Текст книги "Хроники Эринии. Дракон стремится к морю (СИ)"

Автор книги: Альбертина Коршунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 37 страниц)

   – Как вы думаете, почему я столь подробно расписывал перед вами все преимущества «незримой смерти» и рассказывал, как успешно применяла её наша сплочённая и дружная команда? – вежливо осведомился пришелец.

   – Не смейте использовать её против меня! – решительно выпалила я, сразу же переходя к сути проблемы.

   – Разрешите поинтересоваться, почему? – вежливость Скитальца становилась совершенно невыносимой.

   – У меня выпадут все волосы, и я стану лысой и некрасивой, а для творческой личности поднять руку на красоту – непростительный грех, – в конце концов, блондинка я или нет?

   – Даже и не знаю, как отнестись к подобным доводам, – несколько озадаченно произнёс Уильям, – с одной стороны, в ваших словах, безусловно, есть определённая логика. Я неоднократно воочию наблюдал указанный вами побочный эффект «Сияния святой Альбертины», да и ваше замечание о преступлении против красоты не лишено здравого смысла и, скорее всего, во многом справедливо. Но с другой стороны, – пришелец сделал небольшую паузу, видимо собираясь с мыслями, – с другой стороны... вашу причёску нельзя назвать длинной. По крайней мере, сзади вы подстрижены довольно коротко.

   – Но обратите внимание на мою чёлку, – парировала я крайне неубедительное возражение Скитальца, изящно и непринуждённо вскидывая голову.

   – К тому же в некоторых краях, где мне довелось побывать, лысую женщину вовсе не считают воплощением безобразия и уродства, – не сдавался Уильям.

   – Но ведь сейчас вы находитесь в нашем королевстве, – мягко возразила я, – а у нас на этот счёт сложились совершенно чёткие представления. Для общего развития, в древности наши предки обривали на лысо девушек, которые покрыли себя несмываемым позором и запятнали честь бессовестными поступками. Видите, как тесно переплелись в этом вопросе внешняя красота и духовно-нравственное начало.

   – Скажите, а ваши глубокоуважаемые предки считали бессовестным поступком убийство мирного путешественника? – как бы мимоходом поинтересовался пришелец.

   – Они не любили незваных гостей, особенно тех, кто плевал на чужие уставы и жизни – я приложила немалое усилие, чтобы сохранить хладнокровие и невозмутимость. Мирный путешественник, как же! Потрясающая наглость и невероятный цинизм.

   – Я родился в свободной стране, – с достоинством вымолвил Скиталец

   – В любом случае, применив «Сияние святой Альбертины», вы станете жалким эпигоном, если уж не совсем откровенным, бесстыдным плагиатором, – перевела я наш спор в несколько иную плоскость.

   Как вы понимаете, я очень не хочу, чтобы Уильям облучил меня «святым сиянием». Мои шансы на удачную атаку и так не особо велики, а под воздействием «незримой смерти» подобная попытка превратится в форменное самоубийство. Если уж моё заклинание серьёзно ослабило магическую мощь пришельца, то боюсь даже представить, что сотворит с моим организмом его «жалкий плагиат». Пусть в нашей дискуссии я выгляжу полной дурой но зато я пока здоровая дура. И бороться я буду до последнего.

   Воспоминания из детства и снова «феномен Редворта».

   – Ну и как прошло чтение первых сцен? – Лионель ле Гранд и Даймон фон Инфернберг не спеша прогуливались по центральным улицам Хёлльмунда, вдыхая сырой, наполненный тоскливым запахом увядшей листвы воздух унылой поздней осени. В столице Тёмного Королевства она царила вечно.

   – Признаюсь откровенно, я уже и не помню, когда вызывал у слушательницы столь бурный восторг – в голосе Лионеля ле Гранда звучало искреннее изумление и некоторое недоумение, словно первый принц Тьмы так до конца и не понял причину подобного поведения.

   – Хотя поначалу ничто не предвещало такой удивительной развязки. Противоборство морской стихии и непоколебимых утёсов, равно как и описание Города, Альбертина встретила довольно прохладно. Не вдохновил её и отрывок из книги Мортимера. Девчонка ничего не смыслит в литературе, Милослав – превосходный писатель. Какого Джесса, не он – главный герой нашей постановки? – раздражённо закончил ле Гранд.

   – Но ведь не он откопал коллайдер, – пожал плечами фон Инфернберг.

   – А вот почему? – сердито спросил Лионель.

   – Свобода воли, – коротко пояснил четвёртый принц Тьмы, – плита сама выбирает, кому ей открыться.

   – Воля у неё есть, а вот ума явно не хватает, – продолжил зло первый принц Тьмы, – впрочем, что взять с обыкновенного булыжника. Слушайте, с ним надо что-то решать. Ну что она себе позволяет? Устроила какой-то Заповедник.

   – Пока плита находится в Эриннии, нам она неподвластна, – ответил фон Инфернберг.

   – Опять эти условности, – поморщился Лионель, – зачем вообще надо было создавать её и передавать этим авантюристам?

   – Хитроумные комбинации Четвёртого Рейха, – махнул рукой ландграф Инфернберга, – пытались то ли запугать, то ли создать вечную головную боль обитателям Восьмикружья. А зачем? Кому угрожали эти бедолаги? Нет, эта затея нам ещё аукнется, вы уж мне поверьте.

   – Нисколько не сомневаюсь, – согласился первый принц Тьмы, – особенно после истории с фон Вейхсом. Между прочим, а он то, как проник в нашу постановку?

   – Полагаю, благодаря дочери, – предположил фон Инфернберг, – и вообще, что вы ожидали от этого паладина-некроманта? Он пятнадцать лет не давал покоя нашим соседям. Теперь его заинтересовали мы.

   – За ним также нужен глаз да глаз, – сурово произнёс ле Гранд, – не хватало ещё, чтобы этот тип вылез на первые роли. С него, со всеми его сказками, легендами и притчами ещё станется.

   – Используем это в наших интересах, – улыбнулся четвёртый принц Тьмы, – ну, а если что, я лично займусь этим мастером клинка. Посмотрим, кто из нас каким оружием искуснее владеет.

   – Нет, так далеко заходить нельзя, – отрицательно покачал головой Лионель, – не забывайте, кто мы для них.

   – Я тоже надеюсь, что до открытой схватки дело не дойдёт, – ответил фон Инфернберг, – в конце концов, наше истинное оружие – слово, а вовсе не меч.

   – Вот именно.

   – Кстати, как к его легендам и притчам отнеслась Альбертина? – поинтересовался четвёртый принц Тьмы.

   – А я ей их не читал. Не успел, – пояснил ле Гранд, – видите ли, она находилась в таком восторге, что я решил остановиться. Верно воспринимать последующие сцены Альбертина всё равно уже не могла.

   – Так вы прервали чтение на поединке некромантов? – уточнил фон Инфернберг.

   – Верно, – подтвердил Лионель.

   – Так это он – причина её эйфории? – улыбнулся ландграф.

   – Правильно, – также улыбнулся ле Гранд.

   – Как предсказуемо, – вздохнул четвёртый принц Тьмы.

   – Не совсем, – не согласился с ним Лионель.

   – Поясните, – фон Инфернберг внимательно посмотрел на ле Гранда.

   – Жаль, что вы не видели это воочию. Сравнить её восторг я могу разве что с радостью, которую испытывает заядлый охотник, когда именно его любимая гончая при общей шумной травле первой догоняет добычу и вонзает острые зубы в тело несчастного животного. Вы многое потеряли.

   – Я уже понял, что постановка боя была встречена на ура – напомнил ландграф Инфернберга.

   – Между прочим, насчёт этой схватки. Конечно, я не большой знаток этого дела, вы же знаете моё отношение к насилию вообще, да и реакция Альбертины даёт нам дополнительный плюс, но, если честно, некоторые моменты этого поединка меня смущают. Я опасаюсь, что и читатели, равно как и члены жюри, воспримут его с большой долей скептицизма.

   – Я понимаю, о чём вы, – кивнул фон Инфернберг, – странные одеяния, особенно головные повязки, сложнейшие акробатические трюки, вы это имели в виду?

   – Именно. Согласитесь, для смертельной схватки...

   – Вы помните слова Воиславы о роли традиций и ритуалов в нашей жизни? – спросил ландграф Инфернберга, – в боевых искусствах Эриннии, впрочем, как и в других областях, возьмите хотя бы знаменитую чайную церемонию, им уделяют первостепенное значение. Их неукоснительное соблюдение до мельчайших деталей – главное требование, которое предъявляют каждому, кто решил связать себя с той или иной боевой школой. В конце концов, именно традиции и ритуалы позволяют человеку оставаться таковым в любых обстоятельствах, преодолевая природную дикость и звериный инстинкт.

   – Но ведь речь идёт о бое на смерть.

   – Согласен, многое в них может показаться постороннему наблюдателю нелепым и смешным. В своём заблуждении он даже способен пойти ещё дальше и самонадеянно заявить, что косная форма убивает сам дух боевой системы, превращая её в набор бесполезных, далёких от реальности упражнений. При этом он забывает, что всё, ставшее каноном, догмой, ритуалом или традицией, когда-то неизбежно несло в себе определённую практическую пользу. Возьмём, например, паладинов смерти, раз уж, благодаря Альбертине, они оказались в нашей постановке. В чём изначально заключалась роль масок и капюшонов? Благодаря им, каскадёр без каких-либо дополнительных ухищрений спокойно и органично заменял на съёмочной площадке актёра, который никакими воинскими дисциплинами до начала съёмок никогда не занимался, да и в силу возраста не мог выполнять те сложнейшие трюки, что требовал от него сценарий. Но прошло время, и использование масок стало незыблемой традицией, одним из столпов, на которых держится всё смертоносное искусство боевых некромантов. Не надеть перед боем маску с капюшоном для паладина смерти то же самое, что для нас заявиться на вечерний приём в кедах, тренировочных штанах и майке-безрукавке. Оно может быть так гораздо удобней, но. Это просто неуважение, прежде всего, к самому себе.

   – Вот оно как – хмыкнул Лионель.

   – То же самое я скажу и о разноцветных костюмах. В самом деле, если оба актёра облачатся в одинаковые по цвету и покрою одеяния, зритель с трудом распознает, кто из них кто в захватывающей, стремительной схватке, наполненной головокружительными кульбитами и пируэтами, да, ещё, если её снимают под разными ракурсами. Что же тогда получится? Зритель горячо переживает за главного положительного героя, а это бац... на самом деле – главный негодяй, который заслуживает самой суровой кары за все свои злодеяния и преступления. И подобные прецеденты, к глубокому прискорбию, случались сплошь и рядом. Да, поначалу режиссёры пытались ограничиться робкими полумерами, скажем, у одного из актёров пояс был другого цвета или ему на голову надевалась повязка. Но в итоге прибегнули к радикальному средству. Так оказалось гораздо удобней и для зрителей, и намного красивей с точки зрения общего восприятия. И опять, спустя века, это стало ещё одной священной традицией боевой некромантии. Участники боя обязательно облачаются в разные по цвету одежды.

   – А головные повязки с непонятными эмблемами?

   – Не смущают же вас плюмажи и султаны на шлемах рыцарей и гербы с девизами на их щитах.

   – Резонно, – согласился первый принц Тьмы, – тогда вот ещё что – излишняя сложность приёмов, которые применяют в бою, те же бесконечные сальто-мортале и прочие акробатические номера.

   – За что зритель деньги платит? За зрелищность и эффектность. Думать, что и он запросто увернётся от стальной пластины, банально пригнувшись, способен всякий дурак. А вот проделать двойное сальто...

   – Можете не продолжать. Значит традиции и ритуалы...

   – Рыцарские поединки и дуэли ведь тоже проводились по строго определённым правилам, – напомнил фон Инфернберг, – людям вообще свойственно всячески приукрашать и усложнять процесс убийства. Может, мы так пытаемся убедить себя в его неестественности и чуждости нашей природе?

   – Интересная мысль, – зажёгся Лионель, – обязательно разовьём её в нашей постановке. А что касается этих паладинов смерти – в конце концов, мы оба прекрасно знаем, из-за кого нам приходится писать о них. Раз Альбертина прыгает от радости до потолка – что ещё надо для полного счастья? Шут с ними. У нас достаточно других, действительно серьёзных и острых тем, которые предстоит раскрыть. Чтобы раз и навсегда закрыть этот вопрос и больше к нему никогда не возвращаться, позволю себе лишь позабавить вас довольно любопытными сведениями, которые я узнал из беседы с нашей взбалмошной партнёршей.

   – Я заинтригован, – проявил видимый интерес к словам Лионеля ландграф Инфернберга.

   – Вы, конечно, понимаете, что я не мог не попытаться выяснить, откуда у Берти такое, прямо скажем, нездоровое влечение к этим самым... некромантам. И вот, что она с нескрываемым удовольствием и важностью рассказала мне. Это произошло, когда Альбертина была ещё совсем ребёнком – прелестным и очень милым существом.

   – Она и сейчас всё ещё ребёнок, – заметил четвёртый принц Тьмы.

   – Сейчас она – несносное инфантильное создание, которое упорно не желает взрослеть и даже думать об исполнении священного материнского долга. Хотя об этом, если честно, говорить уже поздно, – мрачная тень легла на лицо ле Гранда, – но вернёмся в те годы, когда Берти действительно была маленькой. В то лето она, вместе с группой одноклассниц, проходила трудовую практику в школе. В чём именно состояла эта практика, я расспросить не удосужился, но это и не играет никакой роли в моём рассказе. Итак, в один из знойных июньских дней, когда нестерпимо палящее солнце в гордом одиночестве высоко плыло в чистой лазури безоблачного неба, и казалось, что нет ни малейшей возможности надёжно укрыться от её всепроникающих, безжалостных лучей, так вот, в один из таких дней подружки Альбертины, по окончанию занятий, решили всей дружной компанией пойти в один из многочисленных видеосалонов, что появлялись тогда в городе, словно грибы после дождя. В видеосалонах этих показывали исключительно иностранные фильмы, весьма разнообразные и по жанру, и по художественному уровню – от откровенно плохих до, прямо скажем, очень и очень слабых. Но фильмы эти были тогда в диковинку, у незрелой и неискушённой аудитории, особенно малолетней, вызывали восторг, и билет на них стоил, между прочим, целый рубль. Конечно, рубль этот и близко нельзя ставить с тем рублём, каким в своё время расплачивался я, но и сравнивать его с тем, во что он превратился буквально через несколько лет, тоже, ни в коем случае, не следует. Пойти вместе с ними одноклассницы пригласили и Берти. Надо заметить, что до этого Альбертина в видеосалоны не ходила принципиально, справедливо полагая, что примерной отличнице, девочке из образованной и порядочной семьи ни в коем случае нельзя смотреть дурные фильмы, где показывают сплошное насилие и смакуют откровенную жестокость. Но в тот роковой для нас день её подружки проявили поразительную настойчивость, пообещав полностью оплатить билет на сеанс. И наша партнёрша дала себя уговорить. Фильм, что она посмотрела в тот день...

   – Надеюсь, не изменил её мнения о зарубежном кинематографе? – улыбнулся ландграф Инфернберга.

   – Ни в коем разе, – отрицательно покачал головой Лионель, – изменить её мнения он никак не мог, ибо в нём, оправдывая самые дурные ожидания Альбертины, не было почти ничего кроме откровенного насилия. Три четверти картины составляли бессмысленные, жестокие драки, иногда, для разнообразия, разбавляемые откровенными эротическими сценами. Как я сказал, в фильме не было почти ничего ценного и интересного для примерной девочки-отличницы.

   – Вы сказали почти... – уточнил фон Инфернберг.

   – Увы, кое-кто сильнейшим образом потряс детское воображение Альбертины, серьёзно повлияв на ещё толком не окрепшее мировоззрение ребёнка. Я полагаю, вы уже догадались, о ком я веду речь.

   – О паладине смерти?

   – В принципе, верно, но здесь не всё так просто. Ведь паладин паладину, как гласит известная поговорка, рознь. Помните ваши рассуждения об актёре, который никогда не занимался воинскими дисциплинами, и о замене его каскадёром на съёмочной площадке?

   – Ну-ка, ну-ка, – оживился четвёртый принц Тьмы.

   – Он – профессиональный актёр...

   – Служитель искусства? – изумлённо переспросил фон Инфернберг

   – Именно, – подтвердил ле Гранд, – я специально выяснил, актёр этот снялся более чем в ста кинокартинах и не где-нибудь – а на Аппенинах.

   – Серьёзная школа, – уважительно произнёс Даймон, – там каждый режиссёр считает себя Микеланджело или Федерико...

   – На закате карьеры он сыграл почти в дюжине фильмов про этих самых боевых некромантов, да так, что похоже навечно обеспечил себе всемирную славу «величайшего паладина смерти всех времён и народов». А ведь всё сложилось бы совсем иначе, согласись он в своё время сыграть главную роль в дебютном фильме молодого новичка, а не ограничился бы дружеским советом пригласить на съёмку малоизвестного актёра из-за океана, – с некоторой досадой добавил первый принц Тьмы.

   – Да, не повезло нам, – согласился ландграф Инфернберга.

   – И надо же было этой глупой девчонке посмотреть именно тот фильм, где актёр этот играл по-настоящему. Говорят, в большинстве остальных фильмов про некромантов он откровенно халтурил, прекрасно осознавая, что кассовый успех картинам всё равно обеспечен. Но этот фильм был одним из первых, и актёр этот в нём выложился, что называется, до конца. Как я понял из восторженных воплей Альбертины, больше всего её поразили мгновенные преображения его персонажа из вальяжного самодовольного господина средних лет в сурового, бесстрашного воина, чей холодный и пристальный взор не сулил врагу ничего хорошего. По большому счёту взгляд этот, как я представляю, гарантировал верную смерть. А если учесть, что столь резкая перемена в характере сопровождалась эффектной сменой пусть и отлично пошитого, но всё же обычного костюма на боевое облачение паладина смерти, то я начинаю понимать Берти. Да, актёр этот создал ОБРАЗ.

   – Это его профессия, – напомнил фон Инфернберг.

   – И ОБРАЗ этот превратился для Берти в ГЕРОЯ.

   – Значит, эта роль – его крупнейшая творческая удача.

   – Не нам поздравлять его с успехом. Тем не менее, вы, пожалуй, правы. Вот она – волшебная сила искусства. Перед ней бессильны любые разумные доводы и аргументы. Вам же хорошо известно, прямо скажем, весьма скептическое отношение Альбертины к боевым возможностям настоящих борцов или боксёров, независимо от их подготовки и мастерства. Она твёрдо убеждена, что всемером, особенно, со стальной трубой в руках, которая, по словам Берти, до сих пор где-то валяется у неё на балконе, завалить можно любого. Любого из реальных атлетов или спортсменов. Но вот с её ГЕРОЕМ этот номер не пройдёт. Он непобедим. И точка.

   – И он где-то обязательно есть, – улыбнулся фон Инфернберг.

   – А как же иначе? Именно где-то... Альбертина уже не видела откровенной слабости сценария, написанного на коленке, впопыхах и вдобавок людьми, для которых это занятие было явно в диковинку. Не замечала она и остальных серьёзнейших недочётов – в режиссуре, операторской работе и так далее – хотя, что возьмёшь с ребёнка? Она видела лишь своего ГЕРОЯ. НАСТОЯЩЕГО ГЕРОЯ. По дороге домой Берти подобрала какую-то палку, похожую на меч некроманта, в принципе, в руках ребёнка любая палка превращается в меч некроманта, но эта палка, по уверениям Альбертины, в самом деле чем-то напоминала меч. Дома Альбертина повязала на голову мамину косынку – с косынкой у Берти вообще были связаны самые приятные и тёплые воспоминания. Когда она была совсем маленькой, её голову после купания заматывали в косынку, чтобы она не простудилась. Берти это доставляло огромное удовольствие, и она не стеснялась громогласно выражать свой неописуемый восторг. Итак, Альбертина повязала косынку, а в качестве маски она использовала старый пионерский галстук. Берти обучали сапёрному делу?

   – Время было такое, – пожал плечами ландграф Инфернберга, – пережитки холодной войны и железного занавеса.

   – В общем, в таком вот виде, хотя нет, ещё один небольшой штрих. Среди игрушек она отыскала небольшой чёрный мячик из очень твёрдой и упругой резины – Берти называла его попрыгунчиком.

   – Это известная игрушка, – авторитетно подтвердил четвёртый принц Тьмы, – можно сказать, один из символов той эпохи.

   – Попрыгунчик превратился во взрывающийся шарик некроманта. И вот с косынкой на голове, пионерским галстуком на лице, с палкой и попрыгунчиком в руках Альбертина принялась скакать и бегать по своей комнате, предоставив родителям очередной довод в пользу того, что зарубежный кинематограф ничему хорошему их ребёнка не научит. Но, так как папа и мама Альбертины твёрдо знали, что бить детей не педагогично, то им не оставалось ничего иного, как уповать на то, что со временем их дочь всё-таки повзрослеет, и глупые идеи сами выветрятся из её прелестной головы. Увы, они заблуждались самым жестоким образом. ГЕРОЙ поселился в сердце Альбертины навечно.

   – В те годы многие считали за честь воплотить на экране образ хладнокровного и невозмутимого паладина смерти, – заметил Даймон.

   – Хм, – не стал оспаривать утверждение фон Инфернберга первый принц Тьмы, – а вот интересно, – добавил он после короткой паузы, – как отнёсся бы к подобному предложению Иван Васильевич. Хотя бы в свете его попыток украсить пьесу Мишеля дуэлью на шпагах?

   – Не знаю, не знаю, – засмеялся Даймон, – но представляю и даже очень представляю реакцию Мишеля, на предложение превратить главного героя пьесы в боевого некроманта. А если бы он ещё получил письмо из Индии от самого Аристарха Платоновича примерно следующего содержания: « Передайте ле Блану, что я, наконец, разгадал секрет сцены поединка. Дело всё в том, что персонаж ле Блана должен не сразу обнажать меч, а сперва, уперев большой палец в круглую гарду, выдвинуть клинок из ножен на несколько сантиметров. А впрочем, пусть поступает, как знает».

   – Ну, это было бы уже слишком, – присоединился к веселью ландграфа ле Гранд, – да, к чему я вообще завёл этот разговор. Видите ли, по окончанию моей беседы с Берти я, прощаясь, заметил какой-то странный восторженный блеск в её глазах. Мне показалось, что он как раз обусловлен красочным описанием смертельной схватки в нашей постановке. Похоже, мы пробудили её самые смелые детские фантазии. Так что, мой вам совет – держитесь подальше от тёмных коридоров Радужного Дворца. Мало ли что может прийти в голову этой девчонке...

   – Да, возможностей у неё сейчас намного больше, чем в детстве, так что палкой, попрыгунчиком и пионерским галстуком дело, боюсь, не ограничится. Наихудший вариант это, конечно, её столкновение в мрачном коридоре с Редвортом.

   – Почему именно с Майклом? – заинтересовался ле Гранд.

   – Видите ли, если Берти проделает то, на что вы намекаете, с Мишелем, ле Блан просто повертит указательным пальцем у виска. Максимум на что он сподобится – это прямо на месте покажет всю глубину и обширность своих познаний в области его первой профессии. Мы с вами лишь беззлобно посмеёмся над очередной выходкой Альбертины. А вот Редворт на проделку Берти отреагирует очень нервно. За это я ручаюсь.

   – Откуда такая уверенность?

   – Всё дело в командировке Майкла. Ну и в пионерском галстуке, разумеется, – пояснил фон Инфернберг.

   – А если поподробнее. Я пока не улавливаю связи, – признался Лионель.

   – Связь самая что ни на есть прямая. Ведь, насколько мне известно, Редворт очень гордился тем, что по завершению командировки на Терру, оставляет после себя самое культурное и читающее общество среди всех стран и народов. А Альбертина, вот вам и пионерский галстук, в глазах Майкла являлась пусть и очень юным, но полноправным членом этого общества. В принципе, и сейчас является, что служит главной причиной их бесконечных ссор и перепалок. Майкл упорно не желает признавать её независимость и суверенитет.

   – Ага, кое-что начинает проясняться, – понимающе произнёс первый принц Тьмы.

   – Экономикой Редворт, как всякая творческая личность, не интересовался вовсе, полностью доверяя сводкам статистических управлений, а потому полагал, что якобы высокий уровень культуры его подопечных позволит преодолеть все временные трудности на пути к всеобщему процветанию. Вообразите всю его ярость, когда каких-то пять лет спустя он вдруг обнаружил, что представители самого культурного и читающего общества валом валят в...

   – Видеосалоны.

   – Именно. И с нескрываемым восторгом смотрят то, что там крутилось. О, где ты, мистер Фёрст? Старые герои безжалостно изгонялись вон, их место в сердцах людей занимали новые кумиры. Лично я очень даже легко прокомментировал бы происходящее несколько переиначенной поговоркой, «Какой народ, такие и кумиры». Я, как и вы, как и Мишель, всегда держался от власти как можно дальше. Но Майкл ведь очень тесно дружил с ней. И творящееся безобразие расценил как личное оскорбление. Экономику он, как всякая творческая натура, ни в грош не ставил, впрочем, я уже упоминал об этом, а потому именно видеосалоны, вернее ту заразу, что распространяли через них, Редворт счёл главной причиной того, что произошло с самым культурным и читающим обществом через какие-то несколько лет. Слышал, он очень переживал?

   – Не то слово. Пил, не просыхая. Кое-кому очень повезло, что они очень вовремя подружились с высшими церковными иерархами. Джесс прислушивается к своим пастырям.

   – Вот видите, – сказал ландграф Инфернберга, – так что, боюсь, Майкл, услышав фразу «Только паладин смерти победит паладина смерти» и, увидев Берти в маске с капюшоном, совершенно позабудет, что она – всего лишь легкомысленная девушка, и относиться к её выдумкам надо снисходительно. Чего доброго, затеет очередную безобразную ссору, а может и полезет драться, срывая с Берти одежду боевого некроманта. А вы же знаете, как ведёт себя Альбертина, когда до неё вдруг доходит, что у неё что-то хотят отобрать. В ход пойдут и ногти и зубы. Затем будут слёзы, крики, жалобы, особенно если Майкл ей что-то порвёт или поломает, в гневе он тоже страшен, а если учесть, что они оба – любимцы Покровителя..., – подмигнул Даймон.

   – Будет слишком весело, – подытожил ле Гранд.

   – Кстати, – глаза фон Инфернберга зажглись весёлым огнём, – нам ведь тоже может достаться от Редворта. За некромантов в постановке. Подобьёт Мишеля написать о нас фельетон, да и сам разразится обличительной статьёй на всю передовицу «Правды Хёлльмунда». Не боитесь?

   – Я? – засмеялся Лионель, – нашли, чем пугать.

   – Между прочим, раз уж речь зашла о Майкле, – продолжил четвёртый принц Тьмы, – думаю самое время обсудить его феномен.

   – По-моему, – заметил ле Гранд, – его феномен заключается в том, что все наши разговоры с фатальной неизбежностью сводятся к нему драгоценному. О, посмотрите, куда нас занесло, – весело добавил он...

   Противостояние некромантов переходит на новый уровень.

   – Знаете, – после недолгой паузы задумчиво произнёс Уильям, – один мой знакомый полковник как-то сказал: «Ты можешь быть моим убийцей, не судьёй». Почему я вспомнил о нём? Он брился налысо. Проклятие, – с каким-то весёлым отчаянием продолжил Скиталец, – я не в праве отказать прекрасной леди. Я ведь джентльмен. Пусть будет по-вашему. Огненный страж! – торжественно воскликнул пришелец, широко раскинув руки.

   И сразу же после этих слов алое пламя яростно ударило прямо из бетонного пола, опалив высокие своды мрачного зала. Его языки, словно гигантские змеи, переплелись в страстных объятиях, чтобы спустя несколько мгновений слиться в единый огненный вихрь. Некоторое время этот вихрь, бешено вращаясь, отчаянно бил в каменный потолок, а затем, словно поняв бесполезность своих попыток, начал стремительно оседать. И это не сулило мне ничего хорошего. Потому что я прекрасно видела, как из бушующего пламени возникает мощная, грубая фигура существа, которого никто не назвал бы человеком. Оно и не было им. Оно лишь обладало его злобой и жестокостью.

   Магия призыва – ещё одна из дисциплин боевой некромантии. Ещё одна причина, по которой она объявлена вне закона. Нет, в самом умении оживлять и подчинять себе мёртвую материю нет ничего страшного. Неприхотливый, выносливый и, главное, не рассуждающий воин, всегда был мечтой любой армии мира. В не столь далёкие времена военачальники охотно вели в бой отряды земляных, водных и огненных стражей, целые армии мёртвых убийц, которые владели, как и обычным оружием, так и приёмами боевой магии. Последних ценили особенно высоко. Вероятно, так продолжалось бы вечно, но однажды. Однажды, некроманты научились дарить своим лучшим творениям не просто грубое подобие человеческого разума. Они наделили их настоящим сознанием. Они дали им то, что мы называем душой. И тогда люди поняли, что это – путь в пропасть.

   Некоторые из властителей смерти пошли ещё дальше. Они сумели записать на мёртвые носители свою собственную личность. И человеческое тело было им уже не нужно. Они заменили его на более прочное. Мой учитель сражался с ними. Он побеждал их неоднократно, но всякий раз они возвращались. Владыки смерти обрели почти истинное бессмертие. И на людей новоиспечённые боги смотрели не слишком уважительно. К счастью, мой учитель, как и его наставник, оказались людьми настойчивыми и терпеливыми. И себя, как, впрочем, и все мы, считали венцом творения Покровителя. Люди отвергли лжебогов. Мы не терпим конкуренции. Впрочем, я увлеклась.

   Ведь мне противостоит далеко не бог. У него даже души, или, если вам угодно, сознания, нет. Так, зачатки разума, набор операций по быстрейшему уничтожению любого врага. Передо мной – обыкновенная машина для убийств. Не спорю, очень мощная, очень опасная машина. Но где наша не пропадала.

   Вот на страже я и отработаю контактные заклинания боевой некромантии. «Прикосновение смерти», заберёт жизнь у того, кто получил её запретным путём. Ну что, начнём?

   Раз! В моей руке возникает созданное мной и только для меня смертоносное оружие – прямой широкий меч с крестообразной гардой, чей клинок, украшенный магическими письменами, источает золотистое сияние. Два! Я преподношу порождению смерти мой главный сюрприз. Я делаю выпад, и клинок моего оружия превращается в длинную цепь, которая устремляется к врагу. Есть, его наконечник глубоко вонзается в тело стража. Бушующий огонь ему не страшен. Три! Резким рывком я подтягиваю к себе огненную тварь. Она создана из стихии, а не из материи, а потому её масса ничтожна мала. Четыре! Да, предварительно я накидываю на себя защитную ауру, чтобы пламя – сама плоть огненного монстра, не причинила мне вреда. Четыре – я дважды бью врага моим оружием, которое вновь превращается в меч. Ошеломлённое чудовище отступает на несколько шагов назад. Мне это только на руку. Пять! Вновь клинок становится цепью, но на этот раз по ней пробегает сильнейший разряд молнии. Точный бросок, и монстр, оглушённый магией воздуха, валится на землю. Вперёд, в решающую атаку. Огненный страж ещё успевает подняться, но на большее его не хватает. Моя цепь обвивается вокруг его шеи, и я провожу мой коронный бросок. Он же ведь ничего не весит. Чудовище, описав дугу в воздухе, неуклюже хлопается на бетонный пол и разлетается сполохами огня. Всё кончено. Я торжественно вскидываю моё оружие: