Текст книги "Play (СИ)"

Автор книги: Александра Соколова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 38 страниц)

Ради вас. Ради нее. Ради того, чтобы вы отстали наконец уже все от меня, и оставили меня в покое.

FORWARD

В последние месяцы ей не часто удавалось побыть наедине с собой. Натянутый на плечи новый образ давил, сковывал движения, и – главное – отнимал кучу сил. Теперь она гладила свою одежду, выполняла домашние задания, заучивала ответы из учебника, и ненавидела каждую секунду своей жизни.

Кто знал, что это окажется так сложно? Играть роль хорошей девочки, стискивая зубы проходить мимо, заставлять себя не смотреть, не слышать, и – главное – ничего не делать.

Сегодня Ксюха решила, что ей нужна передышка. Накинула на плечи куртку, написала маме записку, и ушла на весь вечер к реке – там было ее любимое с детства место: укромный уголок, у самой воды, где никто не мог ее видеть, и откуда никого не могла видеть она.

Она села прямо на камни, достала из кармана мятую пачку сигарет, и закурила, поморщившись.

–Что дальше? – Спросила вслух у воды. – Что же будет с нами дальше?

И ответ пришел сам собой: дальше не будет ничего.

Меньше чем через год она уедет в другой город. В город, который она уже заранее ненавидела. Меньше чем через год она уедет навсегда. И тогда уже будет неважно, есть эта любовь, или нет ее больше – все просто закончится, только и всего.

Горький дым струей вошел в легкие и вырвался наружу с болью.

–Что-то я сделала не так, – подумала Ксюха, – что-то очень-очень важное я сделала не так.

Шесть лет. Шесть чертовых лет, и это чувство не прошло. Чего только она ни делала, чтобы избавиться от него – и все тщетно. Как бы она ни врала себе, всегда и во всем была только Анастасия Павловна, и никто больше.

–Почему? – Спросила она у воды. – Ну почему? Что такого есть в этой женщине, от чего я могу думать только о ней? Ну что в ней такого?

Ответа не было. Она достала из внутреннего кармана куртки фотографию, и при одном взгляде сердце снова забилось под горлом. Анастасия Павловна… Это имя так нежно перекатывается на языке, что его хочется произносить вечно. Анастасия Павловна…

Она подумала вдруг, что на самом деле все, что тревожило ее и год, и два назад, как-то вдруг перестало иметь значение. Пошлая ли это любовь? Извращенная ли? Нет. Ксюха не ощущала никакой извращенности. Только острое, сладкое, мучительное в своей горечи чувство.

«Все, что я делаю – я делаю для тебя».

И, кажется, получилось, разве нет? Несколько месяцев она ведет себя как паинька, несколько месяцев Анастасия Павловна улыбается и хвалит ее на занятиях, и несколько месяцев Ксюха медленно и тихо умирает.

–Страдать изволим? – Он появился как всегда неожиданно, приземлился позади Ксюхи, соединил ладони на ее животе. Она откинулась назад в его объятиях.

–Да нет, – ответила Ксюха, – просто думаю. Как далеко я могу зайти в своем желании сделать ее жизнь проще и легче, а, Джон?

–Не знаю, детка. Как по мне, ты и так уже слишком далеко зашла.

Может и так. Но кто считает? Кому дано отмерить, слишком это далеко, или еще не слишком? Кто может с уверенностью сказать: «Вот здесь, в этом самом месте, уже пора остановиться»?

–Ты решила с институтом? – Спросил Женя.

–Решила, – стиснула зубы Ксюха, – родители за меня все решили. Педагогический.

–Почему именно педагогический? Ты все не оставляешь надежды вернуться потом работать в свою школу?

Зубы стиснулись еще сильнее.

–Потому что они предложили альтернативу: или таганрогский педагогический, или МФТИ.

–А в Москву ты не хочешь.

–А в Москву я не хочу.

Она снова посмотрела на фотографию. Анастасия Павловна улыбалась, глядя в объектив фотокамеры. Глядя на нее – такую счастливую – Ксюха подумала, что ей уже давно не нужно смотреть: даже с закрытыми глазами она может видеть, какие у Анастасии Павловны глаза, какие руки, какие плечи, какой запах.

–Детка, – Джон за ее спиной нашел мелкий камушек и швырнул его в реку, – что с тобой все же?

–Ничего, – улыбнулась Ксюха с горечью, – со мной уже несколько месяцев как ничего. Сегодня они уговорили меня пойти на олимпиаду. Понимаешь, Джон, олимпиаду!

Она развернулась в его руках, и гневно заглянула в его лицо.

–Понимаешь, до чего дошла игра в пай-девочку? Они хотят, чтобы я участвовала в олимпиаде!

–А почему тебя это так оскорбляет?

–Да потому что это все мерзко! – Выкрикнула она. – Я и раньше училась хорошо. Я и раньше получала отличные оценки. Но никому даже в голову не могло прийти отправить меня на эту чертову олимпиаду! А теперь? Теперь – да. Теперь – можно. И знаешь, что это значит?

–Это значит, что в этой системе покорность ценится куда больше, чем знания, – Джон прижал ее к себе, трясущуюся от злости, и принялся гладить по голове. – Успокойся, детка. Ты так орешь, словно это для тебя новость.

–Нет, не новость, – всхлипнула Ксюха, – но я все больше прихожу к выводу, что это не наша школа такая. Это весь мир такой, Джоник. Чем покорнее ты – тем больше тебя ценят. И значит, знания, опыт, душевные качества не значат ничего. Веди себя хорошо – и будешь на вершине мира. И все тебя будут…

–Любить, – закончил вместо нее Женя. И продолжил. – Но давай зайдем с другой стороны. Ты стала покорной. И?

–И что? – Не поняла Ксюха.

–Стала ли ОНА любить тебя больше?

Из ее горла вырвался нервный смешок. Она спрятала лицо на Женином плече и ответила глухо:

–Нет. Но она и до этого меня не любила. Хоть в лоб, хоть по лбу – один черт.

–Тогда я не понимаю, зачем ты это делаешь? Пока целью хорошего поведения было добиться ее любви – в этом был смысл. А теперь?

–Целью никогда не было добиться ее любви! – Вспыхнула Ксюха. – Никогда.

–Тогда что?

Она выкарабкалась из его объятий, и, вынув сигареты, закурила снова.

–Ответь, – настаивал Джон, – я хочу знать.

–Я хотела… – Она затянулась глубоко, и все же решилась. – Я хотела, чтобы она мною гордилась, только и всего.

FORWARD. FORWARD. PLAY.

Ничего не вышло. Грустно было признаваться в этом самой себе, но от правды не убежишь: ничего у нее не вышло. На ту секунду, когда Ксюшка расслабилась в ее руках, Асе вдруг показалось: вот оно! Получилось. Но нет. Секунда закончилась, едва успев начаться, и Ксюша все-таки вырвалась. Посмотрела на Асю бешеными глазами, подхватила кроссовки, и ушла босиком, не оглядываясь.

А дальше все у них происходило молча. Молча встретились в отеле, молча собрали вещи, молча сели в самолет и молча улетели в Москву. Домой приехали тоже молча. Ксюша даже заходить не стала – бросила через порог сумку на пол, и, развернувшись, молча ушла.

Ася заставила себя разобрать вещи: что в шкафы, а что и в стирку. Сходила в магазин. Приготовила ужин. И только под вечер уже, уставшая, присела на стул у окна и позвонила Завадской.

–Вот так, – закончила она свой горестный рассказ, – ничего у меня не получилось, Ленка. Ксюшка куда-то убежала, и вернется ли – одному богу известно.

–Куда она денется, – протянула Лена задумчиво, – другой вопрос: какая она вернется? Насть, ты не обижайся на меня, но ты все-таки идиотка.

–Почему идиотка? – Возмутилась Ася. – Я все сделала так, как ты сказала.

–Ну конечно, – послышался в трубке смех, – ты все сделала НЕ ТАК, как я сказала. Ты же напугала ее до полусмерти, вот и все, что ты сделала. Я говорила – расслабься, а ты что сделала?

–Я и расслабилась… Делала то, что хотела, вот и все.

–Правильно. А зачем с объяснениями полезла? Неужели не понимаешь, что Ксюше эти твои объяснения – смерти подобны? Я уверена, что она уже выстроила у себя в голове картинку происходящего, и эта картинка явно не в твою пользу.

Ася покачала головой, разминая затекшую шею. Посмотрела на пачку сигарет, заложенную за батарею. И закурила.

–Ленка, приехала бы ты к нам в гости, а? – Предложила отчаянно, прекрасно зная, какой ответ услышит. – Я бы так хотела тебя увидеть.

–Я бы тоже хотела, – ответила Лена грустно, – но ты прекрасно знаешь, что мне к вам нельзя.

–Но это же глупость какая-то! Столько лет прошло, и я уверена, что она уже не так остро…

Ася оборвала себя на полуслове. Да, Сотникова? Да? Ты правда в этом так уж уверена?

–Насть, забудь об этом, – откликаясь на ее мысли сказала Лена, – в ситуации с Ксюшей «много времени» просто не работает. Если она однажды решила так, как решила – то, я уверена, это будет навсегда.

Слова ударили очень больно. Лена просто произнесла то, о чем Ася и сама знала, но это еще раз подтвердило ее тайный страх: ничего не выйдет. Как бы она ни старалась, как бы не пыталась – если Ксюша что-то решила, то она решила. И этого не изменишь.

–Ладно, – сказала она, выдыхая дым прямо в мембрану трубки, – так почему ты считаешь, что мне не нужно было объяснять?

–Насть, девочка до сих пор считает, что ее никто никогда не любил. Она уверена, что каждый из встречавшихся ей людей что-то чувствовал к ней, но поверить в то, что ты любишь ее полностью, на сто процентов, она не способна. А это значит что?

–Что? – Эхом повторила Ася.

–Что она найдет миллион объяснений твоим поступкам, лишь бы не признавать очевидного. Настя, боже мой, она любит тебя двадцать лет! Ты хоть понимаешь, что она пережила за эти годы? В школе она постоянно приползала ко мне как побитая собака после твоих выступлений на ее счет, и делала вид, что ничего не происходит, а я смотрела на нее и понимала: сегодня у этой девочки с мясом оторвался еще один кусок сердца. Ей же даже поговорить об этом было не с кем! Вспомни себя девчонкой – решилась бы ты кому-нибудь сказать о таких чувствах? И бедный ребенок таскал все это в себе, всеми силами привлекал твое внимание, а когда получал это внимание – убегал как сумасшедший, потому что это пугало еще сильнее, чем все остальное.

–Ты так хорошо ее понимала? – Спросила Ася, подавив в себе неприятное чувство. – Откуда? Я же видела то же, что и ты, но…

–Ты видела другое, – мягко улыбнулась Лена, – ты видела навязчивую хулиганку, которая портила тебе жизнь. А я видела несчастного звереныша, влюбившегося так фатально, что и врагу не пожелаешь.

–Ну и что, Лен? Я не понимаю, какая связь?

–Настя, да послушай ты меня! Она же всю жизнь одна. Она ни с кем ничем никогда не делилась. Даже наши с ней разговоры по душам были только скольжением по поверхности. Она ПРИВЫКЛА БЫТЬ ОДНА. Понимаешь?

–Да, но… – Ася окончательно растерялась.

–И тут появляешься ты. Спустя двадцать лет. И пытаешься залезть к ней в душу. Говоришь ей вещи, от которых она бежала всю свою жизнь. И что? Ты правда рассчитывала, что она растает и упадет в твои объятия?

Рассчитывала ли она? Как знать. Слишком многим были наполнены эти годы. Не одной Ксюше пришлось пережить многое в их отношениях. Как бы там ни было, Асе тоже было очень непросто.

BACK. PLAY.

Педсовет сегодня был особенно скучным. Ася задумчиво смотрела в окно, и представляла, как хорошо там, на улице. Весенний легкий ветерок, ласковое солнце, зеленые листья на деревьях. А она вынуждена слушать очередные вводные от директора вместо того, чтобы просто отправиться гулять и дышать весной во всю силу своих молодых еще легких.

Она скосила взгляд в сторону, и тут же отвернулась. С соседней парты то и дело доносилось сдавленное хихиканье: там сидели новые подруги, Ковальская и Завадская.

Они рисовали что-то на одном листке бумаги, и плечи их соприкасались, и лица были слишком близко. Нарисовали – посмеялись. Нарисовали – посмеялись.

Ася даже не могла понять, почему ее так раздражает это зрелище? Может быть, оттого, что после появления Ксюши Лена отдалилась от нее и перестала быть ей другом? Да нет, не перестала. Конечно, сейчас они гораздо меньше проводят вместе, чем раньше, но она по-прежнему откликается по первому зову, и всегда готова подставить свое плечо. Может быть, из-за подозрений, возникших у Аси после той случайной встречи на перекрестке с Ксюшей и ее спутницей? Подозрений, возникших, и со временем лишь окрепнувших.

Ася тогда узнала ее сразу. Недоумение на ее лице было вызвано не тем, что она забыла, а тем, какая картина открылась перед ней. Слишком по-хозяйски та, вторая девушка, обнимала Ксюшу за талию. Слишком много злости и ревности было в ее глазах. Было очевидно: они вместе, и вместе не как друзья.

А теперь это… Теперь Ксюша сидит рядом с Леной, и смеется, и касается ее ногами, и за руку они постоянно ходят вне школы – Ася сама не видела, но рассказывали. Это порождало слухи, к которым она сама не была готова, и это очень злило и расстраивало. Но еще больше ее расстраивало то, что Лене было на эти слухи наплевать.

Да, пожалуй, это цепляло больше всего. Когда Ася осторожно попыталась объяснить ей, что так нельзя, Лена на секунду подняла брови, а потом расхохоталась ей прямо в лицо. И популярно объяснила, что то, чем она занимается после школы – ее личное дело. А слухи, сказала она, всегда были, есть, и будут. На то это и школьный коллектив.

По сути она не сказала ни «да», ни «нет», и Асе было неясно: есть ли что-то между ними? Не хотелось об этом думать, но думалось почему-то…

Она снова скосила глаза и посмотрела на Ксюшу. Выросла девочка. Ох, как выросла, и как сбылось ее давешнее предсказание: из угловатого подростка она превратилась в прекрасную женщину. Высокая, худая – в чем только душа держится, сверкает зелеными глазами. И темные волосы свои научилась укладывать – уже не собирает в вечный хвостик на затылке, а зачесывает за уши, делая острые черты лица еще более острыми.

Сколько бы ни ругался с ней директор, как бы ни угрожал – прилично одеваться так и не научилась. Бегает как девчонка, в джинсах и жутких майках. С детьми на «ты» общается, каждого знает по имени. А они в ней души не чают – на каждой перемене целая толпа собирается в кабинете. Черт знает, чем они там занимаются, и чему она их может научить?

Ася вздохнула, отворачиваясь. Как бы тяжело ни было это признавать, но Ксюша нравилась ей. Она бы совсем не отказалась от такого друга. Но хорошо понимала – никакой дружбы между ними быть не может, просто потому что не может быть никогда.

Конечно, детская Ксюшина влюбленность давно прошла: она на нее даже внимания не обращает, а на все попытки заговорить сворачивает разговор и убегает. Но память об этой влюбленности никуда не делась, и именно это никогда не позволит им подружиться.

Педсовет закончился. Директор сложил свои записи, и вышел из класса. Ася заторопилась – может быть, еще успеет погулять, пока солнце не начнет садиться, и не станет слишком холодно?

Выходя из класса, столкнулась с Завадской. Та куда-то тянула Ксюшу за руку, и заливисто хохотала.

–Обойдутся твои сценарии без тебя один вечер, – услышала Ася, – пойдем! Потратишь на меня час своего драгоценного времени – от тебя не убудет.

–О чем спор, девочки? – Спросила Ася, подходя поближе.

–Ксюшка отказывается идти пить со мной коньяк и сидеть на парапете, – заявила Лена, – говорит, что у нее много работы. А? Нормально? Это в пять вечера-то.

–А коньяк есть? – Неожиданно для себя спросила Ася.

–Конечно, – Лена похлопала по сумке, висящей на боку и посмотрела то на одну, то на вторую, – пойдешь с нами?

–Если примете – пойду.

Она заметила, как дернулась Ксюша при ее ответе, но промолчала. Как-то само собой решилось, что идут они втроем – и больше никто возражать не стал.

Медленно дошли до Кубани. Медленно забрались на парапет. Лена достала из сумки бутылку и стаканчики, разлила каждой на два пальца. Она сидела между Асей и Ксюшей, и, разговаривая, поворачивалась то к одной, то к другой.

–Обожаю весну, – сказала она, сделав первый глоток, – во мне как будто все просыпается, тянется к солнцу. Да и учебный год заканчивается, что тоже не может не радовать.

Ася согласно промычала что-то. Коньяк обжег горло, и растекся по желудку. Ей вдруг стало очень тепло. Давно она не сидела вот так, прямо на бетоне, чтобы под ногами перекатывалась волнами река, а над головой плыло небо.

–А я всю жизнь весну ненавидела, – сказала вдруг Ксюша, – для меня она всегда была не началом, а концом.

–Почему? – Спросила Лена.

–Потому что весна – это всегда было про расставание. Что-то обязательно заканчивалось весной. Я не припомню лета, в которое мне не пришлось бы прощаться.

Ася замерла, услышав эти слова. Впервые она подумала о том, а каково было Ксюше каждое лето в школьные годы? Если для Аси эти месяцы были долгожданным отпуском, то для девочки – наверное, проклятием.

–Разве ты не находила для себя ничего приятного в лете? – Спросила вдруг она. – В нем же много всего хорошего, помимо расставания.

Ксюша перегнулась через Лену и удивленно посмотрела на нее.

–А вы считаете, что когда расстаешься, имеешь возможность думать о чем-то еще? Это только в кино мороженое перед телевизором помогает отвлечься. В жизни не так. Особенно когда знаешь, что человек, с которым ты расстался, не думает о тебе.

–Почему это так важно?

–А вы когда-нибудь ощущали себя пустым местом? – Спросила Ксюша без улыбки. – Приходилось это испытывать? Когда понимаешь, что нафиг не нужен, и что от тебя человеку одни неприятности? Сдохнуть хочется от такого понимания, вот почему.

–Девочки, давайте лучше выпьем, – вмешалась Лена, и снова разлила коньяк по стаканам. – За весну!

Ася послушно сделала глоток, но остановиться уже не могла. Ксюша разозлила ее почему-то.

–Я считаю, что с этим вполне можно справиться, – сказала она, – если ты придумываешь себе какие-то чувства, то в твоей власти с этими чувствами справляться без страданий. И тогда никакого пустого места не будет.

–Интересно, – протянула Ксюша, – а как, по-вашему, можно отличить придуманные чувства от реальных? Вы их что, разными частями тела испытываете?

Разговор накалялся. Лена смотрела то на одну, то на другую, но не вмешивалась. А Ася злилась все сильнее и сильнее, и не могла понять, почему.

–Я считаю, что невозможно испытывать реальные чувства к человеку, которого вовсе не знаешь, – заявила она, – вот и вся разница.

Ксюша засмеялась.

–Расскажите это героям литературы, которую вы преподаете. «Ее зеленые глаза заставили его сердце биться чаще». Ха-ха. Одно сплошное узнавание человека, правда?

–Ты говоришь о страсти, – парировала Ася, – я говорю о любви.

–А по-вашему, любовь – это когда ты медленно и печально узнаешь человека, и он тебе нравится, и ты начинаешь что-то к нему чувствовать? – Ксюшины волосы растрепались. Она положила ладонь Лене на колено, и даже не заметила этого. – Когда она возникает, эта любовь, в таком случае? Когда ты стираешь его семейные трусы и вешаешь их сушиться на балконе?

–Любовь возникает, когда тебе нравится это делать!

–Ну да, – засмеялась Ксюша, – всю жизнь мечтала.

–Хорошо, что тогда любовь по-твоему? – Спросила Ася.

–Любовь – это когда каждую ночь на изнанках век я вижу тебя, – сказала Ксюша, и Ася вздрогнула от силы, прозвучавшей в ее голосе. Ее зеленые глаза смотрели прямо на нее, и не было сил оторваться от этого взгляда. – Когда ты – везде и во всем. В траве, в солнце, в чужих руках, в чужих словах. Когда годы превращаются в секунды, потому что они не имеют никакого значения в сравнении с вечностью. Когда в каждом человеке, проходящем мимо, горят твои глаза, твои волосы, твой запах. Это – любовь. А то, что описываете вы – это тихая, спокойная семейная жизнь. И больше ничего.

Ася молчала, ошеломленная. Все это… Все эти слова… Они прозвучали так, будто прямо сейчас, в эту секунду, ей признались в любви. И стало почему-то очень больно.

–Я думаю, ты счастливый человек, Ксюшка, – сказала вдруг Лена, разливая остатки коньяка по стаканам.

–Почему? – Спросила Ксюша спокойно.

–Потому что человек, способный испытать такое чувство, несчастным быть не может по определению.

Все выпили. Ася сидела, притихшая. Сердце колотилось болезненными толчками.

–Я рассуждала абстрактно, – сказала вдруг Ксюша, – не забывайте об этом. Спор – на то и спор, чтобы просто рассуждать.

Этими словами она будто поставила точку. И все вдруг обнаружили, что уже стемнело, и засобирались домой. Вместе дошли до Лениного дома, попрощались, не забыв сказать, что «надо будет повторить». Лена скрылась в подъезде.

Ася повернулась к Ксюше. Она не знала, что сказать. Случившееся ошеломило ее так, как ничто не ошеломляло ранее.

–Всего доброго, – выдавила она. Ксюша кивнула, и осталась стоять.

Пройдя до поворота, Ася вдруг остановилась и оглянулась. Ксюша – спокойная, независимая, руки в карманах джинсов – следовала за ней. Поравнялась, заглянула в глаза.

–Идемте, Анастасия Павловна, – сказала глухо, – я вас провожу.

FORWARD. PLAY.

На работе ее встретили испуганные Ингины глаза и насмешливые Иркины.

–Чай, – на ходу сказала она первой.

–Садись, – уже зайдя в кабинет, предложила второй.

Ирка упала в кресло, поджала ноги, и посмотрела пристально.

–Что случилось? – Спросила.

Да вот черт бы его знал, ЧТО. Ксения сама не понимала. Уже столько часов прошло, а понимание так и не явилось. Она дождалась, пока Инга принесет чай, сделала глоток, и посмотрела на Иру.

–Мы целовались. Там, в Питере.

–С кем? – Удивилась Ира.

С кем-кем. С чертом лысым. С Асей.

Широко распахнутые глаза раскрылись еще шире. Ира помотала головой, будто отказываясь верить.

–Да ладно, – протянула она. – Не верю.

«Вот именно», – захотелось закричать Ксении. И я не верю! И ни один нормальный человек не поверит! Но должна же быть хоть какая причина!

–Она предложила мне прожить последние полгода как пара, – сказала Ксения, – сказала, что не хочет жить в напряжении, и что это напряжение нужно куда-то девать.

Иркины глаза округлились еще больше.

–Погоди, – сказала она, – она тебе секс предложила, что ли?

Еще б я знала. Может, секс, может, не секс. В любом случае все это звучало дико и странно.

–Когда мы целовались, я чувствовала ее желание, – вместо ответа сказала Ксения. – Ирка, как ты думаешь, может вообще такое быть?

Ира долго не думала.

–Не знаю. Мне кажется – нет, не может. Как так? Двадцать лет не было, а тут вдруг раз – и возникло? Так не бывает.

–Вот и мне так кажется. А значит, дело в чем-то другом…

Ксения откинулась в кресле и задумчиво покрутилась.

–Кстати, а где Будина? – Спросила она, снова оборачиваясь к Ире. – Отбыла уже?

–Да, – Ира рассмеялась, припоминая подробности. – Ты бы слышала, как она орала. Я ее такой никогда не видела. Кстати, она обещала обрушить на твою голову все кары небесные, так что будет готова.

Ксения только головой мотнула. Угрозы Ольги ее интересовали в последнюю очередь.

–Слушай, Ковальская, – сказала Ира, – а почему ты с ней не поговоришь?

–С кем? – Удивилась Ксения. – С Будиной?

–Да нет, с Асей. Я просто удивляюсь: вы уже так долго вместе, и так любите друг друга, но почему-то ни одна, ни вторая не рискует говорить откровенно. Ты спрашиваешь у меня, зачем ей это было нужно? Почему бы не спросить у нее?

Почему? Да просто потому что это невозможно, вот и все. Потому что то, что она ответит, может разрушить все окончательно. Потому что они вообще никогда не говорили о своих чувствах, и начинать уже поздно.

–Да перестань, – улыбнулась Ира, – ты и со мной не сразу начала говорить, помнишь? Сколько было этого многозначительного молчания между нами? Но научилась же. И с ней научишься. Просто иди и спроси, что все это значило.

–Я не могу.

Она растерянно посмотрела на Иру. Знала: это правда. Не может.

–А что ты теряешь? – Ира пожала плечами. – Вам осталось полгода, так?

–Откуда ты знаешь? – Вспыхнула Ксения.

–Ася сказала, – отмахнулась Ира, – в общем, раз через полгода она уедет – терять тебе все равно нечего. Что бы она тебе ни сказала – хуже не будет.

Ксения снова покрутилась на стуле. А ведь и правда – что она теряет? Еще там, в Питере, решила: терять нечего. А теперь что? Испугалась?

Ну скажет тебе Ася, что целовала из жалости – так это ты и так знаешь. Скажет «из благодарности» – это ты знаешь тоже. Не рассыплешься, услышав. И сможешь объяснить, почему тебе все это не нужно.

STOP. BACK. PLAY.

-Ладно, хорошо, ты права. Она привыкла быть одна. Но я не вижу связи.

Ася с трубкой в руках включила чайник и посмотрела в окно. Темнело. От Ксюши вестей по-прежнему не было.

–Связь самая прямая, – ответила Лена, – ты пытаешься разговаривать с ней, а разговоры – это последнее, что вам нужно.

–Да почему же?

Ася правда не понимала. Ведь это так просто: ты говоришь человеку то, как есть на самом деле. Он отвечает, как это для него. И все!

–Насть… Ну что ты как маленькая? Потому что ты скажешь ей «люблю», а она услышит «благодарна». Ты скажешь «хочу», она услышит «ладно уж». Я вообще удивляюсь, ты столько лет с ней прожила и до сих пор не поняла, что разговаривать с ней бесполезно?

Ну почему бесполезно? Иногда у них получалось. Правда, это было давно и про другое, но…

–Тогда что делать, Лен? Как донести до нее то, что я хочу?

–Так же, как в свое время это делала я.

BACK. BACK. PLAY.

В Краснодар пришел апрель. Зацвели деревья белыми цветами – заневестились. Из Ксюшиного окна теперь было видно не только школу, а целую группу таких вот – белых – деревьев. И солнце все раньше и раньше проникало в окно по утрам. И на душе почему-то было легко и радостно.

Ксюша собиралась в школу. Выпила кофе, сидя на кухне у окна, нарядилась в легкий сарафан, покидала в сумку все свои многочисленные блокноты и ручки, и вышла из дома.

У подъезда ее ждала Анастасия Павловна.

–Вы что здесь делаете? – Удивилась Ксюша, споткнувшись от удивления о порог.

–Пришла долг отдать, – улыбнулась Сотникова, – ты меня домой провожала, а я тебя до школы провожу.

Вот и что бы это значило? Как-то узнала, где я живу, пришла, и ждала видимо сидела – вон как уютно расположилась на скамейке у подъезда со своим портфелем и пакетами.

–Это лишнее, но… ладно. – Пробормотала Ксюша и, дождавшись, пока Анастасия Павловна соберет все свои вещи, двинулась к школе.

Она шла и думала о том, как глупо поступила, выбрав квартиру настолько близко к работе. Живи она в другом районе города – они могли бы идти вот так, рядом, и молчать, не менее тридцати минут. А так получилось всего восемь.

На крыльце школы остановились, посмотрели друг на друга.

–Ну… – начали хором, и рассмеялись.

–До встречи, Ксюшка.

–До встречи, Анастасия Павловна.

Все еще недоумевая, Ксюша взлетела по ступенькам и открыла кабинет. Он весь – белый, нарядный, был залит весенним солнцем. И душа радовалась вместе с ним.

Пиликнул телефон, оповещая о пришедшей смс. Ксюша глянула на экран.

–Ксюнь, ты на месте уже? Можешь кофе сделать? У меня первого урока нет, хочу с тобой посидеть.

Определенно, день сегодня обещал быть – приятнее некуда. Ксюша быстро согрела воду, насыпала в чашки кофе, и приготовилась ждать.

Ждать пришлось недолго: уже через десять минут Лена влетела в кабинет – как обычно, стремительная и очень красивая. Тряхнула светлыми волосами, изобразила пируэт подолом платья, и упала на стул.

–Я тут знаешь что подумала? – С места в карьер начала она, пока Ксюша заливала кофе горячей водой. – Давай летом куда-нибудь поедем?

–В каком смысле? – Удивилась Ксюша.

–Ну на море, или еще куда. Помнишь, ты говорила, что хорошего лета у тебя еще не было? Так пусть будет!

Она так открыто и доверчиво смотрела, в ее лице было столько тепла и столько нежности, что Ксюша не выдержала. Громыхнула чашкой, сделала несколько стремительных шагов, и, не успев сообразить, что делает, наклонилась и поцеловала Лену прямо в губы.

В этом поцелуе не было ничего сексуального – она просто изо всех сил прижалась губами к губам, и замерла так, будто пытаясь выразить этим прикосновением все, что до сих пор не научилась говорить словами.

Отпрянула. Посмотрела в Ленины спокойные глаза.

–Спасибо, – улыбнулась, и пошла за чашками.

Неловкости не было. Ксюша ожидала, что она придет, но ее правда не было. Они просто пили кофе и смотрели друг на друга, улыбаясь.

–Ну так как? – Не выдержала Лена. – Поедем?

Очень хотелось сказать «да». Просто согласиться, и взять билеты, и провести несколько часов в поезде – сидя на одной полке и играя в карты. И гулять по набережной, дыша соленым воздухом, и держаться за руки, и даже, может, что-нибудь еще.

–Лен, я не смогу, – честно призналась Ксюша, делая глоток обжигающего кофе.

–Почему?

Ну как объяснишь? Потому что Сотникова – она знала совершенно точно – будет руководить практикой у старших классов, и весь июнь проведет в школе? Потому что в июле она поедет в летний лагерь воспитательницей, и Ксюша поедет за ней? Потому что весь август Ксюша будет таскаться к ее подъезду и сидеть там в судорожной надежде – ну может быть хотя бы раз, хотя бы раз за все эти годы она все же выйдет наружу?

–Июнь я работаю, в июле поеду в лагерь, а про август ничего еще не знаю, – как могла, честно ответила Ксюша. – Но я бы очень хотела. Правда.

Лена внимательно на нее посмотрела и, кажется, даже не расстроилась. Отпила немного кофе, облизала губы.

–Тогда я с тобой, – улыбнулась.

–В смысле? – Ксюша чуть кофе на себя не опрокинула.

–Тоже буду работать июнь, в июле поеду в лагерь, а про август не буду ничего знать.

Лена смеялась над ней, а Ксюша смотрела и практически видела, как по ее груди разливается тепло и счастье. Впервые в жизни она чувствовала, что не одна. Пусть Лена не знает правды, пусть у нее свои причины, но она хочет – правда хочет быть рядом.

И снова повинуясь безотчетному желанию, Ксюша поставила на стол чашку, отобрала чашку у Лены, и, на этот раз подняв ее со стула за плечи, снова поцеловала.

И это было по-другому. Теперь ее губы не просто благодарили – они захватывали и завоевывали то, что принадлежало им по праву. Теперь они двигались, лаская, прикасаясь, и наслаждаясь этими прикосновениями.

–Закрыла ли я кабинет? – Мелькнула мысль, но в то же мгновение ей стало все равно.

Лена гладила ее затылок. Шею. И под ее пальцами расцветали огненные цветы. Лена прижималась к ее груди, и от этого подкашивались ноги. Никакой страсти. Никакого желания. Только нежность. Огромная, всепоглощающая нежность.

Они оторвались друг от друга, и улыбнулись припухшими губами.

–Когда ты говорила, что хочешь меня потрогать – ты это имела ввиду? – Неожиданно хрипло спросила Ксюша.

–Не совсем, – промурлыкала Лена в ответ, – но, пожалуй, и это тоже.

FORWARD

Вожатой в лагерь ее не взяли. Да она и рада была – устала от детей за год, проведенный в школе. Поехала просто так – в учительском коллективе, вместе с Завадской.

Пока те, кому повезло занять должности воспитателей и вожатых, всеми силами налаживали дисциплину и занимались подготовкой мероприятий, Ксюша и Лена в свое удовольствие гуляли по горным тропам, собирали цветы и наслаждались летом.

Сотникова еще не приехала – она собиралась прибыть со вторым заездом, через неделю, и Ксюша отчаянно ждала ее приезда.

Их с Леной поселили в отдельный деревянный домик – две кровати, две тумбочки, видавший виды шкаф. От деревянных стен в домике постоянно пахло лесом и свежестью, и от этого так сладко и так хорошо спалось.