Текст книги "Play (СИ)"

Автор книги: Александра Соколова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 38 страниц)

И она отвела эти ладони. Положила на них свои и отвела в сторону.

Ася в ответ только руками всплеснула и отвернулась, будто говоря: «Я так и знала».

Но она ошибалась. Ксения не ушла, не закрылась, она сглотнула ненужные слова и через голову стянула свою футболку. Кожа на обнаженной груди покрылась мурашками от холодного ночного ветра, залетающего в окно.

Глядя на Асину спину, она расстегнула брюки и позволила им упасть к ногам. Перешагнула, и стянула трусы.

Теперь она стояла совершенно голая, не ощущая больше холода, безумными глазами смотрела на вздрагивающие Асины плечи и силилась проглотить ком, подступивший к горлу.

-Обернись, – ей казалось, что она сказала это сильно и властно, но на самом деле звук еле-еле вырвался из пересохшего рта.

Ася послушалась. Ее взгляд в мгновение ока скользнул по Ксениному обнаженному телу, зрачки расширились, и пальцы сжались между собой до белоты.

-Это – твое. – Сказала Ксения. – Все это – твое. Если бы я могла вывернуть себя наизнанку и показать то, что внутри, ты бы увидела, что и это – твое тоже. Но я не могу. Ты либо веришь мне, либо нет.

Она развела руки в стороны, позволяя Асе продолжать смотреть. Голова кружилась в водовороте ощущений, которым не было названия, а кожа как будто покрывалась морщинами в стремлении спрятать хоть что-то, хоть что-то оставить себе. Но Ксения не давала. Она разводила руки шире и шире, пока они не оказались подняты вверх.

Ася сделала шаг вперед и положила ладонь на ее живот. Она едва прикоснулась, но это было как будто сильный удар, пробивающий кожу и доходящий до самых костей.

-Твоя учительница или я? – Спросила она, не убирая руки.

Значит, она все-таки поняла тогда. Значит, она все-таки оказалась способна понять.

-Ты, – выдохнула Ксения, опуская руки вниз. – Всегда ты. Тогда, с Леной – это была ты. С Ирой – это была ты. С Лекой – ты. И с Ольгой – ты. Всегда – только ты.

Она не поверила своим глазам, когда Ася убрала руку с ее живота и молча стала расстегивать блузку. Через несколько секунд они стояли друг перед другом одинаково обнаженные, и Ася вдруг сделала то же, что Ксения минутой раньше – она начала поднимать руки.

«Я твоя», – говорил этот жест, открывая все больше и больше.

«Я твоя, и все во мне – твое, и все, что у меня есть – твое».

А потом она сделала шаг. И опустила ладони на Ксенины плечи.

-Если мы сделаем это, то расстаться будет еще труднее, – сказала Ксения, стоя навытяжку.

-Я знаю, – ответила Ася, и, наваливаясь всем телом, опрокинула Ксению на пол.

Она ударилась затылком, но даже не заметила этого. На себе – на обнаженном теле – на каждом сантиметре своей чертовой кожи – она ощутила Асю. Она обхватила ее руками и ногами, пытаясь обнять целиком, и зашипела от невозможности это сделать.

Это было так непохоже на все, что происходило с ней раньше, это было так иначе, так по-другому, что тело будто сошло с ума, забыло о правилах, о способах, о том, что и как нужно делать. Телу было все равно. Оно хотело, и брало то, что хотело.

Они даже не целовались. Ксения чувствовала, как тяжело дышит Ася в ее шею, и это обжигающее дыхание возбуждало сильнее чем самый умелый поцелуй. Она ощущала голенями Асины бедра, и сжимала их сильнее и сильнее.

-Я не знаю, что делать, – шепнула Ася, впиваясь ногтями в Ксенины бока.

-Я тоже.

Никаких капелек пота. Никакого страстного шепота. Без ощущения подхватившей тебя волны и без замирания сердца от каждого прикосновения.

Все было не так, и одновременно именно так, как нужно.

Желание толчками поднималось от низа живота вверх, вспышками распространяясь по телу. Выше, выше, и еще немного выше.

-Поговори со мною нежно, – сказала вдруг Ася, и Ксения замерла от звуков, сорвавшихся с ее губ. – В твоих глазах я вижу нечто новое.

Она приподнялась над Ксенией и посмотрела. Посмотрела так, что слова вдруг смешались с вспышками желания, и растворились в них, и сделали их еще сильнее.

Теперь она сидела на Ксении сверху – будто обнимая ее своими бедрами, и водила кончиками пальцев по телу: от подбородка к груди, от груди к животу, от живота – к ключицам.

-Ты и я танцуем в темноте. Наши тела так близко, а души так далеко. Спрятанные улыбки, нераскрытые секреты. И мне так важно знать, что ты сейчас чувствуешь.

Она выдыхала из себя каждое слово, и эти слова с воздухом проникали в Ксенины легкие, растекались по коже вместе с едва слышимыми прикосновениями.

Ксенины губы приоткрылись, и невозможно было их сомкнуть ни на секунду, так сильно, так остро они нуждались в этих прикосновениях, в этой открывающейся для них обеих тайне.

-Я отдаю тебе всю себя, и все свои мечты. Я опускаю это в твои руки. Если бы ты могла открыться мне полностью!

Ася сплела свои ладони с Ксениными и опустила их себе на грудь. И Ксения оказалась не готова к вспышке восторга, которая приподняла ее над полом, когда она увидела, как реагирует эта грудь на ее прикосновения.

Исчезло все. Двадцать лет? Да нет же, какие двадцать… Вечность, или одна секунда, или один маленький звук – время вдруг потеряло всю важность, потеряло свою численность и направление, и не осталось ничего.

Она гладила кончиками пальцев белую кожу, царапала ногтем родинки, разглаживала капельки пота. А Ася смотрела на нее сверху вниз. И мышцы ее живота вздрагивали, и выгибалась спина, и закрывались, закрывались глаза. Полные невысказанных тайн и какого-то совсем нового света.

А в следующее мгновение Ася крепче сжала Ксенину ладонь и опустила ее вниз. От этого прикосновения глаза ее вспыхнули, а губы искривились в протяжном вскрике. Это длилось всего секунду, всего несколько маленьких мгновений, но оказалось достаточно для того, чтобы Ксению от ног до головы пронзил страх.

Но Ася не дала ей убежать. Она только сильнее сжала ладонь и наклонилась вниз, касаясь грудью груди, укутывая лицо рассыпавшимися прядями волос. Нос к носу, губы к губам, глаза в глаза – так близко, так тесно, так невыносимо рядом.

-Смотри на меня, – прошептала она сухими, потрескавшимися губами. – Я хочу, чтобы ты смотрела на меня.

И Ксения смотрела. Она не шевелила рукой – да что там рукой, она сейчас даже кончиком пальца пошевелить не смогла бы, и чувствовала, как из одного только взгляда стекает по ее телу великолепная, острая, чувственная… Любовь? Пусть любовь, потому что этому не было названия, потому что его еще не придумали, потому что ни единое слово не подошло бы к тому, что она сейчас испытывала.

-Я не могу повернуть время вспять, – услышала она, и одновременно с этими словами ощутила, как Ася двигает ее рукой, водит ею вперед-назад, едва заметно, медленно. – Любовь сорвала все маски.

Асин голос исчез, но осталось движение губ, и вырывающиеся из них толчки воздуха – она словно продолжала говорить, рывками, с усилием, каждое слово – на невероятном по силе выдохе.

-Я сейчас словно облако. Словно дождь.

Теперь Ксения не смогла бы отвести взгляд, даже если захотела бы. Эта женщина, эта безумная женщина, она была так близко, так близко, что проникала своим дыханием под кожу, под мышцы, обвивала кости и проникала в самую их глубину. Она двигалась там, наверху, едва уловимыми движениями, и становилась с каждым из них еще ближе.

-Я тону, – задыхаясь уже, вскрикивая, шепнула она. – И это твоя вина.

Губы ее искривились, обнажая кончики зубов, и кончик языка, и крик вырвался – грудной, яростный, из самой глубины.

-Господи, помоги мне!

И больше ничего не осталось. Их самих больше не было – ни имен, ни фамилий, ни прошлого. Две женщины, сплетенные в тесных объятиях. Ладонь, двигающаяся сильнее и сильнее, крик – один на двоих, и этого звучащий вдвое громче, и безудержный вой, возникающий в глубине живота и вырывающийся наружу.

Ксения не могла больше ждать, и не хотела, и не нужно это было уже ни одной из них. Она рывком опрокинула Асю на спину, и, перевернувшись, нашла губами пальцы ее ног. Она целовала их – каждый, с таким исступлением, словно хотела заняться любовью с каждым из них. Она гладила языком лодыжки, царапала зубами выступающие косточки, и терлась об них щекой. Она гладила голени, ласкала бедра. Снизу вверх, по сантиметру, не пропуская ни единого участка раскаленной кожи.

Она не видела Асиного лица – только ноги, потрясающие, великолепные ноги, но мурашки, покрывающие кожу этих ног, и вздрагивающие колени, и сжимающиеся пальцы рассказывали ей больше, чем могли бы рассказать и глаза, и губы.

Она больше не спрашивала себя, что ей делать, и как это делать правильно – секунда, когда ее ладони развели бедра, а жадный рот опустился туда, где совсем недавно были пальцы, показалась ей самой короткой и самой длинной во всей ее жизни. Она держала вырывающиеся бедра обеими руками, она впивалась языком везде, где могла достать, и целовала, и гладила, и целовала снова.

И когда Асина ладонь обхватила ее ногу, и потянула в сторону, и заставила встать на колено – это было как будто продолжение их танца, их невыносимого танца, в котором их – первый раз в жизни – было по-настоящему двое.

Волны счастья проникали от одного языка к другому – как будто между ними не было ни сантиметра. Грудь терлась о влажный живот, и живот терся о грудь. И ногти, впивающиеся в ягодицы, тоже, тоже были одни на двоих, общие.

Сверху вниз, снизу – вверх. Они кричали что-то, прижимаясь щеками к внутренней части бедра, и снова впивались друг в друга будто безумные. Они не знали, закончится ли это когда-нибудь, и если закончится, то чем – ведь время, время так и не вернулось обратно, растворилось в соленой влаге, в сильных руках, в неистовых ласках.

А в ту секунду, когда Ксении показалось, что она сейчас потеряет сознание, Ася одним движением скинула ее с себя, встала на колени, и заставила встать перед собой.

-Смотри на меня, – сказала она, держа Ксению за руки и не давая ей больше прикасаться ни к чему, кроме горячих ладоней. – Просто смотри на меня.

Зеленое смешалось с карим, и больше не осталось ничего вокруг – ни кожи, ни жара тел, ни сжимающих друг друга ладоней. Только взгляд, только проникающий в каждый уголок тела взгляд, только вернувшиеся вдруг вспышки – вверх-вниз, вверх-вниз.

-Я жду тебя. Я стою на свету. И я хочу, чтобы ты открылась мне. Полностью.

И мир разлетелся на куски. В одно мгновение через Ксению прошла вся ее жизнь, в одно мгновение уместилась вся ее долгая любовь – все двадцать лет пронзили ее от головы до колен, и вырвались наружу безумным криком.

Она кричала, глядя в Асины глаза, и каждый звук ее крика – она видела – проникал глубже, чем что бы то ни было в этом мире. Она кричала, и с каждым звуком Асины глаза становились шире, шире, теплее, темнее, яростнее.

И когда Ася закричала в ответ, все было окончено.

Они упали на пол, рядом друг с другом, не отпуская рук. Обеих била дрожь – стучали зубы, колотились сердца, дрожали, кажется, даже пальцы на ногах.

Мир возвращался медленно. Сначала появились звуки – снова затикали стрелки часов, зажурчал холодильник, зашумел за окном ночной ветер.

Потом появился потолок, стены, разбросанная по полу одежда.

И только потом появились слова.

Но прежде Ксения повернулась на бок и опустила ладонь на Асину щеку. Посмотрела в глаза и коснулась губами искусанных в кровь губ. Лизнула их кончиком языка. И поцеловала снова.

-Это было сказкой? – С усилием, тяжело спросила Ася.

-Нет, – улыбнулась Ксения. – Но все, что было до этого… Этого просто не было. Никогда. Не было.

Forvard

К ноябрю передача дел на работе была завершена. На одном из последних совещаний встал вопрос о том, кто займет место Ксении в компании. Ксения предложила Будину.

-Съезди в Таганрог и поговори с ней сама, – предложил Игорь, и Ксения – неожиданно для самой себя – согласилась.

Попрощалась с Асей, собрала сумку, и умчалась в аэропорт.

Она сама не понимала, зачем это делает, но почему-то хотелось хотя бы на пару дней вырваться из ловушки собственных мыслей, погрузиться в нечто совсем другое – малознакомое или просто давно забытое.

Ночь, которую они провели с Асей, ничего не изменила. Стало только больнее и горче – но Ксения с самого начала понимала, что именно так все и будет.

Теперь они вдобавок ко всему избегали касаться друг друга, и все чаще и чаще Ксения оставалась спать на диване в гостиной.

С Ольгой она встретилась в «Старом замке» на Петровской улице. Откладывать не стала – позвонила, едва самолет приземлился в аэропорту Ростова, за час доехала до гостиницы, оставила там сумку, и, пригладив и без того идеально уложенные волосы, отправилась на встречу.

-Вот уж не ожидала так скоро тебя увидеть, – заявила Ольга, вставая навстречу Ксении из-за низкого столика, и оглядывая ее с головы до ног.

-Сама не ожидала, – призналась Ксения, и, преодолев мимолетное чувство неловкости, поцеловала Ольгу в щеку. – Впрочем, я прилетела по делу.

-Само собой. – Ольга вернулась в кресло, закинула ногу на ногу, демонстрируя под короткой юбкой широкую полоску чулок. – И что за дело?

Ксения смотрела на нее, и чувствовала себя бесконечно, окончательно уставшей. Слова не шли, мыслей не было тоже. Хотелось просто закрыть глаза и немедленно заснуть. И чтобы ничего этого просто не было.

-Ничего себе, – протянула Ольга, внимательно глядя на нее. – Похоже, в датском королевстве что-то произошло. Тебя допустили к телу?

-Допустили, – Ксения сделала знак официанту, и ткнула пальцем в строчку меню. – Виски. Вот этот. Двойной.

Ольгины зрачки расширились, а интереса на лице стало вдвое больше.

-Ты что, правда будешь пить? Может, тебе и сигарету дать по такому случаю?

Она только головой мотнула. Дождалась, пока перед ней поставят стакан на бумажной подставке и сделала глоток.

-Не суть, – сказала вслух, выдохнув из себя пары непривычного алкоголя. – Я приехала, чтобы предложить тебе занять мое место в компании. В общем-то, это все.

-Все? – Ольга рассмеялась, глядя, как Ксения делает еще один глоток. – Нет, милая, я так не думаю. Предложить место в компании ты могла бы мне и по телефону. Ты приехала не за этим.

Черт ее знает – может, она и была права. Может, и правда эта поездка была нужна для чего-то совсем другого. Подготовиться? Подготовиться к тому, что ждет ее через несколько месяцев? Но разве не поняла она однажды, что к этому, черт бы побрал, просто невозможно подготовиться?

-Давай так, – сказала Ольга, подвигая Ксении пачку сигарет. – О работе говорить не будем, поскольку твое предложение меня ни капли не интересует. Трахаться тоже, видимо, не будем – я вижу, что ты приехала не за этим.

Ксения отодвинула пачку и пожала плечами.

-Тогда зачем? – Продолжила Ольга. – Поговорить?

Поговорить… Да, возможно, именно для этого. Ксения посмотрела на Ольгу и вдруг поняла, что и правда хочет поговорить. Поговорить с человеком, который не любит ее, которому на ее плевать, и который видел ее такой, какой больше никто не видел.

Она сделала еще глоток, и все ей рассказала.

С самого начала – со школы, с этой безумной и пугающей любви. Рассказала про боль, про ужас потери, про все, что натворила во имя этой любви. Рассказала про то, как заставила Асю провести с ней восемь лет. И про то, что произошло между ними совсем недавно.

Ольга слушала молча. Курила одну за другой, потягивала коктейль из высокого бокала, и внимательно смотрела на Ксению.

-Да, милая, – сказала она, когда та наконец закончила. – Ты и правда то еще дерьмо. И что дальше?

Ксения улыбнулась.

-Ничего. Дальше мне нужно отпустить ее, и на этот раз отпустить окончательно. И я боюсь, что теперь не смогу этого сделать.

Она потерла ладонью лоб, и закусила фалангу большого пальца.

-Знаешь, я все чаще думаю о том, как жаль, что ее чертов сын стал пай-мальчиком, и больше ничего не творит. Потому что если бы он еще что-то сделал…

-Ты могла бы снова убедить ее остаться. – Перебила Ольга. – Но если речь об этом, то есть масса других способов.

-Нет. Никаких способов. Это подло. Это гадко. И я никогда так не сделаю. Больше – не сделаю.

Она усмехнулась.

-Забавно, что именно с тобой я могу об этом говорить.

-Ну конечно, – кивнула Ольга. – Для остальных же ты по-прежнему должна быть идеальной. Но я не очень понимаю, чего ты хочешь? И почему бы тебе просто не попросить ее остаться? Может быть, она и сама хочет этого.

-Она хочет, – горько улыбнулась Ксения. – И именно поэтому я не стану просить.

Ольга посмотрела удивленно, и Ксения продолжила.

-Пойми ты: все это, вся эта наша жизнь – она словно украденная, придуманная, построенная на боли и насилии. Конечно, Ася привязалась ко мне за эти годы. Думаю, какой-то своей частью она и правда меня любит. И она останется, если я попрошу. И мы проживем вместе остаток жизни. Но какой ценой? Какой, черт возьми, ценой?

Она с шумом втянула в себя воздух и выдохнула.

-Сейчас у нее еще есть шанс на настоящие, нормальные отношения. Я не могу забрать у нее этот шанс. Просто не могу. Но и как жить без нее – я не знаю тоже.

-Ловушка, да? – Спросила Ольга, и Ксения вновь поразилась, как точно она все понимает.

-Да. Мы начали жить вместе по принуждению, потому что так сложилось. И теперь, когда нужно просто разойтись, у каждой из нас есть миллион причин этого не делать. А теперь… А теперь добавилась еще одна.

-Это было прекрасно, да?

-Нет. – Ксения мотнула головой и скривила губы. – Нет. Это не было прекрасно. Это даже сексом не было. Мы соединились так глубоко, на таком уровне, куда ни один сексуальный акт никогда не доберется, понимаешь? Она вся была – моя, я вся была – ее. И это не метафора, это правда.

-И ты испугалась?

-Конечно, я испугалась! И она испугалась еще больше. Мы несколько дней не разговаривали после этого – ходили по квартире, избегали друг друга, и даже «привет» сказать не могли. Это было слишком открыто, понимаешь? Слишком сильно и слишком…

-Обнаженно?

-Да! – Ксения снова втянула в себя воздух. – Именно.

-Подожди, – Ольга перегнулась через стол и положила на ее ладонь свою. – Но если это так сильно, и с вами произошло это – пусть будет чудо – почему тогда?..

-Да потому что я так больше не смогу! – Выкрикнула Ксения, и, увидев, как оборачиваются на нее другие посетители кафе, приглушила голос. – Я чертовы двадцать лет ощущаю все это настолько сильно, что странно, почему у меня до сих пор сердце не разорвалось к чертям. Слишком сильная любовь, слишком сильная боль – все это всегда было слишком сильно. А теперь? Теперь я сделала это с ней. Заставила ее испытать это. Я не хочу этого для нее, понимаешь? Это пытка. И я не хочу этого для нее.

Ольга убрала руку и долго молчала, глядя как Ксения глотает виски из своего стакана. На ее лице невозможно было ничего прочитать – оно было задумчивым и каким-то несчастным.

-Я тут успела слегка влюбиться, – сказала она наконец, и Ксения удивленно посмотрела на нее. – Да-да, представляешь, оказалось, что я на это еще вполне способна. И – нет, это не стало взаимным, но…

Она снова задумалась.

-Но я задумалась, пожалуй впервые в жизни. Может быть, со мной что-то не так? Почему я все время вляпываюсь в отношения с людьми, которым абсолютно не нужны мои чувства? Почему я выбираю тех, кто изначально не может на них ответить?

На ее лице вдруг расплылась улыбка.

-И вот ты сейчас рассказывала мне свою печальную историю, а я думала о том, что, пожалуй, не смогла бы так. Любить без взаимности двадцать лет… Знать, что ничего никогда не будет – и все равно любить. Быть рядом, добиваться, набивать шишки… И любить снова.

Ольга нагнулась к Ксении и посмотрела на нее весело.

-Что ты теряешь, а? – Спросила. – Ну скажи, что ты теряешь, когда она уйдет? Ты так долго была без нее, и вполне умеешь быть сама и справляться с этим компотом своих чувств.

-Хочешь сказать…

-Да. Пусть идет. Ты не ее должна отпустить в первую очередь, а себя. Выйди из этого замкнутого круга, вздохни свободнее, поживи какое-то время для себя. Может, ничего из этого не выйдет, а может, ты удивишься, как много всего появится в твоей жизни с ее уходом. Кто знает?

-Кто знает… – Отрешенно повторила Ксения. – Кто знает…

Forvard

Ксюша задержалась в Таганроге дольше, чем планировала. Позвонила вечером второго дня и предупредила, что вернется через неделю. И всю эту неделю Ася гадала: что же произошло? Что случилось?

Какая-то ее часть радовалась одиночеству. Дни проходили очень одинаково, но в этой одинаковости было много спокойствия и опоры на привычное, знакомое. Она готовила завтрак, она сидела у окна с чашкой кофе и сигаретой, слушала музыку и мыла полы. Старательно прислушивалась к себе, но никак не могла разобрать, что же чувствует.

Даже Лене было теперь никак не позвонить. Они попрощались очень скомкано и сумбурно – каждая затаила что-то внутри, что-то, что не готова была обсуждать.

-Может быть, в следующей жизни, – подумала Ася, и поняла, что, кажется, слишком многое начала откладывать до этой самой следующей жизни.

Ксюша была права. То, что случилось между ними, то, что произошло… Это сделало все только сложнее и горче. Сблизило? Да. На какую-то секунду, на несколько минут, и только для того, чтобы после отдалить еще сильнее.

Так легко, оказывается, было думать все это время, что проблема в сексе. Так легко, оказывается, было скидывать на него всю неудовлетворенность и горечь. И вот он случился, и оказалось, что дело было вовсе не в нем.

Пустота. Она ворвалась в Асино сердце и прочно обосновалась там, изредка напоминая о себе уколами боли и сожаления. Не нужно было этого делать. Просто не нужно, и все. Нужно было в тот же вечер собрать сумку, сказать последнее «Прости меня», и уехать, уехать навсегда.

Она напомнила, что вольна уехать в любой момент, и оборвала себя. Нет, не вольна. Она обещала. И выполнит хотя бы это обещание, чего бы это ей ни стоило.

Ксюша вернулась в четверг вечером. Ася из окна увидела, как она вылезает из машины, кивает водителю, и идет к подъезду – прямая, натянутая как струна. И по этой походке, по этому вытянувшемуся телу, Ася ясно поняла: она приняла решение.

В этот раз она впервые за много лет не стала встречать Ксюшу у порога. Ждала в гостиной, сидя на диване и поджав под себя замерзшие ноги. Ксюша вошла и присела рядом. Помолчали.

-Я купила нам билеты, – сказала вдруг Ксюша, и Ася вздрогнула. Билеты? Куда? В Краснодар? Значит ли это, что…

-В Индию. Помнишь, я обещала тебе океан? Мы поедем туда, и проведем там месяц. А потом… – Она сглотнула – видимо, слова давались слишком тяжело. – А потом ты уедешь домой.

Нет, не значит. И чудес не бывает. И жизнь – ровно такая, какой и должна быть.

Ася кивнула, соглашаясь, а Ксюша вынула из кармана ключ и положила ей на ладонь. Положила и отдернула пальцы.

-Что это? – Спросила Ася, глядя на кусочек металла, обжигающий кожу.

-Твой новый дом. Я не смогла купить твою старую квартиру в Краснодаре, но… Эта практически такая же.

Так вот где она провела эту неделю. Вот почему задержалась. Асе мучительно захотелось плакать. Этот ключ, поблескивающий на ладони, он как будто сделал все окончательным и бесповоротным. До него надежда еще была, а теперь ее не стало вовсе.

Она не стала благодарить или говорить что-либо еще. Она просто обняла Ксюшу за шею и притянула ее к себе. И долго-долго они сидели на диване, обнявшись, и плакали – может быть, каждая о своем, а может, и о чем-то очень похожем.

Forvard

Длинные пальцы сомкнулись вокруг серебристой выпуклости бокала. Сжались так тесно, что еще немного – и на пол посыпались бы осколки. И было чувство, словно это не бокал напрягся в тесном объятии, а сердце, и что именно его сжали вдруг неожиданно вспотевшими пальцами.

От яркого солнца слезились глаза. Лучи проникали в номер гостиницы незваными бесцеремонными гостями, выхватывая из серости желтые обои, белесый ночник и разбросанные по полу летние вещи. Пора.

Ни единое слово на свете не несет собою столько противоречий, как короткое и емкое «пора». «Пора домой» – и вот из ног к голове поднимается радость и предвкушение. «Пора домой» – и сердце бухает в пятки, стыдливо ноя и пряча в уголках глаз боль. «Пора домой» – и возвращается надежда. «Пора домой» – и разбивается мечта. Мечта, длинною в целую жизнь.

Ксения поставила пустой бокал на столик, подошла к окну, прищурилась и отдернула занавеску, отдавая номер целиком во власть яркого южного солнца. Вдалеке виднелся огромный песочный ковер, сплошь уставленный белыми шезлонгами и украшенный разноцветными зонтиками. Она опустила голову и посмотрела на подоконник. Солнечные блики переместились с лица на темноволосую макушку.

-Ну что ты маешься?

Ася подошла сзади, незаметная и неслышимая. Протянув руку поверх плеча, задернула шторы. Ксения возражать не стала.

-Домой не хочется, – коротко ответила она, разворачиваясь и забираясь с ногами на подоконник. Теперь для солнца осталась всего лишь маленькая щель между двумя портьерами, но и этого было достаточно для того, чтобы жить, а не считать минуты утекающего в никуда счастья.

Ася улыбнулась и опустила руки на Ксюшины колени. Под её ладонями мышцы сжались, напряглись и тут же расслабились. Ксения судорожно сглотнула и заставила себя улыбнуться.

-Давай останемся здесь навсегда? Купим квартиру в Южном Гоа, будем каждое утро купаться в море и ездить на работу на мотороллере. Или построим маленький отель где-нибудь недалеко от Нану Бич Резорт. С бассейном, шейками и аювердическими процедурами.

Немного поколебавшись, Ася качнула головой:

-Мне кажется, тебе не этого хочется, Ксюш.

Печальным, грустным взглядом, в котором перемешались и растерянность, и бессилие, и чувство вины, посмотрела Ксения на Асю и смахнула её руки со своих колен.

-Сейчас мне хочется пообедать и выпить еще шампанского. Что скажешь? Как раз успеем до отъезда.

Скрестив руки на груди, Ася задумчиво пожала плечами.

-Хорошо, – сказала она, – иди вниз, я спущусь через несколько минут.

Ксения послушно слезла с подоконника, взяла небрежно свисающую со стула сумку, и вышла из номера. Вестибюль гостиницы встретил её всё тем же ярким солнечным светом. Большая часть отдыхающих в этот час была уже на пляже, и коридоры оказались пустынными и гулкими. Ксюша медленно ступала по коврам, шаг за шагом приближаясь к ступенькам. Шел две тысячи одиннадцатый год. До отъезда в Москву оставалось менее пяти часов.

Back. Play.

Ксюха сидела на полу в ванной и размазывала дорожки по голубому кафелю. Ее не заботило, что выпускное платье, в которое она была одета, помнется, или испачкается, как не заботила ни сохранность прически, ни легкий макияж.

Она тяжело дышала. Нужно было собраться, нужно было заставить себя встать с пола, но почему-то никак не получалось.

-Ксения! – Отец затарабанил в дверь, и дверь содрогнулась от его мощного кулака. – Тебе звонят, иди ответь и немедленно выходи на улицу! Мы с матерью ждем у машины.

Звонят? Ксюха, будто старая бабка, с трудом подняла себя на ноги, с отвращением посмотрела в зеркало, и вышла из ванны. Еле-еле доковыляла в прихожую и взяла трубку.

-Привет, детка.

Почему-то привычного облегчения, которое всегда приходило с этим родным голосом, в этот раз не было. Только пустота как будто стала еще масштабнее.

-Привет, Джон.

А он улыбался – она ясно представляла себе это, как он сидит на полу, прижавшись спиной к батарее, и курит, и почесывает обнаженную грудь, и морщится, когда дым случайно попадает в глаза.

-Ну что, большая девочка? Последний рывок перед взрослой жизнью?

И она не выдержала. Слезы все-таки вырвались наружу, размазывая по лицу косметику.

-Джон, – прорыдала она в трубку. – Пожалуйста… Я хочу, чтобы ты был там.

-Детка, детка, – заволновался он. – Но мы же договорились. Ты же сама сказала, что дальше пойдешь одна. Что тебе пора привыкать быть самостоятельной и самой справляться со своей жизнью. Разве нет?

-Да, – всхлипнула Ксюха, вытирая глаза рукавом платья. – Я говорила, да. А сейчас я хочу, чтобы ты был там.

Она представила себе школу, представила, как будет стоять на сцене – одна, одноклассники не в счет, как станет танцевать на дискотеке и пить шампанское, а потом – с рассветом – выйдет из здания школы, и пойдет босиком домой, сжимая пальцами ремешки туфель и захлебываясь от горя.

-Постой, – услышала она встревоженное. – А что вообще у тебя там происходит?

От этого «вообще», сказанного протяжно и быстро, она вдруг успокоилась.

-Вообще я стою у телефона в мудацком платье, у меня мудацкая прическа и мои мудацкие родители ждут меня у машины.

Он засмеялся.

-Правда? Мне казалось, ты говорила, что настолько ты не прогнешься.

-Пошел ты, – со злостью сказала она. – Ты хорошо знаешь, что я уже давно не понимаю, где хорошо, а где плохо. Как правильно и как нет. Я устала сопротивляться. Это трудно, когда на твоей стороне – только ты.

Джон помолчал немного в трубку – наверное, прикуривал очередную сигарету.

-Ну ладно, детка, – сказал он наконец. – Давай так. Ты больше не станешь себя жалеть, хорошо? Не сегодня. Сегодня – никакой жалости, никаких добра и зла, и правильно и неправильно – тоже в задницу. Это твой день. Ты шла к нему очень долго. И просто иди туда и проведи этот день так, как тебе хочется, вот и все.

Ксюха стояла, прижавшись одной щекой к холодной стене, а к другой прижимая телефон. Так, как ей хочется? А разве она до сих пор умеет чего-то хотеть?

-Ты будешь там? – Спросила она, решив что-то про себя.

-Я не знаю, – его голос вдруг стал мягким и ласковым. – Но это не должно тебя останавливать, так? Просто иди, и сделай это. Сделай так, как хочешь.

В трубке послышались частые гудки, и Ксюха аккуратно пристроила ее на рычаг телефона. Нашла взглядом зеркало. Посмотрела.

-Ксения Михайловна Ковальская, – сказала вслух. – Давай. Ты справишься.

Через секунду она была уже у окна комнаты. Распахнула створки, высунулась наружу.

-Пап! – Крикнула. – Езжайте без меня! Я пешком дойду!

Дождалась удивленного кивка, и скрылась в комнате.

Так, как мне хочется, значит? Хорошо. Пусть будет так. Потому что все это – больше не имеет значения. Нет никакого «хочется». Нет никакого «мне». Есть только шесть лет. Шесть лет, которые сегодня закончатся.

Forvard

Поезд набирал скорость, через приоткрытую дверь в тамбур проникал холодный воздух. Болели ребра, ныли костяшки пальцев, и слезы – длинные потоки слез катились по щекам.

Она уезжала в темную ночь, так же, как уезжала много лет назад – в слезах, с огромной болью в душе, и разорванном на ошметки сердце. Уезжала, понимая, что самое большое, что она может сделать – она сделала.

Отпустила. Отпустила в какую-то совсем другую жизнь, не имеющую больше к ней никакого отношения, не имеющую больше для нее никакого смысла.

-Я столько раз теряла ее, – прошептала она в запотевшее от дыхания стекло. – Я столько раз ее теряла…