Текст книги "На задворках галактики. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Валидуда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 80 страниц)

С самого момента появления генерала, и Ярему, и Хельгу охватило ощущение некой нереальности происходящего. Нет, неполноценное ощущение, а скорее намёк на таковое, словно отзвук столкновения сложившейся в их головах картины "правильности" дальнейшего развития событий с тем результатом, что как бы сам собой сложился здесь и сейчас. Впечатление такое, что одна из промежуточных целей общего плана действий, объявленного Красновым и одобренного всей группой ещё в Фалонте, была достигнута без малейших усилий с их стороны. Планировали наладить контакт с государствоохранительными структурами Новороссии, а те сами на них вышли. И то ли радоваться теперь, то ли нет? Так сразу не поймёшь. Если бы их группа сама искала выход, скажем на этого генерала, позондировала как его самого, так и его окружение, попутно собирая информацию о внутренней властно–политической "кухне" в Новороссии, то это была бы игра на их поле. Всё было бы привычно и соответствовало отработанным схемам. Теперь же пошла игра на чужом поле и возможности для манёвров на порядок меньше.

– Сударыня, – улыбнулся подошедший генерал с полупоклоном, поднеся протянутую Хельгой руку к губам. Было видно, что он оценил сей древний жест дамского благоволения. И не ударил в грязь лицом. В том же Фалонте такие тонкости общения мужчины и женщины были не в ходу. – Острецов Ростислав Сергеевич, – представился он, обменявшись крепким рукопожатием с Красевичем. – Генерал–майор разведуправления генерального штаба.

А должность не назвал, отметил Ярема и представился своим настоящим именем, так как от Еронцева знал, что Краснов дал на это добро.

– Красевич Ярема.

– А по батюшке? – полюбопытствовал Острецов.

– Приютский я. Найдёныш.

– Хели Корф, – назвалась Комета.

– По аргивейскому паспорту, – уточнил Острецов с лёгкой ехидцей.

Хельга осталась бесстрастна, выдерживая ироничный взгляд генерала. Она чувствовала его искренний интерес, не только профессиональный, а и простой человеческий. Ирония так и светилась огонёчком в его проницательных глазах. Вот же дьявол, поразилась она, фальшь он без труда различит. Да и к чему дразнить тигра? Ярема вон назвался и ничего. Интересно, неожиданно для себя самой подумала Хельга, а на Темискире есть тигры?

– Вировец Хельга, – произнесла она нейтральным тоном. И добавила: – На моей Родине отчества не приняты.

– Ну, вот и познакомились, господа инопланетяне, – сказал Острецов тем же нейтральным тоном и с интересом стал наблюдать ответную реакцию на последнее произнесённое слово.

Ожидаемой им реакции как таковой не последовало. Красевич и Хельга остались невозмутимы. Сперва невозмутимы. Секунд через пять оба посмотрели на генерала как на человека, всерьёз утверждающего, что небо есть твёрдое тело, отчего и метеориты с него сыпятся.

– Примерно такой реакции я и ожидал, – заявил Острецов и усмехнулся. – Или правильнее вас называть инопланетниками?

– А как вам угодно будет, господин генерал, – нашёлся Красевич. – Да хоть душами предков.

Чего–чего, а таких вопросов они никак не ожидали. Если Ярема стал улыбаться, делая вид, что оценил шутку, то Хельга была просто потрясена. Впрочем, ни вазомоторами, ни какой–либо иной реакцией она своего потрясения не выдала.

А Острецов отдал должное их выдержке. Он уже не сомневался, что видит перед собой носителей тех же способностей, что и он сам. А иначе давно бы просёк весь их эмоциональный фон, а если работать совсем уж аккуратно и располагать запасом времени, то повоздействовал бы на кое–какие центры мозга, ответственные за "внешние" пласты долговременной памяти. Вызвал бы на откровенность. Причём разум каждого из них сам бы изобрёл мотивы этой откровенности. Но увы, мозги этой парочки были напрочь для него закрыты.

Вторую часть материалов, переданную начальником разведупра, он изучил ещё в полёте. Нескольких часов на борту самолёта хватило, чтобы ни раз и ни два прочесть копии донесений фалонтской агентуры и изучить аналитические записки сопричастных к делу сослуживцев. Каких–либо окончательных выводов в аналитических записках не было, их Острецов сделал сам. Причём неожиданно для себя самого. Разработку господина Корфа и его группы (друзей? подчинённых? пока не ясно), странным образом добровольно согласившихся на путешествие в Новороссию под опекой Йенса, и добровольно открывших свои настоящие имена, их разработку Острецову поручили как куратору, отвечавшему за поиск и отбор новых кадров. Отнюдь не кадровиком он был, его основной заботой была оставшаяся в оккупированной Аргивеи агентура, а поиском кадров его отдел занимался по совместительству. Причём кадры отдел интересовали строго определённой "пробы", такие как ротмистр Мелёхин, например. Когда же из Фалонта стали приходить донесения, что наделавшего шуму господина Корфа не смог прощупать сотрудник подконтрольной Светлоярску аргивейской разведки, в разведупре началась разработка господина Корфа и компании. Вскоре материалы были переданы Острецову. К парадоксальным, на первый взгляд, выводам генерал пришёл в энный раз прочитав коротенький лингвистический отчёт о гуляющей по Фалонту платине. Оттиски на некоторых слитках были на неупотребимом и даже неизвестном на Темискире языке. Неизвестным в современной Темискире. Но слава Богу, сохранились старинные библиотеки, и всегда под рукой энтузиасты из учённой среды, в итоге было выяснено: оттиски сделаны на классическом французском.

Итак, Корф, он же Краснов, человек обладающий определёнными способностями, а значит подпадающий в сферу интересов отдела Острецова. Плюс слитки с французскими оттисками. Плюс Краснов почему–то совершенно добровольно согласился отдать себя и своих людей во власть Йенса, словно заранее был уверен в своей безопасности как на борту субмарины, так и после океанического вояжа. Словно смог он просчитать Йенса, капитенлёйтнанта ХВБ, давно работающего на морской отдел разведупра. И донесения самого Йенса давали пищу мозгам, в частности настораживал показной (а показной ли?) авантюризм, с которым Краснов и его люди согласились поучаствовать в затеянной Йенсом операции. Слишком легко они согласились спасти плотно обложенного Гюнтера, тоже, кстати, офицера ХВБ, в прошлом оберлёйтнанта цур зее морской пехоты. Плюс капитан южнораконского лайнера, на котором прибыли в Памфилион Красевич и Вировец, сообщил в порту об исчезновении трёх пассажиров – подданных Островного Союза. Просто так люди в море не исчезают, притом здоровые мужики, имеющие право на ношение оружия на борту иностранных судов по морскому договору, навязанному островитянами большинству стран. Плюс из года в год накапливающиеся косвенные данные о "прорывных" научных разработках в Велгоне, экспериментах, в которых технологический уровень на порядок, а то и выше, превосходил средний по планете. Взять хотя бы эксперименты с генетикой, которая во всех, кроме Велгона, государствах находится в зачаточном состоянии. И появление в велгонском танкостроении новых марок сталей. Мало того, новейший велгонский тяжёлый танк "Гоплит", пока ещё в опытных образцах, но дважды отметившийся на фронте. У "Гоплита" имелась торсионная подвеска, что в принципе не страшно, скоро торсионы появятся и у русских танков, настораживало другое – стабилизированная в двух плоскостях мощная 125–мм пушка и комбинированная броня. Это попахивало революцией в танкостроении, технологически Велгон обогнал остальные державы лет на двадцать минимум, именно такой вывод сделали допущенные к теме отечественные конструкторы.

Острецов с юных лет отличался неординарным мышлением, и вот во время полёта, на основании всех вышеприведённых фактов, которые вроде бы почти не взаимосвязаны, а иные и вовсе не взаимосвязаны между собой, он сделал свой, на первый взгляд, нелогичный вывод о "происхождении" группы Корфа—Краснова. Да, пусть не логичный, пусть даже интуитивный. Но в правильности своего умозаключения генерал не сомневался. Почти не сомневался, ведь быть в чём–то или в ком–то уверенным до конца, как известно, никогда нельзя. И тем не менее, он знал, что прав. Определённую роль сыграло и незабвенное: "не умножайте без меры сущностей", как писал древний монах Оккама.

А что теперь? Радость первооткрывателя, сумевшего понять, что многовековая блокада его мира прорвана? Пусть не изнутри прорвана, а снаружи, но тем не менее. Но нет, радости от сделанного открытия Острецов не испытывал, давно уже он разучился эмоционально реагировать, не достигнув поставленных перед собой задач. Прежде чем радоваться или посыпать голову пеплом, сперва надо понять, что из себя представляют эти нежданные инопланетники.

Остров Антика – удобное для изучения пришельцев место. Ну или взаимоизучения, куда ж без этого? Остров он и есть остров, просто так не испаришься с него. К тому же на Антике стоит гарнизон, ведь остров является операционной базой флота. Можно нечто вроде карантина устроить. Временного конечно, тут перегибать палку не стоит.

– Ну что же, – подвёл он итог, – у нас будет достаточно времени всё обсудить.

– Но сперва, – с капризной ноткой сказала Хельга, – вы нам устроите экскурсию по острову. А то на берег не успели с палубы сойти и сразу нас под замок. Даже пройтись по городу не дали.

– Желание дамы – закон, – легко согласился Острецов, гадая, зачем ей понадобилась демонстрация детской обиды. – А у вас, Ярема, какие пожелания?

– В море искупаться, – шутливо брякнул Красевич. – Впрочем, успею ещё.

– Тогда идёмте, а то чего доброго, без нас улетят, – в ответ пошутил Острецов, наблюдая как задвигались закрылки и элероны гидросамолёта, да винты четырёхлопастных двигателей слились в сплошной прозрачный круг.

Убирать трап и размещать подопечных вызвался штурман. Стрелок–радист уже устроился в хвостовом блистере и проверял радиостанцию, а командир, понятное дело, готовился к вылету. Пассажирам пришлось размещаться на жёстких скамьях, ничего комфортного, увы, на борту предусмотрено не было. Голая функциональность. Хорошо хоть парашюты под зад подложить можно было. Их штурман вытащил из закреплённого к борту ящика, как раз для таких, видимо, случаев. Предварительно он выложил перед ними комплекты шерстяного белья, свитеры, меховые шапки и рукавицы с шарфами, на ходу объясняя, что самолёт не герметичен и в общем–то не рассчитан для перевозки людей. Прямо как в зимнюю стужу готовились. Не поддевшись, на высоте можно запросто околеть от мороза. Хельга переодевалась отдельно, посмеиваясь про себя при виде дружно отвернувшихся мужчин. И Ярема с ними заодно, решил, видать, не выделяться. Местные нравы её забавляли. Ну что, казалось бы, такого в том, что они увидят её в нижнем белье? Фигуры своей она не стеснялась, наоборот даже, да и не голой же она предстала бы пред мужскими взглядами. Однако шокировать аборигенов откровенной демонстрацией своего тела она не собиралась. Никчему вызывать ненужные кривотолки, на этой планете, как она успела убедиться, и на пляжах появлялись в закрытых купальниках. Когда с переодеваниями было покончено, штурман всем по отдельности помог облачиться в спасательные жилеты и самолично надел на пассажиров парашютные ранцы. Напоследок он внимательно проверил, правильно ли всё подогнано, и со спокойной душой скрылся за дверью кабины.

Вой двигателей перерос в низкий дребезжащий гул. Лёгкая водная рябь в иллюминаторах стала постепенно смазываться, самолёт начал плавный разбег, оставляя на спокойной воде вспененный поплавками след.

– С Богом, ротмистр! – попытался перекрикнуть гул Острецов. Летать над морем ему пока ещё не доводилось. Где–то в душе появился неприятный осадок при мысли, что в случае чего и парашюты со спасжилетами вряд ли помогут. Долго ли сможет человек продержаться в холодной воде? Но стоило пройти мгновению и осадок бесследно растворился, вытесненный восторгом полёта. Летать генерал любил с юношеских лет.

Мелёхин генерала не расслышал, но догадавшись по жесту, что хотел сказать его новый начальник, привычно перекрестился.

А Хельга и Ярема, разместившиеся на скамье по другому борту, застыли с загадочными лицами. Летать вот так им было не просто в диковинку, а сродни аттракциону для любителей острых ощущений.

Гидросамолёт МР-7П с бортовым номером "18" был далеко не новым. Двенадцать лет беспрерывной эксплуатации оставили на его теле свои следы. Двигатели так вообще раз десять меняли после полной выработки моторесурса. С набором высоты корпус пробила ощутимая дрожь, так и казалось, что самолёт вот–вот развалится в воздухе. Но это только так казалось. На самом деле борт "18" находился в хорошем техническом состоянии.

Пассажиры прильнули к иллюминаторам, рассматривая идущие на перископной глубине подлодки. А ведь их только так, пожалуй, и увидишь – с высоты. МР-7П предназначался главным образом для обнаружения вражеских субмарин, поэтому эти тихоходные самолёты–амфибии продолжали тихо трудиться в составе ВВС флота, наравне с более новыми и пока ещё редкими представителями следующего поколения гидроавиации.

Зрелище открытой во всей красе и беззащитной с высоты подлодки вызвало у Красевича и Хельги невольный восторг. Не меньший восторг вызвал минуту спустя показавшийся эсминец. Корабль выглядел игрушечным и будто застывшим на месте. Так казалось из–за несопоставимой разности скоростей. В подвижность идущего экономичным ходом в тридцать узлов эсминца можно было поверить, лишь наблюдая вспененный за кормой кильватерный след.

Стараясь чтобы это было незаметно, Острецов поглядывал на прилипших к иллюминаторам инопланетников. И всё больше убеждался в правоте своих выводов. Сидевшие напротив пришельцы позволили себе слегка расслабиться и чем–то напоминали ему обычных любопытных детей.

Краснов не сразу смог определиться в каком качестве его и ребят принимают на таррагонской базе. То что они не пленники (а ведь были у Краснова подобные подозрения во время морского путешествия) – однозначно, скорее почётные гости. Россказни словоохотливого за выпивкой Йенса, успевшего в кругу старых знакомцев, видимо с позволения начальства, потеребить языком о роли их троицы в операции прикрытия отхода Гюнтера, возвели Краснова, Кочевника и Оракула на пьедестал героев. Нет, "пьедестал героев" – это, пожалуй, через чур, скорее их приняли за диверсионную группу, да и дружескому отношению к ним на базе йенсова трескотня поспособствовала. Если взять и спокойно подумать, то, наверное, это не было так уж удивительно. Их троица прибыла на базу на эскадренном миноносце "Гремящий", нежданно–негаданно удостоилась приёма самим командующим таррагонской базой контр–адмиралом Щедриным, да вдобавок имена и родной язык позволяли отнести их к соотечественникам. Мда, язык… С ним иногда случались некоторые шероховатости. По наблюдениям группы, русский на Темискире был более архаичен, чем даже в одной далёкой галактической империи.

Однако Краснова трёп Йенса удивил. Сильно удивил. Как и беспечность самого Йенса, вкупе с его начальством. Не дурак ли Йенс, если мелет о своих похождениях с гарнизонными приятелями? Но на дурака он как раз не похож, островитяне на него который год безуспешно охотятся. Тогда что? Расслабился, почувствовав себя дома, где все кругом свои? Ерунда. Йенс не туп, как может показаться со стороны, когда ему выгодно так прикинутся. В его здравомыслии и аналитических способностях Краснов успел убедиться. Очевидных мотивов Пётр Викторович не видел. Будь Йенс его подчинённым, болтать бы ему Краснов запретил. Примечательно было то, что на второй день Йенс куда–то срочно отбыл. А Гюнтера никто из ребят ни разу не видел после нескольких дней совместного пребывания в тесном кубрике "Гремящего".

Группу разместили в гарнизонном общежитии и несколько дней ребята были предоставлены сами себе.

Кочевник, которого здесь называли не иначе как Димка Семёнов, вполне органично вписался в круг завсегдатаев офицерского клуба и ночи напролёт играл там в бильярд, выпивал, а под утро с тоской в глазах провожал на утренний развод собутыльников. Вспоминалось ему в такие минуты собственное армейское прошлое, а старая закалка позволяла весь день обходиться без сна. И так дни напролёт. Поэтому его легко приняли за своего и морские стрелки, как официально в Новороссии назывались морпехи, и офицеры плавсостава и береговой обороны. Два дня назад случилось Кочевнику заключить пари. Загорелось ему вдруг выяснить, кто более меткий стрелок, он или общепризнанный в местной среде мастер – некий майор Храпунов. Стрелять условились не из обычного армейского "Сичкаря", а из более лёгкого "Воркунова". Когда палили по бутылкам, промахов, не смотря на выпитое, не допустил никто. Тогда под одобрительные возгласы наблюдателей, решили продолжить пари в тире, от пробежки на стрельбище, после долгих колебаний, решили отказаться. Кочевник и правда хотел выиграть пари, подумаешь местный чемпион, но майор поддержал свою репутацию непревзойдённого стрелка, набрав на два очка больше. Пришлось Дмитрию раскошелиться на три бутылки самого дорогого на базе коньяка, который к утру был дружно распит.

Сашка Кужель предпочитал проводить время в библиотеке или за партией преферанса. После полудня наведывался на берег, сначала поплавать, а после с бутылкой вина почитать прихваченную в библиотеке книжечку. С точки зрения местных, это было чудачество, мало того что не сезон для купания, так ещё и пляжей на базе не было, ближайшие "нормальные" (оборудованные) пляжи находились в Таррагоне. Из–за этого чудачества на Оракула посматривали как на человека не от мира сего, и никто ведь не знал, что это была правда.

Краснову Антика понравилась. Остров был приятен во всех отношениях. Время он предпочитал проводить, как и Кужель, отчасти в библиотеке, надо же расширять познания об этом мире, а отчасти в прогулках вдоль берега в пределах базы. По вечерам его на рюмку чая приглашал командующий. Контр–адмирал Щедрин оказался человеком эрудированным, лёгким в общении и, кажется, их беседы доставляли взаимное удовольствие. Трудностей в общении Краснов не испытал, если и возникали некоторые неловкие моменты, как, например, пробелы в знаниях реалий этого мира, Петру Викторовичу так или иначе удавалось выкручиваться. Как оказалось, для контр–адмирала он был "человеком из центра", о чём Щедрин сам проговорился. Знать бы, подумал тогда Краснов, кто это так расстарался на его счёт? Хотя конечно догадаться было не так уж и сложно.

Изучая командующего, Пётр Викторович сделал интересное открытие, контр–адмирал превосходно разбирался в океанографии и морской биологии, а когда Краснов поинтересовался, нет ли у него научных трудов, то был не мало удивлён ответом. Щедрин, оказывается, был членом академии наук Новороссии и являлся участником нескольких гидрографических экспедиций, автором множества монографий и спорной теории о происхождении некоторых эндемичных морских видов, ведущих родословную от хорошо изученных зоологической наукой предков, завезённых с прародины человека, то есть с Земли. Да, на Темискире Землю забывать не собирались. Почему адмиралова теория спорная, Краснов выяснять не стал, заочно приписав себя к её сторонникам, когда во время утренней пробежки вдоль берега стал невольной жертвой физиологии местных чаек. Темноморские чайки облюбовали Антику давно и прочно. С земными пернатыми их роднило не только название, но и предки. В те времена, когда колонизировалась Темискира, с Земли регулярно летали корабли с инкубаторами, серпентариями и прочими зверинцами, равно как и садами–оранжереями. Главное, что на генофонде земной фауны вся эта зооэкспансия не отразилась плачевно.

Вот так неспешно шло время в ожидании какой–то столичной шишки из разведупра.

Интересно, что за контора этот разведупр, размышлял Краснов, что к ней с таким предыханием относятся? Внешняя разведка как будто. Не госбезопасность. А может где–то в чём–то разведупр выступает в такой роли? Но вот что странно, на базе не боятся особистов и иже с ними. Опасаются – да, но не боятся. Однако лучше бы боялись, ибо языками поменьше мололи. Надо будет идею подать, решил Краснов, насчёт наглядной агитации. Плакатик какой–нибудь на тему болтунов и шпионов. Только кому идею подкинуть? Да хоть бы и этой птице из разведуправления.

Что за птица, думал Краснов, мы ещё посмотрим. А вот к Хельге и Яреме, с которыми должен был прибыть столичный гость, у Петра Викторовича имелось несколько нелицеприятных вопросов. Совсем они что ли разум потеряли? Обязательно было тех троих островитян убивать? Однако устроить хорошую взбучку Краснов намеривался до тех пор, пока не посмотрел переданную Еронцевым запись хельгинова переговорника. Посмотрел и пыл поутих. Всё происходило в её же каюте класса люкс, которые на современных темискирских лайнерах имели неплохую шумоизоляцию и кричи не кричи – никто не услышит и не придёт на помощь. Когда твоей соратнице, двое тренированных бойцов руки выкручивают, да издеваются над беспомощной жертвой… И ведь же что удумали, ночью, когда она спала, газ в каюту пустили. Не убойную дозу, беспробудная жертва им не нужна была. Подождали минут десять пока газ на безвредные составляющие распадётся, и взяли Комету почти тёпленькую. Обрабатывать стали, удивляясь по ходу, что она ещё держится. Хельга тоже не беззащитная овечка, но всё–таки женщина, даже не будь она одурманена, не смогла бы им противостоять. Поэтому, когда Красевич просто и без затей пресёк островитянам их жизненный путь, Краснов признал его правоту. А нехрен девочек обижать. Там поблизости и третий оказался на его беду.

В общем–то, времяпрепровождение на базе можно было назвать и приятным, и полезным. С одной стороны вроде бы свобода передвижения, над душой никто не стоял, никакого повышенного интереса контрразведки, по крайней мере, явного. Ходить дозволялось практически везде, кроме территории боксов с техникой и выхода за КПП. Пределы свободы передвижения внутри базы Краснов выявил в первый же день, когда оказался у ворот парка артиллерийского полка морской дивизии.

Большая степень свободы и посиделки с Щедриным – всё это можно было записать к приятностям. А вот к полезностям Краснов относил без особого труда получаемую информацию об острове. Что было не сказать чтобы трудно, как–то само собой это выходило. Разговоры в офицерском клубе, обмолвки в столовой и на крыльце общежития, да и что греха таить, спонтанное воздействие на гарнизонных офицеров и гражданский персонал. Мда, будь он вражеским шпионом, не мало бед принесли бы длинные языки здешних господ командиров. Куда, спрашивается, особый отдел смотрит? Впрочем, может быть он как раз и смотрит. Другое дело, что существовало, ну просто должно было существовать какое–то распоряжение на счёт Краснова и его группы. Да такое распоряжение, что сомневаться в этих, так сказать, "прикомандированных" ни особый отдел базы, ни Щедрин не смели. Такое положение дел Краснова немало удивляло, он даже склонялся к мысли о то ли беспечности того ответственного лица, что так распорядилось на его счёт, то ли о халатности.

А что ещё можно было думать? За неполную неделю пребывания на территории базы Пётр Викторович выведал не только демографическую, экономическую и историческую информацию об острове, но и то, что с полным правом можно отнести к секретным данным. И это без задействования "Реликта".

Остров Антика, принадлежавший прежде Великому Герцогству Арагонскому и присоединённый им к своим владениям в тёмную эпоху Дикости, был завоёван Новороссией в начале нынешнего века. Таррагона, близь которого располагалась база ВМС, была по темискирским меркам городом крупным, с население около полумиллиона человек. Город, расположенный на восточном побережье острова, был красив, действительно красив. Современные архитекторы не переставали изумляться и планировке Таррагоны, и обилием величественно–прекрасных общественных зданий, купеческих особняков и дворцов, принадлежавших когда–то арагонским аристократам, в сотворении которых вложили своё мастерство многие талантливые зодчие прошлого. Да и взять чёрно–белые снимки из хранившегося в гарнизонной библиотеке альманаха "Самые красивые города мира", даже они завораживали. Несомненно, талант фотохудожника значит многое, но мастеру нужен и достойный объект приложения собственного таланта.

Таррагонскую архитектуру варвары–завоеватели, как арагонская пропаганда называла своего северного соседа, не тронули. Даже костёлы не "перекрестили", что поспособствовало относительно малому оттоку арагонского населения с острова. Не тронутыми остались и более мелкие городки, деревеньки и рыбацкие посёлки. Через два поколения большинство оставшихся арагонцев стали гражданами Новороссии. Это открытая информация об острове. Ну а закрытая…

К таррагонской базе были приписаны четыре новейших линкора 3–й дивизии линейных сил, 6–я бригада эскадренных миноносцев в составе девяти из некогда двенадцати единиц (два эсминца были потоплены в начале войны, а один стоял в ремонте на верфи молодого городка Славяноморск на юге острова) и два дивизиона малых тральщиков. Помимо этого здесь базировалась флотилия амфибийных сил 4–й морской дивизии. Два полка 8–й бригады, входившей в 4–ю МорД, дислоцировались на западном побережье острова, где базировались линейные крейсера, эскортные авианосцы и 13–й ОМБК – отряд малых боевых кораблей в составе торпедных катеров, тральщиков и минных заградителей. Была на Антике ещё одна база, расположение которой знали только её персонал и экипажи базировавшихся там подводных лодок.

По периметру остров защищали двенадцатидюймовые батареи, прикрытые зенитной артиллерией, а с воздуха остров прикрывал истребительный полк авиации ВМФ. На Антике дислоцировался ещё один авиаполк – 28–й САП в составе торпедоносных, штурмовых и разведывательной эскадрилий.

В принципе, тут ещё как посмотреть, имеет ли такая информация реальную ценность. Краснов считал, что имеет. Кочевник, например, выяснил, что один из эскортных авианосцев, базирующихся на западном побережье, трофейный – бывший хаконский, с хорошо известными ТТД. И состав авиагруппы он узнал и фамилию командира корабля. Благодаря длинным языкам морпехов, также выяснил, что любой большой десантный корабль таррагонской флотилии способен взять на борт батальон морских стрелков или пушечную шестиорудийную батарею с личным составом, пятью боекомплектами и прочим снаряжением. Плюс опять же некоторые тактико–технические данные этих БДК. Скорость хода, осадка, вооружение, бронирование. Не слабо?

А Оракул без напряга выяснил, что таррагонскую базу прикрывает 16–я батарея береговой артиллерии. Что состоит батарея из двух трёхорудийных башен, снятых лет тридцать назад со списанного крейсера "Александровск". Бронирование башен и по нынешним временам оставалось на уровне современных требований, например фронт имел 360–мм броню. Бетонные барбеты башен защищены листами 320–мм брони. Расчёты и погреба укрыты в железобетонных казематах, а сами башни окружены двумя поясами фортифицированной обороны, в том числе ДОТами. В составе батареи имелись блиндированные сигнальные и дальномерные посты. Выяснил, что в секторе обстрела батареи вражеские корабли гарантированно ближе восьмидесяти миль не подойдут, если не хотят артиллерийскую дуэль затеять. Береговые орудия пристреляны по каждому квадратному кабельтову, а супостату, сунься он в гавань, понадобиться время на пристрелку. Это может стоить гибели кораблю. Одно дело потерять береговую батарею, совсем другое – корабль. Пусть даже нанести крейсеру, а ещё лучше линкору серьёзные повреждения и потерять батарею, разница потерь несопоставима. Мало того, Оракул выяснил, что во второй башне 16–й батареи сильно заедает механизм вертикальной наводки среднего орудия, а ремонт обещается не ранее февраля. К тому же половина огнеприпасов батареи произведена не позже 80–го года прошлого века и фиг знает, как они себя поведут, случись бой.

Краснов представил, что Оракул работает на арагонцев, которым не терпится разыграть очередной реванш и отобрать Антику, воспользовавшись войной Новороссии с Велгоном и Хаконой. А что? Вполне правдоподобный сценарий. К тому же арагонцы, в отличие от тех же бразильцев, как правило светлокожи, а многие местные жители русский как родной знают. Наверное, адмиралтейству Великого Герцогства Арагонского весьма кстати пришлась бы информация о 16–й батарее. На острове не могло не быть арагонской агентуры. И хорошо, если её нет в гарнизоне базы. В продажность господ офицеров да и унтеров Краснову верить не хотелось, но помимо них есть и вольнонаёмный персонал. Правда, большинство вольнонаёмных – либо жёны, либо прибывшие по контракту с материка специалисты мирных профессий. Но из местных тоже кое–кто был.

Кофе, чай и сигареты. Разговор Краснова с Острецовым длился уже более часа. "Нюхач" в режим подавления Пётр Викторович активировать не стал, пусть себе пишут. Но от использования "подавителя" – ещё одного полезного в хозяйстве приборчика из личного арсенала, отказываться не стал. Сказалась привычка. "Подавитель" надёжно экранировал от влияющих на психику инфразвуковых излучений и, бывало, в других мирах спасал жизнь, конечно, если под таковой понимать способность независимо мыслить и обладать свободой воли.

По–своему разговор был увлекателен и начался с взаимного прощупывания. Надо ведь было для начала изучить собеседника, составить предварительное мнение, найти точки соприкосновения. Хорошо бы и в мотивации разобраться, да ценностные ориентиры определить. В какой–то мере в дебюте им обоим это удалось. Да, первую часть этого обоюдно интересного, но трудного разговора можно было по праву назвать дебютом, потому как начало походило на партию в шахматы. Представителя разведуправления Краснов нашёл человеком проницательным, непредвзятым и обладающим неординарным мышлением. Сработаться с ним, если взаимное согласие будет достигнуто (а к этому всё располагало), было бы просто.

Разговор шёл почти без околичностей, несколько витиевато, но всё же по существу. Острецова интересовала конкретика. Так было даже проще. Такой подход генерала Краснову пришёлся по нраву, не надо было ходить вокруг да около, плетя без меры словесные кружева, разве только самую малость их плести приходилось. А своего удивления по поводу догадки Острецова, Пётр Викторович скрывать не счёл нужным, догадался – и молодец, сделаем ему приятно, пусть потешит своё самолюбие. Только вот словечко "пришельцы" позабавило так позабавило. Ну да бог с ним, пришельцы и пришельцы.