Текст книги "Хроники Эринии. Дракон стремится к морю (СИ)"

Автор книги: Альбертина Коршунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)

   Убедившись, что никому из посетителей ресторана даже в голову не приходит светлая мысль вежливо ответить на его искреннее приветствие, Лионель ле Гранд повёл себя так, как повёла бы себя в подобной ситуации действительно великая и незаурядная личность. Не выказав ни малейшего возмущения столь открытой неприязни и, одновременно, нисколько не смутившись оказанному ему приёму, первый принц Тьмы улыбнулся грустной, понимающей улыбкой и, широко разведя руки, сделал ещё один шаг навстречу своим не слишком многословным собеседникам. И как вы уже догадались, это был именно тот самый шаг... в абсолютно правильном направлении.

   И рассеялись чары, и разрушилось колдовство. Со звоном упала прямо на тарелку вилка с нанизанным на ней грибочком, полилось на белоснежную скатерть игристое вино, всё за столиками пришло в движение, и движение весьма и весьма оживлённое. И вот уже залихватского вида и самой отчаянной наружности гражданин (даже и не знаю, что именно мешает мне назвать его господином), залпом опрокинув стопочку «беленькой», восклицает во всю силу могучих и развитых лёгких:

   – Твою мать!

   Прорвало плотину. Как по команде, почти одновременно начали вскакивать со своих мест люди, бросаясь, кто куда, но главным образом к дверям, ведущим внутрь дома. Кто-то, наиболее нервный и впечатлительный, бежал к ним со всех ног, кто-то, опытней и осторожней, добирался до неё ползком, прикрывая голову и стараясь не попадать на открытое пространство. Некоторые, по-видимому, самые бесстрашные, укрылись за опрокинутыми столиками, почему-то не принимая в расчёт участь дубового стола у входа на веранду.

   А между тем на площадку обрушилась буря. Хотя нет, ближе к истине будет назвать это канонадой. Несколько дивизионов крупнокалиберной артиллерии повели меткий и всесокрушающий огонь по заранее пристрелянной местности, так что ни один выпущенный ими снаряд не пролетал мимо цели. Споро работали заряжающие, знали прекрасно своё дело наводчики и корректировщики огня, чётко отдавали команду «пли» командиры орудий и батарей. Распускались в небе над верандой изумительно красивые цветы разрывов, и с диким, протяжным воем летела вниз смертоносная шрапнель, круша мебель и дырявя скатерти и салфетки. Сносили всё на своём пути частые залпы картечи, вдребезги разбивая фарфоровую и хрустальную посуду. Опрокидывали, разносили в щепки стулья и столы фугасы и осколочные, рождали всепожирающее пламя врезавшиеся в асфальт зажигательные снаряды. Горе, горе тем, кто понадеялся на скорость и опрометчиво пробовал бежать в этом бушующем море огненных разрывов и хаосе ужасных разрушений. Безжалостно сбивало их с ног, волокло по земле, подбрасывало в воздух и швыряло об стены двухэтажного красивейшего дома. Некоторым, особо удачливым из них, посчастливилось врезаться в окна, и счастливчики эти под жалобный звон разбитого стекла влетали внутрь ресторана в залы, украшенные лиловыми лошадьми, и рождали там панику и ощущение некоторого дискомфорта. Тем же, кто добирался до спасительных дверей ползком, повезло больше. Пусть их и обдало осколками разбитой посуды, заляпало ошмётками блюд и закусок, а также накрыло настоящим ливнем из щепок, серебряных вилок, ножей и ложек, избежали они самого худшего. Но, увы, и им путь к отступлению оказался отрезан. Лежали они без движения на асфальте, прикрыв головы и обречённо ожидая, когда очередной снаряд разорвётся прямо возле них. Что может быть хуже, чем ощущать собственное бессилие и беспомощность?

   Ну а как же те, кто храбро и отважно укрылся за опрокинутыми столами и, похоже, приготовился дать отпор не на шутку разошедшемуся Первому принцу Тьмы?

   Да-да, нашлись среди посетителей ресторана смельчаки, которые поняли, что спасение их заключено лишь в мече, и чья гордая, непокорная натура настоятельно требовала ответить, со всей возможной силой, всеми доступными средствами ответить на жуткий разор, творимый Лионелем ле Грандом. А может, чувствовали они свою персональную ответственность за судьбы менее мужественных и более слабых товарищей и коллег, и поэтому решили вызвать жестокий и всесокрушающий огонь на себя? Кто знает, читатель, кто способен разобраться до конца в тёмных лабиринтах писательской души?

   И вот уже, повинуясь таинственному зову не то совести, не то гражданского долга, не то обыкновенного человеческого достоинства, какая собственно разница. Главное – вот уже держит в руке извлечённый из заплечной кобуры грозный вороненый маузер высоченный бритый мужчина суровой и смелой наружности, умело укрывшийся от снарядов первого принца Тьмы за опрокинутым столом, на котором ещё совсем недавно мирно возлежало деликатесное кушанье из нежного мяса рябчиков и десерт из кругами нарезанных долек большого сочного ананаса. Держит, крепко сжимая рифленую рукоять прославленного оружия, с кривой, не сулящей ничего доброго усмешкой обращаясь к нему – единственному залогу безопасности хозяина и его друзей:

   – Ну что, твоё слово, приятель...

   И палец жмёт на спусковой крючок ещё и ещё, и гулким разрывам снарядов не удаётся заглушить сухой треск частой и бешеной стрельбы. И высекают искры пули, выпущенные из маузера, в десятке другом сантиметрах от Лионеля ле Гранда, врезаясь во что-то невидимое, но, похоже, совершенно непреодолимое и абсолютно непроницаемое. Вреда они первому принцу Тьмы, естественно, никакого не причиняют, но обращают на себя его внимание, отвлекая взор Лионеля от несчастных, ничком лежащих на асфальте веранды. И на злосчастный столик, за которым столь грамотно укрылся отчаянный храбрец, один за другим обрушиваются страшные заряды чистой разрушительной энергии. Но странное дело – хотя столик этот на первый взгляд выглядит довольно хлипким по сравнению с солидным дубовым столом, за которым пыталась спрятаться бедная девушка-привратница, но. Да, отлетают от столика мелкие осколки, разлетаясь во все стороны, задевая и раня всех, кто встретился у них на пути, покрывается его поверхность паутиной мелких трещин, берущих начало, чуть ли не из его геометрического центра. Но разрушить, разнести столик в пыль и щепки у ле Гранда не получается. Очередное прямое попадание мужественно выдерживает он, позволяя высокому бритому мужчине до конца разрядить обойму маузера в первого принца Тьмы, чтобы затем, ловко перезарядив оружие, снова продолжить, пусть и неравную, но, всё же, честную огневую дуэль. Воистину, Хёлльмунд, ты полон истинных чудес!

   Но не только владелец вороненого маузера осмелился вступить в открытое противоборство с грозным принцем Тьмы. Есть, есть у отчаянного смельчака столь же бесстрашные, как и он, союзники, чья храбрость ни в чём не уступит мужеству бритого высокого господина. На противоположном конце веранды, за наспех сооружённой из нескольких столиков и стульев баррикадой, укрылся элегантной, но чрезвычайно дерзкой наружности джентльмен, сжимающий в левой руке револьвер системы «Наган», а в правой – пистолет «ТТ». Ведя огонь по первому принцу Тьмы из обоих стволов одновременно, который, впрочем, никакого ущерба, как и пули «Маузера», Лионелю не причинял, сей элегантный джентльмен сопровождал стрельбу с двух рук одним и тем же восклицанием, кое он выкрикивал с завидным постоянством:

   – Господа, да это же Разгром! Настоящий форменный Разгром!!

   И в его сторону было выпущено несколько разрушительных зарядов, потрясших до основания импровизированную баррикаду, но так и не сумевших по совершенно загадочной причине, разметать её в клочья. При очередном попадании, дерзкий джентльмен поспешно нырял вниз, полностью укрываясь за столь хрупкой и ненадёжной на первый взгляд преградой, чтобы затем, резко вынырнув из-за неё, продолжить яростный обстрел распоясавшегося венценосного дебошира. Стрельба эта если и затихала, то ровно настолько, сколько требовалось джентльмену, чтобы перезарядить револьвер (обойма «ТТ» менялась почти мгновенно).

   Точно посередине между высоким бритым господином и элегантным, дерзким джентльменом, за примерно дюжиной перевёрнутых стульев и опрокинутым столом, на котором каких-то десять минут насад мирно и чинно покоился жареный гусь, засели двое нахального вида молодых людей, в одинаковых дивного отлива костюмах в яблоках. Ни у одного из них, к сожалению, а может и, наоборот, к счастью, не было огнестрельного оружия, а потому юные храбрецы, посчитав недопустимым оставить товарищей один на один с грозным и безжалостным врагом, швыряли в ле Гранда всё, что подворачивалось им под руки. С жалобным звоном отлетело от невидимой стены огромное сверкающее блюдо, обрушенное молодыми людьми на первого принца Тьмы. Увы, не смогли также пробить защиту Лионеля и несколько, одной за другой метко пущенных в голову ле Гранда медалей за спасение утопающих. Тогда, убедившись, что все их действия бесплодны и не приносят никакого результата, молодые люди пошли на самые отчаянные меры. Один из них извлёк из внутреннего кармана пиджака опасную бритву, раскрыл её, позволяя внимательному наблюдателю заметить, что её отточенное лезвие покрыто какими-то странными бурыми пятнами, более всего напоминающими засохшую, впрочем, не станем отбирать у экспертов-криминалистов их хлеб. Выждав подходящий момент, молодой человек глубоко вздохнул и, широко размахнувшись, запустил бритву в Лионеля ле Гранда, чьё внимание в этот момент было полностью обращено на дерзкого и элегантного джентльмена, как раз вынырнувшего из-за баррикады и вновь открывшего пальбу. И чудо свершилось. Бритве удалось то, что оказалось не по плечу и зубам ни пулям «Маузера», «Нагана» и «ТТ», ни сверкающему блюду и медалям за спасение утопающих. Её потускневшее от бурых пятен лезвие с невероятной лёгкостью рассекло доселе непреодолимую преграду и непременно полоснуло бы глубоко по горлу Первого принца Тьмы, если бы Лионель, в самый последний момент узревший летящую опасность, не проявил завидную реакцию и не увернулся изящным и стремительным движением в сторону. Естественно, после такого фортеля разъярённый Первый принц Тьмы всё внимание обратил на дерзкую парочку, обрушив на их, не самое надёжное укрытие, всю огневую мощь. И заверяю тебя, читатель, что в итоге молодым людям пришлось бы очень и очень плохо, если бы в этот критический для всех посетителей ресторана миг...

   И было в этот страшный миг явление на веранде. Появился на ней черноглазый красавец с кинжальной бородой, опоясанный широким кожаным поясом, из-за которого торчали рукояти пистолетов, и с алым шёлковым платком на вороного крыла волосах. И стоял он отважно в полный рост, не обращая внимания на рвущиеся снаряды, как не обращал когда-то внимания на проносящиеся мимо ядра, когда его бриг под чёрным гробовым флагом с адамовой головой сходился в смертельном единоборстве с испанским галеоном или французским фрегатом. Знал, знал бесстрашный капитан, что от судьбы не уйдёшь и её не обманешь, и что всегда, слышите, всегда следует надеяться, что твой черед ещё не настал.

   Окинув острым, внимательным взором площадку и оценив весь масштаб творящегося на ней безобразия, командир брига медленно извлёк из кармана шитого золотом камзола серебряную боцманскую дудку, столь же неторопливо поднёс её к губам, и пронзительная тревожная трель разорвала воздух над злосчастной верандой. И сразу же возле отважного капитана закрутились в зловещем и яростном танце два чёрных вихря, будто предвещая что-то тревожное и явно недоброе. На губах черноглазого красавца заиграла довольная улыбка.

   – Кавалерия прибыла, – холодно произнёс Даймон фон Инфернберг, и стало ясно, что четвёртому принцу Тьмы прекрасно известно, кто сейчас появится на разорённой веранде. Похоже, ландграф Инфернберга не ожидал от этого ничего хорошего. Разминаясь на ходу, хрустя костяшками пальцев, Даймон фон Инфернберг не спеша подошёл к Лионелю и, расправив плечи, встал рядом с ним. По-видимому, приближалась гроза.

   Танец смерти и чудеса фехтования.

   Итак, я вынудила Скитальца заняться мною всерьёз. Замечательно. Наконец-то наши намерения совпали. Посмотрим, какой ещё козырь он припрятал в рукаве. Вставать из-за стола я, разумеется, не собиралась.

   И как оказалось – не зря. Пришелец всё ещё был полон самых неожиданных сюрпризов. Рискну предположить, его следующий поступок поразил бы многих.

   – Не дайте мне остаться непонятым, – изящно поклонился Уильям и громко щёлкнул пальцами.

   И тотчас же напряжённую тишину разрядила зажигательная, ритмичная мелодия, которая, как нельзя лучше, подходила для горячего, страстного танца. Звучала эта музыка, естественно, ниоткуда, то есть прямо из воздуха, впрочем, ни меня, ни вас, этим не удивишь, не так ли? Уверена, вы сотни раз сталкивались с подобным трюком.

   А Пришелец уже полностью отдался энергичным ритмам зарубежной эстрады. Да, танцевал он и в самом деле превосходно. Проделав в начале несколько замысловатых па, Уильям выполнил какой-то сложнейший пируэт и, неожиданно остановившись, резко выбросил руку в мою сторону. В меня снова полетел уже знакомый дымчатый шар. И опять мой меч опередил меня. Я ощутила его решительный порыв и, скорее инстинктивно, чем осмысленно встретила клинком летящую смерть. Получилось, как в одной великосветской или другой, любимой народом, игре. Я и моё отважное оружие отбили полыхнувший голубым пламенем шар далеко в сторону.

   Неудача нисколько не смутила Скитальца. Отступив на шаг, он небрежным жестом предложил мне присоединиться к веселью. Подобное предложение на танец было слишком дерзким, чтобы отказаться от него. Пора поставить кое-кого на место.

   Только танцевальной площадке не хватает одной очень важной детали. Но сейчас я всё поправлю. Громкий щелчок моих пальцев, и на бетонном полу закружились в весёлом хороводе пятна красного, жёлтого и зелёного света. Они ритмично, под аккомпанемент заводной мелодии, сменяли друг друга, позволяя танцору глубже погрузиться в беззаботный транс. Вот теперь всё готово к моему выходу. Мой черёд блистать удивительной грацией и пластикой.

   Я начала с моего коронного номера – в вертикальном шпагате несколько раз провернулась вокруг своей оси. Вместе со мной, подобно гимнастической ленте, кружился в безумном танце и мой боевой соратник, вновь приняв свою гибкую форму. Всякий раз при очередном пируэте, он излучал смертельную волну хаоса и разрушения, которую обрушивал на моего партнёра. И всякий раз Уильям, не останавливаясь ни на миг, создавал энергетический щит, о который разбивались мои атаки. Что же, прирождённая танцовщица не ограничивается одним па.

   Не надо слов, не надо фраз, царит лишь музыки дыханье, движеньем тел в последний раз мы объяснимся на прощанье. Когда бурлящая внутри тебя энергия рвётся наружу стремительным потоком – не сдерживай её. Дай волю чувствам. Они – источник твоей силы, от них зависит твоя жизнь.

   Пламя, что горит у меня в груди не должно погаснуть. Сейчас не разум, но творческое вдохновение решает судьбу поединка. Почему? Всё просто – мы с Уильямом обстреливаем друг друга самонаводящимися заклинаниями. Увернуться от них невозможно, а значит, ключ к победе кроется не в изощрённой тактике и стратегии, а в разрушительной мощи «духов смерти» и прочности магических щитов. Вверх возьмёт тот, кто сумеет вложить в свои чары больше энергии, тот, кто не позволит ей иссякнуть раньше срока. Увы, но за изящным танцем скрывается изнурительная борьба на измор. Такова наша жизнь.

   Кружиться в танце, веселясь, не думать о былом, забыть о мелкой суете, о выборе ином.

   Поворот, пируэт, смена позиции. Раз-два, раз-два, раз-два-три. Каблуки ботфортов добросовестно выбивают сложный, но чёткий ритм, стальной бич со свистом рассекает воздух и резко хлещет по треснувшему бетону. А где-то там впереди бесшумно скользит по полу мой опасный партнёр. Каждый наш жест, каждый взмах руки грозит гибелью, я даже не считаю их. Воздух пропитался смертью, и мне уже мерещится её характерный, ни с чем не сравнимый запах. «Духи смерти», словно хищные птицы, носятся между нами, пытаясь добраться до живой плоти и погасить огонь человеческой души. Но пока гибнут лишь эти порождения запретной магии, исчезают эффектно, красиво, взрываясь голубоватыми, ослепительными вспышками. Мой неиссякаемый источник – бей ключом! Не дай мне остаться непонятой! Веселье продолжается.

   Танец выполнил своё предназначение. Мы сблизились, а значит, пора назначать настоящее свидание. Хорошо, я первая проявлю инициативу.

   Несколько шагов вперёд, резкий выпад, и уже не энергия смерти, а моё оружие жаждет поразить пришельца. Цепь натянулась до предела, превратилась в струну, нацелившись хищным остриём прямо в сердце врага. Я рада, что Скиталец понял мой намёк. Конечно, он увернулся, ушёл от хлыста, как всегда, легко и непринуждённо. Но теперь, я вижу в его руках копьё с тонким металлическим древком, чей наконечник пока прикрыт кожаным чехлом. Обещаю, что ненадолго. Мы оба замираем в боевых стойках, музыка постепенно смолкает, и цветные круги уже не пляшут по бетонному полу. Столкновение неизбежно.

   – Попробуйте, – с лёгкой улыбкой на устах приглашает меня Уильям.

   Разумеется, но фехтовать я привыкла в другой одежде. Создатели, я уважаю ваши вкусы, но вопрос самосохранения – самый важный в нашей жизни. Передо мной не тот противник, чтобы рисковать.

   Я резко поднесла ладонь к лицу, и густые клубы дыма окутали меня с головы до ног. Через мгновение я предстала перед Уильямом в моём любимом обличии – в одеянии паладина смерти. Тёмно-зелёный камуфляж, мягкая, бесшумная обувь, капюшон и маска, а также самое главное – чёрная головная повязка с изготовившимся к бою белым драконом.

   – Лорд Всемогущий! – с притворным удивлением воскликнул Скиталец, – храни нас святой Георгий! – наставил он на меня своё копьё.

   – Белый Дракон, Белый Дракон! – невозмутимо ответила я моим боевым кличем. После паладинов-алеманов, атаковавших меня с воплями «Зигфрид победит дракона!», я уже ничему не удивляюсь.

   Резко оттолкнувшись от пола, я устремилась в атаку. Уильям спокойно стоял на месте, поджидая меня, видимо, он нисколько не сомневался в своей быстроте. Что же, мастерство доказывают в бою. Действительно, лишь сумасшедшая реакция спасла ему жизнь. В самый последний момент, отдёрнув голову, он успел отбить древком копья мой клинок. Но ведь настоящий мастер не бьёт лишь один раз. «Атака Хейди Шмид» – сейчас я исполнила её идеально. И Скитальцу, поспешно отступая, пришлось ещё дважды парировать моё оружие. Вот именно, что поспешно.

   И снова мы замерли, словно по команде. Я с интересом наблюдала, как лихорадочно дрожит копьё в руках моего противника. Уильям же смотрел прямо на меня. Не отводя взора, он не спеша снял с наконечника кожаный чехол и небрежным движением отбросил его далеко в сторону. Я успела заметить, что одно из двух декоративных ушек наконечника отломано, прежде чем Скиталец, подпрыгнув и провертевшись в воздухе, на миг пропал из вида. Конечно, он почти сразу же появился – и его новый облик говорил лишь об одном – и в фехтование он признал меня равным противником. Он признал меня настоящим паладином смерти.

   Такая оценка была лестна вдвойне, учитывая виртуозное мастерство Скитальца и само его положение в иерархии боевых некромантов. О последнем я могла ясно судить по его новому одеянию. Только паладинам высшего ранга дозволялось поверх обычного костюма носить куртку особого покроя – без рукавов, но с широкими стоячими плечами, а также гетры и нарукавники. Куртка, гетры и нарукавники Уильяма были ярко-алого цвета, а остальная одежда блистала ослепительной белизной. Но больше всего меня поразил не цвет одежды, а тёмно-синяя головная повязка, на которой красовался самый, что, ни на есть обычный школьный глобус, а также, разделённая им пополам, загадочная надпись на тайном языке некромантов – «СТРАТФОРД». Возможно, так называлась школа, в которой обучался или которую возглавлял зловещий пришелец.

   – Теперь мой черёд атаковать, – торжественно возвестил Скиталец.

   Мы одновременно устремились друг к другу. Дрожащее от нетерпения копьё и оживший меч скрестились.

   – Попробую я сокрушить вас силой, что злобному тирану помогала страну во страхе и узде держать, – нараспев продекламировал Уильям, величественным слогом сопровождая молниеносные выпады трясущегося копья, – урода венценосного свирепость, которая что на войне, что в мире, в сердца вселяла чувство омерзенья.

   – Атаку отражу я вашу стойкостью того, кто сокрушил кровавого тирана, – повинуясь странному порыву, подхватила я драматический почин пришельца, – славнейшего из рыцарей без страха, с душою чистою и мыслями святыми. Того, кто, одержав великую победу, войну закончил, тридцать лет терзавшую Отчизну.

   Приятно сознавать, что твой меч не ударил клинком в грязь. Так же, как и ты, лицом.

   Впрочем, достойный отпор нисколько не смутил Скитальца.

   – Тогда на помощь призову я мощь того, кто предал короля, отринув прочь присягу, – копьё Уильяма вновь нацелилось мне в сердце, – кого пророчество ужасных ведьм толкнуло кровь пролить невинную безвинных.

   – Атаки вашей вновь я не страшусь, – мой меч уверенно копьё отбросил прочь, – пусть мне поможет мужество и честь воителя без страха и упрёка, что лес повёл на штурм высоких стен, пророчество, презрев и посрамив тирана.

   И после второй неудачи Пришелец не отступил.

   – На вас обрушу ярость я того, кто завистью дышал к родному брату, – Скиталец хладнокровно попытался пронзить мне горло, – оклеветав перед отцом родным, в доверие вошёл, чтобы в конце предать всех тех, кому обязан жизнью. Кто в чёрной злобе приказал повесить девушку, любившую отца и мужа, кто в женских душах разжигал лишь ревность и раздор.

   – Не убоюсь я ярости его, – вдохновенно парировала я атаку Уильяма, – на помощь мне придёт любовь святая, которой сын ответил на отцовский гнев. Пусть вера в справедливость и отвага, что в бой его вела, и мне прибавит силы.

   – Ну что ж, тогда я применю коронный мой удар, – нацелил копьё мне в живот Пришелец, – его я перенял у рыцаря, который, в убийство подлое замыслил превратить бескровный и честнейший поединок. Для этого рапиры остриё он тайно смазал страшным и опасным ядом.

   – Удар ваш отразить довольно нелегко, – на миг мне показалось, что на острие копья Скитальца подозрительно заблестели капли какой-то бесцветной жидкости, – но справиться с атакой вашей мне поможет спокойствие и безмятежность духа, с которой смерть свою встречал отважный принц. Но чтобы участи его трагической избегнуть, сама я поспешу начать мою атаку!

   У настоящей леди слова никогда не расходятся с делом. В то же мгновение на Уильяма обрушился настоящий шквал:

   – И где носило вас все эти многие века? – с ехидной, саркастической улыбкой выполнила я мой первый выпад.

   – Какого Джесса, говорил же я, что был в командировке, – отвёл в сторону мой клинок Скиталец.

   – А как племянник ваш, здоров иль всё болеет? – нанесла я широкий рубящий удар.

   – Какой ещё племянник? – с искренним любопытством спросил Уильям, уклоняясь в сторону.

   – Конечно же, любимый! Ловушка для волков? Увечная нога? А сигареты «Друг»? – каждый вопрос сопровождал разящий удар или опасный укол.

   – Курить давно я бросил, – ловко разорвал дистанцию Скиталец, – и вообще, перестаньте нести отсебятину. А то окажетесь вне игры.

   – А почему вы перешли на прозу? – надменно вскинула я бровь, впрочем, под капюшоном это было незаметно.

   Ответом мне служило лишь молчание.

   Противоборствующая сила выходит на сцену.

   Грянула буря. Словно по неведомому сигналу оба смерча внезапно прервали зловещий танец, на миг, издавая беспокойный гул, неподвижно зависли над разнесённой верандой, а затем, одновременно превратившись в две ослепительные вспышки, исчезли бесследно и безвозвратно. А к находившимся на площадке присоединились ещё двое мужчин. С их появлением настроение посетителей ресторана – как тех, кто отважно противостоял первому принцу Тьму, так и тех, кто лежал ничком на асфальте или с тревогой прильнул к окнам двух роскошных залов, изменилось самым разительным образом. Всюду воцарилась уверенность в собственных силах и правоте, а также в том, что кое-кому не удастся выйти сухим из воды, а придётся ответить за свою дикую, безобразную выходку. В свете этой чудесной перемены, остановимся подробней на внешности духовных лидеров враждебной Лионелю ле Гранду и Даймону фон Инфернбергу партии. В конце концов, как верно заметил четвёртый принц Тьмы, прибыли не абы кто. Прибыла кавалерия....

   Что сразу поражало в облике первого из прибывших – так это безукоризненный пробор, о котором в Хёлльмунде ходили самые невероятные легенды. Да и как было не родиться им, если всякого, хоть раз взглянул на него, начинал мучить невыносимой мукой, один-единственный вопрос – какой именно маркой бриолина пользуется обладатель столь безупречного пробора, дабы добиться столь потрясающего результата. Яростные споры на это тему не затухали в Хёлльмунде ни на день. А уж, сколько пари, и каких пари, было заключено между самыми непримиримыми и бескомпромиссными спорщиками – точную цифру не назовёт вам никто. Ответят, пожимая плечами – не сосчитать, и большего вы ни у кого не добьётесь. И это при том, что буквально все в Тёмном Королевстве прекрасно понимали, что секрет пробора не будет раскрыт никогда, а потому и выигрыша никто не получит ни при каких условиях и даже самых форс-мажорных обстоятельствах. Но соблазн, искушение и главное – азарт, дикий, безумный азарт оказывались слишком велики и легко преодолевали голос трезвого рассудка и слабые упрёки не самой чистой совести.

   Да что пробор, что пробор, это так – приманка для слабых душ и неокрепших умов, не способных увидеть всю картину в целом и увлекающихся самым кричащим её фрагментом. А монокль, самый настоящий монокль в правом глазу, который не только придаёт лицу выражение чопорное, сухое и строгое, но и заставляет всплыть в вашей памяти слова, произносимые на странном и как-то уж совсем неуютно звучащем языке: « Da der Feind mit seinem linken FlЭgel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinem rechten FlЭgel lДngs Kobelnitz und Sokolnitz hinter die dort befindlichten Teiche zieht, wir im Gegenteil mit unserem linken FlЭgel seinen rechten sehr debordieren, so ist es vorteilhaft letzteren FlЭgel des Feindes zu attakieren, besonders wenn wir die DЖrfer Sokolnitz und Kobelnitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke falen un ihn auf der FlДche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa-Walde verfolgen kЖnnen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu diesen Endzwecke ist es nЖtig...Die erste Kolonne marschiert... die zweite Kolonne marschiert... die dritte Kolonne marschiert... major Schratt.»

   И линза этого по всем характеристикам необычного монокля обладает какими-то явно мистическими и, если быть откровенным до конца, даже магическими свойствами, ибо, скажите на милость, как ещё объясните вы то, что взор прибывшего мужчины, проходя и преломляясь через это прозрачное, чистое, как слеза невинного младенца стекло, приобретает эдакую прямо-таки сверхъестественную проницательность и пронзительность. Упаси Господь вам или тем, кто особо вам дорог и близок, обменяться взглядами с могущественным владельцем волшебного монокля. Глаза не обманывают, глаза не лгут. Пусть лицо ваше будет бесстрастно, осанка величава, а жесты плавны и раскованны, они не помогут и не спасут. Пронзительный, проницательный взор с лёгкостью проникнет в самую глубь души, играючи раскроет самые сокровенные тайны и секреты, без малейшего труда определит, чем вы дышите, и кто вы есть. За один короткий миг прочитает вас, как раскрытую книгу, и составит абсолютно верное мнение. И вот, пожалуйста, это самое мнение вы уже отчётливо видите на презрительно поджатых губах и надменно вскинутой брови, и становится вам почему-то чрезвычайно неловко и стыдно, а за что – хватит ли у вас мужества быть искренним перед самим собой? Нет, упаси Господь, упаси Господь.

   А впрочем, пустышка этот монокль. Так, обыкновенная стекляшка, мало ли мы таких видали на своём веку? И бояться его не стоит, ведь ещё большой вопрос, для чего он предназначен на самом деле? Вдруг вовсе не для того, чтобы проникать, а совсем даже наоборот, чтобы отвлекать и скрывать? Как оно часто бывает, на первый взгляд – монокль, сила, уверенность, незыблемая мощь, а приглядишься внимательней – и лезет сквозь помутневшее стёклышко серенькая душевная нищета. И сразу становиться как-то неловко и стыдно.

   Но пусть, пусть смотрит на вас пронзительно сквозь волшебный монокль его владелец, пускай раскрывает заветные тайны наших душ. Ведь и мы, в свою очередь, можем полюбопытствовать, что скрывает магическая линза. Так что же нам мешает? Стекло прозрачно, его не существует. Мы способны увидеть. Спросите что? А хотя бы удивительной синевы глаза, той самой синевы, что рождает ощущение вечности и покоя и заставляет забыть о мелочном и суетном, о ничтожном и подлом. Вам мало? А незатухающую, душевную боль и дикую, непреодолимую тоску, насмешливую иронию и ядовитый сарказм, преклонение перед духовной чистотой и презрение к предателям, наушникам и, о ужас, грубым администраторам и просто подлым, циничным бездарям. И сомнение в мучительном выборе, что лучше – спасать посылаемых на верную смерть мальчишек, нарушая присягу и долг, или самому принять её во имя... во имя чего? Второе искупит первое? Ой ли? Рискнуть? Соединить воедино? И ещё более мучительное сомнение – а если бы кто-то остался в Городе, а у кого-то хватило мужества попрать собственную трусость, что тогда? Что тогда? Есть кого защищать, и некого казнить. Что делать? Нет, нет, дерзость, дерзость, нет ничего такого во взоре, и не скрывает ничего магическая линза, сухо, чопорно и строго лицо. Отведите взгляд. Склоните почтительно головы. Перед вами...

   Идеальный, безукоризненный пробор, тускло поблёскивающий в сумеречном полумраке монокль, пронзительный синеглаз – ошибиться невозможно, перед нами Второй принц Тьмы, Властелин Звёздного Неба Мишель ле Блан де Мерите.

   Что же касается его спутника, то... слов нет, прекрасны его вьющиеся волосы, и сам он красив красотой изящной и тонкой, и может показаться, что легкомыслие и беспечность близки и милы его сердцу. Но, опять же, на всякий случай, чтобы не ошибиться самым роковым образом, загляните ему в глаза. Вы помните мои слова? Вы помните о зеркале души? Так что же вы рискуете увидеть в них?