Текст книги "На задворках галактики. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Валидуда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 80 страниц)

С горем пополам грузовики укатили. А Вагенький долго ещё отдувался и сплёвывал забившуюся из–под колёс в рот и нос грязь. Из его команды, у последнего грузовика остались десять бойцов и водитель. С ними старший фельдфебель должен был начать оборудование батальонного пункта боепитания. Что он и собирался сделать, но тут в его безмятежные планы вмешался рок в лице поручика Масканина.

– Здравия желаю, Трофим Сергеич, – с загадочным видом поприветствовал его Масканин.

Вагенький посмотрел на него настороженно. Даже напрягся, что в общем было комично, если соотнести его заносчивый нрав и известную близость к командованию. По должности он был вхож к командиру полка, чем не раз злоупотреблял, причём не зависимо от личности командира полка. Полковники приходят и уходят, а Трофим Сергеевич остаётся. И габаритами он обладал, по сравнению с Масканиным, просто таки богатырскими. В армии Вагенький служил двадцать второй год, из них пятнадцать на своей нынешней должности. И все эти годы в родном полку, в родном четвёртом батальоне. Поэтому, он помнил Масканина ещё по его срочной службе, и тем более помнил, что стоящий перед ним поручик, будучи простым егерем, не раз куролесил на пару с Чергинцом. Раз пять, не меньше, эта парочка попадала на гарнизонную гауптвахту. И глядя в обманчиво наивные глаза поручика, Вагенький нутром почуял подвох.

– И тебе, Максим, не болеть, – ответил Вагенький нейтральным тоном.

– Тут такое дело, Сергеич… В общем, мне добровольцы нужны. А у тебя парни боевые, как на подбор все амбалистые. В бой так и рвутся, аж искры из–под копыт… Масканин воодушевляюще поглядел на собравшихся в кучку на перекур бойцов.

– Я естественно прав, соколики? – спросил он у них.

– А чего ж? – ответил стоявший с краю егерь. – Или мы не вольногоры, браты?

– Вот я тебе щас, Подлужный, почешу языком! – взревел Вагенький, багровея. И добавил несколько сложных матерных конструкций, в которых печатными были междометья и отдельные словосочетания вроде "духа авантюризма" и "полная анархия".

В подобных конструкциях старший фельдфебель был известный виртуоз, говорят, иной раз от его экспромтов и бабы вдруг рожали. Однако сейчас все его усилия пропали в туне, да и честно сказать плагиат он выдал сам на себя. Егеря–интенданты конечно пошатнулись от его напора, но мысли в их головушках пустили глубокие еретические корни.

Вагенький бушевал бы ещё долго, но Масканин скомандовал добровольцам построение и победно уставился на пунцового от возмущения унтера. Все десять егерей поддались "духу авантюризма и анархии".

– Ты что ж, делаешь, господин поручик? – Вагенький успел охрипнуть. – Этих шебутных сагитировал, а с кем мне оставаться прикажешь?

– Так мы машину разгрузим, – заявил Масканин, пожимая плечами, мол, какие ко мне претензии? – И, Сергеич, сам ты никак не останешься. Помощника я тебе дам, о котором ты не догадываешься.

Не хорошо оставлять Вагенького одного, будь он трижды силён как бык, но тягать в одиночку ящики и цинки не сможет. Однако в армии существует особая категория военнослужащих, о которых вспоминают не всегда. И на виду они вроде бы, и в то же время их как бы и нет.

Масканин подошёл к кабине грузовика и узрел не удивившую его картину. Счастливо спящее тело водителя спокойненько развалилось на мягком сиденье. И хоть камни с неба вокруг, а водила знай себе дрыхнет.

Поручик дёрнул ручку. Та не поддалась, изнутри водила закрылся, засранец. Тогда Масканин побарабанил кулаком в дверь. Водитель прокинулся не сразу, на его флегматичной физиономии проявилась вялая работа мысли, непосильная спросонья дилемма: то ли ехать пора, то ли мир сошёл с ума. Долгих десять секунд ему понадобилось, чтобы сообразить открыть дверь.

– Выпрыгивай, родной! – Масканин ехидно улыбнулся. – Давай, давай. Родина нуждается в тебе! Вялые попытки протеста были пресечены на корню.

Когда грузовик разгрузили, поручик увёл волонтёров, а водитель с тоской в глазах понял, что, по крайней мере сегодня, он будет таскать тяжести вдвоём с обозлённым старшим фельдфебелем.

У трофейной команды было аж четыре грузовика. Не какие–то там шеститонные "Тунны", а ВАК 521 – тяжёлые армейские пятнадцатитонники, производимые знаменитым концерном "ВежАвтоКон". И нахрена, спрашивается, трофейщикам такие машины? Для сбора трофеев чересчур. И что тут особо собирать, спрашивается? Ну оружие, ну амуниция. Не склады же захвачены. Ничего в принципе интересного тут не было. К тому же, такие трофеи и егерям не помешают.

Старшим в команде был майор. Масканину он не понравился сразу, и не в принадлежности к тыловой братии дело. Поручик был знаком со многими интендантами дивизии, в большинстве – нормальные парни. В этом же тыловике было что–то мизантропное, так сразу и не выразишь. Возможно, что в поручике заговорила простая неприязнь. Вырядился майор в повседневку, весь с иголочки, сапоги надраены, шинель чуть ли не отутюжена, словно не на передовую приехал. Рожа лощённая, руки чуть ли не с маникюром, не то что у егерей – грязные и в ссадинах. Показное в этом было что–то, небось, много о себе мнит, числясь за каким–нибудь управлениям тыла армии.

Выйдя из машины, майор медленно расхаживал, по хозяйски осматривая захваченные позиции. И курил как в мирное время, не пряча дорогую сигарету в кулак. Ну и как к такому гусю подступиться? Масканин сплюнул, сделал бесстрастное лицо и пошёл к тыловику.

– Во, блин, созрел! – майор вальяжно смерил взглядом Масканина и добавил: – Долго у вас тут соображают. Совсем пораспустились тут.

Слова интенданта пробудилась в Максиме глухую злость, но вида он не подал. Особенно слух резанули дважды выделенные голосом "тут". Что ж, посмотрим, что за птица, решил он.

– Поручик Масканин, командир шестнадцатой роты, – представился он чётко по уставу, не забыв и воинского приветствия.

– Майор Ломарёв, – попыхивая сигаретой, назвался тыловик с таким видом, будто одолжение сделал. – Не видно, что ты поручик. Не офицер, а чёрти что. Что за внешний вид? И бойцы у тебя соответствующие, расхлябанные. Мародёры какие–то. Ладно, чего там, показывай, что вы тут навоевали.

В Масканине начало закипать бешенство, которое он с трудом подавил. Много чести этой гниде объяснять, что он гнида. Ладно бы просто вздумалось ему вздрючить младшего по званию офицера, это пережить можно. А можно и послать по матери, так как нехер додалбываться не к своему подчиненному на глазах его бойцов. Особенно на их глазах… Но вот сравнивать бойцов на передовой с мародёрами, такого на памяти Максима никто себе не позволял. И генералы, бывало, грязные с ног до головы ходили и солдатским пайком не брезговали. А этот…

Хотел вот поначалу Масканин попросить у этого хлыща пару грузовиков на время, чтоб раненых отвезти, да как теперь и язык повернётся после таких слов? Но от своих намерений он не отказался.

– Слышь, майор, а когда это мы на "ты" перешли? Не боишься–то тыкалку поломать? И ручку свою тебя никто не учил к головке прикладывать? Воинское приветствие западло изобразить?

Интендант на миг застыл. Дышать даже перестал. Потом кашлянул от возмущения или от застоявшегося в гортани сигаретного дыма. И налился кровью в лице.

– Что?! Совсем охренел, твою мать!!! – майору явно перестало хватать воздуха. – Да как ты разговариваешь со старшим офицером?! Перед тобой майор стоит!.. Совсем оборзел, поручик?! Ну, ничего, я тебя запомню! Я тебе устрою сладкую жизнь! Ты смотри, каждая сошка вякать мне будет! Что–то противное скопилось во рту. Масканин сплюнул.

– Да пошёл ты! Развернулся и скомандовал находившимся поблизости егерям:

– Айда, ребята всю срань из машин! Будем раненых вывозить!

– А ну стоять!!! – взревел тыловик, доставая из кобуры пистолет. – Всем стоять на месте! – потом повернувшись к своим бойцам, которых вместе с водителями было по трое на машину, рявкнул: – Никого не подпускать! Это саботаж!

– Ты что, идиот пришибленный, прикажешь им стрелять?! – вызверился Масканин, наблюдая как майор медленно отходит к борту грузовика.

– Это саботаж! – повторил тыловик. – Силаев, разоружить поручика!

К Масканину поспешил ретивый молодец с карабином на перевес, а за ним следом ещё один. Вот придурки…

– Это уж хрен тебе, – спокойно сказал поручик, когда означенный Силаев подбежал к нему.

Боец–тыловик резко остановился, прочитав в глазах офицера решимость и что–то такое, отчего ему враз стало не по себе. Вся прыть испарилась. И сразу защёлкали затворами трёхлинейки егерей.

– Это бунт! – майор наставил пистолет на Масканина. – Сдать оружие, поручик!

Масканин медленно попёр на майора, но сделал только два шага. Кто–то крепко схватил его, зажав словно в тиски.

– Не дури, Макс… – прошептал на ухо Пашка Чергинец.

– Я щас кончу эту крысу! – прорычал Масканин.

– Не дури, говорю! Под трибунал захотел? Максим вырвался, отбросив Чергинца наземь. И напирая на майора, прошипел:

– Вытащил, стреляй! Бздишь, подонок?!

Майор отступил на шаг, хотел что–то сказать, но схлопотал камнем в висок. Это был именно камень, небольшой такой камешек, прилетевший из сбежавшейся на крики толпы. Интендант обмяк и сложился, будто ему стержень какой–то вырвали.

Масканин огляделся и сразу понял, кто бросил камень. Зимнев. Слишком он заинтересованно смотрел на интенданта, словно до сих пор провожая свой бросок взглядом. А рядом с прапорщиком стоял и лупал глазёнками Ковалёнок, очумевший от только что завершённой сцены. Встретившись глазами с ротным, парнишка несмело улыбнулся и изрёк:

– Этот майор переживательный какой–то. Хм… В обморок упал.

Мда, это Ковалёнок. Вот так рождаются анекдоты. Правда, ситуация не смешная, не будет нового анекдота. Однако, молодец, хорошая версия, жаль не правдоподобная.

– Живой, – сообщил Чергинец, обследовав интенданта.

– Такого лба и снаряд не возьмёт… – прокомментировал кто–то из егерей.

– Давай, Пашка, дуй к Осадчему, – обратился Масканин. – Пусть оберарцт своих раненых готовит.

– Сделаем… – Чергинец хекнул, в глазах его мелькнула задоринка.

– А ты, Вадик, займись разгрузкой машин. А этого выродка расфуфыренного куда–нибудь подальше оттащить. Зимнев кивнул, отошёл и начал раздавать команды.

– Ну что, добрый молодец, – подошел Масканин к тыловику, старшему среди остальных солдат майора. – Силаев твоё фамилие?

– Так точно! – солдат вытянулся в струнку, всем видом изображая бравость. Голос, однако, его дрогнул. – Младший сержант Силаев!

– Из какой части?

– Э-э… Сто второй отдельный батальон материального обеспечения управления тыла пятой армии!

– Как по писанному шпаришь. Прямо находка для шпиона, – Масканин оглядел огорошенных тружеников тыла и дал команду: – Строй личный состав, сержант.

– Есть! Отделение, становись!

И отделение живенько выстроилось. Водители отдельно от остальных. Лица у всех растерянные, настороженные. Все при оружии, это хорошо. "Разнорабочие" бойцы с драгунскими самозарядными карабинами КС, водители с обычными армейскими "Сичкарями". Гранат и противогазов ни у кого нет. Это плохо.

– Ну что, орёлики… Есть среди вас жаждущие стать пехотинцами? Если есть добровольцы, два шага вперёд. Но, прежде чем принять решение, знайте: вас могут убить. Или хуже того…

Перед тем как толкнуть речь, Масканин всё взвесил. За инцидент с майором от трибунала не отвертеться. Эта мразь обязательно дело раздует. И за "вербовку" тоже по головке не погладят. Но это будет потом. Если ещё будет. Дожить сначала надо. Кроме грядущих кар начальственных, есть ещё и заботы дня сегодняшнего. Роте предстоит брать населённый пункт. Потери большие, поэтому и занялся поручик очередной авантюрой – "вербовкой" подвернувшихся тыловиков. Лишние бойцы как раз лишними не будут.

– Итак, орёлики, есть желающие поучаствовать в войне?

Масканин прошелся вдоль строя, всматриваясь в лица. Некоторые откровенно скучали, что ж, и такие особи попадаются. Но большинство как будто загорелись изнутри. И понять их можно, третий год войны, а они все в тылу сидят. Призывники не выбирают где служить. Это так, но что они расскажут дома после войны? Как будут в глаза смотреть настоящим фронтовикам? Вот такие были их нехитрые мысли. Парни молодые, крепкие и в тайне не довольные местом службы. И не задумываются они, что без их каждодневного труда тем же солдатам на передовой не обойтись. На такой элементарно просчитанной психологии и построил свой коварный расчёт Масканин.

"А ведь сволочь я в чём–то, – подумал Максим. – Их смерти на моей совести будут… Всё! К чёрту нюни!"

– Вижу, вы подумали, взвесили, обсудили с внутренним голосом. Добровольцы, выйти из строя.

Из четырёх водителей вышли два. Из остальных на месте остался только один. Очень даже не плохо.

– Э-э, пардон, мужчины. Водителям встать в строй. Вам сегодня работы хватит, – Масканин повернулся к сержанту. – Силаев, ты как?

– Я с вами, командир! – сержант даже удивился вопросу.

– Ну добре. Твоё отделение войдёт в состав первого стрелкового взвода. У взводного получите противогазы, шанцевый инструмент и гранаты. А сейчас поступаете в распоряжение прапорщика Зимнева. Надо раненых погрузить. Вопросы есть? Смелей, если есть.

– Как нам с майором Ломарёвым быть, когда он очнётся? – спросил Силаев.

– Вам–то? Да никак! Заявите потом… – поручик хотел было сказать "своим командирам", но остановился, всё ж таки эти парни и для него теперь не чужие. – Скажите, что выполняли приказ старшего по званию. Какой с вас спрос? "Расхлёбывать мне одному", добавил он про себя.

Глава 8

«Как медленно время тянется», подумалось Масканину, когда пришёл приказ выдвигаться. После взятия траншей и до приказа, все события уместились в какой–то час с небольшим.

16–я рота подошла к Дамме быстрым маршем. Ротные миномёты и станковые пулемёты были погружены на БТР. Хоть и старенький Б20, но выручал он не раз, как сейчас, например, простым транспортёром работал. А там видно будет, глядишь, и в атаке поддержит.

От НП 13–й роты, взявшей деревню в полукольцо, до захваченных окопов было метров сто пятьдесят, а от них до окраинных домов ещё метров двести. В деревне не осталось ни одного целого дома, некоторые горели, большинство же частично повреждены при артобстреле.

Между вольногорами и засевшими в деревне хаконцами велась вялая перестрелка. В основном хлопали винтовки, пулемёты напоминали о себе реже. Изредка на Дамме падали мины батареи Танфиева. Миномётчики работали по окраинным домам, где засекались маневрирующие пулемётчики врага. Иногда расчёты "хикмайеров" не успевали покинуть позицию и гибли. Снайперы из деревни уже не стреляли, они выжидали удобного момента, предпочитая до поры не выдавать себя, так как их отслеживали снайперы 13–й роты.

По позициям егерей вела беспокоящий огонь батарея "Вотанов" – самоходных башенных 120–мм миномётов, стоявших в нескольких километрах от Дамме. В том, что это были именно "Вотаны", Масканин не сомневался, характерный вой вотановских мин он бы не спутал ни с чем другим. Хаконские "Вотаны" были единственные в мире башенные миномёты. Масканин не знал, почему подобных артсистем не было в других армиях, может конструкторские трудности, а может они и нахрен никому больше не нужны. Миномёты били почти не нанося ущерба, работая по старым данным. С артиллерийскими наблюдателями, видимо, у хаконцев напряжёнка была. Большое спасибо за это снайперам Бембетьева.

На НП, где, по словам егерей из тринадцатой, находился сейчас Бембетьев, Масканин застал Аршеневского. Комбат методично осматривал поле боя в пехотный перископ, что–то неразборчиво и тихо ворча и поцокивая изредка языком. Он был в своей манере, иногда, бывало, носком сапога поковыривал что–нибудь.

Оторвавшись от нарамника перископа, Дед протянул руку Масканину, когда тот доложил о прибытии, и спросил:

– Арткорректировщики с вами?

– Так точно.

– И где же старший? Почему не соизволил показаться?

– Осматривается, господин подполковник. Скоро заявится.

Дед выразительно фыркнул. Огляделся по сторонам, присел на поставленный торцом пустой ящик.

– Курите, господа, – разрешил он, доставая мятую пачку "Северной звезды", и жестом показывая, что можно присесть.

Бембетьев уселся на ящик, а Масканин пристроился на бог весть откуда взявшуюся здесь табуретку. Хорошая такая дубовая табуретка, лакированная и, к удивлению, не поцарапанная.

Бембетьев достал растрёпанную "Дельту" и хмыкнул. Пачка отсырела, пришлось ему сегодня побегать, попотеть.

– Угощайтесь, поручик, – предложил ему комбат. Потом протянул открытую пачку Масканину, зная однако, что тот курит крайне редко.

Максим вежливо отказался, обратив внимание на заклеенную пластырем левую ладонь Деда. Благодаря солдатскому "телеграфу", он знал, что комбат появился в 13–й роте перед последней атакой хаконцев, и участвовал в её отражении.

Бембетьев со всем удовольствием прикурил хорошую сигарету, блаженно пустил дым вверх, да спросил едким тоном, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Почему сразу буаровцы с нами не пошли? У меня полроты выбито, три контратаки выдержал. Если б не пятнадцатая, мы бы тут не сидели.

– Не кипятитесь, поручик, – ответил Аршеневский спокойно. Но заметно было, что спокойствие даётся ему с трудом. – Час назад разбомбили КП первого батальона, когда там находились начарты полка и дивизии. И командир нашего полка тоже. Бембетьев тихо выматерился. Масканин спросил:

– Все погибли?

– Полковник смертельно ранен. Его нашли рядом с КП. Начарты и командир батальона убиты. От них ничего не осталось. Прямое попадание трёхсотки.

– Кто сейчас командует полком? – поинтересовался Бембетьев. – И какого чёрта они всем скопом на тот КП полезли? Аршеневский помолчал, неторопливо затянулся, и ответил:

– Полком сейчас руководит начальник штаба. А что до КП, так это у нас и у пятого бата успехи налицо. Первый и третий батальоны застряли. У них там ДОТы неподавленные. Авиаторы наши пикировщиков прохлопали. Две девятки на первый батальон зашли. А потом по второму кругу.

– Куда зенитчики смотрели? – удивился Масканин. Он отлично знал, на сколько тихоходны хаконские пикирующие бомбардировщики. Одна зенитная батарея не дала бы им спокойно отбомбиться.

– Зенитчики, господа, по решению командира полка, были поставлены на прямую наводку. Для поддержки первого и третьего батальонов. Поддержали, но потеряли половину орудий… и всех офицеров, – комбат пригладил всклокоченную бородку. – Была и третья группа пикировщиков. Но её на подходе покромсали наши истребки. Помолчали. Бембетьев докурил и тщательно зачем–то растёр окурок сапогом.

– Сколько у меня времени, господин подполковник? – спросил Масканин.

– Не больше получаса, поручик, – ответил Аршеневский, гася бычок об ящик. – Не больше получаса. Ждём передового батальона союзников. Как подойдут, ваша рота атакует деревню. Хэвэбэшники сразу за вами ударят. Вся их бригада от нас и от пятого батальона пляшет. У них задача одна – создать устойчивый проход нашим мотострелкам. Масканин поднялся.

– Тогда не буду терять времени. Разрешите идти?

– У вас будет одна попытка, поручик, – сказал комбат. – На вторую просто не хватит людей. Нужен натиск, помните об этом… Ну… С Богом, поручик.

Рота Масканина меняла в окопах бембетьевцев под прикрытием огня артдивизиона и дымовых шашек. В 13–й роте к этому времени осталось не более семидесяти человек. Меняя их, масканинцы восхищенно пошучивали. Было над чем. Растянувшиеся жиденькой цепочкой егеря Бембетьева смогли отбить три подряд контратаки. Сейчас бембетьевцы отходили на свои же запасные позиции.

Судьба батальона тесно сплелась с Дамме. Деревенька, превращённая в опорный пункт, надёжно перекрывала выход к рокадам и развязке автобана, по которому бронетехнике десять часов хода к Грайфсвальду – крупнейшему на юге Хаконы промышленному району.

Деревня в аккурат лежала в дефиле между лесных заслонов. Главной задачей для батальона было закрепиться на юго–восточной оконечности лесополосы и взять Дамме. Левофланговая 14–я рота на оконечности закрепилась, 15–я и 13–я столкнулись с упорным сопротивлением и вышли к опорному пункту с запозданием. Потому–то рота Масканина и получила время на некоторую передышку. Деревню планировалось взять с ходу, но видимо для хаконцев она имела немаловажное значение, раз уж они решили бросить на её удержание свежие силы. Если бы не пятый батальон, не давший обогнуть роту Бембетьева справа, Аршеневский мог быть отброшен обратно к траншеям.

Передовой батальон бригады ХВБ был на подходе, готовясь вступить в дело сразу за 16–й ротой. Но вдруг всё пошло не так. По окопам егерей начала бить хаконская артиллерия. Массировано и точно. В месте с минами вдруг прозревших "Вотанов" на позиции посыпались снаряды тяжелых орудий.

Одновременно с обстрелом началась артиллерийская дуэль. Но егерям было не до неё, они искали спасения в нишах окопов, проклиная на все лады убийственный огонь. Четверть часа с неба сыпалась воющая смерть, вспахивая землю, разрушая ходы сообщений, засыпая окопы. И убивая, убивая, убивая…

А потом те из егерей, кто не оглох окончательно, услышали не такие уж далёкие свистки. Хаконцы готовились в очередную контратаку.

…Масканин отплевывал землю и протирал глаза. В голове гудело и, вдобавок, появилось мерзопакостное ощущение холода. Странного холода. Подходила к концу мягкая южнохаконская осень, выдавшаяся в этом году прохладной. Но холод, что почувствовал Масканин сейчас, не имел к погоде никакого отношения. Холодно стало где–то в груди, как если бы засела под сердцем проклятая ледышка. Что–то нехорошее промелькнуло в мыслях, противное и вроде бы знакомое. Гадостное предчувствие.

Рядом с Максимом образовался сержант Никон Артемьевич. Именно образовался, иного слова не подберёшь. Связист, по своему обыкновению, был безмятежен. Рожа чёрная, почти как у кочегара, покрасневшие глаза и зубы, в которых он зажал окурок. Сержант сплюнул кровью и грязью, протянул гарнитуру "эрки".

Поручик надел наушники, не до конца ещё придя в себя. В ушах гудело, голос комбата звучал как из–под воды. Аршеневский что–то спрашивал, что–то кричал. Масканин на автомате что–то ему ответил и стянул с головы наушники.

– Ох, и видок у тебя, отец, – ляпнул он, глядя на сержанта. Улыбнулся и ощутил боль в губах, а потом солоноватый привкус во рту.

Вытер рукавом из–под носа кровь и по жесту сержанта понял, что выглядит не лучше. И вдруг, как по голове ударило. Гул в ушах притупился, зрение обрело резкость, сознание прояснилось.

Холод в груди не исчез, но теперь поручик понял, что это за гадость. Нечто подобное он уже изведывал раньше. Не менее года назад, потому и притупилась память слегка. Для него время на войне тянулось медленно, успевая вмещать в короткие интервалы столько событий, что по сравнению с мирным временем, месяц к трём можно приравнять. А то и к четырём. Такой же внутренний холод он когда–то ощутил в одном из боев с велгонцами.

Огляделся. Вольногоры приводили себя в порядок и готовились к бою. Многие крестились, иные просто рассматривали плывущие по небу облака и расползающиеся над полем боя клубы дыма.

Рядом, метрах в пяти, сидел, не шевелясь, егерь. Полузасыпанный, тупо уставившийся в одну точку. Максим подошёл к нему, что есть силы, встряхнул. Эффекта не было. На вид, не ранен. Может контузия? Поручик вновь встряхнул его и наткнулся на отрешённый взгляд.

– Холодно… – прошептал егерь. "Не мне одному, значит", со злостью подумал поручик.

– Ну так в морге холодней! – рявкнул он первое, что взбрело в голову, и заехал бойцу по физиономии. За ними наблюдали множество глаз. Он знал это, на что и рассчитывал. – Давай же, очухивайся!

Егерь встрепенулся и "ожил", даже дёрнулся, увидав оскал ротного. И начал себя раскапывать.

– Передать по роте, – скомандовал Масканин, в душе понимая насколько по–идиотски выглядит со стороны ситуация, – всем, кому "холодно", но не ранен, бить по морде!

– Вызывай взводных, отец… – приказал он сержанту.

Взводные "эрки" по счастью уцелели, странного здесь ничего не было, их всегда старались беречь. Готовившимся перед обстрелом к атаке стрелковым взводам, Масканин теперь ставил задачи по обороне. Второй ПРОГ не повезло, пулемёты хоть и уцелели, но остались почти без запасных БК. Один миномёт разбит, обслуга убита. Со своими пулемётчиками он согласовал направления косоприцельного огня и варианты маневрирования огнём. У миномётчиков Лучко всё было нормально, только двое раненых. Поручик сориентировал Лучко на ближайшие улочки и чердаки, а также согласовал рубежи заградительного огня. Снова связался с Зимневым, уточнил потери и повторил приказы для второй полуроты, особо обратив внимание на чердаки и окна ближайших домов, которые должны были держать под прицелом расчеты КПВО и снайперы. На всё про все ушло несколько минут.

Со стороны деревни повторно засвистели офицерские дудки. Хаконцы пошли в очередную контратаку.

По окопам начали бить длинными очередями "хикмайеры" и ручные L3MG. Первые хаконцы поравнялись с окраинными домами. Бежали они резво, перепрыгивали обломки и мелкие воронки, почти не пригибаясь и не прижимаясь к каменным стенам построек. Словно смерти не боялись. Будто гнала их вперед страшная всеподавляющая сила. Обычно они ходили в атаку совсем не так, береглись, использовали складки местности и попутные укрытия. Короткими бережками бросались вперёд, да зигзагами. А сейчас пёрли во всю дурь, только бы добежать, только бы успеть, пока вольногоры не очухались после артналёта.

Между домов в глубине ровной улочки, хаконцы выкатили на мощённую дорогу пушку. Поравняли её с развороченным углом дома, у которого горела просевшая крыша. И без бинокля Масканин опознал полевую стопятимиллиметровку. С его позиции постройки не загораживали суету вражеских артиллеристов. Прислуга орудия действовала быстро и слаженно, только–только пушку свою выкатили, тут же навели и командир отрывисто взмахнул рукой. Звон выстрела донёсся и до окопов, почти одновременно с разрывом осколочно–фугасного снаряда позади позиций егерей. Короткая возня расчёта – звякнул второй выстрел, снёсший КПВО вместе с пулемётчиками.

– Вот с–с–сука… – поручик вернул бинокль к глазам.

Третьего выстрела пушка не сделала. Вокруг неё легли частые разрывы. Ротные миномётчики могли спокойно повесить в воздухе хоть пятнадцать мин, но сейчас им это было не нужно. Разрывы накрыли орудие, оставив его целым, хоть и посечённым осколками, может, и панораму с прицелом разбили. Прислугу смело начисто. Та же судьба постигла расчёт второго орудия, поставленного на прямую наводку на параллельной улице.

Хаконская пехота нарвалась на плотный огонь. Винтовки, ручные и станковые пулемёты ударили по несущейся массе, оставляя в рванных цепях огромные прорехи. Чёрт его знает, на что хаконцы рассчитывали, на подавленные пулемёты? Уцелевшие КПВО, как и было задумано, начали прошивать окна и чердаки, уничтожая и не давая возможности вражеским пулемётчикам ответить. Вся разница в том, что в крайних домах их огневые точки были как на ладони, в отличие от замаскированных и затаившихся до времени пулемётчиков–егерей.

Вместе с КПВО по оконным амбразурам открыли огонь стрелки с трофейными винтарями. Стреляли они винтовочными гранатами. И не только по домам. Разрывы бахали в воронках, где позалегали хаконцы, в поваленных заборчиках, вырытых на днях ячейках, везде, где только можно было устроить позицию. Некоторые егеря на столько насобачились "ложить" гранаты, что выбивали залегших за укрытием пехотинцев с первого выстрела и на глаз.

Контратака захлебнулась, пехота стала откатываться обратно, занимая укрытия и отстреливаясь. На нейтралке осталось до шести десятков новых трупов. Раненые, кто отползал под защиту укрытий, егерей не интересовали, рота вела огонь по отходящим группкам.

Масканин сменил пустой магазин и крикнул увлёкшемуся перестрелкой сержанту:

– Эй, Никон Артемьич! Передать миномётчикам, дымзавесу пусть ставят. Будем раненых эвакуировать.

Захваченных ротой Бембетьева дымовых шашек не осталось. Почему–то ими никогда не напасёшься. Да и чёрт с ними, Максим знал, что миномётчики обеих ПРОГ набрали себе по паре ящиков дымовых мин в нагрузку к осколочно–фугасным. На несколько минут дымовой завесы должно хватить.

Сверху в окоп влетела винтовка, следом спрыгнул незнакомый егерь. Уселся коленями на собственный винтарь, тяжело дыша. Не смотря по сторонам, выдохнул:

– Где в-ваш… – сделал судорожный вдох, – …д-долбанный ротный?.. Т–туда–сюда… загоняли в корень…

– Я долбанный ротный, – Масканин, как ему казалось, весело улыбнулся, хотя это была скорее ухмылка манекена. – Ты от кого весь такой загнанный?

– Комбат послал… – дыхание вестового стало более спокойным, но все ещё учащённым. – Шестнадцатой роте не атаковать… Готовиться к обороне… Х–ху–у!.. Прибыл… прибыл вестовой из пятнадцатой… Там засекли велгонцев…

– Почему не по рации, а вестовым? – спросил поручик. Про приказ о радиоэфире он знал, помнил слова Негрескула, но на внутрибатальонную связь приказ не распространялся.

– Сразу две "эрки"… последние у комбата разбило, – егерь уселся на задницу, сплюнул, вытер шапкой вспотевшее лицо. – Шрапнель. Связистов побило. Одну "эрку" вроде отремонтировали, калибруют её что ли заново. Другие… Другие начсвязи обещал родить… Может хоть одну…

Слова вестового заглушил близкий разрыв. Шальной снаряд упал совсем рядом, щедро обдав окоп комьями земли. Контратака отбита, но артиллерийская дуэль продолжалась. Интенсивность её понизилась, сказывалась контрбатарейная стрельба, а значит и взаимные потери в орудиях и артиллеристах. Снаряды в обоих направлениях пролетали высоко над позициями, чтобы разорваться где–то вдали, но и шальные залетали тоже.

…Масканин устроил короткий террор в эфире взводным и Зимневу, чтобы те не мешкали с выносом раненых и с пополнением БК. Никон Артемьевич спокойно покуривал рядышком, умел он, когда надо, быть глухим. С четырьмя попавшимися на глаза егерями, поручик устроил забег к окопам Чергинца. Рота рисковала остаться без поддержки первой ПРОГ. Сержант как заведённый бежал по пятам, кряхтя под тяжестью своей драгоценной "эрки" за плечами.

Чергинец с кучкой бойцов приводил в порядок пулемётные гнезда и миномётные площадки, устраивал запасные.

– Где твои остальные, Паша? – спросил Масканин холодно.

Фельдфебель воткнул в дёрн сапёрную лопатку и махнул рукой, показывая куда–то за спину.

– Там Вагенький подкатил, – сообщил он, – ну я и отправил орлов за цинками.

– Вагенький? – Масканин вдруг обозлился. – Почему мне про него ни один мудак не сказал?.. Ладно, тем лучше. Возьмёшь–ка этих орёликов, – кивнул он в сторону пришедших с ним егерей, – пока твои не вернутся. Я их так и так за патронами послать хотел. Потом пулей их обратно отошлёшь.