Текст книги "Крепостной шпион"

Автор книги: Александр Бородыня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)

   – А в чём, собственно проблема? – Удивился Бурса. Он, теперь уж нарочито, повернувшись к своей гостье спиной, смотрел в окно. – Анна уж давно здесь, и до сих пор она тебе ничем не мешала. Что тебя так взбудоражило, Наташа?

   – Именно эти последние месяцы. Девушка, находясь постоянно в доме, неизбежно услышит лишнее, или уже услышала. Она не давала клятву, и легко может нас выдать. Я настаиваю на том, чтобы убрать её немедленно, а коли понадобится, то и силой.

   – Хорошо, – сказал Бурса, не отрывая взгляда от золотого шара, горящего над восьмигранной башней. – Хорошо, я куплю ей отдельный дом, но чуть позже, Наташа. Ты очень торопишь события. Девочка конечно же ничего не знает, она вообще ничего не видит и не слышит. Она читает своего господина Львова и совершенно счастлива. Я обещал 10000 дать за ней в приданое, так, что, думаю, от женихов отбоя не будет. Я думаю очень скоро всё устроится.

Книга, в порыве негодование брошенные на пол, так и лежала подле золотой лапы большого тёплого кресла. Увидев её, Анна фыркнула и устремилась вверх по лестнице за дядюшкой догонять. Ей показалось явно недостаточным его обещание.

На половине марша девушка передумала идти обычно через дверь, и решила напугать дядюшку.

В конце концов, официально она была ещё ребёнок. Она спустилась в подвал, и без опаски подошла к лифту.

Если бы не эта шалость юной Анны Владиславовны. Сколько бы несчастий впоследствии, скольких бед удалось бы избежать. Но кто же знает будущее.

Анна смело растворила небольшую тайную дверцу, опустилась в кресло, подвешенное на цепях, и также как делал это сам Константин Эммануилович, стала нажимать обеими руками деревянные рычаги.

Она вышла из лифта в библиотеке и на цыпочках, прокравшись за спиной неприятного секретаря-подхалима, оказалась стоящей у двери в кабинет с совершенно неожиданной для дядюшки стороны.

Дверь эта, в отличие от двери, ведущей на лестницу, идеально пропускала звуки.

У Бурсы в кабинете были гости. Дама?

Анна прислушалась.

   – И всё же я настаиваю на том, чтобы девочку убрать из особняка, – дошёл до неё голос Натальи Андреевны. – Повторяю, если понадобится то силой. Я думаю, остальные меня поддержат. Так что, Константин, будем ставить на голосование или ты сам всё нужное сделаешь?

«Почему Наталья Андреевна называют дядюшку на «ты», – удивилась искренне Анна, и только после этого сообразила, что речь-то идёт о ней самой. – Как же так силой? Почему меня нужно убрать? – подумала она, – неужели дядюшка не поставит её на место? Какая наглость! Какой позор!»

   – Договорились, – послышался за дверью приглушённый голос, на этот раз принадлежащий уже Бурсе. – Через две недели Анечке исполняется восемнадцать. Я даю слово, что в течение четырёх недель выдам её замуж.

Анна Владиславовна, услышав это, вспыхнула и отступила от двери.

   – Вы подслушивали? – шёпотом спросил секретарь.

   – Лучше бы, Серёжа, я этого не делала, – с трудом подавив слёзы, отозвалась Анна. Секретарь, на этот раз, показался не таким уж и противным. – Скажите, Серёжа, как мне отсюда незамеченной выскочить?

   – Только так, – секретарь указал на дверцу лифта.

Хитрый подъёмный механизм, связывающие полуподвал с кабинетом хозяина дома, имел одну особенность – двигаясь вверх, он не издавал почти ни звука, но, когда цепи начинали разматываться, опуская кресло с человеком, раздавался протяжный скрип. Скрип этот можно было хорошо услышать и в библиотеке, и в кабинете Бурсы.

Девушка надавила деревянный рычаг и сразу прикусила губку. Лязг и скрежет механизма чуть не выдал её. Но Константин Эммануилович, обычно чуткий к любому лишнему звуку, вовсе не услышал предательского лифтового скрипа. Бурсы был полностью поглощён картиной, развивающейся на улице прямо под окном.

Шёл лёгкий снежок, светило солнце, но поведение прохожих напоминало поведение диких зверей, в рассыпную, спасающихся от пожара. Только что улица была полна, и вдруг почти никого.

Три экипажа проворно свернули влево, на Малую Конюшенную. Один развернулся лихо посреди улицы и покатил обратно. Основная масса прохожих последовала бегом туда же, на Малую Конюшенную, а те, кто не мог быстро добежать до поворота, пытались укрыться за ближайшими зданиями.

Бурса увидел, как одна за другой опускаются занавески в помещениях управляющего конюшен, и как последний, ворвавшись в двери своего учреждения, запыхавшийся чиновник плотно запирает за собой.

   – Что там стряслось? – спросила Наталья Андреевна беспокойным голосом.

   – Принц Гамлет собственной персоной, – отозвался Бурса. – Разбегаются, как от наводнения. – Он усмехнулся и потрогал рукой свои волосы. – Честное слово, как от наводнения. Нужно будет рассказать ему об этом, он же не знает, какой переполох устраивает каждый раз.

Особые отношения связывали тайного советника Константина Эммануиловича Бурсу и Его Императорское Величество государя-императора Павла I. Являясь магистром Верхнего списка тайного общества «Пятиугольник», Бурса никогда и никому не рассказывал о том, как познакомился с императором.

Это была светлая майская ночь. Ночь без ветра и слякоти. Павел, тогда ещё Великий князь, инкогнито бродил по Петербургу. Душа будущего императора была в смятении. В простой карете, без гербов, а то и вообще пешком, подобно принцу Гамлету, он рыскал по ночному городу в поисках невозможной истины.

В ту ночь заднее колесо кареты Константина Эммануиловича застряло в выбоине брусчатки. Никого вокруг. А нужно толкнуть тяжёлый экипаж как следует.

Бурсу раздражил единственный прохожий, в тёмном широком плаще, замерший как статуя. Не сразу, не в первый миг тайный советник узнал наследника престола. Глаза Павла, вдруг глянувшие из-под чёрной ткани на него, были глазами сумасшедшего.

Только за несколько часов до того Павел узнал, что в Париже был казнён на плахе Людовик. Единственный, наверное, за всю эту ночь, налетевший порыв ветра, обдал тайного советника ледяным холодом.

Бурса нашёл в себе силы не показать страха. Он не стал просить незнакомца подтолкнуть застрявший экипаж, а напротив, пригласил его спрятаться от холода внутри тёплой кареты.

Они говорили тогда до утра – Великий князь и Тайный советник – сначала сидя в карете, потом в кабинете Константина Эммануиловича.

Натянутый как струна тонкий ум будущего императора немного смутился. Павел не в состоянии был понять самого факта: как это возможно казнить царя. Но его мысли об устройстве государства и возможной Конституции поразили Бурсу своей ясностью.

Перед ним на диване сидел, нервно сдавливая руку в руке, будущий властитель великой державы, и магистр общества «Пятиугольник» тогда преклонил колено и поклялся в верности.

В ответ на признание Павла, он рассказал о своём тайном обществе, о поисках эликсира бессмертия, и поклялся всеми силами поддержать великого князя.

Теперь Бурса, комкая края занавеси, стоял возле окна.

Увы, первые признаки сумасшествия, виденные им тогда, майской ночью, оказались в Павле I сильнее его нежной пылкой души.

Карета государя-императора появилась вдалеке, выросла на глазах, пронеслась мимо церкви Спаса и остановилась. Те немногие, что не успели скрыться и стояли на улице, низко склонялись и снимали шапки, женщины делали глубокие реверансы.

Замешкавшиеся богатые сани, принадлежащие, по виду, какому-то родовитому помещику, или князю, Бурса никак не мог разглядеть герба на дверце, покорно остановились при появлении императорского экипажа. Кучер, форейтор, лакей разом, как базарные марионетки сняли шапки.

Дверцы экипажа распахнулись, и из него на снег вышли две женщины. Оскальзываясь, в страхе обе они, так же как и прохожие, склонились в глубоком реверансе.

   – Зачем же, Ваше Величество Павел Петрович, город-то пугать, – горестно проговорил Бурса, и приспустил занавесь, – только хуже. От страха люди только больше глупостей наделают, а всё равно слушать указов никто не станет.

   – Хорошо к тебе не зашёл, – злобно парировала Наталья Андреевна. – Понять не могу, за что он тебя так любит? Кстати, совсем забыла спросить тебя, Константин, что нам известно о твоём сводном брате? Я слышала, он должен сюда приехать скоро?

Бурса вернулся за стол, и крутил в руках пользованное расщеплённое перо. Листок бумаги лежал на столе, приготовленный для списка приглашённых, но не было написано ни строки. Он даже не обмакнул перо в чернила.

   – Приезжает. Скоро, – подтвердил он. – Я рассчитывал найти в Новгородской губернии след Ломохрустова. Поговаривают, что в последний раз академика в тех местах видели. – Бурса бросил перо. – Но пока это не подтвердилось. Скоро должен воротиться, посланный мной с тайной миссией, один человек и думаю, мы всё узнаем.

   – Что за человек?

   – Видишь ли, Наталья, о моём младшем брате, в последнее время, ходят по городу ужасные слухи. Да что я тебе говорю, ты и сама знаешь. Так вот, я полагаю, что неплохо будет слухи эти проверить, и поэтому послал шпиона.

   – А с чего ты решил, Константин, что он скоро приедет?

   – Он прислал письмо.

   – Давно?

   – Я получил его вчера.

   – Покажи мне письмо.

Наталья Андреевна, не поднимаясь с дивана, протянула руку, Бурса открыл средний ящик стола, вынул конверт и подал. Наталья Андреевна развернула листок и быстро пробежала его глазами. Почерк был крупный, но какой-то угловатый: «Не рискую доверить бумаге собранные мною ужасные сведения. Могу только сказать, что слухи, связанные с вашим братом, практически все подтвердились. Сам буду в Петербурге в конце января и всё доложу подробно. Но прежде, чем я приеду, у вас в доме, вероятно, появятся двое беглых крепостных людей. По происхождению они оба дворяне, были проданы в рабство с собственным отцом, и перенесли невероятные для человека страдания. Всему, что они расскажут вам, невзирая на невероятность рассказа, можно полностью поверить. Люди эти нуждаются в укрытие и защите. За ними погоня. Нижайше прошу посодействовать, я обещал им помощь. Не называю имён потому, что письмо это может попасть в чужие руки, по той же причине не подписываюсь».

   – Если бы письмо это пришло вовремя, может быть, они бы остались живы. Ты знаешь, Наташа, сегодня меня посетил некий жандармский чин. Ну так вот, этот ротмистр, несмотря на то, что уголовного дела официально не существует, продолжает копать, ищет убийцу.

   – Они же, кажется, замёрзли насмерть?

   – Нет, предполагают, что они были отправлены.

   – Ну, уж коли властям не донесли, а решили тихонечко отравить, то дело действительно серьёзное, – сказала, задумчиво возвращаю письмо Бурсе, Наталья Андреевна. – Хотела б я иметь точные данные об этом деле.

   – Со дня на день мы их получим, – Бурса спрятал конверт в ящик стола и запер его на ключ.

Он взял перо, обмакнул в чернила и хотел уже было написать на листе первое имя, начав список приглашённых, но вдруг, сообразив что-то, повернулся к своей невежливой гостье. Он непринуждённо перешёл с братского «ты» на светское «вы», тем самым давая понять, что разговор между ними как членами тайного общества окончен.

   – Да, совершенно позабыл, – сказал он, – попрошу вас, Наталья Андреевна, через неделю быть хозяйкой на приёме в честь восемнадцатилетия моей племянницы. Если позволите, я вас первой вынесу в список приглашённых.

За два дня до празднования восемнадцатилетия Анны Владиславовны, и отчаявшись получить официальное приглашение, Василий Макаров всё же решился. Решение, на этот раз, было трезвым.

«Приду-ка я к дядюшке и попрошу руки. Отца у неё нет, – размышлял он, пересекая улицу, и направляясь к четырёхэтажному особняку. – Приданое даёт он. К кому же ещё? Откажет? Конечно откажет, ни одного шанса у меня. Но даже и не имея ни одного шанса, я должен так поступить. Ей грозит опасность, и я приму любой позор, ни ради себя – ради неё. Иначе я трус и больше никто. Иначе сам себя уважать никогда уж не буду. А если чудо, а если он даст согласие? Пойду.

Сердце Василия Макарова, как он не уговаривал себя, билось сильнее нежели при штыковой атаке, когда неприятель превосходил числом втрое, и шансов остаться живым почти не было.

Парадная дверь распахнулась. Перед глазами офицера потемнело, и он с трудом ориентировался куда ставить ногу. Сверкающие солнцем зеркала вокруг совсем сбивали его.

   – Прошу вас, – камердинер, наряженный в синюю узкую ливрею и огромный напудренный парик с круглыми буклями, растворил перед Василием следующую дверь и сказал: – Его Превосходительство Константин Эммануилович готовы принять Вас. Пожалуйста, за мной.

Василий узнал этот голос. Именно этот голос, тогда ночью, призывал ловить вора и разбудил весь дом. Камердинер, может быть, даже видел его там, на лестнице, с нелепою шапкой в руке, и мог теперь опознать ночного посетителя, но обошлось – не опознал.

Чудо не произошло.

Бурса принял молодого офицера у себя в кабинете. Он был вежлив, а ирония хозяина дома лишь только чуть проскальзывала в его взгляде.

   – Я прошу руки Вашей племянницы, – после официального представления, с трудом ворочая языком, выдавил из себя молодой офицер. – Я понимаю всю неожиданность моих слов, может быть, их абсурдность…

Он сбился на полуслове и с ужасом понял, что лицо его теперь совершенно обескровлено, бело как лист бумаги, что руки дрожат, а подошвы сапог накрепко приклеились к паркетном полу.

   – Ну, от чего же абсурдность сразу? – искренне улыбнулся Бурса. – Я не возражаю. Женитесь на Анне. Вы – боевой офицер, симпатичный молодой человек, почему же неожиданность. Девушке исполняется 18, напротив, так должно быть. Собственно, Вы первый, кто просит у меня её руки.

   – Значит Вы… – Василий непроизвольно шагнул к столу, за которым сидел Бурса, и при этом зачем-то схватился за рукоять своей сабли. – Значит, вы даёте согласие?

   – Я не против, – подтвердил Бурса, и тут же добавил: – но, хорошо бы у девушки сначала спросить. Она совершенно свободна в своём выборе, я здесь не указ. Так, что рекомендую обратиться в первую инстанцию. Анна Владиславовна согласна?

   – Виноват, Ваше Превосходительство, – Василий опять почти потерял голос, – но я не говорил с ней об этом.

   – Как же так, не говорили?

   – Простите! Не имел чести быть представленным Анне Владиславовне. Не знаком.

От только что лукавого, доброжелательного выражения лица Константина Эммануиловича не осталось и следа. Бурса чуть не поперхнулся от удивления.

   – Так когда же вы успели принять столь важное решение?

   – Видел, – отступая на шаг и сильнее сдавливая рукоять сабли, проговорил Василий. – Видел только.

Он чувствовал, что по лицу его бежит холодная капелька пота.

   – Странно. Странно, молодой человек.

Давая понять, что визит окончен, Бурса взялся за лежащие перед ним на столе какие-то исписанные листы.

   – Что-то я не припомню, чтобы Вы посещали нас. – Бурса ногтем откинул крышечку бронзовой чернильницы и обмакнул перо. – Вы её в окно, что ли, видели?

Он что-то уже быстро записывал. Делал пометки на полях, менял листы.

Штора на окне была приспущена и в лёгком полумраке нужно было обладать великолепным зрением, чтобы прочитать хоть что-то.

   – Ну, так Вы не ответили, молодой человек, – Бурса по-прежнему не смотрел на своего гостя. – В окно Вы Анечку видели? Признавайтесь. Заметили тонкий силуэт за шторой и сразу влюбились?

Он что-то жирно зачеркнул, и опять обмакнул перо.

   – Признавайтесь, я прав?

   – Силуэт, – повторил за ним Василий.

Он не мог признаться в своём ночном визите, как не мог справиться с неутихающим волнением.

   – Так вы считаете, я должен у неё спросить?

   – Конечно.

Бурса опять что-то с удовольствием зачеркнул, щёлкнул пальцами, бросил перо и, отодвинув кресло, легко поднялся из-за стола.

   – Пойдёмте, я представлю вас друг другу.

Он усмехнулся тихонечко:

   – Жених!

Вслед за Бурой, Василий Макаров спустился в гостиную. Солнце стояло против окон и так сильно отражалось в полировках и зеркалах, что взволнованный поручик снова почти ослеп. Он задохнулся, когда узкие двустворчатые двери с треском распахнулись, и прямо перед ним возникла девушка. Позже, Василий даже не смог точно сказать – какого цвета было на ней платье. Остался в памяти только её шарф, украшенный дорогой вышивкой и бахромой. Узоры вышивки повторялись в украшении причёски, на рукавах и на юбке.

   – Позвольте представить Вам, Анна Владиславовна, – сказал Бурса, – э-эм, молодого героя.

Анна сделала кокетливый реверанс. Голубые глаза её искрились ехидством и, повернув довольно невежливо головку, оценила себя в зеркале.

   – Извините, – сказала она, нарочито жеманным голосом, – я не знала, что у нас гости в такой ранний час.

   – Макаров… Василий, – запинаясь, отрапортовал несчастный офицер, – поручик лейб-гвардии Измайловского полка.

   – Руки твоей просит, – сказал Бурса, изобразив деловитое выражение лица, улыбнулся племяннице. – Ангел мой, прошу от всего сердца, не обижай человека, не отказывай сразу.

   – Сватается? – по лицу девушки скользнула тень.

В памяти непроизвольно всплыл обрывок случайно подслушанного разговора.

Набрав полную грудь воздуха, и уже совершенно не помня себя, Василий как во сне проговорил:

   – Я люблю Вас Анна! Я прошу, Вас стать моей женой.

   – Вот так, сразу? – спросила девушка, и, подобрав юбки, опустилась в кресло. – А вы любите меня значит? Любопытно, когда же Вы успели меня полюбить?

   – Люблю, – выдавил Василий.

   – Всеми силами сердца любите? – глаза Анны сверкнули жестковатым холодным пламенем.

Василий хотел продолжать свою линию, но не справился с дыханием, поперхнулся и закашлял.

   – Завидую Вам, – сказала девушка примитивным тоном. – Я никогда ещё никого не любила, завидую. Но ответить на ваше предложение я, конечно, не могу. Я хочу узнать Вас сначала. Но раз уж дядюшка просит, надежду я вас отнимать не стану.

Она протянула для поцелуя свою тонкую руку.

   – Приходите, я приглашаю Вас на праздник. Послезавтра мне исполняется 18 лет. Приходите, поручик. А сейчас прощайте.

В тот же вечер в доме на Конюшенной было назначено очередное собрание тайного общества. Секретарь Бурсы – Сергей Филиппович Штейнгарт – сильно волновался. Полгода назад молодой дворянин, включённый в Нижний список общества «Пятиугольник», он давал клятву на Библии и позже послушно, не задавая вопросов, выполнял любые поручения. Несколько же дней назад он закончил испытательный срок и был удостоен включение в Верхний список, что давало ему как право присутствия на собраниях и участия в обрядах, так и право голоса.

Первый обряд посвящения оказался неожиданно тягостным. Несколько долгих часов простояв в полной темноте и черепом, с рукой, положенной на рукоять меча, Сергей Филиппович не понял ничего: ни сказанных ему слов, ни слов, сказанных им самим. Но теперь впервые он должен был присутствовать на рядовом собрании в качестве равноправного члена Верхнего списка, и новый приступ волнения овладел молодым человеком.

Чаще собрания происходили в библиотеке. Но те собрания, что были связаны с ритуалом общества, совершались как священнодействие в разгороженной и специально устроенной зале на четвёртом этаже.

Когда секретарь поднялся наверх, оказалось, что все внутренние перегородки переставлены. У зашторенного окна, обращённого на восток, стоял длинный стол, застеленный красным сукном, ниспадающий тяжёлыми складками до самого пола. Горели свечи. Пол устилал огромный мягкий ковёр. Только, на сей раз, Сергей Филиппович разглядел вытканные на ковре яркие фигуры – изображения земного шара, солнца, луны, а также знаки девяти планет, обращающихся вокруг Солнца. Между изображениями солнца и луны, вытканный серебром, посверкивал таинственный знак-пятиугольник.

Во главе стола стоял Константин Эммануилович Бурса, облачённый в белую мантию, расшитую серебряными розами и змеями.

Все же остальные, выстроившись по двум сторонам стола, вне зависимости от своего сословия и пола, были одеты в кафтаны из чёрной шёлковой материи. Такой же кафтан был и на Сергее Филипповиче.

   – Поистине все вместе мы собраны. И знаменем для нас Земля мёртвая. Мы оживили её и вывели из неё зерно, которое до́лжно нам теперь вкусить, – произнёс председательствующий.

И все стоящие вокруг стола братья и сёстры, будто на едином выдохе отозвались:

   – Аминь!

По кругу пошла золотая чаша, полная красного вина. Когда чаша оказалась в руках Сергея Филипповича, он ощутил, что она очень горячая. Поднёс ко рту, сделал небольшой глоток и обжёг губы.

Председательствующий Бурса, желая привлечь внимание к своим следующим словам, ударил эфесом меча по столу.

   – Достойные братья и сёстры…

Секретарь даже не понял, что председательствующий обращается к нему.

   – Брат Сергей, – сказал Бурса, – ознакомившись с найденными тобой в архиве документами, хочу сообщить, что они далеко неполны. Обнаруженные записки Ломохрустова, подлинны, но не содержат необходимых сведений. Поскольку обнаружена не вся рукопись, а лишь её часть – только первые две страницы и одна из середины, – что ты можешь сообщить нам по этому поводу?

   – Я? – задохнулся от волнения Сергей Филиппович. – Я завтра же вернусь в архив и продолжу свои изыскания. Я уверен, что если дневники там, то я обнаружу их, сколь бы глубоко они не были зарыты в ворохе бумаг.

Эфес меча ещё раз ударил по столу.

Поняв, что должен замолчать, Сергей Филиппович прикусил губу. Секретарь расширенными глазами смотрел на собрание.

По левую руку от председателя стояли 12 человек и по правую – 12.

Рядом с Бурсою, первыми в ряду, с одной стороны стояли князь Валентин и уже известный секретарю гусарский полковник, тот самый, что помогал устраивать похороны двух нищих. А по правую – княгиня Наталья Андреевна и сенатский прокурор.

Волосы Натальи Андреевны были гладко прибраны. Глаза печальные сосредоточенные.

Секретарь никак не мог отвести взгляда от этого прекрасного женского лица.

   – Значит, рецепта вечной молодости у нас нет, как не было, – с лёгким раздражением сказал прокурор. – Он был старшим в собрании.

   – Пока нет, – возразил председательствующий Бурса. – Должен сообщить, что след академика Ломохрустова теряется в Новгородской губернии. И мной туда был отправлен специальный человек. Накануне собрания я получил от него письмо.

   – По-моему, шпиона всё же не следовало посылать, – сказала Наталья Андреевна. – По крайней мере, этот вопрос нужно было поставить на голосование.

Эфес меча опять ударил по столу, подводя черту.

   – У брата Валентина сегодня вопрос, – сказал Бурса. – Мы тебя слушаем, брат.

Все головы повернулись в сторону князя Валентина. Только несчастный секретарь продолжал смотреть на Наталью Андреевну. Он ничего не мог с собой поделать.

Он увидел как при первых же словах князя щёки Натальи Андреевны слегка побагровели, и на тонком горле, в чёрном бархатном воротнике, нервозно запрыгала жилка.

   – Многие наши расчёты не оправдываются, – очень-очень тихим голосом сказал князь. – Часто бывая при дворе, я обратил внимание на несколько странное поведение некоторых придворных особ. Создаётся такое впечатление, что кто-то дёргает наш двор за ниточки. И это уже не обусловлено обыкновенной сетью интриг или выгод. «Пятиугольник» и в моём лице уже не может управлять многими событиями и решениями, ещё так недавно полностью нам подвластный.

   – И в чём же вы видите ошибку, – воспользовавшись паузой, подал голос сенатский прокурор.

   – В женщинах, – отозвался князь. – Я предлагаю снова поставить на общее голосование вопрос о присутствии женщин в Верхнем списке нашего общества.

Наталья Андреевна улыбалась. Но улыбку княгини видел только один секретарь.

Затеяв расследование на свой страх и, опасаюсь вызвать гнев столичного прокурора, ротмистр Удуев действовал крайне осторожно.

Для поисков клеймёного мужика, по всей вероятности, отравившего молодых супругов в кабаке Медведева не было особых препятствий. Удуев, действительно, негласно работал в тайной экспедиции, и поэтому имел доступ к её казённым бумагам. Через руки ротмистра за одну только неделю прошло шесть подходящих дел.

Все шесть дел он приписал человеку с определённой наружностью, и при этом проявил немалое усердие, так, что теперь чуть ли не каждый жандарм в городе знал обличье клеймёного, вероятно, беглого английского каторжника, и обязан был его задержать.

Михаила Валентиновича никак не заботило, что в излишнем служебном рвении, нижние чины будут срывать на морозе шапки с невинных людей. Много сильнее беспокоило Удуева то, что удалось узнать о предполагаемом владельце книги, листок из которой был вынут из кармана убитой женщины.

Всё это были только слухи. Но слухи упорные.

Младший сводный брат Константина Эммануиловича – Иван Кузьмич Бурса, новгородский помещик – несколько лет назад сделался объектом самых грязных сплетен, может быть не имеющих под собою никакого основания.

Один анекдот показался Удуеву показательным, и ротмистр решил проверить его на подлинность.

Рассказывали, что как-то, пригласив к себе в усадьбу юную графиню «Н», гостившую в одном из соседних поместье, Иван Бурса заставил своего крепостного художника описать её портрет. Сперва открыто, как бы в подарок, а потом стоя на коленях и глядя ночью в замочную скважину.

После отъезда графини портрет был преображён в большое полотно. Сюжет полотна традиционный: Санна и старцы. Причём, для создания облика одного из старцев, позировал сам Бурса. С непристойной картины была сделана небольшая копия. И копию эту Иван Кузьмич отправил в подарок графине.

Одни утверждали, что негодяй, таким образом, хотел получить большую сумму денег. Другие возражали, что он и без того, мол, несметно богат, а от графини, за своё молчание, требовал интимных уступок.

Так или иначе никто не смел утверждать, что своими глазами видел «Санну и старцев». Вероятно, копия и сам холст, по взаимной договорённости, были уничтожены.

«Если предположить, что грязный анекдотец этот близок к истине, – размышлял Удуев, – то как же поведёт себя подобный мерзавец, попади ему в руки молодые супруги Марья и Иван.

Конечно, я не могу точно знать, что они попали к нему, но известно – оба они были кому-то перепроданы. Запрос я послать не могу, значит хорошо бы самому поехать и проверить, но не теперь. Теперь лучше каторжного в шапке искать.

Если Бурса всё-таки купил супругов Турсовых, издевался над ними, а они бежали, то присутствует явный мотив для убийства. Дойди они до царя с челобитной, несдобровать бы Ивану Кузьмичу, государь нынешний подобных выходок не терпит».