Текст книги "Весенние заморозки (СИ)"

Автор книги: Александр Хомяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 71 страниц)

–Есть хочу, – не открывая глаз, пробормотала Эрви.

Эрик развязал мешок, который ему выдала хозяйка хутора. Брынза, половина тушки вареной курицы, запеченные в углях яйца и печеная же картошка, две луковицы, несколько сморщенных прошлогодних яблок, бурдюк с овечьим молоком.

–Любишь овечье молоко?

Эрви скривилась, но приподнялась на локте и протянула руку. Не открывая глаз, сделала несколько глотков из бурдюка, вытерла рукавом рубашки молоко с губ.

–Ужасная гадость, – она посмотрела на разложенные Эриком на уголке плаща продукты и улыбнулась. – Откуда все это?

Он рассказал. Эрви слушала его вполуха, жадно набросившись на еду. Потом заставила и его поесть.

–Дай я погляжу, как там твоя нога.

Отек почти сошел. Синяк остался – на полбедра, желтовато-синего цвета. Как и должно быть.

–Мне уже можно ходить, Эрик?

–Уже можно.

Эрви приподнялась, осторожно встала, скривилась от боли. Он проводил ее до ручья, держал, пока она умывалась под маленьким водопадом, фыркая и охая. По возвращении в лагерь помог ей натянуть узкие кожаные штаны и зашнуровать сапоги.

–Я могу идти, любимый.

–Завтра. Сегодня мы никуда не пойдем.

Она пожала плечами, откинулась на спину и натянула на себя плащ. Ее взгляд блуждал в просветах между кронами деревьев, где проплывали в вышине облака, стремясь куда-то на юг, в долину Арриса.

–Я испугалась, Эрик. Очень испугалась.

–Теперь не будешь бояться, – он лег рядом, и она положила голову ему на плечо. – Чтобы умереть от укуса гадюки, надо сильно постараться. Если бы ты была одна – тогда да, ты не смогла бы вытянуть яд из раны, не дотянулась бы.

–Я не о том. Я боялась, что ты останешься один.

–Не говори глупостей. Я с тобой.

Вечером появились хуторянин с женой, принесли еще продуктов и свежего молока. После недолгих споров от идеи соорудить носилки отказались. Хуторянин захотел осмотреть рану, Эрви засмущалась и отказалась. Эрик расспросил их о происходящем в округе, выяснил, что на Длинном озере стоят лагеря герцогской дружины и всех прочих – арденов, эйториев и еще Катаар знает кого, кто собрался дать бой зеленокожим дикарям с Восточного океана.

–Одна польза от этих вояк – разбойного люда поубавилось. Раньше тут, в предгорьях, было опасно, разбойники тут от баронских дружин хоронились. А сейчас лихих людей ваши сородичи всех повыгоняли, а многих и перебили.

На закате хуторяне попрощались с ними, пожелали счастливой дороги. Оказывается, немного западнее, недалеко от ручья бежала вниз, в долину, тропа, с которой Эрик с Эрви сбились еще позавчера, сделав лишний крюк по склонам.

С самого утра, наскоро перекусив и спрятав остатки продуктов в рюкзак, они свернули лагерь и вышли в путь. Перебрались через ручей, распугав стадо косуль с водопоя; довольно быстро нашли тропу. Эрик пошел вперед, сначала оглядываясь на Эрви, а потом успокоился и даже ускорил шаг. Она прихрамывала, но в целом держалась неплохо, и должна была осилить оставшийся им путь до стоянки войска. В лагере герцога Илдинга просто обязан быть хоть один лекарь.

Холмы становились все более пологими, и к полудню местность уже больше напоминала равнину. Лес стал гуще, чаще попадались высокие корабельные сосны, под которыми зеленел дубовый подлесок. Тропа стала шире. Несколько раз по пути ее пересекли кабаньи тропы и однажды -человеческая, идущая с запада на восток.

Когда солнце перевалило за полдень, Эрик объявил привал. Он прожевал кусок курицы, Эрви от еды отказалась и просто лежала на плаще, прикрыв глаза. Лицо ее было бледным; приложив руку ко лбу жены, Эрик ощутил жар.

–Я дойду, – сказала она, не открывая глаз. – я правда дойду. Не надо останавливаться. Здесь ведь нам никто не поможет?

Эрик и сам знал, что надо идти дальше. Если Эрви не справится, он ее понесет, но ей нужен лекарь.

–Идем, – он помог ей подняться, закрепил меч в скобе, и они пошли дальше на юг.

В сумерках на дорогу выступил отряд арденских лучников. Луки были опущены; на миг они замерли, глядя, как идет, шатаясь, Эрик, неся совершенно ослабевшую Эрви на плече. А потом приняли ее на руки, помогли донести до шалаша, кто-то побежал за лекарем в стан герцога.

Даже сумерки в лесу не могли скрыть бледности ее лица. Эрви бил озноб, и она бредила. В ее бреду Эрик слышал имена, названия, цифры, расположение войск...

Лекаря звали Галдор, он был небольшого для ардена роста, суетливый и шумный. Эрик его встречал пару раз раньше, в замке Скассл. Галдор потребовал свет, потом разогнал всех, кто собрался у шалаша, прочь. С ним осталась только женщина, которая пришла вместе с лекарем. Эрик ушел вместе с лучниками, сел под деревом у самой заставы, отмахнулся от вопросов. Потом вскочил, принялся ходить взад-вперед. Его заставили успокоиться – здесь был передовой пост, вчера зеленокожих видели совсем рядом. В сумерках они в лес заходить, конечно, боялись, но все же никакая осторожность не была лишней.

Рука женщины, сопровождавшей лекаря, коснулась плеча Эрика.

–Господин Галдор зовет вас, князь Эриох.

Эрви лежала в шалаше под ватным одеялом, глаза ее были открыты, на лбу блестели капельки пота.

–Яд отсасывали? – спросил лекарь. Эрик кивнул, рассказал, что поил Эрви, как и положено после укусов змей, водой и отваром.

–Плохо, – покачал головой Галдор. – Похоже на укус скальной гадюки, у них яд совсем другой, чем у обычных.

–Но она выживет?!

Ничего не ответил лекарь. Потребовал носилки и сопровождающих с факелами. На передовой заставе за больной ухаживать невозможно, а он сам постоянно нужен в лагере герцога, раненых из леса каждый день приносят.

Путь через лес отнял немного времени, стан герцога завоевателей был рядом. Здесь было очень шумно и людно, горели костры и вздымались над лагерем на скорую руку сколоченные сторожевые вышки, били копытами лошади у коновязей, звенели доспехи, бил молот в походной кузнице, кипели огромные котлы над кострами, громогласно общались, пили эль, распевали песни и спали кто где воины трех народов. Лазарет был развернут у самой опушки, рядом с берегом озера. Здесь были натянуты навесы и висели между столбов тонкие сетки от мух и комаров, а под навесами на грубых лежанках, устланных сухим тростником, лежали больные и раненые, и суетились возле них лекари и целители. Большая часть лежанок была свободна, но Эрик успел заметить, что в стороне лежат штабелем сбитые из досок щиты, готовые принять раненых с поля боя. Битва с зеленокожими должна была состояться со дня на день.

Эрви устроили в отдельной палатке. Галдор перечислил своей помощнице все, что нужно для ухода за больной, и ушел куда-то. Эрик сел рядом с лежанкой, мокрая от пота рука Эрви нашла его руку и сжала.

–Все будет хорошо, Эрик...

–Конечно, будет.

–Нет... я видела. Все будет хорошо...

Она быстро забылась тревожным сном. Эрик сидел рядом, пока не появилась помощница лекаря и не вытолкала его из палатки, объяснив, что до полуночи он ей тут не нужен. У женщины в руках была корзинка с какими-то банками и свертками. Он не стал спорить и побрел мимо костров, глядя лишь себе под ноги и тщетно пытаясь унять беспокойство.

–Эрик!

Сначала он подумал, что окликнули кого-то другого. Потом из тьмы выступила знакомая фигура старого воеводы, и выскочил у него из-под ног ребенок, повиснув у него на шее, а еще чуть дальше стоял, пряча усмешку в кулаке, высоченный седой эйторий с огромной секирой за плечом.

–Дигбран... – не поверил Эрик. – Лагорис, это ты, что ли?

–Ну конечно же, это я, – усмехнулся эйторий, шагнул вперед и осторожно снял Ланнару с шеи Эрика. – Не думал тебя здесь увидеть. А где Эрви?

Ей полегчало, но ходить ей Галдор строжайше запретил. Весь следующий день они дежурили в ее палатке по-очереди, и даже Лани старалась вести себя тише, чем обычно, когда ее пускали к 'тете Эрви'. Ей было легче, но она постоянно находилась на грани сна и яви из-за лекарств, которые ей давали лекарь с его помощницей. Галдор отказывался отвечать на вопросы о ее состоянии, и только лицо его, когда он выходил из ее палатки, было слишком уж задумчивым.

Дигбран с Лагорисом уже рассказали ему все, что произошло в округе замка Дубр после его ухода. Едва рассказ подошел к моменту, когда зеленокожие взяли их в плен, Дигбран замялся и отказался вдаваться в подробности.

–Командует дикарями арден, которого упоминал Дигбран, – коротко сообщил Лагорис, не глядя на Эрика. – Прорицатель. Он нас пленил, он и отпустил на свободу.

–Очень странно. Судя по вашему описанию, это Эриак ЭахТих из Веггара.

–Он и есть, – кивнул Лагорис. – Он что-то затеял, но мы с Дигбраном никак не можем понять, что именно. Похоже, что до самой битвы и не поймем, а герцог Илдинг и прочие военачальники нам не сообщают – если сами понимают.

–Галдора не спрашивали?

–Это который Галд-лекарь? – фыркнул Дигбран. – Шарлатан твой Галдор, вот что я тебе скажу. Меня вылечить не смог в свое время. Зря ты ему Эрви доверил.

Эрик дернул плечами.

–Галдор – хороший лекарь, мне о нем рассказывали. Но не в том дело. Он еще и прорицатель Круга.

Лагорис устремил на него взгляд своих стальных глаз.

–Интересно, знает ли об этом герцог Илдинг...

Герцог всё прекрасно знал – об этом старому эйторию сообщил предводитель эйторийских рыцарей. Насколько Эрик понял из объяснений Лагориса, им с Дигбраном действительно не все рассказывали.

–Ну да, кто мы для господ командующих такие? – проворчал Дигбран. – Два старика да баба с ребенком.

Эрик улыбнулся самыми уголками губ – старый воевода был верен себе в своем ворчании и недовольстве окружающим миром. Все словно как раньше, в той мирной жизни в трактире на берегу Арриса, избавление от которой Эрик еще недавно так радостно воспринял... а теперь уже и сам не знал, что думать.

Ночью Эрви опять бредила, вещала о событиях грозных и страшных, о кровавых битвах и гибели огромного множества людей. В какой-то момент глаза Эрика склеились, и бормотание Эрви сложилось в фейерверк видений небывалой яркости. Там были и остатки разбитой армии в лагере на холме, и маленький разноплеменной отряд, заночевавший в деревне, и крыши большого города с той высоты, откуда смотрят на мир птицы, и здание ратуши в Скейре, и две неясных фигуры на верхнем этаже, между колонн, глядящие на этот ночной город, и фонтан с танцующими статуями внизу. Он дернулся, рывком просыпаясь, потому что Эрви вдруг затихла, склонился над ней – но нет, она спала, просто спала. Жара не было, и лишь едва-едва трепетали ее ресницы да еле заметным было дыхание.

Под утро пришел заспанный Дигбран, сказал, что посидит с Эрви. Эрик расстелил тут же, на земле, плащ и сразу же уснул, на этот раз без сновидений.

Галдор нашел его сам – на берегу, где Эрик стоял, вглядываясь в рябь на воде, поднятую ветром, и пытался прочесть в ней хоть что-то. Усилия его были тщетны – его дар обратился в способность быть свидетелем происходящих на расстоянии сражений, и ничего, кроме чужих битв, ему увидеть было, скорее всего, не дано. Ответы прятались между волнами, скрывались под крыльями озерных чаек и ускользали над водой прочь, к дальнему берегу, заросшему камышом.

–Эриох... кхм... тебе придется отправиться в Скейр.

–Зачем? – спросил Эрик, не оборачиваясь.

–Мне нужна кое-какая литература, которая осталась в моем доме.

–Что-то не так с Эрви?

–Все так, но... я опасаюсь осложнений, вызванных отравлением. Никогда еще не сталкивался с ядом скальной гадюки, и мне надо свериться с трудами... вот список, – он протянул Эрику листок с перечнем из трех книг и адресом в Скейре.

–Я бы хотел остаться с ней. Можно послать гонца?

–Можно, Эриох. Но ты поедешь быстрее любого другого гонца, и нигде не будешь задерживаться, верно?

Эрик склонил голову – лекарь был прав. Ему придется покинуть Эрви на несколько дней, чтобы она жила.

–Не волнуйся, Эриох, с ней все будет в порядке. Твои друзья присмотрят за ней.

–Что?.. да, конечно. Только мне нужна лошадь.

Вороной стикрейский жеребец был родом из конюшен герцога завоевателей. Седельные сумки были полны, Галдор посетовал, что нет карты тех мест, где придется ехать Эрику.

–Я знаю эти места, бывал.

Копыта стучали по тропе, петлявшей меж деревьев. Тропа была малохоженой, но к завтрашнему вечеру Эрик должен был попасть в Скейр. Путь по берегу Арриса был короче, и там был тракт, но сейчас все пространство между Скейром и Дассигом было забито беженцами из Веггара и со всей Сиккарты. Поэтому Галдор настоятельно советовал ехать в обход Катасты, мимо Звездного пика и дальше по равнине на юг. Эрик последовал его совету.

Прощанья не вышло: Эрви спала. Сидевший в изголовье ее лежанки Лагорис выслушал Эрика, кивнул: езжай, мол, мы присмотрим. Ланнара с Дигбраном вышли его проводить и стояли, глядя ему вслед, пока он не выехал за ворота лагеря. В воротах было не протолкнуться, войска спешно покидали стан и уходили вдоль берега озера на юго-запад.

В кои-то веки Эрик знал, что ему делать, и знал, зачем. Тем непонятнее была снедавшая его тревога, поселившаяся в душе после слов Галдора и отказывающаяся его покидать. Вроде бы ничего такого не сказал лекарь, и Эрви, когда он вошел в палатку, выглядела значительно лучше, чем накануне. Даже легкий румянец успел вернуться на ее щеки. И все же что-то беспокоило Эрика, заставляя пришпоривать лошадь на ровных участках тропы.

По правую руку от него местность резко вздымалась вверх, тропа вилась по склону холмов, дальше к северу переходящих в предгорья. Эта часть Сиккарты никогда не была густо населена, равно ардены и миакринги остерегались жить по-соседству с обиталищем богов. Лишь немногие излишне отважные люди вроде хуторянина с женой, которые помогли Эрику с Эрви, рисковали построить дом на границе запретных гор, да прятались среди скал всякого рода лихие люди, которым отродясь море по колено и горы по пояс.

Слева так же круто склоны уходили вниз, порой обрываясь оврагом или вовсе пропастью, и тогда взгляду Эрика открывалась вся местность аж до самого Дассига, и лента петляющего среди холмов Арриса, и сами холмы Эверин, раскинувшиеся на бессчетные мили на запад и восток. Местность непосредственно внизу была частично расчищена от леса, Эрик видел хутора и целые деревни, зеленые поля со вздымающимися на холмах ветряными мельницами, охристые ленты дорог, стада на лугах ближе к речке Катасте и темную зелень рощ у самой речки.

Возле очередного ручья он сделал короткий привал, походил, разминая напряженные ноги. Эрик был не ахти каким наездником, перемещался по жизни больше на своих двоих. В бой он, во всяком случае, верхом ехать не рискнул бы.

Лес и тут был непривычно тихим, но теперь Эрик знал, в чем причина: две армии, на западе и на востоке, поглощали несметное количество пищи, и охотники уже распугали всю дичь в округе, которой хватило ума или везенья не попасться в капкан или не поймать стрелу. Нескоро еще эти места вновь станут тем захолустьем, каким они были раньше.

Дорога постепенно забирала в гору, скоро уже среди деревьев должны были показаться две громады, сдвинувшие плечи в борьбе за право именоваться Звездным пиком. Недалеко отсюда и озеро, из которого вытекает Катаста. На берегу его еще не успела пробиться трава в выжженом погребальным огнем Серого волка круге. Вспоминая этот костер, Эрик понимал, что и сам описал на своем пути круг, и пытался понять, сколько и чего этот круг уже выжег из его души. Совсем другим он шел на север, в замок Скассл, в поисках своей судьбы, и не поверил бы тогда, что найдет свою судьбу в этом спешном пути через дикий лес. Герой для времени? Нет. Может быть, герой – для нее, но вряд ли для кого больше. И не надо больше, уже – не надо. Позади оставался лагерь, из которого выступали на битву войска, а он, прошедший через него безвестным всадником, мчится на запад за книгами для лекаря, и ничто в нем не противится той мысли, что его, потомка Ровенда Великого, в этой битве не будет. Сбылось пророчество Уивера ЭахТислари: Эрик вышел из гор, где обитают боги, другим. И его, Эрика, это не огорчало.

Лишь зудела где-то на краю сознания тревога, вцепившаяся в него маленькими острыми коготками и не отпускавшая ни на миг.

Вечер начался пением соловьев в густых зарослях, но чуть позже ухо Эрика уловило стук топора. Возможно, впереди был хутор или хотя бы лагерь лесорубов. Все лучше, чем ночевать на голой земле. Он пришпорил коня, пока тени от деревьев еще позволяли видеть дорогу. Оба пика уже белели вершинами среди деревьев справа – значит, он преодолел самую сложную часть пути. Завтра он будет на равнине, и дело пойдет быстрее.

Выехав на открытое место, он придержал коня, удивленно всматриваясь в то, что ждало его впереди. Этого раньше не было – он мог поклясться.

Перед ним в обе стороны простирался вал в половину человеческого роста, а на валу поднимался частокол. Сверху над частоколом горели факелы на вышках. Стучали топоры, визжала пила: работа не прерывалась и сейчас, спешно достраивались недостающие участки. Тропа уходила к частоколу, поворачивая лишь у самих ворот. Эрик тронул поводья, направляя коня вперед.

Его окликнули на Старшей речи, он представился. Ворота распахнулись, впуская его внутрь. Перед ним был лагерь, рядами стояли палатки, горели костры – но он не видел воинов, ни единого. Только плотники, строившие частокол – и их были тысячи.

–Что это? – удивленно спросил он у вышедшего ему навстречу ардена.

–Последний рубеж обороны, князь Эриох, – был ответ. – Прорицательница Аэлевит направила сюда тьму пехотинцев, которые в случае поражения под Скейром примут здесь последний бой.

–Здесь? – он не торопился спешиваться, слова этого человека казались ему какой-то странной шуткой. – А что здесь защищать-то?

Вместо ответа арден поднял глаза наверх, и тут Эрик наконец понял.

Да, это имело смысл. Толпы завоевателей явились в Риммарави вовсе не по души арденов и миакрингов.

Он выехал до рассвета. На огромной стройке у подножья Звездного пика работа все еще не утихала: часть воинов, по воле прорицательницы Аэлевит обратившихся в землекопов и строителей, отдыхала, другие трудились. Дорога на юг была хорошо укатана, и по ней к возводимым укреплениям двигались подводы с пеньковыми веревками, смолой, инструментом, целые подводы кованых гвоздей. Шли подводы с провиантом для десяти тысяч воинов – одна из них, груженая бочками, явственно пахла селедкой. Обратно они уходили пустыми, и их было значительно меньше. Дорогу патрулировали всадники-ардены, с копьями, мечами и каплевидными щитами, с которых скалились литые волчьи морды.

Холмы становились все более гладкими, лес остался позади, рассыпавшись на перелески и отдельные рощи. Потянулись поля, потом дорога свернула к берегу Катасты, где приютилась живописная деревенька с крытыми красной черепицей домами и мельницей у запруды. Ниже запруды на берегу виднелись следы древних раскопок, в заросших крапивой траншеях еще можно было разглядеть белый мрамор когда-то стоявшего на этом месте эльфийского города.

Покинув деревню, дорога долгое время петляла вдоль берега речки, и лишь после полудня вскарабкалась по склону и устремилась прочь от долины Катасты, на равнину. Вдалеке уже виднелись башни Скейра, а над ними поднимались многочисленные шпили и главная башня городской ратуши – самая высокая в городе.

Зеленели поля, жили своей мирной жизнью завоеватели в деревнях, и лишь тень тревоги мелькала на лицах тех, кто сторонился к плетням с пути Эрика и оглядывался ему вслед. Тревога не отпускала и его, напротив – с каждым ударом копыт жеребца по сухой, пыльной дороге все мрачнее были его предчувствия. В следующей деревне с трудом заставил себя остановиться в трактире, проглотить пару кусков мяса в подливе и запить их стаканом кваса. Денег с него не взяли, отказались.

Ближе к городу чаще стали попадаться конные и пешие отряды, а потом Эрик увидел целую колонну всадников, уходящую рысью от города на север. Ядро колонны образовывали тяжеловооруженные рыцари-эйтории, но много было и всадников-арденов в легкой кожаной броне.

У ворот его пропустили, не задерживая. Эрик пришпорил коня, устремившись к центру города. Он не был в Скейре уже лет десять, но дорогу к ратушной площади вспомнить было несложно. На одной из соседних с ней улиц и жил в старинном особняке, принадлежавшем нескольким поколениям его предков, Галдор, известный завоевателям как Галд-лекарь – придворный врачеватель герцога Илдинга, а арденам – как Галдор ЭахКоллар, прорицатель Круга. Среди предков лекаря были, помимо врачевателей, алхимики и даже маги, его род была известен еще при императорах. Завоеватели ни тронули ни его прадеда, ни его семью, даже дом им оставили.

Эрик увидел впереди одинокую фигуру, стоящую посреди улицы и преграждавшую ему путь на ратушную площадь. Не сразу он понял, что его ждут. Подъехав поближе, с некоторым трудом узнал в золотоволосой женщине в кольчуге и походном плаще прорицательницу Аэлевит из Окбери. Серьезным и печальным было лицо Аэлевит, и предчувствия, мучившие Эрика всю дорогу, заставили его осадить коня, спрыгнуть на мостовую, подбежать к ней, схватить за плечи и встряхнуть:

–Что с ней?! Говори! Что с Эрви?!

–Она с тобой, Эрик, – ответила ему прорицательница, опустив голову. – она теперь всегда будет с тобой.

–Со мной? – он невольно обернулся по сторонам. Зловещий смысл слов Аэлевит медленно доходил до него.

'Вместе, и только вместе' – именно так предрек ему когда-то Уивер ЭахТислари. Они не могут расстаться надолго. Эрви с ним. В памяти его. Только в памяти...

Эрик с ужасом посмотрел на Аэлевит. Печаль на ее лице говорила больше, чем любые слова.

Летописец.

Чем становится человек после своей смерти? Что остается от его сознания, от его чувств, от его стремлений и несбывшихся грез? Загадкам этим не место в летописи, поэтому я записываю свои мысли в отдельную тетрадь. Записываю, чтобы потом, на досуге, поразмыслить над вопросом, который задал мне своей смертью Уивер ЭахТислари. Над вопросом, который раньше казался мне неважным и даже глупым.

–Луковый суп. Клецки с подливой. И редька с солью и подсолнечным маслом.

Повар выставил на стол перед закутанным в черный балахон прорицателем поименованные блюда. Редьки была целая плошка.

'Ненавижу редьку, – подумал прорицатель Таргон, скривившись. – Каждый день – редька. Издевается он, что ли, этот завоеватель?'

Повар, которого звали Коррах, в пользе от редьки был убежден не меньше, чем прорицатель – в истинности своих видений. Переспорить его, убедить, что Таргон не любит редьку, что он просто ненавидит редьку, что он всю жизнь прожил без этой самой редьки и пока еще не умер, прорицатель не мог. Каждый день проклятый истязатель исправно нарезал к столу плошку тонких хрустящих пластинок, сдабривал солью, заливал сакарским подсолнечным маслом и подавал к столу. И хоть ругайся, хоть слюной брызгай, хоть головой об стол бейся – тщетно. 'Редька полезна. Если не есть редьку, то выпадут зубы', – и все в таком духе.

Суп был хорош, а подлива к клецкам – просто восхитительна. Повар вообще был мастером своего дела, и Таргон мог только гадать, во сколько золотых монет обходились покойному Уиверу ЭахТислари его услуги. После смерти Верховного прорицателя повар с семьей собрал было свои пожитки, чтобы отправиться на юг, однако Филласт переговорил с ним о чем-то, и завоеватели остались в замке.

Доев суп и вымакав клецками тарелку, он с ненавистью глянул на плошку с редькой. Надо съесть хоть пару кусочков, иначе повар обидится и будет ныть, зануда. Но от тарелки супа по телу разлилось приятное тепло, и настроение у Таргона поднялось. Эх, была не была! Кусочек за маму, кусочек за папу – так вроде маленьких детей заставляют есть всякую гадость? Кусочек за повара Корраха, чтоб ему поскользнуться на очистках от этой самой редьки. Тьфу.

Зайдя на кухню, он поблагодарил Корраха за еду, забрал со стола специально для него приготовленную флягу горячего вина со специями и ушел на берег – мерзнуть и ждать.

Среди Прежних народов в вопросе жизни после смерти единодушия нет. Мой народ в Ниаранде придерживается рационального подхода: смерть – это навсегда. Поэтому для нас гибель сородича и даже смерть от старости – всегда горе. Поэтому мы не любим воевать. Поэтому мы и ушли с острова богов, ныне называемого Арденави.

Тролли придерживаются сходной философии. Гномы же, напротив, убеждены в существовании у них души, которая после смерти селится в камнях, руде и прочих горных породах. У теров на этот счет существует несколько философских школ, и спорят они между собой уже которое тысячелетие.

Все эти точки зрения, однако, оставались довольно долгое время лишь вопросом веры. Душа либо есть, либо нет – пощупать ее никак нельзя. Сегодня некто жив, а завтра он, быть может, умрет. Что можно конкретно сказать о душе, которая покинет тело в еще не наступивший день, или покинула его в день, оставшийся позади? Есть день сегодняшний, смерть же – неуловимый миг. В мире каждое мгновенье что-то меняется, и каждый из тех, кого боги наделили разумом, меняется тоже. Можно ли сказать, что в этот миг прежняя личность эльфа, тролля или гнома умирает? Если да, то мир умирает постоянно.

Примерно над этим теры и спорили всю свою историю – они тоже рационалисты, хоть и любят напустить тумана в свои мудрствования. И так продолжалось до того момента, когда появились Старшие народы людей.

Великий восточный океан прорицателя завораживал. Прожив больше века в Сатлонде, он привык к пусть не теплому, но куда более уютному Арденскому морю, в котором летом даже можно было купаться. Море было беспокойным и часто штормило, но даже в шторм прорицателю всегда казалось, что оно шутит. Водное пространство между Нерберией и севером Арденави казалось ему чем-то вроде лесного озера, в котором, конечно, тоже бывают всякие волнения, но всерьез их воспринимать – просто ребячество.

Океан же был бездной. Бездна эта, облизывавшая скалы внизу, медленно колыхалась, и прорицателю часто казалось, что в колыхании этой чудовищной массы воды есть ритм. Словно живой он, этот океан, живой и огромный зверь, настолько большой, что непонятно – добрый он или злой, страшный или, наоборот, безобидный. Впрочем, нет, безобидным он прорицателю не казался. Бездна не может не быть опасной. Когда дети Корраха лезли купаться в холодную воду у подножья скал, Таргон отворачивался – ему становилось не по себе.

Порыв холодного ветра с востока заставил его поежиться, прорицатель спешно достал флягу, открутил пробку, глотнул. Аромат специй ударил в нос, он еле сдержался, чтобы не чихнуть. За пределами иллюзорных стен замка Скассл был уже май, но погода в Эггоре налаживаться не спешила. Часто шли холодные дожди, и жена Корраха сетовала, глядя на стоящего на краю скалы прорицателя, что простудится он и сляжет. Однако Таргон терпел и холод, и дождь – сам порой не понимая, чего ради. Стража замка предупредит его, если на колышущейся глади океана появятся корабли. Тогда какой смысл тут стоять? В замке тоже холодно, но ведь можно и у камина погреться.

Некоторое время он так и делал: сидел у огня, грел кости да читал. В замке Скассл было что почитать, а никаких указаний перед своей смертью Верховный прорицатель ему не оставил. Сначала Таргону и вовсе показалось, что Уивер ЭахТислари просто о нем забыл, когда отправлял прорицателей Круга, каждого со своей миссией, в разные уголки страны. Не удивился и даже не обиделся – среди прорицателей он был одним из самых слабых, видения посещали его не чаще, чем раз в месяц, а смысл их редко выходил за пределы обыденной жизни сатлондских поселений. Однако прошло несколько дней после того, как догорел погребальный костер Уивера ЭахТислари, и летописец Филласт сообщил Таргону, что ему предстоит встречать в замке незваных гостей.

Вот он и встречал, стоя на берегу и терпеливо ожидая, пока появится хоть какой-то корабль. Ожидание наполняло смыслом его прозябание в замке, а холод да дожди давали почувствовать, что он совершает некий важный труд, стоя на скале. Да и не в лесу же ему стоять, в самом деле? Тем паче что с суши вряд ли стоит ждать врагов так скоро. У озера Орри собралось против кассорийцев ополчение. Вряд ли те дойдут до замка Скассл раньше июня, если вообще справятся с ополченцами. Нет, враги могут прийти только с океана.

Старшие были наделены даром предвидения, носителей которого почти не встречалось среди Прежних. Они первыми сказали: 'Завтрашний день уже наступил!' И теры задумались, равно как и все прочие.

Что же получается? Мир живет не только в некий постоянно движущийся из прошлого в будущее момент времени? Мир живет и вчера, и сегодня, и завтра? Мир будет жить и после того, как его свидетель умрет? Тогда непонятно, какой смысл называть настоящее – настоящим. Мир вдруг стал цельным – то, что мои сородичи всегда принимали как моральный идеал, Старшие просто-напросто доказали.

–Скучаешь? – спросил Филласт, отрывая глаза от книги.

Прорицатель плюхнулся на узкий угловой диван, завернулся в шерстяной плед и угрюмо кивнул.

–Что, не понимаешь, что это такое?

Эльф посмотрел на него своим загадочным взглядом.

–Нет, почему же, понимаю. Не могу понять – как вам это удается? Вашей жизни не так много, откуда только время на скуку берется?

Прорицатель еще сильнее закутался в плед. Хотелось поставить ноги на низкий столик, словно специально для этого созданный, но сапоги Таргона были грязными. Грязи Филласт не одобрял.

В жилище Филласта было уютно, и только тут ему удавалось согреться по-настоящему. Здесь все было уютным, все было создано для того, чтобы удобно сидеть, удобно лежать, читать в свое удовольствие, вести ленивые разговоры. Если взбредет в голову, то и писать – для этого находились и столики, и пюпитры, и письменные принадлежности в нужном количестве. Удивительным образом все, что человеку хотелось, тут же оказывалось под рукой – нужно было сделать от силы пару шагов до нужного кресла или дивана, а то и вовсе перекатиться. Комнаты эльфийского летописца были памятником лени и всяческому безделью. И только поэтому прорицатель старался в них не задерживаться.

–Ничего не добавилось в твоей летописи? – на всякий случай спросил он. Эльф не ответил, погрузившись в чтение. Ну да, как же, ответит он. Филласт славился тем, что говорил лишь то, что считал нужным, и тогда, когда сам того желал. Если бы он имел что сказать прорицателю – пришел бы к нему на скалу или разбудил среди ночи.

Летопись – это одно сплошное пророчество. Прорицание грядущего, настоящего, прошлого. Филласту не нужно вглядываться в хрустальный шар, силясь разглядеть в таинственной глубине камня нечто, отделенное от него пространством и временем. Он просто пишет – и повествование это, говорят, связное и цельное, хотя во многих местах не хватает отдельных фраз, абзацев или даже целых глав. 'Говорят' – потому что читать свою летопись Филласт почти никому не дает. Даже Верховному прорицателю, бывшему его самым близким другом, удавалось заглянуть в летопись лишь тогда, когда эльф считал нужным дать ему что-либо прочесть. Впрочем, эльфийских рун Таргон все одно не знал, так что не переживал особо.