Текст книги "Play (СИ)"

Автор книги: Александра Соколова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 38 страниц)

-Значит, не могла.

Они дошли до машины, и Ася с сомнением посмотрела на Ксению, на минуту даже прекратив свои причитания.

-Как, интересно, ты собираешься садиться за руль? Может быть, все-таки такси?

-Еще чего.

Морщась и постанывая, Ксения впихнула себя на водительское кресло, сунула костыль на заднее сиденье и завела мотор.

-Коробка-автомат, – объяснила она усевшейся рядом возмущенной Асе. – Две педали. Правой ноги вполне хватит.

На Проспекте Мира они вполне ожидаемо попали в пробку. Ксения наглухо закрыла окна машины и включила кондиционер. Ася хранила обиженное молчание.

-Интересно, в твоем организме вообще остались еще не ломаные кости? – Спросила вдруг она, и Ксения с интересом на нее покосилась.

Значит, не обиженное. Значит, они просто вспомнили про одно и то же.

-Остались, – улыбнулась она. – Я не так уж часто дралась, как тебе кажется.

-Только когда я появлялась на горизонте?

Это был какой-то новый тон – насмешливый и ласковый, такого Ксения от Аси еще не слышала. Поэтому решила не отвечать. Но не тут-то было.

-Я тогда звонила в больницу, чтобы узнать, как ты, – сказала Ася. – Но они сказали, что справки дают только родственникам, и…

Красная спортивная машина впереди резко затормозила, и Ксения тоже ударила по тормозам. Их качнуло вперед, и нога отозвалась болью.

-Это не важно, Ась.

-Нет, важно.

Ася протянула руку и положила ее поверх Ксениной ладони, обхватывающей кожаную оплетку руля.

-Я хочу, чтобы ты знала: хоть я и злилась на тебя тогда ужасно, мне не было все равно. Я беспокоилась.

Ксения улыбнулась.

-Я знаю.

Back. Back. Play.

-Полюбуйтесь, Анастасия Павловна.

Любоваться, откровенно говоря, было особо не на что. Ася только вздохнула. Ей предстояло сейчас заняться важным делом воспитания маленького советского человека. А заниматься не хотелось. Однако, она изобразила на лице негодование, и посмотрела на стоящую рядом с завучем девочку. Ксюшу, кажется. Да, точно Ксюшу.

Зрелище, надо сказать, было забавное. Девочка была грязной с головы до ног – и это была не метафора речи, а очень точное определение ее внешнего вида. Бывший когда-то черным, фартук стал коричневым, лицо было покрыто какой-то пылью и прилипшими желтыми листьями, а белые гольфы только местами напоминали о своем первозданном цвете.

Ася разглядела под носом девочки кровь, и ощущение забавности прошло.

-Что случилось? – Спросила она, доставая из ящика стола чистый платок. – Может быть, не ко мне, а к медсестре?

-К медсестре? – Возмутилась завуч. – Она избила мальчика! Вот он сейчас как раз у медсестры, и есть подозрение, что она сломала ему нос!

Ася поморщилась от децибел в голосе завуча, и вдруг сказала:

-Спасибо вам. Я разберусь.

Завуч долго не уходила – продолжала описывать всю глубину Ксюшиного морального падения, а Ася, не слушая, пыталась оттереть девочкино лицо от грязи, чтобы рассмотреть, насколько серьезны повреждения.

-Тебя Ксюша зовут? – Спросила она, поймав взгляд зеленых внимательных глаз. – Прости, я не успела еще всех вас запомнить, все-таки вас много, а я одна.

Девочка молча смотрела на нее, и Ася почему-то смешалась.

-Зачем ты дралась? – Убедившись, что кровь остановлена, спросила она. – Что случилось?

-Не скажу, – звонко ответила Ксюша, и снова замолчала.

Ася растерялась. Она не привыкла, чтобы дети так ей отвечали. Правда, и практики у нее было пока маловато: только второй год после института, первый опыт классного руководства.

-Почему не скажешь? – Спросила она, так и не сумев вспомнить, что советовали делать в таких ситуациях мастера педагогики.

-Потому что это не ваше дело.

Это должно было прозвучать обидно, но почему-то прозвучало иначе. Девочка явно не пыталась ее задеть, она просто констатировала факт. Но не в Асиных силах было оставить все это вот так.

-Ты должна мне рассказать, – сказала она, выбрасывая грязный платок в мусорную корзину. – Обещаю, что никому не скажу, но мне нужно знать.

-Зачем? – С интересом спросила девочка, и потерла нос фалангой большого пальца. Ася снова растерялась.

-Ну как зачем? Чтобы…

Пока она придумывала ответ, Ксюша уже успела быстрым взглядом обвести Асю с ног до головы, абсолютно ничем не заинтересоваться, и двинуться к выходу.

-Погоди, – попросила Ася, и девочка оглянулась, останавливаясь.

-Он получил за дело, – сказала она громко и четко. – Честно. Давайте вы просто поверите мне на слово?

И ушла, закрыв за собой дверь.

Forvard. Play.

Домой они добрались поздно. Несмотря на Ксюшину браваду, вести машину ей все-таки было тяжеловато, и пришлось сделать не одну остановку, чтобы размять левую (а заодно и правую) ногу.

-Что ты хочешь на ужин? – Спросила Ася, когда последний барьер в виде входной двери был преодолен, и Ксюша наконец уселась на стул в кухне, вытянув больную ногу.

-Ничего. Я не ужинаю, помнишь?

А чего еще можно было ожидать? Наивным было бы предположить, что этот разговор что-то существенно изменит в их отношениях и Ксюшиной жизни, но Ася почему-то именно так и предполагала. Но реальность пришла с коротким «ничего», и стало ясно: ничего не изменилось. И, видимо, уже не изменится.

Ася все-таки включила чайник и открыла дверцу холодильника в поисках подходящих продуктов.

-Мне кажется, имеет смысл ускорить мой отъезд в Краснодар, – сказала она, вынимая из ящиков овощи.

-Почему? – Спросила тихо сидящая на стуле Ксюша.

-Ну а какой смысл оставаться? – Она опустила овощи под струю воды, и потерла, наслаждаясь нежностью помидорной кожуры и жесткостью пупырышек огурцов. – Я раньше думала, что если мы откровенно поговорим – это поможет, но вот мы поговорили, и это не помогло.

-Поможет чему? Ась, я по-прежнему не понимаю, чего ты хочешь.

Ей хотелось любви. Не этой – неземной, воздушной и болезненной, а какой-то более простой, приземленной, может быть даже обычной. Но как можно сказать человеку: «Меня не устраивает то, как ты меня любишь. Давай ты будешь любить меня по-другому»?

-А я по-прежнему не понимаю, чего хочешь ты, – Ася выложила овощи на большую деревянную доску, взяла со специальной подставки нож, и приступила к нарезке. Она стояла спиной к Ксюше, и говорить, не видя ее, оказалось гораздо проще. – Мы с тобой как два подростка, никак не можем договориться, потому что каждый боится произнести вслух то, чего хочет, и требует этого от другого.

-Ну так скажи, чего ты хочешь, и прекратим эту игру, – предложила Ксюша.

«Да, конечно. Сказать ей, чего я хочу, а потом гоняться за ней по всей Москве, уверяя, что я имела ввиду совсем другое».

-Я уже говорила.

Ася услышала, как Ксюша встала на ноги, тяжело опираясь о стол. Громыхнул костыль, послышались шаркающие шаги. Уходит? Нет, подошла ближе, руку на плечо положила свободную, сжала.

-Это не будет сказкой, понимаешь? – Выпалила вдруг она, и в ее интонации Ася ясно различила отчаяние. – Чем бы это ни было, как бы ты себе это ни представляла, сказкой это не будет.

-А тебе так сильно нужна именно сказка?

Она продолжала нарезать овощи, шинкуя их на все более мелкие и мелкие кусочки. Ксюша держалась за ее плечо. Тикали часы. И вся обыденность обстановки сводила с ума: господи, они наконец говорят о том, что замалчивалось долгих двадцать лет, а часы продолжают тикать, и нож продолжает стучать по разделочной доске. Это как во время апокалипсиса сходить за пивом. То же самое.

-Думаю, сказка нужна тебе.

Stop. Play.

Ксения сказала это, и глубоко втянула в себя воздух. Она почувствовала, как дернулось Асино плечо, словно она захотела вырваться. А затем положила нож, и опустила ладонь поверх Ксениной – сильно, сжимая пальцы. В этом прикосновении было все, и это «все» раздваивалось в сознании на две, совершенно не связанные друг с другом, нити, имеющие разные источники и уходящие в разные стороны.

Как можно это совместить? Чудесная женщина, любимая женщина, женщина из сказок, из детских ярко-цветных снов. Женщина, для которой не жаль совершить любой подвиг, не жаль отдать жизнь. И – другая женщина. Красивая. Нежная. С белой мягкой кожей. С обворожительно пахнущими волосами.

Самое ужасное, что они были разными. Похожими, как сестры близнецы, но при этом все равно абсолютно, совершенно разными. Одна была будто небо – сизо-голубое небо, которое потоками вливается в зимнее море и переливается всеми оттенками белого, какие только бывают на свете. Другая – гроза, молния, вспышкой разделяющая черное на две части, и через мгновение исчезающая, словно и не было ее.

-Нужна же? Правда?

Stop. Play.

Ася не знала, что ответить. Сказать «нет» было бы нечестно, а сказать «да» – сделать все окончательно и бесповоротно невозможным. Смириться с тем, что этого никогда не будет. Не будет теплого ветра в их волосах, капелек соленой воды на кончике носа, жарких прикосновений к горячей коже, от которых заходится дыхание. Ничего этого просто не будет.

И Ксюша, кажется, поняла, о чем она думает. Кивнула, задевая носом Асин затылок, и отступила назад, постукивая своим костылем.

-У тебя была сказка? – Спросила Ася, оборачиваясь к ней. – С кем-нибудь из твоих женщин?

Stop. Play.

Ксения пристроила костыль в углу, и снова уместилась на стуле. Сказка… Смотря что считать сказкой. Если то, как об этом пишут в книжках – то нет, не было. Никакого волшебства, никаких «капелек пота на загорелом теле», никакого слияния душ и тел. Ничего такого.

Но, может быть, книжки врут? И такого не бывает вовсе.

-Мой первый секс был с Иркой, – сказала вдруг Ксения вслух и посмотрела на Асю. Та совсем не удивилась почему-то. – Был ли он похож на сказку? Нет, не был. Вернее, не так.

Она задумалась, вспоминая.

-Я гораздо больше чувствовала, пока секса не было.

Ася, забыв про овощи, прислонилась спиной к кухонной столешнице. Она явно была удивлена той простотой, с которой они стали обсуждать эту тему. Первый раз за двадцать лет.

А Ксения вспоминала. Она с любопытством посмотрела на свои руки, провела пальцем по ладони, зажала его в крепком захвате.

-Пока это были просто прикосновения, это было волшебно. Наверное, потому, что запретно – кто знает. А, может быть, я тогда еще не принимала в себе ничего физического, и могла наслаждаться только невинными касаниями. Но когда начался секс – я перестала что либо чувствовать вообще.

Она не поднимала головы, боясь посмотреть на Асю.

-Потом Лека… С ней тоже секс как таковой не играл особой роли, на первом месте было то, что она была нужна Женьке, а я забрала ее себе. Я так наслаждалась этой вдруг обретенной властью, что остальное становилось каким-то совсем неважным. Я как будто впервые в жизни одержала победу, понимаешь?

Горькая усмешка скривила Ксенины губы. Победу, как же. Только к чертям бы такую победу, если вспомнить, сколько за нее пришлось заплатить.

-А с Леной? – Выпалила вдруг Ася, и тут Ксения не сдержалась: посмотрела на нее – покрасневшую, смущенную.

Вот что, значит, ее интересует. Уже второй раз речь заходит о Лене. Значит, ей правда было тогда не все равно?

Ксения встала на ноги, опираясь на стол шагнула к Асе, и навалилась на нее, ухватившись за плечи. Асины руки немедленно обхватили ее за талию, то ли поддерживая, то ли прижимая к себе.

-Ты ревновала? – Спросила Ксения, глядя в Асины испуганные глаза. – Не ври мне сейчас, очень тебя прошу. Ты ревновала тогда?

-Да.

Иногда счастье бывает таким острым, и настает так внезапно, что его практически можно пощупать. В эту секунду так и было – Ксения ощутила его, влетевшее острием в грудь, ощутила его, расплывшееся по кончикам пальцев, и на губах, которые вдруг нашли Асины губы, она ощутила его тоже.

Она не закрывала глаза – не хватило на это ни сил, ни воли. Целовала, глядя как смыкаются Асины веки, как падают на горящие огнем щеки пряди темных волос, как доверчиво тянутся к ней, на секунду отпрянувшей, ярко-красные, будто искусанные в кровь, губы.

Тикали кухонные часы, в открытое окно проникал теплый ветерок, и все в этом мире было тихо и неважно, кроме яркого восторга, затопившего грудь от ребер к горлу, кроме горячих рук, вжимающихся в бока и их первого – а он ведь и правда был первым – законного поцелуя.

-Это сказка, – прошептала Ася в Ксенино ухо, обнимая ее еще крепче и гладя обеими ладонями спину. – Почему ты думаешь, что все остальное не может стать таким же?

-Потому что потом ты проснешься, – тоже шепотом ответила Ксения. Она прижималась щекой к Асиной щеке, так сильно, что они почти сливались в одно целое, и горели огнем. – И поймешь, что сказки не было, а ты всего-навсего переспала с женщиной-лесбиянкой, которая любит тебя всю свою глупую жизнь.

Ася улыбнулась – Ксения ощутила эту улыбку прижавшихся на секунду к щеке губ.

-Почему ты не веришь, что я тоже люблю тебя? – Услышала она ласковое, и попыталась отстраниться, чтобы посмотреть в глаза, но Ася не дала – впилась пальцами в спину, прижала крепче. Одной ладонью скользнула вверх, и сжала Ксенин затылок.

-Я верю, – сказала Ксения, – но любить можно по-разному. Я верю, что ты любишь меня как хорошего друга, как родного человека. Но это не та любовь, из которой рождается сказка.

Ей почему-то было очень легко говорить все это вслух. Может быть, потому, что Ася была слишком близко, и соображать что-либо было невозможно? Или потому, что ее щека по-прежнему прижималась к Ксениной? Или же все дело было в том, что они перешагнули предел молчания, и здесь, за этим пределом, слова сами по себе рождались проще и не вызывали такой боли, как раньше?

-К друзьям и родным не испытывают тех желаний, которые у меня есть к тебе, – сказала Ася. – Так что нет, это не то.

Желания… Да что она знает о своих желаниях? Прожить столько лет бок о бок – и желания появятся неизбежно. Но будет ли это тем желанием, которое появляется из чувств, или станет тем желанием, что рождается в безысходности?

-Ты спросила о Лене, – вырвалось у Ксении. – И я готова ответить. Если ты все еще хочешь услышать ответ.

-Хочу.

То, что она собиралась сказать, можно было говорить только глядя в глаза. И Ксения все-таки отодвинулась назад, оставив руки лежать на Асиных плечах.

-Секс с ней должен был сломать замок между старым миром и новым.

Она увидела недоумение в Асиных глазах, и объяснила:

-В старом мире секс с той, кто был твоей учительницей, кто изначально стоял на десять ступеней выше – это табу. Это невозможно. Это квадратный круг, понимаешь? В новом мире учителя и ученицы живут в далеком прошлом, и есть просто две женщины разного возраста, которые хотят друг друга.

Теперь Ася поняла. Она кивнула, ожидая продолжения, но продолжения не последовало. И тогда она спросила:

-Должен был сломать. Но не сломал?

Ксения покачала головой.

-Я не сразу это поняла, но со временем стало ясно: я хотела ее не только как красивую сексуальную женщину. В моих глазах она до сих пор оставалась учительницей.

На секунду ей показалось, что Ася поняла. И это значило, что есть еще кто-то в этом мире, кто может понять, кто готов услышать странные видения из ее внутреннего мира и не испугаться их. Но Ася сказала:

-Вы ведь были на тот момент уже коллегами. Равенство было соблюдено.

И морок исчез.

Она не поймет. Просто не сможет понять, потому что для этого надо знать Ксению целиком, как Джоник. Надо знать ее с самого начала и очень глубоко. А это уже невозможно.

Грусть вернулась, и ласково погладила Ксению по плечам.

-В общем, это было сказкой, – сказала Ксения, убирая руки с Асиных плеч, – но не той, которая была мне нужна.

-А какая была тебе нужна? – Спросила Ася, больше не пытаясь ее остановить.

-Ты, – улыбнулась Ксения, отворачиваясь к столу. – Мне всегда была нужна только ты.

Back. Play.

Конец лета в Москве в этом году был холодным и зябким. Пробираясь между припаркованных в беспорядке машин, Ксюха куталась в ветровку, под полой которой, прижатый к груди, жил и дышал каплями букет красных роз.

Карман оттопыривался от лежащей в нем бутылки коньяка, а другой – поменьше – от двух не начатых пачек сигарет.

Ксюха в несколько прыжков добежала до подъезда и, встряхнувшись, изучила номера квартир сверху. Пальцы ее пробежались по домофону, набирая цифры, и тяжелая дверь щелкнула, пуская ее в подъездное затхлое тепло.

Звонок у крайней двери на втором этаже был белым, с аккуратной кнопкой посередине, и Ксюха, не задумываясь, нажала на него пальцем.

-Иду! – Раздался из-за двери веселый женский голос, и через мгновение Ксюха отшатнулась, ослепленная яркой вспышкой света.

-Привет, – улыбнулась она, моргая и выставляя вперед букет, – я к тебе.

Она стояла и смотрела, как стекает улыбка с красивого лица, как становятся испуганными глаза, как начинают дрожать пальцы и губы. Но это длилось недолго – уже через несколько секунд Ира сделала шаг назад, и, натянуто улыбнувшись, жестом пригласила войти.

-Кто там? – Раздался из глубины квартиры мужской голос.

-Это ко мне, – испуганно отозвалась Ира, – подружка. Мы на кухне посидим, не мешай нам.

Она схватила Ксюху за рукав ветровки, и потащила за собой, сминая цветы и теряя по пути тапочки. Втолкнула ее в чистую светлую кухню, захлопнула дверь, и повернула ручку замка.

-Ты с ума сошла? – Прошипела она, впиваясь пальцами в Ксюхины плечи. – Он убьет тебя, если увидит.

-Пусть попробует, – плечи приподнялись, и снова опустились обратно. Ксюха улыбалась, поглаживая взглядом Ирино лицо, – твоя девочка стала взрослой. Она больше никого не боится.

Ира вспыхнула, и отступила к столу. Ее губы все еще дрожали, но голос стал спокойным и размеренным.

-Садись, – пригласила она, указывая на стул у окна, – будешь чай?

Ксюха молча сняла ветровку, и выложила на стол свои запасы – бутылку, сигареты, и – из заднего кармана джинсов – шоколадку.

-Набор старого алкоголика, – прокомментировала Ира, – потрясающе.

Она вытащила из кухонного шкафа два бокала, поставила их рядом, и открыла коньяк. Ксюха смотрела за ней, слегка прищурившись.

-Он не войдет? – Спросила она, когда коньяк был разлит, а шоколадка выложена на тарелку.

-Нет, – покачала головой Ира, понюхав свой бокал и согревая его в ладонях, – если не позову – не войдет.

Улыбка снова тронула Ксюхины губы, и оставалась там, пока она вставала, пока забирала у Иры бокал, пока притягивала ее к себе и, преодолев слабое сопротивление, обнимала за плечи. Она чувствовала, как обмякло в ее руках непослушное тело, как вжалась в плечо щека, и скорее ощутила, чем услышала, короткий тяжелый вздох.

-Я скучала, – шепнула она в светлую макушку, и согрела ее своим дыханием, – я очень по тебе скучала.

Ира молча прижалась к ней еще крепче. Ее руки соединились на Ксюхиной талии, а грудь поднялась и опустилась в еще одном вздохе.

-Если хочешь прогнать меня – сделай это сейчас. Потом я уже не уйду.

Они обнимались все крепче и крепче, словно боясь момента, когда объятия придется разомкнуть, и придется говорить, и что-то делать, и о чем-то думать. А как сладко было просто стоять вот так, в круге света от кухонной люстры, прижиматься друг к другу, и ни о чем, ни о чем не помнить.

-Моя девочка вернулась, – выдохнула вдруг Ира, и отстранилась, разрушая иллюзию. Она отпрянула от Ксюхи, словно та вдруг стала заразной, и спряталась подальше, между столом и подоконником.

-Зачем ты пришла? – Спросила она, открывая одну из Ксюхиных пачек, и быстро закуривая.

-А ты не догадываешься?

Ксюхины губы снова расплылись в улыбке. Она села за стол, отпила из своего бокала, и закурила тоже.

-Поставила бы ты цветы в вазу. Завянут – жалко будет.

Ира только отмахнулась, делая еще одну затяжку.

-Ты должна быть сейчас в Краснодаре, – сказала она, – что ты делаешь здесь?

От слова «Краснодар» Ксюхино сердце резко и неожиданно зашлось от боли, но она не показала вида.

-С Краснодаром покончено. Помнишь, как ты говорила, что однажды я все пойму? Вот я и поняла.

Ира с сомнением покачала головой. Она понимала, что Ксюха врет, но, черт возьми, как же хотелось поверить.

-И что же ты поняла?

-Я поняла, что выбор был не между тобой и ею, что выбор был между иллюзией и реальностью, жизнью и медленной смертью, мной и не мной.

Ксюхин голос дрогнул от внутреннего напряжения.

-Я поняла, что, оставаясь там, закрыла себе оба глаза, и шла наощупь, обманывая саму себя. Что выбора на самом деле не должно было быть, и только я сама сделала его возможным.

-Ты всегда умела красиво говорить, – подумав, сказала Ира, – но что все это значит практически?

Их глаза встретились, взгляды пересеклись, и Ксюха одним быстрым движением оказалась вдруг близко-близко.

-Практически это значит, что я здесь, – выдохнула она, – что без тебя моя жизнь – глупая поделка, пластилиновый домик, готовый рассыпаться от маленького прикосновения. Что самую большую ошибку в своей жизни я совершила, отпустив тебя тогда.

-О, господи, – Ира отворачивалась, старательно отворачивалась, но Ксюха все равно видела, как потекли из ее глаз соленые слезы, – я ненавижу тебя, Ковальская. Стоит мне немного наладить свою жизнь, стоит успокоиться и перестать думать о тебе каждую чертову секунду, как ты снова делаешь это – приходишь, и разрушаешь то, что с таким трудом было построено.

Она оттолкнула Ксюхины руки.

-Я не верю ни единому твоему слову. Я знаю, что ты врешь, и что все это просто еще одна пауза между твоими психозами. Я видела своими глазами, как ты за секунду меняешься, и забываешь обо всем, кроме одного, самого главного. И это главное всегда останется с тобой, Ксюха, всегда, никуда ты от него не денешься, и так и будешь калечить тех, кому не повезет в этот момент оказаться рядом.

Ира глубоко втянула в себя воздух, и сделала шаг назад, но Ксюха шагнула за ней.

-А что, если ты ошибаешься? – Хрипло спросила она. – Разве этот шанс не стоит того, чтобы попробовать?

-Он предупреждал меня, – смахивая слезы, пошептала Ира. И пояснила, увидев поднятые в недоумении Ксюхины брови, – Коля. Он говорил, что рано или поздно ты снова появишься, и тогда я не смогу остановиться, не смогу сопротивляться, не смогу тебе отказать.

Она вдруг шагнула вперед, обняла Ксюху за шею, и обожгла дыханием ее губы.

-И он был прав. Я действительно не могу.

Ксюха выдохнула, вжимаясь губами во влажное тепло, впиваясь ладонями в Ирины гладкие бока, вдыхая в себя ее упоительный запах. Они целовались, забыв обо всем на свете, проникая друг в друга каждой клеточкой своего существа, здороваясь и прощаясь одновременно.

-Собирайся, – выдохнула Ксюха, на мгновение прервав поцелуй, – я забираю тебя домой.

И хотя Ира еще не сказала ни слова, хотя ни единого жеста не сделала, Ксюха вдруг поняла: что-то изменилось. Что-то, из-за чего все не будет так легко, как она хотела.

Ира выбралась из ее объятий, и вышла из кухни. А через минуту вернулась, неся на руках маленького ребенка, завернутого в голубую пеленку и чепчик.

-Тебя не было слишком долго, – сказала она потерянно, – слишком долго.

Ксюху словно мешком по голове ударили. Она стояла, оглушенная, и смотрела на маленькую детскую мордашку, на смешные ручки с миниатюрными пальчиками, на готовый в любой момент скривиться в плаче ротик.

-Как его зовут? – Выдавила она с трудом.

-Славиком, – Ксюху затошнило от того, с какой нежностью Ира смотрела на сына, – Вячеслав Николаевичем, если быть точной.

Вячеслав Николаевич. Что ж, Колина мечта сбылась в полном объеме, но самое ужасное, что эта исполнившаяся мечта все меняла, все ставила с ног на голову, и было непонятно, что же теперь со всем этим делать.

Forvard. Play.

-Ну и что ты творишь? – Спросил Мишка, стоило Ксюхе кинуть на диванчик сумку, а на стол – сигареты и телефон.

-А ты позвал меня встретиться, чтобы обсудить именно это?

Ксюха подтянула на коленях джинсы и уселась напротив Миши, жестом сделав знак официантке.

-А что еще? – Удивленно пожал плечами Миша. – Все наши знакомые обсуждают твое триумфальное возвращение в большой бизнес и гораздо менее триумфальное возвращение к несчастной Ирке. Отсюда и вопрос – что ты творишь?

-А что я творю? – Ксюха жестом показала официантке, что ей принести, и закурила. – Ирка – моя, и всегда была моей. То, что Никола воспользовался тем, что меня не было рядом – это его проблема.

-Вот как? И тебя не смущает, что у них семья? Что он – твой друг, в конце концов?

Смущало ли ее это? Нет, наверное нет. Ей было все равно.

-Ира взрослая девочка, и сама разберется, с кем ей быть, – объяснила Ксюха. – Это ее выбор, а не мой, и не Николин.

Мишка вздохнул. На его лице читалась растерянность: никогда так не было, чтобы двое его лучших друзей были по разные стороны баррикад. Всегда было наоборот: они стояли, втроем, плечо к плечу. А теперь?

-Коля звонит мне каждый вечер, – глухо сказал он. – Пьет как скотина. Ругается с Иркой. А потом звонит мне.

Ксюха снова пожала плечами. Почему-то это ее совсем не трогало, вот ни капельки. Она спокойно встречалась днем с Ирой, заново вникала в дела фирмы, и даже не удивлялась тому, куда вдруг исчезли все чувства? Смотрела по утрам на себя в зеркало, равнодушно подкрашивала глаза, и так же равнодушно надевала на нос очки.

-Миш, что ты от меня хочешь? – Спросила она, осознав, что пауза слишком затянулась.

-Отойди в сторону, – попросил Мишка. – Дай им время разобраться между собой. Пока ты будешь рядом, Ирка не сможет соображать внятно. Она только повторяет, что ей жаль, но без тебя она жить не хочет. А Ник орет, зачем тогда было выходить за него замуж и рожать Славку. А она плачет. И так каждый день.

-Если я отойду – она останется с ним, – возразила Ксюха, отбирая у официантки принесенную чашку с кофе и делая быстрый глоток. – Ты этого хочешь?

-Честно? – Спросил Мишка, и по этому вопросу Ксюха поняла: он устал. Он очень устал, ужасно, и для него сейчас хорошим будет любой исход, но исход, а не это бесконечное бессилие и разрыв на части между двумя важными в его жизни людьми.

-Я просто хочу, чтобы из этой ситуации все вышли без потерь, – сказал он в ответ на Ксюхин кивок. – Ты с Николой мало общалась последние годы, а я – много. Он сложный стал какой-то, и жизнь у него была сложная. Ирка для него – это все. Ирка и сын. Они как Славика родили – у Коли тут же пьянки прекратились, он дачу принялся строить, душой ожил, понимаешь?

Ксюха кивнула. Да. Она понимала.

-А тебе же они нафиг не нужны, – продолжил Мишка с горечью. – Ни Ирка, ни ребенок этот несчастный. Поживете полгода, и тебя снова унесет куда-нибудь. Подумай, Ксюх. Стоит ли оно того? Три разбитые жизни за полгода твоего спокойствия.

Ксюха одним глотком допила кофе, и вылезла из-за стола.

-Я тебя услышала, Миш, – сказала она, натягивая на плечи куртку. – Но решать все равно будет Ира. И очень скоро.

Forvard. Play.

Удивительно, но часто бывает, что событие, которое мы считаем победой, в итоге оборачивается сокрушительным поражением. Возвращаясь домой, Ира вполголоса напевала веселую песню. Она была уверена, что Коля уже собрал вещи и уехал к друзьям. Как просто, оказывается, бывает решить самые сложные проблемы! Нужно только поговорить интеллигентно, спокойно, пережить несколько неприятных минут – и всё решается само собой.

-Привет, – поздоровался с Ирой сосед, когда она уже вставляла ключ в замочную скважину.

-Привет, Вась. Как дела?

-Нормально.

Ира удивленно оглянулась на соседа, скрывшегося с мусорным ведром в недрах подъезда. Странно… Обычно он бывал с ней гораздо любезнее.

Зазвонил телефон. Ира плечом прижала трубку к уху, и открыла, наконец, дверь.

-Ты уже дома? – спросила из трубки Ксюша. – Как добралась?

-Отлично, доехала минут за двадцать. Ксюнь, я только вошла, давай перезвоню тебе попозже?

Она с облегчением опустила на пол тяжелые супермаркетовские пакеты, сняла плащ и вздрогнула: в дверном проеме, закинув руку за голову, стоял муж.

-Ксюнь, значит? – тихим зловещим голосом спросил он.

-А что тебя не устраивает? – С вызовом спросила оправившаяся от испуга Ира. – Я думала, ты уже уехал.

-Нет, милая. Это моя квартира и я отсюда никуда не поеду.

Коля ушел в комнату, оставив жену в состоянии еще большего испуга, чем раньше.

Что это такое? Он передумал? Друзья отговорили? А вдруг он…

Ира скинула туфли и, вне себя от страха, побежала в детскую. Славик спал на своей кроватке, сладко посапывая и обнимая маленького плюшевого оленя.

-Ты что, думала, что я его увез? – раздался из-за спины издевательский голос.

-Нет. Я просто соскучилась.

Она осторожно погладила сына по розовой щечке и поправила сбившееся набок одеяло.

-Почему ты решил не уезжать?

Коля хмыкнул, и молча вышел из комнаты. Ира последовала за ним.

Со стороны могло бы показаться, что между ними ничего не изменилось: Коля выложил в холодильник продукты, Ира надела фартук и принялась готовить ужин. По телевизору, как и всегда в это время, шли новости.

-Коль, ты хочешь макароны или картофель? – спросила Ира, как спрашивала и месяц, и два, и три назад. Она обернулась и посмотрела на сидящего за столом мужа.

-Картошку, – ответил он, не отрываясь от экрана телевизора, – можно еще банку баклажан открыть, мама сегодня привезла.

Мама. Всё понятно. Неизвестно откуда взявшаяся нежность мигом исчезла, оставив вместо себя неприязнь. Значит, это Изабелла Вадимовна постаралась – приехала наставить сыночка на путь истинный.

-Как дела у мамы? – равнодушно спросила Ира, доставая из-под раковины банку с закрутками.

-Болеет, – коротко ответил Коля, рассматривая спину жены, – это не она меня отговорила. Я сам так решил.

-Что решил?

Ира обернулась, стиснув во влажной ладони столовую ложку. Она почувствовала, как ухает вниз сердце и душу снова наполняет страх напополам с нежностью.

Похоже, это ощутила не только она. Коля стремительно подошел к жене и уверенным движением (таким же, как раньше!) обнял её крепко и прижал к себе. Он уже понимал, что обнимает чужую женщину, что эти руки, эта спина, эти гладкие стройные бока уже не принадлежат ему, но всё равно продолжал. Слишком часто они делали это раньше, чтобы можно было вот так, по мановению пальца злого фея, вдруг всё забыть и утратить.

Они отпрянули друг от друга с тем же жаром, с которым минуту назад обнимались. Ира вернулась к плите, а Коля снова сел за стол.

-Когда ты уедешь? – Спросил он. – Постарайся сделать это как можно скорее.

-Куда… уеду? – Удивилась Ира. – Мы же договорились…

-Я передумал. Почему я должен уезжать из собственной квартиры? Это мой дом, я купил его, я делал здесь ремонт, здесь будут жить мои дети, и я тоже останусь здесь. Раз уж ты решила меня бросить – собирай вещи и иди куда хочешь.

Ира молча перевернула мясо на сковородке и посолила картошку. Вот так. Значит, Коля решил бороться за неё любой ценой.

-Ты нужна мне, но это я переживу, – словно откликаясь на её мысли, сказал муж, – о Славике можешь забыть, я тебе его не отдам.