Текст книги "Play (СИ)"

Автор книги: Александра Соколова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 38 страниц)

–А почему тогда я в прошлом году ни разу не видела тебя курящей? – спросила она.

Ксюша сделала страшные глаза, потушила сигарету, ущипнула Иру за нос и ответила:

–Это потому, что я хорошо прячусь.

Новый человек. Иначе этого Ира не могла себе объяснить. Что-то случилось за лето с замученной и закомплексованной Ксюшей, позволив родиться на свет Ксюше новой – открытой и забавной.

В среду они отправились в гости к Ириному одногруппнику – Степану – чтобы по телевизору посмотреть солнечное затмение. В маленькой однокомнатной квартирке по улице Герцена собралось двенадцать человек. Те, кому посчастливилось прийти раньше, оккупировали диван, остальные расселись на полу.

Смотрели новости, пили пиво, хохотали взахлеб и ожидали конца света.

–Подумайте, как это символично, – заявил непонятно как оказавшийся в этой компании Кот, – заканчивается тысячелетие, его закрывает от солнца тень, и новому уже не начаться.

–Напыщенный дурак, – засмеялась Ксюша, – два тысячелетия пережили, переживем и третье. И не тень закрывает землю от солнца, а вовсе даже луна.

–Это кто дурак, я дурак?

Кот юркнул поближе к дивану, и в следующую секунду Ксюша уже барахталась в его руках, визжа и возмущенно смеясь.

–Котяра, поставь меня на ноги, быстро!

Без толку. Не таким был Костик Бухарин, чтобы просто так спустить с рук упоминание о дураке.

–Затмение, – провозгласил он, пронося Ксюшу на руках мимо телевизора, вдоль хохочущей компании студентов, – Ксюха-луна закрывает собой солнце. Ксюх, не болтай ногами, а то затмение будет не полным.

–Хватит вам, – улыбаясь, присмирила ребят Ира, – так и настоящее затмение пропустим.

Кот послушно опустил красную растрепанную Ксюшу обратно на диван и, довольный, присел у её ног.

–Как затмение? – шепотом спросила Ира, склоняясь к Ксюшиному уху. – Понравилось?

–Конечно. Очень приятно почувствовать себя полной луной.

Говоря это, Ксюша повернулась к Ире, и целую секунду их губы были в опасной близости друг от друга. Так близко, что Ира чувствовала тепло дыхания и запах мятной жевательной резинки. Ей сразу захотелось отодвинуться, но было некуда – на диване их сидело семь человек, тесно прижатых друг к другу. Но если грудь Вадима, впивающаяся Ире в плечо слева, никак её не беспокоила, то вот Ксюшина, едва касающаяся её собственной, доставляла немало волнений.

Хотелось целоваться. Ох, как хотелось целоваться! Прямо при всех, ни о чем не думая, потискать это мягкое тело, погладить губами горячий рот, исправить несправедливость и наконец-то прижаться так, чтобы грудь не «едва касалась», а как следует расположилась на её собственной груди.

«А как же дружба, которая дороже секса? – Сама себе напомнила Ира, и сама же прервала. – Да иди ты! Уж и помечтать нельзя».

На экране телевизора сотни иностранцев высыпали на улицы – с фотоаппаратами, с цветным стеклышками, с видеокамерами – они как муравьи разбегались по огромным равнинам и набережным, глядя в небо, где на золотой солнечный шарик уже упала лунная тень.

Все притихли. Только шумел телевизор, и капала из плохо закрученного крана вода на кухне. Это сумасшествие длилось всего несколько минут, после чего ребята отмерли и принялись громко обмениваться впечатлениями.

–Лемешева, – горячий шепот вдруг обжег Ирину щеку. – Пошли в общагу, а? Отметим конец света.

STOP.

FORWARD. PLAY.

-Ксюнь, я тут, – Лена помахала рукой, и Ксюша наконец-то ее увидела. Подошла, ткнулась носом в щеку, и тут же отодвинулась.

–Ну? – Спросила она. – Может, уже расскажешь, зачем все эти тайны мадридского двора?

–Чтобы ты немедленно сбежала? – Спросила в свою очередь Лена и, взяв Ксюшу под руку, увлекла за собой. – Не дождешься.

Они пошли по улице Гагарина – мимо кафе «Золушка», в котором, Ксюша помнила, подавали прекрасную пиццу.

–Мы идем в Ботанический сад? – Сделала еще попытку Ксюша. – Займемся природоведением?

–О, чем-нибудь мы обязательно займемся, – засмеялась Лена, – но едва ли это будет природоведение.

От этих слов по Ксюшиной шее пробежал холодок. Она не первый раз обращала внимания на шутливые замечания подруги, но с каждым днем эти замечания почему-то все больше походили не на шутку, а на легкий, безобидный, но все же флирт.

С Гагарина они свернули на Герцена, там сели на автобус, проехали несколько остановок и вышли у входа в парк.

–Значит, все-таки природоведение? – Хмыкнула Ксюша.

–Значит, все-таки не совсем, – улыбнулась Лена, увлекая ее за собой дальше.

Даже в страшном сне Ксюша не могла представить, ЧТО она увидит, когда они доберутся до места.

На траве – два больших покрывала. На клеенке – тарелки, стаканы, что-то из еды. Шампуры с нанизанным на них мясом, лежащие поперек четырех кирпичей. И – половина учительского коллектива школы №12.

–Лен, ты охренела? – Прошипела Ксюша, пятясь назад. Бежать, бежать отсюда к чертовой матери, пока никто не заметил. – Я немедленно ухожу.

–Стоять! – Лена цепко держала ее руку и продолжала тащить за собой. – Хватит уже вести себя как девочка-пятиклассница. Пойдем. Выпьешь вина с коллегами, от тебя не убудет.

Прежде чем Ксюша успела что-то сделать, Лена все-таки вытащила ее на поляну, и теперь уже бежать было поздно. Все смотрели на них – кто-то помахал рукой, кто-то просто кивнул, кто-то не обратил внимания.

Зато Ксюша обратила. Сотникова стояла и пристально смотрела на них, не отводя взгляда. Она была в спортивных брюках с лампасами, в белой футболке и олимпийке, накинутой на плечи. Такая же, какой Ксюша ее помнила с детства. Без косметики. Без строгого костюма. Она посмотрела еще несколько секунд, и отвернулась к физкультурнику.

Лена поздоровалась со всеми вместе, и с некоторыми отдельно. Она по-прежнему не отпускала Ксюшин локоть: видимо, боялась, что та сбежит. И, надо сказать, основания на то у нее были.

Было очень странно улыбаться библиотекарше, здороваться с трудовиком и присаживаться рядом на покрывало с математичкой. Еще более странным было брать стакан из рук физика и чокаться с географом. Во всеобщем гомоне общения Ксюша как-то потерялась, стала казаться сама себе маленькой и незаметной, и тайком посматривала по сторонам, примериваясь, как бы поскорее сбежать.

–На, – Лена вдруг снова оказалась рядом и сунула в Ксюшины руки гитару, – сиди и бренчи, если уж никак в себя прийти не можешь.

Они обменялись понимающими взглядами, и Ксюша приняла гитару в свои объятия. Давно, ох, давно она не держала ее в руках. В институте гитаристов было и без нее достаточно, а после института и вовсе…

Она взяла несколько аккордов, прислушалась, и взяла еще несколько. Пальцы вспоминали все сами – будто память о многочисленных уроках музыки с детства впиталась в их кончики, и сидела там до поры до времени, ожидая, когда в них возникнет нужда.

Никто не обращал на нее никакого внимания, а она вдруг вся погрузилась в неспешные ласки пальцев и струн. Незатейливые мелодии становились все более затейливыми, а простые аккорды – все более сложными. Впрочем, кто знает, верными ли были эти аккорды? Как и в детстве, Ксюша больше доверяла ушам, чем памяти – она не просто слышала музыку, иногда ей казалось, что она даже видит ее, ощущает кожей, различает цвета.

Лестница здесь. Девять шагов до заветной двери.

А за дверями – русская печь, и гость на постой.

Двое не спят. Двое глотают колеса любви.

Им хорошо. Станем ли мы нарушать их покой.

Опять «Сплин» – неуловимый призрак юности. Женька, Лека, Виталик… И снова Лека, и снова Женька. Где каждый из них сейчас? Жива ли Лека? Смогла ли Женька найти свое счастье в Москве?

Нечего ждать. Некому верить: икона в крови.

У штаба полка в глыбу из льда вмерз часовой.

А двое не спят. Двое дымят папиросой любви.

Им хорошо. Станем ли мы нарушать их покой?

-Добавить еще слова – и будет идеально, – услышала Ксюша рядом Ленин голос, и прихлопнула струны ладонью.

–Я не умею петь, – пожала плечами.

–Ты говорила, что и играть не умеешь.

Она подняла глаза и увидела, что внимание всех собравшихся приковано к ним двоим – сидящим рядом на покрывале. Поежилась, боясь найти среди окружающих Анастасию Павловну.

–Ксюш, ну спой, – снова попросила Лена, – ты так здорово играешь.

И тогда она нашла. Посмотрела. Встретилась с коричневатой глубиной любимых глаз, и решилась.

Мелодию помнила наизусть – даже если хотела бы забыть, вряд ли бы ей это удалось. Слова тем более как будто были высечены изнутри на осколках сердца – только приглядывайся, да читай.

Она усмехнулась высокопарности собственных мыслей, и запела.

На потертых от старости джинсах не видно границ.

На морщинах усталого сердца не хватит живого.

Я живу, задыхаясь от голоса самоубийц.

Зная: каждый из них не сумеет дожить до второго.

Она ударила по струнам, ускоряя темп. Слова вырывались из горла легко, но хрипло.

До второго апреля не будет хороших вестей.

До второго июня не станет нисколечко легче.

Мы – поклонники жанра, фанаты больших скоростей.

Мы еще убиваем, а может, немножечко лечим.

Мы идем, не боясь, что за нами одна пустота.

Мы взорвали мосты, мы разрушили башни и крыши.

Под ногами – разбитые в крошку года-города.

За спиной – чей-то голос, который уже не услышишь.

Ксюша чувствовала, как сжимает ее плечо Ленина рука, и знала, что нужно, очень нужно остановиться, но уже не могла.

Мы играем в последнюю волю, играем с червей.

Наша воля священна, ведь нам не дожить до рассвета.

Мы без страха бросаем под ноги Тузов, Королей.

Наша память пуста, наши души не жаждут ответа.

Я последний фанат отзвучавших фанфар бытия.

Я последний поклонник ушедшего к дьяволу жанра.

Я – ошметок земли, я последняя капля дождя.

Я последняя нота разбитого насмерть литавра.

На потертых от старости джинсах не видно тепла.

На морщинах разбитого сердца не склеишь другого.

Жизнь была, жизнь кипела, и я эту жизнь прожила.

Мне осталось одно: просто как-то дожить до второго.

Прозвучал последний аккорд. Ксюша сидела, глядя сверху вниз на гитару, и вдруг смело подняла глаза. Нашла взгляд Сотниковой. Улыбнулась.

–Это твоя песня, да? – Спросила Лена в общем молчании.

Ксюша только плечами пожала.

–Я предупреждала, что не умею петь.

Все отмерли и наперебой стали говорить, как это было прекрасно и удивительно, какой прекрасный у Ксюши голос, и как было бы здорово, если бы она спела что-нибудь еще.

–Позже, – пообещала она, поднимаясь на ноги. – Мне… отойти надо.

Все понимающе закивали, и больше не спрашивали. Физик вернулся к шашлыку, географ принялся разливать вино по стаканам. Ксюша, оставив гитару на покрывале, скрылась среди деревьев и, выйдя на тропинку, пошла подальше от всего этого безудержного веселья.

Нашла какую-то скамейку, забралась на нее с ногами. Закрыла глаза.

–Что ты творишь, детка? – Прозвучало в голове. – Зачем ты это делаешь?

Кто б знал… Просто быть там, стоять в трех метрах, соприкасаться стаканами… Это было как сбывшаяся мечта, как осуществившаяся юношеская фантазия. Все так, так, но почему тогда она не ощущала ни радости победы, ни счастья? Честно говоря, она вообще ничего не ощущала.

Просто группа нетрезвых людей. Просто какие-то лица и какие слова. Ничего особенного.

Неужели именно так сбываются мечты? Неужели именно в это все выливается? Бежишь, бежишь за синей птицей, а она – оп – на поверку оказывается банальным воробьем.

–Можно я с тобой посижу? – Раздался рядом чей-то голос.

«Ну конечно, «чей-то», – прозвучало в голове насмешливое, – себе-то не ври, детка».

Анастасия Павловна тоже забралась на лавочку с ногами.

–Твоя песня? – Спросила она, улыбаясь.

–Моя.

–Я почему-то даже не сомневалась.

Она была совсем близко – какие уж тут три метра, от них и одного не осталось. Сидела, прикрыв глаза, и подняв лицо к пробивающемуся через кроны платанов солнцу.

–Я тоже не люблю эти сборища, – сказала она вдруг, – глупо как-то.

–Почему глупо?

–Потому что мы каждый день видимся в школе, и мне этого вполне достаточно. Зачем еще и выходные вместе проводить?

Ксюша пожала плечами.

–Ну и не ходили бы.

Ася посмотрела на нее сбоку и засмеялась.

–Твой юношеский максимализм никуда не делся, да? Хочешь – ходи, хочешь – не ходи. Все просто и понятно.

Ксюша промолчала. Ей и правда не было понятно, что тут сложного? Хочешь – ходи, хочешь – не ходи, лучше не скажешь.

–Я думала, ты будешь работать у нас историком, – сказала вдруг Анастасия Павловна. – Зачем образование, если потом становишься массовиком-затейником?

–А зачем второй историк, если один уже есть? – Парировала Ксюша.

–Наша школа не единственная в городе. Или тебе хотелось работать именно в нашей?

А вот это был уже опасный разговор. Опасный и никому не нужный. Поэтому Ксюша просто пожала в очередной раз плечами, слезла с лавочки и изобразила несколько движений руками.

–Я пойду обратно, – сказала просто.

Анастасия Павловна выглядела удивленной, но все же кивнула и осталась сидеть.

Ксюша вернулась на поляну, нашла глазами Лену, кивнула ей, и сказав вслух «Мне пора. Приятно было пообщаться», снова скрылась среди деревьев. Лена догнала ее уже у выхода из парка – она тяжело дышала, грудь поднималась и опускалась резкими толчками.

–Сбежала, да? – Засмеялась она, задыхаясь, и практически повисла на Ксюшином локте. – Быстро ты ходишь, не угнаться за тобой.

–А ты-то чего ушла? – Хмуро спросила Ксюша. – Это же твои друзья, ну и сидела бы там с ними.

–До некоторой степени я сама решаю, с кем хочу проводить время.

Они молча пошли по улице, Ленина рука по-прежнему лежала на изгибе Ксюшиного локтя.

–Интересно, – сказала вдруг Ксюша, – ты сама решаешь, с кем хочешь проводить время, а меня, получается, этого права лишаешь.

–Я хотела помочь тебе влиться в коллектив, только и всего. Никто же тебя там насильно не удерживал.

Лена остановилась, и, заставив Ксюшу сделать то же самое, заглянула ей в глаза.

–Кроме того, я прекрасно понимаю, почему ты ушла.

Сердце дрогнуло. Испуг заставил его биться сильнее и чаще.

–Я не буду спрашивать, почему, – предупредила Ксюша.

–А я и не собиралась говорить, – улыбнулась Лена, – то, что твое – пусть твоим и останется. Захочешь – поделишься.

FORWARD. PLAY.

Новая жизнь захватила Ксюшу как снежный ком. Она летела куда-то в потоках, не успевая ни остановиться, ни задуматься.

С каждым днем Завадская становилась к ней все ближе и ближе. Они вместе ходили в столовую, вместе дежурили на школьных дискотеках, и – как раньше – допоздна засиживались в кабинете истории за еще более толстыми, чем раньше, книгами.

С некоторых пор Ксюша стала замечать, как сильно ей нравится прикасаться к Лене. Все было невинно – просто взять за руку, или приобнять за плечи, или ткнуться носом в затылок. Но степень этой невинности почему-то с каждым днем становилась все острее и острее.

Теперь по вечерам сидя рядом в полутемном кабинете Лена то и дело принималась гладить Ксюшин затылок, иногда задевая пальцами шею. Эти прикосновения били током, от них сжималось что-то в животе, но Ксюша боялась и не хотела делать никаких выводов. Плыла по течению – куда кривая выведет.

А потом начались смски. Каждое утро: «Ксюнь, я проснулась и улыбаюсь. Скоро увидимся!». И каждый вечер – «Будешь спать, не храпи громко, а то весь Краснодар перебудишь☺». А между ними – километры букв и строчек.

–У меня сейчас шестой «Б». Гречко на первой парте ковыряется в носу. Спаси меня!

–Вечером по телевизору будет новый фильм, будешь смотреть?

–А ты когда-нибудь влюблялась в овощи? В помидоры, например, или огурцы?

От некоторых смс Ксюша хохотала как безумная, от других – заливалась краской. Но каждый раз, когда телефон пиликал, оповещая о новом сообщении, на ее лице появлялась счастливая улыбка.

Дошло до того, что желание прикоснуться стало просто невыносимым. И Ксюша, с решимостью, удивившей даже ее саму, легко перешла эту грань: теперь даже в столовой они словно «случайно» касались друг друга. Кончиками пальцев, сгибом локтей, коленями, бедрами.

И настал день, когда Лена написала: «Я больше не понимаю, что со мной происходит, Ксюнь».

–Вот оно, – подумала тогда Ксюша, – началось. Конец легкости, конец радости, вообще конец всему.

–О чем ты говоришь? – Написала она в ответ.

–Ты с каждым днем ближе и ближе, а мне хочется еще и еще.

Краска разлилась по Ксюшиному лицу. До сих пор она не встречала настолько откровенных и честных людей. Лена вся была – открытая книга: что в голове, то и на словах. Но не до такой же степени.

–Чего ты хочешь? – Пальцы сами набрали смс и нажали «отправить».

В этот раз Лена долго молчала. Шел последний на сегодня урок, и, наверное, отправлять смс из-под парты было не слишком удобно. Но ответ все же пришел:

–Кто б знал. Но я хочу разобраться в том, чего я хочу☺

Ксюша задумалась. Она-то прекрасно понимала, что происходит, и к чему все это ведет, но было ли это ей нужно – вот вопрос.

–И не смей задумываться, – пришла следующая смс, – после урока запремся в твоем кабинете, и поговорим.

И еще одна:

–Не смей думать!

Она засмеялась так, что уронила со стола очередные папки со сценариями. Ох, Ленка. Не просто сама открытая книга, но и ее читает с легкостью.

–Ну и пусть, – сказала вслух упрямо, – пусть читает. Пусть все идет как идет. Пусть.

Но когда прозвенел звонок, и Лена влетела в ее кабинет – красивая, немного растрепанная, сверкающая глазами – Ксюша оказалась к этому совершенно не готова.

Она, растерявшись, смотрела, как Лена запирает дверь и садится прямо на краешек ее стола. Протягивает руку, и гладит Ксюшины волосы.

–Ну? – Спросила она. – Уже начала свой мыслительный процесс?

–Ты же велела не начинать, – улыбнулась Ксюша.

–А ты, конечно, взяла и меня послушала.

Ее ладонь скользнула с головы на плечо, и начала гладить там, через тонкую футболку.

–Что такое странное я чувствую к тебе? – Спросила Лена, улыбаясь. – Мне постоянно хочется тебя трогать.

Ксюша отодвинулась вместе со стулом.

–Тебе не кажется, – начала она, тщательно подбирая слова, – что это становится опасным?

Лена в ответ ухватила ее за плечи и подвинула обратно. Теперь она была еще ближе – бедро рядом с Ксюшиной грудью.

–Девочка моя, опасно это было, когда ты училась в школе, а я была твоей учительницей, – улыбнулась она, – а теперь это скорее странно, чем опасно.

–Все шутишь? – Спросила Ксюша, больше не пытаясь отодвинуться. – В школе я была кошмаром.

–Да прям уж, – Лена кончиком пальца провела за Ксюшиным ухом, – кошмаром тебя считала Настя, а мне казалось, что ты просто слишком свободолюбивая для такой школы, как наша.

Бабах. Ксюша вспыхнула от ногтей до кончиков волос, глаза ее широко раскрылись.

–В смысле? – Холодно спросила она. – Какая… Настя считала меня кошмаром?

Лена, казалось, ничего не заметила. Она продолжала гладить Ксюшу за ухом и почти мурлыкала.

–Сотникова Настя. Она очень ругалась, когда я взялась с тобой заниматься дополнительно. Считала, что я вкладываю в твою умную голову неправильные мысли.

Она наклонилась, приблизив свое лицо к Ксюшиному.

–А ты что думаешь? Вкладываю я в твою умную голову неправильные мысли?

Это было слишком близко. Слишком близко, чтобы соображать, или что-то предпринять, или хотя бы успеть подумать. Но то, что бухало в сердце, то, что вдруг ворохнулось там из-под завалов времени, оказалось сильнее. Ксюша отшатнулась, встала со стула, и отошла к окну.

–Лен, – сказала она, глядя на улицу, – ты играешь с огнем. Остановись.

–Почему? – Услышала она сзади. – Ты боишься, что я претендую на твое сердце? Не претендую.

Она резко обернулась, пораженная.

–В смысле?

Лена подошла к ней, и обняла за плечи. Прижала к себе и принялась баюкать – словно маленького ребенка.

–Я знаю, что у тебя болит, – сказала она шепотом, – и знаю, где. Ты вся – будто рваная рана, у которой края зарубцевались, но вместе не сумели срастись. На твоем сердце живого места нет, так что претендовать на него – провальное занятие.

–Ты… Ты откуда знаешь?

Лена улыбнулась и погладила Ксюшу по щеке.

–У меня есть глаза, – сказала она, показывая на них пальцами, – и я умею ими пользоваться. А еще у меня есть вот это.

Она взяла Ксюшину руку и положила ее к себе на грудь. Ксюша охнула испуганно, но Лена сказала:

–Я не грудь имею ввиду, а то, что внутри. Оно чувствует тебя, Ксюнь, только и всего.

Она снова улыбнулась и подмигнула:

–Ну и заодно грудь тебя чувствует тоже.

И стало снова легко. Они еще немного постояли, обнявшись, и Ксюша принялась собираться домой.

–Пойдешь со мной? – Спросила. – Могу тебя проводить.

–Проводи, – кивнула Лена, – мне всегда нравилось, как ты смущалась, когда доводила меня до дома.

Их прервал стук в дверь. Ксюша вспомнила о закрытом замке, и повернула ключ. Перед ней стояла Анастасия Павловна и какой-то парень.

–Привет, Ксюш, – сказала Сотникова, и глаза ее прошлись по Ксюшиному телу вверх-вниз, – Лена у тебя?

–Лена у нее! – Сообщила Завадская из глубины кабинета. – Заходи!

Ксюше пришлось посторониться. Она пропустила мимо себя Анастасию Павловну, ее спутника, и присела на подоконник, всем своим видом показывая, что она не нужна в этой странной сцене.

–О, какого красавца привела! – Лена положила ладони на плечи молодого человека и рассмотрела его со всех сторон. – Кирюш, ты слишком быстро растешь! Пора бы остановиться.

Теперь Ксюша поняла, кто это, но ей было все равно. Она равнодушно смотрела в окно, пока Сотникова объясняла, что Кирилл уезжает вечерним поездом, и хотел увидеться, а в кабинете Завадскую они не нашли, и поэтому…

Она смотрела в окно и слушала голос. Этот голос так мелодично и переливисто звучал по каждому из ее нервов, расплывался по каждой жиле. В кабинете пахло старыми книгами и немного деревом, и от того – от этого запаха, который совсем не изменился со школьных времен – казалось, что все вернулось, что ей снова четырнадцать, и она сидит в пионерской комнате в смутной надежде, что Анастасия Павловна тоже сюда заглянет…

BACK. BACK. PLAY.

Пионерские галстуки никто не носил уже несколько лет, а пионерская комната осталась нетронутой. В ней – как раньше – стояло в углу знамя, валялись на шкафу покрытые пылью барабаны и горны.

Теперь это было царство школьников: они приходили сюда к организатору внеклассных мероприятий Артему, собирались группами, пели песни под старую шестиструнку, готовились к школьным праздникам, а то и просто прятались от шума рекреаций на переменах.

У Ксюхи же были свои причины ходить сюда. Иногда здесь можно было встретить Анастасию Павловну.

После последнего разговора с ней прошло уже достаточно времени, но в Ксюхиной душе все никак не находился покой. То ли весна своими запахами била под дых, то ли приближающееся лето, а, может, просто вырвалось на свободу то, что было сжато в тиски последние несколько месяцев.

–Ксюш, можно тебя на минуту? – Анастасия Павловна поймала ее в коридоре, после звонка, когда надежда о встрече уже, было, рухнула. – Скажи, ты в лагерь едешь в этом году?

Лагерь… Вот еще заноза в заднице. Родители категорически не хотели ее отпускать, а сама она не знала, хочет ли.

–Все-то ты знаешь, – захихикал в голове мерзкий голос, – все-то ты, милая, знаешь…

–А вы? – Выпалила Ксюха, не успев подумать.

Анастасия Павловна удивилась, но вида не подала.

–Да, еду. Просто мне показалось, что после прошлого года ты можешь сомневаться, и я подумала – стоит поговорить с тобой об этом.

–Я… Подумаю, ладно? – На прощание сказала Ксюха и, счастливая, упорхнула на биологию.

Теперь вопрос «ехать или не ехать» не стоял. Теперь стоял вопрос «Как уговорить родителей».

STOP. BACK. BACK. PLAY.

На улице Гагарина, дом 26, квартира 12, разгорался скандал. Елена Алексеевна и Михаил Егорович Ковальские пытались решить, куда пристроить на долгие летние каникулы дочь – Ковальскую Ксению Михайловну. Сама Ксения (или вернее будет сказать, Ксюша) принимала в обсуждении живейшее участие.

–Миша, ни о каком пионерском лагере не может быть и речи! – возмущенно вещала Елена Алексеевна, раздраженно помешивая булькающий в огромной кастрюле борщ.

–Ты предлагаешь отправить её к моей маме? – спокойно спрашивал Михаил Егорович. – Мы не настолько богаты, чтобы позволить себе оплачивать еще один сгоревший сарай.

–Не хочу к бабушке! – вступала Ксюша. – И в лагерь не хочу.

–Однако, эта сгоревшая развалина ничто по сравнению с тем, что твою дочь приняли в пионеры только в прошлом году! Хочешь, чтобы галстук с неё сняли этой же осенью?

–Дорогая, по сравнению со стоимостью сарая, цена галстука – дробинка слону, – заметил Михаил Егорович.

–Галстук бесценен. Это – частичка революционного знамени, – меланхолично отозвалась Ксюша. Она дожевывала яблоко, устроившись на широком подоконнике, и совсем не поняла, почему вдруг родители перестали спорить и обратили на неё живейшее внимание.

–Ксенечка, откуда ты знаешь про знамя? – вкрадчиво спросила Елена Алексеевна, забыв про борщ.

–Все знают, – Ксюша пожала плечами, шмыгнула носом и спрыгнула с подоконника, – Мам, пап, может, я просто останусь на лето дома? Это точно будет дешевле.

С этими словами девочка покинула кухню, оставив родителей недоуменно переглядываться и начать новую дискуссию – звучащую уже в другом разрезе.

В свои годы Ксения Михайловна Ковальская успела доставить своим родителям столько хлопот, сколько не доставляют порой и двадцатилетние оболтусы. Она была из тех, о ком говорят: «Для него закон не писан», но при этом умудрялась избегать любых проблем с правосудием.

В первом классе Ксюша пришла в школу без мамы, как все остальные, зато в очках – немецких, трофейных, круглых и обрамленных в тусклую серую оправу. Первый же мальчик, который обозвал девочку «очкастой» получил портфелем по голове, и коленкой в пах. Так Ксюша приобрела авторитет, а её папу впервые вызвали в школу.

К тому времени, как дочь пошла во второй класс, Михаил Егорович уже знал по именам директора, завуча, завхоза, всех пионервожатых и звеньевых. Восьмого марта и в День Учителя он приходил в школу, нагруженный разномастными букетами и коробками.

В третьем классе Ксюша с группой одноклассников сбежала с урока труда. Целую неделю девять детей жили на заброшенной даче, питаясь печеной картошкой и луком-пореем с грядки. Искали их всем городом. Когда нашли – к Ксюше пришла настоящая слава, олицетворением которой стал папин ремень и осуждающие взгляды случайных прохожих.

Четвертый класс прошел мирно – девочка начала взрослеть. Её шалости теперь переросли в невинные забавы вроде измазанного гуталином классного журнала и наполненных водой напальчников, сброшенных с третьего этажа на головы случайных прохожих.

К пятому классу вокруг Ксюши образовалась тесная компания друзей – она умудрилась собрать вокруг себя настолько разных детей, что взрослые не знали, что и думать. Двое дворовых хулиганов Паша и Юра, гордость школы – семиклассник Лёша Игнатов, соседки по подъезду Даша и Юля, главный заводила соседнего двора Макс Ершов, близнецы Толя и Боря Куравлевы – все они прекрасно общались друг с другом, несмотря на полное различие интересов и увлечений.

Этим летом из всей компании в городе оставались только Даша, Юрка и близнецы, но Ксюша скорее предпочла бы провести время с ними, чем кормить комаров в пионерском лагере.

К счастью для неё, мама и папа решили, что оставить дочь дома действительно будет безопаснее. И для Ксюши началась самая прекрасная пора детства – каникулы.

Двор дома №26 по улице Гагарина был спроектирован таким образом, чтобы было удобно всем: большая детская площадка соседствовала с бельевыми веревками и двумя беседками. По периметру двор был засажен разного возраста деревьями, а в центре его красовалась большая песочница.

Одна из беседок по праву принадлежала многочисленным дворовым бабушкам: они оккупировали её с восьми утра до двенадцати дня, и с пяти до восьми вечера. Зато вторая безраздельно принадлежала детворе.

Четвертого июня Ксюша проснулась поздно – родители уже ушли на работу, оставив на кухонном столе записку: «На завтрак – каша (в холодильнике), на обед – суп и пюре с котлетой. Не забудь выключить газ, не потеряй ключ. Веди себя хорошо. Мама».

Сквозь тюль на окне в кухню пробивалось яркое летнее солнышко, воздух вокруг как будто был наполнен праздником, и пшенная каша, комком застывшая в кастрюле, в этот праздник никак не вписывалась.

–Проснись и пой, проснись и пой, попробуй в жизни хоть раз не выпускать улыбку из открытых глаз, – напевала Ксюша, наклонившись над унитазом и ложкой выковыривая из кастрюли куски каши. – Пускай капризен успех, он выбирает из тех, кто может первым посмеяться над собой… Вот и всё. Счастливого плавания.

Таким образом, вопрос с завтраком был решен. Теперь предстояло заняться внешним видом. Ксюша зашла в ванную и критически посмотрела на себя в зеркало: рожа заспанная, но вполне симпатичная. Волосы можно не расчесывать – и так сойдет, не зря же она уговорила маму коротко подстричься к лету.

В зале девочка залезла в шкаф и вынула оттуда чистую белую футболку и светлые шорты, перешитые из старых папиных брюк. Мама запретила ей так легко одеваться в самом начале лета, но ведь они с отцом вернутся только вечером, а до этого времени прекрасно можно успеть переодеться! Выбежав в прихожую, Ксюша сунула ноги в шлепанцы, надела на шею шнурок с ключом, и наконец-то выскочила в подъезд.

Во дворе было тихо: в беседке одиноко сидела семидесятилетняя Валентина Ивановна из первого подъезда, в песочнице возился «общественный» кот Шерхан, а на веревках сохло чье-то белое постельное белье.

–Здрасте, баб Валь, – громко поздоровалась Ксюша. – Наших кого-нибудь не видели?

Бабушка демонстративно промолчала и отвернулась, а Ксюша вспомнила, что всего неделю назад они с Ёршиком пытались кастрировать её кота за то, что он нагло сожрал общественную мышь Шпунтика. Хозяйство осталось при коте только благодаря бдительной бабе Вале, которая прибежала на вопли своего питомца и надавала участникам операции подзатыльников.

Поразмыслив, Ксюша двинулась к четвертому подъезду. Остановившись под окнами, она задрала голову вверх и закричала:

–Дааашкааа!

Не дождавшись реакции, прибавила громкости:

–Дашкааааааааааа!

Ну, наконец-то. Окно на втором этаже распахнулось, и в него высунулась тетя Нина.

–Тёть Нин, Даша выйдет? – снова заорала Ксюша.

–Выйдет, выйдет. Бежит уже. Хватит орать, весь дом переполошила.

В ожидании подруги Ксюша прикинула планы на сегодняшний день. Вчера вечером мать строго-настрого запретила ей выходить за пределы двора, но ведь во дворе нет ничего интересного. Значит, запрет не считается.

–Привет, – Даша выскочила из подъезда, по инерции пробежала лишних пару метров и, наконец, затормозила. – Ты чего так поздно?

–Проспала. Пошли за Юркой. Куравлевы сегодня на дачу поехали с дедом, только после обеда вернутся.