Текст книги "Сын графа Монте-Кристо"

Автор книги: Александр Лермин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)

22. В Лейгуте

Деревня Лейгут, сожженная неприятелем, мало-помалу возрождалась из пепла.

Однажды в деревню приехал никому неизвестный старик и объявил, что намерен построить на прежнем месте гостиницу и школу взамен сгоревших. Не торгуясь, приобрел он участок земли, и на другой же день рабочие приступили к строительству. Когда дом был готов, то над крыльцом прибили полуобгоревшую вывеску «Для счастья Франции», и старожили уверяли, что эта вывеска некогда украшала гостиницу Жюля Фужера.

Новый владелец дома не поселился в нем, он уступил его беднейшему в деревне семейству, выговорив себе лишь право жить в нем несколько месяцев в году. На место учителя старик за свой Счет пригласил одного отставного сержанта. Жители Лейгута относились с большой признательностью к Пьеру Лабарру – так звали доброго старика – и сердечно радовались его ежегодному появлению в деревне.

И в эту весну Лабарр приехал в Лейгут. Задумчивый и сосредоточенный, по обыкновению сидел он у окна гостиницы. Вдруг на дороге появились две особы, обратившие на себя его внимание.

Одна из них была молодая девушка, а вот другая – сгорбленная старушка, опиравшаяся на руку своей спутницы…

Следуя непонятному влечению, Пьер вышел из дома и присел на крылечке. Женщины подошли к гостинице, и старуха подняла голову.

Лабарр увидел страшно обезображенное и покрытое рубцами лицо…

Старуха с трудом поднялась по ступенькам крыльца и вошла в дом. Пьер последовал за ней. Дверь стояла отворенной, несчастная сидела на подоконнике, боязливо оглядываясь кругом, и бормотала:

– И что это Жюль не идет домой? Обед давно готов, дети ждут, а его все нет! Поди сюда, Жак. Отец скоро вернется. Лизетта, не плачь, не то я рассержусь… Нет, я пошутила, дурочка, успокойся: он сейчас придет…

По телу Пьера Лабарра пробежала дрожь. Эта несчастная cтapyxa была Луиза – жена Жюля Фужера! Но кем была ее спутница?

В эту минуту молодая девушка подошла к нему и сказала:

– Не сердитесь, сударь, мы пробудем у вас недолго.

– Будьте здесь, как дома,– ласково ответил Пьер,– скажите мне, кто эта старушка?

Перепелочка – это была она – приложила палец к губам и ответила:

– Она помешана.

– Как ее зовут?

– Не знаю. Несчастная много выстрадала в жизни: лишилась мужа и детей и обгорела при пожаре. Месяц тому назад она не сходила с постели, но теперь немного поправилась, соседи обыкновенно зовут ее «обгоревшей», а Лизетта зовет ее матушкой.

– Лизетта? Кто это?

– Молодая девушка, принявшая в ней теплое участие. Она распевает песни на улице, тем и живет, брата ее зовут Фанфаро… Это такая запутанная и грустная история…

– Кто этот Фанфаро? – спросил, немного помолчав, Пьер.

– Сирота, найденный на дороге моим отцом,– ответила Перепелочка,– он славный и хороший юноша.

«Где же я слыхал это имя?» – про себя сказал Пьер.

В это время помешанная подняла голову и вежливо произнесла:

– Извините, сударь, угощать мне вас больше нечем – чем богата, тем и рада!

Лабарр вскрикнул:

– Луиза… Луиза Фужерез?

Больная выпрямилась во весь рост и бросила взгляд на Пьера.

– Кто звал меня? Кто произнес мое имя?

– Я. Луиза,– мягко ответил Лабарр.– Неужели вы забыли вашего мужа Жюля и ваших детей Жака и Лизетту?

– Я помню их, и мне очень хотелось бы с ними увидеться. Где Жюль? И Жак, и, да… помню, Лизетта спит в своей кроватке, но она ушла и…

Мысли больной, очевидно, путались.

– А вот и Жак! Как ты похорошел, голубчик, как я рада, что ты снова со мной!

– Нашелся ли Жак? – спросил Лабарр у Перепелочки с дрожью в голосе.– Жив ли он?

– Да, Фанфаро и Жак – одно и то же лицо!

– Слава Богу! А Лизетта?

– Лизетта похищена виконтом де Тализаком!

– Виконтом де Тализаком! – повторил Лабарр в ужасе.

Помешанная приподнялась и прошептала:

– Тализак! Он должен знать! Жак… Шкатулка. Боже мой, где шкатулка?

* * *

Как же Луиза и Перепелочка очутились в Лейгуте?

Фанфаро, уходя на поиски Лизетты, оставил мать на попечение Перепелочки… Наступила ночь, акробаты не возвращались. Помешанная жалобно кричала и звала Жака. Перепелочка ухаживала за ней всю ночь и с наступлением рассвета от сильного утомления задремала…

Проснувшись, она поспешила к Луизе… но кровать была пуста, больная исчезла! В страшном испуге девушка бросилась к соседям и, расспросив их, узнала, что помешанная рано утром вышла из дома и направилась к Итальянской заставе.

Перепелочка бросилась на поиски и на второй день догнала ее. Луиза, скорчившись, сидела на крылечке небольшой гостиницы и, как всегда, бессмысленно улыбалась.

– Слава Богу, что я вас нашла! – со слезами сказала Перепелочка, обнимая Луизу.

К ним подошла хозяйка гостиницы.

– Эта старушка, верно, убежала от вас? – спросила она.– Я тотчас об этом догадалась и не пустила ее дальше. Она говорит так странно и непонятно…

– Что же именно?

– Просила хлеба и спрашивала, как пройти к Вогезам.

– Да, да, к Вогезам,– повторила помешанная.

– Но, для чего вам надо идти куда-то к Вогезам? – в изумлении спросила Перепелочка.

– В Лейгут… в Лейгут! – настойчиво сказала Луиза.

– Лейгут – это название деревни, в которой родился Фанфаро, – сказала девушка.

– Не Фанфаро, а Жак,– поправила Луиза.

– Но для чего мы пойдем в Лейгут?

Шкатулка… Жак… Тализак… документы,– ответила старуха.

И женщины направились в Лейгут.

Перепелочка продала свой золотой крестик для покрытия дорожных расходов, и с помощью добрых людей обе женщины наконец-то добрались до Лейгута.

Перепелочка пришла к убеждению, что это их путешествие имеет связь с судьбой Фанфаро: Неожиданная встреча с сыном, очевидно, подействовала на потрясенный мозг Луизы Фужер.

* * *

– Мне надо поговорить со стариком Лэзоном,– сказала помешанная и встала.– Он должен помочь.

Она спустилась с крыльца и пошла по полям. Лабарр и Перепелочка последовали за ней.

Дойдя до того места, где прежде стояла мыза старика Лэзона, старуха оглянулась и пошла направо… Вдруг она страшно вскрикнула, Лабарр и Перепелочка поспешили к ней.

Помешанная, бледная как смерть, лежала на траве и судорожно сжимала вырытую из земли шкатулку.

– Вот она! – крикнула Пьеру Луиза, в ее глазах блеснула искра разума.– Жак – не мой сын, он – виконт де Тализак, а Лизетта – маркиза де Фужерез. Вот доказательство!

Она вытащила из шкатулки несколько бумаг и затем от страшного волнения упала без чувств на руки Перепелочки.

23. На краю пропасти

В роскошном будуаре графини де Сальв лежала Лизетта. Она уже пришла в себя и при заботливом уходе Ирены немного оправилась.

Ирена рассказала певице, что ее спас гимнаст Фанфаро – ее родной брат.

Лизетта, пораженная этим сообщением, хотела все знать о брате – что он, где он, куда исчез – и с жадностью ловила каждое слово графини.

Беседу девушек прервала Урсула.

– Милая Ирена,– сказала гувернантка.– Вас желает видеть какой-то человек.

– Как его имя?

– Бобишель.

– Бобишель?– Просите его в гостиную… и скорей!

Ирена прошла в гостиную: там ее ожидал Бобишель, в смущении вертевший в руках фуражку.

– Простите меня, графиня, за беспокойство, но…

– Вы от… Фанфаро? – спросила Ирена, вспыхнув.

– О нет… я не мог встретиться с ним,– печально ответил Бобишель.

– Кто же вас прислал?

– Его приемный отец – Жирдель.

– Почему он сам не пришел?

– Не знаю, вот вам от него посылка,– ответил Бобишель, передавая графине небольшую пачку.

Ирена быстро развернула ее и вынула два письма, оба адресованные ей. На одном конверте стояло: «М-ль Ирене», а на другом: «Графине де Сальв».

Графиня распечатала второе письмо и прочла:

«Простите меня, графиня, за то, что я, уповая на ваше доброе сердце, обращаюсь с просьбой принять участие в судьбе моей сестры, спасенной мною от смерти.

Близок час, когда будет произнесен мой приговор. Вы никогда не сомневались во мне, и за это я благодарю вас от всей души. Я боролся за права человечества и надеюсь, что меня не забудут потомки.

Уже давно меня преследует неумолимый враг, который не остановится ни перед чем, чтобы достичь своей цели.

И потому прощайте, быть может, навсегда. Я умру спокойно, зная, что мать и сестра всегда найдут в вас себе защиту».

Письмо не было подписано. Ирена перечитала его несколько раз, и жгучие слезы капали на строки, написанные обожаемым ею человеком…

Бобишель был тронут и тихо сказал:

– Быть может, его не осудят…

– Осудят? Кого? – вскричала Лизетта, появляясь в дверях.

– Лизетта, ты так неосторожна! – воскликнула Ирена.– Зачем ты встала?

– К чему скрывать от меня то, что я знаю? Фанфаро нам одинаково дорог. Скажи мне, что ему предстоит? Будем делить пополам все: и радость и горе.

– Да, ты права,– ответила Ирена и коротко сообщила ей б заговоре и об аресте Фанфаро. Затем распечатала другой конверт и, с трудом разбирая безграмотные каракули, прочла:

«Мы должны спасти Фанфаро, и для этого у нас есть лишь один способ. У вас большие связи и знакомства: постарайтесь доставить ему предмет, который вам передаст Бобишель, но только по окончании процесса, который начнется через два дня.

Полагаюсь на вас, Жирдель».

– Какой ответ передать хозяину? – робко спросил клоун.

– Его просьба будет непременно исполнена,– поспешно ответила Ирена.– Но где же этот предмет?

– Вот он,– сказал Бобишель и передал ей булавку с большой головкой, которую он быстро отвинтил: внутри лежала свернутая записка.– Как видите, графиня, и наши фокусы кое на что годятся, – произнес с улыбкой клоун и откланялся.

С того дня, как графиня де Сальв уведомила маркиза де Фужерез, что ее дочь Ирена после недавнего скандала не может быть женой его сына, в доме Фужерезов не прекращались бурные сцены. Разорение семьи было неминуемо, и маркиза, обожавшая виконта, обвиняла во всем мужа. При дворе говорили, что Фредерику не долго придется носить крест Святого Людовика и служить в рядах королевской гвардии, чему молодежь даже радовалась. Правда, товарищи виконта были нисколько не лучше его самого, только более тщательно умели скрывать свои грешки.

После одной весьма тяжелой сцены маркиз в изнеможении опустился в кресло. В эту минуту слуга доложил о приезде графа Фернандо де Веллегри.

Маркиз смочил холодной водой лоб и виски и сказал:

– Просите!

Этот визит подал ему некоторую надежду – через Симона ему было известно о влиянии графа среди иезуитов.

Веллегри вошел. Взглянув на него, маркиз удивился: не таким встречал он его прежде.

Длинный и узкий, сидевший в обтяжку, черный сюртук, черный высокий галстук, такого же цвета круглая шляпа, коротко остриженные, прилегающие к вискам волосы и скромно опущенные глаза – все указывало на то, что граф принадлежит к духовному ордену. Итальянец теперь выглядел иезуитом с головы до ног, и под его пристальным взором маркиз вздрогнул: он знал, каковы последователи Игнатия Лойолы.

Веллегри слегка поклонился маркизу и холодно сказал:

– Мне необходимо для вашего же блага лично поговорить с вами, маркиз. Здесь нам никто не помешает?

– Нисколько,– ответил смущенный маркиз, предлагая гостю кресло.

Итальянец сел и начал деловым тоном:

– Вам, маркиз, конечно, не безызвестно, что поведение вашего сына, виконта де Тализака, сильно повредило его служебной карьере и вместе с тем скомпрометировало вас. Я…

– Позвольте, граф,– перебил его Фужерез нетерпеливо,– не вы ли сами были другом и приятелем моего сына, участвуя во всех его скандальных похождениях?

Веллегри улыбнулся.

– Виконт де Тализак не ребенок,– продолжал он с расстановкой,– и на него не должны иметь никакого влияния случайные приятели. Я же участвовал в его похождениях лишь для того, чтобы уберечь его от худшего и спасти честь семейства де Фужерез.

– Я вас не понимаю, граф.

– Мне кажется,– резко продолжал итальянец,– что мы уклонились от сути дела… Выслушайте меня до конца, маркиз. Могущественный орден, к которому я принадлежу, уже давно следит за вами. При вашем влиятельном положении при дворе, образе мыслей и родственных связях вы можете быть для нас полезным орудием. И поэтому мне поручено вступить с вами в переговоры. Орден…

– Вы, без сомнения, говорите об ордене иезуитов? – перебил итальянца маркиз.

Веллегри молча склонил голову и продолжал:

– Благодаря стараниям святых отцов Его Величество оставил виконту де Тализаку дарованные ему почести. Помимо этого орден готов дать вам средства, чтобы вы могли с честью выйти из затруднительного положения.

– На каких условиях? – прошептал Фужерез.

– Сейчас я вам все объясню… они вполне выполнимы…

– А если я все-таки откажусь?

– Вы серьезно думаете отказаться? – коротко спросил иезуит.

Фужерез понял, что сболтнул Лишнее, и закусил губу.

– Чего же требует от меня орден? – спросил он немного погодя.

– Важной услуги и верной гарантии.

– И предлагает мне взамен этого…

– Пост первого министра Его Величества.

Маркиз вскочил с кресла.

– Что такое? Как вы сказали? – робко спросил он.– Может быть, я не расслышал…

– Орден предлагает вам пост первого министра при короле,– отчеканил Веллегри.

На лбу маркиза выступил холодный пот, он знал, что при могуществе ордена это обещание будет выполнено непременно. Маркиз де Фужерез – первый министр! С этим постом были связаны влияние, сила, богатство…

– Вы упомянули о важной услуге и верной гарантии,– сказал он, тяжело вздохнув.– Я прошу вас – объясните подробнее…

– С вашего позволения, я сначала буду говорить об услуге,– спокойно ответил Веллегри.– Она даст вам возможность принести громадную пользу святому престолу и католицизму.

Как бы ослепленный блеском открывавшейся перед ним перспективы, Фужерез закрыл глаза.

– Вам, конечно, известно, маркиз,– продолжал итальянец,– что по закону, изданному в 1764 году, иезуиты были изгнаны из Франции. Два года тому назад Его Величество дозволил изгнанникам назваться «отцами веры» и на время снова поселиться в королевстве. Монарх-благодетель не осмелился сделать для нас большего. Теперь же наступил момент, чтобы вознаградить иезуитов за долгие годы страданий и гонений, которым необходимо сразу положить конец. Мы стремимся к тому, чтобы нам торжественно были возвращены наши права, чтобы орден снова мог носить прежнее название, свободно поднять голову и пользоваться, как и прежде, всеми привилегиями. С этой целью мы требуем издания не королевского эдикта, но непреложного, прямого закона, исходящего из палаты пэров. Дело это нелегкое, и тот, кто возьмется за его осуществление, возложит на себя большое бремя: он должен обладать красноречием, убедительностью, энергией и опытностью. Работа трудная, но велика и награда! Человек, которому мы предоставим министерский пост, может достигнуть всего… Можете ли вы быть им, маркиз?

Фужерез встал.

– Да,– сказал он решительным тоном.– Я шутя преодолею все препятствия, достигну цели…

– При нашем содействии,– перебил его иезуит. – Мы уже имеем на своей стороне значительную партию, и вам будет нетрудно с помощью обещаний и ловких инсинуаций завоевать умы.

– Я ваш телом и душой! – вскричал маркиз.– И сегодня же…

– Погодите немного,– перебил его иезуит быстро,– я упомянул еще о гарантии…

– Неужели вам недостаточно честного слова дворянина? – гордо спросил Фужерез.

Веллегри не обратил никакого внимания на эту фразу и продолжал:

– Человек, облеченный безграничным доверием ордена, которому последний даст в руки оружие для несомненной победы, должен быть скован с нами неразрывными узами.

Маркиз в изумлении взглянул на иезуита, который спокойно продолжал:

– Давно известно, что золотые узы – самые крепкие, и на этом мы и основываем свои гарантии. Как секретарь ордена я уполномочен спросить вас, маркиз, угодно ли вам оказать нам поддержку, основав в Тоскане и Парме общежитие, вроде тех, которые основаны в Монруже и Сент-Ашеле?

– Конечно,– пробормотал испуганный столь грандиозным требованием Фужерез,– я вполне готов оказать эту поддержку, но я желал бы заранее знать, какая приблизительно нужна для этого сумма. Мое состояние в данную минуту немного расстроено и…

– Успокойтесь! – сухо перебил его Веллегри.– Эта сумма сравнительно невелика.

Фужерез вздохнул свободней.

– Для основания упомянутых общежитий – а это дело, которое прославит ваше имя навеки – необходимо иметь немного: всего миллион франков.

– Миллион франков? – повторил пораженный Фужерез.

– Внося эту сравнительно ничтожную сумму, вы можете достичь многого. Людей, желающих оказать поддержку ордену, немало… но мы обратились к вам.

– Миллион франков! – простонал Фужерез.– Где я его достану? Заложив и продав все мои имения, я не выручу и четверти этой суммы.

– Итак, вы отказываетесь? – спросил Веллегри.

– Сохрани меня Бог! Но я, право, не знаю…

– Нам известно, что вы очень богаты, маркиз, и потому…

– Вы ошибаетесь: я разорен, окончательно разорен!

– Не верю этому. Ваш отец оставил вам громадное состояние, и вы не могли прожить его в столь короткое время,– возразил Веллегри.

– Меня обманули, граф, и мошенническим образом лишили наследства,– жалобным тоном произнес Фужерез.

Итальянец встал.

– Маркиз,– сказал он ледяным тоном,– я не привык выпрашивать и торговаться… Вы не желаете мира, и поэтому я объявляю вам войну!

– Войну? – повторил смущенный Фужерез.– Что вы этим хотите сказать?

– Сейчас я вам все объясню. Когда орден удостаивает своим доверием такого человека, как вы, посвящая его в свои тайны, то он в запасе всегда имеет оружие… на всякий случаи. Вы хотите идти против нас…

– Мне идти против вас? Никогда!

– Мы приняли все меры к тому, чтобы этого не случилось,– с иронией в голосе возразил Веллегри.– Вот наш ультиматум: вы принимаете наше предложение и в пятидневный срок вносите упомянутую сумму, иначе известные документы попадут к государственному прокурору!

Фужерез вздрогнул, зубы его застучали, и он почти беззвучно произнес:

– Я… вас… не понимаю…

– Так знайте же, что подложные векселя, подписанные виконтом де Тализаком, находятся в наших руках.

– Подложные векселя? Не может быть! – с отчаянием вскричал маркиз.– Мой сын не преступник.

– Спросите его самого,– холодно возразил Веллегри и взялся за шляпу.– Даю вам срок для размышления, маркиз. Я буду ожидать вашего ответа.

– Это ваше последнее слово, граф?

– Да, в пятидневный срок наше дело должно быть возбуждено в палате пэров…

– Я завтра же начну хлопотать,– поспешно сказал маркиз.

– Начинайте, но не забудьте о необходимости гарантии… До свидания!

Итальянец удалился.

Маркиз в изнеможении упал в кресло.

Из-за портьеры неслышно вышел Симон и сказал:

– Не предавайтесь отчаянию, маркиз: это дело поправимо. Напишите святым отцам, что деньги будут внесены к сроку.

– Я не понимаю тебя.

– Фанфаро в тюрьме…

– Но его не приговорят к смертной казни.

– И не нужно: мы его сами устраним.

– Устраним?

– Да, маркиз. Вы вступите в права наследства Фужерезов и займете министерский пост.

– Симон, ты бредишь наяву?

– Нет, маркиз. Я знаю лишь одно – я убью Фанфаро!

24. Процесс

Как во всех политических процессах, приговор был предрешен заранее. Введенный в зал суда Фанфаро в первый раз увидел человека, согласившегося принять на себя роль мнимого цареубийцы, и по лицу гимнаста скользнула презрительная улыбка, когда он узнал в нем Робекаля. Негодяй едва держался на ногах. Зубы его стучали, и капли холодного пота выступили на лбу.

Будучи полупьяным, Робекаль за деньги согласился на предложение Симона. Теперь же он понял, что рискует головой, и из наглеца превратился в жалкого труса.

По прочтении обвинительного акта начался допрос подсудимых.

Фанфаро в немногих словах дал свои показания. Он обрисовал личность Робекаля за время его службы в труппе Жирделя, рассказал, как акробат, перепилив цепь, покушался в Сент-Аме на жизнь своего хозяина, спокойно и просто изложил все обстоятельства дела, поселив в судьях убеждение в своей полной искренности.

Робекаль с горькими слезами показал, что он, находясь под влиянием Фанфаро, решился на покушение, в чем вполне раскаивается.

– Слава и благодарение Всевышнему, сохранившему жизнь нашего обожаемого монарха, за которого я охотно пожертвовал бы своей жизнью! – так закончил свой рассказ подсудимый и залился слезами.

Это очевидно притворное раскаяние произвело все же на публику благоприятное впечатление. Председатель обратился к Фанфаро:

– Подсудимый, вы обвиняетесь в том, что состоите членом тайного общества, известного под названием «Союз поборников права». Признаете ли вы себя виновным?

– Я – француз,– ответил Фанфаро,– и стою на стороне людей, стремящихся к спасению родины.

– И для этого «спасения» вы прибегли к вероломному убийству? – строго спросил его председатель.

– Я никогда не был убийцей,– холодно возразил молодой человек,– называйте так тех, которые с помощью чужеземцев терзали Францию только для того, чтобы укрепить свой расшатавшийся престол.

В глубине зала раздалось громкое «браво!», а затем поднялась страшная суматоха. С помощью жандармов человек тридцать вывели из зала, и никто не обратил внимания на Жирделя, переодетого лакеем. Он-то именно и крикнул «браво!». Среди публики находилась и Ирена де Сальв, не спускавшая глаз с Фанфаро. При его смелом ответе по ее губам скользнула гордая улыбка.

Мало-помалу спокойствие было восстановлено, и допрос возобновился. Председатель предложил гимнасту чистосердечно сказать всю правду о его участии в покушении, и с недовольным видом покачал головой, когда Фанфаро ответил:

– В данном случае я – жертва адского заговора. Мой отец пал на поле битвы, защищая свою родину, и я никогда не решился бы таким страшным преступлением опозорить его честное имя.

Защитник Фанфаро, отличный адвокат, не смог закончить своей блестящей речи. Председатель лишил его слова, а затем и удалил из зала суда. После короткого совещания судей был зачитан приговор.

Робекаль был присужден к смертной казни через повешение, а Фанфаро, то есть Жак Фужерез – к пожизненной каторге.

Фанфаро поднялся с места, открыл рот, вытянул руки, а затем повалился, как сноп. В зале произошло смятение.

– Он умертвил себя! Его отравили!

Вся публика хлынула к тому месту, где лежал осужденный.

Ирена бросилась к Жирделю, но силач уже исчез. Попытки привести гимнаста в чувство были безуспешны, и его унесли. Одновременно унесли и Робекаля: негодяй не выдержал – услыхав приговор, он упал замертво.