Текст книги "Весенние заморозки (СИ)"

Автор книги: Александр Хомяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 71 страниц)

Сейчас, конечно, война. И ждать, что кассорийцы окажутся белыми и пушистыми, сложно.

–Просто впустить в дома?

–Нет. Когда враги уснут, надо взять ножи и перерезать их всех, – Хараэн посмотрела на нее удивленно. – Не может быть, Илири, чтобы ты ничего не знала.

Илири не могла поверить словам соседки. Ничего более дикого она в жизни не слышала. Что, вот так взять и убить спящих? Да какие бы они ни были враги, это же просто...

Это же просто. Всяко проще, чем убить их в бою.

Ардены не собирались драться честно. Ардены собирались выжить. Осуждать их за это сложно. Илири и сама не прочь выжить. Будет ли она после такого спать по ночам без кошмаров – вопрос другой.

–Детей бы в лес отправить, Хара...

–Я его сразу и спросила, как услышала. Прорицателя то есть.

–А он что?

–Он сказал, что нельзя. Если не будет детей, кассорийцы в жизни не поверят, что тут безопасно.

Солнце словно замерло над горами на юге. До летней жары еще было далеко, но днем порой припекало. Здесь, вдали от берега океана, не было освежающего соленого бриза, и Илири успела три раза вытереть пот со лба, прежде чем дошла до окраины.

Городок был очень мал. Ардены княжества Эридар в свое время вцепились в замок Асиранд и острова Филласта, не желая отдавать кассорийцам последние клочки своей земли. Там и полегли почти все. Потомки тех, кто уцелел, жили здесь. В соседних поселениях ардены вели происхождение от ровендийцев из Уэсгура, Лагеттии, Диббинга и других княжеств. Каждое местечко норовило копировать архитектуру тех мест, откуда вышли предки нынешних обитателей. Каждое притворялось, что хранит прошлое. Каждое ошибалось. Молодежь уходила служить завоевателям, а отслужив, возвращаться в каменные музеи не желала. Эггорские ардены испокон веку жили просто и строили свои дома из дерева. Таким был Окбери, там оседали те, кто искал мирной жизни. Самые неугомонные уходили в Нодер и на острова Осенни, где всегда хватало возможностей вообразить, что ардены еще способны с оружием в руках противостоять врагу.

Сразу за окраиной вступал в свои права лес. Сосновые боры Эггора были старыми, деревья уходили своими прямыми стволами в небеса. Там, на недосягаемой высоте, колыхались под проносившемся над лесной страной ветром могучие сосновые лапы. А внизу было тихо, будто время в этой вечности замерло столетья назад. Только редкая рябь на глади озера напоминала о том, что все это – сон, а не смерть.

Ополченцев давно и след простыл, и ничто не шевелилось на дороге, взбиравшейся по пологому склону наверх и исчезавшей среди красноватых стволов. Илири подошла к обрыву, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь на дальнем берегу. Но отсюда были видны разве что темные крыши нескольких домов какой-то деревни, далеко на западе. Может, ее уже захватили кассорийцы, а может, мимо прошли.

Она вдруг поняла, что не одна. То ли ветка сзади хрустнула, то ли пророческий дар в ней очнулся, позволяя увидеть невидимое. Илири оглянулась и увидела девушку-певицу.

Тоненькая фигурка застыла на дороге. Большие бледно-голубые глаза вглядывались туда же, куда и она, хотя Илири могла поклясться, что поймала ее взгляд, оборачиваясь. К бордовой юбке с вышивкой прицепилась хвоя и мелкий сор, в волосах застрял листик орешника, но девушку все эти мелочи, похоже, не беспокоили. На бледном вытянутом лице ее не было ни кровинки, в глазах застыла тревога.

'Что же она пережила в Окбери, когда пришли кассорийцы?' Илири не знала и знать не хотела. Глядя на странную девушку, она понимала, что некоторым вопросам лучше вообще не звучать. Никому от них легче не станет.

Она подошла к девушке, и та посмотрела на нее своим странным, словно блуждающим в облаках взглядом. Тревога, однако, из ее взгляда никуда не делась.

–Ты уже ела сегодня?

Тревога в больших глазах подернулась удивлением. Чуть сдвинулись тонкие бледные губы.

–Нет.

–Тогда идем, – Илири протянула руку.

И в ее ладонь, неожиданно для нее самой, легла узкая бледная кисть с тонкими длинными пальцами.

Удивительно, но Минариа не встала на дыбы, увидев чужачку. Илири, уже приготовившаяся защищать девушку от матери, вошла первой, со сжатыми кулаками. Однако старуха, глянув ей за плечо, только сказала:

–Заходи, дитя. Не бойся.

Замершая в дверях девушка с лютней в руке сделала нерешительный шаг вперед. Потом встряхнулась и уже увереннее прошла в гостиную.

–Я так и думала, что тебя никто не приютил, – проворчала Минариа, придирчиво оглядев гостью. – Перевелись настоящие люди в нашем народе. Руки в беде не протянут. А раньше арденское гостеприимство и радушие по всему северу славились.

Илири вышла в кухню, заглянула в печь. Ага, суп уже стоит, варится.

–Что, Илири? – высунулась из кладовой Аралит.

–У нас гость, – уклончиво ответила она. Уточнять не стала – пусть сама посмотрит. Заодно, может, продемонстрирует знаменитое арденское гостеприимство.

–А, хорошо. Я сейчас, – и Аралит снова исчезла за дверью кладовой.

Жена Валедира Илири вообще-то нравилась. Аралит была неразговорчивой, но отзывчивой. Никогда не жаловалась, никогда не уклонялась от работы, которую надо было делать по дому, да и не только. Если бы еще та не позволяла старой карге помыкать собой, словно прислугой. Брат, упрямый и независимый в других отношениях, с матерью всегда вел себя, как почтительные сын, и жена его слова не могла сказать поперек свекрухи. Минариа этим пользовалась от души.

Вернувшись в гостиную, Илири обнаружила мать оживленно беседующей с девушкой. Выглядело это так: Минариа задавала вопрос, слушала начало ответа, перебивала и принималась излагать свои взгляды на жизнь, мир, богов, погоду и завоевателей. Старуха нашла свежие уши, которые еще не успела прожужжать, и радости ее не было бы предела, если бы она была способна радоваться. Девушка встретилась глазами с Илири, улыбнулась и чуть шевельнула плечами. У Илири отлегло от сердца. Она опасалась, что странная гостья так и останется замкнутой в себе, затерянной где-то в мыслях, грезах или воспоминаниях – или что там еще таится в этих огромных глазах. Хорошо, что еще не потеряла способность улыбаться.

–Я детей позову, – Илири спешно выскользнула за дверь.

Обедали в молчании. Минариа всегда следила за поведением своих домашних, и избави Лайта кого издать лишний звук за едой. Девушка ела неспешно и аккуратно, в движениях ее угадывалось воспитание. 'Таки благородного происхождения', – подумала Илири, которой приходилось прилагать немало усилий, чтобы соответствовать представлениям хозяйки дома о 'правильно обедающей арденке'. Первая из навязанных воспитанием привычек, от которой она с радостью избавилась, покинув родительский дом. Князья ЭахВеррелы, которым она прослужила около сорока лет, ничего подобного от нее не требовали.

После обеда дети Илири спешно сбежали подальше от нудной бабушки – играть. Минариа, к вящей радости дочери, отправилась вздремнуть, Аралит ушла мыть посуду.

–Можно? – спросила девушка, протянув руку к лежащему на столе сборнику аглайльских поэтов.

–Конечно, можно, – Илири улыбнулась неожиданному вопросу. Книги были всегда большой ценностью для нее, но чтобы спрашивать разрешения прикоснуться к ним – нет, это для нее было внове.

Девушка открыла книгу, пролистала предисловие. И застыла. Илири ожидала, что та что-нибудь скажет, но гостья словно ушла в рифмы южан с головой. Пряди спутавшихся, давно не чесаных волос падали на листы желтоватой от времени бумаги. Изредка шевелились ресницы. Рука иногда скользила по поверхности листа – но не следовала за строками, а словно перебирала струны, касаясь их легкими движениями.

–Я прилягу ненадолго.

–Конечно, – она так и не оторвалась от чтения.

Спина болела. Слишком часто в последнее время. Второй век жизни не в радость – так говорят иные в ее народе. Оно и правда – до ста лет еще ничего не болит, не беспокоит, да и радости жизни не успевают приесться. Следующая сотня дается куда сложнее. И здоровье начинает сдавать, и листва на деревьях кажется не такой зеленой. Еще говорят, что после двухсот все снова налаживается. Дожить бы...

Илири вдруг вспомнила сегодняшний разговор с Хараэн. Вскочила с кровати, замерла, схватившись за дверной косяк. Головокружение прошло так же быстро, как и накатило. Пока еще быстро.

Рюкзак, который она принесла с собой в поселение, Илири большей частью не разбирала. Выкинув на кровать теплые вещи, которые пока ни разу не потребовались, на самом дне рюкзака нашла кинжал в потертых ножнах. Муж брал его иногда с собой на охоту. Лезвие было сточено до половины, однако казалось прочным. В руке рукоять кинжала лежала так, как вроде под ее ладонь и была сделана.

–Вот, – Илири выложила кинжал на стол перед девушкой.

–Зачем? – не поняла та.

–Вечером придут кассорийцы. Мы их впустим, а ночью убьем.

В глазах девушки промелькнул испуг.

–Если... – Илири поняла, что не знает, как успокоить ее. Она ведь не знает, что пережила ее гостья в Окбери. Но раздумывала Илири недолго.

–Уходи в лес. Сейчас уходи. Книгу можешь взять... я соберу тебе на вечер. Утром вернешься. Тут уже никого из них...

Узкая ладонь коснулась ее руки.

–Я останусь.

–Тогда возьми кинжал.

–Нет.

И опять непонятный, блуждающий где-то в другом мире взгляд. Совершенно чужое лицо, словно нечеловеческое. Даже солнце в волосах потухло, скрылось за стеной дома напротив, а под давно немытыми и нечесаными прядями – бледный овал. И синева под глазами.

Лед, под которым скрывалась душа девушки с лютней, не успев пойти трещинами, снова смерзся и затвердел. Илири мысленно прокляла тот миг, когда ей вздумалось настоять на своем решении всучить ей кинжал.

–Хорошо... хорошо. Пусть так. Оставайся, конечно же. Мы справимся...

И снова страх в глазах, но уже едва заметный.

'Она боится не завоевателей, – как-то даже отстраненно подумала Илири. – Она боится резни, что начнется здесь среди ночи.

Но не уходит ведь? Почему?'

Илири вдруг почувствовала себя неуютно. Словно ребенок, который похвастался взрослому, что собирается сделать какую-то на редкость мерзкую вещь.

***

Мысли о самоубийстве

Снова в воздухе повисли.

Как резвящиеся дети,

Разрушая все на свете:

Сокрушая великанов,

Шрамы превращая в раны...

За последней каплей сна -

Кубок крепкого вина

Обращает боли крик

В предпоследний жизни миг.

Отдаленный грохот копыт разом оборвал все надежды, что еще оставались у семейства ЭахЛиас. Приближался большой отряд, и это никак не могли быть ополченцы – они ушли в бой пешими.

Женщины переглянулись.

–Сидите спокойно, – буркнула Минариа.

Илири украдкой посмотрела на своих близнецов. Нет, вроде еще не поняли, как все плохо. Сидят, помалкивают. Ждут вместе со всеми.

Шум нарастал. Уже слышны были резкие гортанные крики. Они близко, уже скачут по дороге вдоль обрыва. Грохот, как от обвала. Ставни были закрыты, и Илири не могла увидеть, что творится за окном.

Стук в дверь – громкий, требовательный.

–Я открою! – она вскочила раньше, чем Минариа успела ее остановить, подбежала к двери, отодвинула засов.

Трое. Один в богатом доспехе, двое в кольчугах с нагрудниками из литой стали. Недобрые морщинистые лица, внимательные жесткие глаза, руки на рукоятях мечей.

–Впусти нас, женщина, – потребовал кассориец в доспехе. Старшая речь звучала с сильным акцентом, но правильно, без ошибок.

Илири ожидала, что ее просто оттолкнут с дороги, и оказалась не готова к тому, что придется отступать самостоятельно.

–Да... да, конечно. Заходите.

Они вошли, звеня доспехами и оружием, осмотрелись.

–Кто еще в доме?

–Никого, – опять же успела Илири. По лицу матери она видела, что та собралась выпендриваться и бросать в лицо завоевателям всякие возвышенные глупости.

–Проверить!

Двое кассорийцев в кольчугах разошлись по комнатам.

Она поняла, что завоеватель в латах смотрит на нее, подняла голову.

–Мы привезли ваших мертвых, женщина. Вы сможете по своей традиции предать их огню, когда мы уйдем.

Это тоже было неожиданно, но удивления у Илири не вызвало. В Младших народах почтение к смерти и мертвецам порой бывает и чрезмерным.

–Мы вас не тронем, женщина. Если вы будете сидеть тихо, мы уйдем завтра утром.

–Почему? – спросила она, чувствуя подвох.

Завоеватель хохотнул – коротко и резко. Веселья в его смехе не было.

–Я не воюю с женщинами и детьми. Я из Мангехора.

Как вроде ей это название должно что-то говорить. Мангехор – это где-то в Ровендии, то есть в Кассории. Название страны или города. Кажется, оно упоминалось в легендах о Войне богов.

Она опустила глаза. Руки ее сжались в напряжении, ладони взмокли.

Кассориец подошел к столу, возле которого сидели Илири и девушка-певица. Протянул руку, взял со стола книгу.

–Надо же, поэзия Младших. Я считал, что ардены никаких стихов, кроме собственных, не признают.

Он пролистал книгу. Пару раз задерживался на страницах, но ненадолго.

–Хорошая подборка, – Он обернулся навстречу одному из своих воинов, спустившемуся с лестницы на второй этаж. – Ну что?

–Все чисто, воевода Хларалиг. Сейчас еще подвал проверю.

–Проверь. Я остановлюсь в этом доме. Здесь... не чураются поэзии варваров. Это мне интересно.

***

Кассорийцев было трое, и они вели себя, как хозяева. Брали то, что хотели, ходили где хотели. Потребовали еды и выпивки, и громко разговаривали за столом на своем языке, изобилующем гортанными звуками. Иногда переходили на Старшую речь – инициативу в таких случаях проявлял Хларалиг. У завоевателей он был военачальником.

–Удивлена? – он заметил взгляд Илири прежде, чем она успела отвести его в сторону. – В Мангехоре помнят Старшую речь.

–Зачем? – спросила она на всякий случай.

Воевода ухмыльнулся.

–Вы оставили после себя много книг, ардены. Мы их читаем.

Минариа сидела в кресле у камина и вязала чулок. Сколько Илири ее помнила, мать никогда не прикасалась ни к какому рукоделию. Может, с возрастом пришло?

Аралит ушла на кухню, время от времени оттуда доносился звон кастрюль и столового серебра. Детей Илири, с разрешения завоевателей, отправила спать.

Девушка-певица читала. Сборник поэзии Младших воевода забрал, но она быстро нашла остальные книги, которые Илири привезла с собой, и теперь листала томик миакринга Тарвага. Поза ее была непринужденной и на первый взгляд расслабленной, она даже подтянула под себя одну ногу. Волосы разметались по плечам, словно капюшон, прикрывая ее от взглядов завоевателей.

–Ваши предки оставили вам книги, завоеватель, – рискнула возразить она. – не мы.

–Хо-хо-хо! – кассориец даже стукнул кулаком по столу, настолько его позабавили слова Илири. – Наши предки, говоришь... нет уж. Народ Мангехора откололся от арденов в незапамятные времена, еще до битвы на Лиртодийской равнине. Ардены в те годы еще не писали книг. Я говорю о том, что вы насочиняли за последующие века, пока правили всем севером.

Она не ответила. Хларалиг зачерпнул ложку супа, отхлебнул. Суп потек по усам воеводы, он вытер его рукавом.

–Предки, говоришь. Да, предки у нас с тобой, женщина, общие. А больше ничего общего и нет. Вы тут сидите в своем лесу и думаете, что храните наследие империи. А мы не думаем, женщина. Мы и есть наследники Ровендии. Нам, видишь ли, не надо строить дома вроде твоего, чтобы подтвердить наши права на имперское наследство... эль в твоем доме есть?

–Мы не варим эль, – Илири развела руками. – Вино есть, привозное. Из Нерберии.

–Прошлогоднее? – воевода сморщился. – Ладно, неси кислятину. И не жалей, побольше наливай. За победу надо выпить. Даже если мы победили толпу стариков и калек.

Илири спустилась со свечкой в погреб. Тут было чисто и сухо, но бочонок с вином успел покрыться пылью. Открутила краник, наполнила два больших кувшина.

–Илири, – услышала она шепот сверху. Обернулась, разглядев в квадрате люка склонившуюся над ним Аралит. Та протягивала ей маленькую бутылку.

–Что это? – так же шепотом спросила она.

–Сонный настой. Добавь по две ложки в каждый кувшин.

Илири взяла бутылку, откупорила. Настойка еле-еле пахло травами. Плеснула ее в кувшины, закрыла бутылку пробкой и вернула Аралит.

–Подействует не сразу. После полуночи они будут спать мертвым сном.

–Я поняла. Помоги мне.

Аралит приняла у нее кувшины, потом протянула руку и помогла выбраться самой. Ведущая в подвал стремянка скрипнула под ее ногой.

Кассорийцы уже покончили с супом. Воевода вертел в руках лютню. Владелица лютни следила за его движениями взглядом кошки, у которой забрали котенка.

–Редкой красоты инструмент, – заметил Хларалиг, касаясь струн. – Настоящий палисандр. Он не растет в наших широтах, но лиртодийцы его иногда закупают в далеком Регаде. Неужели у вас до сих пор не перевелись мастера, способные делать такие красивые вещи? А, девчонка?

–Это старая работа, – нерешительно ответила девушка.

–Старая, говоришь? – воевода смотрел то на нее, то на лютню. – Э, нет. Не просто старая. Тут руны по краю деки – имя мастера, сработавшего твою лютню. Они написаны так, как писали в Риммарави раньше. Очень давно. Очень-очень давно.

Лицо девушки стало еще более несчастным, чем до того.

–Спой нам, коли умеешь.

Певица решительно мотнула головой.

–Не умеешь?

–Она не будет для вас петь, – вступилась Илири. Минариа посмотрела на нее негодующе, но тут же вернулась к вязанию.

–Она будет делать то, что я сказал, женщина, – жестко произнес кассориец.

–Нет.

Воздух между ними, казалось, раскалился от напряжения. Илири мужественно выдерживала взгляд кассорийского воеводы, и это давалось ей с меньшим трудом, чем должно было.

–Будь по-твоему. Вы гордый народ, ардены. Я предупреждал нашего предводителя, что ничего, кроме этой вашей старшей гордости, в лесах Эггора нет. А он мне не поверил. Теперь меня ославят как убийцу стариков, женщина. Давай сюда вино, не стой.

Илири поставила на стол кувшины, прошла к своему стулу, села, пытаясь унять дрожь.

'Убийца стариков'. Значит ли это, что подростки из эггорских поселений в битве не участвовали?

–Лютню отдай, – попросила девушка. Нет, не попросила – просто сказала. Без интонаций, без просьбы или нажима.

–Нет, – ухмыльнулся кассориец. – я заберу ее с собой. Ты не знаешь цены этому инструменту, девчонка, и отказываешься показать, что ты его достойна, сыграв для нас. Не тебе им владеть.

–Привык добиваться своего? – она прищурила глаза. Илири беспокойно переводила взгляд то на нее, то на завоевателя, то на Минарию, застывшую со спицами в руках.

–Да, – ухмылка на лице воеводы не становилась злее, да и поза была расслабленной. – представь себе – привык. Я в своей земле хозяин, не то что вы, слуги миакрингов. Спой мне, и возможно, я сочту, что ты имеешь право на эту лютню.

–Нет!

–Как знаешь. Белиг, отнеси эту штуку в обоз. Да осторожнее с ней, лютня стоит немалых денег. Обмотай тряпками и положи в короб с моими вещами.

Девушка проводила лютню затравленным взглядом.

–Завоеватель я или нет? – кассориец отхлебнул вино прямо из кувшина. Ни на девушку, ни на кого другого в гостиной он уже не глядел. – Хоть какая-то добыча с вашей чащи, кроме позора...

***

Все было так...

Но на минуту раньше

Сорвался мир на роковой вираж.

Разрывы, пламя – слишком много фальши

И прочий неуместный антураж.

Конец эпохи – странная минута,

Растянутая часто на века.

Всего лишь упование на чудо,

Ворвавшаяся в океан река.

–Илири, пора... ты не спишь?

–Нет, Аралит, – Илири отодвинула книгу. – Как тут заснешь?

–Твоя правда. Я тоже уснуть не могла. Оружие у тебя есть?

Илири достала из-под подушки кинжал. Аралит осмотрела его, одобрительно кивнула.

–Бить будем одновременно, по моему сигналу. Сможешь?

–Смогу, наверное, – Илири пожала плечами. Никто из них не умеет убивать спящих. Никто во всем мире не учит такому искусству.

–Бить надо сюда, – Аралит показала ей место на груди, куда следует ударить ножом. – А если спит на животе, тогда сюда. – повернулась и дотянулась рукой почти до лопатки.

–Они не проснутся?

–Не должны. Прорицатель Аэлантор говорил, что настой хорошо усыпляет. Но предупреждал, что не на всех действует. Надо будет соблюдать осторожность.

–А как же стража? Они же, наверное, выставили посты снаружи!

Аралит закуталась сильнее в вязаную шаль, повернулась. Илири увидела у нее на поясе длинный меч без ножен.

–Стражей должен заняться сам Аэлантор, с подростками.

Завоеватели спали в гостиной. Двое на полу, где им постелила Илири. Хларалиг – за столом, уронив голову на руки. Рядом лежал опрокинутый кувшин, струйка вина темнела в тусклом лунном свете поперек страницы, как пятно крови.

Все было так.

Ломались чьи-то судьбы,

И кто-то предрекал армагеддон.

Те, кто погиб, живым уже не судьи.

И безмятежно спят те, кто спасен.

Какая мелочь – поворот историй!

Случилось так – ведь ТАК предрешено.

Придумать сотню новых категорий?

Кому-то лень, а лично мне – смешно.

Три женщины в домашних платьях тихо прокрались, встали каждая над одним из спящих. Илири достался воевода.

Она смотрела на широкую спину воеводы, пытаясь понять, куда же ударить. На стройной спине Аралит, при свете лампы, все было понятно. Спина кассорийца была вдвое шире.

Илири обернулась. Минариа, подобно древнему призраку, склонилась над своей жертвой с зажатым в руке широким ножом. Аралит стояла прямо, меч она держала над собой обеими руками, острием вниз. Жуткая картина, которую Илири вряд ли сможет забыть.

А где же девушка-певица? Илири шевельнулась, делая знак Аралит, чтобы та не спешила. Под ногами ее еле слышно скрипнул пол.

–Я не сплю, – внятно произнес Хларалиг, не поднимая головы. – Чего тебе, женщина?

–Бей! – взвизгнула Аралит, резко опуская меч.

И Илири ударила.

Воевода успел упасть набок. Кинжал Илири скользнул по его спине, разрывая ткань и оставляя за собой темную полосу. В следующий миг рука кассорийца отбросила ее, она ударилась о стену затылком, он взорвался болью...

–К оружию! – закричал воевода, бросившись к Аралит. И наткнулся на меч, всем весом навалившись на острие клинка. Аралит напряглась и дернула рукоять в сторону, воевода захрипел и грузно повалился ей под ноги.

Остальные были уже мертвы. Минариа нанесла своей жертве несколько ожесточенных ударов и теперь вытирала нож об одежду кассорийца. Улыбка старухи в слабом лунном свете напоминала волчий оскал.

–Оставайтесь здесь, – Аралит, в которой Илири никогда бы не заподозрила такую решительность, быстро прошла к двери, нащупала засов. – Я проверю, что снаружи.

–А где... – Илири поняла, что так и не спросила за весь день имени девушки.

–Не знаю, Илири. Дверь не заперта. Я точно помню, что запирала на ночь.

–Я с тобой!

Выскочив на улицу, женщины услышали крики людей и ржанье лошадей где-то на окраине.

–Идем, – Аралит покопалась в складках платья, достала нож и протянула Илири. – Надо проверить, что с постами.

Они выскочили на берег. Где-то на западе в лесу мелькали факелы. Кричали то оттуда, то с другой стороны. В криках Илири различала хорошо знакомое арденское 'Волк!' Именно так в сказках перекликались воины арденов, когда врывались ночами в города и деревни, захваченные миакрингами.

–Никого не вижу, – сказала Аралит, оглядевшись. – Подождем наших. Может, они уже были здесь и пошли дальше.

–Где завоеватели оставили обоз? – у Илири мелькнула нехорошая догадка.

–Откуда мне знать? – удивилась Аралит. – Они же никого наружу не выпускали.

–Где-то рядом, – она вспомнила, что кассориец, который унес лютню, вернулся довольно быстро. – Идем, проверим с западной стороны.

–Зачем он тебе нужен? – однако Аралит, похоже, и сама уже поняла, в чем дело. Они пошли по дороге, стараясь ступать потише.

Обоз – больше десятка телег, одна из них крытая. Телеги стояли среди сосен сразу за крайним домом. Лошадей не было видно. На земле, в редкой траве и хвое лежали тела. Многие из них пронзали стрелы.

–Идем назад, Илири. Она, наверное, убежала. Или где-то прячется.

–Я хочу посмотреть.

Возле крытого фургона лежал один из трупов – наверное, возница. А рядом, у колеса, распростерлась тощая фигурка в длинной темной юбке и ситцевой рубашке. Свет луны играл на серебряном шитье, лепестки цветов и перья птиц казались объемными, выступающими из сукна юбки. Разметались волосы по хвое, и сжимала лютню тонкая бледная рука.

А Илири так и не спросила ее имени. Почти ничего не запомнила из ее песен, звеневших над поселением все те дни, что она здесь провела. И только сегодня протянула этой странной, затерянной где-то в своих переживаниях девушке руку. Протянула и забыла сжать посильнее.

Права Минариа – перевелись люди среди арденов. Всей отзывчивости, всей готовности помочь хватает разве что на один обед.

Все было так.

Живые не заметят

Обилия пустых бессвязных фраз,

Что как-то солнце по-другому светит,

И слишком много стало волчьих глаз.

...все было так...

Она постарается вспомнить побольше. Расспросит других людей в деревне. Кто-то мог запомнить ее песни. Собрать, записать. Если ничего больше нет – хоть строкой в книге, но сохранить ее! Как память о чем-то упущенном. Чем-то, что сородичи девушки так и не смогли понять. А ведь она пела им с утра до вечера, объясняла, старалась...

Но они хотели слушать только прорицателя. Им больше по душе гордость давно ушедших времен, чем незнакомые, непонятные слова бездомной певицы. Они готовы убивать тех, кого впустили в свои дома, но не могут понять, как можно бояться взять в руки кинжал – и при этом не бояться самих врагов.

Аралит подошла неслышно. Заметила тело девушки, склонилась над ней, пощупала пульс.

–Помоги мне, Илири.

–Что? – не поняла сначала Илири, едва сдерживавшая слезы.

–Помоги. Только осторожно. Надо отнести ее в дом.

–Зачем? Она что...

–Да жива она! Я даже крови не вижу. Только ссадина на голове.

Илири уронила нож, который до сих пор сжимала в руке, и бросилась к девушке. Вдвоем они подняли бесчувственное тело, оказавшееся легким, как пушинка.

–Аралит, возьми лютню!

–Потом, Илири...

–Нет! Когда она придет в себя, лютня должна быть первым, что она увидит. И мертвецов из дома убрать!

Аралит покачала головой, однако изловчилась и дотянулась до лютни. Вдвоем они медленно, осторожно понесли девушку к дому. За ними в лесу мелькали факелы, и то и дело кто-то кричал: 'Волк!'

Лорбаэн. Переправа.

Таларик оказался упрямее, чем северяне. Сети в воде его не остановили.

Среди множества солдат южной армии обнаружился самородок, умеющий плести лодки из коры. Такие легкие скорлупки пользовались популярностью в предгорьях как на востоке Гиссаны, так и на западе Сакара, где сплав по горным рекам был занятием рискованным и связанным с преодолением всевозможных порогов и водопадов. Волочь по горам массивные лодки никто бы не стал. Если жители предгорий делают лодки, – а как иначе? – то они обязаны быть достаточно легкими.

Как все это уложилось в голове темника, оставалось загадкой. Но когда Таларик додумал свою идею, ему оставалось просто найти и опросить воинов из предгорий – задача не для ума, а для десятников. Мастер был найден, все имевшиеся на территории лагеря березы – ободраны, сосны – подсечены, лодка – сплетена и проклеена живицей. Получилась легкая скорлупка на каркасе из жердей. В ней могли уместиться и трое, но отправился всего один. За счет этого лодка сидела неглубоко и легко прошла над сетями. Разведчика не было два дня, на третий он вернулся – на удивление живой-здоровый, да еще и с новостями.

Новости оказались обнадеживающими: кассорийское войско уже шло к Скейру по равнине, и было оно довольно многочисленным. По оценкам разведчика, не меньше полутора тем конницы, а пехоты и того больше. Среди военачальников графа Гисса это известие было воспринято с плохо скрываемой радостью. Даже горячие сторонники отступления на юг устали сидеть на берегу в осаде.

Единственное что картина битвы северян с нерберийцами, которую военачальникам удалось лицезреть со специально сооруженной для этой цели смотровой вышки, сбила уверенность даже с графа Гисса. Слишком уж впечатляюще действовала фаланга арденов против нерберийской конницы.

Однако Таларик не стал, вопреки ожиданиям многих военачальников, возвращаться к разговору об отступлении, и предпочел подождать разведчика. Как оказалось, не зря.

Сидеть у костра ей надоело, и Лорбаэн тынялась по лагерю, не находя себе занятия. В какой-то момент ее вынесло к графскому шатру. Его сиятельство ужинали за походным столиком и чуть не подавились при виде Лорбаэн. Она повернула обратно, побрела мимо ежевичника, в котором были сложены штабелями ожидающие своего часа фашины и жерди.

Приглушенные голоса из глубины зарослей сначала ее не заинтересовали – мало ли кто о чем шушукается? Однако потом она поняла, что слышит истонскую речь, а чуть позже, прислушавшись – что один из голосов говорит на истонском диалекте с мягким алагорским акцентом. Ноги сами развернули ее обратно, отвели к груде корзин, усадили подле нее на землю. Ветки ежевики кололись и цеплялись за одежду, однако она заставила себя прижаться к корзинам, а одну из них подтянула поближе, прикрываясь от взглядов с тропинки. Каким чудом все эти корзины на нее не обрушились, она так и не поняла. Однако укрытие получилось что надо, и разговор она слышала отлично.

–...мы потеряли всю добычу, которую захватили раньше! Что мы сможем взять в Дассиге? Это маленький город.

–Добычу я обеспечу, Атранек, – отвечал голос с акцентом. – Возьмем столько, сколько сможем унести. Вспомни: нашим противником будет сам герцог Илдинг. При нем – дворяне. Один выкуп за них озолотит кланы.

–Герцога Илдинга еще надо захватить, – проворчал тот, в ком Лорбаэн уже опознала Атранека Экмарена. – Темник Таларик, рисковать после того, как нас осталось так мало – глупо. Никакой славы в этом нет.

–Так добыча или слава, Атранек? – с ехидцей спросил Таларик.

Некоторое время было тихо, словно Атранек Экмарен собирался с ответом.

–И добыча, и слава. Убей графа Гисса, и кланы пойдут за тобой в Гиссану. Ты станешь графом, мы возьмем добычу и вернемся в Истон.

–Ты предлагаешь мне привести в свою страну чужеземцев? Твои люди будут убивать и грабить, а когда вы уйдете, я останусь в разоренной стране, где меня будет ненавидеть каждая собака. В чем моя слава, Атранек?

–Я уверен, что ты справишься, темник.

–С Гиссаной – возможно. С Аглайлем – вряд ли. Я пробуду графом ровно столько, сколько потребуется герцогскому войску, чтобы переправиться через реку Агиллу. Нет, Атранек, на такое я не соглашусь.

–Придумай другой план, темник. Иди с нами на Равнину, кланы примут тебя. С Равнины мы сможем дотянуться и до Сиагиса, и до Аглайля. Ты умеешь воевать, как воюют алагоры. Люди пойдут за тобой.

–Все, что угодно, лишь бы я отказался от переправы через Аррис?

–Почти. Ты и сам знаешь, темник, что за рекой нас ждет бесславная смерть.