Текст книги "Крепостной шпион"

Автор книги: Александр Бородыня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

Глава 5

В тот же час, когда происходило на Пряжке дуэль, жандармский ротмистр Михаил Валентинович Удуев по всем правилам полицейского ремесла обложил один дом в Литейный Слободе. На счастье полицейский агент, приставленный к беглому в лохматой шапке, оказался опытным и проследил каторжного до самого места. Теперь, зная где прячется убийца, Удуев поставил себе задачу взять его непременно живьём.

Гнилой двухэтажный барак, раньше используемый купцами Воскресенскими под мыльно-свечные склады, стоял достаточно удобно. Не привлекая полицию к делу, барак, силами жандармерии, окружили со всех сторон. Удуев приказал стрелять при необходимости, но так чтобы не убить сразу – он был так заинтересован в удаче дела, что позволил себе с подчинёнными даже некоторую чисто суворовскую фамильярность.

   – Для дознания мерзавец нужен, знает много, – объявил он. – Если не допросить, то главный злодей между пальцами утечёт.

За прошедшие несколько дней Удуев собрал на Ивана Кузьмича столько материала, что имей хоть половину собранного вещественного подтверждения, можно было бы и двух владетельных князей насмерть по суду запороть.

Но, увы. Всё это только слухи и, может быть, домыслы. Жуткие и кровавые жестокие домыслы. Совсем не похожие иногда на анекдот, но увы, не имеющие ни одного конкретного доказательства.

Рассказывали, например, что у себя в поместье Иван Кузьмич устроил весьма оригинальное право первой ночи. Сразу после венца, не дожидаясь сумерек, молодых приводили на специальную площадку перед особняком, заставляли раздеться и публично любить друг друга. В момент, когда раздавался сокровенный тяжёлый вздох, по знаку хозяина, наблюдающим за происходящим с балконом, вступал палач. Он выходил одетый в длинный кожаный фартук с нагайкой и некоторое время, распаляясь, только смотрел. По следующему знаку он начинал пороть несчастных молодых супругов.

Говорили, что подобные пытки барин учинял над своими людьми и вне зависимости от времени года. Будь то мороз в 40 градусов или летняя жара, двое супругов одинаково катались в крови под быстрой плетью жестокого палача.

Но более всего Удуева поразила история с охотой. Много за свою жизнь Михаил Валентинович слышал о том, как скучающие помещики, бывало, травили борзыми человека, случалось, заставляли крепостных баб щеночков грудью выкармливать, но то, что рассказывали про Ивана Кузьмича Бурсу не шло ни в какое сравнение по лютости.

Говорили, что устраивалась охота мужиков на баб. Подбирали человек десять мужиков с хорошими зубами и способных бегать, надевали на них ошейники и, подобно, как с собаками травят зайца, затравили мужиками этими выпущенную вперёд голую бабу. Самое страшное заключалось в том, что настигнув свою жертву, мужики должны были закусать её до смерти. Бить не позволялось только крутить руки. Можно прижать к земле и кусать. А кто кусать не станет, тому прямо после охоты столько палок выйдет, что навряд ли к следующему Рождеству оклемается.

Все эти слухи очень редко достигали светского общества и расходились между мещан. Именно поэтому потребовалось ротмистру время, чтобы составить сколько-нибудь полную картину.

Молва превращала Новгородского Ивана Бурсу в чудовище и, конечно, поверить всему, что рассказывали было невозможно.

Но Михаил Валентинович имел уже несколько мёртвых тел, доказывающие со всей определённостью, что злодей оказался в Петербурге вовсе не напрасно. Что он здесь теперь потому, что нужно ему скрыть какие-то следы своих преступлений. Кроме того, выходило, что Иван Бурса прибыл в северную столицу не сразу, а пустил вперёд своего наёмного убийцу.

Потому-то взять клеймёного живьём и пыткой вырвать у него всю правду, было для ротмистра Удуева делом чести.

Ни снега ни ветра в шестом часу. Темнота. Редкие ледяные звёзды на небе.

Окружив двухэтажный барак ротмистр уж хотел идти ломать двери, но замер и сделал знак остальным не двигаться.

К дому приблизились двое. Осторожно постучали, внутри вспыхнул свет, дверь отворилась, двое вошли.

   – Вот теперь, – сказал Удуев, выходя из своего укрытия и оголяя саблю. – Теперь будет в самый раз. Теперь все в сборе?

Но жандармы даже не успели приблизиться, когда изнутри послышался шум драки, душераздирающие вопли и сабельный звон.

Удуев бегом кинулся к дверям, они оказались открыты. Пнув створку сапогом, оказался внутри дома. В жидком свете нескольких коптилок ротмистру предстала странная картина – на полу подле опрокинутого буфета лежал, распростёршись мертвец с переломанной шеей, другой мертвец сидел возле стены. В открытых глазах плескались отражённые огоньки лампадок, а посреди небольшой комнаты замер с обнажённой окровавленной саблей в руке приятной наружности молодой человек.

Молодой человек, судя по платью, был не из простых. Увидев мундир жандармского ротмистра, он вложил саблю в ножны и сказал:

   – Если угодно, я могу объяснить, за что по собственному почину казнил этих двух.

   – Да уж, не худо бы объяснить, – так же убирая саблю, сказал Удуев.

   – Разрешите представиться, – сказал молодой человек, – Пётр Илларионович Игнатов.

   – Да ты не брат ли Марьи Илларионовны?

   – Брат.

   – Ладно.

Удуев сделал знак вошедшим вслед за ним в дом жандармам выйти на улицу, нашёл табурет, поставил его посреди комнаты и присел.

   – Вообще-то я тебя взять под стражу теперь обязан, мил человек, но я подожду. Сперва послушаю, что ты расскажешь. Ты ведь о смерти сестры своей отомстить сюда пришёл.

   – За её бесчестие, – сказал Пётр Игнатов, – да только ведь опять не тех порешил.

   – Ты клеймёного здесь искал?

   – Знаете, значит.

Пётр Игнатов был бледен и переступал с ноги на ногу. Тихонечко позвякивали его маленькие шпоры.

   – Спасибо хоть поинтересовались. А то мы с братом думали, вся власть куплена. Поэтому сами и решили рассчитаться. А клеймёного, Федьки-душегуба, здесь нет, как вы видите. Ушёл. Он чует, когда опасно.

   – А эти кто?

   – Не поверите, – молодой человек даже усмехнулся в усики, – британские каторжники. Их Бурса человек сорок прикармливает. Они ему лучше, чем русские псы служат за это.

   – От чего же не поверить, – вздохнул Удуев. – Знаю я про тех каторжников. Это ты доброе дело сделал, они мне для отчёта пригодятся. Так, что давай, Пётр Илларионович, мы с тобой вот как поступим. Я сейчас отвернусь, а ты через заднюю дверь и выйдешь. Я не могу приказать своим жандармам не стрелять, поймут неправильно, так, что приготовься от пули убегать. И давай договоримся, завтра же найдёшь меня сам.

На утро следующего после дуэли дня, всё в особняке на Конюшенной пришло в движение, ждали императора Павла.

Константин Эммануилович не хотел понапрасну дразнить государя, потому, по предварительной договорённости, принимая Его Императорское Величество в третьем часу пополудни, он постарался, чтобы в это время в доме не было ни одного гостя.

Предполагалось, что Павел не задержится у Бурсы более часа.

На вечер было приглашено много народу, но приходить всем было приказано, в избежание оплошности, после шести. Исключение составляли секретарь Бурсы Сергей Филиппович и княгиня Наталья Андреевна. Конечно не дразнить, но немножечко уколоть императора, всё-таки было надо.

Вполне достаточным уколом было платье княгини. Договорились, что Наталья Андреевна будет сидеть по пути императора за клавесином, а рядом с ней будет стоять секретарь.

Даже небольшое раздражение выводило Павла из равновесия, а хозяин особняка на Конюшенной прекрасно умел этим воспользоваться с большой выгодой для себя.

   – Так что, давайте, Сергей Филиппович, музицировать, – присаживаясь на мягкий стульчик перед клавесином, предложила княгиня. – По замыслу, всё должно выглядеть очень естественно. Не дай бог, государь догадается, что нас здесь нарочно оставили.

Секретарь всё последнее время не в силах был приблизиться к Наталье Андреевне ближе, чем на два шага. Теперь, оказавшись рядом, он ощутил её запах, увидел совсем рядом грудь в тугом кружевном вырезе, и чуть не утерял от волнения смысла происходящего. После увиденного в спальне, после несчастного случайного убийства князя Валентина, он не только не охладел к княгине, а будто свихнулся совсем. Даже издали на короткий миг увидев её, Сергей Филиппович волновался.

   – Ну что ж вы замёрзли как болван, правда, – сказала княгиня. – Вы, что императора боитесь?

   – Я Вас боюсь, – прошептал секретарь.

   – И верно поступаете, что боитесь, – княгиня даже не посмотрела на него, задавая следующий вопрос. – А я давно хочу Вас, Сергей Филиппович, спросить, куда же Вы то письмо подевали? У Общества пока нет оснований не доверять Вам. Но мне хотелось бы всё же знать, кому Вы вручили конверт?

   – Какое письмо? – похолодел секретарь.

   – А то, что после собрания Вам Константин Эммануилович отдал и велел мне передать. Вы же тогда приходили ночью, но письма не передали.

   – Я… – секретарь для этого случая заранее заготовивший несколько ответов, запутался и не знал, что сказать. – Я потерял его. Пришёл к Вам, сунул руку в карман, а письма-то нет. Повернулся и ушёл.

   – Лжёте. Я знаю, что лжёте. Но не бойтесь, если Вы о этом письме сами будете молчать, то я никому не скажу. Мы с вами, Серёжа, одной верёвочкой теперь связаны. После того, как мы с Вами мёртвое тело из дома тайно вынесли и на лёд бросили, нам друг от дружки скрывать уже ничего. Так скажите мне, где же письмо?

   – Я его сжёг, – вдруг легко признался секретарь. – Вы отказались меня принять той ночью. Я вернулся домой, сел в своей комнате, не удержался от любопытства, вскрыл конверт, прочитал и сжёг. – В голосе секретаря был подлинный ужас. – Я не предатель, поверьте, я совершил ошибку.

   – Всё правильно, всё хорошо, – усмехнулась княгиня, – сожгли так сожгли. Благо не потеряли. Если сожгли, то оно в ненужные руки никак уж не попадёт.

Княгиня попробовала несколько аккордов и вновь повернулась к секретарю. Взволнованное состояние молодого человека вдруг передалось ей и опытная, уже далеко не первой молодости дама, так же как и секретарь почувствовала забытый раздражительный, но сладкий трепет.

   – А Вы коли меня боитесь, то приказываю изобразить из себя влюблённого героя, когда коронованная особа в дверях покажется, от страха до влюблённости и полшага нету.

Никогда в своей жизни Наталья Андреевна не проходила мимо возможной страсти. И в молодости, когда она состояла в унизительной роли пробирки при дворе Екатерины Алексеевны, или позже, уже будучи замужем за князем Ольховским, Наталья Андреевна, встречая на своём пути сильные чувства, сразу брала власть над обстоятельствами в свои руки. Не полагаясь ни на мужчин, ни на случай и планировала тайные встречи, как при дворе, так и в своём особняке на Фонтанке таким образом, что никогда ни у кого и сомнений не возникало в её верности императрице, а потом и мужу.

Ощутив быстрое дыхание секретаря, Наталья Андреевна осторожно подхватила безвольную руку молодого человека и поднесла к своим губам.

   – Обожди немножко, Серёженька, – почти прощебетала она. – Поверь, я тебя тоже боюсь.

В эту минуту с улицы долетел шум, обычно сопровождающий появление Павла I. А совсем небольшое время спустя возле парадного крыльца встала карета.

Павел вошёл быстрым шагом, сам распахивая двери так, что лакеи едва успевали отскочить. Минуя гостиную, зацепил взглядом парочку подле клавесина.

Секретарь низко кланялся, а Наталья Андреевна, с трудом удерживаясь от язвительной улыбки, опустилась в реверансе.

Порывистый он взбежал по лестнице.

Константин Эммануилович Бурса хотел спуститься навстречу, но не успел. Они столкнулись на галерее.

   – Бранить Вас пришёл, – сказал император. – Приготовьтесь.

Более ни одной фразы никто не слышал. Дальнейший разговор происходил при плотно закрытых дверях, а через час Его императорское Величество государь Павел I покинул особняк на Конюшенной.

Напуганная произошедшей дуэлью, результаты которой она до сих пор не знала, Анна Владиславовна сильно волновалась и была на грани срыва.

С шести часов в дом стали сбираться гости. На публике юной красавице было легче удержать себя от истерики. Она улыбалась, танцевала, кокетничала с молодыми офицерами. Она даже умудрилась обсудить в кругу нескольких дам достоинства и недостатки кукольной комнаты, приобретённой графом Т. Все сходились во мнении, что лучше бы граф небольшое поместье приобрёл за те же деньги, чем эту блистательную игрушку. Невозможно же быть столь непрактичным.

Потом Анна выговорила за какую-то мелкую оплошность несчастному секретарю дядюшки Сергею Филипповичу. Устроила шутливый разнос, умудрившись даже не заметить, что Сергей Филиппович был как бы немножко не в себе, и старается не говорить в ответ ни слова, в трудных случаях отделываясь коротенькими: «Да-да, конечно-конечно».

Когда часы позвонили восемь и к гостям спустился Константин Эммануилович, Анна осознала, что ни Василия ни Андрея так и нет до сих пор.

   – Ну почему мы без музыки, – срывающимся голосом крикнула девушка. – Нужно музыку, господа.

Требование было моментально исполнено. Учитель музыки, нанятые Бурсой, тотчас сел за клавесин, и зала наполнилась текучими аккордами. Гости, когда звучал клавесин, почувствовали себя раскованно, в зале образовалось медлительное движение пар и шёпот.

   – Не уж-то в мятеже нас заподозрил государь, – спрашивала княгиня Ольховская, увлекая по залу хозяина дома. – Не уж-то, Константин Эммануилович, мы с тобой опять в немилость попали?

   – С чего ты взяла? – возразил Бурса. – Вовсе нет. До него дошли слухи о моем братце. Сказал, что если что-то подтвердится из этих слухов, хоть малая часть, то отвечать нам обоим придётся, вместе в Сибирь поедем.

   – А что ты в ответ?

   – А что я могу? Пригласил Ивана сегодня. Придёт, попробую откровенно с ним поговорить. Может в открытую что-то получится. Всё равно же доказательств его распутства мы не имеем, не имеет их и государь. Не упустить бы только когда он появится. Придёт, сразу уведу его наверх.

Но как ни старался Константин Эммануилович, а за общим шумом пропустил всё-таки появление Ивана Бурсы. Иван Кузьмич вошёл очень тихо без объявления, без всяческой помпы и, постояв совсем недолго в одиночестве возле стены, направился к Анне Владиславовне.

   – Дядюшка!? – удивилась Анна. – А я и не заметила, как Вы появились.

   – У меня пара слов к Вам, – сказал Бурса-младший, и в голосе его прочитывалось волнение.

   – Ну так в чём же вопрос? – удивилась Анна. – Скажите свои слова.

   – Не хотелось бы прилюдно, – Бурса покосился на ближайшую пару. – Если можно, давайте уединимся на несколько минут. Я был бы крайне благодарен.

   – Но дядюшка, по-моему, это неприлично. Хотя давайте, мы же с Вами в родне. Почему бы у нас и не быть маленьким секретам.

По мере течения времени волнение Анны возрастало. Девушка уже была совершенно уверена, что один из дуэлянтов тяжко ранен, а второй, вероятно, вообще убит. А может быть и оба они убиты, ведь так бывает. Примеряя по очереди к себе то элегантного Трипольского, то пылкого и наивного Василия Макарова, Анна не могла решить кто из них ближе её сердцу. Она равно беспокоилась за обоих.

Именно поэтому, думая совершенно о другом, она легко прошла с Иваном Кузьмичом в пустую комнату и сама прикрыла дверь.

   – Ну, так что же, дядюшка? Какое у вас ко мне тайное дело, – рассеянно спросила Анна, и не глядя на Ивана Кузьмича. – Говорите быстрее, нас могут хватиться. Тогда придётся давать объяснение почему мы с вами запёрлись.

Анна смотрела на большой золотой циферблат напольных часов, стоящих в углу, и не сразу поняла смысл сказанного.

   – Я люблю Вас Анечка, – жирным жарким голосом почти проворковал, проблеял Иван Кузьмич. – Я никого не любил, такое со мной впервые в жизни. Умоляю Вас.

   – Да что Вы, дядюшка!?

Анна Владиславовна повернулась, желая выйти из комнаты, но отвратительный коротышка стоял на коленях как раз между нею и дверью.

   – Я умоляю Вас, – громко шептал он. – Станьте моей женой. Я сознаю, как нелепо выглядит всё это, но другой возможности сказать вам о своих чувствах у меня нет. Брат навряд ли ещё раз пустит меня в этот дом. Умоляю Вас, не отказывайте. Мы же только номинально в родстве – в наших телах течёт совершенно разная кровь. Я очень богат, я талантлив и, если Вы откажете, я всё равно не оставлю Вас. Я не оставлю Вас до самой смерти.

   – Чьей же смерти, дядюшка? – язвительно спросила Анна. – Вашей или моей?

   – Мы умрём в один день, – прошептали безобразные пухлые губы Ивана Бурсы. – Я знаю это, я чувствую – в один день!

   – Вы сумасшедший, наверное, Вас в жёлтый дом надо. Пустите, я хочу уйти.

Но Бурса, всё также стоя на коленях, повернулся и окончательно перегородил проход.

   – Пустите, – вскрикнула Анна. – Я слышала кое-что о ваших проделках. Вы – негодяй! Пустите меня. Вы теперь не у себя в поместье. Вы здесь не сможете причинить мне зла.

   – Я негодяй. Негодяй, – зашипели полные губы. – Негодяй. – Толстый противный человечек полз на коленях к ней. – Верно. Я много зла совершил, но, Анечка, я умоляю Вас, дайте согласие и я переменю всю свою жизнь! Всю жизнь никогда во мне не было подобного чувства. Я и сам не верил, что это возможно. От того и грешил, страшно грешил. Думал, обделил благодатью своей меня Христос. А ведь нет. Мне бы только смотреть на тебя, Аннушка, одно наслаждение. Я всё сделаю для тебя, всё!

   – А если я, дядюшка, откажу Вам категорически? – непроизвольно отступая назад, спросила Анна Владиславовна. – А если я не разделяю Вашего чувства?

   – Ты не поняла ещё, – почти зарыдал Бурса. – Не бывает силы такого чувства без взаимности. Половинки яблока если уж покатились и встретились, непременно срастись должны. У тебя пелена на глазах, пелена, девочка моя. Пелена спадёт, и ты поймёшь, нет иного человека для тебя.

   – Но коли я откажу Вам? Что тогда?

Отступая, Анна Владислава упёрлась спиной в часы, и они тикали, будто внутри её тела. Потом больно прошёлся длинным ножом по сердцу маятник. «Оба погибли, женихи мои глупые», – подумала девушка и повторила жёстко:

   – Что же тогда?

Лицо Ивана Кузьмича искривилось, как от сильной зубной боли, и он проговорил с трудом:

   – Я тебе правду скажу, что тогда. Никому другому никогда такой правды не говорил, а тебе откроюсь: если откажешь, буйствовать буду, людей сотнями казнить. Выходи за меня, девочка, нам хорошо с тобою будет. Мы как голубки заживём. Хочешь здесь в столице? А, хочешь, уедем в усадьбу? Будешь там королевой единственной над всеми.

   – Хорошо, – наконец сообразив, как выйти из этой ситуации, сказала Анна. – Я не говорю «да», но я не говорю Вам и «нет». Я должна немножко подумать.

   – Сколь долго? – из глаз Ивана Кузьмича градом лились слёзы. – Сколько я должен ждать?

   – Совсем недолго, – сказала Анна. – Час. Устроит Вас, если я скажу решение своё через 1 час? Вы же раб мой влюблённый, и Вы должны подчиниться и чуточку подождать.

Анна хотела толкнуть своей ножкой в тоненькой туфельке грузно оседающее перед нею на полу человеческое существо, но испугалась и только притопнула в паркет.

   – Так что погодите. Я объявлю в своём решении при всех, в зале. Пойдёмте. Да поднимитесь Вы, Иван Кузьмич. Сопельки вытрите, а то прямо как младенец, мальчишка маленький разнюнились. Пойдёмте. Пойдёмте в зал.

Слухи о том, что жандармский ротмистр Удуев убил накануне ночью двух англичан, быстро распространялись в обществе. И теперь в гостиной Бурсы эта тема превалировала над другими. Точно никто ничего не знал.

Одни утверждали, что беглые с Азова англичане подрались и зарезали друг дружку в пьяной драке. Другие упоминали какое-то гражданское лицо, участвовавшее в происшествии. Третьи говорили, что всё это лишь запугивание, идущее от одного из тайных обществ, что английских каторжников не существует и быть их не может.

Но Граф Т. сильно косящими умными глазками, разглядывающий через лорнет подступивших к нему сразу нескольких дам, поведал, что сам был там и наблюдал за происшедшем с расстояния, может быть, сорока шагов. Что англичан убили не двух, а восьмерых. Что англичане были огромного роста, одетые в драные медвежьи шубы, и собирались они, не больше не меньше, как напасть на почтовую карету, перевозящую казну.

Когда камердинер в очередной раз стукнул о паркет своим деревянным жезлом и объявил: «Ротмистр Михаил Валентинович Удуев!», все взгляды сосредоточились на двери.

Удуев вошёл и сразу же испытал сильнейшую неловкость. Он явился по делу и не собирался ни отвечать на праздные вопросы любопытных, ни пить шампанское. Переждав первое волнение собравшихся, ротмистр внимательно осмотрел залу, не нашёл Ивана Кузьмича, и всё-таки взяв бокал шампанского, завёл светский разговор с секретарём.

После нескольких общих фраз Удуев задал свой заранее приготовленный вопрос:

   – Вы, Сергей Филиппович, не скажите мне были ли здесь сводный брат хозяин Иван Кузьмич?

Секретарь глянул на ротмистра мутными глазами. После краткого объяснения за клавесином с княгиней Ольховской молодой человек никак не мог избавиться от неприятного головокружения.

   – Точно не скажу, – было начал он, и вдруг указал: – Да вот же он. Иван Кузьмич… Вот он.

Появившаяся откуда-то из глубины дома, юная хозяйка вела за руку безобразного коротышку. Глаза злодея были темны от печали ожидания. Глаза же Анны сверкали как два бриллианта, вынесенные на солнце.

   – Господа! – громко крикнула девушка и, отпустив руку злодея, призывно хлопнула в ладоши. – Господа, я прошу общего внимания и тишины. Я хочу теперь же объявить при всех одно моё очень важное решение.

Музыка смолкла. По залу прокатился лёгкий шепоток и стало тихо.

«Если я его арестую, не имея на руках достаточных улик, то ведь придётся скоро отпустить, – думал Удуев. – А не взять под стражу негодяя, ускользнёт в своё поместье. Как его оттуда выковыривать? Не роту же гренадер посылать».

   – Дядюшка Иван Кузьмич, – звонким голосом начала Анна. – Сказали мне только что, увидевшись в другой комнате, весьма странные слова. – Она сделала загадочную паузу и продолжила на ещё более высокой ноте. – Дядюшка сообщил мне, что, если я не соглашусь выйти за него замуж он собственных крестьян всех перебьёт. Да не просто перебьёт, а так, чтобы они мучились подольше.

По залу будто бы прокатился стон. Стоящий рядом с Иваном Бурсой лакей, осторожно отступил назад, поднос в руках его покачнулся и полные бокалы попадали на пол.

   – Сделайте же что-нибудь, – шепнула в ухо хозяина дома Наталья Андреевна.

Константин Эммануилович повернулся и сделал условный знак одному из слуг. Слуга мгновенно исчез и через минуту появился в сопровождении двух огромного роста мужиков. Это были конюхи Бурсы, прославившиеся в Петербурге своей невероятной физической силой и опытом в кулачном бою по английским правилам. Ливреи на мужиках, явно, сидели нехорошо, будто с чужого плеча.

   – И ещё, наверное в порыве чувств, дядюшка Иван признался мне, – продолжала возбуждённым голосом Анна, – что он настоящий злодей. Не было у него в жизни любви и потому стал он негодяем и развратным чудовищем. Но теперь готов полностью исправиться, если я соглашусь на его предложение руки.

Хозяин дома сделал знак вызванным мужикам. Те встали у входной двери.

Бурса-младший метнул взгляд на брата, потом на странных лакеев и прикусил губу.

   – Как вы считаете, господа? Должна ли я согласиться? – закончила Анна, восторженным взглядом пробегая по лицам собравшихся гостей. – Дайте разумный совет, господа.

В зале наступила тишина. Никто не смел и вымолвить ни слова. Только лакей, вставший на корточки и осторожно складывающий на поднос осколки разбитых хрустальных бокалов, производил лёгкий звон. И ещё тикали, конечно, часы.

На одном дыхании выдав свою речь, Анна Владиславовна немножко стушевались. Она не испытывала особой неловкости или страха. Но после мгновенного гневного возбуждения наступила усталость.

   – Гнать! Гнать мерзавца! – послышались запоздалые возгласы в ответ на поставленный Анной, казалось бы, чисто риторический вопрос.

   – Арестовать его!

   – В крепость!

   – Он безумен, – возник неуверенный женский голосок среди других пылких возгласов. – Он влюблён и от того безумен. Пожалейте! Пожалейте его, господа!

   – Пусть объяснится публично!

   – Может быть найдётся смелый среди мужчин, вызовет на дуэль. Право, это решило бы всю проблему.

Ещё раз девушка обвела глазами собравшихся. Только теперь она увидела, что среди возбуждённой толпы гостей – а все, даже старики, теперь стояли на ногах – стоял Андрей Трипольский.

«Боже, – подумала Анна. – А где же Василий? Неужели… – она не посмела даже мысленно поставить точку под приговором. – Неужели он?..

То, что произошло дальше в гостиной Константина Эммануиловича Бурсы на Конюшенной улице многие потом пересказывали как невероятный, невозможный анекдот. Даже многие из присутствовавших и видевших всё своими глазами потом усомнились. Было ли всё это, что они видели на самом деле, или же подкисшее вино ударило в голову? Какая-то нелепая ошибка, неверно понятая сцена.

Даже для свободных нравов гостиной на Конюшенной, последовавшее за монологом Анны, поведение Ивана Кузьмича было через чур пылко.

Войдя в залу за руку с Иваном Кузьмичом, Анна так и не прошла дальше, а стояла рядом с Бурсой-младшим. Перед глазами девушки было темно. Она мысленно была уже совсем с другим человеком, когда раздался свистящий шёпот дядюшки:

   – Я уйду, – Анна почувствовала, что её приобнимает за талию сильная рука. Она не могла понять этих слов. – Я уйду, но я уйду вместе с тобой.

Иван Кузьмич подтолкнула Анну вперёд, и все собравшиеся в гостиной увидели в руке его короткий кинжал, приставленный к платью девушки на уровне сердца.

   –  Ежели кто-нибудь попробует остановить меня, – уже громко и хрипло прокашлял негодяй, – я зарежу Анну Владиславовну у всех на глазах.

И в ту же секунду наружные двери с грохотом распахнулись. От прямого удара в лицо лакей, стоявший в передней, полетел назад, заскользил по паркету, не удержался на ногах и растянулся на полу.

Золочёные внутренние двери также были растворены. Вместе с клуба́ми морозного воздуха в гостиную вошли двое. Оба вооружены саблями. Оба, как и расписывала позднее молва, одетые в драные медвежьи шубы. Это были специально прихваченные с собой Иваном Кузьмичом, всегда предполагающим худший оборот дела, двое обученных драке и убийству крепостных людей.

Как показала позже следствие проведённое Удуевым, оба были русскими и состояли в собственности Бурсы-младшего.

   – Пустите меня, дядюшка, – с трудом выдохнула Анна. – Что же вы делаете?

   – Я люблю тебя глупая, – отозвался тот. – И ты полюбишь меня. Нам нужно время. Мы уедем сейчас вместе. Поверь, так лучше.

Без сомнения, угрожая жизни юной красавицы и имея у входа в поддержку вооружённых людей, злодей смог бы не только вывести Анну на улицу, а, может быть, усадил бы её в карету и бежал из города, но, на счастье, вломившиеся в дом, незваные гости были остановлены людьми хозяина.

Конюхи в ливреях, правда, не имели оружия, но на их стороне была внезапность. Одним коротким ударом тяжёлого кулака в затылок был обезврежен первый из ворвавшихся в дом разбойников. Он повалился без сознания на паркет. Второй, сообразив в чём дело, завертелся на месте с обнажённой саблей.

Удуев, стоявший у противоположной стены, подобно другим в этой зале, взялся за рукоять своего оружия, но не обнажил его. Позор драться с простыми мужиками вот так среди бала. Ротмистр определил себе вмешаться только в том случае, если жизни девушки будет угрожать непосредственная опасность. Он мысленно составлял отчёт для тайной экспедиции.

Сабля неприятно сверкала, отражая свет свечей. У какой-то из женщин не выдержали нервы, и раздался душераздирающий визг.

Только на миг отвлечённый этим визгом, разбойник потерял бдительность и был сбит с ног вторым лжелакеем. Удар огромного кулака в переносицу завершил дело.

   – А теперь опустите кинжал, – сказал Трипольский, подступив к Ивану Кузмичу. – Опустите. Дело чести не драться с вами на дуэли, а прирезать, как бешеную собаку. – Трипольский вытащил свою шпагу и приставил её остриём к левому глазу Ивана Бурсы. – Отпустите девушку, и я даю слово дворянина, Вы сможете выйти отсюда и сесть в свои сани живым.

Когда поднявшийся за каретой Ивана Кузьмича снег опал, и гости, возбуждённо переговариваясь, стали отходить от окон, княгиня Ольховская, сохраняя полное спокойствие, спросила у хозяина дома:

   – Не кажется ли Вам, Ваше превосходительство, что по этому поводу следует устроить внеочередное заседание «Пятиугольника»?

   – Этого достаточно для того, чтобы устроить заседание, – согласился хозяин особняка. – Но помилуйте, Наталья Андреевна, этого мало чтобы наша организация пошла на очистительную акцию. Я уверен, Верхний список Вас не поддержит.

Эти слова были сказаны, может быть, громче чем следовало, и чуткое ухо ротмистра Удуева, стоящего поблизости, уловило последнюю фразу.

«О какой очистительной акции может идти речь? – подумал Удуев. – Может быть, этот «Пятиугольник» не так уж безобиден, каким кажется на первый взгляд?»

Ротмистр рассчитывал ещё что-нибудь услышать, даже сделал осторожный шаг в сторону интересующей его пары, но княгиня Ольховская оставила Константина Эммануиловича, пересекла залу и присоединилась к другим дамам, собравшимся вокруг Анны.

Анна была бледна. Глаза девушки, расширенные и непонимающие, были направлены на княгиню.

Теперь, будто проснувшись, и увидев перед собой это очень красивое улыбающееся лицо, Анна Покровская осознала, что перед ней враг. Навряд ли девушка смогла бы и себе объяснить откуда взялось это понимание. После пережитого ужаса она точно знала – немало бед случится в этом доме, благодаря княгине Ольховской.

   – Я видела, Андрей здесь, – сказала наконец. – Где он? Попросите его сюда. Пусть подойдёт. Я хочу спросить его.

   – Может быть, Вам лучше пойти в спальню? – осторожно предложила княгиня. – Может быть, Вам лучше теперь же прилечь?

   – Нет. – Анна упрямо дёрнула головой. – Позовите Андрея.

Проводив негодяя до самых саней, Андрей Трипольский мокрый от растаявшего снега угрюмо стоял в другом конце зала. Андрей Андреич хорошо понимал, какой именно вопрос хотела задать ему Анна, и не хотел подходить к бледной девушке, полусидящей на диванчике под часами.

   – Вы должны её успокоить, – настаивал граф Ш., отправленный дамами на переговоры с Трипольским. – Девушка пережила такое потрясение. Вы должны, Вы обязаны.