Текст книги "На задворках галактики. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Валидуда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 80 страниц)

Валидуда Александр Анатольевич
На задворках галактики.
Трилогия (СИ)

Книга первая. НА ЗАДВОРКАХ ГАЛАКТИКИ

Пролог

Двое смотрели вдаль, где золотистые отблески заката играли бликами на шпилях мегаполиса. В этом мире было много таких мегаполисов, беспорядочно разросшихся, заражённых тягой к монументальной гигантомании.

– По–тихому не получилось, – сказал один нейтральным тоном.

– Не получилось, – согласился второй.

– Местные власти на ушах, все вокруг бурлит, – теперь в его тоне просквозил оттенок недовольства.

– Всё само собой затихнет, это вопрос времени. А ждать можно не здесь.

– Ты прав, ждать лучше не здесь. Только дело не доведено до конца.

Наступила пауза. Двое смотрели на мегаполис, в небе которого, соблюдая эшелоны высоты, сновали туда–сюда сонмы самых разнообразных воздушных машин.

– Я намеренно не перекрыл всех путей отхода, – сказал второй. – Выжившие скоро драпанут. И мне очень хочется узнать, куда и к кому они драпанут.

– Это рискованно. Их след может потеряться.

– Поэтому я бы хотел задействовать "Реликт".

– Лишь мы вдвоем не вправе принимать такое решение.

– На созыв Круга нет времени. Боюсь, его совсем не остаётся.

– Знаю, – сказал первый.

– Если решаться, то сейчас.

Первый застыл, как изваяние. Через минуту его губы слегка растянулись в улыбке и он произнёс:

– Удача тебе благоволит. В этот раз обошлось без потерь.

– Да, в этот раз без потерь.

– Я дам тебе в помощь Кочевника. Действуй как задумал.

* * *

– Вы правда хотите знать как нас занесло в ваши края? – Краснов добродушно растянул губы в улыбке.

Взгляд молодого офицера, походивший поначалу на взгляд волка–одиночки, смягчился и стал заинтересованным. Раз уж пошёл разговор не просто без чинов а, как говорится, по душам, почему бы ни дать воли любопытству. Тем более что хозяин кабинета, сам генерал "загадочных дел" (как про него говаривали и друзья, и враги), заинтересован в нём, в Максиме Масканине – простом боевом офицере. И в обалдении наблюдая невообразимую картину, как генерал собственноручно разливает по чашкам кофе из вычурного и изящного серебреного кофейника явно кустарной работы – такую вещицу могли сделать не менее двухсот лет назад, а потом ставит на стол две коньячные рюмки из кантонского хрусталя, Масканин кивнул. Для него, неизбалованного в действующей армии генеральским вниманием (и полковников–то видел не часто), происходящее в этом кабинете попахивало чем–то ирреальным. И Масканин словно выдохнул:

– Хочу, Пётр Викторович.

– Тогда, Максим, устраивайтесь поудобней. Хлопнем по рюмашке, и за чашечкой–другой кофе, я поведаю, как оно всё для нас начиналось…

Коммерческий транспортник "Миранда" шёл на пределе своих возможностей. Нет, скорее не шёл, а бежал, точнее – убегал. Этот транспортник – то ещё старое корыто, и что было удивительно, до сих пор не развалившееся корыто, упорно прущее на скорости намного превышающую допустимую. Но капитан "Миранды" безжалостно жёг двигатели (видимо совсем новые, раз они не сдохли неделю–полторы назад), похоже, дальнейшая судьба транспортника его не волновала. По всему было видно, что находившиеся на его борту сильно спешили, и наверное предвкушали уже близкое окончание затянувшегося бегства. А может их просто подстегивал смертельный страх. Что ж, для страха у них имелся повод. И не один…

Транспортник был звездолётом ничем не примечательным, за свою полувековую жизнь сменил несколько владельцев и названий, пережил две аварии, один абордаж и три капитальные переделки трюмов. В общем простая и незатейливая судьба одного из десятков тысяч ему подобных – обычных "рабочих лошадок" на межзвёздных трассах. У таких миранд даже приличного именования собственного класса не было – всех первенцев, сошедших со стапелей, нарекали набором цифр и букв. Не ставить же их вровень с блистательными лайнерами или гордыми линкорами! Это потом всех этих безликих работяг новые владельцы, изгаляясь каждый на свой вкус, нарекали именами. Бывало, что и довольно странными именами. И вот один из таких транспортников, названный кем–то и зачем–то женским именем, выжимал всё что мог из своих двигателей, прорезая пространства в малоосвоенной спирали галактики, точнее – где–то на задворках этой спирали.

А за "Мирандой" неумолимо следовал наш корабль. Не воспринимаемый большинством детекторов и сенсоров. Единственный в своем роде, и непросто единственный, а с гордостью могу сказать – уникальный, старательно переделанный и приспособленный к нуждам человека, осколок давно сгинувшей цивилизации, да ещё обладающий своим собственным интеллектом. Странным, на первый взгляд интеллектом, с претензией на личность, впрочем, кто его знает, может это и правда была некая личность? Годами многие из нас бились над этой загадкой, но пока орешек этот был не по зубам. Имя корабль имел соответствующее – "Реликт". И сейчас он был подобен осторожному охотнику, терпеливо крадущемуся за своей жертвой. Преследователь шёл едва ли в половину крейсерского хода, мы не стремились особо сближаться, но подобно призрачной тени, что называется, дышали своей жертве в затылок.

В тесной кают–компании "Реликта", столь не соответствующей гигантским размерам корабля, последние часы царствовал всеобщий эмоциональный подъём. Все явственней ощущалось, что вот он, наконец, заветный финиш затянувшегося преследования. Ведь с тех пор как проклятый транспортник покинул периферию обжитого космоса, он две недели нёсся в глубь малоизученных пространств, потом ещё с неделю пересекал пылевую туманность, в которой то и дело норовил потеряться, и каждый раз стоило не мало нервов не упустить его из виду. Сейчас, спустя трое суток после той чёртовой туманности, кажется наметился конечный пункт маршрута беглеца – самая обычная система жёлтого карлика с шестью безжизненными планетками.

На борту "Реликта" нас было шестеро – это, конечно, слишком мало для экипажа такого огромного корабля, будь этот корабль творением рук человеческих. Но экипаж, как таковой, "Реликту" не требовался, с ним превосходно управлялся капитан, находившийся сейчас, как и положено любому уважаемому капитану, на мостике. Впрочем, никакого мостика здесь не было, капитан на самом деле находился в центральной рубке управления, но традиции есть традиции, если есть капитан, то должен быть и мостик, с которого он должен командовать. Поэтому центральную рубку регулярно "обзывали" мостиком.

Что до остальных, то мы собрались в кают–компании. Четверо увлеченно спорили и строили предположения, обсуждая лежащую прямо по курсу систему, то и дело поглядывая на голографические экраны, куда стекались все получаемые сенсорами данные, обработанные и представленные корабельным мозгом в удобоваримом для неспециалистов виде. Я сидел немного в сторонке от них и молчал. Я был старше остальных и казался им если не стариком, то уж точно прожившим пик расцвета сил. Сам себя я так не воспринимал и уж точно не ощущал. В дискуссию я не вступал да и почти не прислушивался к ней. В моем присутствии старались говорить осторожно, иногда бросая в мою сторону опасливые взгляды. Что ж, меня это не задевало, мало того, по многим причинам я считал это нормой. Потому как именно я организовал преследование "Миранды", наскоро собрав всех кто оказался под рукой, и именно я настоял на задействовании в погоне "Реликта". Для своих я был Петром Викторовичем Красновым – одним из вождей нашей организации. Тайной организации, не подчинявшейся ни планетарным правительствам, ни разведкам, ни президентам, ни императорам. Да, иногда мы сотрудничаем с некоторыми правительствами или с иными специальными службами, некоторые из нас даже состоят или состояли в штатах этих служб, жизнь диктует свои условия, иногда достижение цели требует легализации, так что зачастую наши интересы и интересы государственных структур совпадают. Вот и сотрудничаем, если нам, как говорится, по пути. В галактике о нас не то чтобы неизвестно, а скажем так – о нашем существовании подозревают. Что поделаешь, не всякий раз получается не наследить. И кем нас только не представляют! Где–то мы предстаем сепаратистами, где–то тайной религиозной сектой (что меня лично сильно удивило, когда я узнал об этом), а где–то и конкурирующей разведкой, а ещё, так по мелочи, есть и иные о нас домыслы. Но обо всем по порядку.

Рассматривая трехмерную проекцию транспортника, я ощущал, как в душе просыпается затаённая до поры ненависть. Ненависть, смешанная с брезгливостью. С той брезгливостью, которая бывает у брезгливого человека, когда он во время обеда замечает в тарелке слизняка. Врага можно ненавидеть, можно им восхищаться или презирать его. Но своего врага я не презирал и уж точно не восхищался им. Он вызывал во мне некую брезгливость, но не презрение. Для меня эти два чувства имели огромное различие. Уж очень хорошо я знал качества и возможности врага. Тех, кто был на борту "Миранды" я ненавидел. Ненавидел всеми фибрами души (хоть и не знаю где они эти фибры). А ненавидеть я умел, умел по всем правилам этого тёмного искусства. И ненависть моя имела довольно длинную историю, насчитывающую, не много – не мало, около трёх веков. Нет, столько, конечно же, я не прожил – эти века не биологический возраст. Истоки моей ненависти проистекают ещё со времен до Катастрофы – так среди современных историков принято называть сильнейшее потрясение, пережитое человеческой цивилизацией, и едва не низвергнувшее хомо сапиенс в пучину безысходного регресса и полной деградации. Сама Катастрофа, как принято считать в некоторых мирах, не случилась одномоментно, она развивалась несколько стандартных лет (то есть – принятых за стандарт годовых циклов прародины-Земли), на исходе тяжелейшей войны с чужаками – "братушками" нашими по разуму. Ещё до столкновения с ними мы взаимно от чего–то не стали испытывать братских чувств, не в пример легче было с другими "братьями", коих мы до того обнаружили. Да и то – к нам никто не спешил отнестись по родственному, вопреки чаяньям мечтателей о всеобщем братстве цивилизаций. Вот она как сбылась–то давняя мечта о братьях по разуму. И сбылась даже не сразу, а после трёх веков экспансии, колонизации и создания молодых государств (которым Земля очень быстро стала не указ). Что ж, мечтатели поперхнулись и проглотили. Позже возобладали изоляционистские настроения. Потом один из "братушек" отчего–то нас сильно невзлюбил. И грянуло…

Человечество все же вышло победителем в затяжной, очень скоро ставшей тотальной, тридцатилетней войне с чужаками. Войне на уничтожение. Мы победили, но надорвались… Рунхи, как чужаков принято было называть (самоназвание до сих пор не установлено, но известно, что "рунх" – одно из обозначений неких правящих иерархов), так вот – рунхи сошли с галактической арены. Другие известные расы были или слишком слаборазвиты, или слишком самодостаточны, предпочитая не контактировать, а то и вовсе не замечать всех иных рас. Возможно, человечеству ещё повезло, что никому после Катастрофы до него не было дела, а уж кому и было, то и им люди, стоя даже одной ногой в могиле оказались не по зубам. Да, мы победили, но победа далась непомерно дорогой ценой. Это даже не пиррова победа, а ещё того хуже. Уничтожены были десятки населённых планет, свыше сотни миров превратились в выжженные пустыни, другие – избежавшие этой участи, тоже не мало пострадали. Перестали существовать целые народы… И в довершение, на десятки лет воцарился Упадок, когда оказались потеряны многие ценнейшие технологии и прерваны межзвёздные сообщения, скатившись к почти нулевому уровню. Упадок стал тёмной эпохой, трагичной для цивилизации. Сохранённое культурное, а особенно технологическое наследие выглядело весьма жалко. В итоге – в первое столетие после Упадка, когда сколачивались новые звёздные державы, техническая культура пошла по иному пути развития.

И вот прошли века, Катастрофа и Упадок вспоминаются все реже и реже, но всё так же с горечью и содроганием (чего уж говорить о самой войне с чужаками!). Проклятые рунхи канули в небытие, а человечество вновь на пути к своему былому могуществу, но… В том–то все и дело, что "но"! Ведь никуда рунхи не канули. И об этом знает лишь горсточка людей.

Рунхи, в свое время далеко обогнав человечество в биоинженерии, ещё в середине войны стали приобретать изоморфные способности, а после поражения их недобитки рассеялись по человеческим мирам. И самое скверное в этой истории то, что они считаются полностью истреблёнными, а любые подозрения специальных служб об их существовании так и остаются на уровне подозрений. Но это было бы по большому счету просто пустяком, (ну выжили как–то, ну рассеялись, да и вымерли б тихо и незаметно) но, опять таки, но… Здесь–то и кроится большая такая неприятность – чужаки обладали и обладают (что было выявлено ещё до столкновения с ними) некоторыми сверхспособностями. Социально–иерархическая структура общества рунхов строилась на врожденных либо особым образом развиваемых ментальных способностях индивидов. Обладая той или иной степенью воздействия на окружающих, равно как и способностью ограждаться от подобных воздействий, индивид занимал определённую ступень в иерархической лестнице. Остальные, кого природа обделила такими талантами, находились в самом низу лестницы. К счастью для хомо сапиенс, и среди людей вдруг оказались индивиды с подобными талантами, пусть зачастую с дремлющими, пусть и в гораздо меньшем соотношении с "нормальными" людьми. Когда–то случайно вскрылось, что и я из таких.

История моей тайной войны с чужаками уходит началом на три с половиной столетия назад, в конец войны, перед самой Катастрофой.

Все началось с донесения командира звена разведчиков об обнаружении неизвестного циклопического артефакта, имевшего явно рукотворное происхождение. Бог весть, как там оказались разведкорабли – в никому ненужной безымянной системе красного гиганта. Но что случилось, то случилось, они обнаружили это странное сооружение на безжизненной, безвоздушной планетке. На донесение командование моего родного 26–го флота отреагировало на удивление быстро, и я бы сказал поспешно. Красная звезда, давно уже не способная обогреть собственные планеты, располагалась далеко в стороне от театров военных действий, поэтому для разведки артефакта ограничились устаревшим лёгким крейсером. Я же, накануне произведённый в чин капитана 2–го ранга, был включён в исследовательский отряд в качестве наблюдателя штаба флота. Ничего подобного я совершенно не ожидал. Не задолго перед этим я выписался из госпиталя и ждал нового назначения, успел отметить свое производство и все мои помыслы крутились вокруг "Адмирала Краснова", который, как я знал, уже покинул ремонтный док. Это был мой первый и, как оказалось, последний корабль, которым мне довелось командовать. Мало того, что он был моим первенцем, так ещё и имена наши совпадали. Я Краснов и он "Краснов" – названный в честь геройски погибшего адмирала, моего однофамильца. До того как принять "Адмирала Краснова", я три года провел при разведотделе штаба 26–го флота, куда меня перевели из–за моих вдруг обнаружившихся способностей. Это назначение не вызывало во мне особого энтузиазма. А вся моя работа зачастую сводилась к непосредственному руководству абордажными командами, когда врываясь на какой–нибудь курьер или иногда на орбитальную крепость, я должен был блокировать фатальное воздействие "властелинов" на психику. Так мы про себя называли иерархов чужаков. Нередко приходилось содействовать допросам пленных "властелинов". Но всем этим я в душе тогда тяготился, меня манило совсем иное. А потому я был наверное действительно счастлив, когда смог получить вакансию командира корабля. Но радовался я не долго, во втором же бою нас здорово потрепало. Я попал в госпиталь, а мой "Адмирал" в ремдоки. Из госпиталя я чуть не сбежал – настолько боялся не успеть к началу ходовых испытаний. Так что судите сами, насколько я вдохновился своим новым назначением.

Когда прибыли в ту систему, командир крейсера решил произвести посадку в полукилометре от сооружения. Тогда же все и прочувствовали насколько оно грандиозно. Крейсер наш, грозный и по–своему красивый корабль смотрелся на его фоне просто несуразной букашкой. Но впечатления впечатлениями, а необходимо было торопиться, многие в штабе не в восторге были от необходимости изъятия ценной боевой единицы, на что мне недвусмысленно намекнули.

Началась научная осада артефакта. Только через шестнадцать суток по корабельному времени был выявлен способ проникновения внутрь. И вот исследовательская группа скрылась в сооружении.

Нас было двадцать восемь человек – учённых, инженеров и военных… Когда нога последнего исследователя пересекла границу входа, сам вход оказался моментально заблокирован, одновременно перестала работать связь с кораблём. Следом у всех нас разом возникло ощущение, какое бывает после кратковременной потери сознания. По внутреннему самоощущению отключка длилась не дольше нескольких секунд, хотя были и такие, кто говорил о нескольких часах. Удивительно, но все остались стоять на ногах, в тех же застигших нас позах. После короткого обмена мнениями и быстро вспыхнувшей и также быстро погасшей перепалки между двумя "коллегами", основная часть группы поспешила вглубь артефакта, остальные начали попытки деблокировать вход, бесполезные попытки, как вскоре выяснилось. Лишь через несколько пропитанных всеобщей нервозностью дней, мы узнали всю горькую правду о том, что сотворил с нами артефакт. А он, как оказалось, имел собственный интеллект. Пусть несколько странный и не всегда понятный для человека, но интеллект. Разум, созданный давно исчезнувшей древней расой. Разум, который первым пошел на контакт, предварительно раскрыв своим гостям истинную картину их положения. То, что нам было сообщено, оказалось столь ошеломительно, что многих надолго выбило из душевного равновесия. А положение наше выглядело так: то самое ощущение кратковременной потери сознания было ничем иным как последствием пребывания в локальном стазис–поле, то есть поле, в котором остановилось само время. Ничего подобного наша наука не могла, сколько б не тщились в потугах все наши великие хронотеоретики! И провели мы в этом стазис–поле ровно шестьсот оборотов планеты вокруг красного светила. Почему именно шестьсот, а не, скажем, пятьсот или восемьсот двадцать, или ещё сколько–то–нибудь? Тут, видимо имело место удобная для Разума система исчисления, хотя правду я не знаю до сих пор, да и шут с ней. Это потом уже при пересчёте на стандартные годы было установлено, что артефакт выключил нас из потока времени на двести семьдесят два года. Конечно, мы пытались выяснить причину такого идиотского (с нашей точки зрения) поступка. И получили туманный ответ, который мы интерпретировали, как внутренние колебания Разума считать ли вторжение людей угрозой и о заключенном с самим с собою компромиссе – необходимости "карантина" и обстоятельного изучения этой свалившейся на "его голову" формы жизни. Ничего себе карантин – почти три столетия. Представьте, каково нам было после этого сообщения.

На вопрос, что стало с нашим кораблем, Разум просто сообщил, что тот улетел. И всё, больше мы ничего от него тогда добиться не смогли. Спасибо хоть воздух он для нас сотворил, не надо было постоянно в скафандрах таскаться. Да пищей, синтезированной по образцам взятых нами с собой пайков, спустя какое–то время начал снабжать.

Месяца через два мы окончательно освоились и постепенно даже самые упёртые свыклись с невозможностью возврата к прежней жизни. Люди и артефакт вели взаимное изучение. Разум, казалось, сам желал, чтобы мы поскорее освоились. И настал момент, когда он показал имевшийся у него корабль, названный нами "Реликтом", помогал его изучить и даже согласился на некоторую модификацию под нужды новых владельцев. Корабль оказался гибридом живого и не живого, поподробнее Разум объяснить не удосужился. Вооружения на "Реликте" не было, если не считать таковыми бортовых гравитационных установок, довольно мощных, что выяснилось при испытаниях. Экипаж кораблю не требовался, точнее, хватало и одного человека, а не нескольких сотен, что обычно необходимо для обслуживания звездолётов подобных габаритов и тоннажа.

Когда изучение и испытания "Реликта" завершились, несколько добровольцев, выбранных по жребию, отправились в "Большой мир". Пять с небольшим месяцев спустя они вернулись с собранными сведеньями. Так наш исследовательский отряд узнал о Катастрофе, Упадке и необратимо изменившейся картине нынешнего социально–политического устройства человеческой цивилизации. Тогда же после бесконечно долгих споров мы решили считать артефакт своей постоянной базой и уже отсюда проводить изучение достижений наших потомков, воздерживаясь от каких бы то ни было вмешательств. Наши тайные экспедиции продолжались несколько лет, оставаясь тайными благодаря в первую очередь "Реликту", во всём технически превосходящему все технологии обновлённого человечества.

В течении этих первых лет Разум постепенно проводил (с нашего согласия, конечно же) поэтапную биомодернизацию наших организмов. В результате мы получили и в мечтах не грезившееся долголетие и некоторые другие приятности. Среди этих других приятностей оказались и развиваемые ментальные способности, доселе находившиеся у многих (я здесь исключение) в латентном состоянии. В отряде с такими способностями оказалось шестнадцать человек.

Шёл год за годом, и вот по воле случая, легализовавшийся на столичной планете небольшого звёздного государства исследователь наткнулся на чужака. Биологически чужак был вполне обычным человеком, но только биологически. Не психически и уж точно не духовно. Исследователю-"первооткрывателю" тогда повезло, рунх оказался намного слабей его в способностях и ничего не заподозрил. Но с этого момента мы знали правду – рунхи не истреблены, они рассеяны среди человечества. А раз так, то они не могут не замышлять реванша. Хотя вполне могло оказаться, что и не замышляли, но наш опыт и наша ненависть не позволили нам тогда думать иначе. Впоследствии наша слепая уверенность подтвердилась. Вот тогда же, после открывшейся тайны про рунхов, мы получили новую, ставшую для нас не просто главной, а генеральной, цель своего существования – скрытное противодействие чужакам. И пусть по началу это выражалось, говоря языком древних, "козлить, где только можно", но постепенно, шаг за шагом, в галактике прорастала наша собственная тайная сеть, которая вот уже четыре десятилетия, пусть и с переменным успехом, расстраивает планы рунхов…

Жёлтая звезда постепенно приближалась. Теперь уже совершенно не оставалось сомнений, что какая–то из её планет была целью "Миранды". И вскоре стало ясно, что таковой может быть только одна – та единственная, что обладала биосферой.

– Сдается мне, о други мои, это не простая планетка, – шутливо заявил Оракул после продолжительного всеобщего молчания.

Эта реплика заставила обратить на него внимание. Оракул не зря звался именно так, парень обладал редкостной интуицией и нюхом на все необычное и тайное. И его шутливый тон меня не провёл, уж я‑то прекрасно научился различать, когда он шутит искренне, а когда маскирует что–то, что не желает выставлять напоказ. Не дурное ли предчувствие овладело им? Конечно, к теме предчувствий и всего того, что относят к области сверхчувственного восприятия можно относиться по–разному, это как пожелаете, со скепсисом или со слепой верой, но предчувствиям Оракула я доверял. Они, как правило, оправдывались. Потому он, наверное, и зовётся Оракулом.

– Вот что. Сделай–ка запрос на этот мирок, – распорядился я, перехватив его взгляд. – Посмотрим, фигурирует ли он в нашей базе данных. Оракул кивнул и потянулся к консоли.

А транспортник в это время под острым углом входил в плоскость эклиптики и постепенно гасил скорость. "Реликт" всё также следовал за ним, жестко соблюдая дистанцию.

– Вот, Пётр Викторович, готово, – доложил Оракул, переадресовывая извлечённые данные на мой экран.

"Так–так, посмотрим, – в этот момент я мысленно потирал руки, скользя взглядом по заплясавшим на экране строчкам, ещё не предполагая с чем столкнусь. Галактические координаты, всякая малозначительная цифирь, которую можно ёмко обозначить – то да сё. Карта системы… Тут меня проняла догадка. – Так и есть! Это же Темискира! Не хрена себе… – я с сомнением начал читать с начала. Нет, похоже, моя догадка верна. Та самая Темискира. Как же слышали… Сомнения отпали, прямо по курсу лежала считавшаяся давно погибшей планета. Затерянный землеподобный мир, на который в былые века претендовали сразу аж четыре звёздных державы. Какой дипломатический узел из–за него в свое время завязался! Пока, в конце концов, не началось четырёхстороннее освоение под общим протекторатом. – И так, что тут у нас… Климатические данные на экваторе, климатические данные на полюсах – ну это нам пока не надо, пожалуй. Ага, температура в средних широтах от –35 по Цельсию, +12, до +40, +5. Значит, зимы здесь бывают и мягкие и лютые (впрочем, тут кто как привык), а вот холодного лета вроде нет. Сила тяжести около 0,98 G от стандартной, плотность около единицы. Так, длина экватора… масса ядра… Период обращение вокруг светила – 376 суток. Естественный спутник Ириса… Действительно – землеподобная планета, даже спектральный класс светила – G2. А в реестре… в реестре ты, дорогуша, под индексом "А-2", а это у нас означает, что планета прошла полный цикл терраморфирования и наличие эндемической флоры и фауны не превышает двадцати процентов. То есть, если верить индексу, остались только самые агрессивные и жизнестойкие виды, но не несущие потенциальной угрозы. Просто великолепно, ну просто чудо, а не планета. В нынешние времена так не умеют, начисто позабыли науку терраморфирования. Повезло же её колонистам в своё время… М-да, вот именно, что в своё. Сейчас Темискира давно забыта. А ведь до Катастрофы её население составляло не так уж и мало – порядка четырехсот миллионов. Интересно, что же с тобой, дорогуша, произошло?"

Во мне пробудился исследовательский азарт, хотелось хорошенько повозиться с инфотекой, дабы прояснить некоторые вопросы да и просто ради удовлетворения любопытства, но тут настойчиво засигналил вызов с мостика.

– Слушаю.

– Пётр Викторович, – обратился капитан, – вас не затруднит подняться ко мне? Сенсоры засекли нечто интересное.

– Сейчас буду, – я отключился и рывком встал с кресла, нарочно игнорируя любопытствующие взгляды. Все знали, что наш капитан – человек иногда до неприличия прямолинейный, не терпящий всяческих витиеватостей, поэтому "нечто интересное" вместо прямого и чёткого изложения обстановки в его устах звучало, по меньшей мере, очень необычно.

Заинтригованный, я добрался до мостика за считанные минуты. Капитан приветствовал вежливым кивком, стоя на фоне грандиозной панорамы космоса. Панорамы, на которой самоцветами переливались россыпи звёзд, чинно красовались туманности и скопления, далёкие и близкие галактики – пусть всё это и виделось в тысячный раз, но впечатление от этого завораживающего зрелища просто не могло пресытиться, каждый раз по новой затрагивая некие душевные струны. Прямо по курсу на панораме росла планета, транспортник на её фоне был совсем не различим, даже на пределе увеличения его изображения. Его местоположение отмечал ярко–зелёный маркер.

Кивнув в ответ, я перенёс всё внимание на капитана, ища на его лице признаки беспокойства или иных чувств. Но тщетно. Хотя иного и не ожидал. Капитан Григорий Еронцев, как всегда был предельно собран и сдержан. Обладая крепким телосложением, вкупе с вечно сумрачным лицом, на котором отпечатались сильная воля и целеустремлённость, он даже в каждом движении являл отточенность и продуманность. Этакий классический образчик типажа космического волка, который, казалось, знает о своём деле не только всё, что ему знать должно, а и сверх того. Прямо писанный герой приключенческих саг времен первого освоения космоса.

– Два момента, Пётр Викторович, – начал Еронцев сухо и нельзя было усмотреть, что он чем–то озабочен, – первый, весьма неожиданный: на поверхности обращённой к нам стороны луны этой планеты сенсоры засекли неизвестный объект. Это искусственный объект, до семи километров в поперечном сечении. Но вот что меня настораживает – это то, что он возник всего несколько минут назад, как будто вынырнув из–под поверхности.

– При его–то размерах?

– Именно. Но самое здесь интересное, корабль считает, что возникший объект родственен "Реликту".

Корабль считает. Во как! Подобные обороты капитана меня всегда немного коробили. Правда была в том, что "Реликт" обладал зачатками интеллекта, теми зачатками, которые позволяли ему самоосозновать себя и в ряде случаев самостоятельно, по своей инициативе начинать контакт с человеком. Чаще всего с капитаном, к которому, видимо, питал особое расположение. В такие моменты невольно задашься вопросом, а зачатки ли это или нечто большее? Может, всё дело в неспособности человеческого разума (в данном случае – моего) навести тот тонкий мостик понимания, что позволил бы проникнуть в чуждый мир иного, принципиально отличного разума?

– То есть, артефакт древних?

– Похоже, что так.

– Неожиданная находка, – то ли прошептал, то ли подумал я вслух.

А задуматься тут было над чем. Найденных в галактике артефактов – следов неизвестной, погибшей бездну времени назад расы, можно пересчитать по пальцам. Часть из них руины, часть, меньшая, странные, слабо поддающиеся изучению титанические сооружения, непонятно как сохранившиеся и неизвестно какие в себе тайны таящие. А сейчас, нате вам, не ждано – не гадано обнаружен действующий артефакт. И стоит только информации просочиться, как в этой системе станет жутко тесно от разведкораблей всех заинтересованных держав. А то, что заинтересованных будет не мало сомневаться не приходится. Ничейный сектор в далекой малоосвоенной спирали, тут, пожалуй что и разведчиками не ограничатся. Могут сразу прийти большие эскадры во главе с решительными командирами.

– Да, неожиданная находочка, – повторил я, чертыхаясь про себя, и спросил: – Как думаешь, Григорий Романович, корабль не мог ошибиться?

– Думаю, что нет. Хотя утверждать не могу. Пётр Викторович, вы же знаете, корабль мне доверяет и решил поделиться своим предположением.

Ну вот, пожалуйста, "корабль доверяет", "корабль делится предположениями". Нет, определенно, я что–то упустил в отношении "Реликта", на котором ходил по галактике чуть ли не до рождения капитана нашего Еронцева.