Текст книги "Весенние заморозки (СИ)"

Автор книги: Александр Хомяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 71 страниц)

И никто из них ни разу не посмотрел в сторону моря. Никто не отправил дозорных на мыс Аори, откуда только слепой не увидел бы армаду регадских кораблей. Нет, нерберийцы прибывали в полной уверенности, что они здесь, в Сиккарте, единственные завоеватели.

Две смерти. Небольшая битва, без особых потерь для нерберийского войска. Даже штурм замка Риммор обошелся им куда дороже. Они по-прежнему здесь, никуда не делись, и даже более склонны наступать на Скейр, чем раньше. Что же изменилось? Чего достигли ардены этим намеренным жертвоприношением? Чего добивался этот грузный посол, умирающий здесь, у моих ног, с таким выражением на лице, словно вся долгая жизнь его прошла лишь ради этой битвы и этих двух убийств?

Еще он, ввязавшись в схватку с нерберийскими полковдцами, спас мою жизнь. Случайно ли?

Мне еще предстоит понять происшедшее. Я еще встречусь с нерберийцами, гарнизон замка Риммор снова выйдет на поле боя, снова примет на свои щиты удары нерберийских секир. Большая часть моих людей уже ушла по берегу на восток – рискованным, но самым быстрым путем к Скейру. Оставшиеся готовили в путь корабль, сносили припасы и прилаживали на яхте на скорую руку сработанные весла. Нам предстояло идти вверх по течению, а ширина реки вряд ли позволит яхте маневрировать по ветру. Бросать же кораблик я не хотел, да и пеший путь для таких подранков, как я, мог оказаться слишком тяжелым.

Чуть в стороне, среди россыпи камней, что ближе к морю часто встречались на берегу Арриса, уже лежали вязанки дров и валежника. Марген ЭахДариг отказался от погребального обряда нерберийцев, предпочтя традиционный для арденов костер.

Он так и не открыл глаза. Через некоторое время я понял, что массивное тело, привалившееся к такому же массивному стволу старой ивы, уже не дышит. Вот так – взял да умер. Почти незнакомый мне человек, пришедший под белым знаменем посла и совершивший чудовищное, возможно, предательство. Хотя... кто мог ожидать от одного человека столь разрушительных действий? Его оружием было слово. Слово – против слова. Элбис тоже говорил, и не более. Бог своим словом сдвинул целый народ и отправил его воевать. Арден тоже сражался словом, но никому и в голову прийти не могло, что его оружие будет не менее смертоносным.

Двое миакрингов-пиратов, ожидавшие в сторонке, по моему знаку приблизились. Я указал им на тело ардена, кивнул в ответ на вопросительный взгляд. Потом отвернулся и осторожно пошел по камням к кораблю. Сегодня ноги, несмотря на вчерашние испытания, слушались меня немного лучше, но ходил я по-прежнему с большим трудом.

Через некоторое время пираты догнали меня. К кораблю мы пришли вместе, они сопровождали меня, иногда поддерживая, чтобы я не упал. Я поднялся на борт, еще раз обернулся. Над деревьями поднимался легкий дымок. Ветер подхватывал его и уносил куда-то на север, в сторону равнины и замка Риммор.

Три дня прошли в ожидании, в предчувствии, предугадывании. Давно забытое ощущение, последний раз испытанное мной в пути из Эсталы в Сиккарту. Тогда я тоже не знал, куда, в какое будущее несет меня тяжелый торговый когг скейрского купца. Даже и догадываться не мог, что со мной случится. В самую последнюю очередь мне бы тогда пришло в голову предполагать, что я стану комендантом осажденной крепости, буду сражаться со своими сородичами, отступать, бежать, замерзать в плену у столба, сидеть в засаде, бить мечом в спину того, кто никогда не был моим врагом, предавать... Ну да, сейчас и ожидание было для меня другим. Я устал, сильно устал от всего, что случилось, устал от плена, устал от интриг и смертей, от ответственности за своих людей, что приросла ко мне крепче, чем собственная кожа. Там, под стенами Скейра, решения будет принимать кто-то другой. Я на это надеялся. С моей-то удачей, с моей проигранной осадой только войска водить.

К вечеру второго дня по левому борту показалась вот уже которая по счету деревня. В отличие от встреченных нами ранее деревень, она не казалась покинутой, и на берегу мы заметили вооруженных всадников. Они что-то кричали нам, но я приказал команде не останавливаться и продолжать грести. Мало ли, кто это был? Может, и стикрейцы.

Прошел еще день. Северный берег все явственнее носил все признаки обжитых мест. Да, нас встречали встревоженные поселения и сигнальные костры, но люди определенно не спешили покидать эти места, хотя о присутствии в нескольких днях пути на запад большой вражеской армии они не могли не знать.

На рассвете четвертого дня меня разбудили.

–Корабли, комендант! – орал мне в самое ухо бородатый пират в рваной кольчуге, драных штанах и стоптанных, но еще хранящих следы былой роскоши сапогах кайльского покроя.

Я обулся, стараясь сократить этот ставший теперь для меня очень долгим и мучительным обряд, насколько возможно. Накинул плащ и вышел из каюты на палубу.

На глади утренней реки выступали резкие силуэты уже знакомых мне эйторийских драккаров. Высокобортые корабли отчаливали от южного берега, разворачивались на веслах и медленно, гордо ползли вверх по течению, один за одним. Наверное, тут была вся та сотня кораблей Старших, что определила участь нерберийского флота во время осады замка Риммор. На их фоне моя яхта казалась просто скорлупкой.

Мы сбросили ход, пропуская их и ожидая, что вот-вот один из драккаров подойдет к нам. Но они проходили мимо, один за другим. С палуб на нас смотрели воины в полном облачении, с небольшими круглыми щитами и одноручными секирами, в круглых шлемах и коротких кольчугах. Смотрели молча, не делая попыток подать знак или крикнуть что-нибудь. Эйтории шли в бой, в какую-то свою битву, неведомую и непонятную мне. Я, Младший, их заблудившийся на севере потомок, был им неинтересен.

Мы встали на якорь, ожидая, пока пройдут эйторийские корабли. Потом, наконец, это шествие завершилось, и мы смогли продолжить свой путь. По утверждениям миакрингов из команды яхты, до Скейра было уже рукой подать.

Вот будущее и наступило. Недолгое спокойное плавание по Аррису после насыщенных событиями последних дней и недель принесло, как ни странно, отдых и новые силы. Позади остались поражения, смерти, плен. Я принял все это, пропустил через себя и оставил в прошлом, унося с собой целиком лишь проклятый столбик, который упорно снился мне по ночам. Но и с ним я уже привык жить, привык его бояться и привык его забывать, когда надо. Все. Больше, кроме загадок, я не нес в душе ничего.

Я по-прежнему не знал, что ждало меня впереди. Но я уже готов был это узнать.

Эрик. Ледяное озеро.

Эрик чувствовал, как что-то в нем готово взорваться.

Твари и чаши, чаши и твари – куда ни кинь взор. Везде. Всегда. Они одни, только они – враги, которых нельзя одолеть, и магия, которую нельзя превозмочь. Он не пройдет здесь, и не уйдет отсюда. Он в ловушке. Он попался. Он пропал... пропал для мира, для всех, кроме Эрви, но Эрви тоже тут пропадет. Это конец.

–Нет, милый, это еще далеко не конец.

Откуда ей знать? Откуда она взяла эту манеру спорить со своим мужем, и вообще вести себя так, словно она всегда знает лучше, что было, что будет, что должно быть? Кто ей дал право на это, будь она хоть трижды ЭахТислари?

Твари... тьма-тьмущая тварей, ходят и бродят и рычат и ворчат и шлепают, зар-разы, по чашам, по темно-зеленой магической воде... Да не бей же меня!

–Надо, милый. Так надо. Мы должны пройти.

–С ума сошла? Здесь?

–Другого пути нет. Не бойся.

А ведь он и правда боится. Не первый раз уже за весь путь через запретные горы. А ведь как выходил, как уверенно бежал от своей судьбы на юг – а? Быстро бежал, уверенно. Как ошпаренный.

Да уж... и чего после этого стоят все его грезы о воинской славе – непонятно. Трус он, всего лишь обычный трус. Этот ли человек вызвался умереть вместо своего вассала полтора года назад? Скажи кому – не поверят.

–Да идем же, Эрик!

Не поверят, и будут правы. Вот он спускается в долину с чашами, и его ведет за руку его молодая жена. Совсем волю потерял, ноги подгибаются, поджилки трясутся – аж ходуном ходят. А чего нервничать-то? Кто подскажет? Ну, убьют их твари, тоже мне невидаль. Каждый день кто-то помирает, и далеко не всегда ему в этом не находятся помощники. Почему же ему так страшно, так чудовищно страшно?

–А ты всегда считал себя сильным, могучим воином, любимый мой. Такие легко ломаются.

–А ты?

–А что я? Я всего лишь женщина.

Странно, но твари как вроде не замечают их. Эрик чувствует, что стоит ему остановиться или сделать шаг назад – они заметят пришельцев и разорвут их в клочья. Эрви права, здесь есть путь – только он сам бы его не преодолел.

Да и в остальном, что она говорила – тоже права.

–Как ты сегодня откровенна, родная...

Она утерла рукавом пот со лба, бросила на него мимолетный напряженный взгляд.

–Здесь нельзя врать. Место такое... смотри под ноги, будь так любезен.

Эрви тащит его мало не на себе. Впереди широкий поток, его, похоже, придется обойти. Они поворачивают, идут вверх по течению. Твари скачут вокруг, рычат, толкаются, брызгаются водой.

–Эрви, а чего ж ты тогда в меня так вцепилась, если я такое ничтожество?

–Ты не ничтожество, – тихо ответила она.

–Неужели?

–Эрик, душа моя, – ему показалось, что она сейчас остановится, но Эрви лишь вздохнула и потянула его дальше. – Понимаешь, ты ведь можешь обижать меня. Злые слова говорить, обманывать, убегать, бросить даже. А вот я не могу. Хотя хочется порой, знаешь, но... ты ведь не простишь, единственный мой. И что мне тогда делать?

Ему даже не хотелось спорить. Эрви и тут была права.

–Неужели ты не хочешь ничего для себя? – поразился он, и удивление его не было притворным. – Хоть кусочек счастья?

–У меня уже есть кусочек счастья, – она откинула волосы с лица и неожиданно улыбнулась. – Ты и есть мое счастье.

И Эрик не нашел что на это подумать – куда уж там сказать. Ибо в словах Эрви не было ничего, кроме правды, но эту правду ему, похоже, понять было не дано.

Долина оставалась позади, чаш было все меньше, твари рычали все глуше. Пошел мягкий снег.

–Эрви, откуда ты так хорошо здесь все знаешь? Ты бывала тут раньше?

Тропа круто забирала в гору – опять тропа, без признаков дороги и без следа чудес. Эрик давно обрел над собой контроль и шел без помощи жены, впереди.

–Тут – нет. Севернее – пару раз с отцом. На могиле дяди...

–О, кстати. Как так получилось, что твой дядя похоронен в запретной земле, да еще по чужому обычаю?

Не услышав ответа, он обернулся. Эрви стояла на тропе, тяжело дыша.

–Привал? – она кивнула в ответ, Эрик скинул плащ и расстелил его на участке ровной земли, сыскавшемся как раз рядом. Эрви легла на плащ, поджала ноги, отвернулась.

Эрик пожал плечами и занялся содержимым своего рюкзака, прикидывая, на сколько им еще хватит еды. Насчет охоты в этой местности он испытывал справедливые сомнения.

–Пару дней, – пробормотал он. – если экономить.

–Что? – Эрви обернулась, приподнявшись на локте.

–Еда кончается. Через два дня начнем голодать.

–Через два дня мы либо выйдем из этих гор...

–Либо не выйдем?

Она прикрыла глаза рукой, потерла лоб.

–Выйдем, вижу. Худшее позади.

–Отлично, – Эрик достал нож и разделил на две части кусок вареного мяса, которым разжился у Илирии ЭахЛиас, и ломоть хлеба. Эрви, вопреки его опасениям, не отказалась, тут же принявшись за еду.

–Дядя сам попросил похоронить его в том месте, – ответила на его вопрос Эрви, когда Эрик уже и ждать перестал. – У Дегарта ЭахТислари к старости были очень странные мысли насчет богов, он донимал ими всех окружающих. Отец рассказывал, что дядя хотел этой могилой попытаться остановить богов. Как Кастай – из камня.

–А что такого делали боги, что требовалось их остановить?

–Ох... я думаю, он предвидел нынешние события.

–Глупо все это, – хмыкнул Эрик. – Кого может остановить своей смертью один старый прорицатель?

Эрви задумчиво на него посмотрела, но не сказала ничего более. Чуть позже они продолжили свой путь.

Хребет был справа, море – слева. Точнее, внизу. Они забрались очень высоко, это был основной хребет гор, где обитают боги, это же был и край горного массива. За ним местность резко уходила вниз в Сиккарту.

Больше никакие чудеса, похоже, их не ждали. Эрик втайне на это надеялся – уже виденным он был сыт по горло. Да и самих богов он видеть особо не стремился. Правда, вскоре после полудня среди облаков ему удалось разглядеть на дальних вершинах нечто вроде двух исполинских фигур, перекидывавшихся мячом через пропасть, однако он не стал вглядываться и тем более задерживаться в этом месте, и Эрви с ним согласилась. Боги чувствуют взгляд смертных – так считается. Порой и присутствие тоже.

Эрви все больше молчала, а однажды не успела опустить глаза, и Эрик увидел на ее лице слезы.

–Что опять не так?

Она дернула плечом, протиснулась по узкой тропе мимо него и быстро пошла вперед. Эрику ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.

Ровная площадка нашлась незадолго до заката, и довольно большая. По краю замерзшего горного озера тянули в небо голые ветви редкие деревья, склон горы на том берегу белел наледями на уступах. С этой стороны берег тоже укрывал снег, однако нашлось и чистое место. Несколько ударов топора обратили его в место для привала – ствол дерева, чтобы сидеть, и куча веток для костра. Таиться Эрику надоело, да и толку – их скорее всего уже давно заметили те, кто обитает в горах. Если они все еще живы и даже идут дальше – на то есть свои причины у хозяев. Знать о таковых Эрику не особенно хотелось.

Сиккарта. Точнее, восток Сиккарты, где немногочисленные ардены, еще уцелевшие баронские дружинники да наспех собранное ополчение с трудом сдерживают натиск зеленокожих дикарей. Там же, наверное, и Дигбран, бывший хозяин Эрика – сражается.

А западнее, не так уж далеко – Скейр и его битвы. Скейр осажден врагами со всех сторон. Там, наверное, каждый воин на счету – там Эрику и место. Полководцем ему, скорее всего, стать не светит, однако о лаврах он уже готов не задумываться. В конце концов, не стремился же к славе Серый волк? Несогласный с решением прорицателей, он ушел в глушь и там умер – никем не узнанный, оставшийся в стороне от своей страшной славы. Что ж, Эрик не настолько чужд тщеславия, но готов потерпеть.

Боги Звездного пика, да он готов сдохнуть в безвестности, последним и всеми забытым – но пусть его рука в этот миг сжимает меч. Все, что угодно, лишь бы не предназначенное ему...

В сгустившихся сумерках отсветы костра на лице Эрви выдали текущие по щекам слезы.

–Ты можешь быть откровенна, как ты была в долине с чашами? – спросил он. Эрви резко мотнула головой, потом так же быстро кивнула, фыркнула, усмехнулась и наконец спрятала лицо в ладонях.

–Ничего себе я растерялась... – услышал он несколько погодя. -Сейчас, Эрик, пройдет. Слишком много эмоций, правда.

–Лучше рассказывай, как есть. Я постараюсь понять.

–Что тебе рассказать? Что я думаю, что я чувствую, да?

–Да, – Эрик понял, что ему действительно интересно. А ведь еще недавно ему казалось, что он чувствует Эрви не хуже, чем самого себя. Невероятно, как все может поменяться в мгновение ока.

Эрви отвела взгляд.

–Я себя жалею, Эрик. Это неинтересно и пройдет.

–А как же счастье в моем лице?

–Вот ты прицепился... впрочем, почему бы тебе и не услышать? Я хотела счастливой любви, как тогда, на скале... понимаешь? Ты был бы моим героем, даже не соверши ты в жизни ничего героического. Моим любимым, единственным, счастьем до смерти. А вместо этого у нас что? Испытания, которые я вижу впереди – и ни одно из них, поверь, не доставит мне никакой радости. И потом, после, возможно... только возможно. Там все неясно, Эрик. Нами играют, играют те, кто живет в этих горах, и... – она замолчала, но слезы на ее щеках уже высохли.

–И – что?

–И... сыграют. Будем живы – хорошо, но и только. Я видела испытания, да я и сейчас их вижу – после такого никакой радости нет, кроме той, что все кончилось. А так хотелось настоящей, живой, яркой любви – ты и я, вдвоем и всегда вместе, как... впрочем, неважно. Уже не получится.

–Ты часто видишь будущее?

–Со дня смерти отца – постоянно. Эрик, я словно две жизни одновременно живу, все вокруг как во сне! – Эрви усмехнулась и запахнула сильнее куртку. – Как будто мой отец решил отдать мне свой остаток жизни, который он не дожил, и смотрит, смотрит, смотрит на дела рук своих. А я лишь зритель в этом театре, смотрю вместе с ним, как приходят в движение чудовищные силы, как совершаются страшные дела и как гибнут по всей Риммарави люди. А ты еще собрался в самую гущу событий, в Скейр...

–Откуда ты знаешь?! – вскинулся он.

–Я все знаю, Эрик, – она наконец встретила его взгляд, и Эрик ей тут же поверил – в глазах Эрви плескалась бездна. Таким он не видел даже Верховного прорицателя. – Почти... все, что происходит сейчас.

–И что же происходит сейчас? – тихо проговорил Эрик. Он уже ожидал, что по волосам Эрви вот-вот заструятся бордовые молнии.

–Сейчас... сейчас просыпаются феи.

Эрик открыл рот, но вовремя удержал себя. Голос Эрви тоже изменился – она прорицала, а пророчеств не прерывают.

–Феи – это маленькие и неразумные существа, у них есть крылья, и они светятся в темноте. Очень похожи на людей или эльфов. Боги создали их для красоты, думаю. Феи проснутся, зажгут фонарики и полетят, танцуя в воздухе. Летят над склонами гор, к ледяному озеру, в котором лед светится изнутри бирюзовым светом, озаряя заснеженные берега, голые ветви деревьев и танцующих на льду людей...

–Никогда ничего подобного не слышал, – завороженно сказал Эрик, глядя на нее.

–Ты умеешь кататься на коньках, Эрик?

Он улыбнулся.

–Да, знаешь, даже люблю.

–Тогда пойдем. Она встала и протянула ему руку, озаренную бирюзовым светом.

Они танцевали на льду. Сияющая бирюзой поверхность была бесконечной, но одновременно была озером – с берегами, с деревьями, с пристроившимися на ветвях феями с фонариками. Феи, как и обещала Эрви, были светящимися и с крыльями.

Коньки легко скользили по льду, не оставляя следов. Откуда у них на ногах взялись коньки, они не задумывались – их целиком захватил танец. Гремела музыка, и непонятно было, гремит она на самом деле или в лишь в душах. В музыке была и боль, и ярость, и безудержная радость, и бесконечное удивление, и безграничное отчаяние – быть может, и другие эмоции, столь же яркие, но и тех, что они различали, было достаточно, чтобы весь остальной мир исчез, рассыпался и ушел в небытие до поры – куда, вообще-то, ему и положено уходить время от времени от настоящих, живых людей.

Сцепившись пальцами, они кружились – Эрик на месте, Эрви вокруг него. На ней было короткое ярко-малиновое платье с глубоким декольте, на нем – черный искрящийся камзол до середины бедер и узкие штаны. Накружившись, они обнялись и помчались вперед, разгоняясь все быстрее – но берег в какой-то момент мигнул, исчез и отскочил назад, а они вылетели опять на середину озера и от неожиданности чуть не упали оба. Крепко держа друг друга за руки, они наконец посмотрели друг на друга и увидели все то, что чувствовали в музыке. Их лица горели – счастьем, болью и отчаянием, гневом и радостью – всем сразу, всеми чувствами – на пределе. И на этом пределе они держались, держались друг за друга и не отпускали, а музыка не отпускала их, подгоняя и заставляя сорваться места и нестись по озеру, по кругу вдоль берега. Эрви мчалась впереди, Эрик – следом. В какой то момент она взяла хороший разбег, подпрыгнула, закружилась и легко приземлилась обе ноги и вновь мчалась прочь. Он замер, провожая ее взглядом, она почувствовала, что он остановился, обернулась. Музыка становилась все тише, и хотя Эрик не узнавал ее, но чувствовал – это не конец.

И не ошибся – сойдя почти на нет, мелодия грянула вновь, а они, словно повинуясь ей, двинулись навстречу друг другу – зная, уже зная, что притягивает их, а что отталкивает. И что больше на самом деле нет ничего, лишь бесконечное озеро и они вдвоем, и куда бы не лежал путь, он обязательно выведет их обратно на лед, где будут только Эрик и Эрви, и только феи в ветвях деревьев будут светить своими фонариками и, трепеща крыльями, завороженно смотреть на двух людей посреди озера, озаренных бирюзовым светом и оттого – а, может, и не только поэтому, – необычных. Феи неразумны, им не понять, что делает этих мужчину и женщину столь яркими, столь запоминающимися любому, кто увидит их – но сейчас их почти никто не видит, кроме фей и женщины в белом платье, замершей под заледеневшим уступом на дальнем, обращенном к склону горы берегу. А потом... а нет никакого 'потом'.

–И никогда не было, – пробормотала Эрви ему в куртку, засыпая.

–А как же судьба?

Она подняла голову.

–Понятия не имею. Видно-то не все, Эрик. Спи. Завтра в это время мы будем уже в предгорьях, в Сиккарте.

Он вздохнул, глядя на звезды над обрывом. Горизонта отсюда видно не было, и казалось, что они уснули на краю мира.

А может, так оно и было.

–Эрви...

–Ну что еще?

–Женщина в белом под скалой... кто она?

–Ты тоже заметил? Лайта. Озеро и танец – подарок Несущей свет нам с тобой.

–Невероятно. Зачем ей это?

Вопрос был откровенно риторическим, тем удивительнее было Эрику услышать ответ.

–Чтобы поняли и запомнили. Да и... не знаю, как объяснить. Не так много радости у богов, как нам может показаться. Лайта любит людей, любит видеть их счастливыми.

–А мы... разве мы были счастливы, когда она на нас смотрела? – и, не дожидаясь ответа, сам и добавил: – Да, были. Такое не забудешь, вот пойму ли я то, что мы пережили...

–Поймешь. – уверенно ответила Эрви. – Ты дашь мне наконец поспать?

И утром ничто не напоминало о происшедшем с ними вчера. Тщетно Эрик вглядывался в лед, силясь увидеть хоть слабый отсвет бирюзы на тусклом льду, под которым уже темнела весенняя вода. Нет, и фей в ветвях деревьев тоже не было.

А после полудня не стало и гор. Они спускались вниз, в раскинувшуюся под ногами Сиккарту, с ее холмами, перелесками, реками и пастбищами, с городками и деревушками по берегам Арриса и высокими шпилями Скейра в сердце страны. В Сиккарту, объятую войной. Они шли рядом, держась за руки, где это позволяла тропа. Останавливались и целовались, время от времени. Никуда не спешили -чувствовали, что боги, сколько бы их не следило за путем двух смертных через запретные хребты, уже отпустили их – и есть ли разница, чем они руководствовались при этом. Эрик и Эрви уходили, унося с собой подарок Лайты – в памяти и в душе, навсегда.

Может, так и стоит идти в страну, охваченную войной – с чистой душой и любовью в сердце, рука об руку с любимым человеком? Кто сказал, что в таком месте будут испытывать нехватку в очередном самоубийце, готовом умереть за сколь угодно правое дело? Людям, не видящим просвета в прорези шлема, на острие наконечника стрелы, в прицеле арбалета, в исчерканной карте, в изгрызенных до крови ногтях или искусанных губах – разве не нужна улыбка на чьем-то лице?

Может, и нужна. Проверить в любом случае предстоит если не сегодня, так завтра. Склон становится пологим, все больше деревьев, все меньше камней, все гуще трава и все теплее воздух. Эрви давно скинула меховую куртку, завязав ее рукава на поясе. Весна в Сиккарте уже вступила в свои права, весенние заморозки остались позади. По крайней мере, для них двоих.

–Не пойду я в Скейр, наверное, – признался наконец Эрик. Они отдыхали в тени деревьев – слишком уж сильно жарило солнце. Тропа успела пересечься с другой, более нахоженой, скоро они доберутся до мест, где обитают не боги, но люди. До заката как раз успеют найти ночлег.

–Почему нет? – удивилась Эрви. – Я же пойду с тобой.

–А что я там теперь делать буду?

Эрви вздохнула чуть слышно и опустила глаза.

–Лучше тебе, наверное, и не знать.

Крик чаек.

В окно стучал дождь. Учитель сидел у окна, подперев голову рукой, и водил пальцем по шершавой поверхности подоконника, привычно пытаясь наощупь прочесть оставленные поколениями учеников надписи: вырезанные ножом или, чаще, процарапанные стилом. Взгляд его блуждал от капли к капле – то лениво ползущие, то бежавшие ручейком, они неуклонно стремились вниз, вниз, вниз – к потемневшему от влаги штапелю. Двора школы за каплями он словно не замечал, да и не было там ничего интересного в такую погоду. Лишь дождь да пара луж на гладкой, отполированной за долгие века брусчатке.

Надписи не давались, да и не больно-то учителя интересовал их смысл. Искать судьбу наощупь глупо. Примерно так же глупо, как покорно идти ей навстречу, так и не выяснив до конца, что она из себя представляет.

–Нет, ты послушай, Мирни, что они пишут: 'В криках чаек живут души умерших. Когда много чаек кричит одновременно – это значит, что предки недовольны'. Вона как оно. Всякий раз, когда чайки собрались на рыбалку, предки недовольны и кричат.

–Варвары, – бросил из своего угла Энтор, не отрывая глаз от лезвия меча, по которому уверенной рукой водил точилом. – Глупости сочиняют и детей своих тому же учат.

Мальчишки сидели в большой комнате на первом этаже, обычно использовавшейся для лекций, за большим круглым столом. Кто на стульях, кто на столе, а кто и на дощатом полу – кому как удобно. Вечерами им позволяли расслабиться, отдохнуть от строгой дисциплины, и часто учителя приходили и участвовали в играх, наивных спорах и бурных обсуждениях, иногда даже и вина выпить позволяли. Да и сами не отказывались.

Школа была домом для детей арденов, которых родители не могли в силу каких-то причин учить сами. Раньше обучение в школе было общепринятым среди арденов, но Завоевание сломало многие традиции. Правда, и сейчас, когда большая часть арденов служила завоевателям, они часто отдавали детей в такие вот школы, вроде той, что стояла на скалистых берегах Керрийского фиорда. Еще не так давно тут было много детей разного возраста, но младших уже отправили подальше от опасных берегов, в поселения изгнанников Ровендии на берегах озера Орри.

–Энтор, глупыми эсгурии станут, когда не они нас будут гонять по всему Эггору, а мы – их, – недовольно проговорил учитель.

Даргон, прочитавший отрывок про чаек, негодующе вскинулся.

–Но, учитель! Мастер Ригаэх говорит, что никакие подвиги на ратном поле не отменяют того, что победитель может быть глуп и недалек, а побежденный – умен и дальновиден. Разве наша служба завоевателям не подтверждает...

Учитель перевел взгляд за Мирниэха, но тот, казалось, был погружен в себя и не замечал ничего вокруг. В отсветах пламени камина лицо мальчика, все еще сохранявшее юношескую припухлость, казалось вырезанным из дерева – та же скупая гамма красок, те же нечеткие блики, когда непонятно, где тень и где цвет. Глаза полуприкрыты, силуэт неподвижен – кажется даже, что не дышит.

Даргон проследил за взглядом учителя, но ничего не сказал. О даре Мирниэха знали – как скроешь такое, если твои глаза время от времени подергиваются туманом, и ты начинаешь вещать торжественным голосом всякую несуразицу? Но всей правды не знал никто из учеников.

–Мастер Ригаэх понимает больше меня в философии и литературе, – нахмурился учитель. – В конце концов, он вас этому учит. Я – всего лишь учитель фехтования, и вся моя правда – на острие меча. Там, на этом острие, побежденный всегда глуп.

–Как мы? – растерялся Даргон.

Учитель опустил глаза на свои руки, грубые и мозолистые. Руки мечника. Руки... руки живого ардена.

–Мы пока еще не побеждены, – наконец ответил он. – Пока еще...

Ученики притихли. Горели дрова в камине, наполняя щелчками, треском и шипением вечернюю тишину, и горел неясный огонек в полуприкрытых глазах Мирниэха. Учитель знал, что там горит.

И боялся услышать.

Одинокий снежный драккар медленно полз мимо скалистых берегов Керрийского фиорда на юг. Мальчик и учитель стояли на прибрежной скале, провожая его взглядами. Холодный ветер трепал полы их плащей.

–Последний, – сказал Мирниэх. – Больше никого не будет.

–Это флагман барона Нодера, – учитель прищурил глаза. – Надо полагать, что замок потерян.

Белые паруса драккара наполнял ветер. Нодерские и осеннийские ардены делали белила из пористой руды, которую добывали в недрах своих гор. Раньше корабли арденов влекли наперекор волнам паруса цвета индиго, но деревья, из которых добывали темно-синий с фиолетовым отливом краситель, остались на севере, в укрытых от холодных ветров долинах Эридара и Лагеттии, и в Риммарави не прижились.

–Нет больше никакого замка! – прокричал мальчик, перекрикивая ветер. – Нет! Разрушен!

–Ты это видел?

–Да я видел это неделю назад, когда нас собрал Верховный прорицатель! Я тогда много чего видел!

Учитель резко обернулся, схватил мальчика за плечи, встряхнул.

–Видел, говоришь? Молчи об этом, Мирниэх! Молчи!

–Почему? – удивился мальчик.

–Я тебя прошу, – порыв ярости, только что охвативший его, улетучился так же внезапно, как и появился, и учитель чувствовал лишь усталость.

–Но почему? – настаивал мальчик.

–Не хочу знать, что с нами будет.

Мирниэх некоторое время испытующе глядел на учителя, а тот был не в силах отвести взгляда, хотя ему очень хотелось. Неуютным был взгляд Мирниэха – в нем наивность ребенка мешалась с бездонной мудростью прорицателя Круга.

–Да и не надо, наверное, – сказал Мирниэх. И учитель вдруг почувствовал себя лучше.

Драккар из Нодера уже скрылся за похожими на зубы скалами, словно охранявшими выход из фиорда. Теперь – несколько дней покоя, и мир рухнет. С севера идут новые завоеватели – об этом известно без всяких пророчеств.

–Слышите, учитель? – вдруг спросил мальчик, отвернувшись и приложив руку к уху.

–Что? – учитель слышал только вой ветра в скалах фиорда.

–Чайки кричат! Предки, наверное, сердятся! – на лице Мирниэха сияла совершенно неожиданная в этот момент улыбка.

–Сжечь! – кричал во дворе школы мастер Ригаэх. – Сжечь все! Завоевателям не должно достаться даже доски, выстроганной арденом!

–Стойте! – заорал учитель, сбегая по лестнице по двор. – Прекратите!

Мастер Ригаэх в своем длинном красновато-буром балахоне удивленно посмотрел на учителя фехтования.

–Малкаих, пока что ректором нашей школы остаюсь я.

–Когда вы ее сожжете, мастер Ригаэх, вы перестанете быть ректором.

–Но не раньше, – мастер Ригаэх улыбнулся, давая понять, что на конфликт идти не намерен. – В чем дело, Малкаих? Какие есть причины не жечь дома?

'Жечь дома'. Мастер Ригаэх избегает говорить 'жечь школу', и учитель его понимает.

–Есть план, вообще-то, – он подхватил мастера под локоть и отвел в угол двора, где долго и обстоятельно объяснял то, что знал и был способен понять сам.

Мастер Ригаэх выслушал его, и по мере рассказа учителя его брови вздымались все выше и выше.

–Это твоя затея? Малкаих, знаешь ли, я много фантазий слышал от наших детей, но чтобы такое, да от тебя...