Текст книги "Крепостной шпион"

Автор книги: Александр Бородыня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)

Ярко светило солнце.

В этот день было очень холодно. Свистящий над санями воздух, просто обжигал лицо.

Хорошо зная, где устроен тайник, Сергей Филиппович не торопился его открыть. Он снял картину прикрывающую тайную дверцу, показал пальцем на скважину и стал искать в столе ключ.

   – Он должен быть где-то здесь, – объяснял секретарь, стоящему за его спиной негодяю Ивану Бурсе. – Обычно Константин Эммануилович с собой ключей не носит, не имеет такой привычки.

«Лучше я умру, чем предам всех, – в точности зная, где лежит ключ, и роясь совершенно в другом месте, размышлял секретарь. – Позор я не вынесу. Потерять Наталью Андреевну для меня равно смерти. Но также смерти равно и само предательство. Нужно потянуть время. Может быть, вернётся хозяин. Почему я не рассказал хозяину сразу всю правду. Ведь я не хотел убивать князя Валентина, не хотел. Это была несчастная случайность. Если бы он узнал об этом от меня, то непременно бы поверил. Теперь же, узнав о произошедшем от своего врага, он уничтожит меня».

   – Не могу найти, – задвигая очередной ящик, развёл руками. – А что вам, собственно нужно. Скажите, может быть, эти документы где-то в другом месте. Может быть, я что-то смогу рассказать Вам на словах. – Секретарь произнёс это и замер в ужасе.

Иван Бурса стоял неподвижно посреди библиотеки и смотрел на него улыбаясь.

   – А ничего не нужно, – сказал он.

Он вынул длинный кинжал и просунул его в щель между потайной дверцей и стеной.

   – Я так понимаю, Сергей Филиппович, Вы всё ещё не до конца осознали, что произошло.

Дверца хрустнула и открылась. Бурса быстрыми движениями вынимал и просматривал листки, притом продолжая говорить.

   – Вы, Сергей Филиппович, трус. И Вы, за счёт своего страха, навсегда в руках моих. Вы будете теперь делать, то что я прикажу. Вы ещё помышляете о смерти, но Вы не умрёте.

Один листок заинтересовал Ивана Бурсу. Он на минуту замолчал, впитывая в себя и явно запоминая текст, потом продолжал:

   – Нет, Вы не умрёте. Вы мой раб, – Бурсы глянул на замершего бледного секретаря и вдруг подмигнул. – Вы привыкнете быть моим рабом. Это даже приятно. Только во вкус войти. А вот за сломанную дверцу вам придётся отвечать. Но здесь Вы сами виноваты, вольно ж вам было ключ от меня прятать.

Замешкайся негодяй хотя бы на 10 минут, то уже вряд ли ему удалось бы открыть тайник. Как раз в этот момент на улице послышался шум подков и громкие голоса.

Бурса бросил листки внутрь тайника и шагнул к окну.

   – А вот и полиция, – он торжествующе глянул на секретаря. – Мне нужно уходить, а Вам придётся придумать какое-нибудь вранье по поводу сломанной дверцы.

Сам не понимая зачем он это делает, секретарь с трудом ступая на ватных ногах, проводил негодяя до чёрного хода и сам же растворил перед ним дверь.

   – Прощайте, мон шер, – весело сказал Иван Бурса. – Я пришлю Вам весточку, ждите.

   – Когда, – прошептали твёрдые губы секретаря.

   – Не знаю. Ждите. Всё время. Всегда.

Только теперь Сергей Филиппович увидел, что Иван Бурса уезжает на простой крестьянской телеге, забитой каким-то громоздким и грязным скарбом. Телега со скрипом тронулась. Вместе с главным негодяем Иваном Бурсой в телеге сидели ещё человек пять ухмыляющихся разбойников.

Погруженная в глубокую скорбь, Анна Владиславовна даже не поняла в первую минуту, что происходит.

Поцеловав в губы несчастного покойного поручика Василии Макарова, девушка пошла меж могил, и не глядя по сторонам, вскоре вышла из ворот кладбища.

«Только бы не говорить теперь ни с кем, не видеть никого, – ей почудилось, что губы Макарова были теплы и мягки. И что ей почти ответили на нежный поцелуй. Анна чуть с ума не сошла от этого.

Она отошла, наверное, шагов двадцать в сторону, когда рядом возникла огромная фигура. Широкоплечий рябой мужик, одетый в валенки и овчину, хитро улыбнулся и спросил:

   – Ну, чё, барыня, поедем кататься?

   – Зачем это, – не поняла Анна. – Куда?

В следующую минуту наступила темнота. Мужик накинул ей на голову мешок, её скрутили сразу несколько рук. Рядом заскрипели полозья и Анна оказалась лежащей на внутренней скамье кареты.

Девушка попробовала было высвободиться, но её крепко держали. Рядом кто-то спросил по-английски:

   – Куда?

Ответ был также на грубом английском. На таком, наверное, говорят в самых грязных притонах Британии.

   – На запасную квартиру. Иван Кузьмич велели её отвезти, а оттуда, наверное, уж домой. Надоело здесь. Ходишь как прокажённый, лица не покажешь, слова не вставишь. Надоело.

Карета скользила по городу и не похоже было, что её преследует.

«Неужели никто не заметил, как меня украли? – с ужасом подумала Анна. – Неужели я отошла от могилы так далеко, что никто не видел?»

Карета несколько раз свернула. Судя по голосам вокруг она двигалась где-то в оживлённом районе Петербурга, где-то в центре.

Через какое-то время уже другой голос по-русски сказал:

   – Если нас догонят, хозяин велел снасильничать девицу. А если снасильничать времени не будет, то сразу прирезать.

   – Чё тут насильничать? Тощая, – отозвался на ломаном русском первый англичанин. – Кости одни.

От этих слов Анна Владиславовна, наконец-то, во всей полноте осознала происходящее. Она рванулась, завизжала и прямо через мешок вцепилась зубами в чью-то руку.

   – Эк ты прыткая какая, – сказал тот же голос.

Больше она ничего не услышала – её ударили по голове и Анна потеряла сознание.

Очнулась она уж совсем в другом месте. Было душно. Девушка открыла глаза.

Маленькая тёмная комнатка. Занавески опущены, мебель хорошая кругом, но сильно потрёпанная. Горел камин.

Она лежала на маленьком кожаном диване. Ноги связаны верёвкой, хотя руки свободны.

Напротив, на круглом мягком стуле с вытертой голубой обивкой, сидел незнакомый человек в платье какие носят на службу младшие клерки.

Человек был худ. Узкое лицо его было неприятно глазу. Что-то в этом лице присутствовало омерзительно-холуйское. Совсем низменное.

   – Проснулись, Анна Владиславовна? – спросил он с подобострастием и вскочил со стула. – Хотите, покушаем?

   – Нет.

   – А хотите, может быть, морса клюквенного. Уж, наверняка, после приключения такого в горле пересохло у Вас.

   – Где я нахожусь?

   – Ну, не хотите, как хотите. А насчёт того, где Вы находитесь, что уж тут скрывать-то: в Санкт-Петербурге городе, на одной квартире мы. Но это ненадолго. Скоро поедем. Стемнеет, вот и поедем. Иван Кузьмич не велел тянуть с отъездом, опасно тянуть.

   – А куда же поедем? – спросила Анна, примеряясь чем ударить наглеца, и подыскивая рядом подходящий предмет.

   – Домой, – протянул холуй. – Хватит уж нам тут с Вами по столицам. В имение. А там уж и поженитесь с хозяином, глядишь. Как хорошо.

Выбрав подходящий предмет, Анна Владиславовна, сменив тон свой, с агрессивного на послушный, спросила почти жалостно:

   – Миленький, посмотри, что это у меня с ногой. Болит очень, подвернула что ли?

Холуй покорно склонился к связанным ногам девушки, и та, ни секунды не раздумывая, схватила, стоящий на столике рядом с диваном, медный подсвечник и ударила его по затылку. Удар получился слишком сильным. Холуй сразу обмяк на её ногах, и Анна почувствовала, как хлынувшая из раны кровь, заливает ей юбку.

Она уронила подсвечник и завизжала от ужаса. Дверь в комнату распахнулась и вышли два мужика. Они были пьяны. На Анну Владиславовну Покровскую смотрели две пары жадных, бессмысленных голубых глаз.

До последней минуты Андрей Трипольский сомневался, но расчёт его всё же был верен.

Солнце клонилось к сияющим белизной кровлям северной столицы, когда Андрей Андреевич обнаружил проклятую карету. Он мог бы проскочить и мимо этого малоприметного дворика в северной части города, но глазастый Афанасий вовремя крикнул:

   – Стой!

   – Где?

Рука Трипольского с кнутом замерла в воздухе, не успев нанести очередного удара.

   – Может, показалось?

   – Только что проскочили, – Афанасий указывал назад. – Там в подворотне, похоже, она только без лошадей.

Бросив сани, оба молодых человека вернулись немного назад и осторожно проникли в мрачную подворотню. Посреди двора, действительно, стояла карета похитителей, но только лошадей уж не было. Карету распрягли, дверца была открыта и внутри возился какой-то человек.

   – Тихо! – Трипольский приложил палец к губам. – Если услышат, всё пропало.

Он обошёл карету с другой стороны и, рывком распахнув другую дверцу, спугнул вора. Тот кинулся назад и был крепко скручен Афанасием.

   – Клеймёный?

   – Да вроде нет, – отозвался Афанасий, сдирая с него шапку. – Хотя, погоди-ка.

Голова вора была начисто выбрита, и прямо на черепе красовалось пять очень маленьких синих букв.

   – Бур-са, – прочёл по слогам Афанасий.

   – Значит мы по адресу, – Трипольский сильно сдавил горло клеймёного и спросил: – Где девушка?

Вор отрицательно подвигал головой. Пальцы Андрей Андреича сжали сильнее – опять отрицательное движение головой.

   – Как же они всё-таки преданы своему барину, – усмехнулся зло Трипольский, и надавил ещё сильнее.

Глаза клеймёного почти вылезли из орбит. Он хрипел, но всё так же отрицательно подёргивал головой.

   – Дай-ка я, – предложил Афанасий, – по-нашему, по-солдатски. Как турки с пленными делали.

Он вытащил саблю, и надрезав верёвку на штанах захваченного человека, спросил его:

   – Хочешь турецкого компота попробовать или всё-таки скажешь?

Глаза вора закатились. Он моментально покрылся холодным испариной и прошептал:

   – Третий этаж, квартира на правой стороне, стучать четыре раза.

   – Вот молодец, – Афанасий сильно рукояткой сабли съездил по бритому затылку клеймёного. Тот мешком повалился внутрь кареты. – Пошли, – сказал Афанасий, перехватывая инициативу. – Будем надеяться, их там немного. Бог даст, сами управимся.

Конечно ротмистр Удуев не забыл о чёрном ходе. Но ему и в голову не пришло, что нужно отследить крестьянскую телегу, запряжённую жидкой пегой лошадёнкой и набитую громоздким скарбом.

Обошедшие дом, два жандарма искали дорогую карету и были только немножко удивлены: почему это хорошо одетый барин с дорогую тросточкой в руках садится в такую телегу. Конечно, они не сообразили сразу в чём тут фокус. А когда разобрались телега малым ходом уж катила далеко в конце улицы.

   – Иди и доложи, – сказал один жандарм другому. – А я попробую проследить.

   – Как ты проследишь? Где твоя лошадь?

   – Я бегом её прослежу, – скидывая свою тяжёлую шинель и шапку, крикнул молодой жандарм. – Ты видел какой у них воз там? Кляча! А я крепкий, ноги у меня хоть куда. Доложи ротмистру, мол, я за возом пошёл. Вернусь, доложусь сразу.

В этот момент, следуя за напуганным секретарём, Михаил Валентинович Удуев как раз поднялся в библиотеку и осматривал взломанный тайник. Сергей Филиппович стоял тут же. Почему-то он держал руки улица.

   – А скажите, – обернулся Удуев к секретарю, – ведь это документация вашего Общества. Разве Константин Эммануилович поблагодарит за это. Я, конечно, не уверен, но мне кажется, кроме того, что здесь всё цело. Бумаги почти нетронуты, замок, конечно, взломан. Но вот посмотрите, золотые монеты – целая коробка. И вот ещё. Странно, что Вы меня сюда пустили.

«Дурак! Дурак! – проклинал себя секретарь. – Действительно, зачем я его сюда потащил? Не нужно было. Теперь догадается. Да о чём он догадается? Мерзавец этот на мои услуги в дальнейшем рассчитывает. И уж, наверное, пока никому ничего не сказал. А ведь знал бы ротмистр, что это я князя Валентина заколол, точно бы взял под стражу».

   – Пройдёмте вниз, может быть, – предложил секретарь. – Действительно, я очень переволновался, пригласив Вас сюда, конечно, поступил опрометчиво. Но Его превосходительство, Константин Эммануилович, законный владелец этих денег, бумаг не хранит в своём доме ничего предосудительного, что следует скрывать от жандармских чинов. Пойдёмте, Михаил Валентинович, мне кажется вам нужно опросить слуг. Ведь имели же воры в доме какую-то цель, что-то они хотели взять. Иначе, зачем же всё это нападение?

   – Пойдёмте, – согласился Удуев. – Ухо опытного жандарма уловило фальшь в голосе секретаря, но ротмистр не показал виду.

«Что-то он недоговаривает, что-то скрывает, – отметил он про себя. – Хотя и напуган. Впрочем, неясно, может быть, моим присутствием напуган, а вовсе не злоумышленниками».

В течение следующего часа Удуев допросил слуг. Ничего нового ни от лакеев ни от поваров он не узнал. Интерес представляло только то, что поведала жандармскому ротмистру молоденькая рыженькая горничная по имени Настя. С её слов получалось, что воры ворвались в дом исключительно за тем, чтобы собрать несколько чемоданов женских вещей. Причём брали только платье и обувь, а драгоценности остались на месте.

   – Не иначе, наша барышня удрать с этим мерзавцем собралась, – захлёбывается от слёз подытожила несчастная девушка. – Никогда бы не поверила, но один из злодеев обмолвился, что барин его теперь на моей госпоже обязательно женится.

   – Очень любопытно, очень любопытно, – Удуев, заложив руки за спину, расхаживал по гостиной из конца в конец. – А где, милая, скажи ты мне, сейчас сами Константин Эммануилович и Анна Владиславовна.

   – Да на кладбище поехали, – всплеснула руками рыженькая горничная. – Похороны ж сегодня.

   – И кого же хоронят?

   – Да жениха, вроде, Анны Владиславовны. Был такой поручик Макаров из гренадеров.

   – Что ж они до сего часа его хоронят? – удивился Удуев, но горничная не успела ответить.

Дверь распахнулась и в гостиную вошёл жандарм. Он был без шинели, без шапки. Мундир весь в снегу. Молодое лицо раскраснелось от мороза.

   – А это что такое? – рявкнул Удуев.

   – Позвольте доложить. Я лошадь оставил и пешком за ними… выследил мерзавцев. – Жандарм ещё задыхался, вероятно, после долгого бега. – Могу теперь сказать где они прячутся.

   – И далеко это? – сразу меняя гнев на милость, спросил ротмистр.

   – Да они рядом. Ежели бегом, вёрст пять, а ежели в санях по городу кружить, то и все семь будет. Дом купца Еликсеева.

Обнажив сабли, Афанасий и Трипольский, тихо ступая, поднялись на третий этаж. Дом был большой, но по какой-то причине малонаселённый – ни одного человека не попалось им навстречу. Даже не было обычного в это время запаха кухни и никакого шума.

Они только остановились подле нужной двери, когда из глубины квартиры послышался приглушённый толстыми стенами сдавленный женский крик. Это кричала Анна Владиславовна Покровская.

   – Помогите! Помогите!

Девушка, захлёбываясь в рыданиях, пыталась вырваться из захвативших её грубых рук.

   – Негодяи! Мерзавцы! – один из мужиков стягивал запястье девушке тонким шёлковым шнуром.

   – Приедем домой тихая будешь, ласковая, – приговаривал он. – Ласковая будешь. Барин любит, когда баба нежная и послушная, но когда баба злится – не жалует.

Узнав голос Анны, Трипольский даже побагровел от моментально охватившей его ярости.

Вместо того, чтоб аккуратно постучать, он изо всех сил двинул сапогом в дверь. Но дверь оказалась крепкой и устояла.

   – Эй! – раздался голос внутри квартиры. – Смотри-ка, лезет кто-то, не наш.

Послышалась английская нетрезвая речь.

Трипольский отступил на пару шагов и всего размаху ударил ногой в дверь ещё раз. Замок сломался, створки распахнулась и Андрей Андреич со всего разгона влетел внутрь квартиры в полутьму. Он махнул саблей наугад. Налетевший на него слева огромного роста мужик с кривой рожей, охнул и повалился – из горла его хлестала кровь. Трипольский развернулся в узком коридоре и сразу напал на другого злодея. Схватка продолжалась, наверное, несколько долгих секунд.

Афанасий что-то прокричал, но в пылу драки Трипольский не понял его слов. Он увидел наставленное на него из полутьмы дуло пистолета, уклонился, раздался грохот и левое плечо обдало огнём. Ощутив слабость во всем теле, Андрей Трипольский опустился на колени. Сжав зубы, он попытался встать, но сразу не смог – боль была ужасная.

По лицу его сбегал потоками горячий пот, но правая целая рука так и не выпустила обнажённой сабли.

   – Да вас тут рота что ли? – удивлённо спрашивал Афанасий, ловким ударом повергая третьего противника. – Англичане что ль? Разве у нас война теперь с Англией?

Освободив проход, он наклонился к стоящему на коленях Трипольскому:

   – Что с Вами?

   – Пуля в плечо, – сквозь зубы процедил тот. – Иди, выручи Анну Владиславовну. Я в порядке.

Оставив позади себя четыре неподвижных тела, Афанасий выставляя вперёд себя саблю, и сжимая чужой заряженный пистолет в другой руке, осторожно двинулся по коридору.

«Я спасу Вас, Анна Владиславовна, – про себя шептал он, как молитву. – Я спасу Вас, чего бы это ни стоило. Я не дам себя глупо ранить, пока не спасу Вас. Я спасу Вас, так же, как спас бы Василий Макаров – мой друг, будь он жив доселе. Я спасу Вас».

В коридор выходило несколько дверей и все они были раскрыты. За ними можно было разглядеть только пустые, без мебели, большие комнаты.

Прислушавшись, Афанасий уловил тихий стон где-то впереди. Посмотрел и увидел ещё одну, на этот раз закрытую дверь. За дверью раздавалась какая-то возня.

Отчётливо щёлкнул взведённый курок пистолета. На цыпочках Афанасий подкрался к этой двери, встал сбоку, так чтобы выстрел, сделанный изнутри, не причинил ему вреда и спросил негромко:

   – А вы как, сами откроете и выйдите, поднявши руки? Или вас оттуда выкуривать придётся?

В ответ послышалось что-то похожее на злобное рычание.

   – Хорошо, – сказал Афанасий.

После чего, не сходя своего места, пнул дверь сапогом. Рассчитал он верно – всё заряженное оружие использовали для поражения пустого коридора.

Прогрохотало два выстрела. Задыхаясь в таком привычном и бодрящем запахе пороха, Афанасий Мелков вошёл в комнату. Анна Покровская, связанная по рукам и ногам, лежала на диване. Рядом с девушкой стоял мужик с двумя дымящимися пистолетами в руках. Возле окна ещё один человек, судя по татуировке на запястье, англичанин.

   – Помогите, – прокусив тряпку, которой ей стянули рот, сказала Анна. – По-помогите мне.

   – Сейчас, сейчас, – сказал Афанасий. – Не беспокойтесь, Анна Владиславовна, остались одни пустяки.

Работая саблей как с манекенами на учениях, в две минуты бравый гренадер покалечил, уворачивающихся и размахивающих ножами злодеев. Он подступил к девушке, разрезал на ней верёвки.

   – Что с Вами? – пришёптывал он. – Не плачьте, Анна Владиславовна. Всё кончилось уже. Всё хорошо, всё в порядочке. Василий бы точно так же, как и я поступил бы.

   – Благодарю Вас, благодарю, – пошептала девушка. – Вы сами не знаете, как Вы вовремя подоспели. Благодарю.

И вдруг глаза Анны посмотрели с ужасом. То, что смотрят они не на него, а на кого-то другого, находящегося за его спиной, Афанасий сообразил с некоторым опозданием. Громко свистнула сабля, раздался горловой крик и прямо на спину гренадера повалился рассечённый мертвец.

На пороге, покачиваясь, стоял Андрей Трипольский. Он вытер окровавленную саблю о рубаху мертвеца и сказал устало:

Одного ты упустил, Афанасий. Он в комнате прятался, в спину хотел тебя заколоть. Хорошо я подоспел.

В то время, когда Афанасий Мелков, разрезав саблей шёлковые шнуры на руках девушки, взял Анну Владиславовну под руку, помогая ей спуститься вниз по лестнице, а Константин Эммануилович Бурса, наняв с полсотни вольных людей, прочёсывал в поисках племянницы совсем другую часть города, Михаил Валентинович Удуев, потирая руки, разглядывал издали здание, в котором засел негодяй Иван Бурса со своею свитой.

На этот раз ошибки произойти просто не могло. И ротмистр уже представлял себе лицо городского прокурора, читающего его доклад.

Картина, ещё накануне состоявшая из разрозненных мозаичных кусочков, наконец-то сложилась в голове ротмистра в единое цельное полотно. Выстроенные в обычной последовательности, события выглядели с достаточной ясностью. Отправной точкой ротмистр Удуев брал несчастных молодых супругов, подлостью шантажом обращённых из свободных людей в рабов, и попавших в лапы и безумного негодяя Ивана Бурсы. Молодые люди бежали и были почти у цели, когда рука наёмного убийцы оборвала их жизни, подсыпав яду в стаканы. Вероятно, ни Иван ни Марья не знали в лицо клеймёного.

Старший брат Константин Бурса берёт двух безымянных покойников, рискуя навлечь на себя не только удивление общества, но, может быть, и монарший гнев, ставит два гроба у себя в доме, после чего, на свои деньги хоронит.

Всё это ясно говорит о том, что братья Бурсы не очень-то и ладят между собой. Потом в городе появляется Иван Бурса, но тут уж вопрос: на самом ли деле негодяй влюбился без памяти в свою племянницу, юную Анну Владиславовну Покровскую, или это было частью его страшного хитрого плана. Этого не определите со стороны. Но ясно другое – в город Бурса-младший явился не один, а в сопровождении целой свиты преступников.

Он устроил заранее все варианты отступления его напоминание. Для Ивана Бурсы было нанято несколько квартир. Он не появлялся в свете – кроме дома старшего брата негодяя не видели ни в одной из Петербургских гостиных. Единственный человек, с которым он встречался в Петербурге – Михаил Львович Растегаев. Этот Растегаев был совершенно пустившийся пьяница, промотавший своё родовое имение, по соседству с имением Бурсы, и состояние, оставленное отцом.

Также понятно, что Ивана Бурсу явно прикрывает кто-то из чиновников при дворе. Доказательством тому служили идеально выправленные документы, подорожные паспорта – все были настоящие и выданы в самые краткие сроки. Кто-то отдавал указания, кто-то был заинтересован в безнаказанности новгородского помещика и в первую очередь нужно было выяснить кто.

Если окажется, что в этом замешан сам столичный прокурор, Михаил Валентинович уже решил писать рапорт через его голову в тайную экспедицию, нужны были только неопровержимые веские доказательства.

Волею случая, ротмистр Удуев опять вышел на негодяя. На этот раз он уж не ошибётся, даже, если Ивана Бурсы и не окажется в доме, то на сей раз уж наверняка удастся захватить пару живых англичан и главное этого отравителя в шапке.

В окружении дома принимало участие 20 жандармов. На случай погони были приготовлены свежие лошади. Удуев, не без основания, рассчитывал на успех.

Вечерело. Небо, в течение всего дня сохранявшее хрустальную ледяную прозрачность, постепенно опускалось на город. Меркло.

Удуев ждал. Предполагая, что атаку следует начать, когда все разбойники соберутся вместе, он спрятав своих людей, тянул время, однако внимательно наблюдал за зданием. Он не хотел упустить ни одного.

В сгустившейся синеве уже прорезался блёклый ободок новой Луны, когда к зданию лихо подкатили небольшие сани. Из саней выскочили двое и сразу кинулись к двери. Удуев узнал братьев Игнатовых.

«Да куда ж ты опять? – в сердцах выругался Михаил Валентинович. – Куда ж ты лезешь, чёрт?»

Всё повторилось, как повторяется дурной сон. Братья Игнатовы ворвались внутрь с обнажёнными саблями и пистолетами раньше, чем первый жандарм, по приказу ротмистра, рванувшийся к зданию, был у цели. Загрохотали выстрелы, посыпалось оконное стекло.

Когда Михаил Валентинович вошёл в здании всё было уж кончено. На полу среди поваленной мебели лежал, хватаясь за живот, тяжелораненый Пётр Игнатов. Его брат стоял рядом с низко опущенной головой.

   – Где Бурса? – спросил Удуев.

   – Его здесь нет, – сказал Валентин Игнатов и указал шашкой в угол на мертвеца. – Только этот оставался, остальные ушли.

Удуев шагнул к мертвецу. Тот лежал раскинувшись, будто пьяный во сне. Шарф, закрывающий подбородок, окровавлен, на мёртвые глаза глубоко надвинута лохматая новенькая шапка.

   – Клеймёный отравитель, – прошептал ротмистр.

Он протянул руку и сорвал шапку с мёртвой головы.

Михаил Валентинович, в общем-то довольно точно предполагал, что увидит на выжженном лбу преступника. Клеймили всех одинаково простым русским словом «ВОР». Он даже отступил от неожиданности, когда понял свою ошибку.

Действительно на лбу мертвеца было клеймо, но к выжженному, вероятно, много лет назад слову «ВОР» были приставлены две новые буквы, составляющие отрицательную частицу «НЕ». На лбу негодяя отчётливо, в свете поднесённой одним из жандармов свечи, можно было прочесть «НЕ ВОР», а на губах мертвеца изогнулась кривая издевательская улыбка.

   – Что ж вы наделали, – сказал сокрушённо Удуев. – Конечно его ждала смерть, но его нужно было допросить.

   – Можете посадить нас в крепость, – стоя на коленях перед братом, отозвался Валентин. – Ваше право.

   – Да не моё это дело, в крепость сажать, а на съезжей и без вас народу хватит, – раздражённо сказал Удуев.

По приказу ротмистра дом тщательно осмотрели от подвала до потолка, но ни жильцов, ни каких-либо следов Бурсы и его свиты обнаружить не удалось. Только в одной из комнат стояли чемоданы с женскими вещами и несколько шляпных коробок.

   – Ловок бес, – выходя на улицу, сказал сам себе Михаил Валентинович, – ох ловок. Но я тебя достану. Жизни не пожалею, а я тебя достану, дай время.

Достоверно стало известно, что Иван Бурса покинул северную столицу. А потому, что связанные с английскими каторжниками преступления в городе полностью прекратились, можно было предположить, что и адская свита потянулась за хозяином.

Анна Владиславовна, привезённая Афанасием в дом на Конюшенной, не получила никаких ран, но потрясение было столь сильно, что, наверное, месяц девушка почти ни с кем не разговаривала и не выходила из своей комнаты.

Ранение Андрея Трипольского, напротив, было серьёзно. Но уже через неделю он поднялся на ноги и явился в дом Бурсы. Пришёл в сопровождении Аглаи, чем вызвал не одну улыбку. Крепостная девушка поддерживала своего барина под локоть столь осторожно, столь нежно, что походила более на родную заботливую сестру, нежели на боевого товарища, любовницу или рабыню.

Вопрос о разгроме парижской секции «Пятиугольника» окончательно запутался и был вынесен на одно из тайных заседаний. Но во время заседания, происходящего на сей раз без всякого обряда, прямо в библиотеке дома на Конюшенной, тема предателя в Париже была оттеснена на второй план.

Княгиня Ольховская неожиданно для собрания, изложив все происшедшие за последнее время события, обвинила Ивана Бурсу, сводного брата магистра «Пятиугольника» Константина Бурсы, в нарушении всех заповедей господних и совращении большой массы народа с пути истины. После чего потребовала поставить на голосование два вопроса: первый – о временном лишении магистерского жезла Константина Бурсы – как сводный брат преступника, он должен был понести наказание; и второй – о карающей акции в отношении его младшего брата Ивана Кузьмича Бурсы новгородского помещика.

Но ни первое ни второе предложение не были приняты. Общим голосованием определили пока ничего не менять в иерархии Общества, хотя устав и позволяет это сделать, а также не применять пока жёстких мер к Ивану Бурсе. «Пятиугольник» только в редких случаях позволял себе подобные меры. Преступника можно было приговорить к смерти, но только двумя третями голосов членов Верхнего списка. Для применения подобной меры требовались веские доказательства.

За всю историю пятиугольника приговор был вынесен и приведён в исполнение всего лишь дважды: купцу Ковригину за сознательное отравление холерой воды в реке Днепр и князю Вячеславу Богдановичу, своими кознями спровоцировавшему кровавую и бессмысленную гибель нескольких тысяч поляков. И совсем недавно на голосование выносили вопрос о предании смерти российского посланника в Британии Семёна Воронцова за то, что из личной выгоды сосватал для императрицы Екатерины Алексеевны несколько тысяч английских каторжников, под предлогом необходимости освоения южных приморских степей.

Но на тайном голосовании за смертную казнь было подано всего два голоса. Ни смерть специального курьера, ни похищение племянницы магистра не смогли в устах княгини Ольховской убедить Верхний список. Ситуация выглядела как сугубо личная.

   – Да хватит Вам, Наташа, – попытался урезонить княгиню Бурса, когда все разошлись. – Опасности больше нет. Вряд ли после всего происшедшего безумный брат мой отважится вернуться в Петербург. И кроме того, прежде, чем голосовать ведь нужно разобраться. У нас нет объяснения ни разгрому в Париже, ни исчезновению из архива рукописей Ломохрустова. Мы даже не знаем кто заколол моего посланника в лифте. Не нужно лишней крови. Зачем?

Но Константин Эммануилович Бурса лгал. Произошедшее напугало магистра «Пятиугольника» и предполагая за своим братом совершенно определённый характер, Бурса ожидал его следующего безумного поступка.

Пытаюсь как-то защитить себя, а, может быть, просто от своего смятения перепутав правильность действий, он обратился прямо к императору. Во время очередного посещения государем его дома, он попросил о помощи.

   – Слышал, слышал про Ваш скандал, – сказал Павел, брезгливо поморщившись. – Брата Вашего, Ивана, нужно сейчас же взять под стражу и в крепость посадить, в Сибирь. А коли нет, представьте какой пример будет молодёжи, какое последует падение нравов.

Император от собственных слов вошёл в ярость и собрался тут же дать указание, чтобы направили полк жандармов в новгородскую губернию, дабы взять под стражу и привезти для публичного разбора мятежного помещика Ивана Бурсу, но Константин Эммануилович, осторожно сменив тему, увлёк императора другой идеей.

Покидая особняк на Конюшенной император в стремлении побыстрее подписать очередной благодетельный указ уже и позабыл про Ивана Бурсу.

Вскоре слухи поутихли. О случившемся стали подзабывать. В отличие от предыдущего времени, не оказалось новых анекдотов про Ивана Бурсу. Он действительно исчез и затаился, может быть, навсегда. И уж никто не связал бы события, потрясшие город в январе-феврале, с появлением странного человека.

Он пришёл пешком, ударяя об дорогу посохом. Вошёл в город с Выборгской стороны в первых числах августа. Огромного росту кряжистый мужик в залатанном, но достаточно ещё крепком полушубке шёл по городу. У старика была седая патлатая борода, а из-под бараньей шапки выбивались такие же белые мёртвые волосы. Глаза у старика были пронзительно-синие, глубокие. И каждый кто встречался с ним взглядом с ужасом отступал – в глазах его царило безумие.

А за спиной у этого странного человека был огромных размеров вещевой мешок. В такой мешок можно было при желании посадить собаку или крупного семилетнего мальчишку.

В Тайную экспедицию поступил донос. С содержанием доноса как специальные агенты были ознакомлены жандармский ротмистр Михаил Валентинович Удуев и ещё несколько, подобных ему, тайных чиновников.