Текст книги "На задворках галактики. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Валидуда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 80 страниц)

Взмах – срубленная голова ударилась о стену, а тело медленно осело и глухо стукнулось о пол.

У лестницы Масканин очутился в два прыжка. И впечатал себя в пол – длинная очередь через окно размолотила кухонную утварь. Следом в то же окно влетел третий диверсант и с перекатом ушёл в сторону. Он рефлекторно отклонился – Максим настильно бросил в него «Сичкарь», метя в голову, и этой секундной задержки хватило, чтобы с ним сблизиться. Масканин рванулся так, что ещё немного и порвались бы связки; клинок самым краем зацепил ствол ППК. Вибрирующая кромка – продукт технологий древней войны, рассекла оружейную сталь, словно острое лезвие простую бумагу, только вот срез оказался неровным, тот участок ствола, на который пришёлся удар, сплющило. Велгонец, ещё не восприняв этого, попытался выстрелить. Ствол разорвало и мелкие осколки полетели во все стороны. Некоторые ударили Масканина в спину, когда он уже приземлился на пол, и застряли в плотной ткани кителя. Велгонец же рефлекторно закрыл лицо руками. Не вставая, Максим врезал ему ногой в голову и, словно напружиненный, бросил своё тело подобно тарану, вбив врага всей своей массой в горизонталь. Диверсант отключился, сильно ударившись затылком о половицу и только после этого Максим увидел, что один из осколков попал ему под глаз. Зрения он, похоже, не лишил, но свою роль сыграл – стал на секунду–другую деморализующим фактором.

Стреноживать велгонца времени не было и Максим поискал глазами автомат.

А в это время на чердаке замолк пулемёт. Гадать, перезарядка ли это или пулемётчик забеспокоился за свой тыл, дело пустое. Максим подобрал у второго велгонца автомат – армейский «Ворчун». Магазин оказался почти полон, а в разгрузке обезглавленного нашлось ещё два рожка. Не мешкая, Масканин прострелил руки и ноги потерявшему сознание велгонцу, и вернулся ко второму мертвецу. Вот теперь порядок, ещё б пару гранат для полного счастья… Но их не было.

Зато по крайней мере одна нашлась у пулемётчика. Она прилетела с чердака и, запрыгав по полу, покатилась к сеням. От взрыва Масканин укрылся за печкой. Сорванный ударной волной чугунок больно ударил в плечо. Но боль быстро погасла. В воздухе завихрилась пыль и мелкая побелочная взвесь.

Сплюнув, Максим принялся методично простреливать потолок короткими очередями, расстреляв два рожка. Пулемётчика он, похоже, таки достал. Наверху было тихо. Переступив через рухнувшую люстру, он вернулся в первую комнату и обыскал валявшегося там диверсанта. И нашёл то, что хотел: две гранаты – обычные армейские РОГ-2, но с керамическими рубашками. На фронт такие не поставлялись, считалось, что там они ни к чему. Выходит, эти трофеи достались либо от жандармов, либо от бойцов Главразведупра. Да и «Ворчун» в войсках не шибко распространён.

Сняв рубашки, Масканин задержал взгляд на убитом. Лицо его, хоть и обескровленное и сведённое предсмертной судорогой, показалось знакомым. Максим готов был поклясться, что позавчера видел его начальником патруля, но тогда он ходил в офицерском мундире повседневного образца с погонами поручика. Теперь же покойник был облачён в пятнистую полевую форму без знаков различий.

– Ловкий гад… – вслух оценил его находчивость Масканин и продолжил обыск, словно это не тело павшего в бою воина, а тюк с грязным бельём.

Уважение как к достойному противнику, он к нему не испытывал – трупы селян в соседней комнатке проявлению уважения не способствовали. Не сомневаясь, что этот мертвяк был старшим в этой четвёрке, он отсёк ему голову – как того требовал приказ о «стирателях».

Пулемётчик так и не подал признаков жизни, но на чердак гранаты всё же полетели – на всякий случай. Укрыться там от них негде и этого диверсанта можно было списать со счетов.

На этом участие Масканина в операции закончилось. Когда он выбрался из дома, шум боя уже стихал и через несколько минут наступила тишина. Вспомнив о плече, он осмотрел порванный рукав и ссадину – пуля прошла впритирку. И как назло в этот момент ссадина начала ныть.

А потом началась настоящая чехарда. Всюду носились армейцы, возглавляемые своими или комендатурскими офицерами. Генерал Веретенников приказал закрыть Новосерповку и никого не выпускать. Где–то через час в небе над деревней появилось звено истребителей и осталось барражировать пока прямо на поле не приземлился «Владимир». Транспортник доставил взвод штурмгренадёр, группу «охотников» и генеральские чины Главного разведуправления и Жандармского Корпуса. Наведение порядка Веретенников с явным облегчением спихнул на прибывших и, пообещав позже ответить письменно на все вопросы, убыл из Новосерповки. Сопровождавшая его колонна насчитывала едва ли половину прежнего состава. Уцелел всего один мотоцикл, все остальные были подбиты в самом начале боя.

Велгонцы своей задачи не выполнили, но бед натворили немало. Штаб корпуса потерял убитыми и ранеными половину офицеров, был ранен и начштаб. В комендантской роте оказалась выбита треть состава, а потери в маршевых подразделениях подсчитывали до вечера, в них погибли все командиры, что и послужило причиной неразберихи.

Позже стало известно, что ни один диверсант не выскользнул. Когда следствие установило картину боя, выяснилось, что в Новосерповке действовали аж три группы. Очень пригодились пленники, захваченные Масканиным и Обдорцевым. Эти два велгонца при потрошении дали очень ценные сведенья, благодаря которым было установлено, что в деле «Туман» ошибочно предполагалась единственная группа «стирателей», тогда как их было две. В одной восемь бойцов, среди которых собственно «стирателей» трое; в другой семеро, пятеро из них простые, но прекрасно подготовленные диверсанты. Велгонцы и вправду клюнули на приманку, о чём Веретенникова в известность так и не поставили, не желая доводить его до бешенства тем фактом, что его заведомо подставили под удар. Третья группа диверсантов, насчитывавшая десять человек – обычные фронтовые разведчики. Они получили приказ оказать помощь в Новосерповке. Из этой группы захватить не удалось никого, все погибли в бою либо покончили с собой, получив тяжёлое ранение. Это считалось нормой по обе стороны фронта, ведь разведчики знают, что их ждёт в случае пленения.

Возможность отдохнуть у Масканина выпала только к вечеру.

Ручеек лениво проносил опавшие листья, солнце клонилось к закату, а ветер несмело трепал траву. Островок спокойствия в полукилометре от кипящей в деревне суеты. Масканин прислонился к дереву, рассевшись под раскидистой кроной, и слушал Торгаева.

– Не поверишь, Макс, как я за ней гнался… – Торгаев потёр сбитые колени и поморщился. – Я за этой каргой старой по огородам, да через заборы… все локти и колени содрал. Даже не помню где фуражка слетела.

– Здоровая, видать, бабка была, – хихикнул Масканин, представляя себе картину погони: молодой крепкий парень, тем более офицер, гонится за старухой и всё никак не догонит.

– Здоровья у неё как у лошади, – усмехнулся Торгаев. – Только лошадь стрелять не умеет. А эта сука на моих глазах пятерых положила… Ты чего?

– Да так… – Максиму вдруг вспомнились слова поручика Опёнышева про многоликость врага.

– Нет, Макс, ты бы видел как она бегала! А потом когда она мужиком стала… – Торгаев скорчил страшную гримасу, смешно вытаращив глаза.

– Ты чего, Стёп? Употребил что ли?

– Да хрен там! Сам же знаешь, не люблю я спиртное. Я и сам тогда подумал, что сбрендил… Но когда Семёнову докладывал, он так не считал. В общем, в определённый момент с моих глаз словно пелена спала. И знаешь, бабы так драться не могут, у меня от его кулака часа два башка гудела.

– Ну а потом–то ты его проверил? Ну чтоб наверняка узнать?

Торгаев секунды на две застыл и вдруг нервно засмеялся.

– Нет, Макс, чтоб ты там себе ни думал, а труп так мужиком и остался.

Сзади тихо подошёл Обдорцев и плюхнулся на землю у дерева. С минуту все молчали, ротмистр был мрачен и не отрываясь смотрел на ручей, словно ища в созерцании водной стихии успокоения.

– Похоронили? – спросил Торгаев.

Обдорцев кивнул и скорее не сказал, а выдавил из себя:

– Я с ними с первого месяца войны… Матёрые, осторожные… и так запросто дали себя убить.

Торгаев вздохнул, он по натуре был переживательный. А Масканин хотел сказать про «стирателей», но промолчал, ему показалось, что это сейчас лишнее, ротмистр и сам всё понимает.

Тела жандармов Опёнышева и Дмитриевского нашли не сразу, их велгонцы спрятали в погребе. Выясняя как их убили, Обдорцев с оперативниками установил, что они наткнулись на диверсантов внезапно. Дмитриевского убили выстрелом в спину, используя глушитель. А Опёнышев, получив ранение в кисть, державшую выхваченный пистолет, успел смертельно ранить метательным ножом одного из «стирателей». После этого пуля поразила поручика в голову и уже у мёртвого, у него переломали в четырёх местах уцелевшую руку, а потом выкололи глаза и долго пинали. Видать, вымещая злость.

Жандармы из группы Семёнова потерь не имели, но однокашник Масканина – подпоручик Ершов получил тяжёлое ранение в бедро, когда он и полковник прорвались в штаб и начали поединок с велгонцами. Поединок этот со стороны выглядел сущим безумием: в первую минуту штабные офицеры подумали, что Ершов и Семёнов стремятся застрелить друг друга и попытались вмешаться. Так погибли некоторые офицеры. Вскоре оказалось, что народу в здании куда больше, чем думали. Начали вдруг «проявляться» трупы, а за ними и пока ещё живые диверсанты. Потом «прозрели» и солдаты комендантской роты, находившиеся на позициях вблизи штаба. И когда велгонцы поняли, что кто–то из «стирателей» мёртв и отвод глаз больше не действует, они ринулись на растерявшихся солдат. Но кто–то их унтеров рявкнул команду и не дал солдатам запаниковать. Последовая короткая и жестокая рукопашная. Никто из велгонцев живым не дался.

Головы убитых «стирателей» упаковали в криоконтейнеры и этим же вечером выслали «Владимиром» в столицу. Следствие, между тем, продолжалось. Генералы Хромов и Краснов посчитали операцию успешной, но разнос Семёнову всё–таки устроили. Досталось и Масканину с Торгаевым, когда выяснилось, что накануне нападения они разделились. Впрочем, «охотников» наградили, жандармов тоже, но сперва и тех, и других задолбали писаниной.

Когда через несколько дней Масканин летел в Светлоярск, на душе у него было невесело. За все годы войны его не раз представляли к наградам, но в итоге все представления зависали в высоких штабах. А ведь на фронте, бывало, сутками из боёв не выходил. А тут сразу орден дали. Выходит, начальство высоко оценило голову того «стирателя». Умом–то он понимал значимость добытой головы, но с точки зрения боевого офицера–армейца, кем он в душе так и остался, операция в Новосерповке смотрелась как незначительный эпизод на второстепенном участке фронта.

Глава 5

Запретные территории. Южный материк. 14 октября 153 г. э. с.

В наручных часах заверещал будильник. Оракул прокинулся и глянул на табло – 6:00. Зевнув и потянувшись, вырубил сигнал. Часы – чуть ли ни единственный предмет не из этого мира, он забрал из своей каюты, когда в июне побывал на «Реликте».

В комнатушке, что он выбрал себе для отдыха, за прошедшие века сохранилась кое–какая мебель. Хотя «мебель» – это слишком сильно сказано, скорее каркасы, сработанные из металлопластика. Всё остальное, некогда состоявшее в убранстве помещения, безжалостное время не пощадило. Спать пришлось на полу, подложив под голову скатку из куртки. За последние сутки он порядком вымотался и, чтобы отдохнуть, двух отпущенных самому себе часов совершенно не хватило. Тело затекло и спать хотелось просто жутко. Но Оракул встряхнул головой, разгоняя туман в мыслях, и подошёл к бачку с водой. Умылся, вытерся успевшим подсохнуть полотенцем и вытряхнул на ладонь из НЗэшной аптечки таблетку стимулятора со странной маркировкой "?11». Откуда взялось такое название он не знал. Несколько секунд раздумывал, глотать ли таблетку и всё–таки проглотил. Сам по себе препарат мог только взбодрить, причём всего–то на четыре–пять часов и его воздействие на центральную нервную систему было сравнимо с лёгким амфетамином. Правда, в отличие от амфетамина, по воздействию на метаболизм "?11» практически безвреден. Однако химия есть химия, к ней Оракул питал неприязнь. Сейчас он остро жалел, что так мало захватил с собой травяных сборов, способных дать бодрость лучше любой таблетки, и главное, ЦНС после таких трав не расплачивается как после химии.

Выдав себя эхом тяжёлых шагов, в дверном проёме возник посыльный и, обозначая своё присутствие, вежливо постучал об остатки наличника. Дверь в комнату давно сгнила, её остатки Оракул ещё накануне по частям вынес к куче хлама.

– Александр Иванович, вас полковник Морошников к телефону.

Натянув куртку и сапоги, Оракул буркнул:

– Пошли.

Для связи с поверхностью успели проложить кабель, соединяющий полевые телефоны. Морошников сейчас находился наверху, руководя обустройством оборонительных позиций. Пригодятся они или нет – это ещё вопрос, но полковник счёл за благо подстраховаться.

Следом за посыльным Оракул шёл по большому залу, что в былые времена, по видимому, предназначался для отдыха и ожидания. Потолок, стены и пол из неподвластного времени бетонита, по центру зала возвышались колонны, потрескавшиеся и с проплешинами отколовшихся мраморных плит. Почему колонны сделаны не из бетонита, внешне очень похожего на белый мрамор, так и осталось загадкой. Рассеянный свет лился прямо из потолка, не оставляя теней. Здешняя система освещения да и всего портала имела десятки фотореле. Свет загорался от датчиков движения, вероятно, это и послужило тому, что за прошедшие века генераторы не израсходовали энергию. Радовало и то, что древняя техника оказалась столь долговечной, а ведь за долгие годы агрегаты вполне могли выйти из строя. Ещё как могли! Ведь кое–что всё–таки перестало работать – канализация и водопровод. С первой проблемой справились легко: выделили пару комнаток под отхожее место. А вот вторая проблема пока что таковой значилась потенциально. Водой отряд был обеспечен на месяц и по этому поводу особых беспокойств не возникало. Но как оно там в дальнейшем повернётся, если островитянам удастся блокировать убежище, оставалось пока что неясно. Как не ясно и то, сколько тут придётся куковать, если и наверх нельзя, и пневмоподземка вышла из строя. Не смотря на все усилия, когда приходилось спать от случая к случаю и нередко забывать о пище, Оракулу так и не хватило проведённых в портале дней, чтобы разобраться способна ли работать транспортная сеть или она сдохла окончательно и бесповоротно. Обо всём этом приходилось размышлять не единожды и когда он на ходу осматривал ставший уже обжитым зал, эти мысли вернулись. Из былого убранства зала уцелели только длинные ряды широких сидений из металлопласта. В них группками то тут, то там спали бойцы отдыхающей смены.

После зала пришлось вилять короткими коридорами в закуток, где расположился пост связи. Унтер–офицер козырнул и протянул трубку. Оракул взял её, кивком поприветствовал дежурного и бросил в микрофон:

– Кужель на проводе.

В ответ тишина. Спустя пару секунд на том конце послышался крик дежурившего наверху бойца – невнятный, приглушённый и адресованный кому–то из находившихся поблизости.

– Это четвёртый пост, – наконец сообщил он. – Ждите, господин полковник сейчас подойдёт.

– Жду, – ответил Оракул. Ему стало любопытно, что в столь ранний час от него понадобилось Морошникову. Пожалуй, единственный повод – появление островитян.

И он оказался прав.

– Александр Иванович? – произнёс Морошников. Его голос, как и голос говорившего до этого дежурного из–за гермошлема доносился глухо и с искажениями. Зная об этом, полковник не стал затягивать разговор и кратко сообщил: – У нас гости. Жду вас наверху.

– Сейчас буду.

Оракул положил трубку на рычаг аппарата и поспешил на выход. Первым делом он вернулся в свою комнатку, где облачился в ЗК, надел гермошлем и затянул пояс с кобурой и подсумком, в котором носил чехол с биноклем. Забрало оставил пока что открытым, затем тщательно проверил правильно ли подогнаны все сочленения костюма и быстрым шагом припустил к безинерционному лифту.

В общем–то, его присутствие наверху особо не требовалось, полковник и без него прекрасно мог обойтись. Но в некоторых вопросах, затрагивающих судьбу экспедиции, Морошникова сковывали инструкции. В данном случае решение давать ли бой островитянам или уклониться, он не мог принять без одобрения Оракула. Ведь именно Кужель – глава экспедиции, не смотря на всю двусмысленность его положения. Инструкции Острецова – куратора экспедиции лазеек полковнику не оставляли, поэтому Морошников намеревался вывести Оракула на НП, дабы тот сам оценил силы островитян. Естественно, Оракул всё это понимал, его давно тяготило отсутствие фактического единоначалия в отряде и будь его воля, он сосредоточился бы только на исследовании портала и открывшегося туннеля.

Исследовательские работы Оракул торопил всеми способами. И всё бы хорошо, но воздействовать на бойцов приходилось посредством Морошникова. Полковник – единственный офицер в отряде и так обернулось, что в отсутствие генерал–лейтенанта Острецова он в глазах солдат и унтеров был законным воинским начальником. Общий язык с Морошниковым Оракул нашёл довольно быстро – в первый же день сотрудничества, тот к сложившемуся в отряде положению отнёсся философски. А положение состояло в том, что Оракул, будучи самим Хромовым назначенным начальником экспедиции, числился в Главразведупре вольноопределяющимся. При этом он был вольнопёром в чине рядового. Оракула это вполне устраивало, присвоение звания равно как и зачисление в штат Главного разведывательного управления он считал данью формализму. Однако неожиданно для него армейская действительность породила проблему субординации. Во–первых, он не носил форму, во–вторых, солдаты просто не воспринимают его, вольнопёра–рядового, в качестве прямого командира. Обращаются к нему уважительно и даже по имени–отчеству, но по всему видно, что как своего не воспринимают. В принципе, на это Оракул мог бы и начхать, но ситуация чем дальше тем больше мешала выполнению поставленных задач. С этой проблемой он напрямую столкнулся на третий день, вот тогда–то и пришлось давать указания через Морошникова.

Острецов провёл на раскопках трое суток и когда прибыл «Владимир» авиаотряда «Юг», приказал загрузить пару тонн драгметаллов для, как он выразился, лабораторного исследования. Может это была шутка, а может он сказал это на полном серьёзе, мало ли, вдруг золото или платина не той пробы. Но скорее всего генерал решил предоставить начальству часть добычи в качестве наглядной демонстрации. Артефакты он решил не брать, опасаясь перехвата транспортника авиацией Островного Союза. Даже малейшую возможность попадания артефактов в руки островитян генерал считал необоснованным риском.

Решение проблемы вывоза ценностей Острецов нашёл через несколько дней. В этом ему помог сам мёртвый город, вернее раскопанное убежище. Счётчики радиации переставали сходить с ума уже на глубине тридцати метров, конечно, не везде переставали, но безопасных мест хватало. На отметке минус 115 фон отмечался на уровне естественного и после многочисленных проверок Оракул во многих помещениях разрешил снимать защитные костюмы. Острецову он доложил об этом, когда тот находился в Светлоярске.

И генерал действовал незамедлительно: отныне отдых и приём пищи, после согласования с Оракулом, он приказал проводить в безопасных помещениях. В тот же день из хранилища в шлюп загрузили первую партию иридия и все найденные артефакты. И всё это, вместе с ранее обнаруженными золотом и платиной, доставили через орбиту в столицу. Точнее под столицу – на объект Л14/6. Обратным рейсом шлюп доставил взрывчатку, противопехотные мины, пулемёты, боеприпасы, мотоциклы, дополнительные запасы воды и пайков, приборы наблюдения. И как оказалось, весьма вовремя.

Если в первые дни экспедиции подыграла погода – с экваториальных широт пришёл мощный циклон и на море разразился шторм, после которого на несколько суток зарядил обложной дождь, начисто лишив эскадру островитян возможности вести воздушную разведку, то последние два дня стояла ясная лётная погода. Острецов и Оракул форой во времени воспользовались сполна: успели загрузить и отправить в столицу вторую партию иридия – всё, что нашли в хранилище. И собственно, на этом задачу экспедиции можно было считать выполненной. Но тайны убежища оказались слишком неодолимой силой, и в первую очередь их заинтересовали туннели, что проходили под морским дном. И работы закипели с новой энергией. Бойцы «прогрызали» путь вниз, появлялись новые находки и новые загадки, и вскоре обнаружилась работающая шахта безинерционного лифта.

Оракул не один час потратил, выясняя за счёт чего производится энергопитание лифта, но загадку так и не решил. Долго возиться с ней не позволял ресурс времени и, отложив выяснение этого вопроса на потом, он вместе с группой разведчиков спустился лифтом на отметку минус 207 метров. И нежданно–негаданно попал в помещение, вернее огромный подземный комплекс, поделённый на множество секций. Комплекс представлял собой нечто вроде транспортного портала. Всё, что в тот день открылось его взору, сильно напоминало станцию пневмоподземки, какие имелись на планетах практически всех галактических держав. С той лишь разницей, что станция оказалась просто гигантской, её и станцией–то назвать язык не поворачивался. Позже с его подачи её стали называть транспортным порталом, а ещё чаще просто порталом.

Азарт начальника экспедиции заразил и Морошникова с бойцами. Людей и до этого не слишком подгонять приходилось, все работали на совесть, а когда солдаты прониклись перспективой использования портала, взялись за дело с утроенной энергией. Но отпущенное благоприятствующим циклоном время вскоре закончилось, в процесс исследования вмешались островитяне и ясная погода. И вот вчера вечером в небе заметили гидроплан. А спустя два часа ещё один, тот прилетел точно на раскопки и с первого же захода сыпанул шестью стокилограммовыми бомбами. Ни предупреждений, ни требований от островитян так и не последовало. Просто взяли и отбомбились, тем самым давая понять, что церемониться с кладоискателями, кем бы они ни были, не намерены. По счастью, от бомб никто не пострадал, но одна сотка точно накрыла бульдозер и взрывами повредило три грузовика.

Не теряя времени, полковник Морошников сразу же приступил к минированию раскопок и приказал на всякий случай оборудовать стрелковые позиции и наблюдательные пункты. Это если у островитян не найдётся достаточно солдат и техники для десанта. В этом случае полковник рассчитывал отбить штурм и выиграть время. Ну а если десант будет массированным, а в данных условиях таковым можно считать две–три роты морской пехоты, то придётся взрывать входы, делать завалы и ждать деблокирования извне. В том, что генерал Острецов приложит все силы на устранение препятствия в виде морпехов ОС, полковник не сомневался.

Оракул же всю ночь изучал портал и только под утро позволил себе пару часов сна.

…Часовой у лифта взял на караул. Оракул кивнул и вошёл в кабинку. Десять секунд и лифт поднял его на нужный уровень. Остальную половину пути он преодолел пешком и с помощью подъёмной люльки.

Поверхность встретила утренней мглой и рваными полосками тумана, лениво разгоняемого слабенькими порывами ветра.

Канонерская лодка «Бомбардир» шла вниз по реке малым шестиузловым ходом. Из–за тумана видимость не превышала сотни метров и командир канонерки капитан–лейтенант Рийн предпочитал понапрасну не рисковать. Посты наблюдателей удвоены, их задача – попытаться вовремя заметить опасную отмель, если вдруг в лоции вкрались ошибки. Капитан–лейтенант не очень–то доверял старой карте, составленной около сорока лет назад. За эти годы фарватер мог измениться, а наскочить на мель он не имел права. Ему бы этого не простили. На кону стояли заветные корвет–капитанские крылышки, а то и карьера. Причём, успешная карьера. Ведь командовать кораблём, хоть он всего лишь старая тысячетонная канонерка, в его положении можно считать удачей. Карьеру Рийн делал собственным трудом и упорством, не имея хороших связей и патрицианского происхождения.

Река на картах именовалась Селеной, название долгое время считалось неофициальным, данным кем–то из исследователей лет пятьдесят–шестьдесят назад в честь то ли жены, то ли дочери. Однако название закрепилось, Островной Союз активно изучал и по возможности осваивал Южный материк, а называть реки и территории по номерным индексам было не очень удобно.

В этой части материка Рийну бывать не доводилось, «Бомбардир» чаще ходил по верховьям рек в незаражённой местности или стоял на рейде в Порт—Никеле, где по округе разбросаны шахтёрские посёлки. А здесь, в водах Селены, Рийну откровенно не нравилось. Мало того, что берега и речную перспективу скрывал туман, так ещё и всё на корабле наглухо задраено, а экипаж вынужден носить защитные костюмы. Кроме того, после выполнения задания придётся отводить корабль в сухой док Порт—Никеля и ждать пока его дезактивируют.

«Чёртовы гробокопатели!» – вновь и вновь злился Рийн. Надо же было им припереться сюда во время его похода, когда «Бомбардир» включили в состав патрульной эскадры! А в самой эскадре кроме его канонерки не нашлось ни одного корабля, способного пройти по Селене. Лёгкий крейсер «Данвер» и эсминцы обладали слишком большой осадкой, противолодочный «Сортроп», на борту которого базировалась эскадрилья гидропланов, тоже рисковал крепко застрять в этой проклятой реке. Оставались только «Бомбардир» и корветы. Последние, хоть и имели даже меньшую осадку, для операции не годились, их вооружение состояло из бомбомётов и двухдюймовых зениток. Морпехам могла потребоваться артиллерийская поддержка, это понимали все старшие офицеры эскадры, ведь в прошлом бывало предостаточно случаев, когда под видом частных кладоискателей орудовали хорошо снаряжённые военные экспедиции. Канонерка капитан–лейтенанта Рийна подходила для прикрытия морских пехотинцев как нельзя хорошо: три башни строенных пятидюймовых орудий, способных вести огонь на дальности девяносто пяти кабельтовых, сокрушат любого сухопутного противника. «Бомбардир» мог разнести вдребезги всё что угодно, лишь бы цель находилась в пределах семнадцати с половиной километров. А по данным авиаразведки, лагерь кладоискателей располагался от реки почти вдвое ближе.

– Господин капитан, подходим к месту высадки, – сообщил штурман.

– Хорошо, – ответил Рийн и обернулся к вестовому. – Передать капитану Пирнсу: пусть готовится.

– Слушаюсь! – матрос пулей вылетел из командной рубки, даже надетый ЗК не замедлил его бег.

Рийн бросил взгляд на карту и недовольно прицокнул языком. Если бы не строгий приказ, он выбрал бы иное место для высадки. Но с начальством спорить – себе дороже, капитан–командор Траикс не любит, когда подчинённые имеют собственное мнение, идущее в разрез с его «гениальными» решениями. В сущности, Траикс выбрал очень удобное место, но его, похоже, не посетила мысль, что этот район берега способны посчитать удобным и кладоискатели, а значит они могут вести наблюдение и подготовить ловушки. Мысль о возможной ловушке не давала Рийну покоя. Потерять здесь морпехов, не выполнив задачи, значило подставить под удар карьеру. Да и солдат ему было жаль, как–никак простые парни, как и он. А вот их командира он не пожалел бы; капитан Пирнс, с самого его появления на борту «Бомбардира», вёл себя заносчиво. Пирнс считал себя выше Рийна, хотя его сухопутное звание стояло вровень со званием командира канонерки. Будь Рийн выходцем из патрициев, ротный морпехов просто не посмел бы вести себя нагло. Любой патриций на месте Рийна мог своей властью арестовать наглеца, хоть даже этот наглец тоже патриций. Таковы законы и обычаи военно–морского флота Островного Союза.

Туман потихоньку растворялся и видимость немного улучшилась. Через полчаса видимость увеличилась до двухсот метров.

Рийн рассматривал берег в бинокль, пытаясь заметить следы возможной ловушки. Но ландшафт хранил первозданную девственность, ни следов свежевырытой земли, ни чего–либо другого подозрительного заметить не удалось. Рийна это не успокоило, враг, если это не простые авантюристы, жаждавшие быстрого обогащения, мог оказаться подразделением любой из континентальных армий. А значит – владеть навыками маскировки. Тем более что на Восточном континенте не первый год идёт война, а уж там специалистов хоть отбавляй.

– Прим–лейтенант Флокс, – обратился Рийн на канале старшего артиллерийского офицера, – плутонгам главного калибра боевая готовность «один».

– Есть, – отозвался Флокс.

Рийн отключил канал и приказал вестовому:

– Секунд–лейтенанта Дрейна ко мне.

– Слушаюсь!

В ожидании вызванного офицера, он вытащил пыж из курительной трубки и чиркнул длинной спичкой. Когда в рубку вошёл Дрейн, над капитан–лейтенантом уже висела табачная завеса.

– Секунд–лейтенант Дрейн явился по вашему приказанию.

– Вольно, лейтенант, – Рийн затянулся, выдерживая паузу. – Отправитесь на берег с морскими пехотинцами. Вы хороший артиллерист и я решил послать вас корректировать огонь, если это понадобится. Вашим плутонгом временно покомандует энсин Датхил. Хочу предупредить: от вас потребуется не только мужество, но и несгибаемая воля при взаимодействии с капитаном Пирнсом. Я не хочу, чтобы этот фанфарон вас угробил. Вам всё ясно?

– Так точно.

– На рожон не лезьте. Если там на берегу не простые бандиты, можете запросто заполучить в голову пулю. Но и отсиживаться за спиной солдат тоже не надо, нам нужны будут точные координаты узлов обороны. А теперь идите и постарайтесь остаться целым.

Дрейн отсалютовал и, чётко развернувшись кругом, вышел из рубки.

– Сейчас вы ничего не увидите, – сказал Морошников, – но туман скоро развеется. Да и высадка вот–вот начнётся, дальний пост уже доложил про гостей, правда из–за тумана не смогли распознать, что за лайба.

Оракул оторвался от панорамы стереотрубы и обернулся к полковнику. Сквозь забрало рассмотреть его лицо получилось не очень, да и по искажённому голосу не понять настроение.

– Сколько у них уйдёт времени, чтобы дотопать сюда?

– Как минимум час–полтора. А если их задержать на берегу, то можно ещё полчаса накинуть.

– Что нам дадут эти полчаса?

– Тут как посмотреть, Александр Иванович. Этого времени может хватить или не хватить моим сапёрам, чтобы закончить закладки для завалов.