Текст книги "Империя (СИ)"

Глава XXIX
ВЛАСТЬ И СПРАВЕДЛИВОСТЬ

Публий шел по влажной германской земле уверенной походкой. Преторианцы недовольно усмехались, когда он шагал мимо них: лоснящийся, одетый в дорогую одежду, надушенный заморскими духами, он куда больше напоминал утонченную женщину, чем бравого офицера. Два дня назад он прибыл из Рима к своему другу, чтобы поддержать его в трудную минуту и обсудить дальнейшие дела. На похороны Кассия он не успел: Клементий отдал тому все почести сам, предав изувеченное тело огню. Теперь Публий должен был отвезти прах друга в Рим и там передать родителям погибшего. Проходя мимо фонтана, он мельком бросил взгляд на играющую солнечными бликами воду. Она с журчанием выливалась из наполненной до краев каменной чаши в нижний бассейн, где плавали и плескались большие рыбы. Рядом с фонтаном была разбита клумба, от которой приятно пахло медом и сладостями. Преторианцы, охранявшие вход в апартаменты Клементия, расступились, и Публий прошел в комнату, но через несколько шагов в недоумении остановился. Все вещи в помещении были разбросаны, а мебель сломана, как после яростной драки. Миловидное лицо Публия медленно вытянулось, а глаза расширились от испуга: он увидел, что за перевернутый стол тянется кровавый след. Гость на секунду замешкался, но, услышав шорохи и всхлипы, медленно пошел на звук по багровым подтекам, которые привели его к перевернутой винной чаше.

– Фу-у-у, всего лишь вино, а как похоже издалека…

Рядом с чашей сидел Клементий: голова взъерошена, глаза красные, опухшие, на щеках слезы. Он всхлипнул, потянулся дрожащей рукой за чашей, посмотрел мутным взглядом внутрь и, отшвырнув сосуд в сторону, разрыдался.

– Клементий, тебе надо поспать. Сколько дней ты уже пьешь?

Публий попытался поднять друга, но тот оттолкнул его.

– Ублюдок! Ты с ним заодно, да?! Тоже заодно?! Вы все, твари, заодно с ним!

– Ты что несешь, Клементий? С кем заодно? О ком ты?

– О ком? О ком?! Об этом выродке Луции! Почему ты не убил его в лагере для новобранцев? Ведь ты мог! Мог! Ты – мерзкий предатель, Публий! Я дал тебе все! А чем ты мне отплатил?! – проорал Клементий и кинулся на Публия, но тот с легкостью уклонился, и пьяное тело друга пронеслось мимо него и с грохотом перелетело через перевернутый стол.

– Проспись лучше! Совсем сдурел! Как я, по-твоему, должен был его убить?! Зарезать у всех на глазах?! И так ломали их хлеще некуда. Я не виноват, что он оказался таким крепким! Любой бы сломался! Любой!

– Любой, говоришь? Но он не сломался, Публий! Более того, он удостоен триумфа в Риме! Ты слышишь?! Триумфа в Риме! А я должен и дальше гнить в этой проклятой варварской стране! Теперь еще и мой друг Кассий мертв! Кстати, он был и твоим другом! Или ты забыл об этом?!

– Я помню его и оплакиваю, но это не значит, что я должен превращаться в животное и распускать слюни, как это делаешь ты! Ты, Клементий, сам сотворил из Луция героя. Не ты ли посылал его на верную смерть? А ведь солдаты прекрасно видели твое отношение к нему, знали, что твои приказы не обоснованы, и понимали, что живым ему не выбраться. Вспомни хотя бы тот случай, когда он разгромил Ульриха!

– Ульриха разгромил я! – взорвался Клементий, брызжа слюной. – Без меня они бы все подохли! Это была моя победа! Это я разбил его армию! Я!

– Конечно, ты, но только после того, как покойный Германик, узнав о том, что Луций держит превосходящие силы противника уже несколько дней одной центурией, приказал тебе выдвинуться им на помощь! А вот если бы ты не выдвинулся на помощь, тебя бы… Сам знаешь, что бы было! Стоит признать, все, что мы делали против него, обернулось ему же на пользу. Без могущественных связей тебе и тем более мне с ним не совладать, Клементий. Нужно трезво смотреть на вещи.

– Кассия убили эти мерзкие варвары! – начал приходить в себя Клементий, вытирая рукой губы, кашляя и сплевывая на пол. – Говорят, в его теле не было ни одной целой кости, будто он упал с небес! Я такое видел, только когда мы запускали варваров в воздух катапультами! Но у проклятых зверей нет онагров! Нет! Понимаешь? Нет! А его тело было похоже на желе, такое же мягкое и бесформенное! Я распял уже многих, кого подозревали в злодеянии, но мне от этого не стало легче! Я думал, что победил, получив должность в Германии. Но это не должность – это заключение, изгнание, ссылка! Я ошибся, – шатаясь, Клементий прошел к сосуду с вином, который чудом остался нетронутым и продолжал мирно стоять в углу комнаты. – Помоги мне, Публий. Я не хочу похоронить свои мечты. Я не могу позволить безродному ублюдку плевать мне в лицо и танцевать на моих костях.

– Что ты хочешь сделать, Клементий? Он командует гвардейцами – легионом, который подчиняется непосредственно Тиберию. Его убийство для нас равносильно самоубийству. Да и как ты хочешь отправить его в царство Плутона? Он прекрасный воин, и с ним постоянно его люди.

Клементий подошел к Публию, склонился над его ухом и прошептал:

– Марк. Нам поможет Марк. Он старый друг моего отца, он всегда помогал мне. Он богат, и у него есть власть. Он правая рука Цезаря. Я скажу тебе, что нужно делать.

Корабли вошли в порт в момент захода солнца, встречая дувший с берега легкий вечерний бриз и вспенивая перед собой обагренную закатом морскую воду. Шум якорных цепей ознаменовал прибытие, солдаты спустили на море шлюпки и приступили к высадке. На берегу царила суета: зеваки толпились на пристани, а матерые работорговцы с дракой пробирались через них вперед в надежде урвать живой товар по бросовым ценам.

Ратибор, пошатываясь, ступил на деревянный помост пирса, оперся одной рукой о бревно и прикрыл глаза.

– Человек должен ходить по земле! Он не морская гадина, чтобы бултыхаться в деревянной посудине по морю, как сельдь в бочке, – русич прижался лбом к теплому дереву, но даже на берегу тошнота не отступала.

– Прекрасно выглядишь! – ехидно воскликнул Понтий, проходя мимо Ратибора, но тот только отхаркнул вязкой слюной, не обращая внимания на издевательство друга.

Вскоре пристань превратилась в огромный рынок. Чтобы выйти в город, Луций был вынужден протискиваться через толпу торгующихся, продающих и покупающих людей. Плебс походил на мух, облепивших распятое тело. Народ словно нюхом чуял приход кораблей: даже в условиях соблюдения строжайшей секретности, люди, как насекомые, собирались там, где было, чем поживиться. Если Рим сравнить с телом, то живущий в нем народ впору считать его кровью, постоянно пульсирующей по артериям-улочкам. Прекрати это движение, и каменный монстр умрет.

Хождение по морю выматывает человека, а новичка изнуряет вдвойне. Привкус морской соли все еще стоял в глотке Луция. Облизывая обветренные и потрескавшиеся губы, он пробирался к ближайшей лавке на запах жареного мяса, пытаясь не потерять его в какофонии множества наполнявших город ароматов.

– Проклятый и ненавистный Рим, как я скучал по тебе!

– Вода! Холодная вода! – мимо генерала пронесся мальчишка с запотевшим глиняным кувшином.

– Ваши ребрышки, господин, – продавец уложил хорошо прожаренное мясо на ломоть хлеба. – Приятного аппетита!

Отойдя в сторону, Луций начал жадно поглощать сочные свиные ребрышки: горячий жир тек по его пальцам, обжигал язык, но генерал продолжал есть. Не слишком изысканная, но привычная с детства пища казалась ему удивительно вкусной. На пристани жизнь кипела круглосуточно: здесь никогда не стихал гомон, даже после того, как солнце исчезало с небосвода. Мимо то и дело пробегали дети, попутно приставая к прохожим с предложением купить какой-нибудь товар. Луций провалился в воспоминания о тех временах, когда он и сам бегал с друзьями по рынку в поисках покупателей на урожай, который привезли на продажу их родители. Много воды утекло с тех пор, многое поменялось – остался прежним лишь вкус дешевого жареного свиного мяса.

– Человек с возрастом пресыщается жизнью. Все, что остается для него святого, – это детские воспоминания. Обычно они приукрашены его сознанием, так как он толком уже и не помнит всех деталей. И все же они – самое ценное, что у него есть.

– Что? – Луций повернулся, перед ним стоял Асмодей и улыбался.

Он был такой же неизменно толстый и смешной, никогда не унывающий, с поросячьими глазками и трясущимся подбородком.

– Я рад твоему возвращению! Весь Рим восхваляет твое имя и славит тебя как победителя. Ты молодец, как всегда, на высоте!

– Мне слишком дорого далась эта победа, – слизнул с пальца жир Луций.

– Да, я слышал о том, что ты потерял друга: храбрый Ромул пал в битве, спасая тебя, – Асмодей произнес эти слова серьезно, с сочувствием, но в его глазах мелькнула насмешка.

Луций, пытливо глядя на собеседника, медленно прожевал мясо и с трудом проглотил его.

– Да, это так. Мой друг пал, спасая меня и мою мечту. Нашу мечту.

– Это горе не только для тебя, Луций, но и для всех нас. Жаль, что у него не осталось наследников, ведь он владел отличным имением.

– Я отдал его Маркусу, – сухо бросил Луций.

– Поистине мудрое решение. Кто, как не Маркус, достоин этого больше других? Ты не только храбр, генерал, но и умен.

От этих слов голова у Луция закружилась, в ушах зазвенело. Ему на мгновение показалось, что этот толстяк знает правду и просто издевается над ним. В глазах начало темнеть, и вот уже он вновь видит, как Сципион идет по мраморному полу: шаги глухие, по-военному четкие, на руках Юлия. Он переводит взгляд и замечает мертвое лицо лежащего на полу Ромула. Тот внезапно открывает глаза и смеется…

Луций вздрогнул и уронил мясо. Асмодей что-то говорил, не глядя на генерала, но Луций его не слышал.

– Цезарь приглашает тебя к себе, благородный и храбрый Луций Корнелий, – голос толстяка наконец-то пробился в его сознание. Асмодей повернулся и немного удивился растерянному, бледно-землистому оттенку лица генерала. – Тебе нужно отдохнуть после плавания. Оно утомляет, я знаю. А затем Тиберий будет ждать тебя во дворце. Марк, кстати, тоже придет туда: он очень хочет встретиться с тобой.

Асмодей хлопнул Луция по плечу своей пухлой ладонью. Его поросячьи глазки смеялись, несмотря на то, что лицо выражало задумчивость и понимание. Он слегка кивнул головой и, не дожидаясь ответа генерала, ушел, с трудом унося свое грузное тело на толстых коротких ножках.

Большое круглое помещение украшали по периметру резные скульптуры богов и древних героев. По стенам расходились росписи и мозаики. Весь зал был отделан дорогим разноцветным мрамором, а окна и двери выполнены из редких сортов дерева с бронзовыми вставками, начищенными так, что в них можно было увидеть свое отражение. Посреди зала находился бассейн, в котором лежал Луций. Его лицо накрывало влажное и теплое белоснежное полотенце, вокруг пахло благовониями, на воде монотонно покачивались лепестки роз. Генерал иногда вздыхал и потягивался, отчего звук потревоженной воды эхом проносился по помещению, тысячекратно отражаясь от идеально гладких стен.

– Знаешь, как называют тебя германцы? Ма-а-ра-а! – произнес Германик синими губами мертвеца.

Луций вздрогнул и поднял руку. Вода потекла с нее вниз, и обильные капли ударились о теплую гладь бассейна. «Кап-кап-кап-топ-топ-топ», – звук падающей воды сменился четкими шагами Сципиона, несущего на руках Юлию. И снова: «Кап-кап-кап», – теперь уже капли крови разбивались о пол. Луций что-то мычал под полотенцем, вода в бассейне дрожала и качалась.

– Мара. Бог хаоса и беззакония, зло, пожирающее человеческую сущность, – тихо отчеканивал каждое слово мертвый племянник Цезаря на ухо Луцию.

– Нет… Нет… Я всего лишь хочу справедливости… Нет… – крутя головой из стороны в сторону, шептал генерал под полотенцем.

– Я говорил: не трогай орлов! Я говорил! – медленно поднялся из бассейна призрак Вара: сначала над водой показались его волосы, затем глаза. Он произносил слова, булькая и вдыхая в себя воду, отчего его голос становился дребезжащим и особенно страшным. Луций чувствовал его холод, но боялся снять с лица полотенце. Он уже не понимал, сон это был или реальность.

– За что ты убил моего сына, Луций? За что? – голос Ливерия, голос из детства прозвучал рядом, совсем близко.

– Луций, друг мой, разве я не был тебе предан? За что ты так поступил со мной? – Ромул подходил все ближе и ближе.

Перед генералом проплывали тысячи распятых и казненных, тысячи глаз, сверлящих его ненавидящими взглядами, тысячи ртов, проклинающих его. Вдруг мертвое тело друга наклонилось над ним и протянуло руку к теплому полотенцу. Луций замер в оцепенении, все мышцы напряглись. Ромул улыбался ему синим лицом, на его горле четко виднелся след от веревки. Он взял полотенце за край и начал медленно стягивать. Луций вскочил, словно распрямившаяся пружина, схватил мертвеца за грудки и сбросил в бассейн. Тот задергался. Брызги полетели в разные стороны. Ромул пытался вырваться, но Луций всей массой прижал его ко дну, от напряжения вены на его теле вздулись.

– Ты предал меня, сукин ты сын! И теперь ты мертв! Ты мертв! Вы все мертвы! А я жив! Я – власть! Я – власть и справедливость! Я не позволю никому встать у меня на пути! Это моя мечта! Моя мечта! Ты предал не только меня, но и мою мечту! – впиваясь руками в тело друга, орал он что было силы.

Затем Луций рванул тело из воды и в ужасе замер.

– Нет. Нет, нет, нет! Н-е-е-ет! – его истошный крик, казалось, взорвет мрамор. – А-а-а-а-а! Нет! Мария! Нет! – на его руках лежало обмякшее тело девушки с запрокинутой назад головой. – Прошу, нет! Нет, это не я! Нет! Ну как же так, а?! – Луций вытащил ее из бассейна и положил на бок. – Мария, Мария! Нет! – его руки тряслись, а по щекам текли то ли слезы, то ли капли воды с мокрой головы. Он нервно ползал вокруг возлюбленной, завывая и боясь к ней прикоснуться. – Прошу, прошу, не умирай! Прошу! А-а-а-а… – генерал подхватил ее на руки, беспомощно кружась и прижимая ухо к ее груди. Она не дышала. – Меня! Меня заберите! Меня! – взвыл он так, что от его крика прогнулись и задрожали стены.

Луций упал на колени, выдохнул густой теплый пар изо рта и только теперь понял, что вокруг него стало невероятно холодно. Он смотрел, как ресницы Марии покрывались инеем, а ее мокрые и мягкие волосы твердели. Вода в бассейне стала с треском кристаллизоваться и вскоре облачилась в лед. Из-под входной двери, сочась сквозь узенькую щелочку, заструился черный туман и потянулся к генералу, образуя силуэт, похожий на человеческий. Луций зажмурился.

– Милорд сказал, пускай живет. Пока живет! – насмешливый голос показался Луцию знакомым. Он медленно разжал веки: перед ним стоял тот самый карлик с разноцветными глазами. – Хорошенькая она, правда? Я-то надеялся, что ты эту стерву все-таки утопишь. Вот бы твой дружок порадовался, а? Ха-ха-ха! Ты зверь, генерал! Зверь! А зверь не жалеет о своих поступках!

Карлик тронул девушку рукой и превратился в черное облако, которое тут же растворилось в воздухе. Луций сидел и боялся пошевелиться. Вскоре его руки почувствовали теплоту человеческого тела. Девушка вздрогнула, из ее рта потекла вода, она захрипела и закашлялась.

– Мария… Жива… – он схватил ее и прижал к себе, покрывая поцелуями.

– Ты меня спас. Спасибо, – она мило улыбнулась, глядя ему в глаза, словно ребенок, – доверчиво и наивно.

– Что?

– Я упала в бассейн. Это последнее, что я помню. Ты спас меня.

– Спас, – еле слышно прошептал Луций и прижал ее к себе еще крепче. – Спас.

Праздничная музыка разносилась переливами и трелями по вечному городу. Музыканты со всех концов света, танцовщицы, акробаты и дрессированные звери развлекали народ. Императоры Рима умели отдыхать на широкую ногу – дай только повод! А повод был: Такфаринат разбит в Северной Африке, с мятежом наконец-то покончено. Покончено так, что еще долгие годы люди будут бояться даже думать о непокорности римлянам. Два дня назад отгремел триумф в честь Луция Корнелия Августа, генерала Черного легиона, усмирителя повстанцев, и теперь виновник торжества сидел на почетном месте рядом с самим Цезарем. То и дело к нему подходили разные люди, заискивающе улыбались, представляли своих друзей, сыновей, дочерей, рассказывали о том, кто они и чем занимаются, пили за его здоровье и удачу, прославляя его. Луций едва улыбался и одобрительно кивал всем, кто подходил к нему, но не потому, что ему так хотелось, а потому, что так было принято и так было надо. Понтий, сидевший с ним рядом, напротив, пытался запомнить всех почитателей. Луций не нуждался в новых знакомых, а вот его другу, который собирался стать чиновником, они были просто необходимы. Понтий мечтал о власти. Нет, он мечтал не о такой власти, которую хотел Луций, – он мыслил намного приземленнее и скромнее. Он жаждал походить на аристократов, одеваться, как они, вести себя, как они, жить, как они, тогда как Луций при одном только взгляде на их лица чувствовал тошноту. Прогнившие изнутри, визитеры внешне источали власть и пафос. Пустые слова, пустые действия, пустые разговоры – генерал понимал, что, изменись его положение, они тут же бросили бы его в самую глубокую и темную яму, и ни один из них не вспомнил бы об этом торжественном дне и об этом льстивом славословии.

В висках заломило. Луций извинился и вышел на террасу, где, опершись на балюстраду мраморных перил, медленно втянул ноздрями свежий воздух. Здесь он мог побыть собой настоящим. Генерал оглянулся на огромное сборище людей – жрущих и смеющихся, омерзительных и гадких, наглых и самоуверенных, похожих на жирных свиней, которые, казалось, вместо разговора визжали и хрюкали. Свиньи в дорогих тогах пили вино, противно отрыгивали, с аппетитом чавкали и звонко били копытами, когда самый толстый кабан в лавровом венке Цезаря произносил хвалебную речь.

– Слишком жарко там. Ты так не считаешь?

Луций увидел Марка, в руках у которого были две чаши с темным, почти черным греческим вином, манящим свежестью и прохладой: его недавно пропустили через лед, чтобы снизить крепость и остудить. Сенатор протянул одну из чаш генералу.

– Ты прав, – Луций отпил глоток живительной влаги.

– Мои соболезнования.

Марк сказал это вскользь, глядя на веселящихся людей и медленно потягивая вино. Луций залпом допил свое и кивнул головой в знак согласия.

– Правда, они похожи на свиней? – снова как будто бы невзначай произнес сенатор.

– Хм. Я тоже об этом подумал.

– Бесполезные трутни. Пчелы таких убивают по осени, чтобы не жрали зазря мед. А Тиберий, наоборот, окружил себя ими. Истинный правитель не должен зависеть ни от кого, даже от своей родни, не говоря уже о друзьях или просто знакомых. Предавшего нужно устранять. Избавляться от него, как от конечности, зараженной гангреной, иначе очень скоро такая зараза убьет весь организм, – Марк пристально всмотрелся в собеседника. – Мне жаль, что ты потерял друга. Правда, жаль. Надеюсь, он отдал жизнь не напрасно. Слышал, он погиб, спасая тебя?

– Марк, я… – Луций сделал шаг вперед, но его прервали.

– Луций Корнелий Август! Мое почтение! Меня зовут Антоний, – неожиданно появившийся на террасе незнакомец протянул генералу свою руку.

Луций по заученному и уже изрядно надоевшему ему порядку приветливо улыбнулся, кивнул головой и пожал руку в ответ. Очередной болтун, будь он проклят!

– Очень приятно, рад знакомству!

Рядом с Антонием стояли трое мужчин крепкого телосложения, по всей видимости, его телохранители. Он повернулся к Марку с приветствием. «Похоже, Марка знает весь Рим», – подумал Луций, продолжая растягивать лицо в улыбке и делая вид, что он несказанно рад этому человеку, которого видит впервые в жизни. Здесь он многих видел впервые. И почти все из них завтра будут им забыты.

Антоний о чем-то долго рассказывал, подливая вина в чаши. Из разговора Луций понял, что человек поднялся на работорговле и хотел бы сопровождать его в походах, дабы забирать рабов, а полученную выручку делить пополам. Те же, кто стоит у него за спиной, его помощники и охранники. Старший из них – Константин, ему подчиняются Гай и хромой Герман, которого они в насмешку называют Хромоножкой.

– Я прекрасно тебя понял, Антоний. И предложение твое меня заинтересовало, только давай обсудим это в другой день. Я пришлю к тебе своего человека, и вы обговорите с ним все детали.

– О-о-о, Луций, Вы меня обнадежили, я с нетерпением буду ждать нашей новой встречи, – они подняли бокалы и выпили.

Антоний со своими людьми удалился.

– Несколько лет назад со мной не хотели общаться, Марк. Теперь же складывается впечатление, что все вокруг только и мечтают об этом. А вот мне сейчас этого не надо, – Луций поставил чашу на широкие перила.

– Так случается всегда. Люди, что тут скажешь. Но с этим человеком я бы на твоем месте поговорил: дополнительный доход никогда не помешает. Лучше было бы сначала послать к нему Ромула, но он, увы, теперь в другом мире. Пошли к нему Мартина!

– Мартина? – изумленно переспросил Луций.

– Ну не Понтия же? Понтий обманет тебя при первом удобном случае. Да, он храбрый и смелый воин, он не предаст никогда на поле боя, но вот насчет денег я не уверен.

– Ха! Пожалуй, ты прав. Ладно, пускай будет Мартин!

Луций посмотрел на то, как завораживающе двигались танцовщицы, как искусно вытворяли трюки акробаты, а затем опустил глаза и задумался.

– Мне кажется, я схожу с ума, Марк.

– Сходишь с ума? Почему ты так решил?

– Я вижу мертвых.

– Я тоже. Каждый день. Но это не значит, что я сумасшедший.

– Я серьезно, Марк.

– Так и я не шучу. Луций, ты просто видишь то, чего не дано видеть другим, вот и все. Ты выше остальных, лучше них всех. Диоген жил в бочке, разве он был сумасшедшим? Пифагор, Архимед, Александр, Цезарь – я могу перечислять имена бесконечно. Они все были не такими, как обычные люди, поэтому их имена остались в истории. Ты, Луций, тоже не простой человек, поверь мне. И не стоит тебе корить себя за совершенные деяния. Тебе разрешено то, что не разрешено остальным. Как говорится, что позволено Юпитеру, не позволено быку. Впиши свое имя в историю так, как ты умеешь. А лучше всего ты умеешь убивать, Луций.

– Ты научил, – сухо ответил генерал.

– Научить этому можно любого, разница в том, что у тебя это в крови. Я просто раскрыл твои таланты. Человеку нужно указать путь. Твой путь – править миром.

– Тиберий правит миром. Он – император.

– Людям свойственно умирать. А императорам свойственно умирать внезапно.

Марк произнес это так легко и просто, что Луций на мгновение впал в оцепенение, из которого его вывел голос Тиберия: Цезарь быстро шел к ним с распростертыми руками, а за ним с трудом поспевали его рабы.

– Луций, я повсюду тебя ищу! Марк, и ты здесь?!

Марк почтительно склонил голову, Луций сделал то же самое.

– Марк, ты посвятил нашего генерала в мои планы?

– Нет, Цезарь, я думаю, вам лучше поговорить с ним лично. Тем более, это ваше решение.

– А ты прав, Марк. Что же, пройдемте, обсудим все в более уютном месте.

Марк загадочно пожал плечами и похлопал Луция по спине.

– Пойдем, пойдем.

После того как солнце склонилось за горизонт, Луций Корнелий, генерал Черного легиона, получил такую власть, о которой простой человек мог лишь мечтать: он взял под свое командование преторианскую гвардию. Марк убедил Тиберия в необходимости этого, убедил так, как умеет убеждать один лишь он, попросту навязав другому свою волю и заставив Цезаря принять его идеи за свои собственные. Теперь всеми солдатами, которые защищали самого императора, командовал Луций. Он сразу по достоинству оценил новую должность: подарок, который преподнес ему Марк, недооценить было просто невозможно. В тот вечер они только обсуждали это назначение, но уже совсем скоро Луций значительно преумножил свое влияние и в рядах армии, и в императорском доме. Он собрал рассеянные по всему Риму когорты в один общий лагерь и присоединил преторианцев к своему Черному легиону. Теперь их численность и мощь внушали панический страх. Невероятная сила сосредоточилась в руках генерала Луция, и эта сила ждала подходящего момента, чтобы обрушиться на того, кого она была призвана охранять. Начало положено – Марк собирался избавить мир от мессии.