнева. Он едва сдерживал себя, чтобы не наброситься на Таодана.

– Замолчи, Алак! – рявкнул Юген. – Не смей говорить такие жалкие слова! Я дал тебе силу! Власть! Ты должен захватывать страны, а не думать о том, что кто-то там не вернётся домой. Те, кто полегли в этом бою, были бесполезным мешком с дерьмом, если не смогли защитить даже самих себя!

– Тогда ты ещё более безумен! – Алак сдавленно зашипел. – Я должен был сразу понять, что предателю нельзя доверять. Ты предал Ловарса, теперь предал и меня. Предательство течёт у тебя в крови! Моя мать правильно делала, что не доверяла тебе.

Юген стиснул зубы от ярости и ударил кулаком о дерево. Его правая рука едва двигалась из-за раны в плече, но мужчина не обращал внимания. Присев перед Алаком на корточки, он вытащил свой меч из ножен и приставил острие к горлу юноши.

– Прости, Алак, – Роялд тяжело вздохнул. – Я не хотел становиться твоим врагом. Но ты не оставил мне никакого выбора. Ты выбрал этих глупцов вместо меня. Я не могу допустить, чтобы ты уничтожил всё то, чего я добивался таким трудом.

Он слегка надавил острием на горло Алака, и юноша почувствовал, как по его шее тонким ручейком заструилась кровь.

– Прости. Я обещаю, что позабочусь о твоём вране, – произнёс Юген и занёс меч для удара. Таодан закрыл глаза. Что за глупая смерть. Почему-то сейчас юношу заботило только то, что он войдёт в историю, как самый молодой император, погибший из-за собственной глупости и наивности. Бесславная смерть от меча предателя. И Алак ничего не мог поделать. Грозохвост был слишком далеко. Должно быть, вран даже не подозревал о том, что его хозяин находится в смертельной опасности.

Послышался резкий свист, и Алак подумал, что это меч Югена рассекает воздух и вот-вот отрубит ему голову. Но удара не последовало, и наступила мёртвая тишина. Ворон осторожно приоткрыл глаза и увидел перед собой Роялда. Мужчина стоял, опустив меч, и удивлённо смотрел на торчавшую из его груди стрелу. Оперение её было едко-зелёное, и на мгновение Алаку показалось, что это не стрела была вовсе, а хищная змея, впившаяся в предателя своими ядовитыми клыками. Пошатнувшись, Юген устремил взгляд стеклянных глаз на Таодана. Губы его дрогнули, силясь произнести что-то, но дух покинул тело Роялда, и он упал на землю. Лишь из груди его вырвался последний хриплый вздох.

Его смерть не принесла Алаку никаких эмоций. Он лишь спокойно посмотрел на его безжизненный труп. Не было ни радости, ни сожаления. Лишь какое-то странное чувство пустоты, будто из груди молодого Ворона вырвали что-то важное. Юген больше ничего не значил для Таодана. Он просто перестал для него существовать. Остался лишь безжизненный труп с перекошенным от изумления лицом. Роялд до последнего был уверен в том, что он вершит благое дело. Безумец.

Алак попытался встать, но не нашёл в себе силы даже на то, чтобы просто пошевелить пальцами. Он не знал, чья это была стрела, пронзившая грудь предателя. Это мог быть Корсак, а мог быть и храбрый воин Фабара. Но это сейчас совсем не волновало юношу. Ему было абсолютно всё равно, враг это или союзник. Умрёт он или выживет. Сердце разрывалось от боли. Алак не мог простить себе того, что так глупо доверился кому-то вроде Югена. Он доверял ему, считал своим другом, товарищем, едва ли не отцом. А этот человек предал его, уничтожил всё, чем так дорожил молодой император. Бессильно опустившись на землю, Алак закрыл глаза и почувствовал, как проваливается в непроглядную тьму, лишённую чувств, эмоций и, самое главное, боли.

Он очнулся от того, что кто-то прикоснулся к его лбу холодной как у мертвеца рукой. Распахнув глаза, Алак сначала не увидел перед собой ничего, кроме ослепительно-белого света. Но зрение постепенно возвращалось к нему, и вскоре юноша смог различить неясный силуэт мужчины, сидевшего рядом с его постелью.

– На вашем месте я бы не двигался, – спокойно произнёс незнакомец, когда Алак, захрипев, попытался сесть. Юноша его не послушал, но мужчина крепкой рукой вдавил его плечо в кровать и заставил лечь обратно. – У вас тяжёлые раны. Если не хотите остаться калекой до конца ваших дней, лежите и не двигайтесь.

– Сражение?..

– Выиграно, мой шаттар. Вам не о чем беспокоиться.

Таодан зажмурился и вновь открыл глаза, пытаясь рассмотреть того, кто с ним говорил. Рядом сидел высокий и смуглокожий, как и все кочевники, мужчина. Его длинные чёрные волосы с лёгкой седой проседью по бокам были убраны в низкий хвост. Большие брови, больше напоминавшие два птичьих крыла, были сдвинуты на переносице даже тогда, когда мужчина не хмурился. Он был одет в кожаные доспехи, хотя по его телосложению не было похоже, что незнакомец являлся воином или стражником. Алак назвал бы его обычным крестьянином, если бы перед ним не был кочевник. И если бы на его груди не висела слегка обожжённая изумрудная лента.

– Ты из зелёного племени? – прохрипел Таодан, слегка хмурясь. Он не доверял людям Ши'хе с тех самых пор, как их янгул совершил покушение на Аньюн, перед этим жестоко убив нескольких командиров.

– Я Чи'ге, талавар Ши'хе, – мужчина оставался абсолютно спокоен, словно не говорил сейчас с императором. – Не беспокойтесь, я не столь безумен, как мой покойный янгул. Да и если бы я хотел вас убить, я бы не стал останавливать того фабарца.

– Это была твоя стрела? – Алак удивился, но потом вспомнил изумрудное оперение стрелы. Чтож, это было доказательством того, что Чи'ге не присваивал себе сейчас чужой подвиг. Среди фабарцев никто не использовал стрелы с зелёным оперением, только кочевники из племени Ши'хе. Это был цвет их клана.

– Кочевник зелёного племени должен уметь и лечить, и убивать, – спокойно произнёс Чи'ге.

– Я заметил это, – пробормотал Алак, вспоминая, что Ши'хе, будучи слабым и совершенно не способным участвовать в битве, убил нескольких командиров и покушался на жизнь Аньюн. Главным оружием кочевников зелёного племени была хитрость. И яды. В знании трав им не было равных. Их умения действительно позволяли им и лечить, и убивать.

– Вы судите весь клан за деяния одного человека, – хмуро произнёс Чи'ге. – Это неправильно для шаттара. Мои люди каждый день спасают жизни вашим воинам. Чем они заслужили такое отношение к себе?

Алак замолчал, почувствовав себя виноватым. Он слишком мало контактировал с зелёным племенем, стараясь держаться от них на расстоянии. Общество Ши'хе действовало молодому императору на нервы, он каждую секунду ожидал нападения. Но Чи'ге говорил правду. Его люди не причиняли никому зла. Наоборот, их вклад в общее дело был попросту неоценим.

– Я должен поблагодарить тебя за спасение? – осторожно спросил Алак. Некоторые кочевники не любили, когда кто-то пытался выразить свою благодарность. Шиттарии считали, что платить нужно было мечом и кровью, а не бесполезными словами. Но Чи'ге остался невозмутим.

– Можете благодарить, можете не благодарить. Вы шаттар, а я всего лишь талавар.

Алак с сомнением посмотрел на кочевника. Чи'ге спас его от верной смерти, убил предателя. Хотя бы за это его можно было наградить. Но юноша не знал, чего хочет шиттарий. Золото? Кочевники не тратились на деревенских рынках, и всё необходимое имели при себе. Новое оружие? Лекарям доспехи и мечи были ни к чему. Коня? Нет, нет, всё было совсем не то.

– Ты спас мне жизнь, – заметил Алак.

– Сегодня я спас вас и пятерых пленных Псов. Вы всё ещё считаете, что я совершил что-то особенное?

Таодан поморщился. Он никогда прежде не вёл столь странных бесед. Чи'ге не был похож ни на одного из шиттариев, с кем Ворон был знаком лично. Этот человек поражал его своей мудростью и таинственностью. Если Ши'хе с первых же секунд показался Алаку мерзким, отвратительным и изворотливым гадом, то Чи'ге напоминал спокойную, величественную кобру, распахивающую свой устрашающий капюшон только в случае смертельной опасности.

– И всё же, я не могу не отблагодарить тебя, – пробормотал Ворон. – Ты спас жизнь не кому-нибудь, а шаттару. Стало быть, наши судьбы теперь тесно переплетены. Я могу лишь предложить тебе занять место твоего хана и стать янгулом зелёного племени.

Алак ожидал, что хотя бы сейчас Чи'ге удивится. Но лицо кочевника не выражало никаких эмоций. Он лишь склонил голову в вежливом поклоне и произнёс:

– Я не смею просить вас о большем, мой шаттар.

И после этого Чи'ге, поднявшись, вышел. Ворон проводил его изумлённым взглядом. Ещё никогда прежде он не встречал таких странных людей. И несмотря на то, что Таодан совершенно не знал этого кочевника, юноша чувствовал, что ему можно доверять. И Алак был готов доверить ему свою жизнь.