Текст книги "Империя (СИ)"

Глава XXXV
ОБРАТНАЯ СТОРОНА

– Отец?

– Здесь хорошо, не то что в мире живых. Тут все свободны, можно пересечь хоть всю Вселенную.

– Вселенную?

– Тебе не понять. Я многое сейчас могу, но не хочу.

– Почему?

– Мне страшно за тебя. Мне страшно за Маркуса. Что ты натворил? Что я натворил?

– О чем ты?

– Меня просили беречь вас, но я не уберег. Я не смог. Если бы я только знал тогда, что знаю сейчас.

– Что знаешь?! Скажи!

– Он не позволит мне. Я уже пытался с Ним договориться. Нужно было идти к тебе, как Он мне советовал. А я… Если бы мы были, как они, скольких проблем можно было бы избежать! Вы погрязли в темноте, которая вас окутала. Луций, мой бедный мальчик, ты даже не представляешь, какое место приготовлено для таких, как ты и твой брат. И прощения не будет никому. Помоги Ему!

– Кому, отец? Кому?!

– Не дай ему обрести ту силу, которая у него была до прихода в этот мир. Помоги! Помоги ради себя и брата, ради тех невинных, которых ты…

Корабль подкинуло на волнах. От сильной качки Луций проснулся. Воздух в каюте был спертым и влажным. Судно скрипело. Снаружи трюма слышались удары барабана, крики и хлесткие удары плети по спинам рабов. Весла синхронно взмывали вверх, поднимая из темного моря белую пену, и падали обратно. Барабан монотонно отбивал привычный ритм. Они шли в Иудею – самую худшую из провинций, как представлялось Луцию, к прокуратору Понтию Пилату, его другу детства, единственному оставшемуся в живых.

Луций перевернулся на койке. Большая, упитанная крыса неторопливо прочесывала периметр каюты в поисках съестного. Она застыла на мгновение, уставившись черными, блестящими глазами-бусинами на человека, лежащего в нескольких метрах от нее, и стала нагло умываться. Но вот одно молниеносное движение руки, и тело зверька приколочено клинком к деревянной переборке. Корабль качало на волнах. Луцию вспомнилось, как плохо переносил плавание Ратибор и как над ним из-за этого подшучивали его тогда еще живые друзья.

Генерал не понимал, для чего Марк отправил его в Иудею в тот момент, когда в вечном городе вот-вот должна была решиться его судьба. Все, кто мог воспрепятствовать его возвеличиванию, были либо уничтожены, либо сосланы, а остальные попросту побоялись бы возразить, потому что именно он в последнее время фактически управлял Римом. Кто мог перечить тому, у кого под командованием Черный легион и вся преторианская гвардия? Оставалось всего ничего – по велению Марка разобраться с каким-то сумасшедшим, который называет себя царем Иудейским и несет байки о том, что его отец якобы живет на небесах. И ради этого несчастного его отослали за тридевять земель? Неужели этот бродяга достоин внимания того, кто скоро будет править людьми, населяющими половину всего известного мира, а затем, возможно, и всем миром? Но Луций привык доверять Марку во всем, привык, что тот решает за него, что ему делать, привык всегда полагаться на его мнение. Зачем думать своей головой, когда есть такой человек, как Марк?

В мрачной каюте генерал провел почти все время плавания, лишь изредка поднимаясь на палубу вдохнуть свежего воздуха. В основном он лежал на койке, изредка шевелясь под одеялом. В голову лезли то ли сны, то ли видения – иногда самые неожиданные. Временами Луцию становилось так страшно, что он выхватывал меч и нездоровым взглядом всматривался в темные углы своей ненавистной темницы, в которую он заточил сам себя по воле случая. Он боялся не карлика и не призраков, которые уже стали привычными для него, и тем более не смерти. Его пугала страшная мысль, которая время от времени всплывала из глубин его сознания, – мысль о том, сколь велик ужас, им творимый. Будто чей-то голос ставил под сомнение все то, во что он верил, а верил он в то, что говорил ему Марк. В юности он подозревал свою избранность, свое высокое предназначение, а когда в его жизни появился Марк, то и вовсе перестал в этом сомневаться. Почему же теперь, когда весь мир практически у него в руках, к нему в голову лезут такие глупости? Почему после того, как он совершил столько великих дел, он стал сомневаться в своей правоте?

Луций почувствовал, как кто-то присел рядом с ним, и нездоровый озноб прополз по его телу от макушки до пят, заставив затаить дыхание. Как в дурном сне он медленно высунул голову из-под одеяла и увидел рядом с собой Ромула. Он сидел на краю его койки, словно живой, только бледный, с мутными пожелтевшими белками глаз без зрачков. На его лице были видны следы побоев, которые когда-то нанес ему генерал.

– Ромул? – Луций приподнялся, откинув одеяло. Мертвый друг вежливо, но молчаливо поприветствовал его кивком. – Ты пришел за мной? – тот отрицательно помотал головой, под которой на шее отчетливо виднелась темно-фиолетовая полоса от удавки.

– Думаешь, я поступил неверно, приказав брату убить тебя? Извини, но сам я не смог бы совершить такое. Да, я виноват во многих смертях, и больше всего в твоей, но поверь, мне было нелегко принять такое решение. Только не надо мне болтать о выборе! Вы, мертвые, в унисон ноете об одном и том же, но не говорите ничего конкретного. А что мне оставалось? Ты вот-вот был готов отвернуться от меня ради развратной наложницы! Ты предал меня, бросив солдат одних, без командира! Если бы я помиловал тебя, вернул тебе все почести, то стало бы ясно, что я слаб в своих решениях, и каждый может делать все, что захочет. Я не мог этого позволить! Не мог! За этим последовал бы крах всего, о чем мы мечтали, о чем мечтал я! Понимаешь? Ни Марк, ни Понтий, ни Тиберий – никто бы не понял такого милосердия. Меня бы отстранили от командования, и все пострадали бы из-за твоей глупости. Твоя смерть, Ромул, была на тот момент общим благом. Ну, что ты смотришь? Что я сделал не так?

– Я не виню тебя в своей смерти, Луций. Я виню тебя лишь в ее смерти. Она была не при чем. Да и ты сам вряд ли бы понял меня, если бы я убил Марию лишь за то, что мой друг ошибся. За свои ошибки отвечать должны только те, кто их совершил, и никто более.

– Она сбила тебя с пути! Она ведьма!

– Все глупости, Луций. Человек не обладает такой силой, чтобы затуманить разум другому. А вот он обладает. И может разыграть партии так, как ему нужно.

– Да кто он?! – вскочил Луций.

– Мне пора.

– Куда? Постой, не уходи! Прости меня!

– Бог простит, – спокойно ответил друг и поднялся с кровати.

– Бог?! Он что, один?! О чем это ты?

– Скоро ты сам все узнаешь. Ты будешь сильно удивлен, как и все люди, попадающие сюда. Знаешь, мне очень не хватает ее, ведь мы с ней, к сожалению, по разные стороны. А все благодаря нашим никчемным убеждениям. Скажу только одно напоследок: верь тем, кому верить не хочется. Однажды я не послушал человека, а он был прав. В ту ночь, когда мы гуляли в таверне после игр, устроенных в честь окончания строительства храма Марса. Нужно было слушать его, нужно было… А теперь приготовься: будет больно.

Неведомая сила отшвырнула Луция в сторону, и страшная боль пронзила его тело. Доски затрещали, холодная соленая вода попала в ноздри, стала разъедать глаза. Луций сделал последний вдох под потолком комнаты, которая уже почти заполнилась бурлящей водой, и нырнул. Мимо него в полумраке, словно в невесомости, проплывали мертвые рабы: прикованные цепями, они не имели ни единого шанса на спасение и бесследно исчезали в глубине. Пучина голодным зверем поглощала все без жалости, не брезгуя ничем, переваривая все и вся в своем бесконечном чреве. Луций пытался грести к поверхности, но что-то тяжелое ударило его по голове, и его сознание померкло в захлестнувшей его темноте.

Марк хищно ходил вокруг Михаила. Неподалеку в напряжении стояли Авера, Сципион, Велиал и Асмодей.

– Интересно получается, не правда ли?

– О чем ты?

– Где Он? Я хочу говорить с Ним!

– Ты же знаешь: Он везде.

Марк подошел к архангелу почти вплотную, пристально глядя в его голубые глаза.

– Не шути со мной.

– Он делал лишь то, о чем просил я, – казалось, голос донесся сразу отовсюду. Комнату внезапно осветили тысячи лучей света, затем они собрались в яркий шар, из которого появился человек в ослепительно белой одежде. Марк выдержал паузу и направился к незнакомцу навстречу. Они обнялись, после чего сенатор отошел в сторону, меняясь в лице.

– Где Луций?

– Он далеко, в пустыне, с моим сыном.

– С каких это пор палач ходит рука об руку с пророком? Получается, что царь сам издает законы и сам же их нарушает? Извини, брат, но так дела не делаются! Верни мне Луция! Добром прошу.

– Добро и ты, Анатас, – вещи несовместимые. Ненависть к людям совсем ослепила тебя.

– Ненависть? Давно ли ты был на этой земле?

– Если я не вмешиваюсь, это не значит, что меня нет. Им нужна надежда.

– Им нужен кнут!

– Твой кнут приводит лишь к тому, что я вижу сейчас. Я не вмешивался в твои дела, теперь ты должен дать мне время. Я услышал тебя. Ты создал из Луция то, что хотел. Но он видел только то, что показывал ему ты. Теперь пускай он посмотрит на обратную сторону медали. И если он останется прежним, я признаю твою правоту.

– Хорошо, я дам тебе время и не стану ничего предпринимать и вмешиваться в судьбу Луция, но только при одном условии.

– Интересно, при каком?

– Как только Луций прольет невинную кровь, ты проиграл!

– А ты и впрямь искуситель, Анатас. Я помню Содом и Гоморру. В тот раз ты одержал верх.

– Ну так что, по рукам?

– Идет, – ответил человек в белом одеянии и исчез вместе с Михаилом.

Марк еще долго смотрел в пустоту, а его свита боялась пошевелиться, ожидая приказа своего господина.

– Он не сможет долго прятать их в пустыне. Что же, плох тот план, который нельзя улучшить. Сципион, как только найдешь их, дай мне знать о душевном состоянии нашего мальчика. Асмодей, возьми Маркуса и предупреди Понтия. На всякий случай будьте готовы ко всему. Я останусь с императором. Если что-то пойдет не так, нужно будет подчистить хвосты. Игра становится более интересной. Однако!

Жара днем стояла такая, что закипала кровь, но ночью становилось так же холодно, как когда-то в проклятой Германии. Пересохшие и потрескавшиеся губы прилипали друг к другу. Иной раз их невозможно было разжать, а если это и получалось, то они лопались. До самого горизонта простирался бесконечный красный песчаник. Дюны порой достигали невероятных размеров, и на их преодоление уходило полдня. Раскаленный песок обжигал ноги, которые то и дело утопали в нем по колено. Безоблачное небо сводило с ума: оно походило на озеро и так манило своей хрустальной синевой, что хотелось подпрыгнуть вверх и нырнуть с головой в эту прохладу.

– О, боги! Как я оказался здесь? Ведь я же был на корабле! Потом он пошел ко дну. А дальше? Дальше не помню…

Луций вскарабкался на песчаный хребет. Желто-красное море уходило за горизонт. Вместо волн на нем зигзагами расходилась песчаная рябь, отчего барханы были похожи на кожу старика, изрезанную морщинами.

– О, боги! Да что же это такое? Как долго я здесь? Неделю? Месяц? И сколько я уже прошел и прополз по этим пескам? И когда и почему я решил, что идти нужно именно в эту сторону? С чего я это взял? А может, я мертв? Тогда где лодочник? Он же должен был перевезти меня в царство Плутона! А вдруг до него еще нужно дойти? Ну же, отец! Ромул! Маркус! Мартин! Где же вы, когда вы так нужны?! Если я мертв, то хочу видеть хоть кого-то, пусть даже проклятого карлика, – генерал взорвался в гневе и умолк, утыкаясь лицом в раскаленные песчинки. – Твою мать! Если это пустыня, тогда где оазисы? Ведь не может не быть ничего, кроме этого проклятого песка?! Неужели это мое наказание за то, что я совершил? Но ведь я старался ради нас всех. Ради… Ради… Ради чего? Как же тошно и плохо. Лучше умереть в бою, но не так. Не так! И почему болит все тело? Раньше такой боли не было, даже после ранений, – Луций поднял голову, дополз до хребта песчаного бархана, перевалился через него и кубарем скатился вниз по склону.

На нем не было доспехов, он был бос и практически раздет. Единственное, что он не бросил, – это меч, подарок Марка. С каждым днем его желание воспользоваться им становилось все сильнее. Оказывается, человек понимает, как мало ему нужно, лишь когда лишается всего, чем обладал прежде. Каждый из нас не ценит то, что имеет: жадность заставляет нас желать большего.

Луций преодолел еще один бархан. О еде он не думал с тех пор, как поймал скорпиона. Насекомое проскочило внутрь даже без приступов тошноты: голодному желудку было уже все равно, что в него закинут.

– Как долго я здесь? Сколько времени? Последний раз, когда заходило солнце, по-моему, шел шестой день. Или, может, шестнадцатый? О, боги! – он упал на колени. – Неужели это преисподняя?

Солнце покрывало все небо и невыносимо палило – настолько невыносимо, что хотелось кричать. Светилу безразличны людские страдания, подобно тому, как самому генералу раньше не было дела до тех несчастных, которых он карал. Правосудие по-римски: тысячи крестов вдоль дороги в Нумидии – это все его рук дело.

– Таранка, – внезапно пришло ему в голову. – Так русич называл рыбу, высушенную на солнце. Это сейчас самое точное название и для меня. Именно в нее я и превращаюсь – в таранку!

Луций побрел дальше, разговаривая со своей тенью, словно с живым человеком. Ему мерещилось, что она ему отвечает. Он вообразил, что тень – это нынешний Луций, а он сам – тот мальчик, которым он был до встречи с Марком.

– Я человек, человек. Я не животное. Нет, тень, ты не права. Я это я, и не будем об этом! Молчи! Тебе говорю, молчи! Заткнись! Ты всего лишь тень! – Луций схватился за меч. – Вижу, вижу. Ты тоже его видишь? Интересно, давно он идет за нами? – рука крепче сжала рукоять меча. – Тень, почему ты молчишь?!

– Она не ответит.

Человек с приятным и спокойным голосом подошел ближе. Луций замотал головой, не веря сам себе.

– Нет. Нет. Нет. Не-е-ет. Не может быть, – оглядываясь через плечо, он попытался убежать. – Не может быть. Нет. Нет.

– От себя не убежишь.

Генерал споткнулся и упал, перевернулся на спину, смотря в сторону незнакомца, и засучил ногами, отползая назад.

– Я убивал тебя много раз в своих кошмарах! Ты пришел мне отомстить за это?!

– Возлюби ближнего своего так, как хочешь, чтобы любили тебя.

– Это все мираж. Я слишком долго был без воды. Тебя нет. Нет. Ха-ха-ха!

– Ты знаешь, сколько дней ты ходишь по этой аравийской пустыне?

– Я сбился со счета на шестом. А сколько? Семь? Десять?!

– Сорок девять дней я наблюдал за тобой, Луций. Сорок девять дней я шел рядом и смотрел на тебя.

– Ты лжешь! Лжешь! Ни один человек не сможет прожить в пустыне столько времени без еды и воды. Тебя нет! Уходи! – генерал закрыл глаза, отмахиваясь от незнакомца рукой, как от кошмара.

– Отрицание и неверие в себя. Это он породил в тебе это! Но подумай сам: за все время ни одной крошки хлеба, ни одной капли воды не попало тебе в рот. Если бы ты был человеком, ты бы умер. Но ты не человек, Луций. Он бы не стал с тобой возиться, если бы ты был, как все. Да, ты состоишь из плоти и крови, так же, как и я, и все же мы с тобой другие. Ты не осознаешь этого лишь потому, что слишком много времени провел среди людей, в обществе того, с кем быть не должен. Пойдем со мной, и я покажу тебе другую сторону жизни. Не ту, которую ты привык видеть. Пойдем, я покажу тебе, что власть не главное, – он протянул руку в ожидании решения генерала.

– Власть? Да что ты знаешь о ней?!

– Возможно, я знаю о ней гораздо больше, чем ты. Если и ты хочешь узнать, пойдем.

– Хочу, – Луций схватился за протянутую ему руку.

Он слышал шуршание скромной одежды, видел лицо, склоненное над ним, с глазами небесного цвета. Сильными руками незнакомец обхватил его. Он был крепок телом, словно солдат, плотник или каменщик, хотя и прост сложением. Позволяя изможденному Луцию опереться на свое плечо и бережно придерживая его, он нагнулся и загреб ладонью горсть песка из-под ног.

– Ты что, знаешь куда идти?

– Кто никогда не терялся, всегда знает свой путь. Даже если он пребывает в темноте. Открой рот, Луций.

Человек поднял руку вверх и стал сыпать песок генералу на язык. Песчинки, выпадая из его руки, превращались в прохладные капли воды. Луций жадно глотал влагу, пораженный увиденному.

– Утолил жажду?

– Да-а-а… – протяжно ответил генерал, вытирая рот.

Меч на его поясе неимоверно отяжелел, словно был отлит из свинца или высечен из гранита. Луция клонило к земле, он припадал на одно колено, но спутник помогал ему подняться. Вскоре рука сама собой потянула за бляшку, и кожаный ремень упал вниз, освобождая тело от неподъемного груза. Луций выпрямился с такой легкостью, словно все последние годы только и делал, что таскал на своем горбу мешки с зерном. Он глубоко вдохнул, и впервые за долгое время воздух для него был наполнен ароматами природы и свежести, а не запахом серы. Все вокруг преобразилось.

– Как?

– Что как, Луций?

– Как ты превратил песок в воду?

– Я же говорил, что покажу тебе другую сторону власти. По вере его и воздается каждому.

– Как зовут тебя?

– Иисус.

Меч еще долго лежал под полуденным солнцем, которое азартно и старательно раскаляло пустыню. Змеиные глаза из дорогих камней, переливаясь, блестели в лучах светила. Вдруг оружие зашевелилось, из рукоятки показался раздвоенный язык, и клинок свернулся в клубок. Затем стальная змея вытянулась в струну, высматривая направление, куда ушел ее хозяин, злобно зашипела и через мгновение полностью зарылась в песок.