Текст книги "Ведьма, околдовавшая его (СИ)"
Автор книги: Алена Ячменева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)
ГЛАВА 44. Большая ошибка
Ламия и ребёнок за дверями снова притихли, и Никандр продолжил сидеть на полу под дверями, размышляя над своими дальнейшими действиями. Почему-то ему показалось, что раз Ламия не приказала казнить его сразу не только за самоуправство в её замке, но и за вторжение на территорию Салии, то не сделает этого и дальше. Поэтому он начал планировать, как будет защищать сына и защищаться сам.
Одно он точно для себя решил – верить в замке никому нельзя, а значит охранять сына будут только верные ему люди Шерана, которые сейчас дожидаются его приказов в деревне у подножья горы. Однако призывать их прежде, чем он поговорит с Ламией, опасно – и без того немало уже натворил, чтобы продолжать рисковать не только своей жизнью, но и, как правильно сказала жена, судьбой Шерана, а теперь ещё и, судя по всему, сыном, потому что без его вмешательства, неизвестно что натворит его мудрая во многих вещах, но совершенно невежественная в вопросах воспитания, мать.
– Еда для Госпожи готова, – в комнату вошла Рамилия с подносом и привлекла его внимание. – Покормить-то её можно?
– Она спит, – сказал Никандр и кивнул на стол. – Поставь.
– Вы же не будете её морить голодом? Ей нужно хорошо питаться, чтобы кормить малыша, – напомнила Рамилия, глядя на хмурого мужчину настороженно. Кажется, она снова не знала, что от него ждать в следующую минуту и поглядывала как на непредсказуемого дикого зверя.
Никандр ничего не ответил, пристально глядя на поднос и обилие блюд на нём. Долго смотрел, а затем поднялся и взял ложку.
– Это Госпоже, – напомнила Рамилия. – Если хотите, я вам тоже еды… – она замолчала на полуслове, наблюдая за тем, как король без разбора берет из каждого блюда по ложке и отправляет в рот.
– Никандр, давай лучше я, – подал голос Фавий, который зашёл в комнату следом за Рамилией и первым догадался, что делает король.
– Как это понимать? – возмутилась управляющая. – Вы думаете, мы отравим королеву?.. У нас есть собственные дегустаторы. Каждое блюдо Госпожи и без того проверяется. Я несла поднос лично, к нему больше никто не притрагивался!
– Не Ламию, а ребёнка, – возразил Никандр, отбрасывая грязную ложку на стол. – Знаю я, что вы тут подаете: то зелье для обработки ран, то стекло, а то и тухлятину.
Рамилия возмущенно вздохнула, видимо, собираясь разразиться гневной тирадой, но потом лишь обиженно отвернулась и села в кресло.
– Подождём полчаса. Посмотрим, станет ли мне плохо.
Все тридцать минут, пока Никандр снова сидел у двери и продолжал раздумывать, Рамилия то и дело кидала на него задумчивые взгляды. Когда же король начал подниматься на ноги, она первая подскочила и схватила поднос.
– Я отнесу это Госпоже.
– Нет, я, – упрямо ответил король и попытался вырвать у неё поднос, но женщина поддалась не с первого раза, а всё же передавая его ему пробормотала нечто очень тихо и практически неразборчиво.
– Ничего там не пейте и не ешьте. Не поворачивайтесь к ней спиной, не подходите на расстояние вытянутой руки, – она отпустила поднос и отступила на шаг, а Никандр нахмурился, вглядываясь в её лицо и пытаясь понять правильно ли расслышал и понял смысл слов или ему почудилось – слишком неразборчиво она проговорила свою скороговорку.
А сейчас выглядела снова невозмутимо, смотрела недоверчиво, словно и не было этого странного предупреждения. Никандру даже показалось, что ему почудилось. Да и предупреждение ли это было? Чего ему бояться в спальне? Ламию? Так измученная родами женщина вряд ли опасна, тем более без вооруженной толпы стражниц за плечами. Или это был вновь намек на проклятье?
Никандр качнул головой, прогоняя дурные мысли, перехватил удобнее поднос и кивнул Фавию на дверь.
– Открой. После того как я зайду, дверь закрой и никого не пускай.
Воин согласно кивнул и распахнул створки перед королем.
В спальне царили мир и спокойствие. Никандр, как можно тише ступая, прошёл внутрь, поставил поднос на туалетный столик Ламии, сбросил грязные сапоги, куртку и только потом приблизился к кровати и стоящей к ней вплотную колыбели. Он бросил быстрый взгляд на Ламию и тут же перевел его на сына.
Вопреки опасениям Рамилии, тот был уже полностью чистый и аккуратно спеленатый, лежал на белоснежной простыне, над головой его был расправлен балдахин, закрывающий от возможных солнечных лучей из окна, которых с учетом разыгравшейся на горе непогоды вряд ли приходилось ждать вскоре. У ребёнка в жизни явно все было хорошо, он изредка причмокивал губами, на которых ещё виднелось подсыхающее молоко и крепко, безмятежно спал.
В отличие от сына, Ламия наоборот спала не беспокойно. Одна её поза говорила о том, что новоявленная мать измождена, устала и на грани нервного срыва. Она лежала на самом краю кровати, на боку, обе её ноги были свешены на пол, будто она готова была в любой момент подскочить и бежать. Одной рукой в кулаке она сжимала прут колыбели, а вторая её кисть была перекинута через бортик, будто она уснула, проверяя дышит ребёнок или нет. Издалека её поза выглядела так, будто она перепила и упала там, где стояла. Она всё ещё лежала на грязных простынях, в грязной сорочке и с запутанными волосами, разметавшимися в разные стороны.
И всё равно была красива, несмотря на усталость после родов, несмотря на появившиеся щечки после беременности, несмотря на напряженную позу, неопрятную одежду и волосы. Глядя на неё, Никандр снова испытал приступ нежности и тоски, которую долгое время подавлял в себе, находясь вдали.
Он забрался на кровать с другой стороны и придвинулся к ней, рассматривая каждую черточку лица, отводя волосы, приглаживая их.
– Ты же моя красавица, – улыбнулся он, проводя осторожно пальцем по щеке и убеждаясь в том, что Ламия сильно устала, раз не подскочила сразу от его прикосновения. Она спала настолько крепко, что даже позволила ему разглядеть её шею, единственную часть тела, которую он до этого ещё ни разу не видел.
К своему удивлению, никаких уродливых шрамов на ней Никандр не обнаружил. Была давно зажившая царапина, которую он разглядел с трудом, но больше никаких повреждений кожи не было, поэтому ему было не понятно, почему Ламия так старательно скрывает шею.
Он вновь перевел взгляд на её лицо и, замечая, как она хмурится во сне, дотронулся до лба, разглаживая морщинку между бровей.
– Как же я по тебе соскучился, – с облегчением после долгой разлуки, признался Никандр, склоняясь к ней и целуя в уголок губ. И даже от этого прикосновения Ламия не подала признаков жизни, так и продолжила лежать, как мёртвая.
Зато стоило сыну во сне глубоко вздохнуть и тихо хрюкнуть, как она тут же подскочила, протягивая к нему руку и ложа ладонь на грудь.
– Все нормально. Он спит, – весело ответил Никандр на её реакцию.
Ламия не вздрогнула, не испугалась того, что в комнате она уже не одна, а медленно повернулась к нему. Она больше не билась в истерике, не кричала, не спорила, но один её взгляд говорил о том, что зря Никандр надеялся на легкое разрешение конфликта. Его непросто не простили, на него затаили и злобу, и обиду. Казалось, её не проняла даже их встреча после долгой разлуки, будто она действительно не скучала по нему, будто не ждала и не любила. От её холодного взгляда ему стало не по себе, и он начал сомневаться, а были ли те недели, когда он был уверен в её ответном чувстве.
Хотя несмотря на этот взгляд, заговорила она спокойно.
– И что это значит? Я помилована? Могу выйти? Или так и остаюсь служанкой при наследнике Шерана? – последние два слова она произнесла с таким презрением, что Никандру снова стало обидно за сына, даже несмотря на то, что он понимал, что её негатив направлен на него, а не на ребёнка.
– Я еды принёс, – как можно обыденнее ответил он, кивнув на поднос.
Ламия тоже повернулась туда, куда он указал, а затем медленно поднялась.
– То есть ты меня покормить пришёл?
– Перестань, – нахмурился Никандр, слезая с кровати и обходя её.
Ламия еле стояла на ногах, она с трудом перебралась с кровати на кресло перед туалетным слишком, сразу села и протянула подрагивающие пальцы к кувшину. Видя, что она совсем без сил, Никандр поспешно подошёл к ней и первым схватил кувшин, чтобы налить ей воды.
– Я не хочу ссориться…
– Незаметно, – призналась она, принимая стакан из его рук и тут же начиная медленно пить. Он, глядя на неё, тоже задумался, когда в последний раз ел и пил, не считая тех пары ложек, которые своровал из её тарелок полчаса назад. Он, ведомый плохим предчувствием, практически не отдыхал с тех пор, как пересек границу Салии, подгонял отряд, чтобы поскорее очутиться в замке и узнать, что с женой и ребёнком. Поэтому устал и был голоден, ничуть не меньше Ламии.
– Я всего лишь беспокоюсь о тебе и сыне.
Она закончила пить, отставила стакан и тут же взялась за вилку.
– Никандр, ты понимаешь, что натворил?
– Можешь наказать меня: не пускать в кровать неделю или две, – решил пошутить он, но наткнулся на все тот же строгий взгляд. – Не смешно?
– Нет, – подтвердила королева, качнув головой, и снова обратила внимание на содержимое тарелки. – В мою кровать ты уже точно больше не попадешь. Толку от тебя там никакого, – с раздражением ответила она. – Мы договаривались на девочку.
– Ну извини, – фыркнул и Никандр раздраженно, отходя от неё и заглядывая в колыбель. – Но я так и не понял, как должен был проконтролировать пол ребёнка.
– Забирай мальчика и уезжай. Он мне здесь не нужен.
– Был бы не нужен, ты бы не рыдала несколько часов назад, – со злостью проговорил мужчина. – Хватит, Ламия! Хватит притворяться, что тебе всё равно на него и на меня. Я уверен, что это не так! – он снова подошёл к ней и опустился на колени, положив руки на её бедра. – Я люблю тебя. Очень сильно. Я места себе не находил, когда не получал от тебя писем.
– Что-то ты в первые полгода сам не торопился писать, – не удержалась Ламия от того, чтобы не заметить его ошибку, и это приободрило Никандра.
– Прости. Тогда было все так не определено… Я боялся, что не возьму Шеран, не хотел тебя волновать лишний раз.
Ламия раздраженно фыркнула и скинула его руки с колен.
– А как ты объяснишь, что пересек границу Салии? Прошу заметить не просто без разрешения, а ещё и вопреки моему приказу.
– Я же сказал: хотел увидеть тебя и ребёнка, – ответил мужчина, смотря на то, как она продолжает медленно жевать, раздумывая о том миловать его или нет. – И, между прочим, правильно сделал, что приехал.
Ламия перевела на него возмущенный взгляд, а он одним движением поднялся на ноги.
– Иначе ты бы убила нашего сына.
– Что? – прошептала она уязвлённо. – Я бы никогда не причинила вред ребёнку. Тем более намеренно.
– Ты выбросила собственного новорожденного сына под проливной дождь, – обвинил её муж. – Если бы не я, он бы уже был мёртв, а не лежал бы здесь сытый и довольный, – он кивнул на колыбель, где заворочался ребёнок. – Тебе же дочь надо было, а мальчика можно и на съедение зверью отдать? – сказал и сам испугался собственных слов. Ламия же сильнее сжала вилку. – Прости… я не… Просто ты не должна была выкидывать его на улицу…
– Точно так же, как и ты не должен был переступать моих границ? – сквозь зубы прошипела она.
– Прости, – в который раз повторил король. – Но это необходимо было ради вашей безопасности.
– Я сама решу, что необходимо для моей безопасности. И сейчас мне надо, чтобы вы уехали отсюда. Оба. И никогда больше не показывались на глаза! Для ясности: это приказ. Приказ королевы государства, на территории которого ты сейчас находишься.
Она подняла на него злой, предупреждающий взгляд.
– Иначе что? Казнишь нас?
– Лучше тебе не проверять «иначе».
– Но ты не оставляешь мне выбора, – усмехнулся отчаянно Никандр. – Я не уеду отсюда… по крайней мере пока сын не окрепнет. И на этот раз без тебя я не выеду за стены замка.
– Как это понимать?
– Так и понимай. Ты моя жена, мать моего ребёнка, моя королева. Я вернусь в Шеран с тобой либо останусь здесь.
Глаза Ламии расширились, губы сжались в тонкую линию, словно она не верила своим ушам.
– Ты собрался мне приказывать?
– Нет, я собрался поступать, как и положено в нормальных семьях. Мои родители разлучались, только когда отец уезжал в походы, а так они и жили, и отдыхали, и правили, и воспитывали детей, и терпели неудачи, и радовались победам всегда вместе. Они были счастливы, и я хочу, чтобы то же самое было у нас с тобой.
– Ты прекрасно знал на ком женишься! И сколько раз ни предлагай мне заглянуть в брачный договор, но я тебя сразу предупреждала, что ты должен будешь уехать из Салии, как только я забеременею, и не возвращаться никогда!
– Это было где-то записано? Я подписался под этим? – нахально поинтересовался Никандр, садясь в кресло за её спиной. – Нет. Точно под таким я не подписывался. А значит этого не было.
– Никандр, – предупреждающе прошипела Ламия, подобно змее, поворачиваясь к нему.
– К тому же родился мальчик. Значит наш договор ещё не исполнен. Тебе ведь нужна была дочь? А учитывая то, что в нашем брачном договоре ясно прописано, что развод невозможен при любых обстоятельствах… выйти замуж за другого ты уже не можешь, а значит наследница Салии будет либо моей дочерью, либо ничьей… – усмехнулся он.
– Почему же? – с недоброй улыбкой переспросила королева. – Я знаю верный способ избавиться от нежелательного замужества. Шесть раз уже практиковала.
Никандр недоверчиво хмыкнул.
– Проклятье твоё? Ну давай посмотрим удастся ли ему разобраться со мной и с моим сыном. Можешь быть уверена: от нас тебе не избавиться, мы очень живучи.
Ламия резко поднялась на ноги и, даже несмотря на свою слабость, подбежала к двери.
– Открой!
– Что спустишь на меня своих стражниц? Или кошек с волками?
– Открой!
– Фавий, открой ей.
Ламия снова зло обернулась к нему, а когда двери отворились, выскочила за порог и Никандр только увидел, как на прощанье взметнулись полы её сорочки.
– Черт, – прошептал он, прикрывая глаза руками, а затем поворачиваясь к вертящему во сне головой в разные стороны сыну. – Мириться ведь хотел…
ГЛАВА 45. Змеиный яд
Несмотря на ссору с Ламией, Никандр чувствовал странное удовлетворение, словно вернулся после длительного похода в родной замок. Да, поссорился, например с братом или матерью, но чувствовал, что его непременно простят, просто потому что они семья, и от этого испытывал уверенность в завтрашнем дне. Когда же он поднял на руки вертящегося сына, который и просыпаться не хотел, и не одобрял крики рядом, и принялся его качать, нашептывая о том, что всё хорошо, почувствовал ещё и спокойствие. Будто действительно его домом стал этот мрачный, загадочный замок.
Поэтому не было ничего удивительного, что стоило ему лишь прилечь от усталости на кровать вместе с сыном, как он тут же забылся сном.
– Никандр! – казалось он только прикрыл глаза, как тут же проснулся от испуганного крика Ламии. – Тебя и на полчаса нельзя одного оставить! Что ты натворил?
Она перегнулась через него, ещё сонно хлопающего глазами, аккуратно подняла на руки ребёнка и облегченно выдохнула.
– Живой, – с улыбкой доложила она Рамилии, которая вошла за ней в комнату.
– Конечно, живой, – возмутился Никандр, приподнимаясь на локтях, чтобы рассмотреть её.
Она вновь была собой: в красивом платье в глубоким декольте и пышной юбкой, под которой полностью скрылся живот, с чистыми, ещё влажными, но уже уложенными в прическу волосами, и с небольшой диадемой на голове. Стояла на ногах твердо, высоко подняв голову и сведя лопатки. По её виду нельзя было сказать, что она несколько часов назад родила. После беременности она набрала лишний вес, судя по щечкам и увеличившейся груди, но незначительно и была всё также неотразимо прекрасна, как и в первую их встречу.
Разве что на этот раз она держала на руках ребёнка, ощупывая его и внимательно изучая взглядом. Сын не спал, он хлопал полуслепыми глазками и зевал. Зрелище было невероятно милым, Никандр и Рамилия не сдержали улыбок, заглядывая в колыбель из рук Ламии, но королева даже не попыталась улыбнуться сыну, всё также смотря на него с тревогой.
– Что ему будет? Я же был рядом. Никто бы к нему не подошёл…
– Ребёнка нельзя класть в кровать рядом с собой! – возмутилась Ламия, перебив его. – Ты мог во сне лечь на него и задушить.
Никандр смущенно отвел взгляд.
– Всё же нормально. Что ты так нервничаешь? – пробормотал он. – Я больше так делать не буду…
Ламия, покачивая сына на руках, хмуро изучила взглядом короля, а затем, медленно направляясь к колыбели, словно нехотя заметила:
– Ты выглядишь усталым.
– Есть немного, – признался Никандр настороженно.
– Голоден? – спросила она, склоняясь над колыбелью и укладывая сына на матрас.
– Да, – подтвердил Никандр и увидел, как за спиной Госпожи ему грозно жестикулирует Рамилия: «Нет! Нет!» Никандр снова нахмурился, не понимая её пантомимы.
– Принесите королю еды и воды, – приказала Ламия, задерживая взгляд на сыне, а потом оборачиваясь к Рамилии, поспешно опустившей руки.
– Сейчас всё будет, – кивнула та невозмутимо, будто только что чуть не прыгала на месте, скрещивая руки перед собой и тряся ими, пытаясь привлечь внимание мужчины.
Управляющая вышла, а Ламия молчаливо подошла к подносу, который для неё принёс Никандр, и продолжила есть. Возобновлять разговор она не торопилась, король тоже молчал, боясь вновь сказать лишнее, сын продолжал хлопать глазками и открывать и закрывать рот. Никандр догадывался, что он снова голоден, поэтому проснулся, но Ламия кормить его не торопилась. Может, потому что сама была голодна.
Звук бряканья вилки о тарелку нарушило прибытие вернувшейся управляющей вместе со служанкой, которая несла поднос с едой.
– Ламия, что же ты холодное ешь. Мы бы тебе все свежее принесли, – охнула Рамилия, увидев, как Ламия неспеша опустошает тарелки.
– Я устала. Мы сейчас с королем договорим, и я пойду отдыхать. Прикажи приготовить колыбель для ребёнка в моей спальне, – дала она распоряжение.
– Да, конечно, – кивнула Рамилия, а стоило королеве склониться вновь над тарелкой, как она посмотрела на короля, расширив глаза, и что-то беззвучно проговорила. Никандр никогда не умел читать по губам, но был готов спорить, что это было слово «Не ешь».
Поэтому он не спешил подниматься с кровати, глядя на принесенный поднос с опаской. Ламия же дожевала, а затем поднялась на ноги и подошла к еде, принесенной для него. Как и он недавно, она поставила два стакана, а затем наполнила их оранжевым соком. Подхватив оба, подошла к нему, села на край кровати, протянула ему один, который он вынужден был принять, а затем лучезарно улыбнулась, отчего у Никандра по спине пробежали мурашки. И далеко не от её прекрасной улыбки, а от страха.
– Поговорим? – предложила она, отпивая из своего стакана.
Сын неожиданно громко закричал, от чего Ламия вздрогнула, чуть не расплескав сок по простыне. Она поспешно поднялась на ноги, поставила свой стакан на столик с подносами и подошла к ребёнку, заглядывая в колыбель.
– Что ты так пугаешься? – усмехнулся Никандр, следя за её реакцией на обычный крик. – Он всего лишь проголодался.
Ламия, продолжая хмуриться, осторожно прикоснулась к свертку пеленок, в которые был завернут младенец. Тот тут же перестал орать и начал жалобно подвывать, словно прося взять его на руки.
– У него ничего не болит? – уточнила Ламия, оглядываясь на дверь спальни, но там никого не было. Они с Никандром в комнате были наедине.
– С чего бы? Он рот открывает и закрывает. Точно есть хочет, – уверенно заявил мужчина, отставляя свой стакан на прикроватный столик и поднимаясь на ноги. – Дети, когда маленькие, только и делают, что едят и спят. Мой старший племянник…
– Я знаю, что младенцы часто едят, – возмутилась Ламия, одарив его хмурым взглядом, повернулась и быстрым шагом вышла из спальни. Сын снова начал кричать.
– Ламия, ты куда? – растеряно выкрикнул Никандр, подходя к колыбели и поднимая ребёнка на руки. Тот тут же замолчал, с готовностью разинув рот. Мужчина, умилившись, улыбнулся глядя на это зрелище и погладил сына по голове. – Есть хочешь, парень, да?
Королева возвращаться не торопилась. Из гостиной слышался её вновь чем-то недовольный к кому-то придирающийся голос и испуганное женское бормотание в ответ.
– Что-то твоя мама опять задумала не хорошее, – пожаловался Никандр сыну, который растерянно хлопал глазами и перебирал губами, прислушиваясь к его голосу. – Она у тебя такая. С характером. Так что нам тоже надо не подкачать, иначе она у нас с тобой натворит дел, – продолжал Никандр с улыбкой наставлять сына, не отрывая от него взгляда, а затем приподнял его чтобы поцеловать в лоб.
Так их и застала Ламия, вернувшаяся в спальню. Никандра, который влюбленным взглядом смотрел на ребёнка у себя на руках, целовал его в лоб, и младенца, который точно также пристально смотрел в сторону отцовского лица и замирая прислушивался. Она остановилась на пороге, словно это зрелище поразило её, обвела их подозрительным взглядом и медленно вошла неотрывно, настороженно следя за Никандром.
Тот повернулся к ней, услышав шаги и тут же безмятежное выражение на его лице исчезло, и он напрягся, следя за незнакомой женщиной, которая вошла следом за Ламией, и Ревен, которая их сопровождала.
– Это Марила. Она будет кормилицей мальчика, пока мы не найдём кого-то получше, – объявила Ламия, переводя строгий взгляд на женщину. Та присела в поклоне перед королем, но тот даже взгляда на неё не перевел, продолжая смотреть на Ламию.
– Нет.
– Что нет? – переспросила королева. – Отдай его ей. Она покормит, а мы пока договорим.
– Нет, она его кормить не будет.
– А кто будет? – с вызовом переспросила Ламия, прекрасно понимая на что он намекает.
– Ты.
– Снова начинаешь? – с угрозой прошипела она. – Не смей со мной спорить в моём замке! Отдай ей ребёнка! Немедленно!
– Нет, – инстинктивно прикрывая голову сына рукой, словно пытаясь защитить, повторил Никандр. От Ламии этот жест не укрылся, и она снова обвела его пристальным взглядом. – Я хочу, чтобы его кормила ты.
– Да мне всё равно, что ты хочешь! – она была в гневе от его неподчинения. – Я королева! Я не буду кормить грудью, как простолюдинка или корова в загоне!
– И что же тебе помешает? Множество переговоров? Война на дальней границе?.. Моя мать кормила грудью. И Эрин тоже.
– Рада за них. Я не буду! Отдай ребёнка, Никандр.
Мужчина поджал недовольно и упрямо губы и всё-таки окинул взглядом трясущуюся от страха женщину и Ревен, которая переводила любопытные взгляды с короля на королеву, словно ей было интересно чем завершится их спор.
– Хорошо. Я пошлю в Шеран за кормилицей. Но до того момента, когда она приедет, кормить будешь ты, – сдался король и тут же продолжил быстро говорить, не позволяя Ламии и слова вставить. – Послушай сначала! Не перебивай! Может, я и не верю в проклятье, но в замке что-то происходит. Этого отрицать не могу. Как и рисковать сыном. Может, это проклятье, может, убийца – не знаю. Но цель этого чего-то ты – он или оно хочет, чтобы ты страдала. Поэтому тебя не трогают, убивают массово мужчин и мальчиков. Значит сын может стать следующей жертвой. Я никому в замке, кроме тебя не верю – ты то точно не заинтересована в собственных страданиях. Кормилицу могут отравить или она и может оказаться убийцей. Я хочу, чтобы ты кормила и нянчила ребёнка… я привез с собой мать, она тебе поможет. Пошлю ещё за нянями, кормилицами и за кем ещё скажешь в Шеран, но ребёнка людям Салии я не доверю.
– Что ты?.. – начала возмущенно говорить Ламия, но Никандр вновь её перебил.
– Я понимаю, что ты им веришь! Как и понимаю почему! Они окружают тебя очень долго, и ты к ним прониклась, но, Ламия, ты не можешь отрицать того, что убийцу до сих пор не нашли.
– Это не убийца.
– Да даже если проклятье! – разозлился мужчина. – Тебя оно не берет, а значит через тебя не сможет отравить и ребёнка… И вообще! Даже, если я увезу его с собой, что помешает проклятью или убийце последовать за твоим сыном? Боль от его потери ты явно испытаешь большую, чем от смерти очередного мужика, – Никандра перехватил начавшего капризничать младенца. – Ламия, нельзя всё время жить в страхе и вздрагивать каждый раз, когда ребёнок глубоко вздыхает. Надо найти убийцу и покончить с этим… Не найти убийцу, так проклятье разрушить, – добавил он поспешно, увидев протест в её взгляде. – Как ты не понимаешь? Мы только друг другу можем доверять жизнь сына. Только мы двое искренне в ней заинтересованы. Даже твоя Рамилия, – Никандр кивнул в сторону открытой двери, где где-то должна была ходить управляющая, – переживает не о ребёнке, а о тебе: как бы ты не расстроилась из-за его смерти.
– Рамилия мне как мать!
– И что? Ты думаешь моя мать лучше? Ей тоже на ребёнка всё равно. Для неё главное, чтобы я жил, был здоров и счастлив. Конечно, она со временем полюбит внука, но сейчас она будет к нему хорошо относится только из-за любви ко мне… Кроме нас он никому не нужен! Только мы с тобой можем его защитить. А если будем и дальше вот так ссориться и орать друг на друга, то долго он не протянет даже без твоего проклятья!
Ламия молчала, поджимала недовольно губы и молчала. Она продолжала следить за рукой Никандра, которой тот прикрывал головку ребёнка, словно не просто пытался защитить, а скрывал от любопытных взглядов посторонних женщин. Следила за тем, как мужчина инстинктивно покачивал сына на руках, даже несмотря на свою эмоциональную речь, и хмурилась.
В конце концов, она кивнула женщинам на дверь.
– Но Госпожа? – возмутилась Ревен, понимая, что их отсылают.
– Иди, – приказала Ламия и тетушке пришлось выйти из комнаты следом за кормилицей. Никандр облегченно выдохнул и снова склонился над ребёнком, проверяя как он там. Тот беспокойно морщился.
– Тш-ш, всё хорошо, – обратился он к сыну и тут же поднял взгляд от его лица, когда услышал шаги.
Ламия медленно подошла к тумбе около кровати, взяла стакан Никандра, а затем швырнула его в камин, разбивая стекло и выплескивая сок на дрова.
Мужчина напрягся от этого действия, глядя на королеву вопросительно. Та же невозмутимо подошла к нему и протянула руки, чтобы забрать ребёнка.
– Я покормлю его. У себя, – всё ещё зло, но кажется пытаясь сдерживать гнев, прошипела она сквозь зубы, перетягивая ребёнка на себя. Никандр не сразу его отпустил, и Ламии пришлось дернуть сына пару раз. – Отдай!
Он его всё-таки выпустил, королева прижала ребёнка к себе, погладив того по щеке, а затем направилась к выходу, пока король в оцепенении продолжал смотреть на камин и разбитый стакан, вспоминая как жена, улыбаясь, его ему подала.
