355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Поворов » Империя (СИ) » Текст книги (страница 18)
Империя (СИ)
  • Текст добавлен: 9 октября 2017, 11:00

Текст книги "Империя (СИ)"


Автор книги: Алексей Поворов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 52 страниц)

Так размышлял не только он. Ромул стоял весь бледный, словно смерть, не моргая и не шевелясь. Понтий что-то еле слышно бормотал – молился, скорее всего. Лишь только Мартин брезгливо смотрел на Красса своим остекленевшим взглядом. Луцию даже показалось, что его друг был рад такому стечению обстоятельств, и от этой мысли ему стало еще больше не по себе. Единственным, кто сохранял спокойствие и хладнокровие, был Сципион. Он слегка улыбнулся и, пристально глядя в глаза Красса, произнес, не обращая никакого внимания на стоявших позади него солдат, словно их и вовсе здесь не было:

– Записывай их в легион, Красс. Ты знаешь, кому я служу. Он всегда благодарит людей по заслугам. Очень хорошо благодарит!

– Сципион! Друг мой! – улыбаясь, произнес Красс и жестом руки дал понять солдатам, что те могут быть свободны. – Конечно, я знаю, кто твой хозяин, и понимаю, что у такого великого и благородного человека, как Марк, не может быть плохих знакомых. А уж тем более государственных преступников, которые бы хотели избежать наказания, спрятавшись в армии. И я рад тому, что мы так легко поняли друг друга. Тем более ты наверняка знаешь моего зятя, префекта этого лагеря, Агриппу.

– Конечно, Красс, я знаю его. Я все про него знаю. А теперь будь так добр, возьми перо и впиши парней в список легиона. Не трать даром ни мое, ни свое время. Ведь оно так дорого.

– Ах да, конечно, конечно. Ты, как всегда, прав, – садясь за стол, произнес Красс и снова замер. – А рекомендательные письма есть?

– Есть, Красс, есть. Пиши, а я принесу их тебе сегодня вечером домой и вручу лично в руки.

– Да, да, да, – улыбаясь, принялся было писать, но вдруг снова замер хитрый старик.

Видя это, Сципион тут же добавил:

– И не только письма, Красс. Делай свое дело, и ты будешь вознагражден по заслугам.

– Ну, что вы. Не стоит. Я всего лишь исполняю свой долг и лишь на всякий случай интересуюсь и все проверяю, – после этих слов он, не глядя на посетителей, вписал их имена в заветный список и, поднявшись с места, проговорил: – Ну что, бывшие юноши! Поздравляю вас! Теперь вы солдаты Римской империи, легионеры пятого легиона! Грамоты о зачислении получите завтра утром на построении – их выдаст вам центурион Публий. Амуницию и оружие возьмете на складе, тоже завтра. А пока ступайте в казарму, легионеры. Вас туда доведет тессерарий[5]5
  Младший офицер.


[Закрыть]
, он уже ждет вас у выхода.

Парни, не зная, что ответить, словно дети, неловко попятились к двери. Выйдя на свежий воздух из темного помещения, они, жмурясь от солнечного света, стали пристально всматриваться в шныряющих повсюду солдат, пытаясь угадать, кто из них должен проводить их в казарму.

– Ну что, поздравляю вас, – спокойно произнес Сципион, который вскоре вышел следом.

– А что нам теперь делать? – растерянно поинтересовался у него Луций, понимая, что они попали туда, где больше не будет их привычной, размеренной и такой понятной жизни. С этого момента они с потрохами принадлежат своим командирам и империи, которая практически с самого рождения тыкала их в грязь лицом. И как только они поднимали голову, на них сверху вновь опускался ботинок, отправляя несчастных на самое дно жизни.

– Когда стемнеет, ты, Луций, придешь к Марку. Он будет ждать тебя и даст тебе указания относительно того, как быть дальше. Сегодня вы еще можете делать все, что угодно, – пока не примете присягу, а это будет завтра на рассвете. И да: если вздумаете куда-то улизнуть, не советую вам этого делать. Будет только хуже, и тогда вам действительно уже никто не поможет. Даже Марк. Я тренировал вас два года. Вы подготовлены лучше, чем любой из этих солдат, но вам все равно придется пройти месячный курс обучения – таковы правила. Не стоит показывать всем здесь, на что вы способны, поскольку это лишь озлобит окружающих. Старайтесь быть как можно незаметнее и не конфликтовать понапрасну – еще успеете. Вам нужно будет самим продержаться весь этот месяц, так как к новобранцам никого не пускают, и вас самих тоже никуда не выпустят, а это значит, что я не смогу вам помочь. Все ясно?

– Ясно, – ответили тихим хором друзья.

– Эй! Тессерарий! – сначала свистнул, а затем крикнул Сципион кому-то у колодца. Человек обернулся и, присмотревшись, зашагал в сторону, где стояли парни. Подойдя поближе и рассмотрев недешевую одежду Сципиона, офицер почтительно поприветствовал того, кто так пренебрежительно позвал его.

– Принимай пополнение. Размести их в казарме центуриона Публия.

– Хорошо, – быстро и четко, по-солдатски, ответил тессерарий, затем повернулся к новобранцам и произнес: – Ступайте за мной.

Проходя мимо казарм за своим провожатым, парни с любопытством и естественным страхом перед чем-то новым и непознанным осматривали все вокруг. В стороне, тренируясь, шагали строем солдаты, отрабатывая боевой марш. Чуть поодаль пороли провинившегося, привязав его к лавке. Немного правее новобранцы оттачивали владение оружием на деревянных столбах. Где-то копали рвы, где-то стреляли из лука, повсюду что-то таскали и постоянно ходили люди. Шум и гомон не замолкал ни на секунду.

– Публий? – неожиданно усмехнувшись, проговорил Ромул. – Зовут, прямо как одного из подхалимов Клементия.

– Брось. Мало ли людей с одинаковыми именами. Не может же нам настолько не везти, – почесав затылок, рассудил Понтий.

– Да уж, он нас тогда с потрохами сожрет и не подавится! – вступил в разговор Луций.

Подойдя к своей казарме, они остановились. Тессерарий приказал им ожидать его, а сам ушел за центурионом. Прождав около часа, парни одновременно открыли рты, когда увидели своего будущего командира.

– Твою мать! – прикрыв ладонью глаза и закачав головой, протяжно произнес Луций.

В доспехах центуриона, держа шлем в одной руке, а плетку в другой, к ним направлялся тот самый Публий. Еще издали узнав новобранцев, он шел к ним с мерзкой и довольной улыбкой. Всегда опрятный, с каким-то слишком плавными, женственными движениями, он был призираем Луцием еще с детских лет. Не способствовало любви к нему и то, что Публий всегда старался быть поближе к власти – поэтому-то он и был так дружен с Клементием, отец которого до своей трагической смерти решал очень многое в Риме. Даже в детстве Публий стремился натравить на таких, как Луций, других ребят, чтобы самому остаться ни при чем. Слабый, но хитрый и избалованный, он всегда выбирал товарищей не по характеру и общим идеям, не по духу и интересам – он искал в каждом выгоду. И вот теперь он уже возглавлял центурию, красуясь в начищенных до блеска доспехах, надетых на дорогую одежду. И было понятно, что без Клементия тут не обошлось. Да, Силан давно умер, но связи с его друзьями у семьи остались, и Клементий, наследник богатого и знатного рода, вряд ли бы оказался без поддержки. А протащить за собой своего верного прохиндея Публия для него не составляло труда. Так рассуждал Луций, глядя на приближающегося командира.

– Ну, здравствуйте, девочки! – улыбаясь во весь рот, промолвил Публий. Что ж, поздравляю вас со вступлением в доблестную римскую армию.

– Они от… – хотел было сказать тессерарий, но Публий сразу пресек его речь.

– Я знаю, кто они! Ступай, ты свободен!

Луций смотрел на Публия и не верил своим глазам. Целый месяц до начала военного похода они должны будут беспрекословно подчиняться этому слизняку. Юноша уже в красках начал представлять, что их ожидает. «Эта сволочь с нас живых не слезет и будет всячески способствовать тому, чтобы мы тут и остались, или совсем замордует до такой степени, что хоть в петлю лезь. А ведь он может. Дать бы этой твари меж глаз по его лоснящейся физиономии, так ведь он тогда и прирезать может, и никто его не осудит. Как на командира руку поднять? Никак. Поэтому тварь и лыбится, чувствуя свою безнаказанность и наше бессилие. Все, началась райская жизнь. Теперь мы для него, что грязь под ногтями», – смотря зверем на Публия, думал Луций. А тот только улыбался, ходил вокруг них, рассматривая, будто рабов на рынке, да щерился во весь рот.

– Что ты веселишься?! Подстилка Клементия! – скривив лицо и не выдержав напряжения, произнес Мартин и шагнул было вперед. Но его моментально остановил Луций:

– Заткнись, Мартин, и стой спокойно.

– Что ты сказал? – перестав улыбаться, подойдя поближе к Мартину и посмотрев ему прямо в глаза, спросил Публий.

– Ничего он не сказал, тебе показалось, – почесав бровь, тихо ответил Луций, но тут же получил сильнейший удар в живот, отчего попятился назад, согнувшись от боли. Превозмогая ее, он, тем не менее, прохрипел: – Спокойно, парни, все нормально.

– Я разве с тобой разговаривал, новобранец?! – заорал Публий, брызгая слюной. На его крик тут же подбежали солдаты, но он, остановив их жестом руки, проговорил: – Живите пока! Завтра. Завтра вы примете присягу, и я лично буду следить за тем, чтобы каждый ваш день был похож на последний. Попробуете сбежать, и я подниму всех на уши и объявлю вас дезертирами, а за это, сами знаете, какое наказание. Так что до завтрашнего утра! Дышите глубже! Наслаждайтесь! Клементий будет рад узнать, кто у меня в подчинении. А с тобой, щенок, я еще поквитаюсь! – грозя пальцем Мартину, произнес он.

Понтий развернулся и пошел вперед, уводя подоспевших солдат. Луций, скрючившись и держась за живот, тяжело дышал и морщился от боли.

– Да какого ты не дал нам набить ему морду?! – внезапно повернувшись к другу, раздосадовано спросил Понтий.

– И правда, Луций! Зачем ты Мартина остановил?! Наваляли бы этому гаду по полной! – поддержав Понтия, добавил Ромул.

– Вы что несете?! Кому наваляли бы? Центуриону?! – прокашлявшись и сверкнув бешеными глазами, ответил им Луций. – А от тебя Ромул я такого вообще не ожидал услышать! Миролюбивый ты наш! «Наваляли бы»! Ты что ли ему наваляешь? Вы теперь не на своей родной улице и не в школе! Хотя они и там нам всегда умудрялись навешать…

– Так их всегда больше было! – обиженно возразил Понтий.

– Да какая разница? Зарубите себе на носу: теперь мы в армии, и он наш командир! Тронете его, и вас в лучшем случае через строй прогонят, в худшем – повесят на кресте возле ворот лагеря! А ты, Мартин, в следующий раз держи язык за зубами! Мы все многое пережили, и да, ты пострадал больше всех, но во имя богов – постарайся не плевать смерти в лицо, хотя бы ради нас! Прошу тебя! Сципион велел продержаться месяц, значит, нужно держаться. Сейчас пойдем, осмотримся тут, а вечером я схожу к Марку, узнаю, что нового. А вы постарайтесь в этот месяц не подставлять друг друга из-за глупых амбиций. Сочтемся потом и со всеми сразу. Как говорит Марк, нужно переждать.

Последние шаги наверх дались Ратибору непросто. После того, как Александр ушел, его приковали к стене и не давали ни воды, ни еды. Теперь, закованный в железо по рукам и ногам, он, шаркая босыми ступнями по каменному полу, добрался до выхода из подземелий Колизея. Остановившись у двери, которая вела на поверхность, он отдышался и покрутил шеей, разминая ее. Железо натирало кожу до кровавых следов, но Ратибор уже не обращал на это внимания. Дождавшись, когда стражники отодвинут засов, русич неуверенной походкой вышел на свежий воздух. Яркий свет ударил по глазам, привыкшим к темноте подвала, и Ратибор опустил голову и зажмурился. С непривычки от свежего воздуха у него мгновенно закружилась голова. Он вдохнул полной грудью, наслаждаясь этим мгновением, словно в первый раз очутился на белом свете. Русич дышал глубоко и часто, пытаясь избавиться от ощущения сырости и воспоминаний о темном, до смерти надоевшем подвале с мышами и плесенью. Он стоял бы так целую вечность, наслаждаясь солнечными лучами и дыханием свободного ветра, но тут его в спину бесцеремонно толкнул стражник, так что он, запутавшись в цепях, еле устоял на ногах.

– Ступай, варвар! Чего встал?! – прикрикнул на него охранник по имени Руфус. Он был небольшого роста, щупленький и не очень привлекательный на вид. Стражником при Колизее Руфус оказался после того, как не прошел отбор в армию. Поскольку больше в жизни он ничего делать не умел, а власти ему хотелось, то единственный его путь был сюда. Впрочем, и в охранники его вряд ли бы взяли, если бы не дальние родственные связи с Крассом. Руфус всегда презирал тех, кто выделялся силой и мужеством, которых был лишен он сам. Своей жестокостью по отношению к рабам он снискал себе в подвалах Колизея дурную славу, хотя, как раз она, в конечном счете, и помогла ему стать во главе специального отряда, отвечающего за транспортировку рабов. Именно Руфус приказал приковать Ратибора к стене и не давать ему ни воды, ни пищи, после того, как стало известно, что прежний хозяин продал своего гладиатора, а новый приказал доставить его в свое имение, не удосужившись прислать за ним своих людей. В этот промежуток времени Руфус мог делать с рабами все, что ему заблагорассудится, вдоволь утоляя свою жажду власти. Ведь рабу вряд ли кто поверит, что его не кормили или избивали. Да если бы и поверили, всегда можно было оправдаться тем, что раб пытался бежать, выказывал неуважение, проявлял свою волю – проступок придумать несложно. К тому же какая разница в том рабу? Собаке же не объясняют, за что ее наказывают.

– Куда меня ведут? – не поворачиваясь к стражнику, спросил русич, двигаясь вперед.

– А тебе не все ли равно, раб?! Давай двигай!

Вскоре они подошли к повозке, на которой располагалась клетка из толстой стали – в таких перевозили диких животных и невольников. Ратибора запихали туда и пристегнули за ошейник к одному из прутьев. Оковы с него так и не сняли, показывая тем самым максимальное неуважение к нему. Стражники ухмылялись и шутили над ним, а сами в душе боялись этого варвара, зная, что дай ему волю, он передушил бы их всех, словно беспомощных котят. Легко злить собаку на привязи, но только сумасшедший осмелится делать это, когда она свободна. Пристегивая Ратибора, охранник намеренно затянул его ошейник так туго, что тому стало трудно дышать. От нехватки воздуха и злости воин захрипел, залязгал зубами и попытался рвануться вперед, но сломать железо было вне человеческих возможностей. Закашлявшись и засопев, он посмотрел злобными, покрасневшими от напряжения глазами на своего мучителя.

– Любого дикого зверя нужно держать на привязи! – довольно произнес Руфус и со всей силы ударил по клетке палкой. Ратибор даже не моргнул и продолжал смотреть на него, хищно скалясь и тяжело дыша.

– Ничтожный, безмозглый варвар! – поговорил Руфус и, сплюнув в сторону, стал забираться на повозку.

Обычно рабов перевозили два охранника, но в это раз, учитывая, что раб – гладиатор, и гладиатор отменный, количество стражников увеличили до четырех. Повозка тронулась. Качаясь и трясясь по мостовым, она направлялась куда-то за город, провозя Ратибора по не виданному им доселе Риму, где все было ему чуждо и непонятно. Стражники, ругаясь на толпу зевак, пытались проехать по узким улочкам города. Людей было настолько много, и они были настолько разные, что русич с невольным интересом рассматривал их, а они глядели на него, словно на экзотическое животное. Вот мимо повозки прошла женщина, бросив на него беглый взгляд из-под накидки. У нее были темные, подведенные черной краской, выразительные глаза. Всего мгновение, и она растворилась в толпе, оставив после себя лишь головокружительный аромат духов. Ратибор попытался рассмотреть ее среди людей, но, увы, она исчезла. И снова галдящая, ржущая и шумящая толпа окружила повозку. Вдруг откуда-то из людской гущи вылетело яйцо: ударившись о решетку, его скорлупа разлетелась в разные стороны, обрызгав прикованного раба своим содержимым. Раздался смех.

– Нравится, варвар?! Почти как на арене! Да?! – обернувшись к нему, произнес Руфус и радостно рассмеялся.

Ратибор, не обращая на него внимания, прикрыл глаза. Телега, трясясь по мощеной дороге, медленно увозила его в неизвестность, а перед его мысленным взглядом вновь воскресали картины полузабытого прошлого.

Отец, весь в снегу, зашел в терем. Из раскрытой двери внутрь повалил пар. Он, отряхнувшись, прошел в горницу и, потрепав маленького Ратибора по голове, радостно произнес:

– Сегодня великий день, мой сын! Я устрою пир в честь важного гостя и моего друга!

Колесо телеги попало в яму и клетку, в которой задремал русич, качнуло так сильно, что он невольно приподнял веки. Из переулка выскочил малец в рваном балахоне с капюшоном на голове и, подбежав к стражникам, вытянул руку, явно прося милостыни, но вместо подачки получил плетью по спине.

– Пошел прочь, голодранец!

Маленький попрошайка лишь не по-человечески зашипел и, сгорбившись, снова скрылся в полутемном переулке.

– Такая же мразь, как и ты! – повернувшись к Ратибору, сказал стражник и плюнул в русича. – Надеюсь, тот, кому ты теперь принадлежишь, не будет с тобой церемониться! Давай, старая кляча, пошевеливайся! – заорал он на лошадь и несколько раз огрел бедное животное кнутом. Вскоре телега опять затряслась по дороге, и Ратибор вновь закрыл глаза, пытаясь отрешиться от всего происходящего.

Столы ломились от яств. Слуги то и дело выносили серебряные и золотые блюда, доверху наполненные съестным. Здесь было все: жареные лебеди, перепелки, баранина, огромные запеченные осетры, целые кабаньи туши, хлеб, квашеная капуста, стоялый мед и заморские вина, бочки с пивом. Маленькому княжичу казалось, что за этот стол можно усадить всех людей, которые только есть в отцовских владениях. Рядом с основным столом стоял стол поменьше. Он был украшен подносами, чашами и кубками из чистого золота, среди которых ни одна форма, ни одна чеканка или литье не повторялись. Подле высилось княжеское кресло, на котором восседал отец Ратибора, а рядом с ним находился и сам Ратибор. По правую руку от князя разместилась его ближайшая дружина, по левую – гости, прибывшие из далеких стран: послы, торговцы, ученые и лекари. Но пир не начинался. Князь ждал самого дорогого гостя, ради которого и было затеяно празднество. И вот дверь раскрылась. В нее сначала вошел человек в синем балахоне, лицо которого скрывал капюшон, за ним еще один – высокого роста, в дорогой одежде. Князь с улыбкой поднялся, приветствуя дорогого гостя и указывая ему на почетное место рядом с собой. Как ни старался Ратибор, как ни терзал себя, вспомнить лицо этого человека он так и не мог. Он хранил в памяти многое, иногда даже какие-то мелкие детали одежды, но черты гостя никак не мог воскресить в сознании. Тем временем сопровождавший незнакомца высокий человек не спеша подошел к его отцу. Князь с улыбкой обнял его, словно брата, но тут же замер. Он покачнулся, сморщил лицо, хотел было отстраниться, но гость крепко держал его, прижимая к себе за плечи левой рукой. И тут сидящий рядом Ратибор увидел, как из-под отцовского кафтана маленьким ручейком потекла кровь. Князь побледнел, захрипел, но его дружина не сразу поняла, в чем дело. Те, кто сидели подальше, еще беседовали и шутили между собой, когда сотник князя Ярополк, вскочив из-за стола, крикнул:

– Измена!

Но было уже поздно. В тот же момент в открытую дверь ринулись воины и принялись рубить и резать всех, кто находился за столом. Княжеские дружинники, вооруженные только кинжалами и без доспехов, были обречены. Сам князь, закатив глаза, упал перед убийцей на колени, а тот небрежно оттолкнул его от себя и, сжимая окровавленный клинок, направился к Ратибору. Тогда Ярополк, ловко перескочив через стол, схватил княжича и кинулся с ним по лестнице, ведущей в верхние палаты. Ратибор видел, как убийца его отца ловко расправляется с отборной дружиной, словно перед ним были не воины, а малые дети. Он ужаснулся тому, что напавшие на них воины убивали всех, даже не пытаясь захватить никого в плен. А ведь за тех, кто был на пиру, можно было получить богатый выкуп, но, видимо, цель была другой – живыми они были не нужны.

– Хватайте парня! – скомандовал человек в синем балахоне, который все это время находился возле двери. Воины мгновенно кинулись за княжичем, отпихивая стулья и перепрыгивая через стол.

– Спасайся, Ратибор! Спасайся! – прокричал Ярополк и, схватив меч, который висел на стене, бросился вниз по лестнице навстречу уже поднимающимся по ней солдатам. Княжич еще какое-то время смотрел, как его наставник, не жалея себя, бьется с врагом. Он видел, что дружина отца полегла вся: никто не спасался бегством и не пытался отступить. Ярополк, самый лучший воин князя и учитель Ратибора, стоял на смерть и, уже весь окровавленный, продолжал наотмашь рубить врагов, не давая им подняться наверх и защищая своим телом молодого князя. Высокий и страшный человек растолкал своих воинов и приблизился к утомленному и израненному Ярополку. Отобрав меч у одного из своих солдат, он стер с него кровь рукавом своего дорогого платья и устремился вперед. Сотник поднялся на несколько ступеней выше, посмотрел на княжича и улыбнулся ему, после чего сильнее сжал меч и бросился на убийцу своего повелителя. Ярополк сражался храбро, но его противник был немыслимо ловок и силен, он словно предвидел все атаки могучего воина. Одно мгновение, и острие холодного железа скользнуло по плоти, рассекая ее до костей: Ярополк выронил меч и, стараясь не упасть, с трудом ухватился за перила. Зажимая ладонью смертельную рану, он с перекошенным от боли лицом смотрел на победившего его врага. Даже умирая, он пытался уберечь сына своего хозяина. Окровавленными пальцами он из последних сил ухватился за одежду убийцы, но тот даже не обратил на него внимания. Рука сотника безрезультатно скользнула по платью, а его тело, завалившись назад, скатилось вниз по ступеням лестницы.

И снова Ратибор пробудился от сильного толчка, однако ему не хотелось открывать глаза и возвращаться в реальность. Он жаждал остаться там, во сне, и наконец-то увидеть, вспомнить лицо убийцы. Каждый раз ему снилось одно и то же, но каждый раз разум скрывал от него то, что было ему нужно. И вдруг его пронзило странное чувство – ощущение прошло насквозь, словно врезавшись в кожу. Казалось, он поймал на себе чей-то пристальный взгляд, который нестерпимо сверлил и жег его тело. Открыв глаза, невольник увидел шедшего рядом с повозкой старика в небрежной и пыльной одежде, с густой, растрепанной бородой. Он торопливо шагал, опираясь на посох, и не сводил глаз с русича.

– Что вылупился, старый? Раба ни разу не видел? – недовольно произнес Руфус.

Старик, не отрывая взгляда от закованного в железо пленника, ответил:

– Он не больше раб, чем ты.

– Старик, может, ты ослеп? Это он находится в клетке, а не я!

– Это как посмотреть. Может, это он на свободе, а все остальные для него за решеткой?

– Философ, значит?! – Руфус взял копье и, остановив повозку, спрыгнул на землю.

– Да оставь его, чего ты взъелся? Хорош! Поехали! – закричали стражники, увидев разъяренное лицо приятеля.

– Ты утверждаешь, что он свободный человек и ровня мне?! – подставив острие копья к груди старца, не унимался Руфус.

– Все люди равны. Все рождаются одинаково и умирают одинаково. Разве не так?

– Зато все живут по-разному! – крикнул стражник и, подойдя к клетке, перевернул копье острием к себе и ткнул древком в лицо русича. От удара Ратибор дернулся, из рассеченной брови пошла кровь. – Ну, старик, и кто из нас раб?! Видишь?! Это я хозяин своего положения и своей жизни! А он мерзкий варвар, ничтожество! Такой же отброс, как и ты! – снова и снова ударяя Ратибора, кричал Руфус. Один из стражников подскочил к нему и, ухватившись за копье, произнес:

– Довольно! Остынь! Нам его новому хозяину передать надо, за него немалые деньги заплачены! Ты что, хочешь оплатить его лечение?! С нас же спросят.

– Да брось! Подумаешь, несколько ссадин. Тем более, он был гладиатором на недавних играх. Одной царапиной больше, одной меньше! На этих варварах все заживает, как на собаках! Ну что, старик? Усвоил, кто из нас раб, а кто нет?! – отпихнув приятеля в сторону, спросил Руфус.

– Усвоил. Хочу сказать тебе только одно: жизнь мастерит раму, а картину пишешь ты сам. Если ты не берешь ответственность за написание картины, то за тебя ее напишут другие. Твоя картина уже написана, и написана она не тобой. Ты и сейчас не осознаешь, что ты всего лишь раб своего положения, пленник собственных эмоций. Отпусти ты сегодня этого несчастного, которого ты называешь животным, и ты бы прервал цепочку многих очень страшных последствий. Отнесись ты сегодня к нему по-человечески, и ты бы смог встретить свою старость. А сейчас, Руфус, ты везешь в клетке свою собственную смерть.

– Еще не родился тот раб, который сможет мне чем-нибудь навредить! Ступай и читай свои проповеди такому же отребью, как и ты, старый пес! – злобно усмехнувшись, ответил стражник, залезая обратно на повозку.

Иов еще долго смотрел вслед уезжающей телеге, прежде чем растворился в толпе снующих и вечно спешащих людей. А Ратибор, с разбитым лицом, заплывшим глазом и пересохшими губами, поехал дальше, глядя куда-то в пустоту. Когда они покинули пределы города, был уже полдень и солнце пекло необычайно жарко. Повозка, качаясь на ухабах, везла гладиатора к новому хозяину. Тем временем русич уже твердо решил бежать – во что бы то ни стало, любой ценой, даже если это будет стоить ему жизни. Он уже один раз доверился Александру, который обещал ему свободу после боя на большой арене, но мало того, что он остался жив лишь чудом, так его еще и продали неизвестно кому. Больше верить римлянам он не собирался.

Ратибора доставили к вилле нового хозяина уже под вечер. Повозка остановилась рядом с воротами, и в этот момент ярко светившее весь день солнце внезапно зашло за тучи, с неба потянуло долгожданной прохладой, а поднявшийся легкий ветерок закрутил в хороводе вихрей дорожную пыль, поднимая ее вверх небольшим столбом. Огромное поместье стояло погруженным в полумрак. Никто не вышел встречать прибывших, и только кованые ворота с небольшим скрипом покачивались от усиливавшегося ветра, а тучи темнели, приобретая свинцовый оттенок.

– Тут вообще живет кто? – накидывая на себя шерстяной плащ, изумленно поинтересовался один из стражников.

– Мы туда хоть приехали, Руфус?

– Куда сказали, туда и приехали! Я что, по-твоему, первый раз такой груз доставляю?! Давай вытаскивай его и пойдем за ворота. Не может же быть, чтобы на такой вилле никого не было. Тут, наверное, не одна сотня рабов батрачит!

– Это-то да! Только вот где они все? – спрыгнув с повозки на землю и взяв копье, произнес стражник и направился открывать клетку.

– Подожди, я сам! – крикнул ему Руфус. Он быстро подошел к решетке и отворил затвор. – Эй, раб! Ты меня слышишь?

– Руфус, давай его просто доставим и поедем домой. И так весь день в дороге, жрать охота. На что он тебе сдался?!

– Не твое дело! Дорастешь до моей должности, будешь указывать, а пока закрой пасть! – злобно глянув на стражника, сказал Руфус, после чего вновь обратился к Ратибору: – Эй, раб! Мы приехали!

Русич медленно приоткрыл один глаз, поскольку второй сильно заплыл. Повернувшись на голос, он злобно посмотрел на Руфуса.

– Что вылупился, варвар? Не нравлюсь я тебе?! Так и я от таких, как ты, не в восторге! Отстегните его от прутка! – скомандовал он.

Как только приказ был выполнен, Руфус залез в клетку и, схватив Ратибора за волосы, вытащил его из нее и повалил на землю. Упав с повозки, скованный по рукам и ногам русич попытался подняться, но не смог. Отрывисто дыша и уткнувшись лицом в пыльную дорогу, он лишь беспомощно крутил головой.

– Поднимите эту скотину! – сплюнув в сторону, прикрикнул на подчиненных Руфус. Затем он взял копье, накинул на себя плащ, проверил, надежно ли закреплены оковы на гладиаторе, и, пихнув его взашей, крикнул: – Пошел!

– Руфус, ты куда? Ты знаешь правила: сопровождать должны двое.

– Не учи! Эту сволочь я сам доведу! – снова толкнув Ратибора, ответил стражник и направился к воротам.

Руфус любил показать свое бесстрашие, только, правда, решался на это лишь тогда, когда объектом для его бахвальства был беззащитный соперник. Он никогда не бывал в сражении и даже ни разу ни с кем не дрался. Трус по натуре, он пользовался тем, что все, кого он избивал и унижал, пребывали в абсолютно беспомощном состоянии и не могли ему противостоять. Вот и сейчас, оставив стражников, он в очередной раз намеревался потешить свое самолюбие. Он и прежде нередко в одиночку приводил рослых и крепких рабов в поместья, чтобы хозяева, принимая товар, удивлялись храбрости этого невзрачного человека, который сам, ничего не страшась, приводил к ним богатырей, находиться наедине с которыми было небезопасно. Руфус наслаждался такими мгновениями, убеждая себя в том, что он и вправду великий воин, а эти мерзкие рабы не чета ему.

Пройдя по огромной территории странной виллы, он не встретил ни единой живой души, лишь только ветер, раздувая пыль и поднимая ее вверх, иногда больно стегал песчинками по лицу. Подойдя к огромному, роскошному дому, стражник и раб остановились у входа. Руфус стал нервно оглядываться по сторонам, все сильнее сжимая копье в своих вспотевших ладонях. И вдруг, словно из ниоткуда, из кустарника, который рос возле двери, оплетая довольно большую часть дома вплоть до второго этажа, кашляя и отряхиваясь, вылез толстяк. Не замечая пришедших и что-то неразборчиво бормоча, он пятился на них задом, а обернувшись, аж отпрыгнул в сторону от неожиданности.

– Да чтоб вас чума скосила! Ироды! – хватаясь за сердце и тяжело дыша, воскликнул Асмодей, после чего достал платок и отер пот, обильно выступивший на его толстом лице. – Вы как тут оказались?! Кто вас впустил?! Кто вы такие?! – придя в себя, начал он расспрашивать незнакомцев на повышенных тонах.

Руфус, как и положено, вытянулся по стойке смирно и отрапортовал непонятно откуда появившемуся Асмодею, кто он, откуда и зачем пожаловал.

– А почему мне об этом никто не доложил?! – сделав удивленный вид, ответил ему толстяк, на что Руфус только растерянно пожал плечами. – Странно, странно, господин Марк будет очень недоволен работой своих невольников, когда узнает о том, что в его поместье можно вот так свободно проникнуть! Опять придется кого-нибудь казнить, чтобы успокоить мессира. Что творится в последнее время, что творится?! Рабы вконец ополоумели, бегают по всей территории, прячутся – попробуй их сосчитай, когда я один, а их миллионы. Ну да ладно, что я вам голову морочу, давайте заходите, заходите, господин уже вас, наверное, заждался, – открыв дверь в дом, произнес Асмодей, а сам, проскочив вперед, продолжил болтать. – Какой здоровый этот раб. Силен, поди, как бык. Поражаюсь вам: и как это вы один его сюда привели? И не страшно вам? Вы, наверное, очень смелый и отважный человек, раз не боитесь этого зверя!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю