Текст книги "Play (СИ)"

Автор книги: Александра Соколова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 38 страниц)

Ксюха молча слушала – ни живая, ни мертвая. Больше всего ей хотелось, чтобы Джон немедленно замолчал. Просто закрыл рот и сделал вид, что ничего не говорил.

-Я долго думал, что же подпитывает твою любовь? Ладно бы ты хоть мечтала о ней – можно было бы сказать: мечты подпитывают. Но ты не мечтаешь. Ладно бы она хотя бы знала, что ты ее любишь – можно было бы решить, что тебе нравится свою любовь дарить. Но она не знает. И получается, что ты ничего от нее не хочешь, ничего не ждешь. Что же тогда, детка?

-Я не…

-А тогда получается, что тебя питает сам факт ее существования в этом мире. И больше ничего. И если это так…

-То терпеть мне придется всю оставшуюся жизнь, – закончила за него Ксюха, с трудом борясь с подступающими слезами. – Джон. Хватит, а?

-Погоди, – он схватил ее за руку, потянул на себя, – дослушай. Если это так – то ты умудрилась обрести самое чистое и светлое чувство на свете. Детка. Если все это так… То ты действительно ее любишь.

Forvard. Play.

Ася вошла на кухню, с ног до шеи завернутая в покрывало. Посмотрела на десяток изгрызенных зубочисток, раскиданных по столу, и присела на стул. Ксюша не смотрела на нее – ее взгляд был направлен через оконное стекло куда-то на улицу – далеко-далеко.

-Хочешь, я уеду сегодня же? – Спросила Ася глухо.

-Нет.

Ксюша ответила, не поворачивая головы. Она была сейчас – словно несчастный котенок, свернувшийся в клубок и надеющийся, что это защитит его от новой беды.

-Знаешь, – сказала она вдруг тихо, – я думала, что когда я тебе сказала… О том, что люблю тебя. Я думала, что ты меня ударишь. Думала, что это для тебя что-то… новое. Что-то… не слишком приятное.

-Нет, – Ася покачала головой, и поморщилась: от этого движения царапины на лице мгновенно налились болью. – Это было удивительно. Но не потому, что я не знала. А потому что на тот момент я была уверена, что твои чувства давно прошли.

Она увидела, как дрогнуло что-то на Ксюшиных щеках – словно она на секунду втянула в себя воздух, и скулы обозначились острее чем обычно.

-Ксюшка, я не знаю, как это объяснить. Правда. Я не знаю, как это произошло, и почему, но ты стала слишком важным человеком в моей жизни. Я боялась этого до безумия, знаешь? Боялась того, что чувствовала к тебе, боялась того, что чувствовала ко мне ты. Иногда мне кажется, что все последние годы своей жизни я только и делала, что боялась.

Она крепко сжала руки в кулаки, и заставила себя снова посмотреть на Ксюшу. Та не шевелилась. Даже, кажется, не дышала.

-Я не верю тебе, – сквозь зубы сказала она. – Потому что если бы все было так, как ты говоришь, все сложилось бы совсем иначе.

Back. Play.

Она полулежала на диване, откинувшись на спинку, с согнутыми в коленях и разведенными ногами. Курила, выпуская колечки дыма в потолок. Ее платье задралось до талии, а белье валялось тут же – под ногами стоящей на коленях девушки, теплые губы которой уже несколько минут нежно ласкали Ксюху между ног.

Ее тело отзывалось на эти ласки, но голова оставалась холодной и ясной. Она думала о том, что, кажется, немного увязла в своих поездках по южному побережью – от одного клуба к другому. О том, что Лека, кажется, окончательно превратилась в наркоманку – без пакета с таблетками она теперь даже с кровати не встает. О том, что Джон уже несколько месяцев как не звонит, а она сама столько же не звонит родителям.

Глупая, никчемная жизнь. Но, возможно, это была именно та жизнь, которая ей подходила?

Ксюха посмотрела вниз и сделала еще одну затяжку. Белокурая макушка старательно шевелилась между ее ног – отрабатывала «обязательную программу». Нет, девочка не была в нее влюблена – более того, Ксюха ей даже не нравилась. И спроси ее «зачем ты это делаешь?» – ответа бы не последовало. Это был их стиль жизни – беспорядочный секс, бессмысленный, с кем попало. «Маргарита» с обязательной тонкой соломинкой. Наркотики – пока еще легкие, но – Ксюха понимала – тяжелые уже где-то очень рядом, уже поблескивают жадно глазами и подбираются ближе, обещая неведомые миры – миры, в которых, возможно, есть хоть какой-то смысл.

Она прислушалась к ощущениям собственного тела, и поняла: пора заканчивать. Оргазма все равно не будет, а еще несколько секунд – и прикосновения языка станут просто неприятными.

-Хватит, детка, – сказала Ксюха, опуская ладонь на макушку девушки.

-Почему? – Она вскинула голову и недоуменно на нее посмотрела. – Ты разве не хочешь?..

-Нет. Слишком устала.

Прежде чем девушка сказала что-то еще, кто-то снаружи с силой толкнул дверь. Это спасло от продолжения разговора – Ксюха немедленно вскочила с дивана, одернула платье и натянула белье. Девушке достаточно было застегнуть рубашку – и вуа-ля, политес соблюден, словно ничего и не было.

Стоило Ксюхе отпереть дверь, как внутрь ввалилась Лека – бледная как смерть, с торчащими в разрезе футболки ключицами, и бешеными глазами. Девушка тут же испарилась, пробормотав что-то невнятное, а Лека, оглядев Ксюху с ног до головы, сделала вывод:

-Ты с ней трахалась.

-Не совсем, – пожала плечами Ксюха, снова усаживаясь на диван и вталкивая сигарету в пепельницу, – ты чего явилась?

-Просто так, – Лека упала рядом с ней, и, потянувшись, взяла со столика бутылку с коньяком. – Выпьем?

-В два часа дня? Я тебя умоляю…

Ксюха, покосившись, смотрела, как Лека делает несколько глотков прямо из горла бутылки. Интересно, чем все это кончится для нее? Циррозом печени, или чем-нибудь еще хуже?

-Когда я спрашивала, зачем ты явилась, я имела ввиду – зачем так рано, – сказала она вслух. – Жанка опять выгнала?

-Нет, – Лека пожала плечами и сделала еще глоток, – с Жанкой, как ни странно, все нормально. Она орет, я слушаю – полный консенсус.

-Зачем она тебе тогда? Какой смысл?

Ксюха спрашивала лениво, без всякого интереса, и оказалась не готова к Лекиной реакции – так вдруг резко развернулась, схватила ее за руку, и ответила с яростью:

-Никакого. Никакого смысла. Ноль. В этом все и дело. Если бы я знала, где этот чертов смысл искать – не было бы ни Жанки, ни клубов, ни алкоголя, ни…

-Ни меня, – закончила за нее Ксюха равнодушно.

-Ни тебя. – Лека отвернулась и убрала руки. – Иногда мне кажется, что нам с тобой стоило бы стать парой, знаешь? Я имею ввиду не на сцене, а по жизни. Два уставших от жизни циника. Как думаешь?

«Да боже упаси».

-Я думаю, что ты по привычке видишь нас одинаковыми, Ленка. А это совсем не так.

-Серьезно? И в чем же между нами разница?

Ксюха долго думала, прежде чем ответить.

-Разница в том, что ты больше не ищешь смысл. А мне он до сих пор нужен.

Forvard. Play.

Огни клуба остались за спиной, и уши наполнила блаженная тишина. Ксюха засунула руки в карманы брюк и потихоньку пошла вперед – к набережной. Как всегда после выступления, она чувствовала себя опустошенной. Немного более опустошенной, чем обычно.

Налетел ночной ветер, растрепал Ксюхины волосы, но его прикосновения к лицу, к шее, были приятными и ласковыми. В такие мгновения как сейчас, она чувствовала себя очень цельной – высокая, худая, спокойное выражение лица, глаза не прожигают призраки ушедшей боли, а сердце мирно постукивает в грудной клетке. Никаких кульбитов, никаких потрясений. Просто ветер, и просто волосы, ласкающие плечи и шею.

На набережной она сняла туфли и спустилась к самой воде. Здесь было ее место – вдали от шума прибрежных кафешек с их вечным «Владимирским централом», вдали от курортников, вдали от огней веселья.

Здесь было тихо и спокойно. В ноздри врывался соленый запах моря, а голые пальцы ног с удовольствием погружались в белую пену прибоя. Она присела на камни, а потом и легла, закрыв глаза и отдаваясь ощущению покоя.

Ей вдруг захотелось, чтобы кто-то был рядом. Просто подошел, прилег и взял ее за руку. Кто-то, с кем можно было бы разделить это ощущение. Разделить его пополам, без обмана. Не говоря, не думая, не рассуждая – просто лежать и слушать море.

-Анастасия Павловна, – тихо произнесла Ксюха вслух, перекатывая губы на языке и трогая их губами. – Анастасия Павловна…

И – ничего. Не дрогнуло сердце, не заплясали мысли, не задрожали руки. Она просто произнесла это имя, только и всего.

Руки сами потянулись к карману брюк и вынули портсигар. Пришлось сесть – иначе скрутить сигарету было бы сложно. Маленький друг, маленькая самокрутка, маленький проход в другие ощущения. Да ладно в другие… Хоть в какие-то.

Она сделала затяжку, и снова легла, глядя на звезды. Мир кружился вокруг в медленном вальсе, волны плескались о берег, и маленькие слезы катились по щекам.

-Ксюха, ты уже успела, что ли?

Лекин голос ворвался в волшебство, и волшебство закончилось.

-Зараза, – пробормотала Ксюха, – такую прелесть обломала…

Они разделили сигарету на двоих, и улеглись рядом – плечо к плечу.

-Давай сегодня напьемся? – Предложила Лека.

Ксюха подавила раздражение. Опять напьемся. Потом накуримся. Потом снова напьемся. Что еще? Еще потрахаемся, видимо, а потом напьемся снова.

-По какому поводу? – Спросила она.

-Без повода, – был вполне ожидаемый ответ.

Без повода… Почему-то в их жизни теперь все было без повода. И Ксюха вдруг подумала, что когда свободы становится слишком много – в этой свободе как-то теряется смысл. Она так стремилась освободиться, так хотела жить без эмоций, что упустила этот важный момент.

-Знаешь, – сказала она вдруг, – я иногда думаю, что мы зря уехали из Таганрога.

-Почему? – Удивилась Лека.

-Потому что это ни к чему не привело. Мы живем будто в угаре – деньги, веселье, алкоголь, секс. Но ведь рано или поздно придется остановиться. Потому что у такой жизни нет никакого будущего.

-А ты хочешь будущего?

Вопрос прозвучал так просто и ясно, и еще яснее она услышала ответ внутри себя – да. Да, она хочет будущего. По-прежнему не знает, какого именно, но и отказываться от него совсем она не готова тоже.

Она поняла вдруг, что погоня за смыслом завела ее слишком далеко. Она искала не в том месте. Не в то время. Не с теми людьми. Потому что опустошив себя до дна, расплескав все, что было накоплено в душе, смысла не найдешь.

И уходя с Лекой с пляжа, сидя с ней в гримерке и заливая в себя очередной – неизвестно какой по счету – бокал спиртного, Ксюха хорошо понимала: финал близится. Она не знала, когда он наступит, но его приближение ощущала каждой клеточкой своего уставшего тела.

Forvard

А наутро пришел ад.

-Леку в больницу забрали, – Денис с шумом вломился в гримерку, и Ксюха от неожиданности как была – голая – подскочила на диване.

-Как? Почему? – Пока она судорожно искала свои вещи, пока натягивала брюки и свитер, Денис объяснил, почему и как.

Ее нашла уборщица – Лека лежала на ковре, лицом вниз, и в первый момент женщина подумала, что она просто спит – такое нередко случалось с персоналом клуба. Однако, через мгновение она увидела зажатый в ладони пузырек с таблетками, и вызвала скорую.

-В какую больницу ее увезли? – Спросила Ксюха, застыв на месте с сумкой в руках.

-Откуда я знаю? – Ответил вопросом Денис. – Ты хочешь поехать?

Он смотрел в ожидании ответа, а Ксюха вдруг ясно поняла: нет. Не хочет. С нее достаточно. Достаточно Лекиных пьяных откровений, наркотических прозрений, слез и воплей, сменяющихся признаниями в вечной дружбе. Достаточно этого неприкрытого цинизма, которым они все – и она в первую очередь! – как будто гордились, возводя его в ранг добродетели. Достаточно бестолкового секса – от которого ни удовольствия, ни удовлетворения – ничего. Достаточно.

Но оставалось еще кое-что. Какие-то кусочки человечности, какие-то части той, старой Ксюхи, которые еще продолжали жить где-то глубоко-глубоко внутри. И они не дали ей сказать «нет».

-Да, хочу. Узнай адрес больницы, вызови мне такси, и сообщи всем, что шоу сегодня не будет.

Она подумала секунду и добавила:

-Впрочем, думаю, его не будет больше вообще.

Перед тем, как ехать в больницу, она собрала свои вещи. Самое необходимое уместилось в небольшую сумку, а все прочее – техника, костюмы, километры видеопленки – она оставила тут. Прощаться не стала: просто села в машину и уехала, не оглядываясь. В больнице выяснила, что Лекино состояние не представляет угрозы для жизни, постояла минутку перед закрытой дверью палаты, и пошла прочь по коридору.

В тот же вечер она села на поезд и уехала в Краснодар.

Forvard. Play.

-И с тех пор для тебя любовь и секс – это разное? – Спросила Лена. Она молча выслушала рассказ о боевом Ксюшином прошлом – ничем не показывая своего удивления. А, может, удивления и не было?

-Для меня всю жизнь любовь и секс – это разное.

Ксюша перевернулась на живот, и легла, прижимаясь щекой к покрывалу. Говорить больше не хотелось. Хотелось лежать вот так – посреди высокой травы, вдыхать запах зелени, шевелить босыми пальцами ног и наслаждаться солнечными лучами, ласкающими спину и плечи.

Но к солнечным лучам вдруг добавились Ленины руки – она присела рядом с лежащей Ксюшей на колени, и принялась гладить ее по спине – поверх футболки. Гладила легонько, едва касаясь кончиками пальцев, и вызывала своими прикосновениями бегающие туда-сюда мурашки.

-Как это может быть разное? – Спросила она. – Разве одно не следует из другого?

Ксюша расхохоталась. Смеяться, лежа на животе, было не слишком удобно, но уж очень забавно было то, что сказала Лена. Одно следует из другого? Интересно, что следует из чего?

Лена поняла, что сказала, и засмеялась тоже.

-Ладно-ладно, я поняла, – сказала она, отсмеявшись, – судя по тому, что ты рассказала, ничего не из чего не следует. Но тебе же случалось заниматься сексом с теми, кого ты любила?

Ксюша задумалась, опустив лоб на сложенные в замок ладони. Случалось ли? С Иркой, с Лекой – на первом месте был все-таки не секс. Было яркое и острое ощущение в груди, было безудержное счастье касаться, но как только дело доходило до «ниже пояса» – любовь заканчивалась, и начиналось что-то другое.

-Я не знаю, Лен, – честно сказала она, выгибая спину навстречу продолжающим поглаживания рукам, – это было разное и с теми, кого я любила, и с теми, кого нет. Я, наверное, урод какой-то, но для меня любовь – это чувство, а секс – всего лишь физика, только и всего.

Она ощутила, как Ленины руки забираются к ней под майку, и гладят уже обнаженную кожу. От ее пальцев по телу волнами разливалась нежность. Пальцы вдруг скользнули на Ксюшины бока и коснулись груди. Ксюша замерла.

-А это? – Лена наклонилась, прижимаясь грудью к ее спине, и обожгла дыханием ухо. – Это чувство или физика?

-Я не… – Ксюша растерялась. – Я не знаю.

Она почувствовала, как горячий язык обжигает мочку ее уха, как ладони протискиваются между нею и покрывалом и обхватывают грудь. Физика ли это? Да, конечно. Но сильнее чем физические прикосновения, Ксюша ощущала разливающееся в груди теплое и воздушное ощущение – будто самое нежное в мире прикосновение, будто легкие всполохи ветра, будто маленький-маленький смерчик – предвестник либо тайфуна, либо успокоения.

-Ленка, – Ксюша вывернулась из объятий, и села, одергивая футболку. На Лену лучше было сейчас не смотреть: ее волосы растрепались, губы были приоткрыты, а в глазах горело что-то раньше невиденное, непознанное. – Я не…

Палец Лены немедленно лег на ее губы, и погладил слева направо, справа налево.

-Нет-нет, – сказала она, улыбаясь, – мы не будем это обсуждать.

-Но я не…

Лена снова покачала головой, и вдавила палец чуть сильнее. Ксюше вдруг ужасно захотелось распахнуть губы, и впустить его в себя. Погладить языком, немного прикусить, обхватить губами, и…

Она резко отпрянула, и вскочила на ноги.

-Пора возвращаться. Мы пропустим обед.

Лена смотрела на нее снизу вверх и улыбалась. Подождала мгновение, и начала собираться.

-Не знала, что ты такой большой любитель столовской кухни, – сказала она, складывая покрывало, – хотя возможно, сегодня они изобретут что-нибудь получше чем гуляш из непонятно чего.

Ксюша засмеялась, подала ей руку, и они пошли вниз по тропинке – к лагерю. На душе снова стало легко.

Forvard

Еще не доходя до лагеря, они увидели, что творится что-то странное: у ворот собралась толпа. Учителя, школьники – все смешались в кучу, и отчаянно что-то обсуждали.

-Не иначе, в столовую шашлыки завезли, – улыбнулась Ксюша, невольно ускоряя шаг.

Но причина собрания оказалась хуже. Как выяснилось, у грузовика, на котором в лагерь доставлялись продукты, на полпути лопнуло колесо и он сошел с трассы. Вернее, не сошел, а свалился, и, по выражению добравшегося до лагеря водителя, «три раза перевернулся, скотина».

Проблема усугублялась тем, что рядом с грузовиком осталась женщина, ехавшая в лагерь – идти она не могла. И по похолодевшему вмиг сердцу, Ксюша сразу поняла, что эта женщина.

Все собравшиеся галдели, перебивая друг друга.

-Надо вызывать милицию! Пусть приедут и заберут ее!

-Какой дурак из Краснодара сюда поедет? Надо найти машину и ехать самим!

-Может быть, позвоним в МЧС?

Она дала себе несколько секунд – позволила страху и ужасу целиком наполнить тело, разлиться по жилам, впитаться в кровь, а потом одним махом выключила все ощущения.

-Заткнулись все! – Гаркнула Ксюха изо всех сил. – Прекратите галдеж!

Вокруг воцарилась тишина. Все смотрели на нее – кто испуганно, кто удивленно.

-Все школьники немедленно отправляются в столовую на обед, – сказала она громко, – остается только педколлектив и администрация.

-Почему? – Возмутился кто-то из десятиклассников. – Мы, вообще-то, тоже…

Ксюха только голову повернула, и парень замолчал. Возмущаясь в полголоса, ученики вернулись в лагерь. Теперь можно было подумать о том, что делать дальше.

-Максим, сходите пожалуйста в медпункт и возьмите оттуда аптечку, – велела Ксюха трудовику. – Проверьте чтобы там были эластичные бинты, антисептик и обезболивающее.

Она повернулась к физруку.

-Саш, на вас – крепкие шесты и палатка, на случай, если ее придется нести.

-Антон, – взгляд на физика, – возьмите со склада продуктов на двое суток, на тот же случай. Мы пойдем впятером (взгляд на водителя) – при любом раскладе, этого будет достаточно.

Она не стала говорить, какие именно расклады имела ввиду: все было понятно и так.

-Так, что еще, – на секунду задумалась, – я соберу для нас крепкую обувь и головные уборы. Через пятнадцать минут выходим.

Мужчины послушно разошлись выполнять полученные задания. Следом за ними потянулись и женщины – кто-то пошел помогать собираться, кто-то – к ученикам. Остались только Ксюха и Лена.

-Я с тобой, – сказала Лена, когда все остальные разошлись.

-Нет, – Ксюха покачала головой. – Мы пойдем вчетвером. Твоя задача – связаться с городом и попросить помощи. Звони в милицию, пожарным, в ГОРОНО – требуй машину. Если удастся – предупреди, чтобы водитель на трассе был внимателен: при удачном раскладе мы можем встретиться на полдороге.

-Ксюш…

-Я сказала: нет.

Она посмотрела на Лену и нашла в себе силы улыбнуться.

-Я же не на войну иду, а всего лишь в легкий турпоход. Кроме того, я не хочу в процессе волноваться еще и за тебя.

Forvard

Они шли уже пятый час, а грузовика по-прежнему не было видно. Ксюха то и дело смотрела на экран сотового, только лишь чтобы убедиться: связь как обычно отсутствовала.

-Давайте сделаем привал, – предложил физрук.

-Через два часа стемнеет, – Ксюха даже не оглянулась, – и тогда искать этот чертов грузовик сможет разве что летучая мышь. Поэтому давайте без привалов.

-Далеко еще? – Спросил, обливаясь потом, трудовик, поворачиваясь к с трудом шагающему водителю.

-Что б я знал, – раздраженно пробормотал тот. – Горы и горы, тут кругом все одинаковое.

-Что ж ты ехать в горы вызывался, если дорогу ни фига не знаешь?

-А зачем ее тут знать? – Водитель вдруг схватил трудовика за ворот футболки и заорал на него. – Зачем, а? Трасса и трасса – узкоколейка, в одну сторону, никаких ответвлений. Что я тут знать-то должен?

Ксюха только шагу прибавила. Ей было неинтересно слушать эти разборки, и уж тем более – вникать в них. Все ее мысли занимало только одно: Анастасия Павловна где-то в горах. В одиночестве. С раненой (Сломанной? Растянутой?) ногой. И добраться до нее нужно как можно скорее.

Она не знала, удалось ли Лене дозвониться до Краснодара, удалось ли уговорить прислать машину, но точно знала: за все часы, что они шли по пыльной дороге, мимо не проехало ни одного автомобиля. Ни в одну, ни в другую сторону.

Как ни старалась Ксюха идти быстрее, солнце она обогнать не могла: через пару часов действительно начало темнеть. Темнота опускалась быстро, только что, казалось бы, солнце спряталось за верхушками гор – а вот уже и дорогу плохо видно, и попутчики стали всего лишь размытыми во тьме пятнами.

-Привал, – физик с облегчением кинул рюкзак на обочину, и упал на него сверху. – До утра мы все равно ничего не найдем.

Рядом с ним на землю попадали остальные мужчины.

-Надо развести костер, – сказал трудовик, – поедим, поспим, а с рассветом дальше двинемся.

Остальные с ним согласились. Только Ксюха, вынув из рюкзака половину уложенных в него вещей, снова затянула горловину и накинула рюкзак на плечи.

-Я пойду дальше одна, – сказала она тоном, не терпящим возражений, – как рассветет – вы меня догоните. Или нас – если я найду ее раньше.

Она посмотрела на водителя.

-Дайте хоть какой-нибудь ориентир. Камни, деревья, что-нибудь.

-Слушай, – сказал водитель, – ты ерундой не занимайся. Куда ты попрешься одна ночью? А если волки?

-Вот именно, – ответила Ксюха, и он вдруг хорошо ее понял.

-Я с тобой, – сказал, с усилием поднимаясь на ноги.

-Нет. Я из вас всех устала меньше всего. Поэтому смогу идти быстро, и скоро ее найти. Кроме того, фонарь у меня только один.

Водителю пришлось согласиться с ее аргументами. Он, как сумел, объяснил ей ориентир – узкая расщелина, вдоль которой дорога делала резкий загиб. Этот-то загиб его и подвел.

Ксюха взвесила на ладони фонарь, кивнула на прощание, и пошла дальше.

Боялась ли она идти в темноте? Нет. Она шагала по пыльной дороге, освещая себе путь узким ярким пучком света, и думала о том, как страшно, наверное, сейчас Анастасии Павловне.

Боялась ли волков? Нет. Знала: они редко выходят на трассу, а вот удалось ли Анастасии Павловне развести костер, чтобы отпугивать зверей – это был еще тот вопрос.

-Отлично, Ковальская, – сказала она вслух, отмеряя очередной километр, – классно время проводишь в лагере.

Прошло еще несколько часов, и темень окончательно поглотила собой все. За пределами света от фонаря, ничего кругом не было видно, и Ксюха то и дело обшаривала светом обочину в поисках расщелины или «резкого загиба».

Наконец, дорога действительно изогнулась, и Ксюха, сбросив рюкзак на землю, принялась осматривать окрестности. Машина нашлась в том месте, где она вообще не ожидала ее увидеть – лежала на боку, упираясь грузовой частью в дерево, метрах в пяти ниже дороги.

Не помня себя, Ксюха спрыгнула, и побежала прямо через кусты, проламывая ветки.

-Анастасия Павловна! – Заорала она, подбегая к грузовику. – Где вы?

-Я здесь, – крик раздался совсем рядом, и, направив фонарь на звук, Ксюха наконец ее увидела.

Она сидела в повернутом на бок кузове, прислонившись спиной к дну, и кутаясь в какую-то старую тряпку. Ксюха подскочила к ней, бросила фонарь и схватила за руки.

-Вы… как? – Выдохнула она, отгоняя неизвестно откуда взявшееся в голове «ты в порядке?».

Анастасия Павловна посмотрела на нее молча, и вдруг зарыдала.

Она плакала так долго и так отчаянно, что у Ксюхи сердце сжалось. Она держала ее за плечи, прижимала к себе, и гладила по спине.

-Ну ладно, ладно, – шептала она растерянно, – все нормально. Все будет хорошо. Правда. Все будет хорошо.

Нужно было посмотреть на ногу, но луч света от фонаря светил куда-то в сторону, да и поза была не слишком удобна для осмотра. А Анастасия Павловна и не думала успокаиваться.

-Давайте я схожу за мужиками, – отчаянно предложила Ксюха, и тут же поняла глупость своей идеи. Три часа туда, три часа обратно – и Анастасия Павловна еще шесть часов в одиночестве.

«Может быть, ее дотащить до них?»

Эта идея тоже была так себе: с таким весом на плечах Ксюха будет идти очень медленно. Да и сумеет ли она ее поднять – тоже вопрос…

Она окончательно растерялась, и прибегла к не раз проверенному ранее способу.

-Молчать, – рявкнула, слегка тряхнув Анастасию Павловну за плечи и отрывая ее от себя. – Мне нужно осмотреть вашу ногу.

Слезы не остановились, зато у Ксюши появилась возможность переложить фонарь поудобнее, стащить с ног Анастасии Павловны тряпку, и, наконец, увидеть, с чем они имеют дело.

Нога оказалась жутко расцарапанной, но, к счастью, не сломанной. Две из царапин были слишком глубокими – из них до сих пор потихоньку выделялась кровь. Остальные достаточно было обработать зеленкой.

-Почему вы идти-то не смогли? – Спросила Ксюха со злостью. – Водитель – здоровый кабан, помог бы.

-Я не могу на нее наступить, – прорыдала Анастасия Павловна, – растянула, наверное.

«Наверное».

Ксюха взяла фонарь и, не слушая протестующих всхлипываний, вернулась на дорогу. Похватила за лямку рюкзак, и пошла обратно. Едва луч света осветил Анастасию Павловну, как она перестала всхлипывать и уставилась на Ксюху со странной смесью надежды и страха во взгляде.

-Все будет нормально, – сквозь зубы сказала Ксюха, вынимая из рюкзака спальник и пакет с лекарствами. – Дождемся рассвета, и потихоньку пойдем в лагерь. Посидите немного, я дров соберу.

Она накрыла Анастасию Павловну спальником, забрала фонарь и принялась собирать сухие ветки. Почему-то сердце внутри стучало наббатом, и злость подступала к горлу. Она даже не могла понять, на что конкретно злится.

Через пятнадцать минут костер был разведен, раны на ноге промыты перекисью, и намазаны зеленкой. Анастасия Павловна безропотно сносила все процедуры – только морщилась иногда от боли. Наконец, дело дошло до глубоких порезов, и Ксюха наморщила лоб.

-Их надо зашить, – сказала она мрачно.

-Нет! – Анастасия Павловна дернула ногой, и вскрикнула от боли.

-Тогда шрамы останутся. Оно вам надо?

-Пускай останутся.

Ну, пускай – так пускай. Ксюха и их промыла, приложила сверху импровизированный тампон из бинта, и замотала сверху. От потери крови она явно не умрет, а остальное – ее личное дело. Не хочет – как хочет.

-Ксюша… – Анастасия Павловна замялась, и даже при свете фонаря было видно, как лицо ее залилось краской. – Ты не могла бы помочь мне… отойти.

Отойти?

В следующее мгновение Ксюха поняла, и покраснела тоже.

«Зашибись спасение прекрасной дамы» .

Она нагнулась, подхватила Анастасию Павловну подмышки, и с усилием подняла на ноги. На то, чтобы сделать несколько шагов, ушла не одна минута, и Ксюха поняла, почему водитель оставил ее здесь.

-Вы… справитесь? – Спросила она, помогая Асе зацепиться за стоящее в стороне дерево. Дождалась кивка, и, выключив фонарь, шагнула в темноту.

Из темноты доносились стоны боли и сосредоточенное сопение. Потом звук льющейся воды. И снова стоны.

Ксюха очень старалась не прислушиваться, но обостренное восприятие делало все за нее. Она понимала, что там происходит, и сердце ее почему-то затапливала нежность.

Вот она поднимается на ноги, стараясь опираться только на здоровую. Вот удобнее хватается за дерево. Вот пытается второй рукой натянуть на бедра спортивные брюки.

-Ксюш… – услышала она отчаянное. – Я не…

В этот раз она поняла сразу. Подошла, не включая фонаря, и, просунув пальцы под резинку, натянула штаны. Сразу – не мешкая – обняла Анастасию Павловну за талию, и помогла вернуться к костру.

Среди высыпавшихся из грузовика продуктов пригодными в пищу без готовки оказались только плитки шоколада. Они съели по одной, запивая водой из бутылки, и, притихшие, замерли у костра. Анастасия Павловна куталась в спальник – ее била дрожь. Ксюха старалась на нее не смотреть.

-Поспали бы вы, – сказала она вдруг, – до рассвета далеко еще.

-Мне почему-то до сих пор очень страшно, – ответила Анастасия Павловна, – знаю, что больше не одна, но все равно боюсь.

-Это стресс из вас выходит. Ничего, оклемаетесь. Может, утром удастся какую-нибудь машину остановить – тогда прямо до Краснодара поедем.

Анастасия Павловна странно на нее посмотрела, но ничего не сказала. Так они и сидели – молча, вглядываясь в костер, и думая каждая о чем-то своем.

Уже начало светать, когда Анастасия Павловна наконец заснула. Ксюха долго смотрела на нее, спящую, прежде чем сесть ближе и со вздохом обнять за плечи. Горячее дыхание обожгло ее шею.

«Ну что, детка? История повторяется, так? Только на этот раз это, кажется, не слишком платонически?».

Она вздрогнула от этой мысли. Вспомнилось, как много лет назад, в этих же горах, она практически тащила Анастасию Павловну на себе, и обнимала ее за талию. Тогда, кажется, она впервые всерьез задумалась: а нет ли в этой любви чего-то физического? Тогда – точно не было. А теперь?

Она скосила взгляд. От отблесков костра лицо Анастасии Павловны казалось очень теплым и нежным. Губы слегка шевелились – наверное, снилось что-то. И кончик носа иногда забавно подергивался.

-Нет, – одернула себя Ксюха, – ничего физического. Нет.

Но она не могла признать, что обнимать Анастасию Павловну было очень приятно. Не возбуждающе, нет, ничего такого – но от ощущения ее макушки под щекой было очень тепло и спокойно. Как будто так и должно было быть. Как будто это ощущение – самое естественное в мире.

Светало. Уже стало хорошо видно деревья, и разбросанные вокруг коробки и мешки с продуктами. И костер как-то померк и стал тусклым-тусклым. Ксюха поежилась от холода – все-таки утро в горах – не самое теплое время суток. И почувствовала, как губы Анастасии Павловны случайно, во сне, касаются ее шеи.

Это было мимолетное, едва заметное прикосновение, но оно обожгло будто огнем. И это было уже не про тепло, не про нежность. Ксюха испугалась того, что почувствовала.

-Перестань, – подумала она, – что такого? Ты лесбиянка, так? С этим мы уже определились. Неудивительно, что ты можешь и к ней чувствовать что-то… физическое.

Это было правильно, и верно, и наверное было правдой, но что-то внутри вовсю протестовало против такой правды. Это было грязно. По-прежнему грязно. Несмотря на вереницу женщин, прошедших через Ксюхину постель, несмотря на Ирку, несмотря на Леку. Это все равно было грязно.

FORWARD

Их нашли, когда солнце уже поднялось достаточно высоко, чтобы высушить утреннюю росу. Первым с дороги спустился водитель – он выглядел жутко уставшим, но тем не менее быстро проверил, как себя чувствуют женщины, и тут же кинулся осматривать кабину грузовика.

Все вместе они соорудили носилки из шестов и палатки, уложили на них Анастасию Павловну, и, соблюдая предосторожность, вытащили ее на дорогу.