Текст книги "Империя (СИ)"

Автор книги: Алексей Поворов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 52 страниц)

– С чего ты это взял, Корнелий? Мы же пойдем по землям верных херусков. Арминий их вождь, он предан Вару. А кто сможет напасть на нас на подконтрольных землях наших союзников? Не Арминий же, – усмехнулся Ливерий.

Корнелий снова поднял на него глаза: они горели огнем то ли от ярости, то ли от бессилия.

– Брось, не может этого быть. Скажи мне, что я ошибаюсь.

– Арминий предаст нас вместе со своими лживыми сородичами.

– Откуда ты это знаешь?

Корнелий встал и, вложив клинок в ножны, рассказал товарищам все, что видел и слышал в тот роковой вечер, когда сопровождал Сципиона в резиденцию к Вару.

– Вот это новость, – тяжело вздыхая, пробормотал Кристиан. А Вар в курсе? Хотя… Все и так ясно.

– Конечно, все ясно. Арминий – его лучший приятель, правая рука в провинции, герой, помощник Рима! Он распнет нас за такой донос, и это в лучшем случае, – согласился с ним Ливерий.

– Я пытался предупредить, но меня не послушали. Я бы давно, наверное, уже болтался на воротах в лагере, как трус и клеветник, если бы не Публий Мартин Сатурн.

– Я думаю, солдатам об этом знать не стоит, – тихо произнес Ливерий.

– Это точно, – тут же поддержал его Кристиан. – Кстати, спасибо, конечно, за заботу, но я думаю, Ливерий поддержит мое мнение на счет того, чтобы бросить тебя с отрядом одного. Кто ж тебе прикроет спину, если не мы? – он тут же порвал свою грамоту и бросил ее на пол. Как всегда, с улыбкой на лице это сделал и Ливерий.

Скупая слеза скатилась по щеке центуриона. Стиснув, что есть сил, зубы, он прикрыл глаза, после чего отдал им приветствие, ударив себя в грудь и подняв руку вверх. Его друзья сделали то же самое.

– Спасибо. Скажите солдатам, что мы выступаем на рассвете.

– Да, центурион! – ответили они в один голос и поспешно удалились.

Любой из нас когда-нибудь задумывается о том, что чувствует человек, когда умирает, или как он будет вести себя, когда за ним придет эта вездесущая с косой. Однако никто не сможет понять этого прежде, чем наступят тот роковой день, час, минута, секунда, когда перестанет биться сердце и внутрь еще теплого тела попадет последний глоток кислорода. Однако рано или поздно нам всем представится возможность испытать это на себе.

Корнелий спал плохо. Пот ручьями стекал по спине центуриона. Ему снилось, что он идет по лесу. Холодный дождь льет стеной. Он один. Со всех сторон до него доносятся крики умирающих, но дождь такой сильный, что он не может никого увидеть. Судорожно сжимая в руках меч, он с яростью рубит все вокруг себя, словно за стеной воды есть кто-то или что-то. Что-то страшное и непонятное. Двигаясь вперед, он внезапно останавливается и сквозь ливень видит очертания человека. Тот стоит неподвижно и вдруг произносит:

– Спасай детей! – после этих слов почва словно уходит из-под ног. Корнелий падает и оказывается в воде, тяжелые доспехи тянут его вниз. Его охватывает паника от того, что он не сможет выбраться на поверхность. Беспорядочно и судорожно барахтаясь, он старается вдохнуть хотя бы еще один глоток воздуха, но вскоре, устав и обессилев, уходит под воду. Он слышит, как громко и четко пульсируют удары сердца в висках и снова раздается голос:

– Спасай детей! – на этих словах Корнелий вскочил с постели. Он услышал звук трубы, который будит лагерь на построение, а к нему в палатку залетел Ливерий, объясняя, что центурия уже построена и ждет его, а легион готовится выдвинуться. Корнелий быстро оделся, и уже через некоторое время легион покинул лагерь, выдвинувшись туда, куда повел их наместник Германии Публий Квинтилий Вар.

Так три легиона направились прямиком в ловушку, роль которой была уготована Тевтобургской долине близ холма Калькризе. После переправы через реку колонна вошла в труднодоступный, гористый, поросший деревьями и густыми кустарниками регион, называемый Тевтобургским лесом. Погода резко ухудшилась, пошел затяжной дождь. Дорога стала скользкой и ненадежной. Легионерам предстояло форсировать наполнившиеся водой овраги, речки и болота. Солдаты растянулись среди телег и вьючных животных.

– Корнелий, – подбежав к центуриону, обратился к нему Кристиан и, отдышавшись, продолжил. – Мы не выслали разведку, и при этом только наша центурия идет боевым строем. Легионы растянулись на несколько километров, создавая ощущение, что просто прогуливаются здесь. Наши солдаты спрашивают, почему только мы маршируем в боевом порядке?

– Вели им сохранять строй и скажи, чтобы были начеку. Да, и пускай шлемы никто не снимает.

В этот момент на холме послышался крик германцев и из кустов, словно жужжащий улей, взметнулись вверх дротики и стрелы, которые через мгновение дождем обрушились на римлян. Вслед за ними с холма с бешеным криком ринулись раскрашенные боевой краской воины.

– Засада! Центурия, сомкнуть ряды, приготовится к бою! – словно зверь, прорычал Корнелий.

Через мгновение воины сошлись в рукопашной, началась рубка. Шедшие в боевом порядке бойцы Корнелия, успели достойно встретить врага и оттеснить его обратно, не понеся потерь. Остальных изрядно потрепали. Германцы как неожиданно появились, так неожиданно и отступили. Подобрав раненых, римское войско двинулось дальше, однако по мере продвижения противник делал небольшие быстрые вылазки. Не втягиваясь в бой, германцы наносили молниеносный удар и тут же отступали, пользуясь тем, что прекрасно знают местность. Возможности преследовать их не было. Кавалерия и вспомогательные отряды шли где-то впереди. Командиры растянувшегося войска уже не ориентировались в происходящем. С каждым часом давление со стороны восставших усиливалось. И хотя германцы проигрывали по численности и выучке римскому войску, они умело создавали перевес в тех местах, где легионеры были меньше всего защищены. Все это время Корнелий тщетно пытался хоть как-то организовать растянутые войска, которые были поблизости от него и потеряли своих командиров. Ему приходилось действовать на свое усмотрение, так как беспорядок в разрозненном войске был ужасающий. Все это бедствие усложняла отвратительная погода: обложной дождь размывал дороги, воины и обоз вязли в глубокой грязи.

– Корнелий! Корнелий! – подбежав к центуриону, прокричал окровавленный Ливерий.

– Что случилось?! Ты ранен?!

– Нет! Слава богам, это не моя кровь! – чему-то радуясь и улыбаясь, продолжил Ливерий. – Корнелий, ты не поверишь! Кристиан пленил интересного варвара. Похоже, не из простых воинов. Сражался как животное, убил троих наших, прежде чем мы его скрутили.

– Отлично! А чему радуешься-то?

– Как чему? Что живой еще! – рассмеялся снова Ливерий.

– Смотрите, не убейте его раньше времени, я скоро подойду, нужно вытрясти из него все, что сможем. Пускай Аврелий займется этим варваром: мне необходимо знать то, что знает он. Пусть хоть на ремни его режет, но выяснит, где они готовят основной удар. Да, и смотрите в оба: они попытаются его отбить, если он действительно такая важная птица, как ты говоришь.

– Да, командир, все сделаем!

– Постой! Что у нас с потерями?

– Трое убиты, восемь ранено, двое из них тяжело – скорее всего, помрут, до вечера не дотянут. Потери незначительные по сравнению с остальными, и это благодаря тебе. Шли бы, как все, вразвалочку, давно бы половина центурии осталась. А так, держимся! Эх, хотел бы я посмотреть на наместника Вара, когда об этом узнает император, если конечно доживу! – снова улыбаясь, ответил Ливерий.

– Доживешь! Надо дожить! – сухо обмолвился Корнелий.

Вскоре поступили хорошие вести: дошел слух о том, что голова колонны, то есть восемнадцатый легион, сразу после нападения принялся разбивать лагерь под прикрытием семнадцатого легиона. Как только эта информация стала известна Корнелию, он тут же подозвал к себе Кристиана.

– Оповести всех, скажи, что двигаемся к Черной топи. Там наши разбили лагерь!

Медленно продвигаясь под постоянным обстрелом, войска вскоре добрались до укреплений. Не успел центурион войти в ворота, как к нему подбежал префект лагеря и сообщил о том, что весь командирский состав ждет у себя Квинтилий Вар.

Наместник Германии ходил по военной палатке чернее тучи. После того, как войско попало в засаду, он словно постарел на глазах, как-то высох, и теперь нервно дергал шеей и, потирая руки, что-то бормотал себе под нос. В этот момент в палатку зашел Корнелий. Как оказалось, состав командиров изрядно поредел. Германцы что есть силы старались вырезать именно тех, кто командует солдатами, и это было правильно с их стороны. Внезапно Вар побагровел, вены на шее набухли и он, ударив по лицу легата восемнадцатого легиона, проревел:

– Безмозглые, тупые ублюдки! Как я могу полагаться на вас, если вы не в состоянии дисциплинировать мое войско?! Вы не смогли организовать легионы на марше и дать отпор этим дикарям!

– Позвольте, но мы остались без прикрытия! Где была конница Арминия и шесть когорт вспомогательной пехоты?! – внезапно выдвинувшись вперед, проговорил Корнелий. Вар перевел взгляд на него и небрежно произнес:

– Не говори мне об этом варварском выродке! Я не желаю слышать его имя в своем присутствии.

Центурион еще не знал, что Арминий предал их, точнее сказать, он знал, что Арминий – предатель, но не ведал о том, что его конница зашла в тыл и уничтожила вспомогательную пехоту, оставив римлян совсем без прикрытия. Когда ему сообщили об этом, Корнелий, прикрыв глаза и сняв шлем, проговорил:

– Господин, нам нужно отступить. Пока еще не поздно, пока еще есть такая возможность.

В палатке воцарилась тишина. Все понимали, что сейчас центурион, хоть и многоуважаемый, но центурион, просит Вара отступить, то есть сдаться.

– Что еще ты мне посоветуешь, Корнелий?! Может, тебя поставить на мое место? А? Кто еще так думает?!

Все, кто находился в палатке, потупили глаза, пытаясь не смотреть на Вара, который трясся от злости и от понимания того, что Корнелий прав. Был прав еще тогда, когда говорил о необходимости дождаться Тиберия. Но разве может он, Квинтилий Вар, признать, что какой-то простолюдин прав, а он нет? Что он, убаюканный красивыми речами Арминия, повелся на эту авантюру и попал в ловушку? Что тот, кому он верил больше жизни, предал его, а этот Корнелий прав, прав, как всегда? Видимо, не зря ценил его Тиберий, не зря…

– Так кто еще так считает?! Видишь, Корнелий, все за то, чтобы продолжать движение! Или ты не веришь в нашу победу?! А может, ты сомневаешься в силе Рима и его императора?! Когда закончится этот поход, я лично вышвырну тебя из легиона! И никто тебе не поможет! А теперь приводите войско в порядок, лишние обозы сожгите. Завтра выдвигаемся!

В душе Вар понимал, что не прав. После предательства Арминия он и не надеялся подавить мятеж, но хотел хотя бы добраться с войском до зимних квартир в целости и сохранности.

– Безумец! Упрямый выскочка! Глупец! Не понимает, что тянет всех в бездну! – ругаясь, подходил Корнелий к своей центурии.

– Гляжу, все как обычно. Вот я удивляюсь, почему он тебя не отравит или не убьет? Ведь ты у него поперек горла, а все живой. Не понимаю! – рассмеявшись, сказал Ливерий. Казалось, что этот человек всегда пребывал в хорошем настроении. Корнелий иногда думал, что даже смерть, наверное, сумеет его насмешить. – Я так полагаю, Вар ведет стадо на скотобойню?

– Ты прав, хорошего мало.

– Отнюдь! Мы тут часок поработали с нашим гордым варваром, так он захотел тебя видеть. Говорит, что слышал о тебе. Дурь, правда, несет всякую, ну да ладно. Пойдем, сам послушаешь, а то, не ровен час, Кристиан с Аврелием еще перестараются с допросом. Сам знаешь, им только волю дай. Тем более, после сегодняшнего-то дня.

Когда Корнелий увидел пленника, тот лежал на земле избитый и истерзанный. Присев, центурион схватил его за шиворот и произнес:

– Как зовут?!

– Эдгар, – сплевывая кровь и закашливаясь, ответил германец.

– Говори, где вы готовите основной удар? Что задумал ваш предводитель Арминий? Какие племена принимают участие в восстании и кто его организатор?

– Я буду говорить только с тобой наедине!

– Ах ты мерзкое животное! – прокричал Аврелий и с силой ударил пленника ногой в живот. Эдгар скрючился и застонал. – Еще условия свои ставить будет!

– Постой. Успокойся. Если он что-то знает, пусть скажет. Оставьте меня с ним, послушаем, что ему известно и почему он хочет пообщаться именно со мной.

– Как прикажешь, – презрительно плюнув на пол, ответил Аврелий и напоследок еще раз ударил пленника.

Оставшись наедине с плененным германцем, Корнелий молча смотрел на него, а тот, хотя и стонал от боли, все-таки набрался сил, чтобы тоже взглянуть в глаза своему мучителю.

– Что? Ненавидишь нас?

– Вас все ненавидят. Вы приходите в чужие земли, отбираете жилье, кров, убиваете! А все потому, что думаете, что вы лучше других. Считаете остальных дикарями. А сами? Сами утонули в разврате и похоти! Вы сами дикари и звери!

– Все сказал?

Эдгар презрительно смотрел в глаза центуриону, не отводя взгляда.

– Почему ты хотел видеть именно меня?

– Потому что, когда Арминий привел великого человека к нам, он говорил о тебе. А когда твои воины пленили меня, я услышал твое имя и захотел посмотреть на тебя.

– Зачем?

– Желал увидеть того, с кого начнется падение вашей империи!

– Кого привел Арминий? Отвечай!

– Я не видел его раньше. Говорили, что он римлянин. Только вот не знаю, почему он тогда вас так ненавидит? Хотя, наверное, вы уже дожили до того, что стали ненавидеть сами себя! Скоро вы испытаете наш гнев. И люди будут передавать из уст в уста, как мы сокрушили вашу гордыню и веру во вседозволенность! Больше я не скажу тебе ничего! Знай: скоро час расплаты! Не знаю, почему Сципион говорил, что все начнется с тебя. Ведь ты простой центурион, даже не знатного рода. Что ты можешь, римлянин?

– Сципион? Ну, конечно! Арминий бы не додумался до такого сам! – тут же воскликнул Корнелий и серьезно задумался. – Кто же ты такой, раз смог обвести вокруг пальца всех и вся, и для чего тебе нужно погубить столько народу?! Почему не убил меня там, на вилле? И Вара? Слишком много вопросов…

– Что ты можешь, римлянин?! Что ты можешь?! Теперь вы бессильны и не способны ничего с этим поделать! – снова закричал пленник.

– Ты прав! Вот тут ты абсолютно прав. Аврелий! Аврелий! Избавь его от мучений, – спокойно проговорил центурион и пошел прочь от варвара.

Он только услышал, как скользнуло лезвие по ножнам, а после – глухой крик и тихий стон. Пленник был обузой, даже если бы он и рассказал все, что знал. «Старый» воин не оставил бы ему жизни: хороший враг – мертвый враг. Так было всегда. И Корнелий понимал это не хуже других.

Вскоре к нему втайне от Вара пришли командиры других легионов. Он был ниже их по званию, но, к своему прискорбию, они вынуждены были признать, что этот воин знает свое дело и что к его мнению прислушиваются не только солдаты, но и сам Тиберий. Они знали, что Корнелий состоял в легионе преемника императора и не пошел с ним в поход лишь потому, что был ранен. Вар открыто ревновал к военному мастерству центуриона и всячески препятствовал ему во всем. У него давно был приказ возвести Корнелия в примипилы, подписанный самим Октавианом Августом. Но наместник решил попросту забыть о нем, считая, что простолюдин не может иметь такое высокое военное звание. Выслушав пришедших, Корнелий поделился своим мнением об этой операции и дал командирам несколько дельных советов. Обсудив планы на утро, они решили действовать вопреки приказам Вара и идти боевым строем вплоть до места дислокации. Корнелий не сказал им ничего о том, что слышал от пленника, равно как и о том, что знает о предательстве Сципиона. Хотя, кто такой этот странный незнакомец, он не знал. Он прекрасно понимал, что будет, и сознавал, что уже не в силах остановить то, что началось. Теперь нужно было просто дойти до конца. Корнелий устал от глупостей наместника, от причуд его приближенных. Единственное, чего он хотел, – это хоть как-то спасти тех, кем он командует.

На рассвете легионы вышли из лагеря со всеми предосторожностями, как и было решено накануне. Как ни старался Вар ускорить продвижение, как ни приказывал, командиры все как один находили какую-либо причину сохранить боевой порядок и двигаться максимально слаженно всем войском. Путь их пролегал по открытой местности, и подкрасться к идущим колоннам было весьма затруднительно. Но и теперь не обошлось без некоторых потерь, хотя нападения германцев случались явно реже.

– Ох, гляди, Корнелий! Если все пройдет, как надо, проболтаются они, что это ты их надоумил. Ну а там, сам знаешь, сожрет он тебя вместе с дерьмом и не подавится. Давно он на тебя виды имеет, а успех себе припишет, как обычно, – шагая рядом с центурионом, проговорил Кристиан.

– А что, глянь, как они хвосты-то поприжали, почти и не видно никого. Эй, твари волосатые! Что, попрятались крысы лесные?! – проорал, как всегда, с каким-то веселым задором, Ливерий.

– Тише. Не стоит радоваться раньше времени.

– Да брось, доберемся до места расквартировки, дождемся Тиберия с легионами и перебьем этих дикарей, как псов паршивых, – сплевывая в сторону, буркнул Аврелий.

– Они не нападают, потому что у них нет хорошей кавалерии, которая очень пригодилась бы в данный момент, пока мы на марше. А Арминий сейчас, скорее всего, со своими всадниками уже мчится сюда им на помощь. Так что радоваться особо нечему.

– Слушай, Пророк, вот умеешь ты все-таки поднять настроение, утешить, так сказать, своих подчиненных. Мог бы и промолчать.

– А что, Ливерий? Тебе от моего молчания легче бы стало?

На второй день римляне выступили так же осторожно, тесно сомкнутыми рядами. После двухмильного перехода, уже под вечер (утро ушло на безнадежные попытки разведать силы противника), авангард подошел к Дэрскому ущелью, покрытому густым лесом. По его периметру отчетливо просматривались германские силы, которые явно не собирались уступать дорогу.

По римским военным законам нельзя было начинать какое-либо сражение, не обезопасив войска укреплением, за которым в случае нужды можно было бы укрыться для перегруппировки или просто для обороны. Поэтому Вар по совету высших командиров решил разбить лагерь, дабы войско смогло отдохнуть и поесть. А на следующий день, опираясь на него, Квинтилий Вар собирался пробить себе путь через ущелье, приказав всем командирам ударить в лоб, в надежде на численный перевес и лучшее вооружение солдат. Лишь только несколько отрядов он предполагал отправить в обход, да и то через горы, которые имеют слишком пологий склон.

Почти под утро, весь грязный и промокший, шатаясь, к костру, где сидели центурион, Ливерий и Аврелий, подошел, а точнее, добрался на полусогнутых, Кристиан. Упав на колени, он схватил котелок с водой и стал жадно пить. Затем вытерся и, отдышавшись, произнес:

– Жопа! Полная жопа! Ты как в воду глядел. Они готовят там западню для нас. Это ущелье в горах, в самом узком месте, образует проход шириной примерно шагов в двести пятьдесят – триста. Это так, на глаз. Высоких деревьев там нет, только вереск. Рядом течет маленькая речушка. Повсюду болота и топи. Дорога через ущелье раздваивается и пролегает по двум сторонам по склонам гор. Ширина в триста шагов, в принципе, дает возможность для удара, но песок до предела затруднит движение и все равно заставит пробираться по склонам гор. Кроме того, эти твари заранее понаставили засеки в узких местах ущелья.

– Ясно. Значит, все-таки Арминий перехитрил нас. Молодец! Хвала ему и уважение! И что больше всего меня пугает, скорее всего, к утру он будет здесь со своей конницей. Как бы он не зашел к нам в тыл. А где их основные силы?

– Германцы расположились на подступах к ущелью, на песчаных дюнах и на склонах гор.

– Значит, как только мы углубимся туда, они захлопнут мышеловку. Начнем отступать – Арминий преградит путь кавалерией. Как все чудно складывается! Для полного счастья не хватало еще дождя завтра, что бы уж полное дерьмо было. Чтоб если уж вляпаться, так по шею!

– Ну, а что ты предлагаешь?

– Ничего. Надеюсь на грубую силу нашей армии. На то, что нам все-таки удастся продавить их лобовой атакой. Когда туда войдем, слушайте меня. Только меня. А сейчас отдыхаем. Кристиан, там мясо лежит и немного оливок – поешь и отдохни. Ты молодец, но скоро бой, и тебе нужно набраться сил.

С рассветом войско вышло из лагеря и, построившись в боевой порядок, приготовилось к атаке, все ждали только приказа Квинтилия Вара. Сам наместник появился чуть позже. Не спеша, он сел на коня и, оценив ситуацию, подъехал к собравшимся командирам. Раздав приказы, он нехотя махнул рукой. И тут же в разные стороны побежали центурионы, примипилы, трибуны и другие командиры войска, стараясь быстрее отдать приказ своего господина. Прямо на глазах армия, минуту назад казавшаяся бестолковой толпой, начала принимать боевой вид и строй, делясь на центурии, когорты и манипулы. Практически мгновенно, сомкнув ряды, легионы протрубили о готовности начать бой. Публий Квинтилий Вар, сидя на гнедом жеребце, радостно смотрел вперед. Скакун танцевал под ним, поднимаясь на задние ноги, фыркая, тряся гривой – предвкушал битву. Знал ли наместник Германии и бывший пропретор Иудеи, друг самого императора Августа, что это последний день его жизни? Что после мгновения, когда он отдаст приказ атаковать, его имя проклянут в веках, а его самого нарекут самым бездарным полководцем Рима? Что его вычеркнут из манускриптов, а всех, кто принимал участие в битве, предадут забвению? Знал ли, чувствовал ли он это? Никому неизвестно… Но вот роковой час пробил. Рука наместника поднялась вверх и резко опустилась вниз. И мгновенно по воле одного человека тысячи людей пошли вперед. Еще веря в победу и надеясь на успех, под звуки труб и барабанов легионы двинулись в бой.

Первая лобовая атака оказалась удачной. Натиск тяжелой пехоты был настолько стремительным, что легионеры взяли штурмом песчаные холмы у входа в ущелье, наголову разбив германцев. Но постепенно бой принял затяжной характер. Примерно километр от входа в узкую часть ущелья римляне продвигались с боем, тесня германцев.

– Держите строй!!! Не растягивайтесь, они только этого и ждут! – орал во все горло Корнелий, но легионы продолжали ломать боевой порядок, теряя строй и все дальше и дальше втягиваясь в лощину.

Между тем германцы, дождавшись, наконец, когда некогда сомкнутые ряды противника полностью развалились, стали спускаться с гор и буквально нависать над оголявшимися флангами ведущих бой легионеров.

– Вверх! Смотрите поверх гор! Ливерий! Кристиан! Наверху!

Ливерий мгновенно забрался на холм и, спрятавшись за камнем, принялся стрелять из лука, ловко попадая в цель. Кристиан развернул шеренгу центурии и прикрыл тыл ведущих бой спереди.

Германская конница во главе с Арминием, от которой было мало пользы в горах и в лесу, осталась на равнине. Предугадав обход Вара, Арминий атаковал колонны римлян и, разбив их, зашел в тыл основным силам противника.

Сверкнула молния, и первые раскаты грома повергли Корнелия в ужас. Он поднял голову и беспомощно посмотрел на густые свинцовые облака, из которых, словно из решета, полетели первые холодные капли, через мгновение обернувшиеся проливным дождем.

– О, боги! Только не это, – упавшим голосом пробормотал центурион.

Тем временем погода только ухудшалась. Воинам, штурмовавшим песчаные дюны, дождь был не страшен: песок хорошо пропускал воду и даже становился более удобным для передвижения. Но как только солдаты попадали в заросли по склонам гор, почва под их ногами становилась скользкой и ненадежной. Легионеры поскальзывались и, падая, катились пластами к разъяренным германцам, которым оставалось попросту добивать их, беспомощно лежащих. Проливной дождь действовал угнетающе и подавлял боевой дух, одежда намокала и становилась тяжелой, катастрофически быстро нарушалось руководство войсками. Сила натиска ослабела, а вскоре атака и вовсе захлебнулась. Войско оказалось запертым в ущелье. Нужно было перестроиться и продолжить атаку. Но в этот момент Вар отдал приказ отступить и перестроение сделать у лагеря, а продолжить позже.

– Как отступить?! Мы почти закрепились у выхода! Перестроиться можно на месте! Он погубит всех! Что он творит?! – узнав о приказе, проорал Корнелий. И в тот же момент увидел, как вырвавшиеся вперед когорты стали возвращаться к основным силам. Напрасно пытался их остановить центурион. Боевые порядки римлян смешались. Тогда германцы, видя беспорядочное движение врага, разом пошли в атаку. Особенно сильным был удар с фланга, который нанесла конница Арминия. Не выдержав натиска, вместо того, чтобы выполнить перестроение у лагеря, солдаты в панике кинулись внутрь укрепления. Центурия Корнелия, выйдя с боем из ущелья, видела, как конница легата Валы Нумония ускакала прочь, даже не попытавшись прикрыть бегущих воинов от удара Арминия.

– Трусливая сука! Назад! Будь ты проклят! Назад! Они же их всех перережут! – тщетно орал Корнелий командиру кавалерии.

Надежда на спасение была потеряна: германский отряд с криком ринулся на центурию Корнелия, чтобы уничтожить отступающих.

– Сомкнуть ряды! Приготовиться к обороне! Держать строй! Держать строй! Аврелий – ты рядом со мной! Кристиан, Ливерий – вы с правой стороны! Не дайте им разрушить боевой строй!

В этот миг на римлян хлынула людская лавина. Началась нешуточная резня. Яростный взгляд глаза в глаза, хриплое прерывистое дыхание, кровь и отборная ругань. Бойцы с обеих сторон добирались друг до друга, затаскивали противника к себе в строй, добивали его, ломая мечи и копья, доставали кинжалы и резали, резали, резали друг друга. Корнелий пятился назад, отступая по трупам, и все еще пытался удержать строй. И вот в одно мгновение повалили Аврелия. Его крик, донесшийся через шум боя, словно гром, прогремел в ушах Корнелия. Он сразу понял: убили! Обернувшись, он увидел, что от его центурии осталась лишь половина. Половина тех, кого он так берег, берег, словно детей. Обезумев от ярости, он бросил щит, схватил второй рукой меч, лежавший у ног убитого Аврелия, и со звериным рыком кинулся в гущу шевелящихся тел, рук и острого железа. Он без устали рубил и крушил противника, ломая щиты и пробивая доспехи и головы германцев. Его несколько раз ранило, но боли он не чувствовал. Поваленный, он моментально вскакивал и снова кидался в мясорубку. Сбил с ног какого-то огромного германца, который вскользь рассек ему правую сторону лица, и принялся топить его в жиже из грязи и крови, затем долго рубил кинжалом пока тот не раскинул беспомощно руки и не перестал шевелиться. Корнелий стоял на вдавленном в грязь теле, качаясь от усталости и слепнув от заливающей его лицо крови. Он тяжело дышал, и вместо выдоха из его груди вырывались хрипы. Его окружили и прикрыли щитами свои солдаты, и, сбившись вместе, они стали понемногу отступать. Центурион понял, что они отбили атаку. Теперь оставалось надеяться только на себя и попробовать самостоятельно пробраться через горы, чтобы выйти из ловушки. Поднявшись на вал, центурион обернулся и ужаснулся тому, что увидел. Повсюду лежали римские солдаты, войско было уничтожено. Кто-то из выживших бежал лесом, где становился легкой добычей противника, кто-то – назад по дороге, кто-то (немногие) сдавался в плен. Германцы сгоняли живых и раненых в кучу, словно скот. Чуть выше, на ровном холме Корнелий увидел двух всадников. Это были Арминий и Сципион. Хотя они стояли далеко от него, центурион сразу узнал их. Сжав зубы, он поднял вверх окровавленный меч и что есть мочи заорал. Заорал, словно умирающий зверь, так, что его крик заглушил на секунду все вокруг. Германцы обернулись на центуриона и хотели было кинуться вдогонку, но Сципион остановил их:

– Стоять всем! – гаркнул он, а потом, понизив голос, спокойно проговорил Арминию: – Пускай уходят.

Улыбнувшись, он вытащил меч и в знак не то уважения, не то насмешки поднял его так же, как сделал Корнелий. Увидев это, центурион хотел рвануться к ним, но Ливерий и Кристиан стащили его с холма и увлекли в гущу леса, туда, в темноту, подальше от смерти.

– Почему ты остановил моих воинов?! – сведя брови и нахмурившись, злобно прошипел Арминий.

– Сделай лицо попроще, вождь варваров. Ты хотел освободить свой народ от римлян? Ты сегодня сделал это. Ты жаждал мести? Так посмотри вниз: у твоих воинов есть мясо для развлечения. Я думаю, им хватит всем, чтобы утолить свою жажду крови. А на этого центуриона у нас свои планы. Если бы мы хотели его смерти, она постигла бы его еще на пиру. Радуйся, что этим походом командовал Вар, а не он.

– Если ты думаешь, что сможешь управлять мною, ты ошибаешься! И своему хозяину скажи, что ваша заслуга лишь в том, что вы смогли отослать Тиберия. А так, мои воины разгромили бы римлян и без вашей помощи! – ударив коня в бока и тронув поводья, проговорил Арминий.

– Я передам. Ты освободил свой народ от захватчиков, теперь попробуй сохранить независимость Германии от своих же собратьев. И помни, вождь варваров, ты дал клятву моему господину. Боюсь, он не поймет твоей гордыни и измены данному слову.

– Скажи ему, что у меня свои боги, а его бредни я слушать больше не собираюсь!

– Боги у всех одни, Арминий. Ты скоро поймешь это. Вар думал так же, как и ты, но от обещания уйти нельзя, от него можно избавиться только через смерть, – тихо проговорил Сципион и, развернув коня, скрылся в чаще леса.

Почти сутки воины Арминия казнили и пытали захваченных пленников. Прежде всего, германцы принесли в жертву Тору и другим своим богам центурионов и трибунов. Пленных вешали на деревьях, отрезали им головы и прибивали их к вековым дубам. С особой жестокостью варвары расправлялись с захваченными римскими судьями. Почти всем воинам они отрубили ноги, дабы те после смерти не смогли добраться в мир духов и обрести покой. Арминий наслаждался победой: все племена ликовали, празднуя освобождение от римского ига, и он стал для них символом сопротивления завоевателям и был провозглашен королем Западной Германии. Он получил все, что обещал ему тайный хозяин Сципиона. Но, как известно, за все нужно платить. А пока он был на коне и радовался жизни и своей славе.

Корнелий пробирался по лесу с остатками своих солдат и теми немногими, кто присоединился к нему, вовремя увидев, что его центурия отбила атаку и стала уходить. Чудом прорвавшись через кольцо германцев, через четыре дня они, уставшие и измученные, вышли к Рейну и, перейдя реку, вошли в ближайший гарнизонный лагерь, где их встретили свои. Уже позже Корнелий узнал, что Квинтилий Вар покончил с собой, бросившись на меч, дабы избежать позора плена. Что его примеру последовали все приближенные офицеры. Что Арминий, обнаружив труп своего бывшего «друга», в злости отсек ему голову и в качестве подарка направил римскому императору. Что в том злосчастном лесу было уничтожено три легиона отборных воинов. Что всех выживших предали забвению, лишив почестей и наград, выплат и обещанной ветеранской пенсии. Что он, отслуживший столько лет на благо империи, оказался выброшен на ее задворки, как вещь, которая вдруг стала ненужной. Он также пока еще не знает о том, что дома при родах второго сына умерла его любимая жена Оливия. Что хозяйство держится на честном слове оставшихся рабов, которых он привел с прошлых походов и которые трудятся на него из уважения и человеческой преданности к своему хозяину. Все это он узнает потом, а сейчас он лежит на кровати, и лекарь вычищает его раны. Его лихорадит от простуды и полученных увечий. Он не узнает никого вокруг себя, и его жизнь, кажется, висит на волоске. Хриплое дыхание иногда вырывается из его груди, и тогда Ливерий или Кристиан, которые по очереди дежурят у его постели, смачивают ему губы водой и меняют холодную повязку на лбу. В бреду он бормочет лишь одно: