Текст книги "Империя (СИ)"

Глава XXXII
ПАДЕНИЕ МАРКУСА

Ножницы коснулись колючего стебля розы. Чик. Цветок наклонился, и с него упали на землю серебряные капли росы, в которых отражались блики рассвета. Мария поднесла бутон к губам, от него приятно веяло утренней прохладой. Статуя божественного Августа виднелась в утренней дымке, окутавшей все вокруг белым пушистым покрывалом. Девушка медленно вдохнула свежий, росистый воздух, наполненный многообразием ароматов. По ее телу пробежали мурашки. Хлопая крыльями, на мраморную статую сел белоснежный голубь. Он ворковал и смотрел на девушку, склонив голову. Мария обрадовалась, что не зачастивший к ней ворон посетил ее на этот раз. Она подняла подол длинного платья, чтобы подняться по ступеням, как вдруг позади нее раздался голос:

– Постой, Мария, – тембр был приятный, можно сказать, теплый.

Она замерла от неожиданности, уверенная, что еще секунду назад никого по близости не было. Роза упала на землю, рассыпавшись по ней капельками серебра. Рядом с мраморной статуей стоял человек в прекрасных светлых доспехах, настолько ярких, что хотелось зажмуриться. Его длинные, до плеч, волосы лежали ровно, а в бездонных голубых глазах, казалось, можно было утонуть. Незнакомец обратился к ней, не моргая и не отводя взора.

– Тебе нужно бежать, Мария, и бежать немедленно.

– Кто ты? – растерялась она.

– Меня зовут Михаил. Но сейчас это не имеет никакого значения. Тебе нужно спасаться, или он расправится с тобой. Ты становишься обузой для него, а он этого не потерпит.

– Я не понимаю.

– Анатас сделает так, чтобы Луций избавился от тебя. Тебе нужно уходить, поверь мне. Я и так многим рискую, предупреждая тебя.

– Луций? Но мы любим друг друга!

– Луций сейчас во мраке, он не любит ни тебя, ни себя, никого. Он подчиняется Анатасу – Марку. Грядущие события уже выстроились в роковую цепочку. Ему нужно уничтожить в Луции все человеческое. К сожалению, я не могу помочь остальным, а тебе могу. Я знаю, что ты заключила сделку с Марком. Я помогу тебе скрыться, помогу переправиться в Иерусалим. Там тебя встретит один человек. Я понимаю: ты любишь Луция, но он сейчас опасен для всех и тем более для тебя. Если хочешь спасти его, делай, что я тебе говорю. Знаю, все это звучит странно, но в это нужно поверить. Тебе следует бежать не ради себя, а ради него. Поспеши, Мария. Все скоро закончится: партия почти отыграна, и ему осталось снять с доски последние фигуры. Да-да, вы для него всего лишь фигуры. Помоги мне переиграть его, прошу!

Михаил протянул ей руку. От его бездонных голубых глаз исходило тепло, которое пронизывало ее насквозь, заставляя слушать, заставляя верить, заставляя понимать все то, о чем он не договаривал.

Маркус сидел у костра рядом с братом. Сумерки накатывались на лагерь, пожирая дневной свет. Дым медленно поднимался в высокое небо. Танцующее пламя отражалось в застывшем и пустом взгляде генерала.

– Привет, Луций, – дружеская рука коснулась его плеча. – Хорошая была битва! Ты, как всегда, оказался на высоте.

Генерал обернулся. Перед ним стоял Понтий – единственный оставшийся в живых друг детства, надменный и хитрый, жадный до денег и чужой славы, завистливый, хотя и не предавший ни разу. Наверное, потому и все еще живой. В руке он держал кувшин с вином.

– Если честно, я думал, нас разобьют. Засомневался в победе, когда упало знамя легиона, – на его бледном лице переливались красноватые отблески огня.

Луций перевел взгляд на костер. Поленья щелкали, поднимая вверх огненные искры, которые золотистым вихрем уносились в свинцово-серое небо.

– Благодарить нужно Маркуса. Это он спас знамя. Ты молодец, Маркус!

– Да что уж там, – смущенный Маркус взял у Понтия кувшин и смачно из него отпил.

– Беззащитных убивать труднее, чем воинов. Да, Маркус?

– Он убивал врагов! Понял, Понтий?! А враг – он в любой шкуре враг!

– Я и не говорю ничего против. Все правильно сделал! Приказы не обсуждаются, так ведь?

Уже совсем стемнело, когда к ним подошел один из солдат.

– Генерал! – рука к груди и вверх, движение четкое и отточенное.

– Чего тебе? – Луций вытер рукой губы после глотка вина.

– Там посыльный. Говорит, что он прибыл от Клементия с посланием, адресованным лично вам.

– От Клементия? Интересно. Ну что же, зови.

Часовой привел гонца, тот поприветствовал собравшихся. Молодой парень, на вид лет двадцати, не больше, с обветренным лицом и усталым взглядом, доложил о том, что легион Клементия попал в засаду, и ему пришлось отступить. Галлы перегруппировались и сейчас двигаются на них. Глаз Луция задергался: все понимали, что он был в бешенстве. Его солдаты только что вышли из боя, они были измотаны и не имели намерения сражаться еще с одним войском повстанцев. Расправившись с Бартусом, Луций собирался вести их в Рим, а теперь выяснялось, что враг почти рядом. Рейнский легион Клементия отступил, а ему, Луцию, бежать было некуда. Он отпустил посыльного и уставился остекленевшим взглядом в огонь. Все молчали, лишь поленья едва потрескивали в воцарившейся вокруг костра тишине. Лучшим решением было бы отступить за реку, разбить там укрепленный лагерь и ждать помощи из Рима или Германии. Однако все понимали, что Луций на это не пойдет. Он поднялся, посмотрел сначала на брата, потом на Понтия и сказал:

– Поднимайте легион. Оставьте с ранеными охрану. Мы выдвинемся им навстречу и будем атаковать. Они этого не ожидают.

– Как скажешь, – Понтий нехотя поднялся и отряхнулся. – Только учти, что самоубийство – это уже не война, Луций.

Понтий не спеша удалился к воинам, а генерал еще долго смотрел в темноту, в которой скрылся его друг. «Снова беспрекословное повиновение. Как странно… Словно его подменили! Или мне кажется? Нет, все-таки раньше он вел себя по-другому. Впрочем, раньше и ты был другим, Луций. Верно подмечено: раньше!», – подумал он.

Маркус решил, что ему тоже стоит идти, но Луций его неожиданно окликнул:

– Маркус!

– Да, Луций? – брат остановился.

– Завтра, что бы ни случилось, держись меня. Ты понял?

– Конечно, – юноша улыбнулся.

Маркус понимал, что брат заботится о нем, защищает, как в детстве. В его душе встрепенулась теплота и необъяснимая тревога.

К полудню длинная вереница римских солдат подошла к месту грядущего сражения. Воины выстраивались в боевой порядок. Там и тут слышались приказы, передающиеся по цепочке. Вся эта огромная людская масса походила на единый живой организм невероятного мифического существа с тысячью ног, рук и голов. Луций верхом на коне оценивал превосходящие их почти в два раза силы противника. Он привык сражаться в меньшинстве, пугало другое: его люди были измотаны, многие ранены. Он не переживал за своих солдат, но волновался за вспомогательные отряды и легионеров, примкнувших к ним ночью. Легион Клементия отступал беспорядочно и в спешке, и часть его разрозненных отрядов они собрали, пока двигались навстречу повстанцам. Впереди их ждало войско противника, которое требовалось разбить во что бы то ни стало. Иначе его авторитет упадет, а Тиберий не простит неудачи. В последнее время ни о чем другом Луций и не помышлял: он не боялся и не любил никого и ничего, совсем помешавшись на своей жажде власти и безумной мечте взойти на престол.

К генералу подъехали Понтий и Маркус.

– Думаешь, победим? – спросил Маркус с сомнением.

– Всегда побеждали, – хмыкнул Понтий, похлопывая своего коня по шее.

– Понтий, возлагаю командование пехотой на тебя. Я с Маркусом попробую обойти их сзади и зайти с тыла. Я заберу всю конницу, так что вы останетесь без прикрытия. Тебе нужно будет продержаться, пока мы не ударим с другой стороны. Попробуй потянуть время.

– Ты либо глупец, Луций, либо гений. Не знаю, сколько мы сможем продержаться с открытыми флангами, – Понтий покачал головой и еще раз погладил коня по шее. – Но ты – генерал, так что воля твоя. Надежда только на солдат из твоего легиона, но они не боги – они сильно измотаны.

– Понтий, выиграй для меня это время!

Друг Луция натянул улыбку и медленно удалился. «Снова безоговорочное согласие», – отметил про себя генерал.

– У повстанцев почти нет всадников.

– Ты верно заметил, Маркус, и именно в этом наше преимущество. Если ударим в тыл, победим.

– При условии, что легионеры сдержат натиск.

– Они сдержат. Обязательно сдержат.

Они ушли лесом, чтобы не попасть в поле зрения врага. Понтий отдавал последние приказы перед началом сражения.

– Луций!

– Да, Маркус?

– Давно хотел тебя спросить.

– О чем же?

– Помнишь, у нас была собака, Рем? – юноша сделал паузу, вспоминая пса. Луций не шелохнулся в седле, но его руки сжали поводья до неприятного хруста в суставах. – Помнишь, какой он был преданный и верный? До сих пор с удовольствием вспоминаю, как мы играли с ним. Я тогда еще злился на то, что он слушался только тебя. Почти как человек – все понимал.

– Что-то смутно припоминаю, – сквозь зубы процедил Луций.

– А что с ним стало, когда меня забрал Велиал?

– Сдох. И хватит доставать меня дурацкими расспросами! – Луций обернулся к декуриону: – Перейти на рысь! Ускориться!

– Дурацкими? Он мне жизнь тогда спас! Я все помню. Ты же его сам воспитал. Ты чего, Луций? – изумился Маркус перемене настроения брата.

Но тот был уже далеко впереди и вряд ли его слышал. Маркус пихнул коня в бока, заставляя его перейти с шага на рысь, и помчался за своим генералом.

Все было приготовлено, легионеры ждали решающего приказа. Понтий спрыгнул с коня, передал поводья одному из солдат и зашагал вдоль строя Черного легиона. По флангам расположились воины, отбившиеся от Клементия, и галльские вспомогательные отряды. Гвардейцы Луция выстроились посередине – вся мощь удара придется на них. Понтий поправил белоснежный шарф на шее и поднял голову вверх. В сером небе одиноко кружил большой, черный, как ночь, ворон.

– Подожди немного, и тебе будет, чем полакомиться, – тихо сказал Понтий птице.

Ему вспомнились слова Асмодея: «Делай все, что сказано, не перечь, и мы дадим тебе то, о чем ты мечтаешь». «Интересно, а о чем я мечтаю? Прокуратор Иудеи. Я!», – подумал Понтий и указал войскам гладием на врагов:

– Строем за мной! Дротики наготове! Барабаны, марш!

Бам, бам, бам. Военные барабанщики выбивали из натянутой бычьей кожи ритмичные звуки. Легион тронулся с места.

– Левой! Левой! Левой! – командовали центурионы, их алые гребни развевались над черной массой солдат.

Калиги в ногу поднимались вверх и так же синхронно опускались на землю, вздымая из-под себя облака пыли и стуча в унисон, словно биение тысячи сердец. Звенело железо, лязгали доспехи, гремели барабаны: «Бам, бам, бам». Под ногами дрожала земля. Галльское ополчение сорвалось с места и понеслось навстречу римлянам с дикими криками, поднимая над собой мечи, копья и топоры. Бам, бам, бам. Легионеры шли без единого звука, только бой военных барабанов мерно раздавался с их стороны.

– Приготовиться! – команда Понтия откликнулась многоголосьем центурионов.

Легион наступал. Черные щиты с золотыми черепами стеной двигались на врага. Ноги ныряли в лужи, хлюпали в грязи. Галлы неслись навстречу, уже можно было разглядеть их лица, распаленные от крика и предвкушения битвы, уже можно было прочитать на них презрение к смерти. Страх пропал, оставляя разум совершенно холодным.

– Накрыть их пилумами!

Боевой организм остановился в одно мгновение. Щиты опустились. Копья взмыли в небо, затмевая его. Галлы падали замертво и катились кубарем по земле. Воинственный клич смешался с криками боли и предсмертной агонии. Римские солдаты шли на них, спотыкаясь о трупы, раненые отползали назад. Неожиданно гвардейцы расступились, и сквозь их строй вперед выбежала легкая вспомогательная пехота, атакуя повстанцев из пращей, дротиков и луков. Нестройные ряды варваров окончательно перемешались.

– Готовься! – Понтий прикрыл свое тело щитом.

Гвардейцы пропустили легкую пехоту назад, пряча ее внутри строя, и сомкнули ряды. Галлы волной безумия обрушились на живую стену римлян.

– Ха-а-а! – рука выпрямилась вперед, и гладий острием вошел в чью-то широкую грудь. Потом в другую. – Шагом! Вперед! Держать строй! – Черный легион пришел в движение. – Ха-а-а! – как одно целое вырвались мечи из-за щитов, унося разом сотни жизней. – Ра-а-з! – закричали центурионы, и живой организм сделал следующий шаг, скрыв под своими ногами павших. – Ха-а-а! – взмыли мечи. – Ра-а-з! – легионеры снова сделали шаг вперед, продавливая врага.

Разбив малочисленный отряд конницы, который был послан им наперерез, Луций вывел свою кавалерию в глубокий тыл врага.

– Чего мы ждем? – конь под Маркусом танцевал от нетерпения, перебирая копытами. – Они уже несколько часов сражаются! Луций! Ну!

– Нужно выждать еще. Они знают, что мы отвели конницу. Но не знают, зашли мы им в тыл или нет. Мертвые говорить не умеют. Пускай их резервы втянутся в бой. Тогда мы и захлопнем мышеловку.

Он отвечал спокойно, провожая взглядом полет одинокого ворона. За ним стояли всадники, поправляли доспехи отточенными до автоматизма движениями, молча и без эмоций, словно не люди, а дьявольские создания. Тут и там слышался звук ходящего по ножнам лезвия. Меч должен легко их покидать: даже секунда промедления в бою чревата бедой, а то и смертью. Генерал поднял руку вверх.

– Пора, – тихо сказал он Маркусу.

Впереди, как наваждение, танцевал проклятый карлик. Он с шутовским поклоном указал Луцию в сторону сражения. Генерал встряхнул головой, и мираж исчез.

Мгновением позже живая лавина устремилась туда, где люди резали и убивали друг друга. В такие минуты Луций уже не испытывал ни ненависти к своим врагам, ни зависти к богатым аристократам, ни мыслей о том, кем он станет в будущем при помощи Марка. В такие минуты в его мире существовали только римляне, галлы и проклятый ворон, круживший в гордом одиночестве над полем битвы. Между тем земля вокруг генерала содрогалась от сотен копыт. Всадники, закованные в черные доспехи, широкой волной вытекали из леса и стремительно набирали скорость по полю. Кони неслись, закусив удила, их ноздри раздувались, из-под копыт летел дерн. Луций и Маркус мчались впереди, за ними плотным строем скакали их люди – по своему обыкновению, с каменными лицами, не выражавшими никаких эмоций. Генерал выхватил меч, глаза змеи вспыхнули зеленым светом. Прозвучал горн, и лавина раскололась на три части: Луций с Маркусом остались по центру, другие два отряда зашли с флангов. Всадники выхватывали оружие и гнали лошадей во весь опор. Остановить их было невозможно – если только убить. Галлы поняли это слишком поздно, когда эта чудовищная сила обрушилась на них, сметая все живое на своем пути. Казалось, все кончено, но повстанцы ввели в бой еще не все резервы. Подошедшие свежие силы вступили в схватку, и битва приняла затяжной характер. Маркус сражался рядом с братом. Они рубили людей, будто кочаны капусты, обрушивая на их головы возмездие Римской империи. Постепенно Маркус с несколькими воинами отделился от основной части легионеров и углубился в человеческую массу. Кони топтали людей, а те резали друг друга, не давая никому пощады. В этот момент прибыл посыльный от Понтия.

– Генерал, генерал! Они опрокинули центуриона Суллу с его вспомогательными войсками. Правая когорта почти разбита, и, если мы не ударим по свежим силам врага, можем проиграть сражение.

– Как мой легион?!

– Ваши воины давят противника, но если их обойдут справа, то им не выстоять. Нужно, чтобы ваш отряд отрезал наступающих на Понтия воинов, иначе быть беде. Многие офицеры ранены, я боюсь, солдаты могут дрогнуть!

– Дрогнуть?! – Луций скрипел зубами и дергал щекой.

Перед ним снова замаячил карлик. Он плясал на трупах и кланялся ему, расшаркиваясь в реверансе.

– Маркус! Маркус! Где мой брат?!

– Надо спешить, генерал! Время не ждет!

– Где мой брат?!

– Мы проиграем, генерал Луций! Нас разобьют! Гвардейцы – тоже люди, они не бессмертны! – крикнул ему почти в ухо какой-то декурион. Его глаза были разного цвета, но Луций не обратил на это внимания. – Нужно спешить, командир! Ну же!

– Маркус! Маркус!

– Генерал, мы проиграем битву! Цезарь не простит этого! Все будет кончено! – голос странного офицера проникал в самые недра его мозга. – У славы и власти нет друзей и родни! Убей собаку! Ромул, Мартин – все это лишь путь к достижению величия. Ты и есть величие, ты есть власть, ты есть бог, ты выше людей, выше кровных уз.

Когда Луций пришел в себя, конница уже развернулась, горн трубил отступление, они скакали обратно – ради победы, ради славы, ради его мечты.

– Луций! Луций! Генерал! Куда?! – Маркус орал, что есть мочи, видя, как основные силы уходят, бросая на произвол судьбы его отряд, который буквально таял на глазах. Вот рядом стащили с коня римского всадника и добили на земле. Мгновением позже страшная боль пронзила и его собственное тело: острие копья вошло в плечо, будто жало огромной пчелы. Под доспехами становилось все горячее, пот струился по спине обильными ручьями. Маркус привстал, одним ударом отсек обидчику голову, отбросил ранившее его копье в сторону и продолжил рубить нападавших. Они столпились вокруг него, боясь подходить ближе. Юноша тяжело дышал, у него кружилась голова, от злости трясло все тело. Кровь тоненькой струйкой текла по черно-золотым доспехам. Конница уходила, и в глубине вражеского войска остался лишь он один. В его глазах дрожали слезы. Брат, обещавший защищать его, повернулся к нему спиной. Еще секунда, и озверевшая толпа бросилась на него с диким криком. Маркус закрыл глаза и произнес на выдохе:

– Ненавижу. Будь ты проклят!