Текст книги "Хроники Эринии. Дракон стремится к морю (СИ)"

Автор книги: Альбертина Коршунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 37 страниц)

   – А из-за чего устраивают дуэли истинные служители муз? – полюбопытствовал Даймон.

   – Из-за жизненных принципов и только из-за них, – безапелляционно заявил ле Гранд, – как, например, я с этим Зверобоем – Кожаным Чулком – Зебулоном Стумпом.

   – Но ведь ваша дуэль не состоялась? – вскинул бровь четвёртый принц Тьмы.

   – Какая разница, главное, я послал вызов, – невозмутимо ответил Лионель.

   – С другой стороны, пройди она на ваших условиях, – задумчиво приложил палец к подбородку фон Инфернберг, – с шести шагов, из охотничьих ружей, заряженных картечью на кабана. В истории нашего народа это была бы, наверное, самая великая и трагическая глупость. Скажите, что такого вы имели против шампанского и писателя-секунданта?

   – Это превращает смертельный поединок в, мне нравится это любимое выражение ле Блана, как оно там, ага... жалкую пошлую оперетку, – объяснил первый принц Тьмы.

   – И в самом деле, когда стреляются из-за жизненных принципов, такое изрядно раздражает, – согласился ландграф, – напомните, что за принцип вы собирались отстаивать с оружием в руках?

   – Нельзя впускать в сердца людей лицемерие и бессовестное притворство, особенно если речь идёт о сердце молодой девушки, – жёстко произнёс ле Гранд.

   – Так и здесь была замешена женщина? – с весёлым удивлением спросил Даймон, – и правду говорят, все беды от них.

   – Это совершенно иной случай, – отрицательно покачал головой Лионель, – и его явно не поймёт этот кучерявый хлыщ. Как же всё-таки точно изобразил всю его нравственную пустоту Мишель. Взгляните ещё раз на его портрет.

   И перед принцами прямо из воздуха появилась небольшая картина, которая неподвижно повисла над полом кабинета.

   – Техника далека от совершенства, – критично заметил фон Инфернберг, пристально вглядываясь в лицо изображённого на холсте мужчины, – видите, одна бакенбарда короче другой.

   – Вы не на бакенбарды смотрите, а в глаза, – раздражённо ответил ле Гранд, – вот оно – истинное «зеркало души». Вот по чему судите о незаурядном таланте художника. Как искусно передал он всю нравственную ничтожность этого субъекта. Всмотритесь внимательней. Глазки наглые, так и, кажется, что он сейчас заявит с весёлым гоготом: «Здорово! А я, приятель, только что с ярмарки! Поздравь, продулся в пух!»

   – По-видимому, деятелей АССОЛИТА сей субъект раздражает не меньше, чем нас, – довольно ухмыльнулся четвёртый принц Тьмы, – похоже в этом деле, они не станут вставлять нам палки в колёса.

   – Да в Хёлльмунде уже ни для кого не секрет, что вся их ассоциация давно точит на него зуб, – пожал плечами Лионель, – так что их молчаливая, но горячая поддержка нам обеспечена. Хоть в этот раз не будут путаться под ногами.

   – От его исчезновения они только выигрывают,– сказал фон Инфернберг, – это ведь не помогать вам с Вольфгангом, – с улыбкой добавил он, – здесь есть явный резон.

   – Кстати, – с холодным интересом спросил ле Гранд, – а у вас какой резон в этой затее? Вы ведь никогда не гнались за поклонниками и почитателями?

   – Вы правы, – подтвердил Даймон, – мои творения для читателей – всё равно, что красная тряпка для быка. Просто мне всё равно – лысый или кучерявый. Мне и те и те не нравятся.

   – Странная, но забавная причина, – хмыкнул первый принц Тьмы.

   – Зачем вообще искать какой-либо мотив, если всё будет чрезвычайно интересно? – спросил ландграф Инфернберга.

   – Между прочим, о мотивах, – поднял палец ле Гранд, – а с какой стати Мортимер отправится за этим типом?

   – Она же наш персонаж, – с лёгким удавлением ответил Предвестник Хаоса и Вечного Небытия, – неужели мы не уговорим её оказать нам столь полезную услугу? Писатели мы, в конце концов, или нет?

   – Резонно, – согласился Лионель, – но у вас уже есть наработки? Импровизация в таком серьёзном деле – не самое лучшее средство.

   – Мы можем сказать ей, что он, – фон Инфернберг многозначительно помолчал, – заражён осколком лезвия зла.

   – Осколком лезвия зла? – задумчиво переспросил Лионель, – поверит ли она в эту легенду?

   – Если мы предварительно дадим Воиславе прочитать его рецензию на её повесть, полагаю, нам не придётся сильно утруждаться, – прищурил левый глаз Даймон.

   – С этого и надо было начинать! – ударил кулаком по ладони ле Гранд, – этот нюанс решительно меняет весь расклад. Но откуда у вас такая уверенность, что его отзыв сыграет нам на руку? Повесть, что вы имеете в виду, действительно неплоха.

   – Ну да, ну да, её главный минус – лишь личность автора, – улыбнулся ландграф, – поверьте мне, я знаю, о чём говорю. Я достаточно изучил подобных типов, чтобы заранее предсказать, что именно напишут они. Они легкомысленны, им всё достаётся без труда, они не ведают, в каких муках рождаются строки и страницы. И они любят позлословить и блеснуть тем, что считают остроумием. Повесть написана женщиной – для него это достаточно, чтобы дать волю языку. Откуда ему знать, что в мире Чёрной Луны убийство того, кто внушает антипатию – вещь естественная и вполне простительная, особенно для женщины венеды, существа, которое живет только чувствами и страстями.

   – Ну, наш персонаж в данном случае скорее счастливое исключение, чем досадное правило, – заметил первый принц Тьмы.

   – Нам же прекрасно известна её главная слабость, – улыбнулся фон Инфернберг.

   – Вы умеете убеждать, – после секундного раздумья сказал ле Гранд, – что же, теперь дело за малым – заставить этого типа написать отзыв на повесть нашей Немезиды. Но я уже знаю, как мы добьёмся этого. Я сам напишу рецензию на её «Блюз в весенней ночи». Отмечу благозвучие слога и изящность стиля, тонкую наблюдательность автора и её бескомпромиссную общественную позицию. Похвалю за живые образы персонажей, связный и логичный сюжет, оригинальную идею. Обязательно подчеркну религиозно-нравственное начало, которое без сомнения лежит в основе этой повести.

   – Религиозно-нравственное начало? – с весёлым удивлением переспросил фон Инфернберг.

   – Именно, – серьёзно ответил Лионель, – а в заключении напишу, что всем вышеперечисленным эта замечательная повесть выгодно отличается от словесных кренделей и коленец разных пустозвонов, которые только и способны забивать головы юным неопытным девицам россказнями о благородных разбойниках, проникающих в знатные дома под видом гувернёров-иностранцев.

   – Надо признать, это у вас отлично выходит, – усмехнулся Даймон.

   – Ещё бы, – ухмыльнулся первый принц Тьмы, – надеюсь, моя рецензия попадёт ему на глаза в самый кратчайший срок. Его нрав мне известен не хуже, чем вам.

   – Превосходно, – одобрительно поднял большой палец ландграф Инфернберга.

   – Когда этот языческий божок исчезнет, сердца наших людей станут свободными. И эти сердца они все без остатка отдадут мне, – с холодной и несокрушимой уверенностью произнёс первый принц Тьмы, – разве я этого не заслужил? Ведь именно я превратил их из племени, обитающего на задворках цивилизованного мира, чьи правители использовали его в своих кровавых распрях как грозное оружие, в избранный народ, превосходящий все остальные нации в самом главном – в нравственной чистоте и духовности. Я дал им эту силу, я вложил в их души эту веру. Не спорю, многие пытались сотворить нечто подобное, многие заигрывали с нашими людьми, но кто сейчас помнит их имена? А я, я – вечен.

   – В случае успеха о любом вашем сопернике будут говорить, что всё его творчество вместе с самим автором можно поместить в ваше главное произведение. Вы будете с Вольфгангом на равных.

   – Моя победа в схватке с ним унизит Джесса, – сурово проговорил ле Гранд, – но он сам сделал свой выбор.

   – Скажу лишь одно, – беззаботно ответил фон Инфернберг, – ваш поединок назовут битвой титанов. Убеждён, многие отдадут последнее, лишь бы насладиться им.

   – Мы сейчас делим шкуру неубитого медведя, – улыбнулся Лионель, – этим слишком многие занимались, чтобы присоединяться к их компании.

   – Верно, – усмехнулся ландграф, – ведь старая команда «Валруса» ещё способна напомнить о себе. Их дерзость говорит о том, что старые покровители не оставили своих протеже.

   – Даже после того, как эти авантюристы вошли в нашу постановку?

   – Вот именно. Скорее наоборот.

   – Выходит, не все условия договора ещё выполнены, – задумчиво произнёс первый принц Тьмы, – хотя меня, как автора, конечно, радует, что мой труд привлекает всё больше и больше зрителей. Лишь бы они не записались в соавторы.

   – Каждый волен ставить на того, кто ему по нраву, – вздохнул фон Инфернберг.

   – Трудности лишь закаляют характер и делают победу слаще, – подытожил Лионель, – как говорится «через тернии к звёздам». Пусть же полковник Мортимер начнёт своё путешествие из сердца Тьмы к свету.

   И в тиши уютного кабинета раздался негромкий торжествующий смех его хозяина.

   Посторонние на секретном объекте, которые не считают себя таковыми.

   Истинный воин знает, если бой завершился – забудь о нём. Принёс ли он победу или поражение, вызвал ли радость или досаду – уже ничего нельзя изменить. Не погружайся в прошлое, живи настоящим, только тогда ты встретишь будущее.

   Я не лгала Скитальцу. Я ведь и в самом деле не наивная сервская девушка, впервые попавшая в мир магии и колдовства. Я помню о моих обязанностях. Увы, женщине всегда достаётся самое трудное. Пришелец навсегда покинул меня, и мне одной предстоит расхлёбывать ту кашу, что мы заварили на пару с ним. Как это не по-джентльменски. Но так и быть, я безропотно взвалю этот тяжкий груз на мои хрупкие плечи.

   Прежде всего, я позаботилась о бесценном подарке Уильяма. Что-то мне подсказывало, что в одиночестве я пробуду очень недолго. И у меня совершенно не было охоты любезно отвечать на самый банальный вопрос на свете: « Который сейчас час»? Не люблю вводить людей в соблазн и тем более в тяжкий грех.

   Прыжок вверх, поворот вокруг оси, исчезновение ... золотые часы остались там же, где и боевой камуфляж – в моём личном уголке подпространства. Искусство паладинов смерти таит немало секретов. А я, вновь облачённая в тёмно-вишнёвый костюм, приготовилась к неизбежной встрече с непрошеными визитёрами. Они не заставили себя ждать.

   Мощный взрыв выбил стальную дверь секретной лаборатории. Я с нескрываемым интересом наблюдала, как через образовавшуюся брешь один за другим стремительно врываются внутрь витязи королевской дружины, вооружённые для ближнего боя. Я недовольно поморщилась. Эти мужланы никогда не отличались особым изяществом. Несчастной лаборатории и так крепко досталось от нас со Скитальцем, зачем же ещё увеличивать и без того огромный ущерб? Вот как бездарно расходуют деньги честных налогоплательщиков. На их месте я бы искренне возмутилась. Но таковы наши мужчины. Даже боевые маги из их числа полагаются исключительно на грубую силу. Комплексы.

   Надо же, в штурмовой отряд отобрали самых крепких и рослых ребят. Кое-кто сделал выводы из схватки Уильяма с группой де Тесси? Если магия бессильна, к Джессу её. У нас крепкие кулаки и железная хватка. Ну же, где ваш командир?

   Вслед за витязями в лабораторию неспешно вошли ещё двое. Да, при такой поддержке безудержная отвага могучих дружинников вполне объяснима. Главный ловчий и его фаворитка лично участвуют в опасной облаве. Что же, я ожидала встретить именно их.

   Высокая красивая женщина с тонкими чертами лица, чьи белоснежные волосы сзади едва прикрывают точеную шею – это полковник Леслава Кристин Брэкли – глава отдела тайных операций нашей дружины и старшая представительница рода виконтов Брэкли – одной из знатнейших фамилий фрайгеррата Кречетово. Виконтесса как обычно в своём любимом чёрном френче – он очень удачно подчёркивает стройность её спортивной фигуры. Что же, наряд Леславы приятно контрастирует с белым костюмом её спутника – высокого, широкоплечего мужчины, представлять которого, нет особой надобности. Фрайгерр самого могущественного из фрайгерратов Изумрудного королевства мира Чёрной Луны – Мирослав де Монтиньи фон Фалькенхорст – это имя знакомо каждому людичу-венеду. Странно так говорить, но у меня сложилось впечатление, что на охоту фрайгерр отправился прямо с прогулки по знаменитым пляжам нашей столицы – в лёгком белом костюме, без галстука, небрежно расстёгнутой на две пуговицы рубашке и, что само удивительное, в изящных солнцезащитных очках, полностью скрывавших его взор. Вот эти самые очки, которые де Монтиньи так и не удосужился снять, поразили меня больше всего. Впрочем, у каждого свои причуды. Голая же правда заключалась совсем в ином – передо мной стояли два сильнейших боевых мага фрайгеррата Кречетово, один из которых был самым влиятельным человеком в королевстве. Излишне напоминать, что именно с ним у меня совершенно не сложились личные отношения. Я хорошо разбираюсь в людях?

   – Осмотрите здесь всё, – не обращая на меня никакого внимания, приказал фрайгерр.

   – Милорд, – один из витязей осторожно склонился над телом Скитальца, в то время как другие поспешно рассыпались по всему залу, – он мёртв.

   – Обыщите его, – по крайней мере, голосом де Монтиньи никак не выразил ни досады, ни сожаления, – что там?

   – Деньги на месте, – радостно доложил дружинник, вынимая из портмоне Скитальца несколько золотых и платиновых кредитных карт. Интересно, где это в Восьмикружье Уильям расплачивался ими?

   – К Джессу деньги, – а вот сейчас фрайгерру не удалось скрыть своего нетерпения, – я говорю о бумагах Фойерштайна! Где часы?

   – Бумаг не видать, – виновато развёл руками новоиспечённый мародёр. Разумеется, этот случай абсолютно не красит наши вооружённые силы. Совершенно непростительно, – И часов тоже.

   – А они должны быть, – задумчиво, как бы про себя пробормотал де Монтиньи, – он с ними никогда не расставался.

   – Я думаю, их кто-то стрельнул, – громко произнесла я, решительно вступая в разговор. Пора брать инициативу в свои руки.

   – В кое-какие веки наши мнения совпадают, полковник Мортимер, – после некоторого молчания ответил фрайгер, внимательно воззрившись на меня сквозь непроницаемые стёкла очков, – бегали бы по Эмеральд-сити трамваи, я бы в них кое с кем точно не сел.

   – Видать дорогие были часы, если воровка не польстилась на бумажник, – также обратила на меня взор Леслава Брэкли.

   – Наверное, золотые, фирменные, – предположила я, честно смотря ей в глаза. Согласитесь, в данном случае моя совесть была абсолютно чиста, – такие стоят целое состояние.

   – Как он погиб? – перевёл взгляд на труп Пришельца де Монтиньи.

   – Он умер, – охотно объяснила я, – от чрезмерного употребления крепких спиртных напитков. Алкоголь крайне вреден для сердечно – сосудистой системы. Видите, вон его фляга, – указала я на серебряную флягу Уильяма, которая всё еще валялась на полу.

   Фрайгерр коротко кивнул витязю, что стоял ближе всех к ней. Тот с некоторой опаской поднял её и направился к командиру.

   – Что, бедняга так переволновался от всего этого, – с улыбкой показала на изрешечённые стены и пол Леслава, – что решил хлебнуть глоток – другой, чтобы успокоить нервы, только, к сожалению, сил не рассчитал?

   – Занятная у вас логика, полковник, – с интересом посмотрела я на виконтессу.

   – Уж, какая есть, – всё ещё улыбаясь, пожала она плечами.

   – Не лезь, курортник, пьяным в море, твою семью постигнет горе, – взяв у витязя флягу, де Монтиньи неторопливо отвинтил крышку и поднёс флягу к носу. С наслаждением втянув ноздрями запах «настоящего ямайского», фрайгерр произнёс ещё одну фразу, истинный смысл которой остался для меня тогда тайной.

   – Гикнулся Безенчук, – чуть ли не шёпотом прошелестел де Монтиньи.

   После этих загадочных слов в лаборатории на несколько мгновений воцарилась полная тишина. Видимо всем, кто находился в ней, в эти секунды в той или иной мере открылся великий смысл всего сущего на этой грешной земле, а возможно, и главный секрет самого мироздания. Впрочем, тот, чьи слова заставили нас предаться возвышенным раздумьям, первым нарушил молчание.

   – Полковник, – вежливо обратился ко мне де Монтиньи, – вы пойдёте с нами. В моей резиденции нас ожидает весьма содержательная беседа.

   – Нет, – просто ответила я.

   – Нет? – с сожалением уточнил фрайгерр.

   – Именно, – подтвердила я, – вас огорчил мой ответ?

   – Если честно, то да, – вздохнул фон Фалькенхорст.

   – На всех не угодишь, – невозмутимо пожала я плечами.

   Как вы понимаете, наш разговор может завершиться лишь одним – жестокой и безобразной дракой, в которой её участники будут безжалостно избивать друг друга, вероятно даже ногами. Нарываюсь ли я на неё? Да. При всём своём могуществе де Монтиньи не в праве арестовать меня. Я – офицер королевских вооружённых сил, при исполнении, да ещё на секретном объекте, за безопасность которого отвечаю. Здесь у меня больше полномочий, чем у отряда фрайгерра. Конечно, де Монтиньи под силу придать законность своему самоуправству, так сказать, задним числом, но это не отменяет одного условия, которое он обязан учесть – я буду стрелять. А он прекрасно видит, на что я способна. С другой стороны, ожидать, что фрайгерр, после того, как из-за меня все его планы пошли прахом, вот так возьмёт и отступит – глупо. Скорее всего, его временное бездействие объяснялось размышлениями, удастся ли на Пришельца повесить ещё один труп. Но в данном случае время работало на меня.

   Наконец, де Монтиньи шагнул в мою сторону и осторожно взялся за дужку очков. Займётся мной лично? Это по – мужски.

   – Что здесь происходит? – раздался за его спиной уверенный женский голос.

   Фрайгерр опоздал. Или, наоборот, рассчитал всё до последней секунды, чтобы сохранить лицо. На полуразрушенной сцене появились новые участники драмы. Подкрепление прибыло.

   Я и не сомневалась, что Ратмира лично возглавит ударный отряд дружины. Сама воевода, её любимица Светомила фон Валленроде, Ратка с дюжиной своих девчонок – сила более чем внушительная, чтобы заставить отступить всемогущего властителя Кречетово.

   – Покровитель, – тихо произнесла воевода, окидывая взглядом разрушенную лабораторию, – Брэкли, что здесь произошло?

   – Последствия отвратительного дебоша, что учинил один пьянчуга, – насмешливо посмотрела воеводе прямо в глаза Леслава. Какая дерзость! Как она смеет так обращаться к старшему по званию! Совершенно непростительно, – по крайней мере, мне так объяснили.

   – Так вы тоже опоздали? – невозмутимо парировала Ратмира, – ну-ну. И где же хулиган?

   – Валяется на полу, – указала на тело Скитальца Брэкли, – не бойтесь, он, похоже, уже никому не причинит вреда.

   – И ничего не расскажет, – с лёгкой грустью добавил де Монтиньи.

   – Я подойду поближе? – не столько спросила, сколько объявила о своём намерении Ратмира.

   – Я провожу вас, – решительно заявил фрайгерр, – поверьте на слово, лицезреть мёртвого вблизи – нелёгкое испытание для женщины. Вам понадобится мужская поддержка.

   – Вы сама любезность, фрайгерр,– благодарно посмотрела на де Монтиньи воевода, – многим мужчинам стоит поучиться у вас рыцарскому обращению с дамой.

   Где-то с минуту Ратмира и де Монтиньи молча смотрели на бездыханное тело Скитальца. Лица обоих командиров оставались совершенно бесстрастными.

   – Сердце не выдержало? – не то спросила, не то предположила воевода.

   – Алкоголь всему виной, – откликнулся фон Фалькенхорст, – эта зараза губит людей в самом расцвете лет.

   – Бедняге ещё бы жить да жить, – вздохнула воевода.

   – На его месте мог оказаться любой из нас, – тихо и задумчиво произнёс её спутник.

   – Окажитесь, когда напьётесь, – успокоила его Ратмира.

   – Ну, рюмка-другая по праздникам, – начал было де Монтиньи.

   – Все так говорят, – устало махнула рукой воевода, – думаете, эта трагедия хоть кого-то заставит взяться за ум? Бесполезно.

   – Здесь отовсюду исходит магия смерти, – негромко произнесла Светомила фон Валленроде, насторожено осматриваясь по сторонам, – как будто сам воздух пропитан ею. Чувствуешь её дыхание? – обратилась она к стоящей рядом с ней Ратке.

   – Я многое повидала за годы службы, но с таким сталкиваюсь впервые, – ошеломлённо ответила Ратка, – если тут сражались паладины смерти – каков же уровень их мастерства?

   – Полагаете это убийство? – с тревогой повернулся в их сторону де Монтиньи, – думаете, тут приложил руку боевой некромант?

   – А разве это... – с недоумением начала фон Валленроде и тут же замолкла, почувствовав, как Ратка сердито дёрнула её за рукав.

   – Избегайте таких неосторожных выражений, милорд, – назидательно проговорила Ратка (старшая дочь берегини фрайгеррата Коршуново может многое себе позволить) – я и слышать не хочу, что в нашем королевстве, среди подданных Её Величества попадаются столь мерзкие типы. Выражайтесь точнее и скажите, что в этой схватке опасному пришельцу противостоял эксперт в области боевой некромантии, использующий свои знания исключительно для борьбы с теми, кто вступил на преступный путь властелинов смерти. Согласитесь, без помощи таких специалистов, борьба с паладинами смерти оказалась бы намного тяжелей.

   – И эти почтенные мастера, разумеется, не обучают запретным искусствам, а лишь проводят консультации и делятся опытом, – понимающе кивнул фрайгерр.

   – Воистину так, – подтвердила его слова воевода.

   – В таком случае нам пора закругляться, – ответил де Монтиньи, – здесь, – он ещё раз указал на изуродованные стены и пол, – нужны специалисты совсем иного профиля. Кстати, – доверительно обратился он к Ратмире, – скажите, я не забыл вам передать, что этот алкаш нужен Её Величеству живым? А то неудобно может получиться.

   – Что-то такое я говорила Горяне и её бойцам, – успокоила фрайгерра воевода.

   – Тогда забираем нашего незваного гостя и во дворец, – распорядился фон Фалькенхорст, – между прочим, а что это за параллелепипед? – как бы небрежно кивнул в сторону плиты Гадеса де Монтиньи, – деталь интерьера? Я смотрю, он единственный, кто не пострадал в этой кутерьме. Ни одной царапины.

   – Этот параллелепипед, – холодно осадила я фрайгерра, – кого надо параллелепипед.

   – Я очень надеюсь на это, – усмехнулся фон Фалькенхорст, – вы понимаете, полковник, что во дворце вас ожидает очень увлекательный разговор, от которого вы так настойчиво пытались отказаться.

   – В тот раз речь шла о вашей резиденции, – напомнила я де Монтиньи.

   – И чем она не подходит вам? – почти искренне удивился фрайгерр, – впрочем, вас женщин трудно понять. В любом случае, готовьтесь. Некоторые вопросы могут оказаться весьма неприятными.

   – Тут вы не правы, – иронично улыбнулась я, – вопросы неприятными не бывают. А вот ответы на них – да.

   Завтрак на четыре персоны и разговор за ним.

   Обитатели Радужного Дворца редко собирались вместе. На то, как вы уже убедились, было множество веских причин. Но сегодняшнее утро (весьма условное, в Хёлльмунде всегда царил гнетущий полумрак) стало тем самым исключением, которое лишь подтверждает правило.

   Как это ни парадоксально, но причиной всему послужила всё та же взаимная неприязнь, которая в последнее время разделила принцев на две непримиримые партии. Так же как их привычка обсуждать важные дела с партнёром за утренней трапезой. А если добавить, что завтракали принцы не у себя в покоях, а в общем зале Радужного Дворца, за одним и тем же огромным, квадратным столом, вытесанным из добротного дуба, и зал этот имел не один, а два входа, то. Конечно же, во всём виноват дворецкий, вернее, вся прислуга, допустившая досадную накладку. Ибо в это утро и Лионель ле Гранд с Даймоном фон Инфернбергом, и Мишель ле Блан де Мерите с Майклом Александром Редвортом одновременно вошли в зал, соответственно через западные и восточные двери. Разумеется, никто из них не захотел уступить.

   Завтрак проходил в глубоком молчании. Дух недавней стычки у красивейшего особняка ещё витал в воздухе, а потому одни этим молчанием выражали суровое порицание и осуждение хулиганской выходке венценосных особ, а другие, тем же самым безмолвием, ясно давали понять, что ничего постыдного, и тем более ужасного в ней в упор не видят.

   Как известно, ничто не длится вечно. И Лионель ле Гранд ещё раз подтвердил, что он выше любых условностей.

   – Знаете, – обратился он к сидевшему напротив него ландграфу Инфернберга, – мне отчего-то вспомнилась одна презанятная история, которая приключилась со мной, когда я, по просьбе моего приятеля – редактора, замещал его в одном солидном литературном журнале. Полагаю, вам она покажется весьма любопытной.

   – Я обожаю истории, которые случаются с теми, кто замещает редакторов всевозможных журналов, – сразу же оживился четвёртый принц Тьмы, – они всегда интересны, забавны и полны неподдельного остроумия. С удовольствием послушаю вас.

   – Что, будете рассказывать, как у вас митрополит возложил на голову Его Императорского Величества сначала ворону, а затем корову, – ехидно усмехнулся Редворт.

   – Я редактировал уважаемый литературный журнал, а не дешёвую провинциальную газетёнку, – презрительно процедил Лионель, – к тому же я не интересуюсь политическими сплетнями.

   – Уважаемые читатели, в одну из статей нашего прошлого номера вкралась досадная ошибка. Его Императорское Величество не посылало господ офицеров на Украину формировать офицерские части, потому что уже три месяца как мертво, – сострил фон Инфернберг.

   – Я попросил бы вас... воздержаться, – помрачнел Мишель ле Блан.

   – Да как вам будет угодно, – беззаботно пожал плечами Даймон, – так я слушаю вас, – обратился он к ле Гранду.

   – Изволите ли видеть, – начал первый принц Тьмы, – приходит в один из дней к нам в редакцию некий молодой человек, совсем ещё юноша и приносит свой рассказ. Рассказ нам всем понравился: интересный, дельный сюжет, живые персонажи, сочный, красивый язык, в общем, решаем мы его напечатать. Отправляем рукопись в типографию, выплачиваем автору гонорар, к слову, совсем не маленький. И вот представьте, журнал с рассказом издан, о нём сразу же начинают говорить в литературных кругах, юноша становится известен и знаменит. А спустя какое-то время выясняется, – весело хлопнул по столу Лионель.

   – Что выясняется? – с видимым интересом спросил фон Инфернберг.

   – Что это не его рассказ, – хитро подмигнул Даймону первый принц Тьмы.

   – То есть как не его? – не понял Предвестник Вечного Хаоса и Небытия.

   – А вот так, не его. Он его украл! – радостно воскликнул ле Гранд,– вообразите, в каком положении, по его милости, очутились все мы. Деньги выплачены, рукопись напечатана, ничего уже не изменить среди писателей начинают ходить слухи, что мы поддерживаем и поощряем воровство, репутации журнала нанесён непоправимый ущерб. Моего приятеля, он только что вернулся из Баден-Бадена, хватает удар, и он две недели не встаёт с постели. Каково, а?

   В этот миг рассказ Лионеля был самым грубым образом прерван громким и протяжным звоном серебряного ножа, который Редворт в сердцах бросил на стол.

   – Я так и знал, – сердито произнёс третий принц Тьмы, – нет, ну это уже ни в какие ворота. Сколько можно одно и то же.

   – Да я эту историю впервые рассказываю, – с совершенно искренним изумлением развёл руками Лионель.

   – Ну конечно же, – саркастически передразнил его Майкл,– к тому же,– с довольным прищуром посмотрел он на ле Гранда, – вы всё это выдумали, вот так!

   – С чего вы взяли? – улыбаясь, спросил его Лионель.

   – Потому что, если бы это было правдой, об этом обязательно написали, – торжественно объявил третий принц Тьмы.

   – Так бы и написали? – с иронией переспросил де Гранд.

   – Именно, – убеждённо ответил Майкл.

   – Контора пишет, – весело подмигнул ле Гранд ландграфу Инфернберга, – да, вот она, мирская слава, – покачал он головой.

   – Кстати, я вижу, вы опять получили письмо, – указал кивком на нагрудный карман Редворта, откуда, небрежно торчал уголок сложенного бумажного листа, фон Инфернберг, – то же самое?

   – Да, но вам что с того? – надменно вскинул бровь Майкл.

   – Не задевает? – дружелюбно оскалился Даймон.

   – Нисколько, – вскинул голову третий принц Тьмы, – раздражает, как всякая глупость, но и только. В конце концов, что взять с недалёкой женщины.

   – В самом деле? – похоже, фон Инфернберг не поверил в искренность собеседника.

   – Да, представьте себе, – сердито насупился тот, – разве можно обижаться на подобный бред? И чтобы доказать вам моё безразличие к этим дурацким строкам, я прямо сейчас озвучу их вслух, – торжественно оповестил Редворт всех сидевших за столом.

   С этими словами он достал из нагрудного кармана небрежно сложенные, скорее даже скомканные листы бумаги и, развернув их, начал читать.

   – В правление, в правление, в правление, в редакцию газеты, в редакцию газеты, в редакцию газеты, в редакцию газеты, в редакцию, – быстро, чуть ли не про себя протараторил Майкл, – ага... Майклу Редворту, автору... – здесь третий принц Тьмы остановился и торжествующе посмотрел на Лионеля, впрочем, на последнего это не произвело никакого эффекта, – ладно, – прошипел Майкл, – где я остановился? Вот...

   Выступая на ХХIII съезде партии, Вы, поднялись на трибуну не как частное лицо, а как «представитель нашей литературы».

Тем самым Вы дали право каждому литератору, в том числе и мне, произнести свое суждение о тех мыслях, которые были высказаны Вами будто бы от нашего общего имени.

Речь Вашу на съезде воистину можно назвать исторической.

За все многовековое существование нашей культуры я не могу припомнить другого писателя, который, подобно Вам, публично выразил бы сожаление не о том, что вынесенный судьями приговор слишком суров, а о том, что он слишком мягок.

Но огорчил Вас не один лишь приговор: Вам пришлась не по душе самая судебная процедура, которой были подвергнуты писатели , – нашла кого назвать писателями, – саркастически усмехнулся Майкл, – Вы нашли ее слишком педантичной, слишком строго законной. Вам хотелось бы, чтобы судьи судили наших граждан, не стесняя себя кодексом, чтобы руководствовались они не законами, а «революционным правосознанием».

Этот призыв ошеломил меня, и я имею основание думать, не одну меня. Миллионами невинных жизней заплатил наш народ за попрание закона. Настойчивые попытки возвратиться к законности, к точному соблюдению духа и буквы нашего законодательства, успешность этих попыток – самое драгоценное завоевание нашей страны, сделанное ею за последнее десятилетие. И именно это завоевание Вы хотите у народа отнять? Правда, в своей речи на съезде Вы поставили перед судьями в качестве образца не то, сравнительно недавнее время, когда происходили массовые нарушения советских законов, а то, более далекое, когда и самый закон, самый кодекс еще не родился: «памятные двадцатые годы». Первый наш кодекс был введен в действие в 1922 году. Годы 1917-1922 памятны нам героизмом, величием, но законностью они не отличались, да и не могли отличаться: старый строй был разрушен, новый еще не окреп. Обычай, принятый тогда: судить на основе «правосознания» – был уместен и естественен в пору гражданской войны, на другой день после революции, но он ничем не может быть оправдан накануне 50-летия нашей власти. Кому и для чего это нужно – возвращаться к «правосознанию», т. е., по сути дела, к инстинкту, когда выработан закон?