Текст книги "На задворках галактики. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Валидуда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 67 (всего у книги 80 страниц)

Второй заход штурмовикам сделать не дали подоспевшие реактивщики. Серебристые, чем–то похожие на стрелы, Ер-22 вынырнули из облаков и набросились на разворачивавшихся на боевой курс «Увальней». По штурмовикам лупили все зенитки отряда, а пилоты «Увальней», поглощённые штурмовкой, заметили истребители слишком поздно. Реактивщики проскочили над «Увальнями» словно метеоры, дав по ним короткими прицельными очередями из всех стволов 20– и 30–мм авиапушек. Четыре штурмовика снаряды распотрошили за считанные секунды и, рассыпаясь на обломки, они понеслись к земле. Ещё два «Увальня» густо зачадили и повернули домой. Те, кто остался целыми, решили не испытывать судьбу. Они не прицельно отстреляли оставшиеся эрэсы по речникам и взяли курс на домашний аэродром.

Когда завершился налёт и расстрелявших боекомплект «Ивановых» сменили свежие эскадрильи, у тральщика «403» можно было разглядеть только задымлённую надстройку. Всё остальное уже скрыла вода, быстро заполнявшая трюмы сквозь большие пробоины, проделанные эрэсами. С «Русалки» ему на помощь спустили несколько шлюпок, подобравших около тридцати моряков – почти весь экипаж. Выживших принимали на борт и быстро разводили по каютам, мичман Капустянский запрашивал по рации медиков, ведь половина моряков «403–го» оказалась ранеными и обожжёнными.

– Часы стали, – озабоченно сказал ефрейтор Рябинкин, когда Масканин вернулся в каюту.

– Пружину подкрути, балда! – усмехнулся вахмистр Докучаев.

– Уже крутил. Не фурычат.

– Ну и плюнь. Другие достанешь.

– Другие достать–то можно, – вздохнул Рябинкин. – Только вот примета плохая…

– Какая примета? – настороженно спросил прапорщик Буткевич.

– Ну, что часы сломались перед боем.

– Тьфу! – скривился Буткевич, подкручивая пальцами ус. – Чушь какая!

– Не чушь это… – Рябинкин снял часы и явно поискал взглядом, чем бы по ним грохнуть от досады.

– Трофей? – спросил у него Масканин.

– Так точно. С одного офицерика снял…

– Давай сюда, – протянул руку Максим.

Ефрейтор неуверенно отдал часы. А Масканин открыл иллюминатор и выбросил их в воду.

– Нет причины – нет приметы, – сказал он.

Рябинкин растеряно улыбнулся, а сидевший рядом с ним Петриченко ткнул его в бок локтем.

– Не дрейфь! – подбодрил он товарища. – На вот мои. Водонепроницаемые. Держи–держи! Я себе ещё найду…

Берег пламенел. По нему били мониторы, комендоры лихорадочно перезаряжали орудия и доворачивали их по поправкам командиров плутонгов. Там с берега по речному отряду стреляли замаскированные 89–мм полковые пушки и 125–мм гаубицы. Велгонцы всё–таки опередили. Видимо, их командование смогло угадать место высадки и выдвинуло к берегу ближайшее подвернувшееся соединение. Как стало известно позже, это была отдельная гвардейская мотопехотная бригада с громким именем «Велгарма», что в переводе с официального диалекта означало «Доспех Велгона». Бригада не даром носила своё имя, на фронте её давно знали как крепкого противника. После переформирования в южном Велгоне, пополненную солдатами и техникой бригаду недавно отправили в резерв маршала Вэлстона, и теперь её первый полк, срочно погруженный на грузовики и бэтээры, был брошен для воспрепятствования высадке десанта. Вместе с полком успели подойти и бригадный гаубичный дивизион, и батареи полковых пушек. Для артиллерии велгонцы всего за два часа успели создать замаскированные позиции, для БТРов вырыли капониры, укрытые масксетями, а вот пехота и сапёры построить траншеи не успели. Берег изрезали неглубокие окопчики, стрелковые ячейки и вырытые за обратными скатами холмов укрытия.

Находясь на флагманском тяжёлом мониторе, капитан 2–го ранга Плаксин с азартом рассматривал негостеприимный берег из амбразуры боевой рубки. Мощный морской бинокль позволял увидеть многое, что противник предпочёл бы скрыть. Артиллерийская дуэль давно слилась в сплошной грохот, и только выстрелы башенных гаубиц флагмана можно было различить на слух.

Будущий плацдарм всё больше застилало дымом и пылью. Снаряды взметали землю, поражая орудия прямыми попаданиями, но чаще они ложились рядом, разя осколками и взрывной волной артиллеристов. Огонь велгонских батарей густо усеивал снарядами поверхность реки, водяные столбы норовили подобраться поближе к мониторам и тогда их командиры реагировали резкой перекладкой рулей, форсированием машин либо наоборот их остановкой.

Как раз в этот момент командир флагмана лейтенант Асташкин скомандовал резкий уворот влево, чтобы не попасть в намечавшуюся вилку. Монитор вздрогнул, пущенные враздрай машины заставили завибрировать весь корпус, а прозвучавшие дуплетом залпы башень не нашли своей цели среди артиллеристов врага. Но зато нашли среди спешно окапывающейся пехоты.

Погода подыграла. Свинцовые тучи стянули свои армады и выплеснули накопленную хлябь, из–за чего велгонские ВВС не могли больше совершать налёты. Но с другой стороны, теперь нельзя рассчитывать и на обещанную помощь своих штурмовиков.

– Попадание в «Унгурца»! – доложил боцманмат–наблюдатель, так же как и Плаксин следивший за боем из соседней амбразуры.

Кавторанг перенёс внимание на «Унгурца», которому уже досталось сегодня от штурмовика эрэсом. Монитор получил снаряд в правый борт, к счастью, выше ватерлинии, и продолжил обстреливать шестидюймовыми «подарками» берег. В следующие мгновения Плаксин наблюдал, как рядом с лёгким монитором «040» плотно легли сразу три 125–мм снаряда, обдав кораблик водопадом брызг, и тут же следом прямым попаданием снесло его носовую башню со спаркой 76–мм орудий.

– Краевский! – обернулся кавторанг к командиру БЧ-1–4. – Поторопите Першева! А то он мыкается как вобла слепая.

– Есть! – ответил мичман и вновь натянул наушники, принявшись вызывать лейтенанта Першева, командира монитора РСЗО.

На берегу тем временем полыхнуло зарево. Что там горело, Плаксин не знал, но судя по напору огня предположил, что удалось поджечь бензовоз, предназначавшийся, видимо, для заправки грузовиков, похоже, его неосмотрительно припрятали в открытом капонире вместо того, чтобы отвести подальше в тыл. А через минуту левее позиций двух гаубиц, которые, не смотря на все старания, не удалось подавить, хотя они были давно демаскированы, начался натуральный фейерверк. Высокое пламя, то и дело распадавшееся на отдельные очаги, полыхало столь ярко, что не смотря на отсутствие вечерних сумерек оно слепило просто нестерпимо, а дым как–то быстро–быстро подымался сплошным непроглядным столбом и, казалось, скоро достигнет самых облаков. Тут и гадать не надо, это рвались огнеприпасы пункта боепитания, случайный снаряд с одного из мониторов сильно преуменьшил возможности велгонцев не то что выиграть бой, но и хотя бы свести артиллерийскую дуэль в ничью.

И вот дали долгожданные залпы «Вьюги» лейтенанта Першева. Монитор РСЗО накрыл сразу две цели: две 89–мм пушки, перепахав вместе с ними недорытые окопы боевого охранения; и четыре орудия центральной батареи гаубичного дивизиона. По случайности одна из гаубиц оказалась неразбитой, но её прислугу эрэсы выкосили полностью. Теперь у велгонцев были выбиты все пушки, а из 125–милиметровок осталось всего шесть орудий, разбросанных там и сям и лишённых общего управления.

Плаксин только этого и ждал.

– Командирам барж и ЛДК начать высадку, – приказал он.

– Есть начать высадку! – отозвался Краевский.

Державшиеся до этого подальше от боя, десантные корабли пошли к плацдарму. Первыми ринулись ЛДК с морскими стрелками.

«Вьюги» дали второй залп, проделав от кромки воды вглубь берега проходы в минных полях. Впрочем, в существовании полей моряки сомневались, велгонцы элементарно могли не успеть выставить мины, но дабы не рисковать, 130–мм эрэсы всё же перепахали землю, чем весьма подбодрили морской батальон.

Часть десантников скопилась на бортах ЛДК, они прыгали в воду под велгонским огнём, не дожидаясь когда плоскодонки откроют рампы. По шею в стылой воде, морские стрелки продирались к берегу, держа над головой оружие и сумки с гранатами. Никто не брал с собой вещь–мешков, многие даже не надели сапоги, чтобы босыми побыстрее выбраться на сушу.

Храбрецов настигали пули, по ним били из винтовок и ручных пулемётов, стегали по воде и по броне ЛДК очередями пятилинейные «Жнецы» стоявших в открытых капонирах БТРов «MAGO». В ответ ЛДК лупили из бортовых пулемётов, а вскоре и 20–мм зенитки подключились к подавлению огневых точек. Когда открылись рампы, изготовившиеся в отсеках морпехи рванулись вперёд, чтобы уже на суше, где ползком, где перебежками, занять удобные для позиций камни и воронки.

Как выяснилось, мин велгонцы выставить всё–таки не успели.

Следом за передовыми ЛДК подошли плоскодонки с ротами 102–й дивизии. Солдаты этого соединения были выбраны для операции не случайно. Раньше дивизия дралась на Невигерском фронте и дважды участвовала в десантах. И когда Невигерский фронт был упразднён, 102–ю после отдыха и пополнения передали в подчинение Вежецкому фронту, фельдмаршал Виноградов остановил свой выбор именно на ней.

В авангардных пехотных батальонах подобрались опытные десантники и действовали они при высадке не хуже морпехов. В берег батальоны вцепились крепко и вскоре совместно с моряками глубоко врезались в оборону велгонцев. Просоленная пехота не меньше морпехов наводила ужас криками «полундра», забрасывая врага гранатами и беря его позиции в рукопашной. Десантники дрались ожесточённо, в батальонах было много уроженцев Вежецкой губернии, чьи сердца пылали жаждой мести за осквернённую оккупантами родную землю. Когда от твоего села осталось лишь пепелище или когда твою родню назначили в заложники, а потом расстреляли, израненную болью душу выжигает ненависть такой силы, что счёт к врагу не будет оплачен никогда.

Первый полк бригады «Велгарма» был отброшен и его потрёпанные батальоны откатились на три километра вглубь. Уцелевшие гаубицы и выстрелы к ним взяли в оборот артиллеристы 102–й дивизии. Был захвачен даже один БТР, остальные «MAGO» уничтожили мониторы, огонь которых корректировали артразведчики, высадившиеся в передовых порядках морского батальона.

Начальник 102–й дивизии генерал–майор Топольников жестом пригласил Красевича в накрытый масксетью эскарп, спешно отрытый в смотрящем на реку скате холма. Здесь он решил временно разместить свой командный пункт, пока сапёры не построят его в другом месте по всем правилам фортификационной науки. Пока что в эскарпе разместился лишь узел связи, а с вершины холма ещё не успели убрать тела велгонских солдат. Будь у противника хотя бы полдня форы, он бы успел создать оборону посерьёзнее и тогда его пришлось бы выбивать с позиций долго и большой кровью.

Топольников присутствовал на допросе захваченных в плен раненых велгонцев и прекрасно представлял, что за противник стоит перед ним. Бригада «Велгарма» скоро начнёт бесконечные изматывающие контратаки, как только подойдёт её второй полк и остальные батареи 89–мм пушек. Пленные показали, что во втором полку имеется до шестидесяти бэтээров и рота танков, подчинённая бригадному генералу Байеру. Четыре полнокровных батальона по девятьсот штыков на грузовиках и БТРах подойдут к позициям первого полка примерно через полтора–два часа. За это время, пока позволяет остаток светового дня, необходимо усовершенствовать и переоборудовать фронтом на врага захваченные окопы и ячейки, сделать из них траншеи, построить блиндажи, артиллерийские позиции, миномётные площадки, наблюдательные пункты и пункты боепитания и медобеспечения. Забот полон рот. Полтора полка дивизии и артиллерия, солдат генерала Байера, конечно, отобьют, но ночью могут подойти и другие соединения и тогда только добротные фортификации помогут в случае массированного штурма. Придётся строить оборону в условиях ночных атак, если конечно, они последуют. А уж утром, когда высадятся основные силы дивизии, Топольников сам намеревался атаковать Байера дабы расширить плацдарм не только в ширину, но и в глубину.

Глядя на мешковатый пятнистый маскхалат штаб–майора, начдив едва удержал неодобрительную ухмылку. Будучи боевым офицером и тем более кадровым военным, он понимал, что внешность разведчиков продиктована реалиями войны и оплачена кровью. Но поделать со своей натурой генерал–майор ничего не мог, высокий и просто здоровенный в плечах командир подразделения «51» в маскхалате выглядел расхристанно и больше напоминал болотное чудище, нежели офицера. Единственно только каска, обтянутая пятнистой сеткой, смотрелась вполне прилично. В его дивизии многие бойцы уже давно самопально делали такие же сетки, чему Топольников не препятствовал и даже негласно поощрял.

– Начарта и эНэРа я уже вызвал, – сообщил штаб–майору генерал. – Быстренько познакомитесь – и за дело! Времени у нас с вами в обрез.

– И даже меньше, чем в обрез, господин генерал, – Красевич огляделся, досадуя, что не может поторопить вызванных начдивом офицеров. С начальником разведки дивизии предстояло согласовать систему сигналов при возвращении «Рарога» на плацдарм. А с начартом надо было ещё повозиться – побегать по НП и определить наиболее подходящее направление, где коридор прохода отряда будет обеспечивать артиллерийская завеса. Будь местность заранее пристрелена, при прорыве в случае чего, можно было бы вызвать огонь на подавление огневых точек. И первоначально командир «Рарога» хотел ради этого договориться с начартом, чтобы хотя бы один огневой взвод работал исключительно по корректировкам отряда. Но ещё до его прибытия на временный КП понял, что артиллеристы просто не смогут помочь отряду в сопровождении огнём, ведь они и сами пока не успели освоиться на плацдарме.

– Боюсь, мы упустили выгодный момент, – добавил Красевич.

– Вы хотели прорваться на плечах отступающих велгонцев?

– Так точно.

– Это слишком рискованно, – покачал головой начдив. – У меня и у Плаксина строгий приказ: ни в коем случае не высаживать ваше подразделение в первой волне десанта и не использовать вас для расширения плацдарма.

– Я знаю про этот приказ, господин генерал. Но на месте, как это часто бывает, виднее, чем в штабе при планировании.

– Согласен. Но в любом случае, говорить об этом поздно… О! Вот и они! – Топольников указал рукой на спешащих к холму офицеров. – Как управитесь с начартом, жду вас здесь.

– Есть, – Красевич кивнул и перевёл внимание на входящих под масксеть подполковников…

Когда он вернулся к отряду, все группы уже ждали у мотоциклов.

А в это время артполк готовился к огневой завесе. В дивизионные пушки–гаубицы АД-25 уже заряжали 122–мм осколочно–фугасные и бризантные снаряды. Очередь дымовых наступит позже. Готовился поддать огоньку и приданный дивизии отдельный дивизион ПТО, жаждавший поскорее поквитаться с велгонцами за два утопленных при авианалёте орудия. Готовились и батальонные миномётчики, рассчитывая заодно произвести пристрелку местности. И даже батарея 57–мм зенитных спарок изготовилась с началом артобстрела выдвигаться на прямую наводку на холмы, чтобы поучаствовать во всеобщем веселье.

Ждал начала обстрела и второй батальон 405–го полка. Он получил задачу захватить высоту «+5» и закрепиться на ней силами не менее роты. Остальные три роты должны будут захватить недостроенные окопы вокруг высотки и тем самым выровнять линию обороны. Высоте «+5» предстояло стать ключевой на левом фланге, с неё прекрасно просматривалась половина плацдарма, а также вся левофланговая оборона велгонцев.

Красевич махнул рукой и первым помчал в проход.

Там впереди уже расползалось серое марево дымовой завесы. Снаряды продолжали обработку велгонских позиций, артиллерия вела огонь, равномерно распределив его по всем участкам обороны «Велгармы».

Масканин газанул и подал знак своим. Сквозь косой дождь группа рванула навстречу огненному шквалу, стремясь побыстрее достигнуть завесы. В грохоте взрывов, рёв десятков мотоциклов почти не различался. Скорость то и дело приходилось сбрасывать, чтобы не влететь в воронку, благо видимость в самом проходе была более–менее терпимой.

Где–то справа застрекотали автоматы, это группа Торгаева нарвалась на очумевших от обстрела велгонцев и быстро их упокоила.

То газуя, то сбрасывая скорость, Масканин лавировал между воронками, отчаянно вертя головой, готовый по первому признаку наличия противника лупануть очередью из «Ворчуна». Полминуты спустя видимость резко упала, облако дыма и пыли заволокло маршрут и даже налетающий ветер не справлялся с завесой. Про себя Максим и чертыхался, и радовался. С одной стороны терялось драгоценное время, но с другой сильно возрастала возможность проскочить незаметно под самым носом у неприятеля.

Поддав газу, он перемахнул через окопчик, который успели вырыть едва ли по пояс, и краем глаза заметил шевеление на самой границе видимости. Пережидавшее артобстрел подразделение велгонцев заметило мотоциклистов и под гортанные крики сержанта готовилось к бою. В недостроенном пулемётном гнезде появился трёхлинейный «Вурд», его расчёт неосмотрительно выдал себя касками. Прапорщик Буткевич выскочил из дыма настолько неожиданно, что пулемётчики просто не успели развернуть на него «Вурд». Прапорщик прострелил им каски практически в упор, а мчавшийся следом ефрейтор Оковитый бросил в зашевелившейся за изгибом окоп гранату.

Выстрелы вдогон зазвучали, когда группа уже скрылась в завесе. Велгонцы стреляли наугад и ни одна пуля не нашла себе цель.

Отряд проскочил задымлённый проход, выдерживая направление по намеченному азимуту, ориентируясь по наручным компасам. В группах все держались кучно, никто не потерялся. Собрав отряд за балкой, отделяющей точку сбора от возможных наблюдателей бригады «Велгарма», Красевич принял доклады и повёл людей по маршруту.

Широкие колёса мотоциклов и надёжные рессоры позволяли развить в степи хорошую скорость. Вскоре достаточно стемнело и возможностей для удачной погони оставалось крайне мало, конечно, если бы велгонцы на неё решились. Темнота вкупе с несильным, но надолго зарядившим дождём благоприятствовала «Рарогу» до самого конца пути.

Задерживаться приходилось только у грунтовых дорог, других, впрочем, в здешних краях не было. По дорогам проносились колонны грузовиков и топали маршевые батальоны пехоты. В ряде случаев велгонцы передвигались по дорогам беспечно, не выставив флангового охранения и дозоров, и Масканин досадовал, что раз за разом упускается прекрасная возможность для засады. Досада съедала не его одного, многие бойцы скрежетали зубами от невозможности потрепать велгонцев, но все понимали, что приказ: ни в коем случае не обнаруживать себя, был дан не просто так.

В отмеченное на карте лесное урочище отряд добрался глубоко за полночь, совершив по пути огромный крюк. Баки были практически пусты и их тут же залили из прихваченных канистр. Свою канистру потерял только ефрейтор Рябинкин, плохо закрепив её на багажнике, за что получил словесный втык от всей группы. А у бойца из группы Красевича канистру пробила случайная пуля, в урочище тот приехал с половинным запасом. После распределения, бензина хватило всем.

Мотоциклы замаскировали ветками. До лагеря от урочища предстояло пройти шесть километров.

Ради сбережения сил перемежали быстрый шаг и бег, до цели добрались за полчаса. Ночь стояла тёмная, тучи надёжно закрывали свет луны, а дождь глушил звуки. Группы занимали рубежи атаки согласно заранее выработанному плану. Бойцы перемещались ползком, вжимаясь в землю дабы раньше времени не выдать себя и не дать наблюдателям внешних постов поводов для беспокойства.

В ночной тьме лагерь едва угадывался. Ни освещения, ни тем более прожекторов велгонцы не использовали. За четверть часа наблюдения к КПП дважды подъезжали грузовики, а обратно выезжали доверху гружённые колонны по восемь машин. Видимо, рунхи уже предпринимали первые шаги по эвакуации.

Периметр ограждали два ряда спиральной колючей проволоки, защищённой от авиаразведки натянутыми над ней масксетями. Если бы не просмотренный на хуторе фильм, выявлять секреты и дзоты охранения пришлось бы куда дольше. Бойцы жадно всматривались в периметр, сопоставляя ранее увиденное в фильме с картиной в живую. Группы врозь метр за метром по–пластунски подбирались к границе минного поля, держа в виду «дорогу», по которой предстояло ворваться на КПП. Идею атаковать с нескольких направлений решено было отбросить как нереальную. Местом общего прорыва Красевич избрал центральное КПП, чтобы уже после его захвата отряд погруппно приступил к выполнению задачи.

– Не спи, Гриша, не спи! – громким шёпотом выдал в переговорник Красевич, улыбаясь нахмурившемуся унтеру Вершинину, который уже битых двадцать минут возился с рацией, сопровождая это дело отборным матом.

В группе штаб–майора Вершинин исполнял роль связиста. Он, как и связисты, остальных групп, костерил на чём свет стоит велгонские глушилки и заодно свою рацию. Все рабочие частоты в районе лагеря забивались помехами и кроме писка и скрипа рации ни на что не годились. Естественно, Вершинин был обозлён, что пришлось тащить на себе фактически бесполезные килограммы, и ещё больше его злило, что невозможно дать сигнал оперативному дежурному из штаба 2–й воздушной армии, из–за чего срывается вся операция.

Краснов и Красевич предвидели подобный оборот и наличие в лагере станции глушения для командира «Рарога» неожиданностью не стало. Частоту его персонального переговорника – продукта технологий не этого мира, глушилка не брала. Правда, используя этот козырь, приходилось связываться сперва с «Реликтом», чтобы находящийся на его борту Еронцев связался с Красновым, а тот уже вышел по армейскому каналу на опердежурного 2–й воздушной армии.

– Да где ж тебя носит, Гриша! – всё также шёпотом продолжал вызов Красевич.

– Тут я, – отозвался Еронцев. – Слышу тебя нормально…

– Давай мигом «старика» вызывай! Мы на месте.

– Понял… Сейчас его канал дам…

– Только не вздумай видео дать!

– Да или ты! Шутник, то же мне выискался…

– Я на связи, – врезался в намечавшуюся перепалку Краснов.

– Я на месте, Пётр Викторович, – доложил Красевич. – Можно бомбовозы присылать.

– Ты там не впритык сидишь, Ярема? А то смотри, зацепит…

– Сидим у минного поля, у дороги… в смысле, тут проезд на КПП знаками обозначен, а так, конечно, дороги тут нет…

– Хорошо. Сейчас отзвонюсь нашим соколам. Где–то через час налетят. Вы там только головы не подымайте…

– Не будем, Пётр Викторович, – Красевич воспринял пожелание Краснова как шутку.

– Ну всё тогда, Ярема. Конец связи.

Красевич спрятал переговорник и подмигнул Вершинину. Тот выглядел слегка обалдевшим, но разглядев, не смотря на темноту, подмигивание, улыбнулся и с облегчением выматерился.

А Масканин в это время всматривался в периметр, ища глазами ход сообщения от окопчика охранения к дзоту. Наконец, он его высмотрел и, тут же хэкнул, заметив во тьме огонёк. Кто–то из часовых курил, выдав и себя, и свой секрет.

– Эх, снять бы этого придурка… – вслух помечтал вахмистр Докучаев.

– Пусть поживёт пока, – прошептал Масканин. – Может ещё какой остолоп нам поможет.

Вахмистр согласно кивнул. На его грязном от дождевых брызг лице, глаза казались неестественно белыми. Масканин, как и все остальные, выглядел не лучше. С ног до головы облеплен грязью, из–за чего промокший маскхалат заметно потяжелел.

– Долго ещё до фейерверка? – поинтересовался Докучаев, лежа в обнимку с ручным пулемётом.

– По идее – около часа, – ответил Максим. – А как оно у летунов выйдет – посмотрим.

Вахмистр сплюнул и застыл. Теперь его даже с пяти метров не заметить, если не знать куда смотреть.

Ждать пришлось не час, а все два. Когда в шуме дождя стал различим далёкий гул, бойцы «Рарога» успели подмёрзнуть и истратить запас проклятий в адрес штабных идиотов, которые, по общему мнению, что–то там напутали и не дали лётчикам взлететь вовремя. В отряде не знали, да и не могли знать, что эскадрильи 97–го бомбардировочного полка так и не смогли подняться в воздух из–за раскисшего аэродрома. Десятки Ер-2, рабочих лошадок фронтовой авиации, остались стоять в поле, с подвешенными на пилонах бомбами, а экипажи с тоской смотрели в беспросветное небо и дружно крыли небесную канцелярию и синоптиков, в очередной раз выдавших неправильный прогноз.

В итоге, полковник Ярцев, а потом и Краснов устроили террор штабу 2–й воздушной армии и даже принялись зондировать командование дальнебомбардировочной авиации. Штаб ДБА в помощи отказал, сославшись, что все «Пересветы» в этот час бомбят промышленные объекты в южном Велгоне и вернутся не раньше рассвета. Матерясь в трубку, Краснов попытался связаться с фельдмаршалом Виноградовым, но тот оказался на выезде в каком–то из корпусов 1–й армии. И тогда Краснову позвонил генерал авиации Чигринов и обрадовал, что его 2–я армия с минуты на минуту начнёт помощь подразделению «51». Чигринов сообщил, что только что закончил перебазирование на свой старый аэродром 12–й полк ночных бомбардировщиков Л-7. Старый аэродром располагался сильно южней и непогода зацепила его самым краем. 12–й полк будет готов к вылету как только заправят машины и подвесят бомбы, наземного персонала на аэродроме хватает, так как через него происходит перегон самолётов на фронт, но всё же имеется небольшая проблема.

– Что за проблема? – устало, но уже ощутив надежду, спросил Краснов.

– «Л-седьмые» могут взять не более тонны бомб, – ответил Чигринов.

– Ерунда! – отмахнулся Краснов, словно авиагенерал мог его видеть. – Их же целый полк!

– Да, четыре неполные эскадрильи. «Л-седьмые» давно устарели, мы их только по ночам используем.

– Да хоть фанеру высылайте, лишь бы с бомбами!

– Вы меня не поняли, – отозвался на том конце провода Чигринов, – машины тихоходные. Пока они ещё долетят…

– Не знаю… вы говорили, полк ночной. Это даже лучше! Значит, экипажи покладут бомбы тютелька в тютельку.

– Как мифические лилипуты любятся? – хохотнул Чигринов. – Что ж, они доставят груз точно по адресу. До свидания, Пётр Викторович. Ждите вестей.

– До свиданья… – Краснов лихорадочно пытался вспомнить имя–отчество командующего 2–й воздушной армии и сообразил, что весьма некстати не знает, как его звать по имени. – До свиданья, господин генерал! Надеюсь на ваших соколов!

И вот с момента сеанса связи Красевича минуло два часа с мелочью. Ночь пошла на исход, но тьма стояла по–прежнему плотная.

Гул десятков двигателей нарастал. В лагере хранили спокойствие, видимо, считая, что бомбовозы летят не по их души. Но когда флаг–штурман полка вывел клин точно на цель и из чрева головной машины посыпались зажигательные и осветительные бомбы, лагерь быстро проявил все признаки жизни.

Заклокотала сирена, часто заглушаемая разрывами 100– и 250–кг бомб. Суматошно забегали по территории расчёты зениток и солдаты батальона охраны.

Первая эскадрилья «подвесила» «люстры», которые спускаясь на парашютах, освещали лагерь, пожалуй, не хуже чем солнце днём. Сыпанув на первом заходе мелочёвкой, эскадрилья пошла на второй круг, чтобы сбросить потом оставшиеся 100– и 50–кг осколочные бомбы.

Вторая эскадрилья бомбила прицельно, штурманы ложили 500–кг бомбы по освещённым капонирам и каждый «подарок» нашёл свою цель. Отбомбившись и уйдя на второй круг с половинной нагрузкой, эскадрилья отдала эстафету следующей. Звенья третьей эскадрильи стали на боевой курс, когда с земли начали бить очухавшиеся зенитчики. С предельно низкой высоты Л-7 сбросили 750–кг бомбы по капонирам и с набором высоты освободились от 50–кг осколочных с внешних подвесок.

Четвёртая эскадрилья, лишившаяся в предыдущем вылете трёх машин, отбомбилась 1000–кг бетонобойными бомбами. Девять БЕТАБ-1000 угадили точно в капониры и нанесли им сильные внутренние повреждения. Фюзеляж концевого Л-7 пропороли трассеры 25–милиметровой зенитки, но самолёт продолжил набирать высоту, чтобы затем уйти домой вместе с полком.

Когда начала повторный заход первая эскадрилья, в небо от земли протянулись редкие лучи уцелевших прожекторов. Лучи впустую рыскали по тёмным небесам, зенитчиков они лишь отвлекали. Лагерь накрыла новая серия осколочных полусоток, погасли почти все прожекторы. Прощальным аккордом прилетели ФАБ-500 2–й эскадрильи и вскоре гул двигателей стал всё больше растворяться в далёкой вышине.

Бойцы «Рарога» рванули к КПП, когда последние пятисоткилограммовые фугаски только–только покинули бомболюки.

По «дороге» бесшумно просквозили тени, авангард – бойцы группы Красевича, без выстрелов перерезал всех охранников в окопах и на КПП, а взрыв от гранаты в дзоте потонул в грохоте разрывов последних бомб.

Масканинцы рысью понеслись в свой сектор, короткими очередями расстреливая всех на пути. Первыми от пуль диверсантов полегло до полувзвода «серых», потом затихли два пожарных расчёта, а где–то в соседнем секторе вновь звонко зарявкали 25–мм зенитки «Магна». Это группа Торгаева захватила батарею и прямой наводкой принялась расстреливать мечущихся, словно муравьи в горящем муравейнике, велгонцев. И вот уже часто защёлкали карабины, застрекотали «Хохи» и ручные пулемёты, послышались взрывы гранат.

Дым порой не давал дышать, а дождь принялся хлестать столь неистово, будто вознамерился затушить все пожары.

Практически одним движением, Масканин подцепил защёлку и выбил опустевший рожок полным, загнав его в подаватель. Переступив через трупы курсантов и «серых», он рукой показал на вход в капонир, у которого взрывной волной с крыши сорвало пласты дёрна, обнажив бетонные плиты.

– Докучаев, Петриченко, Оковитый! Держать вход! Остальные – за мной!

В открытую дверь полетела осколочная РОГ-2. Выставленная на удар «рожка» очистила проход, влетев в который, Масканин тут же сунул в триплекс тамбурной бронестены следующую гранату. Кто–то там за стеной истошно завопил и тогда за угол полетела новая «рожка».

Взрыв едва отгремел, а Масканин уже нёсся по коридору, отталкиваясь сапогами от изувеченных тел курсантов. За ним спешили Буткевич и Рябинкин, забрасывая гранатами боковые комнаты.

Капонир оказался казармой, причём построенной без всяких затей. В районе кубриков, имевших лишь фанерные перегородки, курсанты успели сделать завалы из мебели и коек, баррикада получилась хлипкой, но всё же препятствие есть препятствие, тем более когда защитники баррикады вооружились «Хохами» и имели позади себя в оружейке целый арсенал.

От очереди Максим ушёл нырком за бетонную стену. Пули заплясали по проходу, рикошетируя от стен и потолка. Где–то сзади слева дважды громко просипел «Скиф МШ» Буткевича, а потом рванула «рожка» и затарахтел «Скиф» Рябинкина.

Масканин затаился у самого прохода в кубрики, коридор методично простреливали короткими очередями и места для манёвра у штабс–капитана практически не оставалось. Не теряя времени, он зашвырнул по косой траектории в кубрик «рожку» и граната разорвалась как только ударила о первое же препятствие. И препятствие это оказалось где–то очень близко. Через три секунды синхронно громыхнули две гранаты – велгонские MPF с таким же как и у «рожки» радиусом сплошного осколочного поражения в 25–30 метров. В принципе, использовать наступательные гранаты в помещении может выйти боком, но ни у Масканина, ни у курсантов других под рукой не оказалось.