355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Альбертина Коршунова » Хроники Эринии. Дракон стремится к морю (СИ) » Текст книги (страница 27)
Хроники Эринии. Дракон стремится к морю (СИ)
  • Текст добавлен: 25 декабря 2020, 18:30

Текст книги "Хроники Эринии. Дракон стремится к морю (СИ)"


Автор книги: Альбертина Коршунова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 37 страниц)

   Слова Скитальца оказались сущей правдой. Пущенное им копьё и в самом деле летело не по прямой линии, а по какой-то замысловатой спирали, словно его трясло от лихорадочного возбуждения и нестерпимого желания поскорей пронзить мою плоть. Представляю, какая горькая досада охватит тебя и твоего хозяина, когда ты потерпишь полное фиаско. У меня ещё остались кое-какие сюрпризы, специально припасенные для таких случаев. Я долго училась, но теперь умею отражать мощные заклинания с наименьшими затратами энергии и сил. Моя личная разработка. Скажу сразу, мои труды окупились сторицей. Я побеждала и рыцарей Сапфирового Зала, и паладинов-стратегов Великих Орденов, и мятежных берегинь и кудесников во время братоубийственной Гражданской войны, то есть, тех – кто превосходил меня в магической силе. Очень надеюсь, что моя техника не подведёт меня и на этот раз. В конце концов, я уже сражалась с боевыми некромантами.


   Никаких «железных щитов», «алмазных панцирей» или «гранитных стен». Все эти заклинания относятся к жёстким блокам, они принимают на себя всю мощь магических атак противника, а потому, мало подходят для схватки с тем, чьи магические умения значительно превосходят ваши. Моя техника основана на совершенно иных принципах. Я создаю защиту, которая мягко отводит атакующее заклинание в сторону, не позволяя ему поразить намеченную цель (то есть меня). Так копьё, (а ведь именно «копьё» применил против меня Уильям) сталкиваясь с рыцарской кирасой, не пробивает её насквозь, а, благодаря сферической форме последней, бессильно соскальзывает, не причиняя никакого вреда мчащемуся во весь опор всаднику. Вы ведь не раз наблюдали подобную картину на рыцарских турнирах, устраиваемых нормандинскими и алеманскими владыками. Разумеется, построение такого заклинания требует серьёзной подготовки и огромного боевого опыта, но и того и другого мне не занимать. Итак, «Непроницаемая полусфера»! (физику, физику учить надо)


   На этот раз я отступила всего на один шаг. А где-то справа от меня «копьё» Скитальца с бессильной злобой вонзается в бетонный пол, выбивая в нём широкую и глубокую воронку. Вторая атака, и такая же воронка возникает уже слева от меня. А я, между прочим, непоколебимо стою на месте. Чем я только раньше думала? Гордо расправив плечи, я торжествующе посмотрела на несколько обескураженного таким поворотом событий пришельца. Впрочем, он довольно быстро пришёл в себя.


   – Вы удивляете меня всё больше и больше, – в голосе Уильяма слышалось искреннее уважение, пусть даже и с нотками еле уловимой иронии, – должен признаться, с подобным я сталкиваюсь впервые. Обязательно возьму ваш метод на вооружение.


   – А там, в Восьми Кругах, что, все настолько тупые? – с деланной небрежностью поинтересовалась я.


   – За всех не скажу, но те, с кем мне довелось схлестнуться, по счастью, особым умом не блистали, – мягко улыбнулся Скиталец, – что же, в свете увиденного... так вы говорите, «Дух смерти» – более мощное заклинание? И оно, если мне не изменяет память, ещё и самонаводящееся? – мягкая улыбка как-то уж очень резко сменилась жёсткой и, прямо скажем, нехорошей усмешкой.


   Вот самонаводящихся заклинаний мне как раз и не хватало. Нет, приятель, я не уступлю инициативы и твой опасный замысел сорву во что бы то ни стало. «Незримая смерть»!


   Не называйте это заклинанием. То, что применила я, включает в себя несколько различных чар, схожих своим ужасным влиянием на любое живое существо. Их основа – крайне вредоносное излучение особых, буквально заряженных чистой смертью, частиц. Действует оно на человека или животное необычайно разрушительно. В начальной стадии это проявляется по-разному – резким упадком физических сил, ослаблением иммунитета, снижением магических возможностей – тут многое зависит от конкретно применённого заклинания, ну а в итоге, если не принять решительных мер, всё завершается очень и очень плачевно. Почему излучение прозвали «незримой смертью»? Не только из-за того, что его нельзя увидеть невооружённым взглядом, а несчастная жертва поначалу ничего не ощущает и даже не подозревает о страшной опасности, которая ей грозит. Излучение не обнаружить и с помощью классической магии. Правда, в конце концов, сильнейшие маги Эриннии создали прибор, способный не только засекать излучение, но и измерять его силу, но ведь каждого таким прибором не оснастишь. А, кроме того, вся прелесть «незримой смерти» состоит в том, что применять её можно не только против одного человека, но и, что называется, «по площадям». В древние времена с её помощью выкашивали целые города и области. Потом наши предки взялись за ум, и «незримую смерть» запретили во всём мире Чёрной Луны. И во многом, именно из-за неё некромантия и практикующие некроманты объявлены вне закона.


   По идее, после облучения магическая мощь Скитальца, равно как и его устойчивость к магии, должны резко снизиться. Но как всё будет обстоять на самом деле? Во всяком случае, «незримая смерть» незримой для него не стала. Судя по его насмешливому взору и кривой ухмылке, он её прекрасно почувствовал. Но занесённую для вызова «Духа смерти» руку всё-таки опустил. Уже хорошо.


   – Ну, ведь можете, ведь можете, когда захотите, – в голосе пришельца совершенно не слышалось досады или раздражения, наоборот, казалось, что моё заклинание лишь улучшило его настроение.


   – Открою вам один секрет,– доверительно продолжил он, – я всегда предпочитал именно так вести войну. Знаете, почему?


   – Вообще-то догадываюсь, – ответила я, – но если желаете поговорить, валяйте. (Я как раз успею восстановиться).


   – Согласитесь, все эти разящие молнии и огненные потоки, при штурме вселенских центров мудрости и красоты, неизбежно приводят к самым ужасным, катастрофическим последствиям, исправить которые уже не под силу никому.


   – Вы о гибели памятников культуры, бесценных произведений искусства и библиотек? – уточнила я.


   – Именно, именно, – с горечью подтвердил Уильям, – сколько раз я становился свидетелем этого дикого безумия, когда в бушующем, беспощадном пламени войны, гибли наивысшие достижения человеческого гения, заслужившие права, и я не побоюсь этого слова, законного права на бессмертие! Всякий раз, при виде подобной трагедии, моё сердце обливалось кровью. Нет, не могу, не могу без дрожи вспоминать об этих кошмарах. Взять хотя бы это аббатство – аббатство Святого Антония...


   – Наслышана о той ужасной истории, – не моргнув глазом, соврала я.


   – Вот почему, – несколько успокоившись, продолжил Скиталец, – я всегда настаивал, чтобы при наших рейдах на города, мы применяли только «Сияние святой Альбертины».


   – Вы так его именуете?


   – Не правда ли, удачное название? – вопросом на вопрос ответил Уильям.


   – В нём чувствуется поэзия, – согласилась я после секундного раздумья.


   – Самое главное, что может быть проще? Мы облучаем город, отплываем от него на некоторое, весьма непродолжительное время, (вы, надеюсь, уже составили верное представление о магических возможностях нашей бравой команды), а затем возвращаемся обратно, чтобы пожать лавры бескровной победы. И вот, пожалуйста, в городе царит тишина и покой...


   – Мёртвая тишина... – бесстрастно произнесла я.


   – Великолепная метафора, – поздравил меня Уильям, – так вот, кругом царит мёртвая тишина и покой...


   – Как на кладбище, – вновь прервала я пришельца.


   – И опять вы попадаете точно в «десятку», – восхищённо щёлкнул пальцами Скиталец, – но позвольте мне завершить мою мысль. А все материальные и, что гораздо важнее, духовные ценности находятся в полной сохранности и...


   – Готовы перейти в руки новых владельцев, – понимающе улыбнулась я.


   – Сами понимаете, такие вещи без присмотра оставлять никак нельзя, – развёл руками пришелец.


   – Полагаю, за долгие годы странствий вы собрали неплохую коллекцию артефактов, – решила поразить я своей проницательностью Уильяма, – кстати, кто-нибудь из ваших товарищей не боролся с вами за тот или иной трофей?


   – Буду с вами предельно откровенен, – с некоторой грустью ответил Скиталец, – моих товарищей интересовало совсем иное. А, что касается моей коллекции, то вы, безусловно, правы – мне позавидовал бы любой из собирателей культурных древностей, рождённых смелой фантазией дерзновенного гения.


   – Неужели ваших приятелей не прельщал даже корыстный интерес? – недоверчиво спросила я, – ведь всем известно, что одержимые безудержной страстью коллекционеры заплатят какую угодно сумму ради ...


   – Смею вас уверить, – прервал меня пришелец, – там был только один, кто подпадал под ваше описание. Но я предпочитал выигрывать приглянувшееся моему взору в кости или карты.


   – Значит, за стол с вами лучше не садиться, – сделала я весьма неутешительный вывод из слов собеседника.


   – Вряд ли вам выпадет шанс убедиться в этом лично, – усмехнулся Уильям, – а так как вы, судя по всему, не верите слепо чужим словам, оставим эту тему.


   – Работа у меня такая, – объяснила я, – выходит, вам всё досталось почти бесплатно?


   – Завидуете? – улыбнулся Скиталец.


   – Низменное чувство. Зависть иссушает душу, а ведь кое-кому она должна достаться в полной целостности и сохранности.


   – Интересное суждение, – вскинул бровь пришелец, – и как остроумно...


   – Я не видела вашей коллекции, – продолжила я, – но ручаюсь, что в моём городе вы её не пополните.


   – А вот это мы ещё посмотрим, – в этом вопросе Уильям явно не разделял мою точку зрения, – не слишком ли вы возомнили о себе после ваших незначительных успехов?


   – Сейчас проверим, насколько они незначительны, – ответила я, атакуя Скитальца очередным «Духом смерти». На этот раз, чтобы отразить бледно-голубую, сияющую сферу, пришелец приложил немалое усилие. «Незримая смерть» вновь подтвердила свою ужасающую славу. К сожалению, достигнутый ею эффект не вполне оправдал мои надежды и ожидания. Скиталец по-прежнему успешно противостоял моим боевым заклинаниям. И что самое неприятное, действие «Незримой смерти» на его просто чудовищный по силе организм оказалось весьма кратковременным. Мощь Уильяма восстанавливалась прямо на глазах. Вторую и третью атаки Скиталец парировал гораздо уверенней. Проклятие, неужели мне придётся схлестнуться с ним врукопашную, чтобы применить контактные заклинания боевой некромантии? Другого способа сокрушить практически неуязвимого противника я не находила. Откровенно говоря, перспектива лезть с кулаками на того, кто голыми руками сумел за несколько секунд убить шестерых «пантер» меня не особо вдохновляла, но, как любят выражаться нормандины «на войне, как на войне». Джесс, где же это он так прокачался?


   – Как вы думаете, почему я столь подробно расписывал перед вами все преимущества «незримой смерти» и рассказывал, как успешно применяла её наша сплочённая и дружная команда? – вежливо осведомился пришелец.


   – Не смейте использовать её против меня! – решительно выпалила я, сразу же переходя к сути проблемы.


   – Разрешите поинтересоваться, почему? – вежливость Скитальца становилась совершенно невыносимой.


   – У меня выпадут все волосы, и я стану лысой и некрасивой, а для творческой личности поднять руку на красоту – непростительный грех, – в конце концов, блондинка я или нет?


   – Даже и не знаю, как отнестись к подобным доводам, – несколько озадаченно произнёс Уильям, – с одной стороны, в ваших словах, безусловно, есть определённая логика. Я неоднократно воочию наблюдал указанный вами побочный эффект «Сияния святой Альбертины», да и ваше замечание о преступлении против красоты не лишено здравого смысла и, скорее всего, во многом справедливо. Но с другой стороны, – пришелец сделал небольшую паузу, видимо собираясь с мыслями, – с другой стороны... вашу причёску нельзя назвать длинной. По крайней мере, сзади вы подстрижены довольно коротко.


   – Но обратите внимание на мою чёлку, – парировала я крайне неубедительное возражение Скитальца, изящно и непринуждённо вскидывая голову.


   – К тому же в некоторых краях, где мне довелось побывать, лысую женщину вовсе не считают воплощением безобразия и уродства, – не сдавался Уильям.


   – Но ведь сейчас вы находитесь в нашем королевстве, – мягко возразила я, – а у нас на этот счёт сложились совершенно чёткие представления. Для общего развития, в древности наши предки обривали на лысо девушек, которые покрыли себя несмываемым позором и запятнали честь бессовестными поступками. Видите, как тесно переплелись в этом вопросе внешняя красота и духовно-нравственное начало.


   – Скажите, а ваши глубокоуважаемые предки считали бессовестным поступком убийство мирного путешественника? – как бы мимоходом поинтересовался пришелец.


   – Они не любили незваных гостей, особенно тех, кто плевал на чужие уставы и жизни – я приложила немалое усилие, чтобы сохранить хладнокровие и невозмутимость. Мирный путешественник, как же! Потрясающая наглость и невероятный цинизм.


   – Я родился в свободной стране, – с достоинством вымолвил Скиталец


   – В любом случае, применив «Сияние святой Альбертины», вы станете жалким эпигоном, если уж не совсем откровенным, бесстыдным плагиатором, – перевела я наш спор в несколько иную плоскость.


   Как вы понимаете, я очень не хочу, чтобы Уильям облучил меня «святым сиянием». Мои шансы на удачную атаку и так не особо велики, а под воздействием «незримой смерти» подобная попытка превратится в форменное самоубийство. Если уж моё заклинание серьёзно ослабило магическую мощь пришельца, то боюсь даже представить, что сотворит с моим организмом его «жалкий плагиат». Пусть в нашей дискуссии я выгляжу полной дурой но зато я пока здоровая дура. И бороться я буду до последнего.




   Воспоминания из детства и снова «феномен Редворта».




   – Ну и как прошло чтение первых сцен? – Лионель ле Гранд и Даймон фон Инфернберг не спеша прогуливались по центральным улицам Хёлльмунда, вдыхая сырой, наполненный тоскливым запахом увядшей листвы воздух унылой поздней осени. В столице Тёмного Королевства она царила вечно.


   – Признаюсь откровенно, я уже и не помню, когда вызывал у слушательницы столь бурный восторг – в голосе Лионеля ле Гранда звучало искреннее изумление и некоторое недоумение, словно первый принц Тьмы так до конца и не понял причину подобного поведения.


   – Хотя поначалу ничто не предвещало такой удивительной развязки. Противоборство морской стихии и непоколебимых утёсов, равно как и описание Города, Альбертина встретила довольно прохладно. Не вдохновил её и отрывок из книги Мортимера. Девчонка ничего не смыслит в литературе, Милослав – превосходный писатель. Какого Джесса, не он – главный герой нашей постановки? – раздражённо закончил ле Гранд.


   – Но ведь не он откопал коллайдер, – пожал плечами фон Инфернберг.


   – А вот почему? – сердито спросил Лионель.


   – Свобода воли, – коротко пояснил четвёртый принц Тьмы, – плита сама выбирает, кому ей открыться.


   – Воля у неё есть, а вот ума явно не хватает, – продолжил зло первый принц Тьмы, – впрочем, что взять с обыкновенного булыжника. Слушайте, с ним надо что-то решать. Ну что она себе позволяет? Устроила какой-то Заповедник.


   – Пока плита находится в Эриннии, нам она неподвластна, – ответил фон Инфернберг.


   – Опять эти условности, – поморщился Лионель, – зачем вообще надо было создавать её и передавать этим авантюристам?


   – Хитроумные комбинации Четвёртого Рейха, – махнул рукой ландграф Инфернберга, – пытались то ли запугать, то ли создать вечную головную боль обитателям Восьмикружья. А зачем? Кому угрожали эти бедолаги? Нет, эта затея нам ещё аукнется, вы уж мне поверьте.


   – Нисколько не сомневаюсь, – согласился первый принц Тьмы, – особенно после истории с фон Вейхсом. Между прочим, а он то, как проник в нашу постановку?


   – Полагаю, благодаря дочери, – предположил фон Инфернберг, – и вообще, что вы ожидали от этого паладина-некроманта? Он пятнадцать лет не давал покоя нашим соседям. Теперь его заинтересовали мы.


   – За ним также нужен глаз да глаз, – сурово произнёс ле Гранд, – не хватало ещё, чтобы этот тип вылез на первые роли. С него, со всеми его сказками, легендами и притчами ещё станется.


   – Используем это в наших интересах, – улыбнулся четвёртый принц Тьмы, – ну, а если что, я лично займусь этим мастером клинка. Посмотрим, кто из нас каким оружием искуснее владеет.


   – Нет, так далеко заходить нельзя, – отрицательно покачал головой Лионель, – не забывайте, кто мы для них.


   – Я тоже надеюсь, что до открытой схватки дело не дойдёт, – ответил фон Инфернберг, – в конце концов, наше истинное оружие – слово, а вовсе не меч.


   – Вот именно.


   – Кстати, как к его легендам и притчам отнеслась Альбертина? – поинтересовался четвёртый принц Тьмы.


   – А я ей их не читал. Не успел, – пояснил ле Гранд, – видите ли, она находилась в таком восторге, что я решил остановиться. Верно воспринимать последующие сцены Альбертина всё равно уже не могла.


   – Так вы прервали чтение на поединке некромантов? – уточнил фон Инфернберг.


   – Верно, – подтвердил Лионель.


   – Так это он – причина её эйфории? – улыбнулся ландграф.


   – Правильно, – также улыбнулся ле Гранд.


   – Как предсказуемо, – вздохнул четвёртый принц Тьмы.


   – Не совсем, – не согласился с ним Лионель.


   – Поясните, – фон Инфернберг внимательно посмотрел на ле Гранда.


   – Жаль, что вы не видели это воочию. Сравнить её восторг я могу разве что с радостью, которую испытывает заядлый охотник, когда именно его любимая гончая при общей шумной травле первой догоняет добычу и вонзает острые зубы в тело несчастного животного. Вы многое потеряли.


   – Я уже понял, что постановка боя была встречена на ура – напомнил ландграф Инфернберга.


   – Между прочим, насчёт этой схватки. Конечно, я не большой знаток этого дела, вы же знаете моё отношение к насилию вообще, да и реакция Альбертины даёт нам дополнительный плюс, но, если честно, некоторые моменты этого поединка меня смущают. Я опасаюсь, что и читатели, равно как и члены жюри, воспримут его с большой долей скептицизма.


   – Я понимаю, о чём вы, – кивнул фон Инфернберг, – странные одеяния, особенно головные повязки, сложнейшие акробатические трюки, вы это имели в виду?


   – Именно. Согласитесь, для смертельной схватки...


   – Вы помните слова Воиславы о роли традиций и ритуалов в нашей жизни? – спросил ландграф Инфернберга, – в боевых искусствах Эриннии, впрочем, как и в других областях, возьмите хотя бы знаменитую чайную церемонию, им уделяют первостепенное значение. Их неукоснительное соблюдение до мельчайших деталей – главное требование, которое предъявляют каждому, кто решил связать себя с той или иной боевой школой. В конце концов, именно традиции и ритуалы позволяют человеку оставаться таковым в любых обстоятельствах, преодолевая природную дикость и звериный инстинкт.


   – Но ведь речь идёт о бое на смерть.


   – Согласен, многое в них может показаться постороннему наблюдателю нелепым и смешным. В своём заблуждении он даже способен пойти ещё дальше и самонадеянно заявить, что косная форма убивает сам дух боевой системы, превращая её в набор бесполезных, далёких от реальности упражнений. При этом он забывает, что всё, ставшее каноном, догмой, ритуалом или традицией, когда-то неизбежно несло в себе определённую практическую пользу. Возьмём, например, паладинов смерти, раз уж, благодаря Альбертине, они оказались в нашей постановке. В чём изначально заключалась роль масок и капюшонов? Благодаря им, каскадёр без каких-либо дополнительных ухищрений спокойно и органично заменял на съёмочной площадке актёра, который никакими воинскими дисциплинами до начала съёмок никогда не занимался, да и в силу возраста не мог выполнять те сложнейшие трюки, что требовал от него сценарий. Но прошло время, и использование масок стало незыблемой традицией, одним из столпов, на которых держится всё смертоносное искусство боевых некромантов. Не надеть перед боем маску с капюшоном для паладина смерти то же самое, что для нас заявиться на вечерний приём в кедах, тренировочных штанах и майке-безрукавке. Оно может быть так гораздо удобней, но. Это просто неуважение, прежде всего, к самому себе.


   – Вот оно как – хмыкнул Лионель.


   – То же самое я скажу и о разноцветных костюмах. В самом деле, если оба актёра облачатся в одинаковые по цвету и покрою одеяния, зритель с трудом распознает, кто из них кто в захватывающей, стремительной схватке, наполненной головокружительными кульбитами и пируэтами, да, ещё, если её снимают под разными ракурсами. Что же тогда получится? Зритель горячо переживает за главного положительного героя, а это бац... на самом деле – главный негодяй, который заслуживает самой суровой кары за все свои злодеяния и преступления. И подобные прецеденты, к глубокому прискорбию, случались сплошь и рядом. Да, поначалу режиссёры пытались ограничиться робкими полумерами, скажем, у одного из актёров пояс был другого цвета или ему на голову надевалась повязка. Но в итоге прибегнули к радикальному средству. Так оказалось гораздо удобней и для зрителей, и намного красивей с точки зрения общего восприятия. И опять, спустя века, это стало ещё одной священной традицией боевой некромантии. Участники боя обязательно облачаются в разные по цвету одежды.


   – А головные повязки с непонятными эмблемами?


   – Не смущают же вас плюмажи и султаны на шлемах рыцарей и гербы с девизами на их щитах.


   – Резонно, – согласился первый принц Тьмы, – тогда вот ещё что – излишняя сложность приёмов, которые применяют в бою, те же бесконечные сальто-мортале и прочие акробатические номера.


   – За что зритель деньги платит? За зрелищность и эффектность. Думать, что и он запросто увернётся от стальной пластины, банально пригнувшись, способен всякий дурак. А вот проделать двойное сальто...


   – Можете не продолжать. Значит традиции и ритуалы...


   – Рыцарские поединки и дуэли ведь тоже проводились по строго определённым правилам, – напомнил фон Инфернберг, – людям вообще свойственно всячески приукрашать и усложнять процесс убийства. Может, мы так пытаемся убедить себя в его неестественности и чуждости нашей природе?


   – Интересная мысль, – зажёгся Лионель, – обязательно разовьём её в нашей постановке. А что касается этих паладинов смерти – в конце концов, мы оба прекрасно знаем, из-за кого нам приходится писать о них. Раз Альбертина прыгает от радости до потолка – что ещё надо для полного счастья? Шут с ними. У нас достаточно других, действительно серьёзных и острых тем, которые предстоит раскрыть. Чтобы раз и навсегда закрыть этот вопрос и больше к нему никогда не возвращаться, позволю себе лишь позабавить вас довольно любопытными сведениями, которые я узнал из беседы с нашей взбалмошной партнёршей.


   – Я заинтригован, – проявил видимый интерес к словам Лионеля ландграф Инфернберга.


   – Вы, конечно, понимаете, что я не мог не попытаться выяснить, откуда у Берти такое, прямо скажем, нездоровое влечение к этим самым... некромантам. И вот, что она с нескрываемым удовольствием и важностью рассказала мне. Это произошло, когда Альбертина была ещё совсем ребёнком – прелестным и очень милым существом.


   – Она и сейчас всё ещё ребёнок, – заметил четвёртый принц Тьмы.


   – Сейчас она – несносное инфантильное создание, которое упорно не желает взрослеть и даже думать об исполнении священного материнского долга. Хотя об этом, если честно, говорить уже поздно, – мрачная тень легла на лицо ле Гранда, – но вернёмся в те годы, когда Берти действительно была маленькой. В то лето она, вместе с группой одноклассниц, проходила трудовую практику в школе. В чём именно состояла эта практика, я расспросить не удосужился, но это и не играет никакой роли в моём рассказе. Итак, в один из знойных июньских дней, когда нестерпимо палящее солнце в гордом одиночестве высоко плыло в чистой лазури безоблачного неба, и казалось, что нет ни малейшей возможности надёжно укрыться от её всепроникающих, безжалостных лучей, так вот, в один из таких дней подружки Альбертины, по окончанию занятий, решили всей дружной компанией пойти в один из многочисленных видеосалонов, что появлялись тогда в городе, словно грибы после дождя. В видеосалонах этих показывали исключительно иностранные фильмы, весьма разнообразные и по жанру, и по художественному уровню – от откровенно плохих до, прямо скажем, очень и очень слабых. Но фильмы эти были тогда в диковинку, у незрелой и неискушённой аудитории, особенно малолетней, вызывали восторг, и билет на них стоил, между прочим, целый рубль. Конечно, рубль этот и близко нельзя ставить с тем рублём, каким в своё время расплачивался я, но и сравнивать его с тем, во что он превратился буквально через несколько лет, тоже, ни в коем случае, не следует. Пойти вместе с ними одноклассницы пригласили и Берти. Надо заметить, что до этого Альбертина в видеосалоны не ходила принципиально, справедливо полагая, что примерной отличнице, девочке из образованной и порядочной семьи ни в коем случае нельзя смотреть дурные фильмы, где показывают сплошное насилие и смакуют откровенную жестокость. Но в тот роковой для нас день её подружки проявили поразительную настойчивость, пообещав полностью оплатить билет на сеанс. И наша партнёрша дала себя уговорить. Фильм, что она посмотрела в тот день...


   – Надеюсь, не изменил её мнения о зарубежном кинематографе? – улыбнулся ландграф Инфернберга.


   – Ни в коем разе, – отрицательно покачал головой Лионель, – изменить её мнения он никак не мог, ибо в нём, оправдывая самые дурные ожидания Альбертины, не было почти ничего кроме откровенного насилия. Три четверти картины составляли бессмысленные, жестокие драки, иногда, для разнообразия, разбавляемые откровенными эротическими сценами. Как я сказал, в фильме не было почти ничего ценного и интересного для примерной девочки-отличницы.


   – Вы сказали почти... – уточнил фон Инфернберг.


   – Увы, кое-кто сильнейшим образом потряс детское воображение Альбертины, серьёзно повлияв на ещё толком не окрепшее мировоззрение ребёнка. Я полагаю, вы уже догадались, о ком я веду речь.


   – О паладине смерти?


   – В принципе, верно, но здесь не всё так просто. Ведь паладин паладину, как гласит известная поговорка, рознь. Помните ваши рассуждения об актёре, который никогда не занимался воинскими дисциплинами, и о замене его каскадёром на съёмочной площадке?


   – Ну-ка, ну-ка, – оживился четвёртый принц Тьмы.


   – Он – профессиональный актёр...


   – Служитель искусства? – изумлённо переспросил фон Инфернберг


   – Именно, – подтвердил ле Гранд, – я специально выяснил, актёр этот снялся более чем в ста кинокартинах и не где-нибудь – а на Аппенинах.


   – Серьёзная школа, – уважительно произнёс Даймон, – там каждый режиссёр считает себя Микеланджело или Федерико...


   – На закате карьеры он сыграл почти в дюжине фильмов про этих самых боевых некромантов, да так, что похоже навечно обеспечил себе всемирную славу «величайшего паладина смерти всех времён и народов». А ведь всё сложилось бы совсем иначе, согласись он в своё время сыграть главную роль в дебютном фильме молодого новичка, а не ограничился бы дружеским советом пригласить на съёмку малоизвестного актёра из-за океана, – с некоторой досадой добавил первый принц Тьмы.


   – Да, не повезло нам, – согласился ландграф Инфернберга.


   – И надо же было этой глупой девчонке посмотреть именно тот фильм, где актёр этот играл по-настоящему. Говорят, в большинстве остальных фильмов про некромантов он откровенно халтурил, прекрасно осознавая, что кассовый успех картинам всё равно обеспечен. Но этот фильм был одним из первых, и актёр этот в нём выложился, что называется, до конца. Как я понял из восторженных воплей Альбертины, больше всего её поразили мгновенные преображения его персонажа из вальяжного самодовольного господина средних лет в сурового, бесстрашного воина, чей холодный и пристальный взор не сулил врагу ничего хорошего. По большому счёту взгляд этот, как я представляю, гарантировал верную смерть. А если учесть, что столь резкая перемена в характере сопровождалась эффектной сменой пусть и отлично пошитого, но всё же обычного костюма на боевое облачение паладина смерти, то я начинаю понимать Берти. Да, актёр этот создал ОБРАЗ.


   – Это его профессия, – напомнил фон Инфернберг.


   – И ОБРАЗ этот превратился для Берти в ГЕРОЯ.


   – Значит, эта роль – его крупнейшая творческая удача.


   – Не нам поздравлять его с успехом. Тем не менее, вы, пожалуй, правы. Вот она – волшебная сила искусства. Перед ней бессильны любые разумные доводы и аргументы. Вам же хорошо известно, прямо скажем, весьма скептическое отношение Альбертины к боевым возможностям настоящих борцов или боксёров, независимо от их подготовки и мастерства. Она твёрдо убеждена, что всемером, особенно, со стальной трубой в руках, которая, по словам Берти, до сих пор где-то валяется у неё на балконе, завалить можно любого. Любого из реальных атлетов или спортсменов. Но вот с её ГЕРОЕМ этот номер не пройдёт. Он непобедим. И точка.


   – И он где-то обязательно есть, – улыбнулся фон Инфернберг.


   – А как же иначе? Именно где-то... Альбертина уже не видела откровенной слабости сценария, написанного на коленке, впопыхах и вдобавок людьми, для которых это занятие было явно в диковинку. Не замечала она и остальных серьёзнейших недочётов – в режиссуре, операторской работе и так далее – хотя, что возьмёшь с ребёнка? Она видела лишь своего ГЕРОЯ. НАСТОЯЩЕГО ГЕРОЯ. По дороге домой Берти подобрала какую-то палку, похожую на меч некроманта, в принципе, в руках ребёнка любая палка превращается в меч некроманта, но эта палка, по уверениям Альбертины, в самом деле чем-то напоминала меч. Дома Альбертина повязала на голову мамину косынку – с косынкой у Берти вообще были связаны самые приятные и тёплые воспоминания. Когда она была совсем маленькой, её голову после купания заматывали в косынку, чтобы она не простудилась. Берти это доставляло огромное удовольствие, и она не стеснялась громогласно выражать свой неописуемый восторг. Итак, Альбертина повязала косынку, а в качестве маски она использовала старый пионерский галстук. Берти обучали сапёрному делу?


   – Время было такое, – пожал плечами ландграф Инфернберга, – пережитки холодной войны и железного занавеса.


   – В общем, в таком вот виде, хотя нет, ещё один небольшой штрих. Среди игрушек она отыскала небольшой чёрный мячик из очень твёрдой и упругой резины – Берти называла его попрыгунчиком.


   – Это известная игрушка, – авторитетно подтвердил четвёртый принц Тьмы, – можно сказать, один из символов той эпохи.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю